Избранный

Сергей людей не любил. Не то, чтобы у него были претензии к человечеству в целом. Не настолько, чтобы бросать на города ядерные бомбы. Да и с конкретными индивидами мужчина, не без усилий, конечно, но вполне мог бы ужиться. Смирился же он с кряхтением, ворчанием и ночным храпом тетки, которая сдавала комнату со старым хромым диваном всего за пять тысяч в месяц. Смирился с гирляндой растянутых безразмерных трусов серого цвета на бельевой веревке в ванной. С кислым запахом на кухне и газовой камерой вместо туалета. С желтой недовольной гримасой в клубах сизого дыма и перегара. Обоями на скотче и кафелем на пластилине. Терпению учила его сама жизнь, день за днем.
Терпеть. Терпеть и молчать, пока начальник, знающий о его профессии только по надписи в трудовой, учит его, как правильно жить и работать, кричит, захлебываясь в слюне и собственной важности. Стоять, стараясь набрать в легкие как можно больше воздуха и задержать дыхание. Изо всех сил не вдыхать едкий запах одеколона, количество которого способно, кажется, утопить слона. Опустить голову, съежиться, сгорбиться, усесть. Ведь рост начальника не дотягивает до его амбиций, и серая лысина неправильной формы, прикрытая редкими длинными волосами, то и дело маячит у груди Сергея, словно пытаясь боднуть его не реагирующее тело.
Терпеть. Молчать. Даже не смотреть на алый лак ногтей секретарши, что кровавым следом тянется за ловкими пальцами от телефона к расстегнутому воротнику белоснежной блузки. Дрожит рубиновыми каплями на шее, ключице и снова стелется ковровой дорожкой по столу, от бумаг к телефонной трубке. Хищные мелкие зубы щелкают в прорези рта, выплевывая слова с мерзкой растянутой интонацией.
Слова… Стоило ли ждать чего-то приятного от мира, который начался со слова?
С детства разочарованный в людях Сергей презирал их стадную натуру. Стоит где угодно появится одному человеку, как мухи на варенье, слетаются к нему люди, сбиваются в плотные клубки и начинают жужжать. Если одинокий поток мыслей, никому не интересной информации Сергей еще мог выдержать, абстрагироваться и отключиться, то массовый словестный поток…
Правило было простое: никогда не смотреть на людей прямым взглядом. Никогда. Делай все, что угодно: опускай голову, смотри в сторону, избегай разговора по любой причине и даже без нее. Стоило лишь на минуту расслабиться, даже не заговорить, нет, лишь повернуться в сторону расстроенной сотрудницы или задумчивого попутчика в автобусе – и все. Начиналась бесконечная говорильня. «Излить душу» - так они это называют и щедро льют на посторонних слова внутренних переживаний. Поэтому с коллегами по работе он держался отстраненно. Разговоров не затевал, в сплетнях не участвовал. На работе считался нелюдимым мрачным типом «себе на уме».
Да, стоило признаться хотя бы самому себе. Сергей людей ненавидел. Тем ужаснее для него было открытие нового вида среди окружающих представителей Homo sapien. Пришельцы? Демоны? Он не знал, как обозвать подобных существ, которые, как оказалось, удачно маскируются под людей.
Когда в очередной раз он искоса глянул на секретаршу Верочку, то вздрогнул всем телом и едва сдержался от крика. На долю секунды ее настоящий облик проступил сквозь тонну макияжа. Сверкнули лезвия клыков, а пухлые губы разъехались по лицу рваной алой улыбкой. Черные провалы глаз по-прежнему были жирно обведены косметикой, но смотрели на мир пустыми зрачками, а бледная кожа туго обтянула череп. Сергей моргнул и страшное ведение пропало. Все вернулось на круги своя: милая улыбка секретарши, ее неукоснительный деловой вид. Мужчина потер глаза и, пожалуй, впервые открыто уставился на Верочку. Та занервничала, затеребила бесконечные бумажки паучьими длинными пальцами, а затем и вовсе скрылась в кабинете начальника.
«Должно быть, показалось».
Сергей заторопился обратно, в свой душный крохотный кабинет и лишь там, в одиночестве, под спокойное равномерное гудение компьютера смог обрести подобие душевного равновесия. «Стресс – вот причина всех бед современного человека! Стресс. Утомление. Депрессия» - бухтел диктор телевизионного канала, за приличную сумму денег готовый продать даже мать родную, не то, что новый «чудесный» препарат.
Жизнь, серая, мрачная, мерзкая в своем однообразии и безнадежности, чуть покачнулась и встала обратно под ноги, поползла привычным маршрутом «Роддом – Кладбище». И все бы ничего, но вечером это случилось снова.
В автобусе по пути домой, Сергей то прикрывал усталые от монитора глаза, то равнодушно косился в окно на грязно-бурый городской пейзаж. На одной из остановок он увидел ее, непомерно худую девушку лет шестнадцати в свободном пальто цвета крепкого кофе и черном беретике поверх тусклых волос. Ее бесцветные глаза смотрели с привычным равнодушием городского человека, лицо искажала гримаса легкой брезгливости, а оголенные ноги в высоких сапогах отбивали традиционную чечетку – дань уважения мартовским морозам. Словом, ничего особенного, ничего стоящего внимания. Но, повинуясь внезапному порыву, Сергей оторвался от созерцания грязного, засиженного мухами, стекла и бросил взгляд в сторону остановки. Несмотря на брезгливость, усилия косметолога и щипки морозного воздуха все еще миловидное личико незнакомки исказилось посмертной маской. Глаза ввалились, узкие губы растянулись в жабью ухмылку.
Кровь прилила к вискам мужчины и застучала в невидимые барабаны, а нежить в беретике улыбнулась еще шире и, небрежно поправив полы пальто, вошла в автобус. Сергей вжался в сиденье. Он не поднимал головы, уставился в пол. Посторонние звуки исчезли. Затихли проезжающие мимо автомобили, замолчали пассажиры автобуса. Город словно замер в ожидании, и во внезапно наступившей тишине было слышно как цокают каблучки сапожек, приближаясь все ближе и ближе.
Тонкие, обтянутые перчатками пальцы легли на плечо Сергея. Их невесомое прикосновение обожгло, заставило отпрянуть, прижало тело к стеклу еще сильнее, хотя это и казалось невозможным. Против воли мужчина поднял голову и встретился глазами с незнакомкой. Ее губы шевелились. Нормальные губы, не искаженные животным оскалом. Она что-то говорила ему, но он не слышал. Мир вокруг снова обрел звуки, заверещал приемником радио, загудел автомобильными сигналами, загудел пустыми разговорами.
Теряя остатки самообладания, мужчина из последних сил рванулся от зловещего создания. Кубарем скатился из автобуса. Упал на сколький асфальт, покрытый прозрачной коркой коварного льда. Стиснул зубы, чувствуя боль в колене, но снова вскочил и ринулся наутек, подальше от длинных цепких рук, невидимых хищных зубов. Он бежал, пока хватало сил. Пока не подкосились ноги. Пока очередной выдох не вырвался из горла хриплым стоном, а тело не затрясло в лихорадке кашля.
Твари. Чудовищные, ужасные твари ходили рядом, и ведь никто не видел их истинного лица! Что они хотели от него? Разве не понятно! Он единственный видел их реальный облик, не красивый фасад, а гнилое содержание. Разве могут они, - а на этом этапе Сергей уже понял, что созданий много, - оставить его, способного отличить нормальных людей от монстров, в живых? Нет-нет, они попытаются убить его сразу, как только поймут величину опасности, которую он представляет для их существования. В том, что богомерзкие твари не несут «мир во всем мире» по отношению к человечеству он не сомневался ни секунды. Разве могут хищники с клыками такого размера быть дружелюбными? А их поведение? Оно явственно говорило о том, что на него, Сергея, уже объявлена охота.
Скрыться? Бежать? Забиться в самый темный угол и не показываться наружу? Мысль о вынужденном одиночестве приятно грела душу, но долго ли он просидит в этом углу? Без денег, без работы, без пропитания.
Нет, надо сражаться! Но об открытом противостоянии в одиночку тысячам хищных тварей не могло быть и речи. Только осторожные нападения, незаметные вылазки. У него есть шанс забрать на тот свет хоть парочку монстров, а там как повезет.
Надо же, судьба-шутница сделала его избранным. Единственным героем в невидимой войне. Одиночкой, вставшим на пути уничтожения человечества. Был ли он рад этому? Скорее ошарашен. Но эту ношу ему предстояло нести до конца, и непомерный для одного человека груз ответственности уже лег на сутулые плечи.

*

Если кто-то еще скажет, что март – весенний месяц, Ксюша влепит ему в лицо плотно сбитым снежком. Зубы ее стучали. Холодный ветер пронизывал насквозь, забираясь не только под куртку, но даже под свитер. Пробираясь через сугробы, Ксюша чертыхалась про себя. И зачем ей это было надо? Да, она хорошо училась в школе. Да, ей всегда с легкостью давались точные науки. Ну что ей стоило закончить еще два класса и попробовать поступить в какой-нибудь институт. Защищала бы потом диссертации, писала бы научные труды.
Нет, угораздило же ее пойти в медицинское училище. То, что медикам в нашей стране живется несладко, она, конечно, знала не понаслышке. Не тем, конечно, что застолбили место в частных клиниках, а простым смертным. Ее родная тетя работала педиатром в детской поликлинике и с присущим оптимизмом и черным юмором рассказывала «случаи из жизни», от которых крутило живот, но вовсе не от смеха.
Однако нет же, гуманизм пересилил при выборе профессии.
Какой гуманизм?!
К кому?!
Глупая была. Людей любила. Хотела всех вылечить, всем помочь. Кто бы ей сейчас помог!
Наконец Ксюша достигла двенадцатиэтажного здания больницы, и уже войдя в дверь приемного покоя, с небывалым рвением принялась топать ногами, отряхивая снег. Настроение, конечно, ниже среднего, а снег еще и в сапоги забился. Сейчас растает, ноги промокнут. Какие она помнит последствия? ОРЗ, ангина, воспаление легких… Список легко продолжить.
При ее появлении молоденькая медсестричка - практикантка, такая же, как и она -  без пяти минут выпускница училища, радостно вскочила со своего места и, без особых предисловий, начала собираться домой. Ксения грустно вздохнула: напарница вновь оставляла за собой полный беспорядок на столе. Полночи придется разбирать все эти бумажки, сортировать рецепты и выписки, расставлять по своим местам карточки пациентов.
- Осточертело здесь сидеть! Скучно. Сегодня группу детей прямо из школы с отравлением приволокли. И паренек еще, вальщик. Его деревом так придавило, что хорошо еще, если на ноги встанет. А больше у него уже ничего и не встанет! – Девушка ехидно захихикала. Глазастая, курносая, она словно пришла из тех далеких лет, когда в почете были учителя и маляры, а также всякие там плотники и монтажники-высотники. Ну и врачи, разумеется. Ее легко можно было представить в яркой косынке или алом галстуке, а вот такого же цвета помада на губах и мини-юбка смотрелись дико. - Ты – Ксюша?
- Да.
- Тут тебя искал кто-то по телефону. Ну, я сказала, что ты во вторую смену.
- Кто искал-то?
- Я не справочная. – Девушка остановилась перед небольшим зеркалом, надевая шапку. – Перезвонят. Ну, пока! Я побежала.
Острые каблучки звонко процокали по полу. Хлопнула дверь. Ксения осталась одна среди белых больничных стен. Врач, дежуривший в эту ночь, спал где-то в одной из пустых палат. «В общем-то, работа не пыльная», - размышляла девушка, надевая халат, - «Это тебе не процедурная. Сидишь, книжку читаешь. Полная тишина и безделье, пока обращений нет. Особенно ночью».
Но первым делом она поставила чайник. После промозглой погоды на улице хотелось согреться. Жаль, подарочный «выписной» коньяк они уже допили. Сейчас бы пригодился. А вот уподобляться медицинским работникам, пьющим спирт, не хотелось. Да и не было у Ксении желания напиться. Так, чуть-чуть, «для согревания».
Чуть позже полуночи, когда девушка уже, незаметно для себя, задремала над очередным дамским детективом, зазвонил телефон. Еще не очень соображая со сна, она подняла трубку.
- Приемный покой.
- Ксения Гречина?
- Да. А кто говорит?
Но трубка уже гудела длинным протяжным воем. Девушка в недоумении опустила ее на рычаг, и еще долго смотрела на телефонный аппарат, как на чудо-чудное, диво-дивное. Если ошиблись номером, то откуда знали ее имя и фамилию? А если хотели поговорить именно с ней, то зачем бросили трубку?
Спать как-то сразу расхотелось. Она аккуратно отложила книгу, вставив закладку. Согрела чайник. Заварила крепкий «майский» чай со слоном, не пожалев заварки. И, уже сидя с чашкой обжигающе горячего напитка, принялась размышлять над этим подозрительным звонком. Детективы Ксюша любила, и потому очень скоро пришла к выводу, что ее проверяли. На месте ли. Вот только зачем?
Дальше ее фантазия застопорилась намертво. Нет, конечно, сначала она увлекла ее в подростковые фильмы ужасов, где маньяк всегда осведомляется о наличии жертвы в нужном ему месте. И в дорогостоящие шпионские фильмы. Где, прежде чем проносить какой-либо ценный запрещенный груз через границу, преступники всегда справлялись о том, с кем именно им предстоит столкнуться при проверке, чтобы в подходящий момент отвлечь проверяющего единственно верным способом. Но ведь это же не кино, это - реальная жизнь, тем более больница! Какой груз, какие проверки?
А может где-то в палатах лежит местный наркоделец? С приступом геморроя. И подельники решили избавиться от него, пронеся через приемный покой бомбу! Или, наоборот, через ее пост готовиться вывоз человеческих органов на продажу!
Посмеявшись про себя над бреднями желтой прессы, Ксюша допила чай. О чем только не подумаешь во время ночного дежурства! В обычной жизни она вовсе не была склонна к столь бурным проявлениям фантазии. Наоборот, всегда с присущим ей скепсисом пыталась разобраться в истинном положении вещей. Просто накатило чувство одиночества. Она совсем одна, в пустом помещении. Вынуждена бороться со сном и бодрствовать. Не просто скучно – немного жутко. Гулкие звуки, отскакивающие от голых стен, словно падающие в колодец. Серые тени, ползающие вслед за легкими колебаниями спертого воздуха. И она одна. Конечно где-то рядом дежурный врач, и его можно разбудить. Скоро с вызова вернется машина скорой. Во дворе должна быть еще одна, со спящим водителем внутри. Рядом занятые палаты с больными. Она не одна. Но на секунду девушке стало не по себе.
И словно отвечая ее страхам, дверь приемного покоя без стука открылась. «Как же так?», - только и успела подумать Ксения, - «Я закрывала ее»! Точно помню, что закрывала! Фигура в проеме замерла. В приемной горела только одна лампа – настольная, советского образца. И светила она на стол молоденькой медсестры, создавая четкий круг, совершенно не проникая за его границы. Так, что вошедший, одетый во что-то черное, почти растворялся в темноте. Ксения, до рези в глазах, всматривалась в сгустившуюся тень.
Дверь захлопнулась. Человек остался внутри и медленно приблизился к девушке. Теперь она могла разглядеть посетителя. Сутулый, молодой мужчина лет двадцати пяти-тридцати. Волосы темные, зализанные назад. Куртка «дутая», черная. Ничего примечательного. О таком можно сказать лишь: рост средний, вес средний, никаких особых примет. Фоторобот и то не получится. Вот только его глаза. Они смотрели не на девушку, а куда-то рядом. И голову мужчина наклонял на бок совсем странно. Может он косой? Должно быть, из-за физического недостатка посетителя Ксения совсем не испугалась. Ну пришел мужчина в приемный покой ночью – вдруг случилось что-то. Для этого она здесь и дежурит. А что в дверь вошел, не постучал, так это она, дуреха, все-таки забыла закрыть.
- Ксения Гречина? – голос не спрашивал. Голос утверждал.
Девушка нашла в себе силы лишь кивнуть. И тут же длинная цепкая рука сдавила ее горло и приподняла над полом. В руках незнакомца сверкнуло лезвие и сначала холод, а потом оставленный горячий след оружия обожгли щеку девушки.
- Сейчас мы посмотрим: как ты выглядишь на самом деле. Под этой маскировкой. - Хищные глаза сверкнули сумасшедшим огнем.
Страх и растерянность парализовали жертву. Она судорожно пыталась вспомнить, что нужно, а что ни в коем случае нельзя делать в такой ситуации. Рваные обрывки мыслей метались по черепной коробке: «Нельзя сопротивляться»; «Нужно ли кричать? Нет. Или все-таки да?»; «Меня услышат и спасут»; «Он сумасшедший, но я не должна его бояться»; «Нельзя выглядеть жертвой!».
Она улыбнулась мужчине мягкой доверчивой улыбкой. Руки Сергея дрогнули, а зрачки почернели от ненависти. Эта улыбка стала последней ошибкой в жизни Ксении…

*

- Поймали! – Крик лейтенанта Сёмина достиг кабинета раньше своего хозяина, и прежде чем молодой оперативник ввалился в дверь, капитан успел спрятать свою радость, придать лицу серьезное задумчивое выражение, подобающее старшему по званию.
– Поймали, Борис Николаевич! Прямо тёпленьким с девчонки сняли! И ножичек при нем, все чин-чином. Теперь не отвертится, ублюдок. – Веснушчатое лицо лейтенанта светилось от счастья. Еще бы, столько мороки с этими маньяками, то ли дело бытовуха: вместе закупились, вместе выпили, подрались, один другого ножом пырнул, да рядом и спит спокойно, родной полиции дожидается.
Капитан выдохнул и совершенно спокойным голосом дозвонился дежурному. Не хватало еще, чтобы задержанного разместили в общую, да и врач будет смотреть его не сегодня, так завтра, поэтому «без рук мне там», а «у кого где чешется, так еще успеете». Случай предоставим до того, как по этапу двинет.
- Не посадят его, Борис Николаевич. Псих он конченный. Врач бумаги подписал. Поговорил, дело почитал и подписал!
- Фотографии показывали? – Голос капитана не дрогнул, но видит бог, сколько усилий ему это стоило.
- Показывал. Все крупным планом. И рассказывал. Как еще с живых людей кожу снимал. Как пытал девчонок, заставляя признаться, что не люди они. – Сёмин сглотнул. – Да только врач свое твердит, псих да псих. Мания какая-то, шизофрения. Не соображал ничего, не было преступного умысла. Как же так, Борис Николаевич, а? Ведь столько народу убил!
- Жизнь… - одними губами прошептал капитан.
На экране телевизора диктор рассказывал про новый чудо-препарат и глупо улыбался.