Новые институтские впечатления

                НЕ НАПОМНИШЬ, НЕ ВСПОМНЯТ

Во всех моих студенческих воспоминаниях Дом коммуны занимает достойное почётное место. Так или иначе, он присутствует везде хоть краешком, хоть боком, хоть вскользь. И с этим ничего нельзя поделать. Более пяти лет он был для нас родным домом. Он согревал нас, оберегал от невзгод, защищал, кормил. Он был свидетелем наших бед и радостей, взлётов и падений. Он сопереживал нам и создавал вокруг нас комфортную атмосферу. Если бы я была поэтом, я бы воспела его в стихах, написала оду, посвященную ему.

В институте Славик полностью погрузился в учёбу и комсомольскую жизнь. Мне тоже было не до чего в первые месяцы.
Он жил в общежитии, куда его поселили при поступлении, а меня к началу учебного года выселили из Дома коммуны, объяснив это нехваткой мест для всех поступивших.

Я предположила, что подала документы одной из последних, поэтому и в списке на общежитие оказалась одной из последних. Тем, кому не хватило места, институт предложил съёмное жильё в Подмосковье. Мне в том числе.

Поэтому мы со Славой на некоторое время потеряли друг друга из виду.

До наступления зимы или, возможно, до начала зимней сессии я и пять моих сокурсниц должны были жить в Ильинской. Институт оплачивал нам комнату в частном доме на втором этаже.
В предыдущие годы статистика показывала, что не все студенты первого курса могут справиться с учебной нагрузкой. Отсев обычно начинается с середины семестра и продолжается до конца сессии. Но и на старших курсах были случаи отчисления студентов, которые не справлялись с программой.

В любом случае, нам пришлось бы ждать, пока освободятся места в общежитии.
 
А до этого нам приходилось мириться с предложенными условиями. Это означало, что нужно было вставать около пяти часов утра, чтобы успеть на электричку и не опоздать на занятия к восьми часам. А ночевать мы возвращались в Ильинскую с Казанского вокзала как правило на последней электричке.
 
Это было очень сложно. Но я была не одна — со мной были мои подруги. Мы занимались в институтской библиотеке и обедали в столовой.
Мне, не знакомой с московским холодами, было особенно тяжело. К тому же, из-за отсутствия подходящей одежды, я часто мёрзла. Из-за недостатка сна я засыпала прямо на ходу.

Одна из моих сокурсниц, Таня Х., рассказала обо мне своей маме. Не знаю, в какой форме она это сделала, но её мама оказалась очень доброй и отзывчивой женщиной и решила мне помочь.
Она работала медсестрой и часто бывала на дежурстве. Однажды она предложила мне пожить у них дома до тех пор, пока мне не предоставят общежитие. Она объяснила, что Таня остаётся дома одна, и ей, как маме, будет спокойнее, если я буду рядом.

Они жили на ул. Красикова (ныне Нахимовский проспект) рядом со станцией метро «Профсоюзная», и нам было очень удобно ездить в институт. Утром мы с Таней завтракали и отправлялись на занятия. После уроков мы иногда возвращались домой по отдельности. Я старалась обедать в институте.

Я часто готовилась к занятиям в читальном зале. Хотя у нас с Таней были хорошие отношения, она иногда оставляла меня вечером одну дома и шла в гости к одной из своих подруг, порой даже не предупредив меня. Я ждала её, чтобы мы могли поужинать вместе. При этом ей не казалось, что она поступает неправильно.
Таня с детства привыкла быть одна, и в моём присутствии она вела себя так же, как и всегда, — независимо, словно меня не было рядом.

Тогда я ещё не знала, как вести себя в их доме, чтобы не нарушать их привычный уклад жизни. Мне казалось, что Таня не согласна с мнением матери о том, что нам стоит жить вместе.

Таня была воспитанной и скромной девочкой, которая поначалу не отличалась особыми успехами в учёбе. Иногда, по её просьбе, мы занимались вместе. В институте мы тоже часто были вместе, так же как и с девчонками, с которыми я жила в Ильинской.

Вероятно, я была слишком скованной, что не всегда приятно для окружающих.
Теперь я понимаю это. Но тогда мне казалось, что я не могу позволить себе проявлять активность, и это вызывало напряжение не столько у Тани, сколько у её мамы.

Однажды она мне сказала:
- Я хотела тебе помочь и думала, что это пойдёт на пользу Тане. Но ей никто не нужен. Она так привыкла. Да и ты сама, мне кажется, чувствуешь у нас дома не совсем свободно. Хорошо, что какое-то время ты пожила у нас, успела привыкнуть к Москве, присмотрелась, как мы живём. Не суди нас строго. Каждый живет, как он привык.

Сейчас сложно представить, чтобы кто-то из сострадания пригласил бы к себе жить практически незнакомого человека, тем более из мест, которые тогда были малоизвестны. О Степанакерте и Нагорном Карабахе мало кто слышал.
Я была очень признательна им за их гостеприимство и заботу.

Наступили холода, а я всё откладывала покупку тёплой одежды. Для меня стало неожиданностью, что осенью может быть так холодно. Я продолжала ходить в лёгком пальто, туфлях-лодочках, капроновых чулках и без головного убора.
У меня не было с собой зимней одежды и обуви, так как в Степанакерте они не были нужны.

Мама Тани посоветовала мне приобрести зимнюю одежду и обещала помочь с покупкой. Она даже прикинула, сколько это может стоить. Однако я не спешила с этим вопросом, наивно полагая, что смогу накопить нужную сумму со стипендии.
 
Пока же я ловила на себе удивлённые и полные сочувствия взгляды прохожих. Одна женщина остановила меня на ступеньках трамвая и с материнским теплом произнесла:
- Доченька, что же ты ходишь в таком виде? Не время модничать! Можешь заболеть!

Я поблагодарила её, а сама подумала: «Ведь она права. Так недолго заболеть. И зима не за горами, и теплее не станет».
 
И вот я, наконец, решила сообщить родителям, что мне срочно необходимо приобрести зимнее пальто, шапку и сапоги. Они прислали мне деньги (помню, это было 80 рублей), а мама Тани помогла мне купить всё необходимое по разумной цене в одном и том же универмаге, который находился неподалёку от их дома на Профсоюзной улице. Я одна не справилась бы.
 
До сих пор в памяти сохранилось моё первое зимнее пальто. Оно было зелёного цвета, на ватине, с коричневым цигейковым воротником. Его дополнял берет из искусственного меха, подобранный в тон воротнику. В завершение "образа" были выбраны чёрные зимние сапоги на мягкой подошве и перчатки.
Даже сегодня такой наряд выглядел бы достойно. Все вещи были произведены в нашей стране, отличались высоким качеством и были сделаны добротно.
 
Я больше не могла злоупотреблять гостеприимством Тани и её мамы  решила присоединиться к девочкам, которые продолжали ночевать в Ильинской. Возможно, мы бы и дальше ездили туда, но кто-то из старшекурсников по-дружески спросил:
- Вы были в деканате? Что там сказали?

Мы и понятия не имели, что можно куда-то пойти, попросить...
- Обязательно сходите. Так не оставляйте. Никто о вас не вспомнит, если вы не напомните.
- Боязно. Вдруг откажут, - сомневались мы.
- В деканате тоже люди. Объясните ситуацию, – и уже сами между собой, - надо же было такое придумать - девчонок-первокурсниц поселить в такую даль!

Деканом физико-химического факультета был профессор Григорян В.А., зам декана – Гугля В.Г., а заместителем по общежитию Пронин Л.А.
Деканат находился на третьем этаже, рядом с лестницей. Вули Аршакович был в своём кабинете. Я решила пойти туда одна. Он встретил меня приветливо, предложил сесть, выслушал меня внимательно и сказал:
- Не обещаю, но попробую помочь.
Я уже собралась было уходить, но он меня остановил и стал кому-то звонить. Как я поняла потом, звонил он своему заму, Пронину Л.А. Из телефонного разговора я помню фразу:
- Вот здесь сидит студентка первого курса, надо помочь с общежитием.
Видимо, Пронин что-то объяснял. Выслушав его, В.А. сказал, указывая на меня, как будто Лев Александрович мог меня видеть:
- Положение таково, что необходимо помочь. Вот сидит одна из них и чуть ли не плачет…
Я невольно улыбнулась его реплике, поскольку, хоть положение и было критическим, я не собиралась плакать. В ответ Вули Аршакович строго посмотрел на меня.
Возражения Пронина он не принял и пригласил его в деканат самому разобраться со мной.
Когда я рассказала Льву Александровичу о проблемах, с которыми мы с девочками сталкиваемся, живя в Ильинской, мне показалось, что он был удивлён. Вероятно, он действительно не был в курсе. Однако, проникнувшись нашей ситуацией, он пообещал разобраться и помочь.
Вскоре мы с девочками были поселены в общежитие Дом коммуны на свободные места.  Меня поселили к старшекурснице Г.Тане из Туапсе. Мы с ней подружились(как-то я даже съездила к ней домой из Пицунды, где отдыхала в летнем спортивно-оздоровительном  лагере МИСиС).

Для всех нас, и для меня в том числе, было огромной радостью переехать в общежитие, хотя нас и расселили по разным комнатам.
На следующие пять с лишним лет Дом коммуны стал для меня вторым домом.
О специфике жизни в доме-коммуне старого типа можно рассказывать бесконечно.

История 1.
Мы уже собирались ложиться спать, как вдруг услышали громкий мужской бас:
— Люди добрые, у кого есть что поесть? Не дайте умереть с голоду!
Таня встает, достает хлеб и еще что-то из съестного. Открывает дверь и кричит, предлагая, что у нас есть. Раздвигаются и другие двери, откуда предлагают еду. Он берёт еду и одновременно что-то объясняет. Затем так же громко сообщает:
- Всем спасибо! Больше не надо. Спасли от голодной смерти.
Я спрашиваю у Тани:
- Кто это?
- Я его не знаю, возможно он с другого факультета, - как ни в чем не бывало, отвечает она.
Слышимость в кабинах была просто невероятной. Однако, живя в Доме коммуны, я научилась не замечать посторонние шумы и голоса, когда занималась или отдыхала. Это умение стало для меня настоящим спасением в жизни.

История 2.
Случилось это, кода мы сдали последние экзамены и разъезжались на летние каникулы. Приходят ребята старшекурсники и предлагают рассказать нам байки. Делают они это весело, с энтузиазмом, и мы соглашаемся, не понимая, зачем им это надо.
- У вас ведь накопились всякие книги, которые вы вероятно не возьмете с собой и они пропадут. Мы вам байки, а вы нам книги.
- А что вы собираетесь с ними делать?
- Это наш секрет. Но вам мы расскажем. Мы поиздержались (остались без денег), продадим книги и заработаем.
- Мы вам и так можем дать какие-то книги.
- Нет, так нельзя. Мы вам байки, вы нам книги.
Помню, они что-то рассказывали из Бабеля, читали стихи, рассказывали анекдоты… Они честно заработали книги.

История 3.
Мы праздновали какое-то событие в нашей кабине. Я насчитала 20 человек. Как разместились? Я сама не могу понять - на двух кроватях сидели в два ряда, кто-то на табуретках. Может и на подоконниках, хотя вряд ли. А ведь и стол накрыли… И это в помещении площадью 6 кв.м!

               
                ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

Мне кажется, в Москве я немного растерялась и не сразу смогла стать прежней. На первом курсе я вела себя на занятиях скромно: не задавала вопросов, не стремилась отвечать.
Я работала молча и сосредоточенно. Как мне сказали однокурсники, со стороны я выглядела угрюмой и недовольной. Когда мне нужно было выступать у доски, я очень смущалась. Мне было гораздо проще выполнять письменные задания, чем устные.
 
Впрочем, училась я неплохо, судя по тому, что часто сокурсники консультировались у меня, просили дать переписать лекции. Неплохо, это есть лишь неплохо. Я занималась уже не так интенсивно, как в период выпускных и вступительных экзаменов. В принципе, в этом не было необходимости. Моих знаний пока было достаточно, к тому же я не пропускала занятия и училась с интересом.

Непривычно было то, что лекции читали одни, а практические и семинарские  занятия вели другие преподаватели. Их, преподавателей, было много, они были разными, я с трудом привыкала к ним, а они ко мне.
 
Все пять с половиной лет учёбы, которые я провела в институте, сдавая экзамены и зачёты, слились для меня в одно непрерывное событие. Иногда мне даже сложно выделить отдельные курсы и семестры.
Удивительно, но я не всегда помню, как получала высокие оценки. Зато я хорошо помню случаи, когда оценки занижали без видимых причин.
Иногда мне казалось, что во время зачётов и экзаменов преподаватели специально пытались поймать студентов на чём-то незначительном, не желая оценивать их реальные знания. 
С этим я отчасти столкнулась на вступительных экзаменах в физфак МГУ.
Я не стремилась получать высокие оценки ради самих оценок. Но старалась учиться на совесть. Не пропускала занятия и серьёзно готовилась к зачётам, коллоквиумам и особенно к экзаменам. Помимо лекций, я читала учебники и часто использовала дополнительную литературу. Однако иногда мне без объяснений могли снизить оценку. Я чувствовала, когда это было справедливо, и когда незаслуженно.
Несколько раз я слышала одни и те же слова от разных преподавателей, которые звучали как заученные фразы:
- У вас светлая голова, ориентируетесь в теме хорошо, понимаете неплохо, но...
И к моему непониманию выводили в зачетке не ту оценку, которую я, как я считала, заслужила.
 
В первом семестре я надеялась, что смогу сдать сессию без четвёрок. Тогда я ещё мечтала перевестись в МГУ. Однако мои надежды не оправдались. К моему разочарованию, по математике я получила четвёрку.
Я понимала, что шансов перевестись на физический факультет МГУ у меня нет. Несмотря на это, мы с сокурсницей Ольгой Н., у которой также была одна четвёрка, решили отправиться в МГУ, чтобы узнать обстановку на месте. И были очень удивлены, увидев список студентов, которые были отчислены с первого курса, а также список тех, кто не смог сдать экзамены и теперь должен будет пересдавать их.
Эти списки висели рядом с деканатом, и, как нам казалось, им не было конца.

- Вот ведь паразиты. Поступили, учитесь! Не можете учиться, нечего было место занимать, - с раздражением произнесла Ольга.
- И правда! Какой был отсев! - согласилась я с ей. - Не тех приняли!

Мы были убеждены, что смогли бы учиться в МГУ, и у нас были основания для этого. Возможно, мы переоценивали себя.
Когда мы спросили в деканате о возможности перевода из МИСиСа на физический факультет, секретарша ответила нам довольно сердито, даже грубо (мы постарались это быстро забыть).
Мы решили, что это им надо пожалеть о том, что не нас приняли, а мы и в МИСиСе не пропадём. Подшучивая сами над собой, над теми, кто не принял нас, а сейчас осмелился грубо отшить, мы с Олей в хорошем настроении вернулись в МИСиС и с этого момента о переводе в МГУ перестали думать.

                КУРАТОРСКОЕ СОБРАНИЕ

В первый же месяц куратор нашей группы от комсомола старшекурсник Саша М. провёл ознакомительное собрание. На собрание я пришла в подавленном состоянии, сидела насупившись. Сказывались хроническое недосыпание и усталость. К тому же, погода – пасмурная и холодная – не добавляла оптимизма.
 
Но к концу собрания я уже не думала о проблемах, которые меня беспокоили. Я так увлеклась рассказом куратора, что забыла о своих заботах. Глядя на него, я подумала: «Бывают же такие люди!»
 
Саша был таким же высоким и худощавым, как Слава, а может, даже выше. Он немного сутулился, что, впрочем, ему только шло.
Он был приятным, дружелюбным и, на мой взгляд, очень интеллигентным молодым человеком, вызывающим уважение. Удивительно, но на его лице всегда была улыбка — независимо от того, говорил он, слушал или молчал. Это было неотъемлемой частью его образа. От него исходила энергия, как от человека, который по-настоящему счастлив. И мы заряжались этой энергией.

Он так легко и непринуждённо, без привычной в таких случаях назидательности, рассказал об особенностях обучения в институте и основных требованиях, что мы забыли о его кураторской роли. Он в шутливой форме давал полезные советы и предостерегал от типичных ошибок, которые часто совершают новички, приводя примеры из своей практики.
Самый главный посыл был – не расслабляться, сразу включиться в учебный процесс и общественную жизнь и тогда время пройдет незаметно, с пользой вплоть до окончания института.

Он предложил выбрать комсоргом кого-то из старших, кто уже отслужил. По его словам, пока мы не знаем друг друга достаточно хорошо, нам нужен опытный человек, который сможет взять на себя роль организатора. Старосту же к началу занятий назначил деканат.
В конце встречи он предложил нам подумать и выбрать сферу общественной деятельности, в которой мы могли бы проявить себя, учитывая наши интересы.
После собрания мы с Ольгой подошли к Саше и спросили, какую общественную работу он мог бы нам порекомендовать, учитывая то, что Оля живёт в Электростали, а я — в Ильинской. Он предложил нам стать наставниками выпускного класса в соседней школе. Он рассказал нам о тонкостях этой работы и дал нам контакты, по которым мы сможем обратиться за дополнительной информацией.

Мы с Ольгой пару раз посещали школу, но нам не хватило Сашиного обаяния, чтобы заинтересовать ребят. К тому же, честно говоря, у нас не было времени на что-то ещё, кроме учёбы.

Саша Матевосян отлично справился со своими обязанностями куратора. По-моему, он учился на пятом или шестом курсе. В феврале он защитил диплом и уехал по распределению, кажется, в Волгоград. Говорили, что его отец работает директором Волгоградского металлургического завода «Красный Октябрь».

ИНФОРМАЦИЯ ИЗ ИНТЕРНЕТА
*Завод «Красный Октябрь» был полностью разрушен во время войны, но «через 5 месяцев после окончания Сталинградской битвы, 31 июля 1943, под руководством Паруйра Матевосяна выдал первую плавку стали, а 31 августа – первую тонну проката».
*комм. - я не могла пройти мимо этой статьи в Википедии, особенно в канун 80-летия Победы в ВОВ. Полагаю, что речь идет об отце нашего куратора.*