Исповедь Настасьи Филипповны, или за порогом жизни

ИСПОВЕДЬ НАСТАСЬИ ФИЛИППОВНЫ
(или за порогом жизни)
(Все публичные постановки обсуждаются с автором.)
МОНОСПЕКТАКЛЬ
по мотивам произведений Ф.М. Достоевского.
Исполнились все желания. Всё это теперь можно заканчивать.
Всё это и так закончилось.
Я хотела надеть подвенечное платье, я его надела.
Необычайное ощущение свободы и лёгкости, словно выросли крылья и я научилась летать.
Я словно рыбка в аквариуме с чистой водой, всё и всех вижу, но остаюсь недосягаемой.
Они словно подходят чтоб посмотреть на меня, стучат по стеклу аквариума пальцем, смотрят и уходят.
Рогожин! Ты здесь?
Мерзавец! Признайся себе, с первой минуты нашего знакомства ты хотел меня убить. Другой любви и не представлялось. Ты же понимал, что иначе не будет.
Ты всё сделал правильно. От чего ты не сделал это на берегу Невы? Ты же был готов, я это читала в твоих глазах. Моя смерть сияла в них и махала мне своим костлявым перстом, на котором красуется кольцо. Я была готова встретить смерть от твоей руки в холодной невской воде, чтоб соединиться с её течением и её непокорностью.
Тебя осудят. Они же не понимают, то тебя этим не наказать так, как ты наказал себя сам. Теперь тебе с этим жить, тебе с этим умирать.
Князь! И вы здесь? Мой дорогой, милый князь. Голубчик вы мой!
Если бы я могла, я бы упала вам в ноги, обняла вас и молчала. Я бы молилась и просила у вас прощенья. Простите меня, мой милый князь, Лев Николаевич!
Я виновата перед вами. Свершив всё, что было, дав согласие пойти с вами под венец, я обрекла себя на этот финал. Простите меня и не держите зла. Я люблю вас, Лев Николаевич.
Нет ни как того, с кого началась моя любовь. Я люблю вас ни как Тоцкого. Я люблю вас как человека. Никогда не встречала человека более искреннего, чистого и честного, чем Вы.
А знаете, Лев Николаевич, в этом мире нельзя быть таким. Мир вас не примет, и вы будете изгоем. Вами все будут пользоваться! Да пользоваться, как единственной лошадью на подворье и не посчитаются, что вы князь. Согласитесь, это больно, когда ты слышишь в лицо слова почтенья, а за спиной смеются и нарекают «Идиотом»!?
Я сама прошла через это.

То и дело слышу, «Настасья Филипповна»! Настасья Филлиповна!
Такое ощущение, что весь Петербург говорит только обо мне.
Много ли надо, чтоб завладеть городом. Да ладно городом. Столицей!
Поверьте, нет. Достаточно было просто, завладеть умами мужчин.
Я не любила этот город. Именно поэтому не хотела жить ни в каком другом. Жить именно здесь на берегу холодной и неукротимой Невы это мой рок.
Я не люблю этих мужчин, именно поэтому, я хочу, чтоб они меня окружали. Хочу занимать их умы, играть ими, быть предметом их страсти, вожделения и внимания. Я хочу, чтоб они боялись меня.
Мне всегда было не понятно только одно, - почему я? Что во мне особенного? Почему именно я? Ни Аглая Епанчина? Ни Машенька Хвостова? Ни Маргарет? Вы не всех их знаете, но уверяю, они не менее прекрасные девицы. Они также умеют очаровывать, и наверняка любить не хуже, а то и лучше, чем я. У них, те же очаровательные черты лица, изумительные фигуры и изысканные монеры.
Но говорят - «Настасья Филлиповна»! Я вижу, как количество мужчин вокруг меня растёт. Я словно в сказочном лесу, в котором вместо деревьев выростает очередной кавалер, страстно возжелавший встречи со мной и моего признания. Каждое дерево этого леса имеет своё имя. «Епанчин, Фердыщенко, Птицын, Рогожин, Залёжев, Лихачёв, Келлер»! Это маленькая часть. Всех не упомнить. Да и не стоит помнить всех.
Если вы имеете представление, что от всего этого я получаю удовольствие, то, уверяю вас, вы ошибаетесь. Я бы всё отдала, чтоб избавится от этого кольца, и на моём месте оказалась другая. Но это моя участь и моё обречение.
Поверьте, это сущее наказание понимать, что ты стала предметом вожделения и страсти, сумасшедшей любви. К моим ногам бросают цветы, деньги, большие деньги, души, судьбы... а ещё бросают слова... много слов, красивых, глупых, горячих, пафосных. Из-за меня не сводят счёты с жизнью, не стреляются не вешаются. Но сходят с ума. Ищут аудиенции значительные, власть имущие мужчины.
А мне всё равно. Их не жаль.
Признаюсь, ничуть не жаль.
Я не умею их жалеть так же, как они не умеют жалеть меня. И не дай бог. Не терплю жалости.
Я не умею жалеть и должна признаться, жалость вызывает у меня чувство брезгливости.


В тот день горело наше поместье. Мне было семь лет, моей сестре, Наталье всего шесть отроду.
Не знаю, от чего всё вспыхнуло, но это произошло так быстро.
Отца в тот день не было дома и мы не сразу стали понимать, что происходит.
Нас вынесли из дома с сестрой Натальей. Укутали одеялами. А вот матушке нашей, Глафире Петровне Барашковой спастись не удалось. Она уже вышла из огня, но ринулась обратно. Разорение было не минуемо и чтоб спасти хоть какие-то сбережения, уже после возгорания помчалась она в дальнюю комнату. Там и осталась.
Папенька, Филипп Александрович, как вернулся, умом тронулся. Не перенёс он этого горя. Через месяц помер в горячке.
Жизнь не особо жалела меня. Спустя год и сестрица сгинула от коклюша. Одна осталась. Одна и ни на кого надежд не возлагала. Росла, да ума набиралась.
И только один человек вызвывал во мне чувства. Пригревший, приютивший, добротой польстивший Афанасий Иванович Тоцкий.
Я не могу сказать, что это было. Если любовь. То любовь капризной дочери, желавшей внимания к себе от того, кто заменил отца.
Я ждала его визитов к нам. Он бывал не часто, но ко мне всегда был добр и внимателен. Что во мне зарождалось? Надежда? Да, очень может быть, надежда. На что? Извольте оставить без ответа. Не знаю на что...
Я понимала, что его милость, позволяет мне оставаться в тепле и была уверенна, это никогда не кончится.  Он будет изредка делать визиты, и я каждый раз буду получать его внимание и заботу. Ту заботу, которую не успела получить от родного отца. Да и сомнительно, что от него я бы её получила в такой степени, в какой одаривал меня господин Тоцкий.
Сама того не осознавая, я превращалась из детя в девицу. Менялось восприятие мира, который меня окружал. И мир на меня смотрел уже иными глазами.
То и дело я ловила на себе взгляды взрослых мужей. Мне не надо было объяснять что скрывалось за этими взорами. От них хотелось спрятаться. Всё сжималось внутри. Мне казалось что я голая, хоть я и понимала, что мне ничего не угрожает, внутри всё сжималось.
За течением времени страх сменился на азарт. Я ловила взгляды мужчин молодых и старых. Я отмечала, что мне доставляет удовольствие быть в центре их внимания. Признаться, я для этого ничего не делала. Просто оставалась собой. Поднимала гордо голову и шла мимо, не делая кокетства. Я хотела оставаться сильной в их глазах. Сильной и не нуждающейся в их помощи и сочувствии. Я выбрала для себя того, кого верная собака назвала бы «хозяином». Это был Афанасий Иванович. Я привыкла к его милости и не желала другой участи.
Я позволяла ему гладить мою руку. Он не требовал ничего взамен. Почти ничего не требовал. Когда он приезжал, мы садились у камина, он курил свой табак через длинный мундштук и говорил со мной обо всём. Я специально не убирала руку с подлокотника, давая ему возможность касаться меня. Мне кажется, в этот момент, его рассказы становились более глубокими и интересными. Через его рассказы я познавала мир. Его глазами я видела Петербург, Москву, Киев, Варшаву, Париж. Слушая его, я погружалась в параллельный мир, в котором разница в возрасте не имела никакого значения. Мне не надо было большего. Мне было вполне достаточно того, что он мне давал.

Но однажды все заговорили о грядущей свадьбе Афанасия Ивановича и вот тогда во мне что-то сломалось. Именно тогда во мне зародилось что-то, что можно сравнить с монстром.
Я проплакала всю ночь. Не могла спать. Лишилась аппетита.
Мне было не понятно, как так легко, он намерен изменить мир, в котором есть я. И теперь этому приходил конец. В его новой формации для меня не будет места, по крайней мере, его будет много меньше, чем было. Я ненавидела его избранницу. В какой-то момент времени я ненавидела его самого, считая решение жениться, сущим предательством. Чего я хотела? Счастья, такого, каким оно у меня было.
В голове был только одно решение — ехать в Петербург и встретиться с Тоцким. Увидеть его глаза и увидеть в них ответ на вопрос, - чего ему не хватало в жизни и зачем ему нужно было жениться?
Единственное чувство, которое оставалось в душе это негодование. Глухая и слепая ненависть. Я не хотела ни во что вникать, слушать, понимать. Я хотела возмездия. Не важно за что и не важно как. Мне всё равно, во что это выльется и чем закончится для всех и для меня. Страха не было, как не было сочувствия. Никого не жалко. Кто-то свыше вынул из груди моё горячее сердце и вместо него вложил самый холодный камень, а может и кристалл. Кровь моя стала холодной как невская вода.
Вы представляете, как страшно ощутить в себе холодный камень вместо горячего сердца?
Были те, которые считали меня меркантильной и полагали, что я гонюсь за деньгами... Время всё расставляло на места. Деньги меня не интересовали. Они легко приходили и так же легко уходили. Страх отсутствовал. Его не было, словно я стала бессмертной. Какие-то неведомые силы покровительствовали мне и даже если бы я захотела прервать мойр веретена, ангелы-хранители сохранили бы мне жизнь и оставили бы невредимой.
Смыслом моего существования стала боль. Нет не его. Моя боль. За то что приручил, за то что я ему поверила, за то что он был самым лучшим, что было в моей жизни и тем не менее, он собрался жениться.
Что? Вы полагаете, что я хотела за него замуж? Нет... не пытайтесь выдумывать и домысливать за меня, вам всё равно не понять. Мне не хотелось мстить. Я хотела сделать ему больно. Хотела увидеть слёзы на его глазах. При этом мне хотелось смеяться. Громко и прямо ему в лицо смеяться, чтоб он понял, как он мне безразличен.
Мне просто нужно было время, чтоб я свыклась с мыслью, что мир вокруг никогда не будет идеальным.
Я не скажу, что во мне настало успокоение. Нет. Я изменила своё отношение к происходящему.
Что было со мной? Боль?! Да, боль! Хотя... Нет не боль! Обида? А на что? Нет, не обида. Ревность? Кто он и кто я, чтоб ревновать его?
Для Тоцкого я была любимой игрушкой, с которой, надо признать, он обращался очень бережно. Но как это часто бывает, даже самая любимая игрушка изволит надоесть. Он решил устроить сво жизнь, оставив меня на пыльной полке за Петербургом.
Я была словно собака на сене... Я понимала это, но ничего не могла с собой поделать. Мне хотелось делать ему больно. Я наслаждалась страхом в его глазах.
Тоцкий, желая избежать конфликта со мной то и дело пытался меня задобрить, он сводил меня с новыми мужчинами, желая переключить моё внимание на них. Это злило меня. Я видела его трусость, видела его желание всё разрешить полюбовно, купить или договориться. Он желал свободы. Той свободы, которая была у него до того, как он приручил меня. Приручил... приручил как дикую кошку, как дикого зверя, приручил. Смешно. Нечто я не человек.
Каждый приведённый Тоцким становился для меня объектом для моей игры. Да игры. Вся жизнь стала игрой.

Деньги не были для меня целью никогда. Я ими пользовалась, но не ценила. Мужчины не были ценны для меня, так же как деньгами, ими пользовалась, но не любила.
Тоцкий решил выдать меня замуж за Иволгина Гаврилу Ардалионовича. Смешно.
Он побоялся сделать это самостоятельно и привёл генерала Епанчина. Как же он был жалок, спрятавшись за спину генерала. Генерал же, сватал меня за Гаврилу Ардалионовича, а сам то и дело расплывался в кокетливой улыбке, поправляя свои пышные усы. Похотливый кот. Он пришёл сватать меня за Ганю Иволгина, а сам готов был на рандеву со мной. Алчно возжелав меня, он стал лгать жене и пытаться делать мне подарки. Жемчуга. О, Боже! Как пошло.
Я не готова была выходить замуж за Ганю. Было видно, как его семья протестует против этого союза. Сестрица его, пожалуй, единственная, которая осмелилась сказать об этом открыто. А Ганя смалодушничал, не сдержался. Нет не за меня он вступился. За деньги, которые ему обещал Афанасий Иванович за брак со мной.
Ах, Гаврила Ардалионович, словно ребёнок, испорченный и избалованный. Выйти за него замуж означало совершить безрассудный поступок, опять же, полагались деньги, которыми Афанасий Иванович хотел бы выкупить свою свободу от меня.
Неужели, за время нашего общения, он так ничего и не понял. Со мной так нельзя. К тому же, этот Ганя рад был добиваться меня, не имея брачных обязательств, но как только впереди замелькали более серьёзные перспективы, в его душе взыграл дьявол. С одной стороны пылала страсть, с другой стала расти ненависть и отвращение ко мне. Мерзавец и негодяй. Его привлекала Аглая Епанчина и он пытался успеть усидеть на двух стульях.
Я не дала ему этого сделать.

И как же, всего этого боялся Тоцкий. Как он был смешон, желая избежать конфликтов, которых уже не могло быть.
Я чувствовала, как во мне обрывалось всё то, что нас связывало. Мы отдалялись друг от друга, и каждая его попытка загладить перед мной свою вину вызывала у меня всё больше раздражения и брезгливости. Хрустальный замок моих иллюзий рушился от осознания того, что моё будущее становилось всё более очевидным.

Но тут, появился этот юный и наивный князь. Он меня тронул, его глаза смотрели куда-то глубоко в меня. Он был так не похож на всех тех, кто меня окружал. Когда вокруг все лгут, ты на столько привыкаешь к этому. Ты привыкаешь, что всем от тебя что-то надо, невольно ищешь подвох в любом обращении. А с ним я чувствовала абсолютную искренность. Я, увидев его глаза лишённые надменности и похоти, приняла его за лакея. А он представьте, даже не смутился. Говорили, что он болен и мучения его в припадках, от которых лечился он в Швейцарии. Очень может быть с его стороны имеет место притворство, но вера в искренность его слов и его наивности берёт верх над подозрениями. Он так чист! Это и притягивало к общению с ним, и отталкивало. Я смотрела на него, на его наивные глаза, и мне казалось, он словно сошёл с образа старой иконы, что была в нашем доме и мне хотелось плакать, хотелось исповедаться ему. 

Мне казалось, что я его уже встречала в тот вечер, когда я приехала в Петербург и состоялась эмоциональная встреча с Афанасием Ивановичем.
Неведомые силы после объяснений с Тоцким привели меня на Фонтанку, я стояла на мосту, глядя на холодную Неву, протекающую под ногами. Мне казалось, что с её холодным течением из меня уходят остатки тепла, по этой холодной реке уплывает всё то доброе, что было когда-то в моём сердце.
Молодая девушка, стоящая на мосту и роняющая слёзы в ледяную воду, привлекала внимание прохожих, и такой же чудак защитил собой меня от назойливого внимания пьяного негодяя. А после мы общались, и я погружалась в чистоту наивных рассказов и рассуждений юноши.  Который всячески пытался понравится. Я была честна. Сразу обозначила уговор, не влюбляться.
Тогда мне нужно было отвлечься от всех чувств, которые овладели мной. Это всегда так волнительно, когда ты впервые испытываешь любовь, предательство, отрешённость того, кому доверилась. Но ты ещё остаёшься какое-то время наивной и чистой в помыслах. Ты ещё не научилась обижаться, а значит, и не научилась обижать. Нужно время, чтоб научиться обижать. Тот молодой человек четыре вечера занимал моё внимание и мне было с ним интересно, но в какой-то момент, я поняла, что я не готова погружаться в бездну романтических памфлетов и грёз.
Словно холодная Нева, я направляла дальше свои воды, вдоль берегов и улиц Петербурга. Постепенно имя Настасьи Филипповны стало звучать всё чаще в светских кругах.
Да!
Настасьи Филипповны! Не Настеньки, не Анастасии, никак иначе, а Настасьи Филипповны!
Я была не готова быть Настенькой, и Тоцкий знал это. Посему так меня и представил на первом же собрании на дачах Епанчина. Они были старыми друзьями и там сложился круг моего общения среди Петербургского бомонда.
У генерала Епанчина были три очаровательные дочери. Мы никогда не общались, но я видела их. Меня покоряла их сдержанность и манеры. Это были образованные барышни. Но особенно меня покорил взгляд Аглаи. Она была максимально чиста, смела и проникновенна. Мы однажды встретились взглядами и знаете, что меня изумило? Она не отводила глаз. Смотрела сквозь меня пытаясь заглянуть в самую суть и получить ответы на все вопросы. Я не привыкла к такому напористому взгляду. Обычно в подобных дуэлях я держала победу, но тут была ничья. Мы смотрели друг в друга до тех пор, пока нас не отвлекли разговором.
Она всматривалась в меня, и я не понимала, что это? Осуждение? Желание понять меня? Может зависть?
Ах, Аглая, Аглая! В любой другой ситуации, мы могли бы стать подругами. В любой, но не в этой.
Между нами стоял Ганя. Гаврила Ардаллионович Иволгин. Его чувства к Аглае были, как оказалось, не настолько искренними, насколько желание получить от Тоцкого, приятную сумму за наше с ним бракосочетание.
Как это забавно и в тоже время противно, когда человек лжёт сам себе. Лжёт и тут же требует, чтоб ему поверили. Тоцкий видел спасение для себя в этом браке, я же понимала то, что за Ганей будет стоять очередь из тех, кто желает кинуть в меня камень и вылить ведро помоев.
Но как не печально, именно Аглая была той, кому Гаврила Ардаллионович симпатизировал и возможно, искренне. Он сделал бы девочку абсолютно несчастной. Это была бы для неё ужасная ловушка. Я не его держала возле себя, давая надежду на лёгкие деньги и соглашаясь на брак с ним, нет. Я спасала её, эту совсем юную и чистую душу. Она не должна была стать его добычей и женой.
Помог случай. Этот маньяк Рогожин.
-
Аглая должна бы благодарить меня за то, что Гаврила Ардаллионович сошёл с дистанции в погоне за её сердцем. Она имела возможность видеть сущность того, кто ей клялся в любви. Благодаря мне видеть. Но вместо благодарности, я то и дело слышала от неё упрёки.
Ах, девочка-девочка. Вы живёте в своей генеральской скорлупе, полагая, что жизнь прогнётся под вас? Увы, нет. Эта жизнь согнет любого и даже более сильного. Вон, посмотри на Рогожина. Видишь, во что он превратился. А он сильнее вас, Аглая.
Зачем вы пришли кричать на меня. Это было обидно. Я не сделала вам ничего, за что мне пристало извиняться. Я же добра вам желаю. Добра! Всегда, очень надеялась, что вы разглядите в князе себя. Поверьте, никто бы вас не любил так, как Лев Николаевич Мышкин.
Я понимаю, как жених он партия спорная, но он добр. Вам нужно, чтоб человек с вами был добр, он единственный, который вас всегда принял бы такой, какая вы есть. Он и меня бы принял такой. Но я не для него. Я не могу рушить его жизнь. Я не хочу её грязнить, он этого не заслужил.
-
Рогожин!!!!...
Не дай бог вам заполучить такого поклонника, как Парфён Рогожин.
Ах, Рогожин-Рогожин. Наивно было думать, что я не знаю чем закончится твоё сумасшествие. Не кори себя. Это было не убийство. Ты сделал то, что суждено было свыше. Это не ты вынашивал планы убить меня. Это я ушла так, как должна была уйти. Ты всё сделал правильно. Что? Каторга? Оставь! Ну каторга. Оно того стоило. Теперь ты должен быть счастлив. Мерзавец!
А вы, Лев Николаевич, вы простите меня.
Единственный, перед кем я хочу просить прощения, это вы. Чистый, светлый, добрый. Вы не созданы для этого мира. Это не справедливо, жить вам в этом мире. Вы вот себя идиотом нарекаете. А того не понимаете, вы собой явили мир, в котором нет обмана. Сами того не желая, стали злом, ибо вы собой показали, что такого мира нет, а значит и нет надежды на то, что это когда-то случится.
Я это отчётливо поняла, когда говорила с вами и смотрела вам в глаза.
Знаете, чего я больше всего боялась? Не знаете, дорогой мой, Лев Николаевич. Не знаете.
А я больше всего боялась собой испачкать вас. Да! Потому что я не достойна вас. Любого из этих достойна, ибо они грешны, корыстны, похотливы. Они меня не достойны, они вас не достойны. Боже мой. Что я говорю.
Да я боялась вас осквернить своим присутствием. Я понимала, что ищу этой чистоты, но, когда явились вы, я не знала, что мне с этим всем делать. Груз обид, груз свершённого в жизни, держал меня за ноги, а вы, ангел мой, тянули меня вверх.
Вверх всегда сложнее двигаться, чем вниз. За Рогожиным, За Гаврилой Ардаллионовичем идти проще. Я знаю их слабости, их грешность мне известна.
А в ваши глаза смотрю, и понимаю, там всё видится иначе. Я не смогу так. Не смогу любить всех, так искренне и бескорыстно, как это делаете вы.  Я не готова им признаваться всякому в любви, ибо для них любовь, это нечто иное, чем для вас. Любовь для них сродни слову «дай». Дай и я уверую в твою любовь сегодня, ибо дал ты только сегодня и завтра надо будет дать ещё и так до бесконечности. И вы готовы давать... А они - готовы брать. Но так нельзя в этом мире, голубчик вы мой. Нельзя. Вы знаете, Лев Николаевич, в чём совершенство мира? В балансе добра и зла. Да. В каждой твари должно быть и черное, и белое, ибо теряется ценность. Добро перестаёт быть добром, ежели нет зла. Белое перестаёт быть белым, если нет чёрного. Неужели вы этого не понимаете? Вы своей чистотой нарушаете ход событий, тем самым вы и притягиваете и отталкиваете.
Вы покоряете сердца сильных женщин. Лизавета Прокофьевна не пропитается почтением к кому бы то нибыло. Тут мы с ней похожи. Дикое, непреодолимое желание коснуться чистого, неприкаянного, светлого. И принять это за душевную хворь. Да-да. Ибо чистая душа не способна оставаться чистой в этом безумном мире.
Она должна черстветь, грубеть, чернеть. Она должна меняться в этом мракобесии.
Простите меня. Я говорю глупости. Я просто пытаюсь себя оправдать.
Рогожин! Увези меня!
Рогожин! Ах, да... Я забываюсь...

От чего вы, князь, не пытаетесь сделать шаг на встречу Аглае Епанчиной? Вы не можете не чувствовать в ней родственную душу. Она честна и чиста как вы. Но она боится себе в этом признаться. Вы должны ей помочь решиться. Ни один, даже самый благородный человек не сможет оказать ей такую милость как вы. Не сможет её понять и принять такой, какой должно остаться это юное и милое создание. Она немного избалована, но согласитесь, это её ничуть не портит. Женитесь на ней и увезите отсюда далеко-далеко. Лев Николаевич! Вы чисты, но вы должны быть сильным. Добро должно быть с кулаками, хотя бы для того, чтоб быть защитой для своей женщины. Смотрите на Рогожина. Он страшен в гневе, ведь правда. Смотрите и скажите, вы же сразу знали, что он способен убить человека и вы знали, против кого он повернёт свой страшный нож.
Я даже ничего не успела почувствовать.
Не надо слёз, любезный вы мой. Вы помните, свои ощущения от той казни, там возле гильотины. Одно мгновение и всё. Вы переживали за то время, которое отводится человеку на покаяние. На то искреннее покаяние последних секунд жизни. А у меня это мгновение было! Или не было?
Должна признаться, я даже не поняла этого, но я просила прощения не за себя. Просила прощения за вас и за Рогожина. Одного я любила, другого не могла терпеть.
Не гнушайтесь моей любви, Лев Николаевич. Я убежала из-под венца лишь потому, что любила вас, дорогой мой человек. Как жаль, что мы не встретились с вами раньше. Не знаю на сколько раньше, может в другой жизни.
Я буду ждать вас. Буду ждать. Но даже там, за порогом жизни, мы не сможем быть вместе. Человек вашей души попадёт именно в рай. Мне же там места нет, я это знаю. Но у нас будет совсем не много времени, когда вы предстанете перед богом, оглянитесь пожалуйста, я буду у вас за спиной стоять у других ворот и смотреть вам в след.
Оглянитесь Лев Николаевич! Найдите несколько мгновений для того, чтоб подойти ко мне и посмотреть мне в глаза. Нет, я не милости прошу. Уверяю вас, это будет много больнее, чем нахождение в котлах с кипящей серой.
Увидьте мои глаза, князь. Они полны раскаянья, но поймите, я не могла иначе.
Что вас так напугало, князь? Другой взгляд там у меня за спиной? Он меня не отпускает. Так и ходит за мной. Он страдает, любит меня, а убить больше не может. Ха-ха-ха!  Это для него мучение такое же, как для меня ваш взгляд. Не корите себя. Вы ничего не могли исправить. Случилось то, что должно было случиться.
Не забывайте меня.
Об одном жалею, вы не отыщите моей могилы и не сможете принести цветов на неё.
Я прошу вас, или нет, позвольте требовать от вас букета самых красивых белых цветов. С ними идите  на Аничков мост, принесите этот букет и непременно бросьте в Неву.
Только прошу вас. Бросьте и уйдите. Не смотрите на то, как понесёт их вода прочь от вас. Не смотрите мне в след.
Прощайте.
Я буду любить вас.
Парфён! Увези меня!!! Парфён!
Ты меня не слышишь? Парфён!
Я не перестаю тебе удивляться. Ты же прекрасно знаешь. Что я тебя не люблю и не смогу полюбить тебя. Мы бы никогда не смогли быть вместе. Ты же понимаешь, что мы из разных миров. Парфён!
Представь, на сколько бы ты был счастлив, богат и успешен, если бы ты умел управлять своими страстями и чувствами. Улыбаешься? Смеёшься своим звериным оскалом?
Да! это правильно. Ты рождён был для другого. Можешь обижаться на меня, но тебя этот мир создал для меня.  Ты больше ничего не умеешь в этой жизни. Ты должен поставить точку в моей жизни, потому что я не смогу сделать этого сама. Наша с тобой любовь могла быть только такой и с таким финалом.
Ты не можешь знать, когда это нужно сделать. Ничего страшного. Я тебе дам знать, когда должен замахнуться твой нож. Смерть в твоих глазах манит меня своим костлявым перстом, а перст этот обручён знакомым кольцом. Тем кольцом, которым откупался за свой грех Афанасий Иванович, порушив мою чистоту.
Это моя гильотина. Быть может и не нужно мне было мгновение, чтоб покаяться. Я делаю всё это всю свою жизнь. Каюсь. Исповедуюсь.
Вы, все не можете этого слышать, но подумайте. Что вы получили в итоге.
Согласитесь,  я никому не сделала зла и каждый получил то, чего желал.
 Тоцкий желал свободы. Он её получил. И на то была моя воля.
Ганя! Он не хотел обязательств со мной. Их не было. Он хотел денег.
Он их получил. Рогожин отдал ему сей выкуп горящим свёртком ассигнаций. И я всем объявила, чьи это деньги! Выходит, вы свободны и богаты, Гаврила Ардаллионович.
Аглая и Лизавета Прокофьевна могут быть покойны, я больше не потревожу их чувств и напрасно они так волновались.
Ах, Рогожин! Ты же тоже получил, чего желал. А желал ты сойти с ума от любви, и желал убить меня?
Желал...
Я раздала все долги. Кроме одного.
Вечно буду за вас бога молить, Лев Николаевич, и просить прощенья, вашего прощенья.
Прощайте князь. Прощайте навсегда.
Рогожин! Увези меня отсюда!