Глава 6. Кровь и Мёд

Там, где бились молнии Перуна и клубились чары Велеса, земля стонала под тяжестью невысказанных обетов. Камень, опалённый гневом громовержца, трескался, обнажая корни древних дубов — тех самых, что помнили первый вздох Рожаницы. Перун стоял среди них, его доспехи звенели от ярости, а в руках плясали искры, готовые выжечь память о любом поражении. 

— Они посмели выбрать его .… — рычал он, вонзая молот в ствол исполинского дуба. Древесина завыла, как раненый зверь, и из трещин хлынула смола, густая и тёмная, как запекшаяся кровь. — Я дам им воинов. Таких, перед которыми дрогнет даже Велес! 

Он вырвал из дерева сердцевину — ядро, пропитанное вековой яростью, — и начал ковать. Каждый удар молота высекал из дуба фигуру: плечи, широкие как утёсы, руки, сплетённые из сучьев, лица без глаз, но с оскалом, готовым разорвать саму тень. Дубравники — воины Перуна — поднимались один за другим, их шаги гудели, как землетрясения, а голоса скрипели, словно ветер в мёртвых ветвях. 

— Убейте всё, что слабее вас, — приказал Перун, и его слова вросли в их древесные сердца, как железные гвозди. 

***

Велес наблюдал за этим, притаившись в облике ворона. Его чёрное перо дрогнуло, когда Дубравники двинулись к поселениям людей — тем самым, что он слепил из глины и мёда лунной ночью. Люди ещё не знали страха. Они смеялись, спорили, любили, их пальцы пачкались в красках жизни, а сердца бились в такт шепоту рек. 

— Нет, мои милые, — прошептал Велес, спускаясь на землю в облаке осенних листьев. — Вам нужен щит. Но не из дуба… а из вас самих. 

Он собрал глину из русла реки, куда когда-то упали слёзы Рожаницы, и замесил её на мёде, украденном у пчёл Семаргла. Каждую фигуру он лепил медленно, вкладывая в них не силу, а искру: любопытство змеи, упрямство медведя, хитрость лисы. Когда ветер высушил глину, Велес дунул в лица созданий — и они задышали. 

— Вам больно? — спросил он, когда первый человек вскрикнул, порезав палец о камень. 

— Да, — ответил тот, удивлённо разглядывая кровь. 

— А теперь… полюбите эту боль, — усмехнулся Велес, и его слова стали семенем страсти в их душах. 

***

Дубравники пришли на рассвете. Их тени закрыли солнце, а топоры, выкованные из гнева Перуна, сверкали холодной сталью. Люди вышли им навстречу без оружия, но с огнём в глазах — тем самым, что когда-то подарил им Сварог. 

— Убей! — проревел Перун с небес, и Дубравники ринулись в бой. 

Но люди не дрогнули. Они пели. Пели так, как научились у духов рек, смеялись, как научились у Велеса, и обнимались, чтобы разделить страх. Их голоса сплелись в сеть, которую не могли разорвать даже дубовые великаны. Один из Дубравников замер, опустив топор. 

— Что… это? — скрипнул он, касаясь руки девушки, которая плакала, но не отступала. 

— Жизнь, — ответила она. 

Дубравник затрещал. Из его трещин проросли плющ и чертополох, а сердцевина, пропитанная мёдом слов, превратилась в труху. Перун взревел, метнув молнию, но Велес уже стоял между ним и людьми. 

— Твои воины сломались о их слабость, — сказал он, и в его голосе звенела победа. — Сила не в дубе, брат. Она — в умении бояться и всё равно идти вперёд. 

Люди, словно услышав его, подняли руки. Они не молились — они *выбирали*. Искры из их сердец потянулись к Велесу, сплетая вокруг него венец из живого огня. 

— Нет! — взорвался Перун. Его молнии били в землю, выжигая ямы, но люди уже обступали Велеса, как дети обступают отца перед грозой. 

— Они мои, — Велес положил руку на плечо старейшины, чьи глаза блестели мудростью и болью. — Потому что я не требую их силы… я восхищаюсь их слабостями. 

Перун отступил. В последний раз глянув на людей, которые теперь смотрели на него не со страхом, а с жалостью, он исчез в тучах. Его рёв ещё долго катился над землёй, превращаясь в гром. 

***

Велес остался у костра, куда люди принесли дары: мёд, вышитые ткани, песни. Он улыбался, но в его глазах, отражавших пламя, танцевала тревога. 

— Вы выбрали меня, — сказал он на прощание. — Теперь он не простит ни вас, ни меня. 

— Мы научимся бороться, — ответил старейшина, и в его голосе звучала та же искра, что Велес вдохнул в глину. 

— Нет, — бог покачал головой, растворяясь в дыме. — Научитесь жить. Этого он боится больше всего. 

А высоко в небе, где клубились чёрные тучи, Перun клялся местью. Его пальцы сжимали молот так, что даже камни Сварога трещали в глубине земли. 

— Ты пожалеешь, брат, — прошипел он, и первые капли дождя упали на землю, как слезы. — Они станут моими… или умрут.