Брожу один во множестве любви

Эта строчка, кажется, Боба Дилана, несколько десятилетий назад скользнула в меня и затерялась в глубинах; временами она появляется на поверхности и провоцирует очередную попытку считать эмоциональный пейзаж тех окрестностей, в которых я брожу в тот момент.

Не знаю, что имел ввиду сам Дилан – бродил ли он в густой толпе своих прежних чувств, дистанцируясь от них в одиночестве, или ощущал чужие любви, фланирующие вокруг него.

Я же пытаюсь максимально загрузить окрестности чужими чувствами, ибо многообразие любви, за которую часто принимают страсть, влюбленность или привычку, ускользает от нас постоянно – мы заняты собой и проходим мимо немыслимого богатства чужих ощущений, даже не пытаясь прикоснуться к ним.

Лет пятнадцать назад мы с друзьями поднялись на самую высокую точку обзора в центре Нижнего Новгорода, и, любуясь речным разливом, я случайно зацепила краем глаза мучительную гримасу блаженного восторга на лице белобрысого парня в двух метрах от меня. Он стоял рядом с сидевшей на поручнях девушкой и касался ладонью ее колена – оба были погружены в обморочную бездну первого прикосновения, когда чужая плоть вдруг открывает тебе столь мощный источник наслаждения, что он кажется тебе неисчерпаемым и неповторимо твоим.

Толпа вокруг жила своей жизнью, разговаривала, смеялась, ела мороженое, а эти двое существовали в своем пространстве, глухие ко всему, что происходило вне их. Не знаю, помнят ли эти двое восхитительное мгновение, случайно объединившее нас, но в моем восприятии оно неразрывно связано с Нижним Новгородом и является одним из его эмоциональных достопримечательностей, из разряда тех невидимых, которые существуют в каждом городе, в каждом месте, где когда-либо бывал человек или другое живое существо, испытавшее сильную привязанность.

Вернадский, Леруа и де Шарден еще сто лет назад говорили о ноосфере, разумея под этим термином новое состояние биосферы, в котором умственная разумная деятельность человека становится определяющим фактором ее развития. Я бы добавила к этому, условно говоря, психосферу, в которой эмоции и чувства, накопленные и постоянно эволюционирующие (мы уже дошли до лозунга «Животные – не еда, а друзья»), влияют на само человечество.

Приезжая в незнакомый город и осматривая его красоты, я всегда считываю лица его жителей, их мимику и жесты, манеру общения – иногда то, как жители подают бомжу или заурядному попрошайке, можно судить о городской атмосфере и социальной культуре местного сообщества. Конечно, такой глубоко интимный процесс как любовь невозможно считать вприкуску к осмотру достопримечательностей, но здесь часто помогает подоплека местности – трагическая история Абеляра и Элоизы, которой уже 800 лет, одухотворяет Париж даже сейчас, когда он стал мегаполисом и пытается ошеломить приезжего крутым набором туристических штампов.

Правда, иногда шумная популярность любовной истории работает против нее – например, дворик Джульетты в Вероне уже давно не место для трогательного прикосновения к трагедии юных любовников. Кучи туристов затаптывают его каждый день, и, входя во двор, где невозможно протолкнуться к знаменитому балкону и статуе Джульетты, испытываешь желание тут же убраться восвояси от бесцеремонного любопытства толпы.

Зато родной Сухум и его окрестности, обжитые мною на разных уровнях – от ментального до тактильного, дают полный простор для прогулок в поисках многовековых напластований любви. На одних и тех же скамейках я видела уже несколько поколений влюбленных, еще не осмеливающихся даже на первое прикосновение, и пожилых пар, согретых закатом многолетнего чувства; любовь клубится в просветах между эвкалиптами, трепещет в ярких цветах олеандров, а влюбленность порхает над толпой, как стая перелетных бабочек; чувства и эмоции невидимо откладываются в местности и молча просят нашего внимания, освежаясь им, как родниковой водой.

В глубине памяти я храню несколько трагических историй, о которых не могу рассказать, несколько их участников уже ушло в мир иной, но моя память вызывает их, и они благодарны за дружеское прикосновение к их любви, которая полыхала, как молнии, и казалась вечной…

24 июня 2020