Чернобурка

CIRCUS
Острый шатёр передвижного цирка был хорошо виден издалека. Бело-бурые полотна шапито, словно паруса старых кораблей, возвышались над кронами деревьев. Бродячие артисты разбили свой пёстрый палаточный лагерь на самой окраине провинциального городка, рядом с хвойным лесом и Лисьей пустошью.

Угрюмый промышленный городок не мог предложить жителям особых развлечений, кроме выездов на природу и алкоголя, поэтому приезд циркачей местные восприняли как праздник.

Купол туго натянут, палатки расставлены, реквизит и костюмы подготовлены. Ближе всего к лесу, под тряпичным навесом, располагалась клетка Чернобурки — молодой лисички. Острая мордочка, янтарно-медовые глаза и пепельно-чёрная густая шубка. Сквозь тонкие железные прутья лисица чувствовала пьянящий вкус свободы. Она никогда не видела леса, но сейчас отчетливо ощутила его близость. От такого завораживающего соседства она стала беспокойной. Навострив ушки и переступая лапками, она прислушивалась и принюхивалась. Опьяняющий запах сосновой хвои, пряных трав и близкие голоса дикой природы витали в воздухе, переплетались, кружили голову и вызывали смятение.

Она никогда не была свободной, поскольку родилась на пушной звероферме, где зверьков выращивали ради мягкого пушистого меха. С её родителей уже содрали шкуры, когда её выкупили и она попала в цирк.

У Чернобурки был суровый нрав и дикий агрессивный характер. Дрессуре она не поддавалась и не приручалась. Из всей цирковой труппы молодая лиса воспринимала лишь одну единственную женщину. Знала её тонкий цветочный запах и ласковый успокаивающий голос. Иногда лисичка забывалась, теряла бдительность и могла лизнуть женщине руку, когда та приходила её покормить.


ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
В окрестностях Пусто-лисья на несколько дней воцарилась шумная атмосфера средневековой ярмарки. Провисшие провода тусклых разноцветных гирлянд. Громкая карнавальная музыка. Палатки с уличной едой, сладостями и незатейливыми аттракционами, зазывающими проверить силу, ловкость и меткость.

Внутри цирковой арены, на полукруглых скамьях, разместилась жадная до зрелищ публика. Арена была усыпана песком и опилками. Нетрезвые отцы семейств, для которых поход в цирк — очередной повод выпить, не опасаясь упрёков жены. Женщинам — это возможность «выйти в свет», продемонстрировав наряд и украшения, а для детей — сладости и развлечения.

В первом ряду упитанный ребёнок лет десяти увлеченно ел сахарную вату, запивая приторно-сладкой газировкой из мятого бумажного стакана. Мальчик был равнодушен к представлению, где на арене два бледных мима разыгрывали миниатюру. Публика встретила их прохладно, а вот клоунов в нелепых костюмах приветствовали с восторгом. Люди ахали, удивляясь простеньким фокусам и смеялись над незатейливым юмором. Периодически захмелевшие заводские мужички отпускали пошлые шуточки родом из своего пубертатного периода. На что зрители отзывались очагами хохота. Так завершился первый день выступлений, и поздним вечером Она принесла Чернобурке угощение.

— Привет, красотка, — раздался ласковый голос. — Проголодалась?

Лисица кротко подбежала к прутьям. Она всегда была рада её видеть. Женщина просунула руку сквозь решетку, и её тонкие длинные пальцы нежно потрепали лисицу за мягкую шёрстку слегка ослабив кожаный ошейник. Женщина протерла блестящую металлическую миску и уложила в холодную чашу небольшие кусочки свежего мяса.
Затем приковылял уборщик Бодырь. Горбатый детина с огромными волосатыми ручищами. Чернобурка терпеть его не могла. От него за версту разило дешёвым этанолом. У горбуна была невнятная дикция, скудная речь и отвратительный смех. Людям он скалился щербатым ртом, пытаясь казаться дружелюбным, но наедине с животными мог исподтишка ударить или втихаря подлить в миску самогон. После такой отравленной трапезы голова становилась тяжелой, и животные отказывались от пищи, обрекая себя на голод.


ДЕНЬ ВТОРОЙ
— Мы пришли смотреть на уродцев! — Вскочив посреди представления, заорал пьяный мужик с красным оттекшим лицом. — Одного из них я видел, когда он к нам за самогонкой приходил.

Его резко и грубо одёрнула грузная тётка, наградив злобным взглядом. Он замолчал и покорно опустился на место с видом обиженного ребенка. В это время, найдя укромный уголок за кулисами, Бодырь достал из-за пазухи вожделенную бутыль с мутной едкой жидкостью.

— Уф, хорошо;. — Довольно фыркнул он, отхлебнув сивухи и вытерев рукавом щетинистый рот.

Его «накрыло» привычное состояние приятного отупения и теплоты в желудке, и он поплелся к клетке Чернобурки.

Лисица издали почувствовала этот кислый сивушный смрад. Вокруг никого не было. Бодырь приблизился, и животное оскалилось, отпрянув в дальний угол. Протиснув свою грязную ручищу между прутьями, горбун начал дразнить и задирать лисицу ради забавы. В ответ из полумрака сверкнули острые зубки. Клац-клац-клац! Щелчки маленьких, но всё же грозных челюстей безуспешно хватали воздух.

— Ыыы, — ухмылялся Бодырь, продолжая злить лису.

Хмель притупил его бдительность, он потерял осторожность, за что и поплатился. Озлобленная лисица молниеносно вцепилась ему в руку. Лицо горбуна исказилось от боли. Он отдёрнул пятерню и взревел, как раненый освирепевший медведь. Глядя на свою кисть с разодранная кожей и отпечатками от зубов — белёсые ямки от укуса ещё не успели наполниться кровью. От ярости он ахнул клетку с такой силищей, что завибрировали металлические прутья и животное испугалось.

— Ишь ты, сука така;! — Злобно выругался он. — Ну погоди у меня! Ща я тя отважу зубатица-то!

Бодырь схватил, стоящий в углу кривой черенок от швабры, и угрожающей поступью направился к клетке. Но внезапно застыл на месте, поскольку появилась Она. Боясь, что женщина вновь застанет его в пьяном виде (однажды его чуть не выгнали за пьянство, но он поклялся больше не пить). Бодырь с досадной злостью лягнул пустую миску и, невнятно чертыхнувшись, обещая отомстить, поковылял прочь, прижимая к груди прокушенную руку.

— За что ты его так? — Жалобно спросила женщина.

Лисичка виновато приблизилась.

— Обижает он тебя, да?

В жалостливом взгляде зверька читалась виноватая мольба. Внезапно женщине стало невыносимо жаль лисичку, обреченную всю жизнь провести в тесной клетке. Сердце сжалось, и женщина расстегнула ошейник. Она давно думала об этом. Недолго сомневаясь, сможет ли её лисичка адаптироваться к дикой природе. Пусть лучше так, чем неволя! Она распахнула клетку. Чернобурка проворно и легко выскочила на свободу. Засеменив мелкими, но частыми шажками, она уверенно побежала в сторону леса, словно знала дорогу. Затем лиса остановилась. В последний раз оглянулась, будто благодарно прощаясь со своей спасительницей и прежней сытой, но невольной жизнью. А впереди — свобода, лес и неизведанность…