Дед Советский

Когда встал вопрос о месте для штаба, Шахбирзян настоял, чтобы он располагался под крыльцом его дома. Я же предлагал устроить его на нашем чердаке. Чердак у нас был отличный: с окошком, выходящим на улицу, удобной лестницей и крепкой дверью, которая закрывалась изнутри. Мы могли бы выдержать там любую неприятельскую осаду хоть до самого обеда. Однако Шахбирзян, который побаивался высоты, отказался от этой идеи. В итоге он предложил компромисс: штаб под крыльцом его дома, рядом с собачьей будкой будет секретным, а чердак станет нашим запасным штабом. Так у нас, двух шестилетних индейцев, появилось сразу два штаба – секретный и запасной.

В нашем посёлке, на нашей улице, жили дед Володя с бабой Катей. Прозвище у него было дед Советский. Мы же его называли Шпион Номер Один, за то что он ходил в шляпе и галстуке. У него был удивительный кинжал, он его никогда не вынимал из ножен полностью, когда показывал. Лишь слегка вытягивал из черных железных ножен и обнажал лезвие, чтобы показать его нам. Лезвие было обоюдоострым, только желто-белую рукоятку он разрешал нам осторожно потрогать пальчиком.

Шахбирзян, как настоящий проныра, однажды заметил, что кинжал лежит на скамейке во дворе деда Советского, совсем бесхозный, и рядом никого не было. Он тут же загорелся идеей завладеть этим драгоценным артефактом. Я отговаривал его, предчувствуя, что дело закончится плохо, как в тот раз, когда мы доили козу Марьям-апайки. Но если уж в голову маленького пройдохи засела мысль, как его остановишь?

Предводитель лысых ирокезов незаметно пробрался во двор, схватил кинжал – и вот сокровище уже в его руках. Но тут калитка от ветра предательски хлопнула. Шахбирзян понял, что нас застукали, и мы бросились бежать. Я стоял на улице и в начале забега имел приличный гандикап, но Шахбирзян в два прыжка ликвидировал отставание и вырвался вперёд.

Баба Катя, выйдя из дома, сразу заметила пропажу. Она выглянула на улицу и увидела, как у двух мелких чингачгуков сверкают босые пятки. Побежала за нами.

Мы мчались во всю прыть, без оглядки. Я, видя впереди загорелую спину своего дружка, лихорадочно соображал: куда бежать? В этот критический момент Шахбирзян взял командование на себя. Бросить сокровище он уже не мог –  по его мнению, всё, что попадало в руки, по древнеиндейскому обычаю становилось его собственностью навсегда. Ловко заметая следы, он пробежал мимо секретного штаба прямо к запасному. Забежав во двор, незаметно забросил кинжал под веранду.

Опередив меня на несколько корпусов, он кинулся к лестнице, а я, всё топтался внизу, пытаясь сообразить, куда бы исчезнуть на пару минут. Увидел, что он уже сидит на чердаке за плотно закрытой дверью. Мне же пришлось нырнуть в картофельную ботву, а затем заполз под смородиновые кусты. Оттуда я наблюдал, как баба Катя вошла во двор, сунула руку под веранду и достала оттуда холодное оружие. Она что-то громко кричала, подняв кулак к небу. Это было что-то страшное и ужасное, но мой мозг напрочь отказывался понимать её слова. Я слышал всё, но смысл сказанного был мне совершенно непонятен.

В это время дома никого не было – все взрослые были на работе. К вечеру вся улица уже знала о нашей проделке, и каждого из нас ждал строгий разбор полётов. Как всегда я оказался крайний и больше всех досталось мне. А Шахбирзян отделался лёгким испугом – его просто слегка поругали.

Через несколько лет дед Советский ушел в мир иной. Вся улица пришла проводить его в последний путь. Мы подошли к дому,  там был венок, на ленте было написано: "Влодзимеж Собецкий". Оказалось, что на фронте он был разведчиком, и этот кинжал привёз с войны. Баба Катя ругала нас по-польски.

Детство. Картина художницы из Белоруссии Татьяны Черных.