Бессмертная рать. Глава 3. Другой фронт

Глава 3. Другой фронт.

Коля вернулся со станции и, увидев, что мать работает в огороде, пошел к ней. Та только что пришла с работы, вырвалась ненадолго, чтобы управиться с хозяйством. Работала она в колхозе дояркой, но из-за того, что много мужчин ушло на фронт, приходилось заниматься и мужскими делами. Председатель отпустил ее, предупредив, что скоро из района прибудет обучающий. Ее и еще нескольких женщин поставили работать на тракторы и комбайны, это помимо фермы. Близилась уборочная пора, потому руководство выпросило ненадолго из района инструктора, чтобы обучить женщин азам мужской профессии. Признаться, она даже обрадовалась этому факту, так как считала, что погрузившись в работу, меньше будет думать о судьбе мужа, от которого давно не было известий. Старший сын («воробышек») был уже достаточно взрослым (а куда деваться?), потому можно было его привлечь к работе по хозяйству. Младшая же дочка была еще слишком мала, но помогала по мере возможностей маме по дому, больше с уборкой. Уход отца на фронт сплотил и без того дружную семью. Каждый их троих стал внимательнее относиться к другим членам семьи, стараясь помочь или хотя бы приободрить. Потому-то мама Коли, Екатерина Степановна, с радостью согласилась на дополнительную работу, зная, что дома есть на кого положиться. Екатерина Степановна хлопотала в огороде, когда к ней подошел Коля.
 – Мама, я отнес огурцы, отдал, сделал, как велела.
 – Вернулся, сынок? Отдал? Вот молодец. Кушать хочешь?
 – Не очень. Потом поем.
 – Я скоро уйду на работу, потому не смогу покормить вас. Сам-то справишься?
 – Справлюсь, что я, маленький что ли?
 – Конечно, большой, кто ж спорит? Сестренку только тогда еще покорми. Хорошо?
 – Покормлю. А ты надолго уйдешь?
 – Не знаю. Если долго меня не будет, скотину покорми. Знаешь, что и где лежит?
 – Знаю-знаю, – деловито ответил Коля. Он не любил, когда мама начинала считать его маленьким и несмышленым. В сущности, он таким и был, но война не давала времени взрослеть обычным чередом. Приходилось проходить все в ускоренном темпе.
 – Вот и молодец. Ты мой помощник. Один мужик в семье, на тебя надежда, – мама решила похвалить сына.
 – Конечно, мужик. Папка так и сказал, что за главного. Помнишь?
 – Конечно, помню, как не помнить? – женщина погрустнела, когда разговор зашел о муже и отце.
 – Во-во. Тебе что помочь, мам?
 – Пока ничего, позову, если что. Ты огурцы-то отдал? Солдатам?
 – Да, солдатам, раненым, – Коля решил соврать.
 – Молодец. Много их там, солдат-то? Я гляжу, эшелоны то и дело приходят.
 – Много, мам. Очень много. Едут немцев бить. Видела бы ты, сколько их там. Надают немцам, будь здоров.
 – Хорошо бы и скорее бы. Может, и папка ваш вернется, – женщина заплакала.
 – Мам, ну ты чего? Не плачь. Вернется. Вот увидишь.
Сын подошел к матери и прижался к ней. Он и сам хотел заплакать, но крепился, помня, что он мужчина.
 – Не буду. Сейчас пройдет. Это я так. Знаю, вернется. Сынок, ты вот что. Набери еще яблок, да отнеси на станцию опять. Не устал?
 – Нет, я сейчас, я мигом.
Мальчик обрадовался этому поручению, так как хотел еще раз сходить на станцию, посмотреть на военных и технику.
 – Сходи, Коля, отнеси. Отдай. Солдатам нужно помогать, тяжкая доля у них. Сходи.
Коля метнулся в сад к яблоням. У их семьи было большое хозяйство. Мать с отцом были работящие, привычные к тяжелому труду. Добротный дом, большой сад и огород. Дружная семья. Они жили счастливо, пока не пришла война, которая нарушила тот мирный порядок. Вырвала часть семьи, оставив троих людей, словно сирот. Известий от отца так и не было.
Коля быстро управился со сбором яблок и счастливый побежал на станцию. Точнее, быстро пошел, сгибаясь под тяжестью ведра. Не рассчитав свои силы, он схватил слишком большое ведро и наложил его доверху. До станции было километра два-три, недалеко. Но тяжелое ведро быстро «съело» небольшие силы мальчика. Поначалу он шел быстро, но очень скоро устал. Он остановился передохнуть, совсем чуть-чуть. По-хорошему, отдохнуть ему надо было побольше, чтобы восстановить силы. Но он торопился на станцию, торопился выполнить поручение матери. Он шел, постоянно меняя руки, стараясь шагать шире, чтобы быстрее попасть на станцию. Железная ручка тяжелого ведра уже изрядно изрезала пальцы рук, а костяшки ломило от тяжелой ноши. Коля в очередной раз остановился передохнуть. Поставив ведро, он стоял, широко расставив ноги, и тяжело дышал: «Много наложил», – подумал мальчик. «Не донесу… Донесу, надо донести, передохнуть только надо. Сейчас пойду, еще чуть-чуть осталось». В этот раз он решил отдохнуть больше, чтобы сделать еще один рывок до станции, которая уже была хорошо видна. Осталось совсем немного. Он стоял минут пять. Вокруг было тихо, только на станции раздавались паровозные гудки. Коля стоял, уже отдышавшись. Руки уже не так болели. «Еще чуть-чуть и пойду», – подумал он. Внезапно его осенила мысль: «А что если сейчас все эшелоны уйдут и не останется ни одного на станции? Вдруг все военные уже там, а это остатки догоняют своих? Вдруг не успею?». От этой мысли его передернуло. Он быстро схватил ведро и чуть ли не побежал. Он торопился. В этот момент он думал о том, что тоже помогает фронту. А как же? Отдаст бойцам витамины, они съедят их и будут полны сил. У них будут силы, чтобы бить врага, чтобы быстрее война закончилась. От этих мыслей у мальчика словно открылось второе дыхание. Он быстрым шагом шел к своей цели. Часто менял руки, которые уже практически онемели от напряжения, и только боль в костяшках, когда разгибаешь пальцы, заставляла кривить губы. Мальчик шел и шел к станции, боясь опоздать, надеясь, что его помощь поможет приблизить победу.
Вот и станция. Наконец-то дошел. Стояли эшелоны, в вагонах столпились у дверей солдаты. Успел. Он все же успел. Мальчик облегченно выдохнул и, оглянувшись, чтобы не попасться на глаза станционным работникам, пошел к ближайшим вагонам. В этот раз он уже смелее подошел к солдатам и сам рассказал, зачем он тут. Солдаты с благодарностью приняли этот подарок. Взамен стали предлагать что-то от себя: тушенку, сахар, хлеб. Коля отказался. Он помнил слова матери: у солдат брать нельзя. Он и сам это понимал, потому и не жалел о том, что отказался от угощения и в тот, и в этот раз. Так и ушел назад, торопясь домой. Мать уже, скорее всего, ушла, сестренка одна дома. Нужно позаботиться о ней, накормить ее. Да и по хозяйству дела есть. На обратном пути Коля решил, что сегодня вечером спросит у матери разрешения завтра опять сходить на станцию, отнести солдатам гостинец. «Разрешит? Наверное, разрешит. Я же для благого дела, не для игрушек. Спрошу сегодня. Каждый день буду ходить. Помогу фронту, коль на другую работу не берут пока. Вырасту – возьмут, никуда не денутся. Только бы война быстрее закончилась. Эх, папка, где же ты? Что не пишешь? Жив ли ты? Может, и тебя кто-нибудь вот так угостит. Хоть бы написал, все легче бы было. Мамка то и дело плачет. Куда это годиться? Куда же ты пропал?». С такими мыслями Коля подходил к дому.
Мать уже ушла, дома была только маленькая сестренка. Только войдя в дом, Коля понял, что проголодался. Мать с утра варила щи в печке. Запах от них стоял на всю избу. Коля полез в печку. Она была еще теплая, даже горячая. Щи не нужно было подогревать. «Вот и хорошо», – подумал он. Достав из печи чугунок, он налил две чашки щей и, стараясь не разлить, поставил чугунок на место. Он был еще маленький, поэтому достать из печи чугунок, пусть и небольшой, делом для него было непростым. Но он приспособился. Он стал использовать не один, а сразу два валика под черенок ухвата, таким образом не приходилось держать чугун на весу. Отрезав хлеба, он крикнул сестренку, дал ей ложку, коротко и деловито сказал: «Ешь». Девочка к тому времени уже тоже проголодалась, потому и не стала в этот раз перечить брату, ссылаясь на то, что придет мама и накормит. Они взяли ложки и принялись за еду. Если быстро, с аппетитом, прикусывая хлебом и успевая глядеть по сторонам и болтая ногами. Поев, они прибрали за собой посуду и занялись каждый своим делом. Девочка играла в куклы, сшитые из тряпок. Мальчик же вырезал кухонным ножом свистульку из ветлы. Она росла рядом с их домом. Когда-то отец посадил ее для тени.
Екатерина Степановна быстро сделала дела по хозяйству и побежала в МТС. Скоро должен был приехать инструктор, опаздывать было нельзя. Сына со станции она не дождалась, потому наказав дочке сидеть одной, не шалить и ждать брата, она собралась и ушла. Екатерина Степановна была рада тому, что ей предстоит дополнительная работа. Да, будет тяжело. Но чем больше она будет занята, тем меньше останется времени для грустных мыслей о муже. С другой стороны, она немного побаивалась новой работы. В деревне было не так много техники, потому для нее эти машины были несколько в диковинку. Нет, механизация в колхозе была на достаточно высоком уровне. Но одно дело видеть трактор в поле, а другое управлять им. Ее муж, Петр Земцов, как раз до войны работал трактористом. Потому женщина в какой-то степени чувствовала, что должна заменить Петра на время его отсутствия. Вот так вот. Сын по хозяйству, жена – вместо мужа. Екатерина Степановна и Коля заменили мужа и отца на время вынужденного отсутствия.
Женщина торопилась в МТС. Придя туда, она застала председателя колхоза и еще нескольких женщин. Обучающего пока не было. Председатель их был уже пожилой мужчина, седой, небольшого роста, но коренастый. Несмотря на возраст, он был еще в силе. По возрасту он не проходил, потому на фронт его не призвали. Зато ушли два его сына, о чем он сильно переживал. Он и сам хотел идти на фронт. Ему было совестно от того, что он, еще вполне сильный мужчина, сидит здесь, в тылу, пока там льется кровь и каждый день обрываются тысячи жизней, зачастую молодых. Председатель стоял в стороне, а женщины собрались неподалеку в кружок. Тимофей Кузьмич (так звали председателя) о чем-то задумался и молча курил. Женщины же говорили меж собой. Тема для разговоров зачастую была одна и та же. Все, как правило, говорили о войне, об ушедших на фронт мужьях, детях, братьях. Большую часть мужиков забрали. Остались только негодные (по возрасту или состоянию здоровья), да несколько работников, у которых имелась «бронь». В их село уже пришло несколько похоронок, что еще больше заставило волноваться всех за ушедших на фронт родных и близких. Обсуждали последние сводки, грустили о том, что опять наши «подвинулись». Слово «отступают» старались не употреблять. Как-то так само собой получилось, что слово «отступление» стали считать позорным и избегали его. Все были уверены, что рано или поздно двинутся наши войска в обратном направлении, освобождая свою землю. Сводки с фронта пока не были радостными. Все знали, что на юге наши войска постепенно двигаются к Сталинграду.
Тимофей Кузьмич же думал сейчас о другом. Его мысли были о новом указании районного начальства. Мало того, что им теперь придется срочно учить женщин работе на технике, так еще и увеличили план по сбору зерна. Стране нужен хлеб. Это понятно, фронту нужно много продовольствия. Особенно если учесть, что часть территории с пахотными землями сейчас захвачено врагом. Погода не подвела и хлеб уродился. Надо только его собрать. Об этом сейчас думал председатель. А вот со сбором могут быть трудности. Во-первых, погода. Очень может случиться так, что погода не даст большого окна в виде солнечных дней и хлеб придется убирать урывками, ловя каждый благоприятный момент. И если опытные мужики могут скоро и ловко убрать хлеб, то с женщинами, не знающими техники, это было проблематично. Да, конечно, их обучат азам. А дальше? Этому надо учиться, учиться как следует, а на это времени нет. Еще больше председателя пугала мысль о том, что будет в случае поломки. В этом случае на женщин вообще надеяться не приходилось.
 – Здорово, Тимофей Кузьмич, – поздоровалась Екатерина Степановна.
 – Здравствуй, Катерина, – ответил на приветствие председатель, продолжая думать над своей проблемой.
 – Что-то невеселый ты. О чем задумался?
 – Да вот сижу, думаю. Если так и дальше пойдет, то нам, мужикам, делать нечего будет, кругом бабы будут работать, – попытался он отшутиться.
 – Нашел о чем горевать. Радоваться надо. Отдохнешь, на печи полежишь.
 – Э, все тебе шутки, Катерина.
 – А что еще остается, плакать что ли? – при этих словах Екатерина Степановна погрустнела. Это не осталось незамеченным от председателя.
 – Плакать, конечно, не стоит, – Тимофей Кузьмич не договорил и замолчал. Молчала и мама Коли. Наконец, председатель спросил:
 – Что, нет?
Оба они понимали, о чем идет речь.
 – Нет, Тимофей Кузьмич. Все нет. Уж два месяца как нет. Не знаю, что и думать. Все думки передумала.
 – Не отчаивайся. Напишет, вот увидишь.
 – Хорошо бы, коли так. А твои что?
У председателя с сыновьями была та же история. От них обоих уже давно не было вестей.
 – То же самое. Сам тоже извелся, все передумал. Может, в окружение попали, может, сильно ранены. Да только из госпиталя ведь и медсестры могут написать, если боец сам не в состоянии. Написали бы уже, если так. Значит, либо окружены, либо…
Мужчина как будто всхлипнул. Сыновьям его было уже лет по двадцать пять, но для него они по-прежнему были детьми, о которых нужно заботиться и о которых нужно переживать. Председатель рукой закрыл лицо.
 – Полно тебе, Тимофей Кузьмич. Что ты их загодя…
Екатерина Степановна не решилась сказать слово «хоронишь». Она также избегала некоторых слов в разговоре, как и все сельчане.
 – Это я так. Ничего. Все образуется. Раз за них никто не сообщил, значит, мертвыми их никто не видел. Значит, будем дальше жить и надеяться.
 – Вот это верно. Сама себе так говорю. Мертвым не видели, значит и хоронить не нужно. Всякое может быть. Может, и мой где в окружении или у них, иродов.
 – Это еще хуже, Катерина.
 – Знаю, слыхала про их зверства. Надеюсь, это не так, что в окружении он и написать не может.
Оба замолчали. Сложно было сказать, что хуже: убиты их родственники или находятся в плену. Мысль о нахождении их в окружении была той спасительной соломинкой, за которую оба ухватились. Оба утешали себя тем, что мертвыми их близких никто не видел.
Послышался рев мотора. Пришла машина из района, привезла инструктора. Не теряя времени, приступили к обучению. Времени было в обрез, потому, вкратце рассказав теорию, человек из района стал по очереди обучать женщин как заводить трактор, как на нем трогаться. Обучение шло с трудом. Тимофей Кузьмич, видя, что у женщин что-то получается, хоть и не без труда, попросился допустить и его тоже. Сам он не умел и не думал, что на склоне лет придется еще учиться и этому. Он оказался самым способным учеником, получив даже похвалу от человека из района. Хоть женщины и старались, далеко не все и не у всех получалось. Решили, что инструктор позвонит в район и отпросится до завтрашнего вечера. Получив разрешение из района, инструктор остался и продолжил. Учились до самой ночи, до темноты. Скромный результат был. Уже что-то, завтра закрепим. Председатель отпустил женщин, а сам предложил обучающему переночевать у него. Все равно им с женой было скучно вечерами. Внуков не было, так как сыновья не успели жениться. Знать бы раньше, что так получится. Тимофей Кузьмич не хотел верить в смерть своих сыновей. Других детей у них с женой не было, потому в случае гибели сыновей оборвется ниточка, прекратится их род.
Екатерина Степановна торопилась домой. Была уже ночь, когда она подошла к дому. Дети сидели на завалинке, накрывшись одеялом.
 – Вы чего не спите?
 – Тебя ждем, – ответил Коля.
 – Да куда я денусь-то? Вы хоть ели без меня?
 – Ели, мам, не переживай. Коля меня кормил.
 – Вот молодцы. А ты, Коля, как сходил на станцию? Отдал?
 – Отдал. Все сделал, как велела.
 – Вот молодец. И ты молодец, – обратилась она к дочери. – Если есть не хотите, то идите спать. Я сейчас поужинаю и тоже буду ложиться. Коля, а ты скотину покормил?
 – Конечно, – деловито ответил Коля. – Мы с Машей вдвоем всех кормили.
 – Да-да, – поддакивала девочка. – Мы вдвоем всех кормили. А теленок, такой смешной, мне всю руку облизал. Представляешь, мама?
У них не было коровы, потому решили взять на откорм телку, чтобы потом было молоко. Корову же свою пришлось отдать в колхоз, стране было нужно мясо. Председатель похлопотал, и им, семье с детьми, выделили теленка, который еще должен был дорасти до коровы.
 – Вы мои помощники. Ну, бегите, пора спать. Я тоже сейчас лягу.
Дети укладывались спать, а мама решила поесть. Она только сейчас вспомнила, что с утра ничего не ела. Налив себе немного щей, она без аппетита ела, просто потому, что так надо. Нужны силы, чтобы продолжать трудиться и надеяться. Надеяться, что все будет хорошо. Пора спать, завтра будет тяжелый день. Впереди еще много работы.
В плен Петр Земцов попал не из-за трусости, он был не из трусливых людей. Это был простой русский мужик, выросший на земле, с детства приученный к труду и созиданию. От отца он унаследовал упрямство характера, волю и любовь к физическому труду. Он был обычный крестьянин, который любит свою землю, свою семью, свою Родину. Война вырвала его из привычного уклада жизни, заставив взять в руки оружие. В плен он попал, можно сказать, случайно. Это было под Ленинградом. Их батальон вот уже несколько дней вел бои за небольшую деревню, которая то и дело переходила из рук в руки. Во время очередной атаки снова удалось выбить противника из деревни. Немцы тут же предприняли контратаку, открыв артиллерийский огонь по не успевшим закрепиться советским бойцам. Один из снарядов упал рядом с ним. Земля под ногами встала на дыбы и перевернула картинку, дальше Петр ничего не помнил. Провалился куда-то в темноту. Батальон, потеряв много солдат во время атаки, не успев закрепиться и накрытый артиллерийским огнем, не смог удержаться на рубеже и был вынужден отступить. Времени, чтобы собрать убитых не было. Земцов лежал неподвижно, потому решили, что он тоже мертв. Советские бойцы отступили, деревню снова заняли немцы. Петр стал приходить в себя. В голове ужасно шумело, грохотало. Каждый окружающий его звук доставлял физические страдания. Он не понимал, что происходит вокруг, звуки слились в единый шум, разрывающий ушные перепонки и сверлящий мозг. Петр открыл глаза и застонал. Как назло, мимо проходили два немецких солдата. Услышав, что русский стонет, подошли к нему, увидели, что он жив. Один из них вскинул автомат. Еще бы мгновение, и Петр бы умер. Но второй немец рукой отвел ствол автомата и стал что-то говорить своему напарнику. Говорили недолго, несколько коротких фраз. После этого оба засмеялись и ближе подошли к Земцову. Один из них носком сапога пошевелил Петра. Перекинувшись еще парой шуток, они взяли его подмышки и куда-то поволокли. Петр плохо помнил, что происходило. Его куда-то везли на грузовике, а потом приволокли в сарай. В сарае были другие военнопленные, человек пятнадцать. Некоторые были забинтованы. Петра занесли в сарай и бросили посередине. Они вышли и дверь за ними закрылась. Сразу двое красноармейцев бросились к Петру. Они бережно взяли его и перенесли с земляного пола в угол сарая, где была набросана солома. Тут же стояло ведро с водой, в котором плавал небольшой ковшик. Почему-то этот ковшик заполнился Петру. Зачерпнув воды, солдаты умыли Петра, оторвали снизу от рубахи полоски ткани и, смочив ее водой, положили ему на лоб. Боль постепенно стала утихать. Минут через десять Петр мог более или менее говорить, хоть и с трудом.
 – Где я? – первое, что спросил Петр.
 – В деревне Д. – ответил один из ухаживающих за ним бойцов.
 – Довоевался, – ответил Петр и закрыл глаза. – Атаковали соседнюю деревню, отбили, а теперь в плену здесь. Давно вы тут?
 – Второй день, как пригнали сюда. Мы южнее находились. А теперь, как и ты, здесь.
 – Вы-то как сюда попали?
 – Послали нас в разведку. На окраине рощи-то нас и повязали немцы. Засада была. Языков, видимо, хотели взять. Да только оплошали они. Мы рядовые, ничего не знаем. А и знали бы, не сказали. Потому нас сюда и привели, за ненадобностью.
Все это рассказывал один из двух бойцов, второй же просто кивал головой.
 – Понятно, – ответил Петр. – А остальные?
 – Остальные не знаю, не говорил еще с ними, – ответил боец и зачем-то подмигнул Петру. Смысл этого жеста Петр не понял, но решил, что переспросит потом, при удобном случае.
 – А звать-то вас как?
 – Я Федор, а это Виктор.
 – А я Петр.
 – Что ж, рад познакомиться. В другой бы обстановке выпить предложил, а тут уж не обессудь, – сказал Федор. Это он все это время разговаривал с Петром.
- Выпить? – Петр улыбнулся. – И без того голова трещит.
Умывшись и выпив воды, он стал лучше себя чувствовать, стал шевелиться и разглядывать, что происходило в сарае. Пленные разбились на несколько кучек и сидели, разговаривая о чем-то своем, тихо, вполголоса. Некоторые ходили взад-вперед, коротая время и думая о чем-то. Петр приподнялся и присел на соломе. Голова гудела, хоть и не так, как раньше. Ум его стал обретать ясность, от которой снова захотелось впасть в беспамятство. Итак, он в плену. Хуже не придумаешь. Теперь что? Что дальше будет? А главное, что нужно делать, что предпринять? Эти вопросы стали занимать Земцова. Так как ответить на них он не мог, то решил не терзать себя и попробовать трезво оценить ситуацию. Да, он в плену, но цел и невредим. Голова пройдет, а там, глядишь, появятся мысли, как и что делать дальше. Придвинувшись ближе к двум новым знакомым, он решил поговорить с ними, но так, чтобы другие не слышали. Доверять им, конечно, вот так сразу, нельзя. Но как еще поступить? Придется рискнуть и прощупать, что они из себя представляют. Петр решил начать издалека.
 – Как же повязали-то вас, ребята? – спросил он полушепотом.
 – Говорю же, пошли в разведку, а там засада. Забыл уже? – ответил Федор, улыбаясь. Виктор кивнул головой в знак согласия.
 – Так вот прямо сразу обоих, без шума? – Петр глядел прямо в глаза Федору.
 – Так прямо без шума. Мы толком и не поняли, что и как. Шли по лесу, а тут раз и по голове чем-то стукнуло. Очнулся, а уже связанный. А рядом Витек лежит, тоже связанный. Сами маху дали. Отошли друг от друга далеко. Рядом надо было идти. Ну да задним умом мы все сильны.
 – Это точно, – наконец заговорил Виктор. По нему было видно, что он не особо разговорчив. Он был крупнее своего товарища, но менее словоохотливый. Эдакий увалень. Они дополняли друг друга: один разговорчивый и небольшой, другой молчун и крепыш. Как две противоположности. Петр видел, что они, похоже, не врут, хотя, может, просто хитры безмерно. У них тоже были подобные случаи, когда бойцы исчезали без шума, разведка у немцев хорошо работала. Земцов решил дальше аккуратно прощупывать их:
 – А что, ребята, погулять тут выпускают? – шепотом спросил Петр.
 – Это как проситься будешь, – также шепотом ответил Федор.
 – А вы просились?
 – Пока нет. Думаем, как лучше прошение подать, – Федор опять подмигнул.
 – Может я чем помогу, словом каким в прошении вашем? – Петр решил идти до конца.
 – Это по желанию, – ответил Федор. Он тоже решил рискнуть. Петр чем-то ему понравился, чем-то он походил на его друга – Витька, только побойчее.
 – Желание есть, надо только слова нужные придумать.
 – Позже расскажу, что успели придумать. – Федор не хотел сразу открываться незнакомцу, несмотря на завязавшуюся симпатию. Но деваться некуда, нужно рисковать. Втроем удобнее будет реализовать задуманное. Он не случайно подмигивал Петру, так как подозревал, что среди пленных есть предатель. Он почти наверняка знал это, так как незадолго до этого также двое хотели бежать, но их кто-то сдал. Немцы расстреляли обоих. С Петром же он чувствовал, что тому можно верить. Тем более, его принесли не в лучшем состоянии, ему досталось, это было видно. Только что был бой, он слышал стрельбу. Значит, пленный Петр мог быть вполне настоящим пленным. Более того, из одного уха у Петра сочилась кровь, немного. Очень похоже на то, что был контужен и в плен попал не добровольно. Что же касается Виктора, то тот всегда полагался на своего друга, потому возражений с его стороны не было. Петру же приходилось доверять новым знакомым, так как другого выбора у него не было.
Решили немного отдохнуть, и все трое легли на солому. Время было послеобеденное, скоро наступит вечер. Немцы больше не заходили в сарай, были слышны только крики и шум проезжающих машин. В сарае было прохладно. Лежа на соломе, Петр радовался тому, что голова болит уже меньше и что здесь есть люди, которые мыслят о том же, что и он – о побеге. Они пролежали где-то с полчаса. Спать не хотелось, да и как тут уснешь, если попал в такой переплет? Петр опять присел. Ему не терпелось поговорить со своими новыми знакомыми. Видя, что Петр хочет продолжить разговор, Федор придвинулся ближе и зашептал.
 – Мы с Витьком все уже продумали. Вечером немцы оставляют только одного часового. Можно попроситься до ветру. Пускают, я уже пробовал. Один выходит, а там по голове его чем-нибудь, можно камнем, я тут под соломой сховал. А там деру, только незаметно надо из сарая выйти. За ним кусты. А там ищи ветра в поле. Так-то.
 – Точно одного оставляют?
 – Да, не боятся они нас совсем. Да и, по правде сказать, крыса среди нас. Потому и моргали тебе, чтобы не поднимал ты тему для разговора, для чужих ушей не предназначенную.
 – Я уж и понял, что не хочешь продолжать. А что же меня-то, не опасаешься?
 – Честно? Опасаюсь, да только надоело здесь прохлаждаться. Мы бы и вдвоем ушли бы, да только для наших-то чем больше свидетелей, тем проще доказать, что не сам в плен пошел и что побег не подстроен. Понимаешь?
 – Понимаю. Сам об этом думал, как объяснить, что попал в плен?
 – И я о том же.
 – Может тогда сегодня и на волю?
 – Голова то что твоя? Сможешь бежать?
 – Смогу, уже лучше мне.
 – Тогда сегодня, так договоримся.
 – Заметано.
Они снова улеглись и стали ждать ночи. Уже ближе к вечеру дверь в сарай открылась. Вошел офицер и два солдата. Офицер на ломаном русском сказал, что сейчас отберет физически крепких и здоровых пленных для работы. Наши герои не знали, радоваться или нет этому факту. С одной стороны, с работы может еще легче бежать будет, а с другой, не факт. В одном им повезло точно – их выбрали всех троих. Офицер было задумался насчет Петра, так как тот еще не отошел от контузии, но все же указал пальцем и на него. Их троих и еще несколько человек вывели и повели к грузовику. В грузовике сидело еще три солдата с собакой. «В дороге не убежишь», – подумал Петр. Аналогично решили и Федор с Виктором. Переглянувшись, они поняли друг друга. Что ж, придется ждать более удобного случая. Их погрузили в машину, грузовик тронулся.
Ехали часа два. Все это время солдаты не сводили глаз с пленных. Бежать в дороге не получилось бы. Нужно ждать удобного момента. Вдалеке послышался паровозный гудок. Похоже, едут на станцию. Так и есть. Грузовик подъехал к стоящему составу. Рядом с составом уже находились другие пленные, охраняемые большим количеством солдат. Было ясно, что чего-то ждут. Наших героев вытолкнули из машины и отвели к другим пленным, которые сидели на земле. Пленных было несколько сотен. Так, ожидая чего-то, прошло еще часа два. Уже стемнело, но место, где сидели пленные, хорошо освещалось. У немцев были также и собаки. Все трое держались вместе, но разговоров о побеге не вели, так как рядом было слишком много народа. Пока ждали, приехало еще несколько машин. Похоже, что собирают с округи, чтобы отправить эшелон куда-то. У состава стали менять паровоз. Немцы скомандовали: «Встать». После этого солдаты стали распределять пленных по вагонам. Набивали помногу, сколько вместится. В вагонах стало ужасно душно. Хотелось, чтобы состав скорее тронулся, может, хоть ветром будет немного продувать душные вагоны.
 – Похоже, попали в переплет, – сказал Федор Петру. Петр промолчал и мотнул головой в знак согласия. Дело усложнялось. Их увозят и, похоже, далеко. Куда везут, не известно, что будет там, не ясно. Петр и другие бойцы слышали про концлагеря, слышали об ужасах, что там творились. Нужно бежать, пока не увезли чуть ли не в Германию. Надо что-то думать, пока есть время и силы. Из-за скученности народа говорить даже шепотом было небезопасно. Петр решил, что надо ждать удобного момента, чтобы сбежать.
Паровоз прицепили, и состав тронулся. Ехали всю ночь. На следующий день эшелон продолжил путь, практически не останавливаясь. Двери вагона были закрыты, но сквозь щели бойцы старались прочитать названия станций, чтобы хоть приблизительно знать, где они. Знакомых названий не попадалось. Наконец кто-то их пленных, прочитав название очередной станции, сказал, что похоже они на территории Белоруссии. Едут на запад и уже в Белоруссии. Это плохо. Могут вообще увезти в Германию или еще куда-то в Европу. Нужно бежать, пока не поздно. Но как? Им повезло. На очередной станции дверь в их вагон открылась. Им объявили, что нужны работники для погрузки угля. Пока не погрузим, никуда не поедем. Солдатам немецкой армии не пристало заниматься этим вопросом, тем более, что уголь предназначен для паровоза, который вез их состав. Трое наших героев стояли недалеко от двери, потому вызвались сами и попали в число тех, кого отобрали на погрузку. Отобрали человек двадцать. Конвойных было только двое, оба с винтовками. Видимо, немцы не опасались советских военнопленных, потому так легкомысленно отнеслись к охране. Приведя пленных на место и показав, откуда грузить уголь, оба конвойных сели неподалеку и болтали о чем-то. Федор практически сразу шепнул Петру и Виктору, что надо сейчас. Решено. Чтобы ближе подойти к охранникам, Петр незаметно согнул лопату и пошел к конвойным. Условились, что Петр отвлекает разговором двух охранников. Тем временем Федор и Виктор начинают скандалить между собой и затевают драку. Один их охранников точно должен кинуться разнимать. Второго Петр должен взять на себя. На том и порешили. Петр шел с согнутой лопатой к конвою.
 – Я это, – начал он говорить, надеясь, что те вряд ли сразу поймут его. – Я вот, что хотел сказать. Работать-то как? Инструмента нет.
Он подходил ближе к немцам. Те, увидев, что один из пленных идет к ним, встали и направили винтовки на него. Петр стал показывать свою погнутую лопату. Немцы наконец поняли, о чем речь, но как объяснить этому русскому, что теперь пусть как хочет, так и работает. Это его проблемы. Офицер, говорящий по-русски, был далеко, и идти за ним не хотелось. Федор, видя, что немцы отвлеклись на Петра, закричал на Виктора.
 – Что делаешь? Не видишь, что ли? Глаза-то разуй, работничек.
 – Ты сам глаза разуй, курица слепая, – также громко закричал Виктор. Оказывается, актерский талант у него присутствовал, несмотря на неразговорчивость. Федор бросился с кулаками на «оппонента», завязалась «драка». Конвоиры, увидев, что пленные дерутся, переключились на них. Побежали оба. Петр, видя, что пошло не так, не по задуманному плану, последовал за ними, держась в паре шагов от них. Первый немец подбежал к «дерущимся» и пнул одного из них ногой, крича что-то по-немецки. Второй остановился в паре шагов. Петр был за его спиной. Конвойные потеряли его из виду, в чем была их ошибка. Петр со всего размаху ударил немца лопатой по голове. Немец был в пилотке, каска была пристегнута на ремне. Удар получился что надо, немец, даже не вскрикнув, повалился на землю. На этот удар обернулся другой конвоир. Видя, что второй лежит на земле, он замешкался на долю секунды. В это время Федор и Виктор схватили его за ноги и дернули. Немец упал, успев закричать. С размаху Виктор ударил немца булыжником по голове. Крик услышали другие конвойные, что находились неподалеку. Поднялась тревога. К месту, где грузили уголь, побежали солдаты. Медлить нельзя. Петр поднял выпавшую из рук немца винтовку и расстегнул ремень, чтобы снять его вместе с подсумком с патронами. Федор и Виктор подобрали оружие у второго немца. Все трое кинулись в ближайшие кусты. За ними, метрах в ста, был лес. Сзади раздались выстрелы. Кусты были густыми, потому немцы не могли стрелять прицельно. Пули щелкали рядом с беглецами. Всем троим повезло, никого не задело. Они бежали что есть сил. Углубившись в лес, они резко свернули левее, чтобы запутать следы. Так они еще несколько раз меняли направление, пока не убедились, что погони нет. Из всех, кто грузил уголь, побежало еще несколько человек, но те отбились еще тогда, когда пробирались сквозь кусты. Трое наших героев остановились передохнуть и отдышаться. Все трое запыхались и устали. Звуков погони не было. Немцы не стали организовывать преследование, опасаясь, что другие пленные также могут попытаться бежать. Кроме того, эшелону нужно было двигаться дальше. Поэтому немцы махнули рукой на несколько сбежавших пленников.
Отдышавшись, решили двигаться дальше. Встал вопрос, куда идти. Кругом лес, местность незнакомая. По-хорошему, нужно выяснить, где точно они находятся и как добраться до линии фронта. На дворе был май, погода стояла теплая. Куда идти и как не нарваться на немцев? Для начала решили уйти как можно дальше от станции. Идя по прохладному лесу, Петр не знал, радоваться ему или нет. С одной стороны, он сбежал из плена и это хорошо, но с другой… Как добраться до своих? А главный вопрос: как там посмотрят на то, что он был в плену?
 – О чем задумался, Петр? – окликнул его Федор.
 – Думаю, что дальше делать.
 – Надумал что?
 – Нет пока. А ты что решил?
 – Я-то? Думаю, надо деревню искать. Расспросить там, что и как. Где находимся, как далеко до Москвы?
 – Нарваться можем.
 – Можем. Только у нас оружие есть, забыл? – сказал Федор, показывая на винтовку.
 – Оружие-то есть, мыслей нет.
 – И мысли найдутся.
 – Ребята, а что если? – в разговор вмешался Виктор. Это удивило Петра, так как за все время Виктор крайне мало говорил и по большей части соглашался с товарищем.
 – Что? – спросил Петр.
 – Что если и здесь наши есть?
 – Наши?
 – Да. Партизаны. Газеты писали, что в Белоруссии организованы отряды и они ведут диверсионную войну против фашистов.
 – Может, и есть, только где их искать? – задался вопросом Федор.
 – У местных спросим, – немного подумав, ответил Витек.
 – Думаешь, связь с местными они держат?
 – А вдруг.
 – Дело говорит, – поддержал его Петр. – Местные, очень может быть, что-то знают. Надо село искать, там ясно будет. Пошли.
 – Пошли, – ответил Федор. Виктор опять молча кивнул головой.
Они зашагали на восток. Лес был достаточно светлый, без сильных густых зарослей. Кругом была тишина, только пение птиц нарушало спокойствие леса. Шли несколько часов, пока не набрели на какой-то ручей. С жадностью стали пить, с самого утра ни капли воды во рту. Напившись, присели отдохнуть. По-прежнему шум леса ничто не нарушало. Никаких признаков людей и селений, только звуки леса.
 – Надо идти, – проговорил Петр.
Двинулись дальше. Через час увидели, что лес заканчивается и среди деревьев угадывается поле и грунтовая дорога. Значит, где-то рядом есть селение. Было еще светло, потому, посоветовавшись, решили ждать, когда стемнеет. Расположившись рядом с кромкой леса, они по очереди наблюдали за дорогой. Движение по ней было редким. За несколько часов проехали только автомобиль, в кузове которого сидели солдаты, пара подвод с лошадьми, да двое полицаев на велосипедах. Больше ничего. Стало темнеть. В темноте двинулись прямо по дороге. Лунный свет слабо освещал путь, но это даже лучше, никто не заметит. Впереди мелькнули огоньки, это было какое-то село. В части домов еще не спали, и в окнах горели огни от керосиновых ламп. Остановились. Петр вызвался сходить, а Федор с Виктором будут ждать здесь, в начале села, лежа у плетеной изгороди. Оставив оружие, Петр подкрался к крайнему дому. Осторожно заглянув в окно, он увидел женщину лет тридцати пяти. Та что-то хлопотала возле печи, рядом с ней крутился мальчишка на вид лет десяти. Судя по всему, больше в избе никого не было. Петр осторожно постучался в окно. Женщина немного испугалась стука и, подойдя к окну, тихо спросила:
 – Кто?
 – Извини, хозяюшка. Свой я, советский.
 – Откуда ты взялся?
 – Долго рассказывать. Пустишь?
 – Чего тебе нужно? Откуда я знаю, кто ты?
 – Свой я, советский, солдат. Форма на мне, посмотри.
 – Форма? А документы есть у тебя?
 – Нет.
 – Как так?
 – В плену я был, сбежал. – Петр решил рассказать правду. Он понимал, что и в мирное-то время страшно ночью открывать незнакомцу, а уж в военное и подавно.
 – В плену? Ты один?
 – Один. – Петр решил пока не говорить про двух товарищей, чтобы еще больше не пугать хозяйку дома. – Если открывать не хочешь, так через окно скажи: где я сейчас, что за село?
 – Село наше называется М. Откуда ж ты бежал, что не знаешь, где очутился?
 – Я с эшелона сбежал. Везли нас куда-то на запад. Скажи, до Москвы далеко от вас?
 – Далеко, почитай тысячу километров. А на что тебе?
 – Знать хочу, как далеко нас увезли от фронта.
 – Немцы говорят, что Москву-то взяли.
 – Брешут. Не взяли. И Ленинград не взяли. Меня под Ленинградом контузило, так в плен и попал.
 – Не брешешь? Может, сам сдался?
 – Что б мне сдохнуть, прямо здесь, на месте. Далеко, однако ж.
 – Ты точно не предатель?
 – Ну сказал же. Извини, справки нет, – усмехнулся Петр.
 – И Москву не взяли?
 – Хрен им, а не Москву. И Ленинград держится. Под Москвой так и отбросили их даже. Правда, на большее сил не хватило похоже. Так что не верь тому, что немцы говорят.
 – А мы и не особо-то верили.
 – Немцы часто в селе бывают?
 – Не часто, полицаи только. Из местных набрали. Некоторые на службу к ним сами пошли, отступники.
 – Ничего, придет время, все припомним. Скажи-ка мне вот что. В лесах никого из наших военных нет?
 – Сама не знаю, врать не буду. Но слышала, что в Н. якобы кто-то был. Стрельба была там, кажется, комендатуру сожгли. Но сама не видела, слухи только.
 – Далеко Н. отсюда?
 – Километров десять.
 – Сможешь нарисовать, как туда дойти?
 – Сейчас сына попрошу, он нарисует. Митя, сынок, пойди сюда.
К окну подошел мальчишка. Он уже давно прислушивался к разговору и был в нетерпении узнать, что это за военный к ним постучался.
 – Митя, нарисуй, как добраться до Н.
 – Да, парень, нарисуй какие деревни в округе, где лес и что еще знаешь.
Мальчик схематично нарисовал на тетрадном листке расположение близлежащих деревень, лес и реку, что была неподалеку.
 – Спасибо, парень, – сказал Петр, беря листок. – Спасибо, хозяйка.
 – Подожди, есть хочешь? – женщине стало немного жалко этого бойца, который, похоже, не врал, ему хотелось верить.
 – Признаться, да.
 – Сейчас соберу что-нибудь. Подожди.
Женщина стала быстро собирать в узелок вареный картофель, свежий лук, пару яиц, кусок хлеба.
 – Спасибо, хозяюшка, спасибо.
 – Храни тебя Бог, солдат.
 – Спасибо. Знаешь, в одном только соврал тебя я. Не один я, трое нас. Двое там, у плетня ждут меня.
Петру почему-то захотелось быть полностью откровенным с этой женщиной, которая поверила ему и помогла.
 – Храни вас Бог, всех троих.
 – Спасибо. Прощай. Может, еще свидимся.
 – Прощай, солдат.
Петр развернулся и, пригнувшись, пошел к дожидавшимся его Федору и Виктору. Найдя товарищей, Петр коротко сказал: «Пошли». Вернулись в лес. По дороге шли молча, Петр сказал, что расскажет все, когда укроются в лесу. В лесу практически наощупь разделили еду и обустроили ночлег. Петр рассказал про разговор с женщиной и про тетрадный листок. Решили рано утром двигаться в сторону Н., благо деревня эта также находилась рядом с лесом. Идти по открытой местности было рискованно. Расправившись с едой, решили, что по очереди будут караулить. Каждый дежурит по два часа, потом меняется. Часов, естественно, ни у кого не было, потому условились считать про себя до ста, после чего несколько раз приседать, чтобы не дать организму отключиться от усталости. Первым заступил Витек, а Федор и Петр легли. Хорошо еще, что погода теплая, хоть по ночам еще и немного прохладно. Уснули сразу же. Витек же добросовестно нес свою вахту.
Ночь прошла спокойно. На рассвете, когда начало светать, двинулись в сторону Н. Двигались осторожно, то и дело останавливались и прислушивались. Наконец, подошли к какой-то деревне. Похоже, что это и есть Н. Уже рассвело, и идти к деревне было опасно. Решили ждать темноты. По очереди следили за дорогой. Появилась возможность выспаться, чем наши герои не преминули воспользоваться. После обеда случилось происшествие. Наши герои не знали, что неподалеку от их места в лесу стояла пасека, на которую иногда наведывались полицаи. В этот день два полицая решили проверить ульи и шли к пасеке. Шли они с другой стороны леса, поэтому Федор, который стоял на часах, заметил их не сразу, а только тогда, когда они подошли совсем близко. Сначала он услышал разговор и, обернувшись, увидел двух идущих полицаев. Те не заметили его, так как были увлечены разговором. Делать нечего, надо стрелять. Разбудить товарищей уже нет времени. Надо сейчас, потом будет поздно. Все это промелькнуло в голове Федора за какие-то доли секунды. Он вскинул винтовку и выстрелил.
 – Тревога, – закричал он.
Это первое, что пришло ему в голову сразу же после выстрела. Попал. Один из полицаев, вскинув руки, упал. Второй, благодаря быстрой реакции, тут же бросился на землю, успев снять с плеча винтовку. Послышался лязг затвора. Петр и Виктор вскочили, спросонья не поняв, что происходит. Раздался выстрел. Благо полицай то ли стрелял плохо, то ли от страха у него тряслись руки. В итоге, он промазал.
 – Ложитесь, ложитесь, – закричал Федор.
Он тщетно пытался выцелить лежащего за деревом полицая. Наконец, Петр и Витек поняли, что происходит и упали на землю. Петр схватил вторую винтовку. Их трое, две винтовки, полицай один.
 – Бросай оружие, – закричал Федор.
 – А ты кто такой? – послышался ответ.
 – Я-то? Я советский человек, а ты предатель и гнида. Бросай, говорю.
 – Сам брось, потом поговорим, – полицай решил тянуть время, чтобы придумать, как уйти на безопасное расстояние.
 – Сейчас поговорим. Петр, обходи его справа. Витек, слева. Живым брать будем. Слышишь?
Полицай ничего не ответил. Он видел двоих вскочивших и третьего, спрятавшегося за деревом. То есть их, как минимум, трое. Шансов у него немного. Тем временем Петр и Витек стали обходить полицая с флангов. Тот не знал, что оружия у Виктора нет, потому решил, что ему конец. Нервы у полицая не выдержали и он побежал, надеясь скрыться за деревьями, петляя при этом как заяц. Федор выстрелил, но промахнулся. Петр же, успевший к тому времени приблизиться к полицаю сбоку, прекрасно видел убегающего. Мгновенно вскинув винтовку, он выстрелил, практически не целясь. Полицай по инерции пробежал еще пару шагов и рухнул. С ним было покончено. Петр бросился к нему, подобрать винтовку и патроны. Федор и Витек тем временем обыскивали второго. Забрав оружие и патроны, все трое бросились вглубь леса. Они не знали, есть ли в деревне еще полицаи или немцы. Выстрелы наверняка были услышаны. Они и так потеряли много времени со вторым. Бежали быстро, не забывая сворачивать, чтобы запутать следы. Наконец остановились. Сил бежать дальше не было. Тяжело дыша, все трое смотрели друг на друга. Наконец Петр расхохотался:
 – Ха-ха-ха, что, товарищи бойцы, побегали славно? На своей-то земле.
 – И не говори, словно зайцы скачем, – ответил Федор и стал улыбаться. – Верно, Витек?
 – Угу, как зайцы, – пробурчал Витек. Он тоже никак не мог отдышаться.
 – А если вот так каждый день бегать, согласны? – спросил Петр, продолжая смеяться.
 – Бегать – нет, а гадов валить – согласны, – отвечал Федор.
 – А я про то и спрашиваю. День мы с вами прожили не зря. Чуть ближе нашу победу сделали.
 – И дальше что? Может, и не будем никого искать? Сами найдутся, когда про нас узнают.
 – Предлагаешь действовать самостоятельно?
 – Именно.
 – Я «за», – ответил Федор.
 – И я, – присоединился Витек.
 – Тогда решено. Будем искать место, где лагерь обустроить. С местными поговорим. Может, помогут кто чем, едой на первое время, сведениями.
 – Идет. Только один вопрос осталось решить. Точнее утвердить.
 – Какой?
 – Командира среди нас назначить. Предлагаю тебя, Петр. Есть возражения? – Федор повернулся к Виктору.
 – Я «за», – ответил тот.
 – Да я … – начал было Петр.
 – Решено, – отрезал Федор. «За» два голоса из трех. Большинство.
 – Что ж, братцы, спасибо за доверие. Не подведу. Обещаю. Жалеть себя не буду. Если слабину дам, стреляйте, не раздумывая. И еще вот что вам скажу. Не доверял вам поначалу. Точнее, не совсем доверял. А теперь вижу, что не шкуры вы, а свои, советские, честнее некуда. Потому готов с вами теперь хоть в ад спуститься. Знайте это.
 – В ад нам ни к чему, нам немцев и их прихвостней туда поставлять нужно. А насчет доверия. Я бы тоже не сразу верил людям, что в плену. Просто время такое. Теперь, когда все прояснилось, веди нас, командир.
 – Пошли, ребята, будем искать место для лагеря. Потом опять в деревню вчерашнюю вернемся. Думаю, там в округе и лагерь делать. Один дом в этой деревне нам точно поможет.
 – Пошли.
Все трое двинулись в сторону деревни М. Лагерь решили делать неподалеку от той деревни, предварительно расспросив, часто ли полицаи там ходят по лесу. Ближе к вечеру вернулись во вчерашнее село. Опять ждали у кромки леса, когда наступит темнота. Как стемнело, двинулись к уже знакомому дому. Федор и Витек опять прятались у плетня, Петр же тихо подошел к знакомому окну. Еще не спали. Он тихо постучал:
 – Кто там? – спросила хозяйка.
Увидев знакомое лицо, она успокоилась и открыла окно.
 – Это ты, солдат?
 – Я, хозяйка. Вернулся. В дом проситься не буду, знаю, что не доверяешь до конца.
 – А ты чего вернулся? – недоверчиво спросила женщина.
 – Пришлось. Ходили мы в село Н., да в лесу на полицаев нарвались. Откуда они там и что делали, не знаю. Пришлось стрелять.
 – Может, на пасеку ходили? Там пасека колхозная была, теперь эти будут ей пользоваться.
 – Возможно.
 – Стреляли, говоришь?
 – Да. Двоих положили, оружие у них забрали. Теперь с оружием все трое.
 – Значит, не смогли наших сыскать там?
 – Нет. Уходить пришлось. Стрельбу наверняка слышали, искать будут. Может, уже нашли. Если до тебя слухи дойдут, что двух полицаев порешили, знай, что это наших рук дело. Чтобы не думала, что я и товарищи мои трусы.
 – Да я … – женщина замялась.
 – Знаю, не совсем доверяешь. Знаю и понимаю. Ты мне вот что скажи: как часто полицаи по вашей округе рыскают?
 – Не каждый день, но часто приезжают. В нашем селе оставили двоих на постоянно, чтобы за порядком следили. Да только те двое пьют каждый день, не просыхают.
 – Это хорошо, что пьют, меньше хлопот с ними будет.
 – Вы их тоже хотите?
 – Нет пока, чтобы не думали, что мы здесь обосновались. Пусть в Н. ищут, в тех местах. Мы с товарищами вот что решили. Здесь будем, в вашей округе. Не все ли равно, где воевать. До фронта мы не дойдем, далеко, а врага и здесь бить можно.
 – Дело говоришь. А то армия-то ушла, кто нас защищать будет? Обидно даже, что под немцем оставили нас.
 – Ничего, назад армия придет, верь.
 – Быстрей бы уже, сил никаких нет под немцем жить.
 – Ты вот что, хозяйка. Скажи, кому в деревне можно еще доверять?
 – Много кому, у нас народ честный.
 – Это хорошо. Если кто будет к нам в лес проситься, дай знать. Мы промеж себя решили отряд создать. Может, тех, кто в Н. нашумел, встретим, объединимся. У нас теперь лишняя винтовка есть. Ты не против, если мы с тобой связь держать будем?
 – Нет, что ты.
 – Понимаю, что под риск подвожу тебя под большой. Но выбора у меня нет. Ничего и никого тут не знаю, обратиться не к кому. И мальца твоего риску подвергаю. Не серчай за то.
 – Да мы вам последнее отдадим, что хочешь сделаем, только в обиду не давайте нас. Что мы, бабы да старики, сделать можем? У меня у самой муж где-то воюет. У многих в селе мужики на фронте. Только мы здесь остались, беззащитные.
 – Ничего, хозяюшка, не переживай. Дай немного времени. Оглядимся, людей соберем. Кто-то же нашумел в Н., значит, не одни мы.
 – Помогай вам Бог.
 – Спасибо на добром слове. Как обустроимся в лесу, мальчику твоему место покажу. Не заблудится?
 – Нет, это наш лес, мы тут каждую тропинку знаем. Только подальше прячьтесь, полицаи-то из местных. Тоже знают, что и где.
 – Хорошо. Завтра, наверное, приду. Прощай, хозяйка.
 – Прощай, солдат. Звать-то тебя как?
 – Петром кличут. А тебя?
 – Олеся. Без отчества будем. Мы с тобой не сильно годами разнимся.
 – Согласен. Прощай.
 – Прощай.
Петр ушел. Ему хотелось есть, ведь за вторые сутки они поели только один раз, да и то только по чуть-чуть. Но спросить еды совести у него не хватило. Стыдно было просить у женщины с дитем, которые жили в оккупации под немцами.
Уйдя глубже в лес, обустроили ночлег. Решили утром заняться поиском места для лагеря. По очереди дежурили. Что ж, придется привыкать спать в полглаза на своей земле. Но это ненадолго, по крайней мере, они так думали.