Добрынины. Часть 6. Глава 57

     Постепенно все успокоились, и жизнь вновь стала понемногу налаживаться...

     Но тут возникла другая не менее серьезная проблема - Добрынин почувствовал себя обделенным вниманием жены и очень несчастным...

     Для начала он позавидовал собственным детям, постоянно купающимся в материнской любви, а чуть позже даже начал тайно ревновать к ним Лялю...

     Но, к величайшему своему сожалению, Елена Гурамовна заметила это далеко не сразу...

     Поначалу, когда они со свекровью по утрам, отправив Гурама с обоими Вадимами, Зинаиду Васильевну и Маргошу с Петром на сбор урожая,  оставались вдвоем на огромный объем работ - на растерзание шестерым детям и на обработку  собранного  урожая - женщина уставала к вечеру так, что должного внимания мужу нигде, кроме спальни, не доставалось, а все разговоры вне спальни вертелись исключительно вокруг детей, их надобностей и проблем, проблем, проблем...

     Добрынин же, давно привыкший сам купаться в Лялиной любви и быть самым главным и любимым ее ребенком, пупом земли, объектом ее особого внимания и непрестанной заботы, люто затосковал по прежним, хоть и трудным, но бесконечно счастливым дням, когда Ляля принадлежала ему одному...

     Иногда он даже хотел серьезно высказаться супруге...

     Но гордость и гонор Добрыниных не давали ему поговорить с Еленой начистоту и попросить ее стать прежней...

     Время шло... Образовавшийся узел обещал затянуться неразумно туго, но Добрынин никак не мог придумать способ  его развязать...

     Но на его и Лялино счастье, он был человеком умным и местами тактичным...

     Его сообразительность в конце концов сделала свое дело...

     Вадим-старший, хоть и далеко не сразу, но все же нашел весьма простой и эффективный способ вернуть себе любимую игрушку по имени Ляля...

     Для этого он... разворчался, разбурчался, разбрюзжался и разорался сразу, причем по всем поводам одновременно, а также выпустил из чулана своей памяти незабвенного и непредсказуемого Хама Солдафоныча во всей его неприглядной  "красе"...

     Пока тесть с тещей, на глазах у которых Вадим без достаточно веских причин в течение всего двух-трех  дней учинил целую серию умопомрачительных по своей неизменной беспричинности и лютости "концертов" без заявок, испуганно пытались сообразить, что с ним происходит и что надо делать, чтобы не в меру разбушевавшийся зять заткнулся и вновь стал просто буйным, Елена Гурамовна сообразила, в чем заключается суть проблемы, тихо обрадовалась своему "открытию", дождалась очередного "концерта", а, когда он начался, радостно улыбнулась и, не стесняясь родителей, ласково позвала:

     - Иди ко мне, бурчун мой родной!

     Дважды Добрынина приглашать не пришлось...

     Он сразу, начисто забыв о том, что еще секунду назад орал жуткой  дурниной из-за какого-то пустяка, шагнул к Ляле, мягко опустился на колени рядом с ней и уткнулся лицом в ее теплые колени...

     - Обобрали тебя наши детки, Вадимушка? - ласково поинтересовалась девушка, гладя мужа по  начинающим седеть и редеть светлым волосам.

     - Угу... - почти взвыл Добрынин. - Вчистую... Отобрали самое родное... Единственное...

     - Почему молчал? Из гордости?

     - Угу...

     - Потому что счел, что взрослому мужику не пристало?...

     - Вот видишь, родная моя, ты все всегда понимаешь с полувздоха...

     - Скорее с полускандала... - хмыкнула теща и тут же получила от мужа весьма ощутимый пинок под зад, придавший ей вектор движения к спальне.

     Очень довольная старая дама быстро зашла в спальню Ляли и Вадима, выкатила из нее кроватку с Вадимовнами и последовала за Гурамом и Зиной...

     Добрынины остались в гостиной одни...

     - Ты прости меня... - вдруг всхлипнула расчувствовавшаяся Ляля.

     - За что? - удивленно поднял голову Добрынин.

     - За то, что я в суете летней страды и многодетного материнства почти забыла о тебе, мой родной мальчик, мое сокровище, мое самое главное и самое любимое дитя...

     Добрынин тяжеловато поднялся на ноги и, сев рядом с Лялей на диван, обнял ее...

     - Не плачь, родная моя, мой ангел земной...

     - Мне стыдно... - всхлипнула Ляля. - Прости меня... Ты все это время смотрел на меня обиженными глазами, а я этого не понимала, вернее,  не замечала...

     - Ничего... - заворковал Добрынин. - У тебя теперь столько забот... Ты закрутилась... Тебе не хватает сил на всех...

     - Да... Но я поступила по отношению к тебе ненамного лучше, чем моя мать по отношению ко мне...

     - Не думай об этом... - попросил Вадим. - Теперь все будет хорошо... Я сумел напомнить тебе... Ты все поняла... Теперь ты знаешь, что мне постоянно не хватает твоей ласки... Теперь все хорошо будет...

     - Вадимушка, можно я тебя попрошу?

     - Смотря о чем? О кальвадосе и не мечтай... - пошутил Добрынин.

     - Вадимушка, родной, если я снова сильно закручусь с детьми, ты не жди долго, не накручивай себя и ничего не стесняйся... - всхлипнула Ляля. - Лучше сразу напоминай мне о том, что, кроме рожденных мною наших общих детишек, у меня еще есть ты - самый мой главный и любимый  ребенок, которого подарила мне Лидочка и которому мое внимание нужно даже больше, чем всем нашим малышам вместе взятым... Бурчи... Ворчи... Вопи... Скандаль... Выпускай порезвиться незабвенного Солдафоныча... Пусть твои бурчанье и вопеж станут нашим тайным паролем...

     Добрынин зарумянился от удовольствия и тоже попросил:

     - А ты при случае обязательно напоминай мне, что, кроме сделанных мною детей, у меня есть еще одна, моя главная и самая любимая дочка Лялечка, которой тоже нужны и мое внимание, и нежность... Не стесняйся, родная моя... Напоминай...

     - При помощи кастрюли с лазерным наведением? - пошутила Ляля.

     - Только не при детях... - расхохотался Вадим.

     И, вновь довольные друг другом, Добрынины потихоньку отправились в спальню...






     С тех пор так и пошло - Вадим-старший ворчал и бурчал почти непрерывно, а по временам, к ужасу тещи,  вновь начал выпускать из чулана проветриться и, по возможности, поразвлечься незабвенного Хама Солдафоныча, люто соскучившегося по приключениям за несколько лет вынужденного примерного поведения, и наверстывавшего упущенное временами так смачно, что выдержать это могла только Елена Гурамовна, которая, как оказалось, за прошедшие годы вынужденного образцового поведения, обязательного для добропорядочной многодетной матери, сама очень соскучилась по буйным выходкам и забавным приколам с проказами и хулиганствами своего непредсказуемого мужа...

     Папа Гурам с подачи мамы Зины и при молчаливом одобрении Лидочки не раз порывался выпороть своего расходившегося зятя, но дочь неизменно вставала на защиту мужа и не позволяла отцу лишать ее забытого за прошедшие годы удовольствия всласть поскандалить...

     Тогда папа Гурам попытался закипеть, но дочка закипела не хуже отца, и с борщевой кастрюлей в руках  попросту, не выбирая выражений, объяснила буйному родителю, что зять его таким образом просто дает понять жене, что его пора поцеловать, и поэтому эти истошные вопли доставляют ей только удовольствие...

     Отец, наслышавшийся от жены, сватьи, зятя и его племянника о выдающихся талантах Ляли по части кастрюлетерапии, с опаской поглядывая на грозное оружие в руках дочери, немного присмирел, но Ляле не поверил...

     Она поняла это и в тот же вечер наглядно  продемонстрировала папеньке, что зять его вполне нормален, абсолютно предсказуем, своими скандальными заходами доставляет супруге только удовольствие, а за поцелуй быстренько загоняет буйного хама пинками обратно в чулан и вновь становится интеллигентным, умным, добрым и бесконечно любящим Лялю Мурзиком...

     Гураму Анзоровичу оставалось только вспомнить, каким непредсказуемым психом Добрынин частенько бывал до свадьбы, и, тяжко вздохнув и смачно матюкнувшись, смириться с придурями детей...

    

Продолжение следует...