Дни перемен. Часть 3 - Вверх дном

Деяния-1. Чёрная магия и почти полное её разоблачение.

-Уважаемые пассажиры! Мы приветствуем вас на борту аэрокорабля «Алистер Кроули», выполняющего беспосадочный развлекательно-туристский полёт над сказочными вершинами Жигулёвских гор! К вашим услугам: открытые прогулочные палубы, смотровые площадки, солярии. Опытные инструкторы помогут вам освоить скайвинг, орнитоптеры и парапланы. В нашей культурной программе: выступление артистов варьете, танцы, дискотека, экскурсионные маршруты. Бортовая гостиница предоставляет вам комфортабельные номера. Экипаж аэрокорабля желает вам приятного отдыха!

Интересно, с какой это радости работники Самарского Авиазавода назвали дирижабль, сошедший с их стапелей, и предназначенный для катания туристов над Жигулями, в честь легендарного чёрного мага? Загадка. Впрочем, сама история дирижаблей таит в себе целый ряд загадок.

Я могу понять, почему к концу тридцатых годов ХХ века от этих хрупких, неповоротливых и постоянно взрывающихся машин пришлось отказаться. Как это часто случается, идея опережала технологические возможности. Но позже, на рубеже ХХ и ХХI веков? Когда водород, каучук и алюминий сменили ставший дешевле в производстве негорючий гелий и силиконовые полимеры? Когда появились надёжные средства нагрева и охлаждения газа в баллоне для взлёта и посадки, а также электромоторы и солнечные батареи для питания надёжных ёмких аккумуляторов?

Лишь в годы Потопа люди вспомнили о дирижаблях: нужда заставила. Чуть позже стало окончательно ясно – пузатые воздушные корабли выдерживают конкуренцию с прочими средствами воздушного транспорта, прочно заняли свою нишу в их системе, да и вообще, вернулись, дабы остаться. Тем более, что к середине столетия самолётостроение из-за нескольких необъяснимых катастроф пассажирских лайнеров находилось в опасном кризисе. Так что появление пускай не столь скоростных, зато куда более надёжных и грузоподъёмных машин было встречено с восторгом. Ведь ни ховеры, ни экранопланы, ни даже трансляция не отменили традиционное мореплавание. С тех пор за дирижаблями закрепился статус аэрокораблей – лайнеров, бороздящих воздушный океан.

Аэрокорабль «Алистер Кроули», на борту которого я наслаждался жизнью неделю кряду, был беспосадочным летающим пансионатом. Туристы и отдыхающие добирались сюда либо через Центры Связи, либо с помощью личного транспорта. А ещё раз в сутки к причалам пансионата швартовался рейсовый транспорт из Курумоча.

Курортный сезон продолжался: середина июля, солнце, горы, Волга… Никто на борту «Кроули» и не догадывался, чем, помимо исполнения прямых обязанностей, занят экипаж корабля. А также – кем на самом деле является небольшая компания пассажиров, облюбовавших десяток кают первого класса в верхнем кольце – сразу под пилотским куполом управления и аппаратными отсеками.

Холл на перекрёстке пассажирской палубы и радиального коридора круглым выпуклым иллюминатором глядел на слепяще-синие просторы неба. Посреди холла бил фонтан, обрамлённый опалово-полупрозрачной, мягко меняющей свою форму раковиной. Пространство перед иллюминатором занимали клумбы с цветами. Мягкие диваны у стен пустовали. Большая часть отдыхающих ещё спала.

В круглом окне то и дело появлялся силуэт скайвера на реактивной доске. Ранняя пташка выделывала в небе отчаянно рискованные трюки.

Пассажирские каюты занимали прослойку между обшивкой шарообразного аэрокорабля и его заполненной гелием внутренней сферой. Все коридоры пассажирских отделений были кольцевыми. Несколько проходящих через баллон лифтовых шахт и расходящихся от них тоннелей связывали каюты с рестораном и прогулочной палубой. Ресторан располагался внизу, сразу над машинным отделением, выполнявшим к тому же роль центра тяжести. Прогулочная палуба, также представлявшая собой баллон с гелием, широким кольцом охватывала дирижабль по экватору. Всю свободную от иллюминаторов поверхность верхней полусферы покрывали солнечные батареи.

- Ресторан, - произнёс я, шагнув в шахту лифта.

В ресторане к моему приходу сидело всего человек пять или шесть. Основной контингент отдыхающих – «совы», а не «жаворонки», напомнил я себе, делая заказ.

Получив его, и принявшись за еду, я неожиданно поймал себя на том, что неотрывно смотрю на сидящую через два столика от меня молоденькую девушку. Что-то в её облике досадливо беспокоило меня, как беспокоит заноза в пальце или камень в башмаке. Но что именно? Какая-то неправильность.

Не то, чтобы она была некрасива – отнюдь. Девушка была исключительно, даже убийственно красива (покайся, примерный семьянин!) – и вместе с тем… Ага, вот оно! Уж очень редкое сочетание черт – малейшее отклонение, и не быть ей красавицей. Глаза огромные, и вместе с тем, чуть раскосые. Маленькие точёные губы… но стоит ей открыть рот, и ты удивляешься тому, что он намного больше, чем казалось. Слишком тонкий прямой нос, слишком косые скулы… Плюс странное ощущение, что девушка находится «не в фокусе», а чтобы оглядеть её, как оглядываешь любого другого человека, нужно просто-таки вывернуть глаза наизнанку. Выразительное, явно богатое на мимику, стихийное лицо (загляделся, старый чёрт?). И этот взгляд, когда она смотрит прямо перед собой – прямой, как лазерный луч. Тень кокетства покрывает её лицо лишь, когда, задумавшись, она, сама того не замечая, улыбается каким-то своим мыслям. Но вот она на миг подняла свой взгляд – жёсткая стыковка с моим. Удар под дых. Ещё её абсолютно невозможно раздеть глазами (так, фу таким быть…). Одета девушка скромно – белая блузка с короткими рукавами, белые брючки клёш, белые мокасины. Ясно видно – у юной леди прекрасная фигура. Но какая именно? Поди догадайся.

Она неожиданно резко поднялась со своего места, рассекающей воздух походкой пересекла зал, и скрылась в лифте. Встав, она к тому же оказалась куда меньше ростом, чем мнилось. Ходячая головоломка.

Надо Майку сказать про эту красавицу, усмехнулся мысленно я. Он, зараза, до таких остроносых и большеротых крошек большой охотник…

Опуская золочёную кредитку в инкрустированную по контуру перламутром прорезь на лакированном столике, и расплачиваясь за тяжеловатый для желудка завтрак, я усмехнулся, прикидывая, каким может быть взгляд на меня и моих коллег со стороны. Дорогая и стильная одежда; кредитки, заряд которых, наверное, позволяет вытаскивать трёхдюймовые гвозди из досок; долгие мудрёные беседы и частые отлучки по делам каких-то солидных предприятий…

Встал из-за стола, запихнул карточку в карман, и направился к лифту.

На открытой палубе, когда я туда добрался, жизнь уже била ключом. Вдалеке стрекотала стайка сверкающих слюдяными крыльями орнитоптеров. С трамплина - катапульты то и дело срывались скайверы на разноцветных досках. На миг заслонив солнце, на противоположную сторону палубы опустился пёстрый монгольфьер. Несмотря на то, что «Алистер Кроули» барражировал на высоте, колеблющейся от пятисот метров до километра, ветра и холода не чувствовалось. Раскинувшееся над палубой силовое поле слабой напряжённости без труда преодолевалось летательными аппаратами, но существенно смягчало порывы ветра и работало по принципу парника.

Скайвера, ворвавшегося на палубу, и с шикарным разворотом спрыгнувшего с доски, окружили товарищи. Судя по цветам комбинезона, это был тот самый мастер мёртвых петель, которого я приметил, глядя в иллюминатор холла.

 - Ну, Жерар, я вижу, ты готов утереть носы англиозам на чемпионате Европы! – долетел до меня голос одного из ребят.

- Если не передумаю в нём участвовать, - неожиданно резко ответил Жерар, снимая шлем.
 
Именно в этот момент он повернулся ко мне спиной, и я не успел увидеть его лица. Лишь копна рыжих волос вспыхнула под солнечными лучами, да загорелась на спине сделанная светоотражающими красками надпись: «Gerard L’Her». Где-то я уже слышал это имя. В спортивных новостях, что ли… Нет, не помню.

Вернувшись в свою каюту, я тщательно запер дверь, проверил с помощью скрытого в браслете датчика помещение на предмет «жучков», после чего внятно произнёс:

- Разверзлись фаршированные небеса…

Правая створка трёхстворчатого шкафа-купе услужливо отодвинулась. Я вошёл – с тем, чтобы оказаться миг спустя в аппаратном отсеке. Уже другой карточкой активировал скрытую среди аппаратуры управления полётом кабину транслятора. Ещё через миг – вышел на середину центрального зала пещерного комплекса Верблюд-Горы.

…После нашего недавнего приключения в T-ACE пришла официальная бумага гласящая, что курьер Эрнест Хольцкопф, тяжело пострадавший в результате аварии автолёта, в состоянии комы доставлен в Самарскую Клиническую Больницу, и проведёт в её регенераторе месяц, не меньше. После чего вход в пещеру был прикрыт мощным силовым полем. А все её исследования, согласно решению чрезвычайной сессии комиссии при Мировом Совете и Академии Наук, получили индекс высшей секретности. Теперь исследователи могли попадать в пещеру только через транслятор на борту «Кроули».

Заподозрив неладное, боссы Т-АСЕ должны были либо затаиться, либо форсировать свои собственные исследования. Второе – вернее. Эти ребята всегда идут до конца...
 
- Ну, что на этот раз? – поинтересовался я, войдя в одну из тех пещер, до которых в своих поисках так и не успел добраться незадачливый громила Эрнест. Майк по обыкновению скрючился за терминалом, подключённым к заполнявшей помещение аппаратуре таинственного назначения. Несмотря на всю свою таинственность, техника до боли напоминала уже известную нам по Чёрному Джо и пещерам на искусственной планете.

- Разобрался в этих агрегатах?

- Пока ещё нет, - встав из-за терминала, Майк потянулся, и хрустнул костями, - Зато мы отыскали нечто куда интереснее. Моё предположение, сделанное в порядке бреда, оказалось верным: здесь действительно было тайное убежище Стеньки-вора. Наше счастье, что его банда решила не трогать всё это хозяйство. Зато оставила кое-что после себя… Пойдём, поглядим…

- Сокровища? – усмехнулся я, когда мы вышли в коридор.

- Бери выше, - ответил Майк, - Твою VM-грамму, сделанную по программе «Память Предков» так и не признали историческим документом?

- Разумеется, нет. Считается, что она подверглась искажениям потому, что после разбойного нападения мой далёкий предок купец Симеон повредился в уме. Зато кто-то из комиссии оказался большим болтуном, и теперь один жучок из Голливуда предлагает мне бешеные деньги: хочет использовать этот сюжет для постановки в стиле фэнтези.

- Посылай этого лузера куда подальше и требуй повторного заседания комиссии, - сообщил Майк.

Именно в этот момент мы, пройдя долгий и извилистый маршрут по катакомбам, оказались в полусферическом зале. В ноздри ударил аромат археологического консерванта. Помещение было освещено укреплёнными на стенах лампами-липучками. Бочки и сундуки по углам, груды истлевших ковров и одежд… И два вбитых в пол посередине пещеры костыля с кольцами. К кольцам крепились тянущиеся вверх цепи. Под самым сводом болтался стянутый ими бунт грубой грязной парусины.

Майк дернул за одну из цепей. Чуть покачиваясь, таинственный свёрток остался висеть в воздухе. Кружась и сверкая в свете ламп, от него отделилось несколько блёсток.

- Нужно человек двадцать, чтобы стянуть его вниз, - сообщил Майк и, поймав одну из кружащихся в воздухе блёсток, протянул мне ладонь. На ней лежало крылышко насекомого с характерными пёстрыми разводами, - Позволь тебе представить чудо-парус атаманского струга и крылышко колеоптера-антраксиа. Купец Симеон не бредил.

- Между прочим, ещё полторы сотни лет назад о феномене этого жука писал один научно-популярный журнал, - ответил я, - Я только сегодня откопал статью.

- Вот как? И что же?

- И ничего. Биолог боялся ажиотажа, который мог повлечь за собой истребление редкого вида, и скрыл его латинское название. Номер журнала был апрельским, и статью посчитали за розыгрыш. И к счастью - судя по тому, что началось вокруг всего этого сейчас. Сто пятьдесят лет миру только драки за антигравитацию не хватало. Сомневаюсь, правда, что Т-АСЕ здесь интересует именно она: у них уже есть технологии…

- Интересует их главным образом, почему именно в Жигулях эффект проявляется с особой силой, - заметил Майк, - Если ты помнишь, моя схемка оказалась недостаточно чувствительна, и заработала только здесь. Кто бы ни строил эту машину – он использовал какую-то уже существующую изначально в здешних горах аномалию…

Былое и думы-1. Общие черты.

Копать, копать и ещё раз копать – такова была моя первая мысль, когда я вернулся в свою каюту. Двести лет люди знали о болтающемся над головами Чёрном Джо. Полтораста лет ждала на рассыпающихся страницах журнала своего часа статья о странных свойствах крылышек сибирского жука. Несколько раз я проходил по берегу Волги мимо ведущей в гору тропинки. А уж совсем недавно раскопанная мной история про «казус зелёной звезды» вообще ни в какие ворота не лезет. Нет, так дальше жить нельзя. Решив так, я уселся за терминал с намерением устроить самую крупную с начала работы ревизию. А то легенда, под прикрытием которой мы тут высокохудожественно валяем дурака, здорово расслабляет.

Так. Отчёты сотрудников. Лично проверил защиту, самостоятельно зашифровал, и, не откладывая, сбросил в Мировой Архив. Все рабочие терминалы – вирусов нет, «червяков» тоже. Деталей из дерева в каюте не имелось, но и я не из суеверных. Перемен в составе экипажа «Кроули» не происходило. Убыли семеро отдыхающих, прибыли пятеро. Среди фамилий мелькнули две смутно знакомые: «Жерар Лер, легкоатлет» и «Яна Немецкова, танцовщица». То ли скандал какой-то был, то ли в разговоре их упоминали… Ну, да, конечно – когда болтали с Майком на даче про рекламу «Teen-Boop». Забавное совпадение. Ещё забавней – именно этого Жерара я, похоже, и видел сегодня на палубе.

Эта мысль словно бы открыла некое окошко в моей памяти, и я сообразил, что встреченную в ресторанном зале девушку я накануне видел в стереопрограмме. Она танцевала испанский танец… Немецкова! Что ж, вот и свиделись. В один день, на таком большом корабле. Значит, вы тоже «жаворонки»…

Вот, кстати, свежее сообщение от Майка: «Завтра мы с Дрю начинаем работать с шахтами». Под вечер один из пещерных ходов привёл поисковую бригаду к завалу. Перемещённый по ту сторону осыпи табуин обнаружил в конце пути некий зал, из которого вглубь горы ведут ещё какие-то шахты. Ну, что же…

Дрю!

Точнее – Эндрю Струзанн. Альпинист и спелеолог. Самый молодой член нашей бригады. Он тоже позировал для рекламных голограмм «Teen-Boop». Почему-то уже это совпадение мне очень не понравилось.

Где Дрю? У себя в каюте. Один. Местонахождение пассажиров в служебной части корабля регистрируется. Проникновение любого из них в одну из наших кают – тревога для всей бригады. Ничто, однако, не мешает ему встретиться с этими двумя на пассажирской территории…

А чего я, собственно, завожусь? Может, они просто приятели, и он порекомендовал им отдых на дирижабле безо всякой задней мысли… Нет, отпадает. Инструкция запрещает членам бригады встречи на борту «Кроули» со знакомыми – кроме, разумеется, встреч случайных, предвидеть которые невозможно.

Вызвав Майка, я поделился с ним своими опасениями.
- Я поговорю с Дрю, - отреагировал Майк. – Если он не в курсе дела – пускай будет начеку. Если в курсе – наша осведомлённость воздержит его от глупостей. Больше мы ничего сделать не сможем.

- А если проследить, не встречается ли он с Лером и Немецковой?

- А если эти двое – отвлекающий манёвр, и пока мы пасём их, Дрю спокойно треплется с кем-то ещё?

- А может, просто заменить его кем-нибудь? – предложил я. – Дублёра вызовем…

- А может, кто-то именно этого и добивается? – парировал Майк. – Скажем, для подмены дублёра? Не нужен пока нам дублёр. Думаю, если что - Зорюхта один справится.

- Да, задачка. Итак, три варианта: связные, провокация, совпадение. В совпадения я давно перестал верить…

- Мало у нас информации, - подытожил Майк, - Ну да ладно. Знаем хотя бы, в какую сторону оглядываться, если что…

Наутро я лично проводил Майка до транслятора (Дрю дали выходной «по медицинским соображениям»), убедился, что все системы работают нормально, и лишь потом вернулся в свою каюту. Пора было приниматься за текущие дела.

Мировой Архив всегда готов выболтать о каждом из нас максимум полезной (и не очень) информации. Скажем, запрос, сделанный по факту пребывания на этом свете нашего дорогого Майка Эдварда Гершезона, выдаст почти всё – начиная полным списком его изобретений, и заканчивая ворохом ссылок на скандальные хроники. Майк наслаждается своей ролью публичной персоны. И, кажется, периодически развлекается тем, что скармливает охочим до тухлятинки хроникёрам «откровения», все до единого – экспромты, плоды своего буйного и неукротимого воображения. Но официальной информации о его спекуляциях рудой, незаконно добытой на астероиде Орех, известном сейчас в качестве орбитального космодрома, без специального допуска никому не получить. Тайна личности.

У меня есть допуск. Поэтому первым делом я полез ворошить биографию Эндрю Струзанна. Так, «популярный художник-оформитель конца ХХ – начала XXI веков…» Что за бред? Фу ты, это другой Струзанн… Я пару минут полюбовался на китчевого вида открытку-приглашение с франтом в смокинге, украшенную надписью «Welcome to my nightmare» и несколькими афишами фантастических фильмов. Рекламный лозунг на одной из них был гораздо содержательней открыточного: «Нет эмоций – есть покой». Вот это правильно. Не торопись, и не спеши, сказал я себе.

Вот и «наш» Эндрю Струзанн. Подростковый возраст – острейший кариес всех коренных зубов. Прошёл регенерацию. Примерно с тех же пор занимается спелеологией и альпинизмом. В шестнадцать лет обнаружил вместе с группой исследователей руины пещерного города в Южных Альпах. Как же, помню, большой был переполох. Специалисты до сих пор расходятся во мнениях относительно возраста города и происхождения его таинственных основателей. К тому же буквально через пару дней после открытия города большую его часть вновь скрыл от людских глаз обвал. Находившийся тогда на переднем крае работ Эндрю уцелел разве что чудом. Три простых перелома. Раскопки – в условиях повышенной осторожности, с применением силовых полей и в год по чайной ложке – продолжались уже без него. И ведутся до сих пор. Больше - ничего примечательного, если не считать того, что нашему коллеге всего восемнадцать.

Отлично. Теперь – загадочная парочка… Кстати – почему «парочка»? Ведь я не видел Лера и Немецкову вместе.

Жерар Лер до тринадцати лет страдал излишней полнотой. Гормональное лечение результатов не приносило. К указанному возрасту комплекция парня, однако, неожиданно пришла в норму сама собой. Причём буквально за пару месяцев. Жерар тут же увлёкся лёгкой атлетикой, в каковом занятии весьма преуспел. Уже через пару лет он ни в чём не уступал тем, кого муштровали по этому профилю с раннего детства. Ещё через год Лер принял участие во Всемирных Юношеских Спортивных Играх, где зимой взял серебро за прыжки на лыжах с трамплина, а летом – показал рекордные результаты по прыжкам в воду, но был обвинён в использовании допинга. После прохождения Лером нескольких дополнительных проверок обвинение было снято. Тем не менее, Жерар пошёл на открытый конфликт с МОК, заявив, что более не примет участие в курируемых им состязаниях. И с тех пор блистает в экстремальном спорте. Ровесник Струзанна, между прочим.

Биография же Яны Немецковой оказалась куда интереснее, и напоминала какой-то триллер.

Родилась Яна с пороком сердца. В шесть лет подверглась исправлению оного средствами микрохирургии. Отторжение наномехов организмом, две остановки сердца за операцию. По прогнозам врачей должна была вырасти слаборазвитой. Вопреки запретам занялась танцами и художественной гимнастикой. В двенадцать лет заработала перелом позвоночника во время рискованного гимнастического прыжка. Выжила, встала на ноги, и чуть позже продолжила занятия танцами и гимнастикой, прибавив к ним ещё и кун-фу. В пятнадцать лет совершила угон лёгкого десантного звездолёта «Космос-137». Не смогла активизировать тоннельный привод, была задержана в районе орбиты Юпитера. Объяснить деяние то ли не смогла, то ли отказалась. Состав преступления отсутствовал по причине несовершеннолетия и формальной инвалидности. В течение полугода находилась под усиленным наблюдением психологов. Давала свидетельские показания в деле о расследовании обстоятельств гибели Анастаса Траволги. В настоящее время входит в первую десятку исполнителей и исполнительниц неоклассического и авангардного балета. Несколько раз Немецкова выступала с ведущими танцевальными группами мира, однако не входила в постоянный состав ни одной из них и всегда работала по краткосрочным контрактам. (Не один Майк у нас такой чистоплюй). Бульварные источники смакуют её отказы от крайне выгодных долгосрочных контрактов, равно как и от частых предложений руки и сердца, при этом отмечают вызывающую ветреность девчонки в случайных романтических связях, и мельком проходятся по её страсти к коллекционированию старинного холодного оружия…

Увлёкшись изучением бульварных источников, я неожиданно заметил следы нескольких уничтоженных ссылок. Восстановив пути ссылок на исходные файлы в нескольких частных банках жёлтых-прежёлтых данных, я смог констатировать лишь факт филигранного уничтожения исходников. Не каждый программист, кстати говоря, заметил бы это: последовательность формальных признаков не была нарушена, лишь смысловые контуры содержали несколько разрывов. Я прикинул уровень подготовки, достаточной для создания стирающей программы такого уровня, и озадаченно свистнул. Совет Хранителей, не меньше. Или тайный гений-самоучка. Второе – вернее: Совет я знал. Тишайшие люди Архива. Авантюрней и беспокойней меня там не было никого. Обычно в случаях помещения в сеть особо некорректной информации удалением её, иногда даже не дожидаясь жалоб от заинтересованных лиц, занимаются цензоры Мирового Архива. Я сделал запрос. Ни один цензор, судя по служебной документации, не курировал информацию по Немецковой в упомянутых банках данных.

Да, с Немецковой дело явно нечисто. Кстати, что это за «дело о расследовании обстоятельств гибели Анастаса Траволги», по которому она проходила свидетелем?

Новый удар. Дело Траволги было начато больше года назад, и вскоре закрыто за отсутствием состава преступления. Совсем же недавно, – судя по дате, сразу после наших приключений на искусственной планете, – дело отправили на доследование. Подозреваемый в причастности к гибели несчастного был только один. Корпорация T-ACE.

Анастас Траволга был молодым, подающим надежды археологом и единственной жертвой обвала во время раскопок подземного города в Альпах. Отказал генератор защитного поля. Согласно показаниям входившей в состав экспедиции Яны Немецковой (хм…) за сутки до трагедии лагерь посещали представители T-ACE, чей санаторий (снова санаторий!) строился в горах неподалёку, и интересовались возможностями коммерческого использования находки. Когда удивлённые их прытью археологи ответили, что до этого, вообще-то ещё хорошо бы дожить – извинились за беспокойство, и отбыли. После катастрофы весь участок объявили заповедной зоной, и строительство санатория было прекращено.

Ну что же. Похоже, ребятки столкнулись с той же проблемой, что и мы. А один из них волей судьбы получил возможность подойти к её решению с другой стороны и теперь вынужден скрывать обстоятельства от товарищей. Или…

Деяния-2. Полночь над горами и полдень на Купринке.

Коридорное освещение было притушено. Несколько минут назад наконец-то угасла бегущая строка коридорной рекламы, умолявшая детишек не пропустить утреннюю премьеру новой серии дурацкого мультика про пучеглазую Ли`л и Поркинса. Сидя в затемнённом холле у панорамного иллюминатора, я созерцал медленно проплывавшие под брюхом воздушного корабля таинственные тёмные складки лесистой шкуры Жигулей.

Над горами стояла вторая в этом месяце ночь полнолуния. Косо пересекая небо, мерцала бисерная дуга Кольца. Сияли на горизонте слева и справа от нас два световых конуса – это освещали Самару и Тольятти зеркала геостационарных спутников. Где-то совсем уж далеко мерцал световой сноп Сызрани. Здесь, над горами все эти рукотворные светила, к счастью, не могли конкурировать с великолепной июльской Луной.

Когда-то, вспомнил я, всерьёз предлагали решить проблему ночного освещения, покрыв зеркалами всё видимое полушарие Луны. По счастью, чаша сия нас миновала. А ведь порой куда более нелепые проекты с энтузиазмом воплощались в жизнь, и уродовали мир. Иногда – необратимо. Иногда отыграть назад было можно, лишь преломив упрямство тех, кто по окончании работ огрызался на протесты «осчастливленного» большинства в стиле: «Мы что, зря пахали?» Нет, зеркал из лунного сырья, спору нет, можно было бы наделать массу, но… Что прикажете делать в новолуние? Как вести на покрытой зеркалами Луне открытые горные работы? А метеориты? И, наконец, как можно отнимать у природы ночь?

Хорошо, что здравый смысл при поддержке здоровой формы жадности в итоге победил. Остронаправленные зеркала орбитальных станций освещают лишь крупные города, изгоняя из них не всю ночь, а где-то процентов сорок.

Послушный воле ветра и посеребрённый лунным сиянием, «Алистер Кроули» лежал в дрейфе. Моторы были заглушены. Впрочем, если бы корабль отнесло слишком далеко от туристских маршрутов – сенсоры живо велели бы двигателям ориентации исправить положение.

Вглядываясь вглубь мохнатых складок старых гор, я ждал. Где-то на границе сознания и подсознания бродила мысль о том, что что-то вот-вот должно произойти.

Произошло. По закону подлости, глядя немного не в ту сторону, я снова прозевал начало явления. Когда же обернулся – бледный луч, поднявшись в небо с одной из двух вершин Верблюд-горы, беззвучно застрекотал среди умытых недавней грозой звёзд – подобно свету из объектива древнего киноаппарата, лучу развёртки в старых телемониторах и совсем уж архаичному ткацкому челноку, он ткал на небе картину.

Очередной мираж.

- Ну, что скажешь? – тихо спросил я.

- До боли знакомые места, - прошелестел в ответ голос Майка. Рация, которой я пользовался для таких переговоров, крылась в бриллианте на булавке галстука. Дешифратор занимал саму булавку, - Это в Системе. Сделай запрос.

- Уже, - я поглядел на браслет, - В той стороне неба сейчас должен быть Нептун с проходящим по его диску Тритоном.

- Точно, я работал там пять лет назад. Запускаю в миража зонд… Есть!

- Что есть?

- То есть - нет. Позывные прекратились. Давай сверхсветовую с тамошней станцией слежения. Позывные зонда – два-шесть-четыре-пять…

Удача была на нашей стороне. Через полчаса зонд был выловлен в системе Нептуна. Итак, загадочная машина в глубине горы не просто демонстрировала виды далёких миров, но и могла при правильном стечении обстоятельств стать дверью в эти миры.

Это, однако, только присказка. Настоящая сказка началась для нас утром.

…К утру киберы и табуины наконец-то расчистили завал в дальнем ответвлении пятого тоннеля. Подробностей не сообщалось. Видимо, Майк справедливо полагал, что я захочу лично осмотреть новые находки, а раз так – нечего перегружать канал, даже если он и не прослушивается. Что, кстати, не факт.

Расчищенный проход привёл меня в пещеру впечатляющих размеров, где уже кипела работа. Свод пещеры был традиционной для всего комплекса полусферой, хотя и несколько больших размеров, нежели в других, уже известных нам залах. Разрываемое входным проёмом, блестело в лучах наскоро прилепленных к сводам ламп кольцо прозрачных сфер по периметру зала. А в центре пола чернели три ровных круглых провала.

Отодвинув одну из сфер, техники сосредоточенно изучали стены помещения. Внутри стеклянного шара отчётливо просматривалось некое подобие сиденья, а по экватору проходил тонкий, но ясно различимый шов.

- Ну, как? – высунувшись из какого-то очередного древнего агрегата, спросил, обращаясь к техникам, всклокоченный Майк.

- То же, что и везде. Помещение искусственного происхождения. Внешний слой стен – спёкшийся, скальные породы сплавлены, молекулярная структура частично разрушена. Зал выжигали аннигилятором. На потолке – сталактиты, образованные водой, просочившейся через микропоры в сплавленной породе. С учётом плотности породы можно определить возраст помещения – около двадцати тысяч лет. Точнее скажем, когда получим данные по грунтовым водам, осадкам и изменениям климата в этом районе…

- Ясно. Что с пузырями?

- Аналог всем известного силистона. Правда, судя по отличиям в углеродных составляющих, того же возраста.

- Привет, - с кряхтеньем разогнув спину, Майк поднялся на ноги, и подал мне руку. – Судя по всему, пузыри надлежит опускать в шахты, а это – подающее устройство, - он показал на агрегат, в недрах которого только что ковырялся.

- А что за шахты?

- А вот тут начинается старая добрая чертовщина, - широко улыбнулся Майк, - Радиолокация даёт сто метров глубины и глухие, без единого ответвления, стены и дно. Тем не менее, три порции теледробинок и один табуин там уже бесследно исчезли, а отправленный в шахту пузырь достиг дна и тут же был вытолкнут обратно. Без участия подающего устройства, то бишь неизвестной силой. Ребята пытаются нащупать какое-нибудь поле, но пока без толку.

- Кресла внутри рассчитаны на людей?

- Сейчас проверим, - ответил услышавший наш разговор парень, который до этого изучал содранные с потолка пещеры сталактиты. Вольдемар Зорюхта, вспомнил я. Альпинист и спелеолог, сменщик Струзанна.

Откинув верхнюю полусферу пузыря, отодвинутого ради изучения стен и свода, Зорюхта осторожно залез внутрь. Пузырь, что интересно, даже не качнулся.

- Что ж, кресло, как кресло, - сообщил он, - Под креслом – какая-то штука вроде гироскопа. Попробую сесть…

Всё, что последовало за этим решением, уместилось в считанные секунды. Едва лишь Зорюхта утвердился в кресле, как обе полусферы схлопнулись со скоростью створок потревоженной тропической ракушки, а из недр раскуроченного Майком агрегата донёсся мелодичный певучий сигнал. В следующий миг пузырь резво прыгнул в створ ближайшей шахты.

- Э-э-э! – запоздало выкрикнул кто-то. Ещё несколько секунд все, кто был в зале, находились в состоянии ступора. Первым очнулся Майк. Бросив беглый взгляд на по-прежнему подключённый к подающему устройству терминал, он кинулся к створу шахты, выхватывая из кармана фонарь. Осветил дно. Включил лазерный дальномер. После чего удручённо констатировал:

- Пусто.

В зале вновь воцарилась тишина. Несколько секунд спустя её нарушил многоголосый писк браслетов на наших запястьях. Общий вызов.

- Тысяча чертей!!! – вторично взорвал тишину рёв Зорюхты, сложившийся из вибрации двух десятков малюсеньких высокочастотных силовых мембран. Помимо голоса спелеолога в браслетах был слышан какой-то грохот.

- Вольдемар, ты где?

- Скачу по склону горы, что твой мячик, мать его так!!! Спасибо гироскопу, что не кубарем! Хорошо, собака, держит! Надежную технику древние люди делали, твою налево… Видели бы вы, сколько камней за мной катится и периодически мне наподдаёт – почти лавина!

- Что за горы? – вопрос был не праздный. Заросшие лесом Жигули под описание Зорюхты не подходили.

- Будете смеяться, но точно не те… о, чёрт, не те, над которыми мы все сегодня проснулись!

- Эй, ты хоть на Земле? – это был глупый вопрос, ибо вне Земли связь через браслеты не сработала бы.

- Да вроде! Чертовски похоже на… твою двадцать!!! В общем, пеленгуйте!

Мы вглядывались в спроецированные браслетами карты.

- Альпы, - наконец сообщил, первым разобравшись в изображении, профессор Алабин, начальник экспедиции. – Катится с гор по направлению к Айроло. Это недалеко от Сент-Готтарда.

- Вольдемар, ты слышал? Подвиг Суворова повторяешь?

- То-то я думаю, места знакомые! Как в анекдоте про слона, что с крыши кидался – «здравствуй, родимая Африка!» Я же в Иланце родился, он тут недалеко совсем. Я по этим горам с детства лазаю… Ффу, наконец-то…

- Что у тебя там?

- Застрял в распадке. Хорошо, что с отвеса какого-нибудь не снесло. Тут это вполне вероятно. Жив, в общем. Высылайте автолёт, я после этой тряски до города только к вечеру дойду… О, и камни наконец-то прекратили сыпаться. Правда, пузырь почти наполовину завалило. Вылезти – вылезу, а вот вытащить его один не смогу… Фу, свежий горный воздух! Пока с горы несло, чуть не задохнулся – все, что было внутри, удышал…

- Сент-Готтард, говорите? – пробормотал я. – Альпы? Заповедная зона раскопок подземного города – совсем рядом…

- Думаешь, есть связь? – спросил Майк.

- Проверять надо, - ответил я. Мне внезапно надоело стоять в стороне. Захотелось самому заглянуть в лицо неизвестности - и будь, что будет.

Открыв с утра укреплённый на стене аварийный шкафчик, я вытащил оттуда портативный регенератор воздуха, и решительно откинул крышку ближайшего пузыря.

- Хм… Владислав, вы уверены…? – повис в воздухе вопрос профессора Алабина.

- В лучшем случае меня вытолкнет назад, - произнёс я, забираясь в пузырь. – В худшем – Вольдемар не будет ждать спасателей в одиночестве. А то, что этот зал создан не для исполнения смертных приговоров, мы уже выяснили…

Кресло спружинило. Верх захлопнулся. С едва ощутимым, непохожим на правду, ускорением, пузырь прыгнул в шахту. Странно – при такой скорости рывок должен быть куда сильнее…

Упала темнота. Плавный спуск скоро сменился плавным подъёмом. Если верить ощущениям, – а раз смотреть было не на что, оставалось полагаться на осязание, – ни спуск, ни подъём не были вертикальными, а составляли нечто вроде параболы, через нижнюю точку которой я уже проскочил. Причём подъём шёл явно дольше.

Почему-то вспомнилось, что русло одной из впадающих в Волгу рек – почти правильная парабола. Кажется, река эта впадает в Волгу с противоположного Жигулям берега, с Пескалинского взвоза, и называется Купринка…

Темноту за оболочкой капсулы внезапно прорезали золотые лучи, струящиеся сверху и расслаивающиеся в тёмно-зелёном пространстве. Миг спустя по глазам ударил яркий солнечный свет. Пузырь выскочил из-под воды, и весело закачался среди солнечных бликов на волнах. Двое шпаривших на полной скорости прямо на меня гонщиков на моторных досках синхронно выполнили манёвр расхождения, огибая неожиданно возникшее у них на пути препятствие. На лицах спортсменов читалось замешательство. В следующий миг пузырь с двух сторон перехлестнули тянущиеся за гонщиками волны. Я порадовался и безукоризненной работе древнего гироскопа, и тому, что ещё не успел откинуть крышку.

За почти скрытым деревьями на берегу поворотом реки высились подёрнутые знойным маревом вершины Жигулей. Река, несущая пузырь к повороту, как видно, впадала в Волгу с противоположного горам берега. Я узнал эти места: Купринка, тот самый «параболический» приток Волги, на берегу – турбаза «Пальмиро Тольятти». У причала лениво покачивались ховер и пара экранолётов.

Над горами блеснул дискотечным шаром «Алистер Кроули». Общий вызов был теперь лишней роскошью.
- Майк, я на том берегу реки. Даю пеленг. Вылетай.

Не прошло и пяти минут, как со стороны Волги вырулил, и тут же торопливо плюхнулся брюхом на воду, спортивный экранолёт. Отключив обтекатель, Майк заарканил пузырь присоской, и подтянул к борту.

- Похоже, транспортная система просто подчиняется любой мысли пользователя, содержащей намёк на направление, - сообщил я, откидывая верхнюю полусферу.

- Осталось лишь выяснить, кто её создал, и на кой леший античный, но вполне обычный тоннельный транслятор сдался ребятам из T-ACE, - заключил Майк, оглядываясь вокруг. – Слушай, а красивые у вас тут места. Предлагаю сделать перерыв и прогуляться…

Подойдя к причалу, мы припарковали экранолёт, а сами взяли напрокат лёгкий парусный катамаран. После чего неспешно двинулись вдоль по течению, болтая об отвлечённом, но то и дело сбиваясь на многострадальную тему нашей миссии.

В Купринке сходилось несколько ручьёв и речушек, сбегавших с поросших соснами холмов Пескалинского Взвоза. Петляя по небольшой болотистой долине, протянувшейся между холмами и течением Волги, эти ручьи и речушки образовывали причудливый лабиринт из водяных дорожек и закрывающих вид на окрестности зарослей по берегам. Карта лабиринта год за годом медленно, но неотвратимо менялась. Причём в послепотопные годы эти перемены стали происходить со скоростью вдвое большей, нежели раньше. Новые водяные потоки с лёгкостью пробивали себе путь в мягком грунте. Песчаные и илистые наносы то и дело превращались в новые мели и островки, и порастали травой. А особо крутой изгиб русла мог за пару лет отделиться от течения и превратиться в заросшее по периметру непроходимым кустарником озеро, на котором тут же селилось несколько пар журавлей. В общем, плавание по притокам Купринки без курсографа и радиомаяка с лёгкостью могло превратиться из милого развлечения в не особо приятное приключение.

Тихонько щёлкал растяжками паруса автопилот. Шуршал листьями деревьев на берегах лёгкий ветерок. Над далёкими вершинами Жигулей расходились редкие перистые облака. Турбаза скрылась за очередным поворотом, и перестал быть слышен шум, производимый купальщиками. Над редкими соснами, украшавшими верхушки выветренных песчаных холмов, кружил орёл, что-то высматривая, и периодически подавая скрипучий голос.

Прямо по курсу из воды поднималась цепочка островков – низких, поросших ядовито-свежей зеленью, почти наверняка топких и болотистых. Я бросил взгляд за борт. Дно реки было в каком-то метре от килей. Покачивались редкие пучки водорослей, проплыла стайка рыбёшки, известной здесь по имени «синтёпка». Глубина всё уменьшалась. Едва споря со слабым течением, почему-то переставший щёлкать парус, тем не менее, упрямо тащил нас вперёд.

- Майк, - опомнился я, - Мы сейчас на мель сядем, а глубиномер молчит.

- Да и парус, - Майк положил руку на сенсоры, - И рули…

Открепив аварийный телескопический шест, он упёрся им в дно. Катамаран стал, и начал тихонько разворачиваться вокруг упора по течению. Над нами повисла загадочная невесомая тишь. Не тишина, а именно тишь.

Я вдруг заметил, что визуально окружающая нас местность – абсолютно дикая. Отсюда не были видны ни турбаза, ни дачи, лепившиеся на вершинах Пескалов, ни хотя бы постройки на склонах Жигулей. «Кроули», и тот скрылся за одной из горных вершин. Вообще, небо стало девственно чистым на предмет летательных аппаратов. Даже давешний орёл куда-то исчез. Шум судов со стороны Волги слышно тоже стих. Лишь всё так же шелестел ветерок, да плескались волны под перемычкой между двух корпусов катамарана.

- Ну что же, - Майк налёг на шест, - Если избегать мелей, течение само вынесет нас обратно. Бери свой… ох!

- Ага, - кивнул я, и тут же шёпотом добавил:

- Я тоже заметил…

В повисшей над речной долиной тиши наши голоса теперь раздавались как-то пугающе звонко. Вообще, вокруг нас происходило что-то странное. Ощущения были тонкие и нервные – будто вот-вот готов оборваться, и всё же никак не обрывается странный сон. Внешне оставшись прежним, окружающее теперь пугало. Пугало какими-то иррациональными детскими страхами. Пугало, что пропавший орёл мог объявиться вновь, налететь, и клюнуть. Что катамаран может в любой момент дать течь и погрузиться в многометровую толщу зыбучего песка на дне. Что под этой толщей песка ждут своего часа коварные водяные чудовища…

Фу ты, ну и детский сад! Я сильнее налёг на свой шест.

Под днищем катамарана скользнуло во внезапно потемневшей и утратившей долю прозрачности воде нечто бледное и неясных очертаний. Я замер. Майк тоже увидел ЭТО, и тоже замер.

Тревожная нервная тишь, словно неведомый музыкант, с нарастающей яростью терзающий струны арфы, продолжала пощипывать наши нервишки.

Катамаран качнулся. Кто-то легко толкнул его снизу. Ещё и ещё раз. Меня настигло ощущение звона летающих, словно стрижи, колокольчиков, хотя ни звона, ни стрижей, ни колокольчиков не было и в помине. Следом, кружась и кувыркаясь, неслось ощущение открытого и заливистого девичьего смеха, которого тоже не было слышно.

Бледное нечто вновь прошло в глубине под нами, и вдруг, совершенно неожиданно, вспоров поверхность воды метрах в трёх от катамарана, в нашу сторону вытянулась рука. Растопыренная человеческая пятерня, тонкие, скорее всего, женские пальцы, молочно-белая кожа, капельки, срывающиеся с кончиков ногтей…

Под водой угадывалось некое движение, и я замер, сообразив, что сейчас из-под воды покажется голова. Чья?!..

Почему-то в этот момент меня иррационально страшила сама возможность увидеть лицо неведомого пловца.

Оглушительно грянули экстренным вызовом браслеты на наших запястьях. Рука тут же исчезла под водой, отхлынуло наваждение, и рассыпалась в прах коварная тишь.

- Вы исчезали с радаров, что с вами стряслось? – нас вызывал профессор Алабин.

- Отказало управление, док, – ответил Майк, - Мы застряли на Купринке, и были подвергнуты психофизической атаке со стороны неизвестных лиц. Если бы не ваш вызов, я бы решил, что протока - зачарованная, а над нами потешаются русалки…

- Дайте пеленг, - сухо оборвал его Алабин. Реакция профессора на координаты не замедлила нас ошарашить:

- Вы правы, это действительно зачарованное место. Вы находитесь в одной из десяти нанесённых на карты так называемых «русалочьих проток». Не ожидал, что вас сюда занесёт. Что ж, настало время заняться и ими. Это, как и наша миссия, несомненно, звенья одной цепи…

Щёлкнул парус. Управление катамараном снова работало.

…Когда мы подходили к причалу турбазы, я обратил внимание на невысокую русоволосую девушку в голубом бикини. Девушка забиралась в кабину одного из пришвартованных здесь экранолётов. Её волосы были влажными, а кожа – неожиданно для нынешнего лета молочно-бледной.

Это была Яна Немецкова. И, кажется, именно её вырвавшуюся из-под воды руку мы видели там, в русалочьей протоке.

Былое И Думы-2. Транзит Барона.

- …Это с самого начала была идиотская затея – изображать чёрт знает кого, - ворчал наутро Майк, когда мы шли в ресторан, - Меня уже воротит от корпоративного стиля, который мы тут вынуждены блюсти. Механические часы, чернильное перо – эти дикости считаются престижными, с ума сойти. Про опасные бритвы я вообще молчу…

- Ты же не бреешься, - осторожно заметил я. Майк действительно ещё в молодости раз и навсегда исключил возможность появления на своём лице усов и бороды, когда целенаправленно прошёлся по подбородку особым образом настроенным микроволновым разрядником. Знал об этом только я, ибо нудных разговоров о том, что актом бритья мужчина якобы ежедневно подтверждает самому себе свою идентичность, Майк не выносил. Во фрейдистские штучки он, как и я, не верил.

- Спасибо, хватило и одного вида этих штук, - отозвался Майк. – Странно, что в амуницию толстосума не входит каменный топор…

- Кроме того, кто-то из твоих приятелей играет на деревянных гитарах с железными струнами, - напомнил я.

- Ну, во-первых, этот стиль они сами выбрали, а во-вторых, он им не помог перестать быть неудачниками, - отмахнулся Майк.

Прибывшим неделю назад ради нескольких концертов «Cockroachers» крупно не повезло. Сразу после их прилёта парочка гроз завалила небо рваными клоками туч. Похолодало. Горы по ночам кутались в туманные пелерины. Борт «Кроули» пустел на глазах: курортники дружно взяли тайм-аут, остались почти одни лишь спортсмены-высотники. А этой публикой за последние дни овладело какое-то остервенение.

Скайверов и аэронавтов концерты интересовали мало. Каждые сутки аэрокорабль на пару часов поднимался выше уровня облаков для подзарядки солнечных батарей. Выходы на палубу в этот момент закрывались – палубное защитное поле не было рассчитано на такие перепады давления. Наиболее экстремально настроенная часть высотников смекнула, сколь изысканного развлечения их лишает экипаж дирижабля. Аэронавты, правда, после первого же лопнувшего монгольфьера отказались от своей затеи. Зато скайверы решили идти до конца.

После нескольких ожесточенных словесных баталий с сотрудниками службы безопасности наиболее профессиональные и опытные спортсмены из числа «горячих голов» получили-таки право выходить на палубу корабля через служебный шлюз с одиннадцати до тринадцати часов самарского времени. Служба безопасности классически умыла руки, предупредив, что при объявленном режиме полёта обязательная бортовая страховка на означенный хронотоп не распространяется. Скайверов это не остановило, и вот уже который день они развлекались, сигая с заоблачных высот. Возвращались они на дирижабль, лишь, когда тот вновь опускался на свою привычную высоту – уже звеньями и клиньями, странно похожие в своих трико и гребнистых шлемах на мифических воинов грозной небесной армии.

Скоро этим забавам, впрочем, должен был прийти конец. Вот уже второе утро кряду солнечные лучи обрушивались на облачный завал, пробивая в нём сверкающие бреши. Однако новоприбывших туристов по дороге в ресторан нам всё равно встретилось слишком много. Предчувствие, что не в одном лишь улучшении погоды дело, превратилось в уверенность, когда мой взгляд упал на бежавшие вдоль стены и чуть обгонявшие нас в движении вдоль коридора голографические буквы информационной ленты:
 
«Сегодня 21:00 в большом зале для вас играет и поёт таинственный Барон Самеди! Последнее выступление легендарного артиста на Земле перед долгой разлукой! Сразу после концерта загадочный музыкант на несколько лет покинет планету, и отправится бороздить иные миры: таково его официальное заявление. Спешите видеть, спешите слышать!».

- Интересно, как он намеревается прибыть? – хмыкнул я, садясь за столик у иллюминатора.

- Держу пари, что он уже здесь, - усмехнулся Майк. – Возможно, он уже долго мозолил нам глаза, летая на одной из этих досок, - он кивнул на иллюминатор. В небе резвились скайверы, - А может, он только что прилетел сюда, затерявшись в толпе своих же почитателей. Этих виртуалов чёрта с два расколешь, пока нет к тому законного основания. Я пытался – не вышло, - неожиданно добавил он.

К вечеру с обработкой отчётов и суммированием их результатов было покончено. Выходило, что тоннельная станция в глубине Верблюд-Горы функционировала лишь потому, что находилась в нужном месте: по всем законам природы, принятым в расчёт древними создателями, её питала мать сыра земля.
В Габоне, помнится, ещё существует природный ядерный реактор Окло, где безо всякого вмешательства человека вырабатывается плутоний. Здесь же стык плит земной коры, дававший труднообъяснимую, но ярко выраженную гравитационную аномалию, накладывался на фактор постоянной электризации окрестных гор ветром и водой.

Факт участия воды в формировании магнитного поля Земли известен давно. Правда, доселе мало кто рассматривал возможность существования локальной вихревой электромагнитной зоны в месте крутого поворота достаточно большой реки. Здесь же таковая зона формировалась вокруг древних гор Самарской лукой Волги. Энергия текла в горы, питая гравитационный узелок, а излишки стекали назад – порой в виде гигантских шаровых молний, порой в обличье загадочных миражей. Получалось, что пространство и гравитация связаны несколько сильнее, чем мы до сих пор предполагали.

Скрытый в недрах Верблюд-горы комплекс пещер был создан лишь для того, чтобы иметь возможность выходить в строго определённые места через дверцу, созданную самой природой. В то время, как дверца до этого то и дело самопроизвольно отворялась куда придётся.

А между прочим, уже само существование этой дверцы способно было поколебать самые фундаментальные представления человечества об окружающей среде.

Я ещё не забыл, какую кампанию против межзвёздных перелётов развернули однажды философы-мистики. По их мнению, Майк, реконструировавший на новом технологическом уровне разработки учёных из погибшего секретного городка Кондачок, ни много ни мало бросал вызов разумной воле вселенной. А конкретно - надёжно разделившему смертельно опасные друг для друга очаги жизни «божественному карантину». Однако теперь с той же степенью вескости можно было предположить, что аномалии, подобные Жигулям, формируются чуть ли не на каждой планете в эпоху её возникновения, и образуют во вселенной некую сверхпространственную сеть, способствующую, в частности, переносу живого вещества из одного мира в другой…

Уфф! Расправившись, наконец, с информационным массивом, я кинул взгляд на часы. Было без десяти девять. Я выключил терминал, и поднялся из-за стола. Сходить, что ли, на барона этого самозванного поглядеть…

В большой зал было не протолкнуться. После безуспешной попытки найти свободное кресло в партере я решил-таки воспользоваться положенными мне по легенде привилегиями. VIP-карточка открыла дорогу в одну из лож, способных, как заведено, свободно перемещаться по дальней стене зала. Выбрав подходящее место, я устремил свой взор на сцену.

Представление уже началось. Под пальцами Барона Самеди сверкали всеми цветами спектра семь лучевых струн его верной термен-гитары. Ничего не могу поделать – увижу этот инструмент, и сразу вспоминаю студенческие годы. «Ну, я ещё посижу в мастерской», - сообщал после ужина Майк, и мы понимали, что вчерашняя бредовая идея скрестить лазерный терменвокс и электрогитару не только пустила в его голове крепкие корни, но и зацвела пышным цветом. Чувствуя себя посвящённым в каноны неведомого простым технарям тайного знания, я, новобранец Информационного Факультета, любил тогда повторять: «Если у него всё получится – это будет не изобретение, а полезная модель». Пару месяцев спустя Майк попросил меня быть его консультантом на переговорах с производителями музыкальных инструментов. Еще через пару месяцев мы на практике ощутили всю прелесть того факта, что полезная модель – это тоже деньги.
 За одной песней следовала другая. Публика в зале бурно приветствовала первые такты находящихся на слуху шлягеров Барона. Правда, музыкант то и дело вворачивал в программу вещички из числа тех, которые не принято крутить в барах и парках. Однако зал, озадаченно притихший было на первых аккордах, не раз взрывался аплодисментами через миг после того, как отзвучали финальные ноты.

Вот интересно, думал я, голос у Самеди – среднего уровня, как, впрочем, и способности к игре на гитаре. Песни? Слышал я и сложнее, и мелодичнее. Шоу? Эффектное, но не слишком – меняющий форму инструмент, такой же эфемерный костюм, радужная маска на лице… Но что-то есть. Какое-то единство. Какая-то точка равновесия. Какой-то стержень…

Из очередного приступа задумчивости меня вывела показавшаяся странно знакомой цепочка минорных аккордов. Аккомпанемент смолк, этот номер Самеди исполнял в одиночестве. Бегущая по хромированному парапету ложи голографическая строка гласила: «Баллада о пастушке и трубочисте».

Ты помнишь? Мы были… Но – были вчера.
Усмешкой судьбы нам казалась игра.
Банальные сказки косматых поэтов –
О, коли не мы – они бы канули в Лету…
Игрушечный морок – как будто пустяк.
Ты спросишь: мы куклы? Прости – это так…

Я знал эту песню. Вот только меньше всего ожидал услышать её в исполнении Барона Самеди. Подчиняясь моей команде, ложа плавно спустилась по стене почти до самых макушек зрителей в партере. Взгляд выхватил из зрительской массы странно заострившиеся в напряжении девичьи шею и плечи. Я пригляделся. Так и есть – Яна Немецкова, собственной персоной. Хм…

…Там были дома, там сверкали огни.
Прости – мне приснилось, что мы не одни…

Финальные аккорды в очередной раз утонули в восторженных воплях публики. На сцене меж тем появились «Cockroachers», в компании которых Самеди обрушил на публику что-то вроде «Ла-бамбы» - всё время забываю, как эта вариация на её тему называется, а на бегущую строку поглядеть не успел. Шоу явно близилось к финалу.

Ну вот, так и есть – произошло именно то, что должно было произойти. Взмах плащом, радужная вспышка – и герой вечеринки в который раз исчез у всех на глазах. Сыграв коду, «Cockroachers» были удостоены бурных и продолжительных аплодисментов. Аплодисментов, адресованных, строго говоря, барону. Быть может, именно в этот момент какой-нибудь спрятанный на сцене приборчик Майка передал на терминал хозяина информацию, способную разгадать механизм этого трюка…

Стоп.

Давайте разберёмся: песню, совершенно точно сочинённую в студенческие годы Майком, я услышал сейчас в исполнении Барона Самеди. Кроме того, именно эта песня повергла в столбняк Немецкову, особу и без того для нас загадочную и даже подозрительную. Вопрос, как связаны Майк и Самеди, оставим пока за кадром. Хотя догадаться несложно: всё-таки шельма мой старый друг редкостная. А вот почему песня Майка в исполнении Самеди так зацепила за живое красавицу-русалочку Яну? Определённо, она уже слышала её. В оригинальном, хм, исполнении. И теперь, как и я, догадалась, кто есть кто. Ладно. Осталось лишь понять, что связывает с ней Майка, и почему в сложившихся обстоятельствах он предпочитает молчать, как партизан.

Деяния-3. Поединок на третьем уровне.

«Кракеры». Это похожее на ругательство словечко приняло новое значение, когда хакеры, промышлявшие до этого в компьютерных сетях, стали совершать первые попытки взлома сетей тоннельной трансляции. К счастью для всех нас, дальше попыток дело не пошло: информационные и энергетические затраты оказались слишком велики, а малейший просчёт в планировании очередного взлома грозил обернуться катастрофой, причём в первую очередь – для самого взломщика. После нескольких душераздирающих трагедий, нашумевших сильнее, чем известное изобретение Бертольда Шварца, стало окончательно ясно – развлечением для безответственных недоумков кракерство не станет никогда. И трансляция как транспортное средство так и осталась для народных масс намного безопаснее автолётов и разгонных эстакад для шаттлов класса «Земля-Орбита».

Редкие нынче случаи кракерства – это, как правило, высший пилотаж в области высоких технологий, на который способны очень и очень немногие. Нужно быть специалистом по трансляции. Причём не просто специалистом, а специалистом совсем уже заоблачного уровня. Таких немного, и их работа, как правило, слишком хорошо оплачивается для того, чтобы кто-то из них отвлекался на противозаконную деятельность. За которую, к тому же, на территории всего Земного Сообщества судят, как за массовые убийства себе подобных.

И, тем не менее, кракерство всё-таки существует. До десяти попыток перехвата транслируемых грузов (преимущественно, особого назначения) в год. Из них – две-три удачных. Один разоблаченный кракер за год-полтора. Приговорённых к пожизненному заключению за два десятка лет существования мировой трансляционной системы – чуть больше, чем пальцев на руках.

И ещё один интересный факт. Абсолютно все выявленные случаи кракерства так или иначе связаны с деятельностью корпоративных государств. Исключений просто нет.

Наутро после концерта Барона Самеди над Жигулями наконец-то разошлись тучи. А на канал трансляционной связи между бортом «Алистера Кроули» и пещерным комплексом Верблюд-Горы неожиданно начал атаку неведомый гений сверхпространственного взлома.

- Итак, на секретности операции можно ставить крест, - хмыкнул профессор Алабин, - Вход в пещеру закрыт полем. Круг заинтересованных лиц узок, а предположение, что теперь туда попадают как-то иначе, сделать легко. Остальное – дело техники. Как, кстати говоря, успехи?

- Первую попытку взлома я заметил нынче утром, когда проверял системы безопасности, - ответил я, - Она успехом не увенчалась, но я сообразил - кракер просто пробует защиту на зубок. Вторая атака могла бы увенчаться успехом. Но я ждал её, и отвёл сигнал.

- Куда он ушёл?
- В Ливерпуль, на Главный Городской Центр Связи. Судя по характеру, шла пересылка человека. Час назад его взяли в пабе «Насосная Станция». Перед вашим приходом атака повторилась. Правда, в этот раз отправили табуина. Сейчас его ловят спелеологи Нового Афона. Каждый раз приходится брать первый попавшийся канал из схожих по частоте… дьявол, опять!

Терминал разразился негодующим сигналом. Два оператора в «пузырях» и сенсорных перчатках бешено заработали пальцами.

- Пятнадцатый канал, частота три и два, босс! – выкрикнул один из них.

- Транслируется что-то аморфное, - сообщил другой.

- Другого выхода нет, - я перебросил странный «спам» на пятнадцатый канал и перевёл дух, - Ребята, куда это мы его?

- Самарская Фондовая Биржа, - один из операторов отключил поле вокруг головы, и вытер пот со лба.

- Надо им сообщить, чтобы…

- Не им, - второй оператор тоже отключил свой экран, - Я уже связался со службой химзащиты. Они выехали на место.

- Подробности!

- Я успел сделать анализ. Триста кубов веселящего газа. Хорошо, что не слезоточивого. При десяти атмосферах. Видимо, сегодняшние торги уже сорваны, - оператор хмуро ухмыльнулся.

- Чёрт знает что! Надо загнать приёмник в старый известковый карьер, окружить его тройным полем и кидать эту пакость туда! – предложил Алабин.

Булавка галстука тихонько звякнула.

- Слушаю!

- Влад, мы засекли их, - раздался в ушах голос Майка, - Источник сигнала гонит к нам попутным ветром со стороны Сызрани. Я в патрульной машине. Сейчас вылетаем. Будем брать.

- Погоди немного, - я выскочил из-за стола, - Я лечу с тобой.

До сих пор не понимаю, какого дьявола меня туда понесло.

- Вот он, - пилот патрульного автолёта показал нам на маленькое белое пятнышко над горами, - «пузырь» прогулочного класса. Кажется, «мини-цепп». Сигнал идёт оттуда.

Двое патрульных деятельно рванулись к внешним люкам, нашаривая оружие.

- Отставить, - буркнул сержант, - Куда он от нас уйдёт-то…

Это действительно оказался лёгкий прогулочный дирижабль «мини-цепп». Милая игрушка для романтиков, располагающих лишними деньгами. Сверкая светосигналами и подвывая сиреной, автолёт медленно приблизился к борту скорлупки. Моторные гондолы бездействовали, люк в пассажирскую гондолу оказался открыт, а сквозь прозрачные панели рубки виднелись пустые кресла и раскуроченная панель управления. Мы были разочарованы.

- Я поднимусь на борт, - сообщил Майк, - Надо хотя бы заглушить ретранслятор.

- Идём вместе, - я поднялся из ложемента, - Надо же кому-то писать экспертное заключение.

Пилот аккуратно сровнял люки. Майк шагнул на борт дирижабля первым. Я на секунду замешкался. Всё-таки пол-километра под ногами. Бр-ррр… Взял себя в руки, ухватился за швартовочную скобу и нырнул следом.

Дирижабль оказался новенький, с иголочки. Обе каюты были пусты, и ничьих личных вещей там не нашлось. Осматривая гондолу, я совершил одно неприятное открытие: ни одна деталь отделки не имела заводской маркировки. Ни тебе серийных номеров, ни меченых атомов. Словно кто-то проделал адскую работу, скопировав «мини-цепп» с точностью до винтика, но не использовав при этом ни единой серийной детали. Войдя в рубку, я на миг открыл клапан баллона и взял пробу гелия. Меченых атомов заправочной станции не было и здесь. Более того – отсутствовали даже метки добывающего комбината. Хм, ведь весь гелий для нужд Земли сейчас дают лунные заводы, а там с метками строго. Какие же силы были приведены в движение лишь для того, сделать дирижабль, который нельзя проследить по стандартным каналам? А если не только этот дирижабль? А если эти затейники каким-то образом наладили промышленный выпуск ховеров, автолётов, субмарин, у которых ни одна деталь не мечена? Тогда что?

- Я засёк следующее звено в цепочке, - сообщил Майк, - Один из бакенов у Долгого острова. Пока не буду глушить передатчик – гоните туда и попытайтесь прощупать канал дальше.

Патрульный автолёт отвалил от борта и канул вниз, к блестевшей под солнцем мириадами бликов ленте Волги.

- Не помнишь – гелий, якобы поддерживавший на лету санатории T-ACE, имел заводские маркировки? – спросил я.

- Не помню, - честно признался Майк, ставя кожух панели на место, - Надо запрос сделать. А в чём дело?

Я объяснил.

- То-то я думаю, что здесь не так! – Майк кивнул на панель управления, - Кстати, я её уже восстановил. Программы автопилота тут не было. Словно кто-то поднял машину, лёг на курс, разломал управление, и шагнул за борт…

Где-то далеко внизу звучно грохнуло. Грохот ещё разносило во все стороны горное эхо, а мы с Майком ринулись к люку.

С южной оконечности Долгого острова в небо поднималось кипящее облако взрыва. Связи с патрульными не было. Мне показалось, что среди расходящихся кругами волн болтаются горящие обломки обшивки автолёта. Майк выругался, поднял взгляд, и выругался вторично.

Со стороны гор приближалась команда скайверов. Их было семеро, и они шли прямо на нас - зловеще чётким клином. Чёрные трико, чёрные шлемы, чёрные доски… Майк ринулся в рубку.

- Держись! Даю самый полный!

В моторных гондолах, просыпаясь, зачавкали турбиосы класса «спрут». В следующий миг я еле устоял на ногах.

Понятия не имел, что двухмоторный прогулочный пузырь может развивать такую скорость. Когда я добрался до рубки, Долгий остров и догорающий патрульный автолёт остались позади. Дирижабль полным ходом мчался по направлению к Самаре.

- Не отстают, - Майк озадаченно поглядел на экран радара, - Даже продолжают нагонять. До города не дотянем – кажется, они вооружены. Ветер попутный – для нас и для них. Можно пойти косо – это их задержит. Но куда? На «Кроули» нам с таким эскортом нельзя.

- Думаешь, слишком большой шум поднимется?

- Думаю, что тогда они просто прекратят преследование, и мы ничего не докажем. А я хочу взять кого-нибудь из этих субчиков живьём.

- А есть возможность?

- Есть. Но не надо пока об этом. Говори лучше, старожил, куда править.

Я бросил взгляд наружу. На левом берегу нам навстречу уже вставала Лысая гора. На миг мелькнула за её горбом сквозь просвет в зелени серая лента дороги.

- Старое шоссе! Дорога через лес заброшена, но на ней деревья не растут. Снизимся под кронами, пойдём над самым покрытием. Чёрта с два эти красавцы в метре над землёй полетают…

- Много ты о них знаешь, - загадочно пробормотал Майк, вылезая из пилот-ложемента, - Но мне это нравится. Я связался с «Кроули», нас там встретят. Правь, а я пока кое-что допаяю…

Нашёл время паять, подумал я, закладывая вираж. Скайверы, которых по инерции пронесло мимо, показался теперь по правому борту. Преследователи шустро развернулись, но мы за это время успели уйти вперёд, а им приходилось править против ветра.

- Отлично сработано, - Майк, судя по звукам, раздававшимся у меня за спиной, копался в аварийном комплекте биоплат, - Шустрая машинка, но столь же быстро менять высоту полёта ни один дирижабль не может. Так что имей в виду.
- Догадываюсь, - я коснулся рулей высоты. Где-то в глубине баллона начали медленно остывать панели нагрева газа.

Жаль, что гора прямо по курсу оправдывала название Лысой. Мы прошли над её склоном на бреющем полёте, а преследователей это ничуть не смутило. Более того, погоня медленно, но верно приближалась.

До того места, где потрескавшаяся серая лента старого шоссе ныряла под своды леса, оставалось совсем немного, когда гондолу сотряс мощный удар. Сейчас же перед стёклами рубки засверкали, ссыпаясь вниз, блестящие чешуйки, а мощность турбиосов упала вдвое.

- Начали стрелять, - сообщил Майк, - Сшибли половину солнечных панелей. Как с аккумуляторами?

- Пока держат, - я бросил взгляд на панель, одновременно выравнивая высоту и ведя машину точно над дорогой, - Но надолго их не хватит.

- И не надо, - Майк, судя по всему, закончил свои таинственные приготовления, - По моей команде будь готов сваливать из рубки к люку.

Дирижабль содрогнулся от нового удара. По прозрачным панелям стен рубки расползлись трещины. Я бросил взгляд на экран заднего обзора и не пожалел. Зрелище было впечатляющее.

Все семеро скайверов, сохраняя строй, неслись теперь в каких-то двух метрах над дорогой. И продолжали снижаться. Вот доска ведущего коснулась покрытия… и преспокойно покатилась дальше, словно банальный скейт.

- Полный наверх, и ходу отсюда! – Майк был уже у люка. Я выпрыгнул из ложемента, и рванулся следом. В коридоре Майк протянул мне какую-то коробочку с сенсорной меткой.

- Как только баллон коснётся ветвей – жми сюда, и прыгай!

- Но…

- Потом расскажу!

- А оно будет, это «потом»? – тупо спросил я.

- Будет, - отрезал Майк.

По бортам заскрежетали ветви деревьев. Майк тут же сиганул в проём люка. Я вгляделся в мельтешение сучьев. Потом понял, что лучше ни о чём не думать, стиснул сенсор коробочки, и вывалился следом.

Какая-то сила подхватила меня, и потащила вверх, сквозь сплетение веток. Я тут же зацепился за одну из них рукавом пиджака. Рукав протестующе затрещал. По счастью, это происходило достаточно медленно для того, чтобы успеть узреть надёжный сук и облапить его руками и ногами. Ухватился. Ослабил нажим на сенсор – тяга почти исчезла. Сел на сук верхом, убрал коробочку в карман, и попытался оглядеться.
Белое пятно дирижабля, едва видимое сквозь листву, в очередной раз содрогнулось. Раздался звучный хлопок, и наш экипаж, ломая ветви, обрушился на дорогу. Сквозь просвет, открывающий обзор на дорогу, я увидел, как подо мной пронеслись семеро на досках. Каждый держал наизготовку какое-то оружие. Вслед за их исчезновением из поля зрения до меня донеслась серия новых хлопков – более смачных. И внезапно всё стихло.

Я по-прежнему сидел верхом на суку, не зная, что предпринять, когда вновь ожил передатчик в булавке галстука.

- Сожми сенсор чуть-чуть и спускайся, - произнёс голос Майка, - Семь-ноль в нашу пользу.

Вытащив коробочку из кармана, я нерешительно надавил на сенсор, и почувствовал, что меня вновь тянет вверх. Отпустив сук, и осторожно орудуя большим пальцем, я рывками снизился на дорогу, где смог-таки встать на ноги.

Дорогу перегораживал искалеченный дирижабль, похожий теперь на раздавленный шампиньон. Баллон слабо шевелился: края рваной дыры искали друг друга, чтобы сойтись и срастись. Майк ковылял мне навстречу, волоча за собой по бетону наполовину оторванную штанину. А на обочине, как видно, скатившись с полотна и застряв в придорожной канаве, тускло поблёскивали семь шаров статис-поля: каждый с человеческой фигурой внутри.

- Я, кажется, малость приложился о ствол, когда выпрыгнул, - виновато сообщил Майк, утирая разбитый нос.

- Что это? – спросил я, протягивая ему коробочку.

- Та самая схемка, с которой я начал возиться ещё на той чёртовой планете, - Майк вновь шмыгнул носом, - Её очень просто собрать. И нам повезло, что на таком расстоянии от гор она ещё работает…

Со стороны Лысой горы на дорогу вырулили три автолёта – патрульный и два грузовых.

- Внимание, Городайко, Гершезон, - ворвался в уши голос Алабина, - За время вашего отсутствия канал был атакован сразу двумя кракерами. И, кажется, одному из них удалось прорваться в пещеры. Я выслал за вами мобильный транслятор.

Патрульные направились к месту аварии. Техники нашей экспедиции уже закатывали в один из грузовиков статис-сферы с пленными скайверами. Мы направились ко второму грузовику.
 
Былое и думы 3. Строили, строили, и, наконец…

Сан-Томе, маленький островок в Гвинейском заливе, стал всемирно известен в годы Потопа. Именно тогда на его южном берегу была сооружена первая эстакада для вывода на орбиту больших грузов. Здесь же некоторое время спустя, когда расцвели над Землёй первые СВЧ-станции и осветительные зеркала, началось строительство невиданного доселе моста, который сперва соединил его с берегами Африки, а потом и опоясал весь мир. Лишь несколько секунд северной широты и шесть с чем-то градусов восточной долготы. На максимально возможное расстояние приближенная к нулю точка отсчёта новой эпохи для всего нынешнего человечества.

Годы строительства Большой Эстакады минули задолго до моего рождения. Нам остались лишь документы и воспоминания об этих временах, в сравнении с которыми бледнеет романтика строительства первых железных дорог в Америке или Сибири.

Интересно выглядят воспоминания о тех временах. Лихорадочная стройка, охватившая весь измученный дождями, наводнениями и оползнями мир. Правители экваториальных стран, пытающиеся отстаивать неприкосновенность своих границ даже под угрозой всеобщей гибели. Интриги чиновников и промышленников всех мастей, и здесь спешащих урвать для себя заказ выгоднее, а заодно и утопить (в прямом и переносном смыслах) пару-тройку конкурентов. Небывало сильные в те дни шторма и ураганы, рвавшие в клочья протянувшиеся на тысячи километров по океанам плавучие секции Эстакады. Как будто этого было мало – многочисленные диверсии. Причём у тех, кто стоял за спинами диверсантов, всегда были разумные объяснения. «Наш народ не желает этой стройки на своей земле», - говорили одни. «Видите, у этого поставщика плохие трубы – возьмите мои», - говорили другие. «Настал Судный День, и ваша затея – предсказанный тысячи лет назад блуд вавилонский», - говорили третьи…

В общем, способности человечества к самоуничтожению проявились в те годы во всей красе. Даже удивительно, что Большая Эстакада всё-таки была построена. Следующие десять лет вошли в историю, как Годы Десяти Стартов, Изменивших Мир. Год кряду Большая Эстакада заполнялась блоками, которые сооружали во всех цивилизованных странах. Как только их кольцо опоясывало мир, начинался долгий неторопливый разгон в магнитном поле. Несколько дней, питаемая лучами СВЧ-станций, поднималась над протянувшимся от горизонта до горизонта мостом сверкающая сталью громада бесконечного поезда. Десяток-другой кругосветных путешествий – и стальное колесо выходило на низкую орбиту. Там оно распадалось на отдельные блоки, начинавшие самостоятельный путь на орбиту более высокую – геостационарную. Земля из последних сил вливала свежую кровь во все оставшиеся в строю заводы и фабрики; на орбите, не покладая рук, трудились бригады монтажников; а между небом и землей сновали стаи ракетопланов.

Диверсии и саботаж, что интересно, не прекращались и в то время. Самое страшное – инициаторы их, похоже, даже и не задумывались о том, что случится, добейся они успеха. Возможность всеобщей гибели была абстрактным понятием, и как бы находилась за пределами их понимания. Тривиальная логика хищника – есть я, есть жертва, выживает сильнейший, а небо никогда не рухнет. Спроси напрямую – отмахнулись бы. Припри к стенке – недовольно пробурчали бы: «Что будет, что будет… Ещё немного денег в карман положу, вот что будет. Новый теннисный корт построю и вертолёт куплю. На мой век хватит…».

Кольцо Вокруг Земли было замкнуто в год моего рождения. К этому моменту большая часть тяжёлого машиностроения, химической и атомной промышленности Земли уже ушла на геостационарную орбиту. Ещё несколько лет продолжались демонтаж опустевших заводских зданий, дезактивация могильников и постепенная ликвидация большей части наземных электростанций. Выполнившая свое предназначение Большая Эстакада тоже была разобрана, а все её секции, кроме одной, оставленной для музея, ушли в переплавку. Когда мне исполнилось семь лет, зимняя температура в средних широтах впервые за долгие годы упала ниже нуля. А через год после бесславного возвращения Первой Лунной, в разгар празднования десятилетия со дня Первого Снегопада, между сияющим по ночам в небе Кольцом и маленьким островом в Гвинейском заливе протянулась первая тонкая ниточка орбитального лифта…

- Вот, - кивнул Зорюхта, когда мы вышли из кабины в главном зале пещеры, - Типичная задница на ресницах.

Профессиональные жаргонизмы иногда звучат диковато, и этот не был исключением. Однако зеркальную сферу защитного поля, застрявшую в сплетении лучей охранных лазеров, это словосочетание описывало идеально. Лучше, во всяком случае, чем философское изречение о неодолимой силе и необоримой преграде.

- Цель не поражена – лучи не отключаются, - понимающе кивнул Майк, - Внешняя угроза не исчезла – поле продолжает работать. Пат. Выключай лазеры, Вольдемар.

- А если тот, кто внутри, начнёт стрелять? – забеспокоился я.

- Тот, кто внутри, сейчас полумёртв от удушья – это поле не пропускает воздух, - парировал Майк, - А если его ещё и лазером зацепило…

Вольдемар отключил лучи. Зеркальный пузырь исчез. С отвратительным всплеском рухнул в тут же растёкшуюся по полу лужу крови задыхающийся диверсант. Увидев его лицо, мы дружно отвесили челюсти. Первым пришёл в себя Зорюхта:

- Дрю!

Майк уже сорвал со стены аварийный комплект первой помощи, и вытащил симбиспрей.

- Алабину. Используем открытую связь. Ранен Эндрю Струзанн, - я метнулся к кабине, чтобы открыть прямой канал в приёмный покой госпиталя в Курумоче.

Через несколько минут симбиспрей уже затянул раны Струзанна пульсирующей зеленоватой пеной, и начал переваривать его одежду, окутывая тело раненого плотным упругим коконом. В таком виде мы и доставили Дрю в госпиталь.

В приёмном покое Струзанн ненадолго пришёл в себя. Застонал, открыл мутные глаза, попытался оглядеться. Увидел меня, Майка и Зорюхту, после чего прохрипел:

- Срочно… Чёрный Джо… Эти фирмачи не остановятся… А планеты придут со дня на… - здесь силы его покинули, а кокон скрылся в дверях операционной.

- Каким образом он попал под лазер? – в центре приёмного покоя возникло изображение хирурга. – Геологи? Бурили?

- Да, да, - ответил я, - Как он там?

- В сознание придёт дня через три, не раньше, - сообщил врач, - Но через пару недель будет, как штык. А мне сейчас предстоит восстановить ему несколько километров нервов…

Изображение растаяло.

На «Кроули» мы вернулись под гнётом новой загадки.

- Допустим, он хотел перебить атаку кракера, - рассуждал я, - Но почему прибег ко взлому сам, да ещё в тайне от нас?

- У него была своя цель, - заявил Майк, - Не нас он от кракера спасал, а сам хотел куда-то успеть раньше. Занятно: никому, кроме тебя, я не говорил о защите, и вот внутри нашей группы подпалило шёрстку двойному агенту.

- Чьему?

- Знать бы… Хотя это не T-ACE. А вот скайверы – явно оттуда. Доказательств нет, но чую нутром…

- И правильно делаешь, - просматривая информацию по нашим недавним пленникам, я отвернулся от терминала, - Вот последние данные: идентичные лица и тип телосложения, опечатки пальцев и даже взаимное расположение родимых пятен. Хирургия или клонирование – пока точно не выяснили. При попытках допроса впадают в состояние каталепсии. Во время попытки допроса под гипнозом один из них скончался от кровоизлияния в мозг. На данный момент дознание прекращено. Похоже на детали без маркировки, не находишь?

- И не только на них, - кивнул Майк, - T-ACE активно использует методы промывания мозгов, а все отделения корпорации на Земле принимают на работу только потенциальных наркоманов, знаешь?

- Нет. А ты это откуда взял? – историю с «казусом зелёной звезды» я раскопал совсем недавно, и ещё не успел поведать её Майку. К тому же сигареты, в числе прочих личных вещей конфискованные у Хольцкопфа, содержали отнюдь не табак.

- Три года назад я под вымышленным именем пробовал получить вакансию в T-ACE, - ответил Майк. – Не то, чтобы мне это было нужно… Короче, кандидатуру мою они отклонили, хотя прикрытие было надёжным. Залез я в их базу данных с помощью во-от такого «червячка», - он вывел на мой терминал формулу, - и выяснил, что приёмная матрица при анкетировании бракует тех, у кого в графе «предпочитаемый сорт сигарет» поставлен прочерк. А потом узнал, что сигаретами всех сотрудников корпорация снабжает по стандартному контракту, в обязательном порядке и как бы сверх жалования. Если учесть, что во всех остальных корпоративных государствах курение полторы сотни лет как считается моветоном…

- Ясно, - кивнул я, и рассказал ему про «казус зелёной звезды». Про закрытую судебным решением незадолго до Потопа фирму «Трилистник», производившую «оздоровительные препараты». Оздоровительный эффект заключался в том, что болезни данными препаратами не излечивались, а лишь подавлялись на время их употребления. Таким образом, фирма получала пожизненную клиентуру.

Долгое время с этим приходилось мириться: многие болезни в то время были недоступны лечению вовсе. Однако, когда выяснилось, что многие, по большей части, самые дорогие из «оздоровительных препаратов» содержат вещества, вызывающие привыкание, лавочка была прикрыта, а её имущество пошло с молотка.

Всю европейскую долю «Трилистника» приобрёл поднимавший в те дни голову T-ACE. Буквально через пару месяцев гербовая звезда корпорации приобрела устойчивый зелёный цвет – такой же, как эмблема поглощённой фирмы. Однако в бурные предпотопные годы сей факт остался без внимания публики.

- Между прочим, - вдруг вспомнил я, - Если вдуматься, то все истории о том, что T-ACE хорошо зарекомендовал себя в годы Потопа, выеденного яйца не стоят. Да, в те годы они произвели рекордное количество плавучих домов и оранжерей. Но все их мобильные фабрики занимались только этим – ни одного, например, собственного воздушного фильтра или озонатора у корпорации не было даже в проекте. Да и от строительства Кольца она как-то невзначай ухитрилась остаться в стороне. А технологию переработки полимеров лишь продавала, причём по грабительским ценам. Вот и думай – действительно ли T-ACE участвовал в спасении мира, или просто наживался на последствиях катастрофы…

В продолжение рассказа внимание моё упрямо отвлекалось на горящую на терминале формулу выдуманного Майком «червячка». Всё внезапно встало на свои места. И я рубанул напрямик:

- Кстати, господин барон - за каким лешим вам вздумалось подчищать сетевую информацию о Немецковой?

- Джентльмен на такие вопросы, как правило, не отвечает, - не моргнув глазом, парировал Майк. – Тем более что ты уже и сам обо всём догадался. Скажу лишь одно: последний раз я общался с ней три года назад, а её роль во всей этой заварушке для меня такая же загадка, как и для тебя. Что же до Барона Самеди, то это был его последний концерт. Надоело мне обывателей мистифицировать…

В этот момент по экрану, сминая формулу Майка, побежали строки долгожданного ответа на мой запрос. Я восторженно присвистнул.

- Что там у тебя? – навострил уши Майк.

- Нашлись теледробинки и табуин, которых опускали в шахты я.

- Где?

- На «Чёрном Джо», в одном из «помещений невыясненного назначения». Комендант делал плановый обход, и…

- Это действительно тоннельный ретранслятор! – оживился Майк. – Нулевое, неуправляемое перемещение приводит туда… Слушай, если им действительно нужно это – дело получается сумасшедшее. Отправляемся на орбиту. Немедленно!

«Немедленно» не получилось. Прямой связи с мировой трансляционной сетью «Чёрный Джо» не имел. Более того – там, как и на многих других объектах, не предназначенных для общественного использования, вообще не было своего транслятора. Да и комендант обитал не на самом спутнике, а на пристыкованном к нему в новейшие времена причальном блоке.

Даже путешествие на Сан-Томе заняло несколько минут: разница в давлении и влажности воздуха над верхушками Жигулей и на атлантическом побережье давала себя знать. Высадились мы, правда, не на самом побережье, а прямо в здании космовокзала с его точно таким же, как и на борту «Кроули», прохладным кондиционированным воздухом.

Билетная касса долго и придирчиво изучала наши карты. В итоге, допуск Мирового Совета позволил нам заполучить два билета из «красного резерва» на ближайший рейс орбитального лифта до Станции 42 – точки пересечения путепровода с Кольцом. В общем-то, «этажей» на этом маршруте было всего два. Конечный пункт, Станция 60, представлял собой крупнейший орбитальный космодром околоземного пространства. Там же базировался флот мобильных трансляторов – планетолётов, доставлявших тоннельные приёмопередатчики туда, где их в силу различных соображений не следовало держать постоянно. Технический Пост 20, где на неуловимо краткий миг встречались, проносясь друг мимо друга, кабины, идущие вверх и вниз, можно было не считать: пассажирам там делать было нечего.

Глотнуть атлантического воздуха нам так и не довелось: к лифту вёл крытый прозрачный тоннель с двумя потоками путевода. Сквозь стены можно было разглядеть струны направляющих, сверкающие на фоне ослепительно голубого неба и исчезающие на неимоверной высоте. Затем путевод вынес нас на платформу. Ещё через некоторое время земля осталась внизу, небо в иллюминаторах начало темнеть, а мерцающие на стене нашей каюты цифры сообщили, чему равна текущая скорость, и сколько часов спустя мы прибудем на Станцию 42.

Орбитальному лифту не нужно пронзать атмосферу с первой космической скоростью. Зато удаленность геостационарной орбиты от поверхности Земли грозит затянуть путешествие надолго. Поэтому первые три сотни километров салон движется с ленивой грацией древнего пассажирского самолёта, а настоящий разгон начинается лишь после выхода за пределы атмосферы. Потом мы минуем Пост 20, и начнём торможение.

- По прибытии вам надлежит отправиться в блок 1200 на третьем уровне, - прошептали булавки наших галстуков голосом Алабина, - Мобильный транслятор уже отправился к причалу «Чёрного Джо» со Станции 60. Ни пуха, ни пера!

- Ко всем чертям, - это были первые слова, произнесённые Майком с момента отправки. Всё это время мой товарищ был погружён в свои мысли. Словно пытался ухватить некую то и дело ускользающую из пальцев ниточку. Но вот, судя по выражению его лица, её вертлявый хвостик наконец-то оказался в его руках.

- Интере-е-есно… - задумчиво протянул он, - Планеты, значит, придут. Не священные корабли из Эфиопии, не небесный град Иерусалим, а никак не меньше, чем планеты… Ну-ну…

- О чём это ты? - заинтересовался я.

- Помнишь слова Дрю?

- Помню. По-моему, бред полный.

- Возможно, но… Я вспоминаю Яну. Милая девчонка, но с какой-то больной стрункой. У неё всегда был пунктик – сбежать в какой-то иной мир. На другую планету, в другое измерение, на какие-нибудь острова небожителей, к чёрту на рога… Такой вот гнилой эскапизм. Во время нашего романа у меня не раз возникало чувство, будто она пытается достучаться до какого-то другого меня, вытащить из меня что-то такое, чего я сам в себе не ощущаю.

- И?

- И, как ни странно, ни черта у неё не вышло. Потому, собственно, мы и разбежались, - Майк скорчил рожу, которая обычно означала, что разговор на данную тему он считает исчерпанным.

До прибытия на Станцию 42 оставалось еще семь часов.

Деяния-4. Homo Novus и их куклы.

Ко второму часу пребывания в дежурном блоке «Чёрного Джо» меня охватило тихое бешенство. Бесило всё: унылый растяпа-комендант Сторм Торгенсон; неподвижно скрючившийся в кресле со шлемом-терминалом на голове и не реагирующий ни на что более Майк; а особенно - сам дежурный блок.

Этот шедевр конструкторской мысли создали в тот же год, когда было доказано инопланетное происхождение спутника, то бишь во время строительства Кольца. Шестьдесят лет назад, короче говоря. Нарушать замысел неведомых конструкторов не решились, и блок болтался снаружи, соединённый со спутником системой гибких переходов. Все следующие годы каждый устаревший узел блока планомерно заменялся какой-либо новинкой - зачастую ещё до её официального освидетельствования. И теперь у случайно попавшего в этот музей технических курьёзов патентоведа-эксперта и бюрократа в моём лице шла кругом голова, и чесались руки.

Более трети оборудования не выдерживало критики: на борту с энтузиазмом присутствовали узлы ненадёжные, неэффективные и просто опасные для жизни. Спутник находился «на отшибе», поэтому ни один из этих механических уродцев не был демонтирован и заменён чем-нибудь более пристойным. Эксперты по технике безопасности не добирались сюда где-то полвека, иначе... Я мысленно прикинул более всего вероятный вердикт: «Переоборудованию не подлежит. Заказать новый дежурный блок, соответствующий современным стандартам, а настоящий объект передать либо в утилизаторы Кольца, либо политехническим музеям в случае заинтересованности оных».

Майк, впрочем, был того же мнения:

- Как была дыра дырой - так и осталась, - подытожил он, покончив с делами и усевшись за обеденный стол.

Эта реплика относилась как к блоку в целом, так и к силовому колодцу утилизатора посреди стола. Одно время, - едва лишь были изобретены силовые поля, - ими в буквальном смысле слова затыкали любую дырку. На космических станциях появились не имеющие дверей энергошлюзы, а также лишённые линз и зеркал телескопы, преломление света в которых создавала комбинация всё тех же полей. Поначалу все были довольны. Однако вскоре выяснилось, что генераторы полей весьма капризно реагируют на изменение солнечной активности. Нет, ни один энергошлюз не дал течи. Просто, будучи запрограммирован пропускать внутрь базы только людей, один из них однажды оставил за бортом то, с чем человек выходил за борт. Причём не только его рабочие инструменты, но и загадочным образом содранный с него скафандр. Налицо было непредусмотренное конструкторами действие, и систему отложили до лучших времён, тем более что добровольцев на исследование эффекта не нашлось. Мало ли... Ну, а преломление потока фотонов в энергетически активной среде, как выяснилось, слегка искажает картину наблюдаемого мира. Оба изобретения были вскоре вытеснены губчатыми биошлюзами и глазерами. И лишь силовой колодец, удаляющий объедки с обеденного стола, каким-то образом сохранился на этой всеми забытой станции.

- Разорительная штука, - доев котлеты, Майк потянулся за молочным коктейлем, - Всё равно, что ракеты мусором нагружать...

Игнорируя соломинку, он осушил стакан в три глотка, и, смяв его вместе с тарелкой и прибором, скинул в "дыру". В глубине колодца мелькнуло на миг бархатное чёрное многозвёздье.

- Stop it, - открыв панель на столе, Майк запустил туда щуп. На лице его трепетала тень удивления.

- Что случилось? - забеспокоился Торгенсон.

- Там кое-что виднеется...

- Так погляди в иллюминатор...

- Я видел это ТАМ! - сделав ударение на последнем слове, Майк включил колодец на минимум непрерывной тяги. С трёх сторон круглого стола мы заглянули в отверстие - среди звёзд серебрился аккуратный полумесяц.

- Это что?

- Я ещё вчера это видел, - заметил Торгенсон, - Думал - Луна... Только Луна сегодня с другой стороны...

- Как вчера родился, - раздражённо ответил Майк, - А в иллюминаторы этого чуда природы почему не видать?

- Чёрт его знает...

- Чёрт-то знает. А ты - нет. И не завидно?

- Короче, Майк... - попытался я вмешаться.

- Короче у чёрта. Мусоропровод сейчас даёт эффект силового телескопа, и мы наблюдаем приближение к Земле небесного тела, экранированного почти от всех видов излучения. Ибо размером оно как минимум с Луну, а гравитационного воздействия пока никто на Земле ни заметил - иначе бы мы знали. Каким только образом эту экранировку игнорирует мусорка? - Майк склонился над колодцем с детектором в руках. Прибор тут же вырвался у него из пальцев, и исчез в «дыре».

- Скачок тяги, - ошарашено сообщил Майк.

- Нефиг было в схемах ковыряться, - сварливо произнёс Торгенсон.

- Схемы не при чём, - Майк демонстративно занёс над колодцем вилку. По-прежнему стоявшая на минимуме тяга проигнорировала её, - Палка о двух концах. Через этот колодец за нами кто-то наблюдает, - вновь забравшись в схему, он задвинул аварийную диафрагму, и выключил поле, - Вызывай Землю. Струзанн не бредил. «Планеты придут со дня на день...» Чёрт его знает, что это значит, но одна, кажется, уже пришла...

Блок мягко качнуло. Со стороны причала. Раздались первые такты «Во кузнице молодые кузнецы».

- Корабль? - спросил я.

- Да. Не по графику, - ответил Торгенсон, изучая телеметрию, - Причалил к третьему узлу. Подаёт сигналы SOS.

- Запрос на Землю. Быстро.

- У них нет данных, - ответил Торгенсон миг спустя, - Но согласно конвенции мы должны его принять...

- Про планетоид спросил? - поинтересовался Майк.

- Нет ещё... сейчас...

- О, дерево стоерозовое...

- Стоеросовое, - поправил я.

- Тьфу, - ответил Майк, - И про мусорку не забудь.

- Через час прибудет бригада экспертов, - сообщил Торгенсон.

Первые такты «Во кузнице» повторились на полтона выше.

- Пошли на причал...

На стенах тускло отсвечивало мигание аварийных огней над третьим стык-узлом, да гулко перекатывались сигнальные гудки.

- Открываем? - Торгенсон шагнул к пульту.

- Погоди! - не выдержал я, - Аварийный корабль! Тебя чему учили? А если у них реактор накрылся? Или разгерметизация? Если тебя сюда сослали за то, что ты форточку на Луне открыл, то... - отстранив его от пульта, я первым делом накрыл стык-узлы защитным полем, и лишь после этого открыл диафрагму.

Поле дрогнуло. На миг заложило уши. Реактивно толкнув станцию, вырвался из отгороженного объёма воздух. За обводами стык-узла зияла пустота.

- Не зря... - пробормотал Майк, - Но чтобы так... А телеметрия врёт, что ли?

Словно уличённый в своей несостоятельности, сигнал SOS тут же оборвался. Согласно телеметрии, узел по-прежнему был незанятым.
- Мог ли вызвать подобный сбой удар метеорита? - спросил я.

- Нет, - покачал головой Майк, - Сигналы были бы другими.

- Закрывать стык? - робко спросил Торгенсон.

- И не думай, - огрызнулся Майк, - Иначе защитное поле отключится автоматически.

- А на кой держать его включённым?

- Сейчас между стыками и полем заключено нечто, проникшее на станцию, - бесцветным голосом процедил Майк, - И к нам это нечто пускать незачем.

- Там пусто! - пискнул Торгенсон.

- Оно ПОЧТИ невидимо, - покачал Майк головой, - Но я его чувствую. И ПОЧТИ вижу. Не спрашивайте - как. Я сам этого не понимаю. Но ОНО там есть.

- А экспертов мы как пропустим? - забеспокоился я. Все три стык-узла станции выходили в блокированный сейчас силовым полем отсек.

- Скафандры на борту есть? - поинтересовался Майк.

- Ага. Один, - кисло усмехнулся Торгенсон, - Мой. Вы, как я понимаю, прибыли без.
 
- Почкуется?

- Медленно. Это же «Модель 1», старьё. Одно деление в час.

- При нынешней солнечной активности, - я поглядел на терминал, - генераторы поля сядут минут через сорок.

- Да, это не выход, - сидя за другим терминалом, Майк изучал схемы генераторов, - О, ну хотя бы здесь есть биомехи... Будем наращивать, - приняв с доставочной панели три энерговоща, он вскрыл переборку, и принялся вживлять пульсирующие овоиды в подрагивающий орган силовой защиты.

- Когда врастут? - спросил я, наблюдая, как пальцы Майка сплетают воедино тонкие волокна рецепторов.

- Через полчаса, - Майк спрыснул соединения антисептиком, зарастил переборку, пустил ток, и вытер испачканные клейким соком пальцы, - На трое суток хватит.

- А дальше что?

- Встретим бригаду, и будем разбираться с невидимкой, засевшим у стыков.

- Думаешь, он опасен?

- Смотри. Они знают наши коды и наш язык. И не хотят играть в открытую. Планетоид экранирован. А это создание попало на борт хитростью. Они лгут и таятся - значит, ничего хорошего их появление нам не сулит...
- Угробить нас - проще простого, - возразил я, - К чему такие сложности? Мы не нужны им мёртвыми...

- Согласен. Но мне не нравится то, что мы зачем-то нужны им живыми, - ответил Майк.

АКТИВНОСТЬ СОЛНЦА РАСТЁТ. НАГРУЗКА НА ГЕНЕРАТОРЫ ЗАДЕРЖИВАЕТ ВРАСТАНИЕ ЭНЕРГОВОЩЕЙ. ЗА 10 СЕКУНД ДО ВОЗМОЖНОЙ РАЗГЕРМЕТИЗАЦИИ СТЫК БУДЕТ ЗАКРЫТ АВТОМАТИЧЕСКИ, - сообщил бортовой контроль.

- Чёрт, неужели не успеть... - Майк углубился в расчёты.

- Ну? - спросил я.

- Нам может не хватить буквально одной минуты.

Торгенсон тем временем мудрил с панелями:

- Эврика! Я установил второй генератор! При отключении этого поля он включит новое!

Диафрагма стык-узла дёрнулась, и вновь застыла. Дрогнул воздух. В полном соответствии со словами Торгенсона включилось новое поле. Майк критически осматривал новую схему:

- Ну, ты наслесарил, мясник... Эта фигня и двух минут не проработает!

- А старая схема за эти две минуты дозреет, и опять включится! - парировал Торгенсон.

Вторя его словам, бортовой контроль коротко сообщил: ПОЛНАЯ АКТИВИЗАЦИЯ ЭНЕРГОВОЩЕЙ, - и произошло новое переключение. Старое поле заработало с новой силой.

- Новое поле ты ставил ПЕРЕД старым? - поинтересовался Майк.

- Да, а что? - спросил Торгенсон.

- А то, что старое включилось уже позади, дурила! Ты понял? Эта тварь уже здесь!!!

В следующий миг меня и Майка окружило золотистое сияние. Торгенсон заорал, отшатываясь.

- Заткнись, - оборвал его Майк, - Влад, ты не выкладывал её из кармана?

- Кого?

- Обманку! Которую я дал тебе в пещере!

Я хлопнул себя по нагрудному карману рубахи. Пальцы нащупали тёплую пульсирующую пульку.
- Я и думать о ней забыл! Совершенно случайно одел эту рубаху. Она, кстати, уже несколько раз была в стирке. А что обманка сейчас делает?

- Господин невидимка до меня дотронулся, - сообщил Майк, - Обманка тут же экранировала меня от его излучения. Это существо - что-то вроде робота, собранного из тонких полей. Как «призрак оперы», понимаешь? Твоя обманка тут же заработала в том же режиме... Торгенсон, лезь в скафандр - эта штука скоро поймёт, что с нами ей не справиться, и займётся тобой... Скорее!.. Чёрт…

Торгенсона не было. Ворох его одежд лежал на полу. Под одеждой угадывался какой-то небольшой предмет. Осторожно порывшись, Майк извлёк куклу.

Это была смешная карикатура на незадачливого коменданта - аляповатый целлулоидный человечек с кошку размером. Судя по всему, кукла была полой внутри, и никаких признаков жизни, разумеется, не подавала.

- Это чтобы вам не было без него грустно... - неожиданно прошелестел в наших головах неизвестно чей голос. Майк, не глядя, закрыл стык, и отключил бесполезное теперь поле.

Ровно через минуту в плоскости лунной орбиты и на расстоянии втрое большем, чем её радиус, проявилось вокруг Земли видимое в оптическом диапазоне кольцо планетоидов. Их было двенадцать, и с одного из них подавал сигналы навигационный маяк, установленный мной и Майком полтора месяца назад.

Срываясь с научных секций Кольца, уходили к невероятному ожерелью исследовательские зонды. Три пилотируемых какими-то сорвиголовами лунолёта были перехвачены патрульными кораблями Косбеза и Коспаса при попытке авантюрного броска к одному из планетоидов. Мирный транспортный корабль, принадлежавший Т-АСЕ, внезапно ощетинился запрещённым всеми конвенциями оружием, чтобы бесследно и бесславно сгинуть возле другого планетоида. Вслед за этим с Земли поступило сообщение о волне самоубийств, прокатившейся по управленческой верхушке вконец оскандалившегося корпоративного государства. Все эти события заняли часа три, и всё это время смысл «небесного знамения» оставался для человечества загадкой.

- Встречайте аварийную бригаду минут через пятнадцать, - сообщил, наконец, диспетчер Кольца.

К первому стык-узлу подошёл транслятор. Буквально через пару минут раздался нетерпеливый сигнал.

- Что-то рано, - пробормотал Майк.

- Борт подвергся заражению неизвестного характера, - объявил я находящимся в трансляторе, - Если вас не защищают скафандр или экранирующее поле – мы не можем вас впустить.

- Пустяки. Считайте, что я защищена, - раздалось в ответ. Голос был девичий. Лицо Майка дрогнуло.

Диафрагма раскрылась. На причал шагнула Яна Немецкова в абсолютно неуместном здесь летнем сарафанчике. Неуловимо краткий миг в стерильном воздухе дежурного блока метались, угасая, знакомые с детства ароматы Жигулёвских гор. Девчонка явно отправилась к нам прямиком с прогулочной палубы «Кроули».

- Не ждали? – улыбнулась недавняя ворожея из русалочьей протоки.

- Нет, отчего же, - осторожно ответил Майк. И тут же опередил меня, спросив:

- Вот только кто пустил тебя на борт закрытого объекта?

- Кракеры. Из наших.

- Не боишься превратиться в такое? – показал ей Майк кукольного Торгенсона.

- Нет, - улыбнувшись, ответила Немецкова, - Это мне подконтрольно.

- А ему почему не…?

- А он кое-чего не знал. Мы тоже, кстати, не знаем всех своих.

- Вот как? В таком случае, кто ты и кто эти «вы»?

- Мы, Майк, - снова улыбнулась Немецкова, - Ты ведь видишь инициатор?

Её рука показывала куда-то в совершенно пустой угол причала. Поглядел туда и Майк:

- Невидимку вашего? Ну, вижу…

- Нашего невидимку, Майк, - с мягким нажимом поправила Немецкова, - Ты его видишь – значит, ты один из нас.

- Допустим, - холодно ответил Майк, - И тем не менее…

- Генетическая бомба замедленного действия.

- Подробнее, пожалуйста.

- Существовала некогда на Земле культура, резко ушедшая в отрыв ото всех прочих по уровню, и двигавшаяся по несколько иному, в отличие от них, пути. В результате серии фатальных событий её развитие пошло вразрез с развитием всего остального человечества. И возникла угроза полного обособления, а в перспективе – вырождения и вымирания этого меньшинства. При непрекращающихся, заметь, конфликтах с большинством, - Немецкова говорила, словно бы воспроизводя заученное наизусть резюме научного труда.

- Ну, и чем дело кончилось? – поинтересовался Майк.

- Ассимиляцией с большинством. При этом в гены меньшинства была заложена программа, предусматривающая новое выделение нашей расы и пробуждение памяти предков через несколько тысяч лет – когда это станет не столь опасно для человечества.

- Зачем?

- У нас, как не крути – иной путь. Значит, есть смысл пройти его.

- Почему вы не ушли с Земли тогда?

- Некуда было. Пригодных для заселения миров открыть не успели, а процесс преобразования планет занимает многие тысячи лет. Наше «пробуждение» было запланировано к моменту его окончания. Сняв поле, ты окажешься на одной из этих планет. Там к тебе вернётся память наших предков, и ты восстановишь все те способности, которые пока что проявляются у тебя случайным образом.

- Спасибо, - усмехнулся Майк, - Но я уж как-нибудь сам. Нечего мне там делать.

- Ты так думаешь? – Немецкова попыталась усмехнуться в ответ. Вместо этого на лице её каким-то болезненным образом столкнулись тревога и растерянность, - Не слишком ли мало ты об этом знаешь?

- Сказанного тобой вполне достаточно. Вы, как я понял, собираетесь там вариться в собственном соку. Скучно. Моё место – здесь.

- Но это же будет НАШ мир! – произнесла Немецкова. Словно последний козырь выложила. Майк поморщился:

- Ваш, а не мой. Не трать время на уговоры, детка. Да, и ещё: какова роль Т-АСЕ в этом балагане?

- А ты как думаешь? – произнесла Немецкова, - Естественно, их интересовали древние технологии. Хапать. Монополизировать. Править миром…

- Только-то? Не верю, ибо есть на то причины.

- И правильно делаете, Гершезон, - неожиданно вступили в разговор системы оповещения, - С вами говорит Земля, штаб-квартира Т-АСЕ в Москве, член Совета Директоров и советник по информации Гойдо Хапкомах. Наши дни сочтены. Потерпевший поражение полководец казнит себя сам. Наши самоубийства – дело чести.

- А вы, значит, живы? – вступил в разговор я.

- Владислав Петрович, мы же коллеги, - печально ответил Хапкомах, - Я отвечал за самое ценное – за информацию. И должен перед уходом передать её вам – в Мировой Архив.

- Ну, и зачем вы ввязались в эту кутерьму?

- Вы знаете наше отношение к Земле. Мы принимали меры в дни Потопа, и посчитали, что ситуация вновь потребовала нашего вмешательства. В Жигулёвских горах возникло странное излучение, воскрешавшее вымирающие виды животных. Некоторые из этих видов, как установили наши эксперты, были выведены искусственно в глубокой древности. Одновременно это же излучение было зафиксировано на планете, где размещались наши санатории. Имелись следы чуждой цивилизации, бытовавшей некогда на Земле. И вот на наших глазах эта раса нелюдей начала возрождаться. По нашим данным в древности у неё были конфликты с человечеством. Мы не хотели допустить повторения…

- Вам нужно было ноу-хау, чтобы в случае малейшего просчёта Мирового Совета взять ситуацию в свои руки, - выпалила Немецкова, – И захватить власть…

- Почему вы не обратились в Совет? – спросил я.

- Доказательств было маловато…

- Складно излагаете, - произнёс я, поглядывая на часы. Близился момент и моего триумфа, - Только вот маленькая неувязочка: почему вы говорите «Земля» и «мы»? Почему разделяете человечество и свою организацию?

- Простите? – растерянно переспросил Хапкомах.

- Не мне вас прощать. Две минуты назад все здания Т-АСЕ на Земле и в колониях были оцеплены, советник. Встречайте группу захвата, или кончайте с собой – это ваше дело. Одно могу гарантировать: никто из вас более не сможет проникнуть в наш мир незамеченным.

Связь со штаб-квартирой Т-АСЕ прервалась.

- Эй, Влад, что всё это значит? – заинтересовался нашим разговором Майк.

- Это значит, что инспектор Чероки, который вёл твоё дело, выполнял отвлекающий манёвр, - сообщил я, - Мы вели сразу несколько расследований. Причём одно из них началось в момент отбытия санаториев Т-АСЕ на Землю. Во время обысков на каждом из них были спрятаны маячки Косбеза – на всякий случай. Все они в момент трансляции зафиксировали «выпадание» санаториев из нашего пространства на пятнадцать минут. Перед возвращением они сделали краткую остановку на своей настоящей родине. В одном из параллельных пространств. Это выяснилось случайно. Они орудуют у нас с середины ХХ века. И настолько уверились в своей конспирации, что утратили бдительность.

- Откуда уверенность, что они не смогут проникнуть к нам незамеченными снова? – спросил Майк.

- Они по какой-то причине используют на редкость громоздкое обеспечение тоннельного перехода, - сообщил я, - Если знать, что именно искать – любой переход подобного рода будет зафиксирован. И что самое странное: судя по всему, за эти двести лет их технологии остались точно такими же, как в тот день, когда они попали к нам впервые. Используя наши тоннельные трансляторы, они могли бы легко усовершенствовать свои средства связи, но предпочли этого не делать. Впрочем, при желании ты разберёшься во всём этом сам. Прости, что ничего тебе не рассказал. Я давал подписку о неразглашении. И был вынужден молчать до момента ареста этих ловкачей. Если хочешь, уже завтра тебе предоставят для работы все документы. Это, в конце концов, по твоей части.

- Но что им было нужно на Земле? – не мог успокоиться Майк.

- Если верить результатам предварительного расследования – Жигулёвские Горы.

- ..?

- Похоже, они намеревались создать там свою станцию тоннельных сообщений. Я же говорю – у них какие-то проблемы с использованием нормальных технологий. Чуть ли не на уровне табу. Вот и…

- Итак, мы уходим, - напомнила о себе Немецкова.

- Делайте своё дело, - кивнул Май к, - О! Кстати: на кой чёрт тебе был нужен этот спектакль с сигналом SOS?

- Мы хотели…

- Прости, что перебиваю, но, кажется, на сей раз не «мы» и даже не «вы», а ты. Выпачкать «великий исход» в личных интересах – ну, не фигня ли?

- Майк, но почему?.. – голос её дрогнул.

- Потому что время наше, как это ни прискорбно, кончилось. И дороги расходятся.

- Но ведь ТАМ всё будет по-другому!

- Сомневаюсь. Тебе нужен не я, а я «вашей национальности», - последние слова Майк произнёс с нарочитым местечковым акцентом, - А такой я не нужен сам себе. Так что прекрати эту безобразную сцену.

Диафрагма транслятора вновь раскрылась. На вошедших не было скафандров. Немецкова оживилась:

- Они тоже ничего не знают о своём происхождении. Смотри, что сейчас будет!

- Привет, Беллинсгаузен. Привет, Санёк, - бросил Майк вошедшим.

- Двое из ларца… - пробормотал я.

- Салют, Майк! – Фаддей, облачённый в форму Коспаса с интересом огляделся, - Кто натёр тебя и Влада фосфором? И что здесь делает эта юная леди?

- У нас распоряжение, - сообщил Санька, - Наладить ретрансляторы спутника. На Земле творится невесть что: уже около тридцати тысяч человек заявили свои права на планетоиды, и готовы на них переселяться.

Отключив обманку, Майк расхохотался:

- Эх, Янка, а древняя-то программа была умнее вас! – объявил он, отсмеявшись, - Уходят не все Homo Novus, а лишь те, кому здесь нечего делать. Ясно теперь, почему Торгенсона унесло. Тут он – валенок валенком, а у вас, глядишь, человеком станет…

Ответом ему был шорох опадающего сарафана. Изумлённые лица Дальченко и Беллинсгаузена – фоном для его рывка через рубку. Скомканный сарафан полетел в мусорную шахту. На пол упала кукла: смешная угловатая девчонка с куцыми косичками и хитрой рожицей. Подхватив куклу с пола, Майк хотел было отправить её вслед за сарафаном, но я удержал его руку:

- Оставь… Отдай её мне.

- Зачем? – удивился Майк.

- Маринке отдам. Пускай играет.

- Как знаешь, - Майк нехотя отдал куклу. В глазах его сверкнул хорошо знакомый мне циничный огонёк, - Неплохая идея, ты прав…

- Как ты думаешь, - спросил я, - Когда она вырастет – она не уйдёт ТУДА?

- Не знаю, - ответил Майк, - Помнится, её игрушки ожили на одной из этих планет, и спасли нас от гибели. А те, другие, уходят туда, оставаясь здесь игрушками. Одни уходят в сказку – другие творят её здесь. Что выберет твоя дочка, не знаю. Да и не мне судить: у меня детей нет.

Я запихал куклу в карман. Сколько сил и нервов было брошено на эту историю – а в итоге всё произошло практически помимо нас.

- Ты не прав, - ответил Майк моим мыслям, - На наших глазах меняется мир. Разве этого мало? Если вдуматься, мы должны быть благодарны стоявшим за T-ACE, кто бы они ни были. Прямо сейчас вон там, под нами – он указал на серп Земли в иллюминаторе, - следом за их детищем рушится к чертям собачьим весь институт «корпоративных государств», которому давно было пора на свалку, да все привыкли его терпеть. Ты понимаешь, что всё это означает?

- Э, а как же твои контракты и патенты? – спросил я.

- На кой они нужны в мире, где не нужно выживать среди всех этих разбойничьих гнёзд? – отмахнулся Майк.

- Дружище, опомнись! Ты, вообще-то, буквально на днях изобрёл антигравитатор, которого мир ждёт уже лет пятьдесят. И лишь один шаг отделяет тебя от выгодного патента…

- Не я его изобрёл, а предки наших «ушельцев», - усмехнулся Майк. – И вообще, все его чертежи со вчерашнего дня в свободном доступе. Ты не знал?