de omnibus dubitandum 1. 129

    ЧАСТЬ ПЕРВАЯ (1572-1574)

    Глава 1.129. ПЫТАТЬСЯ ПРИБЛИЗИТЬСЯ К ИСТОРИЧЕСКИМ РЕАЛИЯМ, ЛИБО ОТКАЗАТЬСЯ…

    Судя по Архангелогородскому летописцу, Улуг-Мухаммед «против города (Белева. — Комментарий Р.А. Беспалова) сел в острозе». По Софийской II летописи, хан «постави себе город на реце на Белеве, от хврастиа себе исплет, и снегом посыпа и водою поли, и смерзеся крепко, и хоте ту зимовати» {ПСРЛ. — Л., 1982. — Т. 37. — С.87; ПСРЛ. — М., 2001. — Т. 6. Вып. 2. — Стб. 69–70}.

    Таким образом, он не занял город Белев, а построил крепость отдельно, на другой стороне речки Белевы {Беспалов Р.А. Новосильско-Одоевское княжество и Орда в контексте международных отношений в Восточной Европе XI; — начала X;I веков // Средневековая Русь. — М., 2014. — Вып. 11. — С. 294}.

    Вероятно, в намерение Улуг-Мухаммеда входил сбор сил для дальнейшей борьбы за сарайский престол. При этом именно из рук Улуг-Мухаммеда великий князь московский Василий II получил ярлык [Документы Печатного приказа (1613–1615 гг.) / Сост. С.Б. Веселовский. — М.: Наука, 1994. — 479 с.] на правление в Москве (в 1432 г.). Поэтому вероятным представляется, что как максимум изгнанный Чингисид вправе был рассчитывать на гостеприимство и союзничество, а как минимум — на нейтралитет Василия II как сюзерена территорий, на которых находилась построенная им ледяная крепость.

    Однако Василий, видимо, решил показать преданность новому сарайскому хану Кучук-Мухаммеду и попытался восстать против своего прежнего сюзерена. Василий отказал Улуг-Мухаммеду в поддержке и направил в Белев крупное войско во главе с сыновьями своего дяди Юрия Дмитриевича — Дмитрием Шемякой и Дмитрием Красным. В поход были посланы также и московские полки {Разрядная книга 1475–1605 гг. — М., 1977. — T. 1. — 4.1. — С. 17}.

    Московское войско, судя по данным летописцев, намного превосходило татарское по численности {Подробнее о Белевской битве см.: Беспалов Р.А. Новосильско-Одоевское княжество и Орда в контексте международных отношений в Восточной Европе XIV — начала XVI веков // Средневековая Русь. — М., 2014. — Вып. 11. — С. 293–298; Бахтин А.Г. Образование Казанского и Касимовского ханств. — Йошкар-Ола, 2008. — С. 104–109}[Документы по истории Волго-Уральского региона ХVІ-ХІХ веков из древлехранилищ Турции: Сборник документов / Сост. И.А. Мустакимов; науч. ред. Д.А. Мустафина; под общ. ред. Д.И. Ибрагимова. — Казань: Гасыр, 2008. — 464 с.].

    Нижеследующая реконструкция, пишет Рахимзянов Булат Раимович,  профессиональный историк, кандидат исторических наук в своей книге “Москва и татарский мир”, основана на московских летописных текстах, пристрастность и вольность изложения которых (благодаря усилиям романовских фейкометов и слепо поддерживающих их, наших заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков – Л.С.) не раз становились предметом внимания исследователей. Однако других источников, позволяющих воссоздать данные события, нет. Поэтому мы либо пытаемся приблизиться к историческим реалиям, либо отказываемся от попыток реконструкции вообще.

    По словам «Казанского летописца», татары «болши надеяся на бога, и на правду свою и храбрость, и на злое умение свое ратное» {Казанская история. — М.; Л., 1954. — С. 52. ПСРЛ. — М., 2000. — Т. 19. — С. 218}[Дополнения к Актам историческим. — СПб, 1862. — Т. 8; СПб, 1865. — Т. 9]. С одной стороны на отряды Улуг-Мухаммеда наступали московские силы, с другой была холодная, продуваемая ветрами, голодная степь, принадлежащая ханам Кучук-Мухаммеду и Сеид-Ахмеду бин Керим-Берди.

    4 декабря 1437 г. московские войска подступили к крепости татар. Первое столкновение закончилось успехом руских:

    …побита татар много, зятя царева убиша, и князей много и татар, и в город вгониша их {ПСРЛ. — М.; Л„1949. — Т. 25. — С. 260}. Однако дальше их атака не была поддержана. Победа была упущена.

    Наутро 5 декабря из крепости выдвинулись татарские отряды и начался бой. Московское войско бежало с поля сражения. Татары «побиша руси много».

    Архангелогородский летописец писал:

    И убиша руси добре много, а тотарове все целы {ПСРЛ. — Л., 1982. — Т. 37. — С. 87}.

    Потери руских были значительны, согласно данным летописцев. Оставшись в безвыходном положении, татарские воины вынуждены были сражаться не просто за свою жизнь, но и за свои семьи, находящиеся в ледяном городе. Отчаяние придавало им дополнительные силы.

    Современники долго помнили «Белевщину»; московская сторона воспринимала эту катастрофу как наказание высших сил:

    И превозношениа ради нашего и за множество сгрешений наших попусти Господь неверным одолети много въинство православных христиан, яко неправедне бо ходящим нашим и свое христианство преже губящим, и худое малое оное безбожных въинство бесчисленое християн воинство съодоле и изби… {ПСРЛ. — СПб, 1859. — Т. 8. — С. 107; М., 1965. — Т. 12. — С. 25}

    Конечно, пишет Рахимзянов Булат Раимович,  профессиональный историк, кандидат исторических наук, мы, не должны читать эти повествовательные пассажи как документальные источники. Однако, полагаю, мы все же можем извлечь из этих текстов тот факт, что хан пришел в окрестности Белева в поисках убежища, однако мирно отсидеться там ему не удалось.

    Э. Кинан в своем анализе данных событий обратил внимание на то, что князья, возглавлявшие посланные войска, были сыновьями Юрия Дмитриевича (которого как раз не поддержал Улуг-Мухаммед при выдаче ярлыка в 1432 г.), главными врагами Василия II. Поэтому, предполагает Кинан, очень вероятно то, что Дмитриевичи двинулись к Белеву как раз с целью отсечь военную помощь со стороны Улуг-Мухаммеда Василию (концепция изначальной «дружбы» между Василием и ханом {Keenan Е. Muscovy and Kazan, 1445–1552: a study in steppe politics / Ph. D. dissertation by Edward Louis Keenan, Jr. — Harvard, 1965. — L. 129–133}), соответственно, без санкции Василия II, а напротив, выступили против него самого.

    Был ли поход их собственной инициативой либо все же приказом Василия, мы сейчас прояснить не сможем, доверять летописям (особенно позднейшим) (написанным благодаря усилиям романовских фейкометов и, слепо поддерживающих их наших заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков – Л.С.)  в этом вопросе не стоит.

    Я думаю, пишет Рахимзянов Булат Раимович,  профессиональный историк, кандидат исторических наук, он все же был санкционирован Василием. Иначе нелогичным выглядит дальнейшее выступление московских войск против сыновей Улуг-Мухаммеда в июле 1445 г., когда войска возглавлял уже сам Василий II. При этом сыновья хана действовали от его имени и по его приказу. Вряд ли и Улуг-Мухаммед намеревался оказывать в данной ситуации кому-то помощь, его собственное положение было крайне шатким. Скорее он просто намеревался переждать в округе Белева время для дальнейшей борьбы за Сарай. Но, видимо, он все же (благодаря усилиям романовских фейкометов и слепо поддерживающих их наших заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков – Л.С.) рассчитывал на память Василия относительно того, кому последний был обязан ярлыком.

    Однако он (Улуг-Мухаммед. — Л.С.) не учел некоторых особенностей характера великого князя московского. Эту особенность подметил один из современников, позже написавший своеобразную эпитафию на смерть великого князя Василия Васильевича: «Июда душегубець рок твой пришед» {Костюхина Л.M. Записи XIII–XVIII вв. на рукописях Воскресенского монастыря // Археографический ежегодник за 1960 год. — М., 1962. — С. 276}. Возможно, в то время молодой князь еще не постиг всех премудростей «иудо-душегубства», но уже направил стопы свои на эту дорожку {Селиверстов Д.А. Белевская битва 1437 года (1) // Золотоордынская цивилизация. Сборник статей. — Казань, 2012. — Вып. 5. — С. 310}.

    По ряду причин (о которых мы, продолжает Рахимзянов Булат Раимович,  профессиональный историк, кандидат исторических наук, можем только догадываться) Василий решил не поддерживать своего прежнего сюзерена, о чем, видимо, вскоре пожалел.

    Крейг Кеннеди в своей диссертации предполагает, что уже в течение последующих нескольких лет после Белевской битвы между Василием II и Улуг-Мухаммедом мог возникнуть новый вид соглашения, в соответствии с которым джучидское окружение последнего обосновалось на землях Московского княжества для длительного пребывания {Kennedy С. The Juchids of Muscovy: a study of personal ties between emigre Tatar dynasts and the Muscovite grand princes in the fifteenth and sixteenth centuries / Ph. D. dissertation by Craig Gayen Kennedy. — Harvard, 1994. — L. 33–35}.

    Действительно, источники (изрядно поправленные усилиями романовских фейкометов и слепо поддерживающих их наших заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков – Л.С.)  не содержат точной информации о передвижениях Улуг-Мухаммеда в последующие годы, так же как и о его местопребывании, хотя есть предположение, что он находился в районе южной периферии будущего Московского государства {Вельяминов-Зернов В.В. Исследование о касимовских царях и царевичах. — СПб, 1863. — Ч. 1. — С. 13 и далее.}.

    Однако, есть свидетельство, позволяющее предположить, что эти соглашения между Улуг-Мухаммедом и Василием могли работать к концу 1444 г. (соответственно, могли быть заключены после поражения в 1437 г.). Это летописное известие о наступлении, предпринятом Василием против нескольких городов Великого княжества Литовского зимой 1444/45 гг.:

    Тоя же зимы князь великий Василей Васильевичь послал дву царевичев на Литовскиа грады ратию, на Вязму, на Брянеск и на иныа грады, безвестно {ПСРЛ. — М., 1965. — Т. 12. — С.63}.

    Кто именно имелся в виду под этими султанами, точно сказать нельзя. Имен летопись (изрядно отредактированная благодаря усилиям романовских фейкометов и слепо поддерживающих их наших заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков – Л.С.) не указывает, и вообще это первое летописное упоминание после 1408 г. о каких-либо царевичах, бывших при великом князе.

    Под 1445 г. имеется упоминание об одном султане, бывшем на стороне московских сил, о Бердедате бин Худайдате {Иоасафовская летопись. — М., 1957.— С. 32}. Его отец претендовал на ордынский престол в 1420-е гг.{ ПСРЛ. — СПб,1859. — Т. 8. — С. 92; Горский А.А. Москва… С. 148}

    Далее царевичи вновь упоминаются летописцами в следующую зиму. В феврале 1446 г. Василий был пленен своими политическими противниками. Это вынудило его сторонников бежать на запад по направлению к литовской границе. Теперь летописцы говорят уже не о двух, а о трех царевичах, причем они уже названы поименно:

    А Феодор Васильевич Басенок убеже и с приставом из желез, и пристали к нему многи люди от двора великого князя, и поиде к Литве. А князь Василей Ярославич, шурин великого князя, слышав то, еже учинися зло над великим князем, и поиде в Литву же, и со княгинею и з детми, и со всеми людми; а царевичи три, Кайсым да Ягуп Махметовичи да Бердодат Кудудатович, служыли великому князю, и те ступили на Литовские же порубежья {ПСРЛ. — СПб, 1910. — Т. 23. — С. 152–153}.

    Из этого можно заключить, что второй султан, посланный против Литвы зимой 1444/45 гг., возможно, был одним из этих двух сыновей Улуг-Мухаммеда (а возможно, что они оба были сыновьями хана, а Бердедат здесь не имелся в виду; или, напротив, ни один из упомянутых под 1444 г. царевичей не относился к орде Улуг-Мухаммеда).

    Исходя из того, что Бердедат, являвшийся племянником Улуг-Мухаммеда, и один из сыновей хана к зиме 1444/45 г., возможно, принимали участие в военных кампаниях под предводительством Василия, можно говорить о том, что великий князь и хан, вероятно, достигли какого-то соглашения уже после Белевской битвы 1437 г., полагает Кеннеди.

    Мне, пишет Рахимзянов Булат Раимович,  профессиональный историк, кандидат исторических наук, трудно согласиться с американским коллегой. Его версия имеет право на существование, однако есть и серьезные возражения против.

    Наиболее важные следующие. При условии существования такого соглашения труднообъяснимы, по крайней мере, два комплекса событий.

    Первый — факты военных столкновений: поход Улуг-Мухаммеда 1439 г. на Москву, военные действия у Нижнего Новгорода и Мурома в 1444 г., выступление Василия II против сыновей хана в июле 1445 г. Если Улуг-Мухаммед и Василий II составили какое-то соглашение уже после Белевской битвы и согласно этому соглашению сын хана Касим уже после 1437 г. находился на подвластных Москве территориях, то к чему тогда новый конфликт 7 июля 1445 г., Суздальская битва?

    Второй — наличие султана Мустафы, упоминаемого летописями под 1443 г. Я, продолжает Рахимзянов Булат Раимович,  профессиональный историк, кандидат исторических наук,  полагаю, что московский князь не был «впечатлен» поражением и надеялся отделаться от хана в ближайшем будущем.