Возьми свой крест

Неумолимый зной навис над пустыней, простирающейся на долгие дни пути, словно проклятье. Он струился с неба и жёг кожу, раскалённым маревом поднимался от потрескавшейся земли и обугленных камней, иссушал треснувшие губы и обжигал лицо. Жара медленно и неотвратимо пронизывала всё существо, отнимая остатки сил и чувства реальности.

Длинная вереница людей — обветренных, осунувшихся, потерявших счёт шагам — тянулась до самого горизонта. Их тени сливались с дрожащими линиями марева, а выцветшие фигуры и лица казались вырезанными из того же дерева, что и кресты, которые они несли.

По обеим сторонам цепи неспешно двигались всадники на верблюдах. Их взгляды были цепкими, а наконечники длинных копий поблёскивали на солнце, служа для идущих молчаливым предостережением.

Светловолосая женщина, одна из многих, споткнулась. Острый камень впился в колено, и от удара тяжёлого дерева о позвоночник перед глазами поплыли фиолетовые пятна. Но она не упала — лишь сильнее сжала побелевшими пальцами свою ношу и напряглась, чтобы вновь подняться на ноги. Спина горела огнём, колени подгибались под тяжестью сразу двух крестов. Но, стиснув зубы, она выпрямилась: уронить бремя или упасть означало верную смерть.

"Несносная девчонка… сказала, что уйдёт ненадолго… Где её носит целую вечность!" — губы сами шевельнулись, но голос сорвался на хрип. "Ещё немного… и мои силы закончатся", — мысль больно кольнула. В глазах защипало от пота и песка. Конечно же, её конец — вопрос времени… но пусть он наступит не сегодня.

Голос дочери донёсся до её сознания не сразу, будто пробившись сквозь густую пелену: звуки медленно складывались в слова, обретая смысл с запозданием.

—  Смотри, какие нежные! Красиво же, правда? Еле нашла.

Она стояла перед матерью и улыбалась, будто ничего не случилось, демонстрируя в ладонях небольшой букет бледно-голубых цветов — хрупких, словно сотканных из утреннего тумана. Здесь, в пекле пустыни, они казались издёвкой.

— Где тебя носило столько времени? — голос матери был глухим и усталым.

— Я же сказала — нашла цветы. — Дочь раздражённо передёрнула плечами, будто её упрекнули в пустяке. Худенькая и стройная, она казалась девчонкой, которой не дашь и двадцати — словно жизнь щадила её из жалости, стреляя по ней холостыми.

— Ма-ам? Ну что ты так смотришь? Что я опять сделала не так?

Мать не ответила, лишь молча смотрела вдаль. Дочь, тем временем, продолжала наступление.

— Они так далеко растут. Я, между прочим, устала!

— Ты устала? — мать мотнула головой, пытаясь стряхнуть накатившую слабость. Раздражение поднялось в ней, горячее и липкое, как жара вокруг. — Да что ты знаешь об усталости? Ещё чуть-чуть, и я бы упала. А дальше ты знаешь…

— Но ты же не упала! — перебила дочь, вновь расплывшись в улыбке. — Всё же обошлось. Посмотри, какие они красивые… — её голос был таким искренним, будто речь шла о чём-то действительно важном. Она почти сунула букет матери под нос.

— Ты не понимаешь, что здесь не до цветов?! — голос матери дрогнул.

— Понимаю, — примирительно вздохнула дочь и опустила голову, комкая тонкие стебли в пальцах. — Просто… просто мне захотелось сделать тебе приятно… Но если ты не рада…

— Дело не в этом, — начала мать, но дочь уже всхлипнула, её худые плечи затряслись.

— Я всё делаю не так, да? — дрожащим голосом выпалила она. — Только и слышу от тебя одни упрёки! Ты всегда недовольна, во всём меня контролируешь, а ведь матери должны помогать своим детям! — она явно боролась с желанием растоптать букет, бросив его под ноги.

— Знаешь что? — выцветшим голосом произнесла мать. — Забирай свой крест.

Дочь подошла и вскинула его себе на плечи с таким видом, будто совершала великую жертву. Мать смотрела на неё воспалёнными глазами, не в силах больше ни злиться, ни плакать.

Только что, как и много раз до этого, разыгрался очередной дубль их усталого спектакля. Дочь по-прежнему не замечала её измождённости, а мать по-прежнему не могла промолчать.

Понимая всю бессмысленность дальнейших объяснений, они молча продолжили путь, каждая погружённая в свои мысли. Потом дочь, как всегда, просила прощения — искренне, почти по-детски, — а мать, тоже как всегда, кивала и пыталась улыбнуться, потому что спорить не было сил. Всё повторялось снова и снова, только с каждым разом прощать становилось труднее, а идти — тяжелее. Мать чувствовала, как медленно, но неумолимо сдаёт, и с каждым шагом внутри неё что-то убывает, будто песок просыпается сквозь пальцы.

Но с появлением Карла всё изменилось.

Он пришёл как-то внезапно, будто вышел из горячего марева вдали. Из числа приговорённых, Карл был рослый, крепкий, с уверенным взглядом и твёрдым шагом. Дочь не просто увлеклась им — она прилипла к нему, как репейник, и теперь, вместо оправданий, стала появляться реже, унося свой крест на целые дни и проявляя себя сильной и заботливой партнёршей, а потом возвращалась, требуя благодарности у матери за то, что "всё же взяла свою ношу".

Мать не знала, что страшнее — та лёгкость, с которой дочь оставляла её одну, или то, как легко Карл позволил взвалить на себя чужой крест.

Дочь продолжала играть роль самостоятельной — весело болтала с Карлом, оживлённо рассказывала о планах, о том, как "всё наладится", будто они вот-вот достигнут конца пути. Но едва жара становилась нестерпимой, она с привычной лёгкостью исчезала.
Вечером неизменно появлялся Карл — нерешительный, виновато улыбаясь, он будто извинялся не только за дочь, но и за самого себя. Иногда мать замечала на его плече красную полосу от крестов — след того груза, который ему не принадлежал.
Она догадывалась, что дочь таким образом нашла способ не объясняться. Теперь она просто исчезала, зная, что Карл всё уладит.

"Она даже не спрашивает, как я себя чувствую", — думала мать. Но эта мысль не причиняла боли. Только глухую, пустую тяжесть — тяжесть, к которой она уже привыкла.

Теперь она шла молча, не оглядываясь. Усталость стала её единственным спутником, и она чувствовала странное облегчение — уже не нужно злиться, надеяться, доказывать. Просто шаг за шагом, изо дня в день.

Внезапно пустыня изменилась. Она завибрировала и сделалась ярче, будто обретая дополнительную глубину, бесшумными волнами раздвигаясь во все стороны. Песчинки заискрились золотом и дрогнули. Все звуки укутались ватой и отступили на второй план, а дыхание сделалось невероятно громким.

Откуда-то изнутри мощными ударами постучалась боль. Она заполнила грудь, с каждым ударом сердца горячо отдаваясь в висках. Поверхность земли приблизилась, сделавшись вертикальной, и с мягким толчком прижалась к щеке. С другой стороны было небо — глубокое, бездонное. Окружающий пейзаж треснул и провалился в темноту.

Издалека доносились голоса, они никак не хотели успокоиться и что-то обсуждали, почти кричали. Потом её хватали за руки, куда-то несли и бросали. Снова гул голосов. Ощущение подъёма.

Свет вернулся медленно, багряным солнцем распахнувшись за закрытыми веками. Лицо ощутило тепло. В мире что-то неуловимо сдвинулось. Она приоткрыла глаза и увидела небо.

Под ним — длинную вереницу людей, устало бредущих вдаль со своей последней ношей. Верблюды шагали подле них, высоко покачивая всадников, и этот размеренный ход будто подчёркивал неизбежность всего происходящего.

Здесь же возвышался большой деревянный крест, на котором виднелась фигура женщины. Её одежда была выцветшей и рваной, пыль покрывала лицо, а светлые волосы спутались и прилипли к щекам. Руки в последнем объятии к миру были распростёрты по перекладине креста, а голова чуть опустилась вбок, будто она из последних сил пытается не отводить взгляда от того, что происходит вдали.

Она посмотрела туда, и это далось ей легко.

На фоне пыльного горизонта виднелись две удаляющиеся фигуры: одна — девичья, хрупкая и стройная, с букетом синих цветов в руках; вторая — мужская, крупная и согбенная под тяжестью двух крестов. Обе они показались ей такими знакомыми, словно напомнив кого-то.

Она поняла, что боли больше нет.

Небо над ней было глубоким и прозрачным, таким синим, что почти звенело. Оно звало её к себе. И, словно лёгкая птица, она взмыла ввысь, откликнувшись на этот зов.

Март, 2025

Все персонажи и события в данном произведении являются вымышленными. Любые совпадения с реальными людьми или обстоятельствами случайны.