Русский язык как иностранный?
Когда на филфаке ЛГУ появилась специализация «преподаватель РКИ» - вопроса не было: русский как иностранный – и вся методика о нём. И, хотя в наших дипломах формулировка специализации филолога-русиста была довольно странной: " преподаватель русского языка на французском" и "преподаватель русского языка на английском", в реальности принцип преподавания был по методике "русский язык на русском", и это была прекрасная методика, а учились по ней представители самых разных стран и языков.
Однако и тогда, думаю, было понятие "РЯ как неродной" - в советское время так обозначали его существование в национальных республиках, позже в методике обозначился "РЯ как второй родной" – это о билингвах, примерно одинаково владеющих языком иной среды и языком одного из родителей (русского)… Язык «наследования, наследственный, «эритажный» (“heritage”) стали называть РЯ, полностью родной по происхождению человека, при том, что человек находится в условиях иноязычной среды и владеет им в большей или меньшей степени. Ну, что-то такое порядком запутанное, в значительной степени зависящее от политики, социальной среды, отношения к русскому языку...
А когда-то РКИ был сильным, желанным, престижным языком во всех уголках мира. Так мы думали.
И видели это в своих поездках-командировках, в частности.
Так, приехав работать в Китай в качестве преподавателя РКИ, я с большим удовлетворением обнаружила, что в иностранном «community» - сообществе специалистов-экспертов, как нас называли, - русский язык является средством общения между гражданами не только социалистического лагеря, но и так называемых «развивающихся стран» (выбиравших свой – не капиталистический, не социалистический - путь развития; забавно, что сначала их называли «слаборазвитые» - оказалось «неполиткорректно», а теперь никак не называют)).
С индийцами и иракцами мы могли говорить по-русски так же, как с вьетнамцами и кубинцами. Более того, китаец с индийцем, монгол с чешкой предпочитали общаться на русском языке!
Кстати, нашим «козырем» в пользу актуальности изучения русского языка до сих пор является то, что русскоговорящими остаются в целом и постсоветское пространство, и так называемый бывший соцлагерь, и «страны третьего мира».
Конечно, в эти (1994-1996) годы мы слышали от своих русскоязычных друзей сетования на то, что Советский Союз их «кинул»: развалившись, не оставил альтернативы в мировой политике, способствовал образованию однополярного мира с одной сильной супердержавой, которой они теперь не в силах противостоять. Но еще и мысли ни у кого не было о том, что дети, родившиеся в эти годы где-нибудь на Западной Украине или в Узбекистане, некогда советских процветающих республиках, не будут говорить по-русски!..
Если сравнить количество владевших русским языком в последние годы существования Советского Союза (около полумиллиарда) и в наше время - цифры разительно отличаются. После распада СССР в начале 1990-х бывшие советские республики, ставшие независимыми государствами, поставили русский язык на второе и даже третье место место после родного, национального языка, тем самым уравняв его с английским, французским, немецким и другими европейскими языками. Число изучающих русский язык и число говорящих по-русски везде тоже резко сократилось. В итоге, сегодня число русскоговорящих в мире насчитывает 250 млн. человек (считая 150 млн. в России и около 100 млн. за рубежом). Однако в целом динамика распространения РКИ в мире внушает достаточно оптимизма, особенно если учесть влияние многочисленных э- и им-мигрантов на распространение прагматического и познавательного интереса к России.
Самая главная цель преподавания иностранного языка, как уже признано в мире, - это формирование широкого культурного кругозора, преодоление узконациональных стереотипов мышления, негативного, высокомерного или равнодушного отношения к другой культуре, другому народу.
Говоря иначе – это осознание того факта, что мы не одиноки в этом мире, что наш способ мировосприятия – не единственно возможный и что другие (другой);типы восприятия – не менее интересны, достойны внимания и уважения, чем твой собственный. Преподаватели русского языка, работавшие за рубежом, делали, мне кажется, многое для того, чтобы отношение в нам, к России становилось лучше, чтобы негативные стереотипы и заблуждения уходили из сознания людей.
Стереотипы… Они естественны, неизбежны, любопытны с разных сторон.
Вот, например, представление японских студентов о том, что зимой в русском доме так же холодно, как и снаружи. Или о том, что в России есть места, где ниоткуда не видно гор – ни на горизонте, ни через 1000 км... Как это возможно?! В Японии всегда видны горы – хоть издалека и с одной стороны, но они присутствуют в пейзаже.
Интерес к русскому языку за последние годы то усиливался, то ослабевал. И во многом зависел от отношения мирового сообщества к России. В начале перестройки все хотели узнать: что такое Россия? что там происходит? В мире произошел настоящий «бум» русского языка, который не могли не заметить первыми мы, преподаватели русского языка как иностранного. К нам поехали изучать русский язык молодые и старые, любопытствующие и заинтересованные, доброжелательные и скептически настроенные, легкомысленные и серьезные, на недельные курсы и годичные стажировки.
Закономерно, что более всего востребованным в период перестройки оказалось то, что раньше широко не изучалось, а в общем - и не казалось достойным изучения в качестве аспекта РКИ, а именно, маргинальная лексика, включая жаргонную и табуированную (мат).
Преподаватели РКИ, кто в большей, кто в меньшей мере согласно своим предпочтениям, вынуждены были осваивать просторечные, «низшие», пласты родного языка. На помощь практикам как-то очень скоро пришли составители новых словарей мата, жаргона хиппи, «блатной фени» и проч., выпускавшихся в срочном порядке как в России, так и за рубежом. При этом, разумеется, знаний по лексической системе русского языка у иностранных слушателей, в целом, не прибавлялось, речь по-прежнему оставляла желать лучшего…
И очень скоро все вернулось на круги своя, интерес к России в мире поугас, русский язык, как и раньше, стал осваиваться совсем по другим – прагматическим либо познавательным - причинам, а маргинальная лексика, так подробно и актуально собранная и проанализированная, заняла свою подобающую ей нишу в практике преподавания РКИ.
Причина такого специфического уклона в преподавании РКИ навстречу «пожеланиям клиента» была ещё и в том, что публичный язык конца 1980-х был страшно заштампован, идеологический пресс тех лет сковал и сознание, и речь: «Достигнуты определенные успехи, хотя есть еще неиспользованные резервы…». Соответственно, и учебники РКИ были построены не на материале живой речи, а, согласно существовавшим неписанным правилам, по образцам искусственным и выхолощенным.
Действовало не только естественное ограничение на использование нелитературной лексики, но и оставлялась в стороне так называемая «живая речь», которая звучала и в бытовых разговорах, и в профессиональном и даже научном общении.
В 90-е годы все элементы русского национального языка активизировались — и хлынул поток сниженной лексики в литературный язык. Его границы неоправданно широко раздвинулись, маргинальное стало всеобщим — возникло понятие «общий жаргон». В публичную речь и художественную литературу «без купюр» стали вводиться немыслимые прежде речевые единицы.
Иностранному студенту – собственно, как и многим русским, - не так просто отделить зерна от плевел, осознать актуальность и необходимость каких-то знаний, отказавшись от того, что преходяще, не имеет коммуникативной ценности.
Так что обучение русской речи должно строиться с учетом современных речевых тенденций и выстраиванием шкалы ценностей и речевых предпочтений в русском речевом обиходе в различных сферах общения.
Остановимся пока на этом. Продолжение следует.
Свидетельство о публикации №225031400851