Бутылка молока...

Ты обнимаешь его, он — тебя, а я — другую…
В твоей руке - бутылка молока, у меня — розы. Дорогие, жёлтые, но без аромата.

Когда-то ты всегда приходила с охапкой ромашек, а я сам приносил тебе полевые цветы с дорог… Их горький запах щекотал мне ноздри по всему дому, но я любил тебя и аромат твоих цветов…

Стены нашего дома были синими, серыми, прорисованными бронзовыми узорами.
На твою кровать всегда сыпались крошки штукатурки из трещин на потолке, и по утрам ты просыпалась покрытая пылью.

Как же хорош был этот наш старый дом…

Теперь всё отремонтировано и опрятно — гладкое, ровное, безупречное.
Полевых цветов больше нет и не будет. В полях не бродят в дорогих туфлях и на роскошных машинах. Да и к тому же, горький запах твоих цветов, возможно, впитается в стены — и всё снова испортится.

Наши кровати слились воедино — стали одной, большой, тяжёлой, цвета дерева.
Под ней теперь даже нет места, чтобы «случайно» спрятать грязные носки.
Всеобщее выравнивание сгладило всё. Искусные мастера замесили, заштукатурили, замуровали, плотно закрыли трещины и раны даже наших сердец — и, закончив, закурили.

Теперь всё ровно, опрятно… и я уже давно не прихожу домой.
Ты уже давно не работаешь и больше не думаешь, когда уснуть, сколько денег накопить, чтобы купить себе обувь  — зима приближается.

У меня был маленький красный шкаф, который я сделал сам, а у тебя — сумка.
Теперь, в нашей большой комнате, в огромных шкафах нет места даже для новых носков. Ты отдала свою старую сумку, а я выбросил свой шкаф.

И вот ты, сидя в мягкой постели, обняла его, а в твоей руке бутылка молока.
Я же, с дорогими жёлтыми розами в одной руке и шампанским в другой, в укромном уголке целую её.
Вчера — другую, завтра… не знаю.

Мы договаривались встретиться в центре города, чтобы вместе поехать домой на метро. Теперь я еду на своей машине, а ты — с водителем.
Я уезжаю за город, подальше от этого маленького города и нашего большого дома, а ты с ним — к врачу, в магазин, домой.

Иногда, время от времени, я вижу, как он вырос…

В последний раз он плакал, захлёбываясь слезами.
Один из моих друзей-врачей объяснил, что это от тоски по мне, что он уже узнаёт мой запах и так радуется, когда видит меня.
Я растрогался, соскучился… но поднял бокал за дружбу, за наше знакомство, за этих двух чудесных девушек, которых судьба свела с нами сегодня (в каком-то отвратительном ресторане), даже за родителей (и мне ни разу не пришло в голову вспомнить о себе, о тебе или о нём).
А потом были ещё тосты, прощания, и утром я забыл, как он скучает по мне.

Я не знаю, как скучаешь по мне ты.
Может, так же. Может, тяжелее.
Но в нашем гладком, безупречном доме, где всё разложено по крупицам, где на стенах больше нет ни твоих картин, ни моих,  даже для тоски нет места — все стены, все углы, даже огромные шкафы заняты.

Я скучаю по своему прошлому, по тебе — в моём прошлом, по жизни, перелистываемой страницами.
Я достиг всех своих целей, но оставил тебя на полпути.
Я мчался по полям, растаптывая цветы, что росли для тебя, гнался за всем этим и не заметил, как ты осталась далеко позади.
Вернуться я не могу.

Утром он проснётся, а ты так и не заснёшь.
Бутылка молока будет в твоей руке, и ты будешь ждать, когда он откроет глаза.
А я сотру себя влажной салфеткой, положу какие-то бумажки на тумбочку у кровати, брошу носки на пол, не разбужу её и уйду — к другой или на работу.
Ты так и будешь смотреть в телефон, он — на тебя (возможно, даже молока не захочет), и в уголках его глаз появятся две капли слёз…