Ветреная Фортуна
Я кончился, а ты жива.
И ветер, жалуясь и плача,
Раскачивает лес и дачу.
Не каждую сосну отдельно,
А полностью все дерева
Со всею далью беспредельной,
Как парусников кузова
На глади бухты корабельной.
И это не из удальства
Или из ярости бесцельной,
А чтоб в тоске найти слова
Тебе для песни колыбельной.
Я не удержалась и, приблизившись к открытой двери, дерзко ответила цветаевскими шальными строками о ветре:
Другие — с очами и с личиком светлым,
А я-то ночами беседую с ветром.
Не с тем — италийским
Зефиром младым, —
С хорошим, с широким,
Российским, сквозным!
Другие всей плотью по плоти плутают,
Из уст пересохших — дыханье глотают…
А я — руки настежь! — застыла — столбняк!
Чтоб выдул мне душу — российский сквозняк!
Другие — о, нежные, цепкие путы!
Нет, с нами Эол обращается круто.
— Небось, не растаешь! Одна, мол, семья! —
Как будто и вправду — не женщина я!
Тут же Саша стремительно вышел из роли обольстителя и, рванувшись ко мне:
— Ах, молодец какая, и как точно уловила! Ведь об одном, но по-разному. И оба мною любимые: Борис и Марина!
Сходу мы продолжили наизусть читать всё нам близкое и любимое. И оба забыли о своих спутниках-собеседниках. Вот так слёту мы буквально зацепились друг за друга словами. И что ещё меня поразило, так это дивное стихотворение «Рождественская звезда», из ещё не читанного мною скандального романа. Там совершенно по-новому оживала библейская сцена поклонения волхвов: «Морозная ночь походила на сказку»…
По той же дороге, чрез эту же местность
Шло несколько ангелов в гуще толпы.
Незримою делала их бестелесность,
Но шаг оставлял отпечаток стопы.
У камня толпилась орава народу.
Светало. Означились кедров стволы.
— А кто вы такие? — спросила Мария.
— Мы племя пастушье и неба послы,
Пришли вознести вам обоим хвалы.
— Всем вместе нельзя. Подождите у входа.
Средь серой, как пепел, предутренней мглы
Топтались погонщики и овцеводы,
Ругались со всадниками пешеходы,
У выдолбленной водопойной колоды
Ревели верблюды, лягались ослы.
Светало. Рассвет, как пылинки золы,
Последние звезды сметал с небосвода.
И только волхвов из несметного сброда
Впустила Мария в отверстье скалы.
Он спал, весь сияющий, в яслях из дуба,
Как месяца луч в углубленье дупла.
Ему заменяли овчинную шубу
Ослиные губы и ноздри вола…
В тот вечер мне впервые открылся «Доктор Живаго» и новый друг по имени Александр.
Тогда роман читали в Самиздате, не задерживая у себя и тайком передавая другу. Александр мне многое рассказал о Борисе Леонидовиче, дал почитать «Доктор Живаго». В общем, так мы стали встречаться. Влюбились. Нам всегда было о чём говорить, над чем задумываться.
А ещё нас объединяла тема Бога. Обоим естественным казалось отношение к Богу как к величайшему творцу, мудрецу, который творил не в одиночку, а с сотворцами, сотоварищами, которым доверял как единомышленникам. В нашем представлении боги были так высоки и недостижимы, но так прекрасны и близки! И книги об этом мы тоже читали, тогда их не достать – только в ксерокопиях.
В той компании, где познакомились, люди были постарше меня. Они интересно рассуждали на философские темы, говорили и о политике, но мало, больше о литературе. Размышляли о задачах человека, сходились на оставленности человека в мире, им казалось, что души пришли сюда, чтобы пройти испытания, многое узнать, понять и сказать своё слово. Мы были молоды и воодушевлены высокими мечтами.
Саша провожал меня домой по зимней и безлюдной Москве. Мы шли молча из-за сильнейшего, монотонного и колючего встречного ветра: «под ровный гул на ровной ноте… под ветра яростный надсад». Найденное счастье нас сопровождало, радуясь зимней стихии. Я грозила ветру своей простудой, ныла, а Саша в ответ – блоковское:
«Неправда, неправда, я в бурю влюблен,
Я люблю тебя, ветер, несущий листы,
И в час мой последний, в час похорон,
Я встану из гроба и буду, как ты!»
Ну что мне оставалось? Ныть – малодушно, а найти ответ надо:
"Как с севера дует! Как щупло нахохлилась стужа! О вихрь, общупай все глуби и дупла, найди мою песню в живых!»
Мы могли говорить и друг с другом, и с ветром, без слов, не озвучивая их, но так хотелось его перекричать!
Влюбленные или любящие?
Ветер обожаю. Мне хорошо и радостно, когда ветер насквозь пронизывает и освежает всю меня, он воскрешает дремлющие силы, напоминает, что я всё могу, он веселит, играет, пугает, нападает, исчезает. И всегда живой и разный.
Вот предгрозовой, как сейчас: порывистый, не очень уверенный, будто всё ещё у нас впереди. Это как увертюра к музыкальному произведению, когда в начале звучит лишь абрис темы, некие посылы, которые разовьются позже в саму тему, в грандиозное творение.
В солнечный день веселый золотистый ветерок хочет быть, как ребенок: игривым, непосредственным, ласковым, от него только теплое, светлое чувство, сродни умилению. Можно и пошутить, и отмахнуться, и убежать.
Не таков зимний, штормовой. Там все холодные цвета перемешаны. Штормовой раскрывает мощное черное крыло, с ним борется белый ледяной, рождается серое снежное, режущее. Добавлено немного синевы, тревожного фиолетового – всё это пронизано коротким лучом сверкнувшей молнии – готов портрет зимнего героя.
Как могли эти двое влюблённых друг в друга и в ветер, объединённые сокровенным, стать спокойными, приземлёнными? Из гармоничного и сильного дуэта превратиться сначала в тихо солирующих, позже – в шепчущих, потом становились друг другу не слышны. Потерялись, расслабились и стали тихими и безветренными? Поистине Фортуна богиня судьбы и непредсказуемости.
Или ветер решил их унести в дальние дали и разъединить для новых встреч? Пусть набираются радости и силы всех ветров! А там и новый свежий ветер, создающий белоснежные барашки на воде и играющий с тонкими молодыми деревьями в своё удовольствие…
Вот и Есенинское пожелание:
Жить нужно легче, жить нужно проще,
Все принимая, что есть на свете.
Вот почему, обалдев, над рощей
Свищет ветер, серебряный ветер
*****
Москва. Февраль, 2025г.
Свидетельство о публикации №225031300920
Благодарю за отточенный текст и не пустые слова.
С почтением,
Влад Медоборник 23.04.2025 05:14 Заявить о нарушении