Кормилец уток

Глава 1
Определенно, даже при грядущем позыве апатии, я отчётливо запомнил незнакомую мне персону, скрасившую серые будни. Мало, что могу рассказать о нём. Вид совершенно не примечательный. Разодранное кожаное пальто, обыкновенные брюки, да башмаки. Единственная, контрастирующая вещь, среди поношенного тряпья — это чёрный цилиндр, с большим, круглым обрамлением. Да таким, что людям, была заметна лишь ухмылка, выдававшая весёлый нрав. Так что же заставило обратить, столь неподдельный интерес к этому мужичку, спросите вы. Глаза, отвечу я вам.
До недавнего времени, предпочитал деловые встречи, обсуждение пьес, слушал прелестную музыку, кокетничал, посещал балы. Уж при много любил тратить деньги, но не коем-образом, их считать. В общем, был представителем потребительства и безделия. Подобного рода развлечения казались немыслимым наслаждением, даром божьим. Грянуло просветление. Позже, скопленная долгим просиживанием штанов лень, сожрала меня изнутри, как и самобичевание. А очередное посещение деловых встреч, постепенно, превращалось в обыденность. Даже многотомная домашняя библиотека, не в силах была справится с внезапно напавшей тоской. Мною двигала страсть к неизвестности, а точнее, к простому люду, в чьих душах, сокрыто больше человечности, нежели в окружающих, кого я называл друзьями.
Для завершения дня скучных светских бесед, с бестолковыми обывателями загнивающего города, не изменял собственной традиции - прогуляться среди кварталов, пока солнце не скроется за горизонтом, а далее с ярым удовольствием направиться к излюбленному кабачку, носившее придурковатое название "Гвозди". Здесь, в обыденные дни, слонялась целая ватага падали и сброда. А в конце рабочей недели, стоило лишь дню, смениться многообещающим вечером, контингент посетителей, разительно отличался. Собиралось общество достаточно образованное, включая местных банкиров чиновников - людей государственного и уважаемого сорта. Это место, утаило иную - бурлящую жизнь, сокрытую от глаз людских, чьи судьбы не повидали бедности.
К слову, мой близкий товарищ Блаженов Виктор Юрьевич, проще обращаясь – Витька, славный начитанный парень, просветил меня светскому обществу, на одной из назначенных мною встреч. Перескажу дословно. Заранее, заплатив за столик в ресторане "Темный бархат", за кружечкой крепкого кофе, оживлённое доказывал, мол, жизнь свою тратит на изучение структуры человеческого мозга, готов поставить на кон всё, лишь бы воплотить задуманное в реальность. А коль мы мило беседовали, то бишь, соизволь посетить встречу "важных шишек", не пожалеешь. В жизни твоей не хватает перчинки, чего-то нового, что заставит проявить несоизмеримую тягу к знаниям. В общем, буду рад, если заскочишь на заседание, у Поял-Рояль, на 43 ул. Сверловской, ровно к 5:30. Зная, что память моя негожая, выписал точный адрес на бумажке. Хм, что ни день, а встреча с Виктором, помогала отвлечься от собственной никчёмности и опустошения. По моему разумению, острый ум и умение вести непринуждённую, одновременно интеллектуальную беседу, подкупало многих людей, в особенности меня. - Ты, безнадёжный романтик. Теряешь на глазах свой рассудок, если тебе светит вкусить женские плоды. Это тебя и погубит - говорил я. Ох, половых связей было немерено. Думаю, самому Дон Жуану предоставил бы неплохую конкуренцию. На подобные упрёки, он привык отвечать уклончиво, бурча оправдания под нос. Но за откровенную простоту и начитанность, я и возлюбил этого парня.
Плавно, день подходил к вечеру. Рефлексируя в личном кабинете, своих владений, на тему того, как же скоротать время, мне попалась та самая записка, ждавшая моего внимания. Мир перевернулся вверх тормашками об предстоящем событии, ведь чуть не забыл о нём. Эх, башка моя с пробоинами - твердил я себе. Я попрошу своего камердинера подобрать мне соответствующий наряд – просторные чёрные с отстроченными стрелками брюки, лакированные ботинки с белым отливом, льняную рубаху, но вот жакет и сюртук одену старый, ни один портной не смог сшить лучше.
Несколько часами позже...
При входе в просторный холл, Поял-Роял, удивило многообразие настенных барельефов. На одном из них, в центре, среди возвышающихся колон, находилось подражание картине "Первопроходцы", по поэме Данте Алигьери, "Божественная комедия". На нём изображен Данте, бегущий от 3 зверей у чудного древа. Рысь - Сладострастие, Волчица - Корыстолюбие, Лев - Гордыня. Важным аспектом, во внутренней архитектуре помещения, являлась позолота, окаймленная всей мебелью и настенными очерками. Так, на первом этаже присутствуют павильоны с неприлично дорогими классическими диванами, лепниной, канделябрами и кофейными столиками из редких пород дерева. А второй этаж, как я понимаю, отличался нескончаемыми витринами с классической живописью величайших творцов, будто Сальвадор Дали, Пабло Пикассо, Сандро Боттичелли и многие другие. Не успев опомниться от представших красот, ко мне быстренько подбежал лакей, предлагающий выпить вина. Одет он был в изысканную ливрею - знак богатства и достояния. Поднос выделяется изобилием хрустальных бокалов. Я наслышан от Вити об правильном употреблении вина. Говорил, что чем большим количеством ноток обладает вино, тем шире должна быть чаша фужера. От ее диаметра зависит каким образом будут раскрываться ароматы. Хм, по-моему, так это чушь, обыкновенное терпкое вино. Швейцар, одетый в белую рубаху из тонкого батиста, со стоячим воротничком, широким шейным платком, закрывавший подбородок, панталоны ниже колен и сюртук, окликнул меня и спросил: - Не подскажите ли вы, на чьё имя забронирован столик?
- Василий, кхм, Забвенский Василий Григорьевич - сухо ответил я, оглядываясь, заколдованный искусством и живописью.
- Прекрасно. Ваш столик, под номером 17А, в 3 ряду - любезно ответил мужчина преклонного возраста.
- Благодарю.
Одобрительно кивнув, мужчина с пышной, седой бородой, пожелал проследовать за ним, а далее, впустил меня в помещение и устремился восвояси. Передо мной возник не менее огромный зал, наделённый массивными люстрами с тысячью и одним стёклышком, озаряя тёплым светом говорящие головы. Люди активно беседовали, пили, давились различным кушаньем. Повисший гул, звенел в ушах. Лишь убаюкивающее "брынчание" на клавишах, немного подавляло тревогу. В укромном местечке, вдали от глаз посторонних, задорно играл пианист, какую-то непримечательную композицию, а я всё думал, вот бы сейчас энергично станцевать польку, ну зрелище же. Потолки украшены длинным витражом, а вдоль всего помещения, имелось обилие мест для отдыха, откуда тонкой струйкой, доносилась едкая примесь парфюма и табачного дыма. Столы разделены по нескольким рядам, а в дали видна трибуна. Сколько угодно кидайте пыль в глаза, но меня не проведёшь, фальшь, неестественность, пропитана насквозь тщеславием, этого муравейника. Глядев по сторонам, можно было наблюдать за обществом, одетым по последней моде. Поношенный временем сюртук и жакет, выдавал во мне чужака этого места. Даже, как-то не по себе. Значит, прошагал к столику, под номером 17А, мягко говоря, многозначительно кинул взор на уже удобно расположившегося джентльмена, одетого во фрак, сшитый не по размеру, тёмные брюки и лаковые туфли, с миловидной, видавшей виды девицей лет тридцати, с напудренным до молочной белизны лицом. Женщина с короткой, рыженькой стрижкой и круговым головным украшением, в виде сплетённых цветов – фиалок и пион, отравляла притягательным благоуханием свежести. Тоненькая шейка, поза, переполненная грацией и белое, столь благородное как мрамор платье. Она в оковах ожерелья из жемчуга и бриллианта. Хлопает глазками в разные стороны, причмокивая шампанское. А её ухажер являлся самым ярчайшим отличием, которого можно повстречать в жизни. Всё одетое в нём выглядело неуклюже и несуразно. Массивные персти, сжимали опухшие пальцы, пальцы, обмазанные жирной едой, которой он давился. Представьте поросячью морду в человеческом обличии. Представили? И ещё добавьте для полноты картины агрессивного жирного хряка – Наполеона (Сноска!!! из замечательной повести «Скотный двор»). Подойдя к парочке, по всей видимости мадам возлюбила его душу, скрытую за многослойными жировыми складками, нет, х-а, вы что, ДЕНЬГИ не играли никакой роли, я, незамедлительно, поспешил спросить:
- Десятикратно прошу прощения, что прерываю вашу милую беседу, но кажись, — это мой столик. 17А, верно?
Старался вложить всю любезность и уверенность в слова.
- Пусть будет так - Озадаченно, буркнул джентльмен.
- Боюсь, произошла небольшая ошибка, видимо просчитался персонал.
Указав мне жестом, поднести голову поближе, для лучшей слышимости, проговорил следующее:
- Возможно, в вас нет ни капли корысти, но поймите, — это и мой столик тоже. Так что, прошу забыть эту неловкую ситуацию. Товарищ, не могли бы вы удалиться?
Сложно, описать тот гнев, который испытал от бестактности и наглости. Его слова, равносильны тому, что, мол, катись-ка ты к чёрту. Одержав вверх над нахлынувшими эмоциями, я постарался разрешить ситуацию.
- Хорошо, не желаете решать назревший вопрос лично, так предлагаю обратится к персоналу. Думаю-с, он поможет.
- Поймите, откровенно говоря, мне нет-с дела до персонала. Не нарушайте наше с супругой спокойствие.
- Ох, товарищ, я настаиваю. Последуйте за мной. - возразил я.
- Знаете, давайте-ка я вам лучше заплачу приличную сумму, за данный инцидент, а?
В его глазах блеснула искра надежды, что скоро этот балаган подойдёт к концу. По всей видимости, обычно, он привык решать назревшую проблему, позвякивая монетой.
- Насколько вы требовательны? 50 рублей?
- Что вы, мне не
- Ох, молодой человек, да вы знаете себе цену. 80?
- Говорю же, я.....
- Решено! 100 рублей и по рукам? Ну что вы дрейфуете? Домой несколько кило колбасы купите, молочка, фиников, в придачу невестку сводите в кино, театр, наполните её тело искусством. Дама присутствует? Ай, прокололся! По глазам молодым вижу, что да! Мож платеце кой прикупите. Вот моей пусечке – повернул свою весомую тушу к рыженькому ангелочку и демонстративно обслюнявил, как ему казалось, в страстном поцелую её хрупкую ладонь, состоящую из тоненьких сверкающих колец. – На заказ сшили во такой вот наряд. Так от меня не отлипала целую неделю!
- Нет, я отказываюсь от вашего предложения!
Его жирная, масляная, от пота кожа, мгновенно багровела, наполняясь гневом, а верная жёнушка, покуривая табак из мундштука, мысленно слала всевозможные проклятья. Моё терпение иссякло. Я стал дальше стоять на твердом слове.
- Я не уйду от сюда, пока не сяду, за этот чертов стол! - Утвердительно крикнул в полную глотку.
Какой же мерзавец! Он опустил моё достоинство, при таких же безалаберных невежд. Я что ему, ходячий продукт? На лбу что-ли написан ценник, за который с охотой продамся? Непростительно! - думал я. Люди, по соседству, начали замечать возникший спор. Оставляя столовые приборы, они повернули головы, с неподдельным интересом. Что же там стряслось?
Встав из-за стола, зализав волосы по бокам, ведь на макушке, давненько они не росли, посмотрел мне прямо в глаза. Ожидая, найти в них трусость и панику, заметно огорчился, его жест не произвёл должного эффекта. Всё позади покрылось густой дымкой. Помещение наполняло лишь две души: я и этот невоспитанный мерзавец. Что-ж, возникший спор, сменился делом чести. Принципиально, не желаю давать слабину. Я чувствовал, что никто из нас, не желал сделать первый шаг к пути завершения конфликта. По ощущениям, секунды превращались в минуты.
- Молодой человек, вы очерняете меня в глазах общества, ровным счётом, как и себя. Честно, мне не совсем хочется губить вашу судьбу. Заметьте, я очень уважаемый человек, среди людей. Так что, прошу удалиться, будь славным малым. На этом, вы свободны. - проговорил с неумолимо язвительным тоном, да таким, что этого чертово бюрократа хотелось судить до конца его жалкой жизни, а супруга, почувствовав безденежье в семейном капитале, слиняет от него при первой же возможности.
Стерев наступивший пот со лба, этой же рукой, он позволил похлопать меня по плечу. Очередной жест, имел больший смысл, чем вы себе представляете. Он словно опустил моё эго, в корытце, с мутной поросячьей похлёбкой. А на самом дне, гласило большими заглавными буквами "Я УТЁР ТЕБЕ НОСИК, МАЛЕЦ, ПРИ СВОЕЙ ПАЛОУМНОЙ ЖЕНУШКЕ И ПОКАЗАЛ, КАКОЕ ЖЕ Я СТАТНОЕ БУРЖУАЗНОЕ СУЩЕСТВО". Он не переставал хлопать по плечу. Причём с такой не искренней дружественной улыбкой, что меня невольно передёрнуло. Многоголосый гомон стихал, а виртуоз на пианино, непроизвольно перестал играть. Они лишь ждали, ждали. Далее, разум покинул моё сознание.
- Погодите, а вы случаем не Василий, эм, как там, Забвенский, во? Да, да, он самый! У вас возник роман с белокурой красавицей. Поговаривают, что именно вы, точно, вы и довели бедненькую Светлану, до самоуби.........
- ЗАТКИ СВОЮ ПАСТЬ!
Взявшись за ткань его одежды, я опрокинул посуду и придавил его жалкое тело к ближайшему столу. Тормошил из стороны в сторону, старался выбить все упущения в воспитании, как пыль из ковра.
- Какая Светлана? Я не понимаю о ком вы. Да как ж смеете обвинять в столь тяжком преступлении. Мужчина, вы что ль умом тронулись, а?
Его мракобесная улыбка стала ещё шире, а недоумение сути моих слов, его опешило. Кровь стучала в ушах, а на висках, проступили жилки. Сердце готово вырваться из груди от несоизмеримого гнева, а собственное лицо наполнялось ало-багровым цветом. Тяжеловато стало, разгонять воздух по лёгким.
- Ха! Ты аль в дурачка косишь? Бабёнку прелестную, сила божья, раньше срока отправила в мир иной. Что-ли год, два назад. Дурак совсем? Ах, да такая, что с соседних городов приезжали, чтоб личико увидеть, что уж говорить, про Новьеград.
Его накрахмаленная жена была в оцепенении, как и дюжина скопившихся людей, включая меня. Поговаривают, мол, рыба гниёт с головы. Самая что ни на есть идеальная аналогия, под стать ситуации. Накрывай занавесом все упущения, сколь угодно, гнильца же, рано или поздно выплывет наружу, станет явью. Я чувствовал, как мною одолевает страх пред неизвестностью. О чём он городит? Ведь, в жизни моей, не имело место быть истинной любви. Всё время гнался за нею. Я боялся его.
- Народ, ай взгляните на Василия! Умом то тронулся, после смерти девушки!
Мертвецкую тишину, лишь нарушило всеобщее оханье и аханье. Что-ж этот негодник, успел натворить? Убийца что-ли? - думали они. Все вокруг побросали табачные трубки, а веселые, непринуждённые беседы, сменились шёпотом, да возникшими сплетнями. Определенно, вечер был испорчен. Моя кожа, начала приобретать былой оттенок, лишь остался лёгкий румянец, а поразившее громом осознание, вернуло в колею. Медленно, убирая руки с груди незнакомца, поправив воротничок, собрался с мыслями, озарив сию процессию. Каждый взгляд наполнен презрением. Они хотели содрать моё существование, словно прилипшую грязь. Но, я не понимаю, что я натворил......Мне так тошно, так противно. Представ своё лицо, перед сударями и сударынями, не спеша, вкладывая в каждый шаг минимальные усилия, потихоньку, направился к выходу. Хотелось совершил пакость, напоследок плюнуть всем им в лицо, но не в прямом в смысле. Широко расправив руки, мне пришла в голову одна мысль - забавно же видеть, как бьётся посуда, о загляденье. Ловким движением пальцев керамика, одна за другой, мгновенно, превращалась в сборище осколков. Вскинув свой затык назад, обращаясь ко всей своре, сказал следующее:
- Меня не интересуют вычурные, куря трубку, как паровоз мужчины, посматривая на каждого надменным взглядом, словно для них, не существует понятия любезности! Нарядились в свои камзолы, распустили усище, да по пышнее и несут чертовщину какую-то. Вы не живы, вы обеспеченно-мертвы! Ожидаете коль боготворить вас будут, за принесённый вклад, за скопленную монету. В бога я не верю, верю лишь в судьбу. Так вашей судьбой, окажется рассвирепевший народ, кто жизни такой не видывал. Ведь аметисты, чьё сердце украшает, ждёт заточенные вилы люда простого!
Вышвырните этого негодника! Да, куда подальше! Катись от сюда - гласила толпа.
Преодолевая один ряд, за другим, чувствовал, как мою спину провожали взгляды, полны омерзения. Конечно, не став ждать ошеломительной лекции профессора Попова, (Газеты ликовали! Человек осуществил невероятное открытие в изучение людских чувств и эмоций), отлучился в холл. Открыв двери на распашку, передо мной возникли придворные и лакеи. Пред ними возникла горсть разбитой посуды и ошарашенные бездельники.
- Что-ж вы натворили? Ох, ноги вашей здесь не будет! - выражая крайнее возмущение.
- Беспокоится нечему, отнюдь, больше не появлюсь - проворковал я
В след, услышал колкие фразы, мол, постойте, вы должны расплатиться, за разбитое имущество. Попросил выслать чек на сумму, к моему адресу, а далее, благополучно смылся с сорванного торжества. Выйдя на наружу, повеяла лёгкая прохлада, а сверловская улица, озарила достаточно угрюмыми красотами. Мягкие каштановые волосы, доходящие до мочки уха, развивались на ветру, похожи на журчащий ручей, который бежит без остановки. Бежит без остановки….от.......прошлого....
Трехэтажные квартиры, домишки с кирпичной кладкой, питаются важнейшим источником: жизнью. Выстроилась линия мерцающих окошек из смеха, ругани...А я вот стою минутки три, наблюдая за судьбами, скрытых за домашним очагом. Кто чем занимается, кто о чём беседует? Ды чёрт его знает. Но так меланхолично на душе, спокойно, что подойти к незнакомцу охота, просто поболтать, узнать о том о сём, да напроситься на чашку чая. Но беспокоить не желаю. Меня не существует, а торопливые прохожие, подтверждали эту теорию. Цокают туфельками, бурчат себе под нос. Пройдя пару метров по брусчатке, мне невольно, пришлось закурить. Говоря откровенно: не-любитель подымить. Но всегда за пазухой, хранил портсигар, так сказать, для самой крайности. Фонарные столбы, до конца Сверловской, озарили мне путь дальнейший. Шик-шик. Возникли искорки, среди тьмы кромешной, а затем едкие клубки дыма покатились из рта. Незнакомца хотел, вот те, пожалуйста. Послышалась знакомая мелодия, из незнакомых уст. Частенько приходилось её запевать в разных трактирах, ведь каждого собрата по несчастью, объединяли лишь одни строки:
- Мила душа и жизни добра, ко мне явилась вновь
Натал-о-очка, прошу тебя!
Останься здесь, со мно-о-ой.
Впереди показалась шатающиеся фигура, как-то смешно размахивая руками, а в них, по бутылке алкогольного яда. Я пошёл вперёд сколь мог поскорее, но мужище, в обтрёпанной, пуховой куртке, да козырьком на бекрень, меня окликнул.
- Здравствуйте, здравствуйте, коль не шутите! Ха-ха-ха! промолвил чудак с заметной хрипотцой в голосе.
- И вам добрый вечер.
- Не поделитесь ли вы табачком, да по крепче, сударь?
Моё воспитание не позволяло пренебрежительно относиться к низшему слою общества. Помню отец говорил, относись ко всем одинаково и с уважением, но до первого оскорбления. Вот и по сей день, придерживаюсь его словам.
- Да, конечно.
Протянул самокрутку, а он искренней благодарностью принял милостыню.
- Вижу, даже чую х-а, что душа твоя болит.
- И как вы это поняли?
- Как, как, не знаю я, но чую. Только разобраться в себе не можешь, а коль вспомнить.
Я стоял, докуривал, горло обжигала табачным дымом. На первый взгляд глуповатая пьяница, застала врасплох. Стал копаться, пытаясь найти норку до своего сердце, а не мог. Ещё рано.
- Ладно, товарищ, пойду-ка я.
Решил отдать всё содержимое портсигара, ведь оно мне ни к чему, отправился в путь, куда глаза глядят. Напоследок, лишь расслышал, что мужчина, несомненно, озаряет сотнями благодарностями и комплиментами. Ведь, как говориться, если есть, чем утолить зависимость, значит всё не так уж плохо, на сегодняшний день. Я всё думал и думал, а думка не хотела соображать. Но, буквально, через пару минут, меня настигло озарение. Времечко ещё есть, а я ж совсем призабыл о собственной традиции. Направляюсь ка в "Гвозди".
Глава 2
Не вспомню, как в последний раз напивался до беспамятства, оно и логично, это было очень давно, настолько, что, казалось бы, в другой жизни. Но, плюнув на всё, и послав всех, за три царства, решил напиться до горячки, оглашая при этом: да, вы сборище пустышек! Но чёрт с вами, погодите, я к вам ненадолго присоединюсь.
Шаг за шагом, был всё ближе к месту, где радушно примут и возлюбят кровинушку свою. Впредь, погода стала бунтовать, выражая негодование в виде усиленного ветра, заставляя сильнее вжаться в одежду. Облака нахмурились, созывая тучи. Что-ж тут вымолвить - сентябрь. Прошагал ка я средь всяких магазинчиков. Один гласил: Городской трикотаж - блузы, платья, юбки, брюки. МУЖСКОЕ и ЖЕНСКОЕ! Да вот надо бы посетить это-с заведеньице, жилет совсем уж не годится, проносился изрядно, ладно-с, в другой раз. Также, целый выстроенный вдоль ряд, съестных витрин, услуг борода брея - если откинуть долой просторечие, то обыкновенная стрижка. На дверцах заведений незамедлительно стали появляться
таблички - закрыто, далее ещё, ещё и ещё. Словно кто-то возложил домино, а следом запустил цепную реакцию. Всюду, шныряли прохожие. Как мне казалось, их прежняя живость, страстность, сменилась чрезмерной торопливостью, от них обдавало(разило) холодом. Ишь по скорей хотели забиться в своих конурах, да чая с пышками хлебнуть.
Любая система, имеет зависящее звено, от которого она просто не сможет избавиться, но данный город существовал сам по себе. В НовьеГраде, ветер насыщал не только кипящие жизнью улицы, но и больные головы самих обитателей. Совершалось превышающее количество деяний, о которых мало кто захочет упомянуть. К 7 часам, жильцы затворяли двери домов и квартир, и не шатались по улице где попало. Домишки хлопали своими стеклянными глазами, порой подмигивая, а я прохлаждался, лениво разгоняя воздух, по грунтовой стезе, подле многочисленных скамеек, парков и мостовых. Где-то в недрах "потёмочных" закоулков, справа от меня, меж двух зданий, блеснуло острие ножа. Доносились всхлипы, вздохи. Я заметно сбавил шаг, стараясь устранить посторонние звуки. Затруднительно их было разглядеть, но оставалось прибегнуть лишь к логическому размышлению. Очевидно, нападавший был мужчина, громоздкий, в шляпке и в предлинных лохмотьях. А жертва то ли парень, то ли девушка, так и не довелось отчётливо разобрать. Находился от них в метрах 50-ти. И тут, нежданно-негаданно послышался хруст, хруст рвущейся плоти. Крик, потасовка, опасность мигом овладела моим разумом, так заворожило, что остолбенел от происходящего ужаса. Я поймал на себе взгляд этого подлеца. Кожа превратилась в гусиную, а волосы разразила молния, как и мою голову. Подсознание било тревогу, кипело от подаваемых сигналов, мол, уноси от сюда ноги за три версты, да по быстрее! Ноги работали во всю катушку, словно ошпаренные, достиг небывалой скорости, а оглянувшись назад, к удивлению, не заметил кровожадного убийцу, столь сильно желающего запачкать нож моей кровью. Я удрал как самый настоящий трус, поджав хвост. Впредь, никогда не узнаю, что стряслось с этой бедолагой. Жив-жива ли он-она? Не знаю. Это реальность. Здесь нет места благородным персонажам, сошедших с книг. Вопрос заключается в том, где кончается безумие и начинается объективная реальность? Я....я...поступил, как поступил бы каждый, каждый! Но кто....есть....я?
Миновал Голожскую мостовую, а далее пошёл по Новочаленной улице. Свернув влево в вглубь глубинную, где существовали от одной корки хлеба, до другой. Всюду окоченевшие шмотки грязи, разросшееся жимолость, в общем - мрак. Из окон, натянули канатик, а на нём во всей красе предстали панталоны-мотыльки, бюстгальтеры, сорочки из шёлка, аль кто-б не спёр. А в конце таинственной дали, в темени присутствовала табличка, с тем самым идиотским названием "Гвозди". Не успев взяться за дверь, из помещения выкатились женщиной с забулдыгой, в туфлях на босу ногу. Их движения были неуклюжи, столь несуразны, а по всей видимости они по новой вспоминали, как ж люди на белом свете ходят-то. Последнее, что от них расслышал, так это:
- Жена....ыкх...а Жена, мне штот-с совсем дур.....ыкх...но.
- Ну дурак, Колька, ой дурак! Разрази мне громом, есль ты перестанет пить! - гневно промолвила дама сердца.
Войдя в кабак, натянул брюки повыше, да воротник поправил как следует. Вся толпа оглянула меня с ног, до головы, а когда нахлынуло осознание, что за человек пред ними, то внимания получил, хоть отбавляй.
- Это-ж, наш Василий! Ах рады видеть! - вскричал один
- Ну, Васька, что-ж стоишь, грудями женскими обворожённый? Пивом угостим, накормим. - продолжил другой, которого я вправе назвать знакомым.
- Василий пожаловал!
Представ перед толпою, узрел текущую обстановку и нрав посетителей. Кто-то рубился в карты, орали с дальних столов - Честно, честно, товарищ-с, яшь говорю, пара троек! Некоторые средь толпы, дёргали руками, свирепо стучали ботиночком, без прока, бурно доказывая интеллектуальное превосходство, над оппонентом. А когда ума не хватало, то незамедлительно переходили на личность, а там и драки не миновать. Горделивые дамы, восседали на табуретках, окрыляя пышным декольте. Разбирай, на любой цвет и вкус! Брюнетки, блондинки с предлинными косами, волосы, собранные в пучок. А одеты по последней девичьей моде. Свободное платеце в красочную клетку, вертикальную полоску или вовсе однотонное. С недавнего времени, стало популярно платье - без рукавов, до колен, расшитое бисером, вышивкой или пайетками. А как флиртуют, о-о-о, всеобщему хохоту нет конца. А что из себя представляет само помещение? А ничего особенного. Стойка барная, набивай пузо, чем угодно, стулья, обшитые тканью и столы, ну и небольшая сцена. Масенькая люстра, чуть пошатываясь в стороны, да около, озаряла тусклым, тёплым светом, поэтому облачка, от курительных трубок и папирос казались ещё заметнее.
В один миг, начали за мной ухаживать. Сюртук сняли, в знак почтения, табурет принесли, усадили за столик и дали граненную кружку пива, наполненную до краёв. Воздух спертый, тяжёлый, курили по страшному. Смердело спиртом, потом и картошкой. Сия процессия забита битком, так, что не имелось свободных мест. Обсуждали всех и вся.
- Глазами, что хлопаешь? - пренебрежительным тоном произнёс некто
Данный вопрос несколько озадачил. Сверлил глазами каждого, пытался найти человека, который посмел ко мне обратиться. Вдруг, показалась великая и ужасная фигура с двумя красавеньками под рукой. Высокий, коротко стриженный, тёмно-русый, носом картошки парень, затаился в ожидании моего встречного взора. Розовенькое от проступившего румянца личико, со впалыми щеками. Белёсая рубаха с засученными руками обнажала крепость тела, а натёртые до слепоты туфли создавали завораживающий эффект. От него так веяло молодостью и бойким характером, словно только что созревший плод.
- Вася, пойди сюды! - созывая рукой, среди массы человеческих мазков. - Я уже хотел обидеться, что не узнаёшь - Заметно, как последние слова обрели примесь тоски и некой обиды.
Этот парень, некто иной, как Разгульников Иван Аркадьевич. Лично довелось познакомится с его семьёй. Очень добродушные, честные труженики, только матушка его жаловалась, что слоняется непонятно, где и с кем, в тепле домашнем не присутствовал, ишь ветер в голове, он и мешает стать порядочным членом общества. Просила приглядеть за ним. Несомненно, обещанное мною выполнялось, поэтому до поры да времени, захаживал к нему. Мигом протянул руку крепкой хваткой и уселся близ него.
-Так-с девушки, и нет мне прощения, лишь помиловать прошу. Софочка, Дашенька, займитесь своими делами. Время, проведённое без вашего присутствия, пойдёт мне в тягость, как взвалившейся тяжкий груз жизни порочной. Незамедлительно, к вам вернусь! - проворковала душа, страдающая от переизбытка любви, пылающая самый ясным огоньком, таким, что впредь станет осязаемым.
Стуча своими бусами, они поспешили удалиться, озаряя лучезарной улыбкой.
- Эх, Ваня, гуляка ты, однако. - воскликнул я, с чувством смирения.
- Во мне нет удивления, от слов твоих, ведь на лице моём начерчено: Бабник! Знаешь, да вот принимаю-с и не отрицаю своё вольнодумство, но пойми, бабы всегда были и будут моей отдушиной! Только-ш знаю.... я.....понимаешь, да? Что остепениться хочу. Жду-с до сих пор, единственную, чудо прелестное, что уготовила мне судьба. Понимаеш-шь, да?
- Понимаю, как никто иной. А вот за наше, так называемое чудо и стоит выпить. За тебя!
- За тебя.....вот залпом осушу! За тебя, Васька!
Жадно хлебая содержимое кружи, нахлынула беззаботность, словно мою скопившуюся ношу, обдало целебной водицей, освещенной молитвой. Казалось бы, жизнь не так гадка, а пиво ещё слаще. Окружение людей, ожидающие моего присутствия, заставляли чувствовать себя любимым, желанным. Словно всё былое время, мне доводилась лишь применить роль наблюдателя, словно настоящий "я", вне этого мира. Настало воссоединение с собой.
Я поглощал кружку за кружкой, не замечая, как собственно тело, незамедлительно начинает наполняться пухом, вместо костей и мышц, а на смену разуму ясному, явилась квашенная капуста. Слух, мысли, инстинкты навострились, воспринимая каждый сигнал, за истину. Не мог заострить внимание на чём-то конкретном. Кружка в руке плывёт сама по себе, извивается, ишь стала длиннее, а потом наоборот. Искажению подверглось всё, без исключения. От косых морд, до вздымающиеся стен помещения, которые кажись захлопнут этот гадюшник. Разгульников, потребовал у незнакомца быстренько метнуться, и за 4 рублёвых, купить отменной холодненькой водочки с сальцем и зеленушкой на подносе.
Прошёл час с небольшим....
- Ну, не косись Василий. Закусывай побольше.
- Я....кхм....пить то не умею. Ванька, вот молва пошла, что коль в общественном-с….ыкх….восприятии закрепился стере-е-отип, что-ш пьянство, - глянул я на него щенячей физиономией, осушил рюмку водки, а потом продолжил - якобы-ш одна из специф-ф-ф-ических характеристик русского народа-с. Эх...ложь и провокация! Все мы тихонько, культу-у-урно отдыхаем!
Милейший собеседник разразился хохотом, причём искренним, как и квасники по соседству, услыхавшие речь из уст моих.
- Вася, а Вася! Поэта мы в тебе видим, стихотворения твои почитаемы. Не соизволишь ка прочесть одно из них, как прошлый раз? Безусловно, просим, а народ? «Просим же?» —демонстративно прокричал тяжелейшим басом, чтоб даже глухонемому стало внятно.
Мягко говоря, поставил меня в не совсем удобное положение. Конечно, конечно, стишки я сочиняю, но сугубо по настроению. Есть настроение - работаю, нет - не работаю. Это моё хобби, не более. Посетители ликовали! Громыхали! Мол, просим товарищ Василий, просим! Что-ж, будет, как будет, чёрт с вами! Промочил лицо тканью и последовал на небольшую сценку. Неуверенность пред публикой, как рукой сняло, передаю за это пламенную благодарность алкоголю. Каждый болван притих, в ожидании моего провала, ведь, нутро подсказывало: бегом, вспоминай наброски стихотворений, хоть чуточку и капелька импровизации не помешает. Перед чтением, немного откашлялся.
    
Бестолковые невежды
Восседают тут и сям
Восхищаясь похлёбкой у корытца поросят

Веки слушателей постепенно расширялись, от оскорбительного смысла, но не смели перебивать, слушали.

     Мало этого, дай по больше
     Они жрут и жрут, и жрут
     Я ликую, в сердце, точно!
     Но понять им, невдомёк.
     Эй, мужчина, у вас в усах капуста!

- У меня что-ль? - разразилась смехом толпа.

А у вас недоеденные щи!

Кто-то принялся искать в своей косматой бороде остатки пищи.

Хоть послушайте, из уст в у;сты
Но всё жрут, и жрут, и жрут.

Половицы скрипели от восторженных гостей и нескончаемых аплодисментов. Да, я их прилюдно оскорбил, усмехнулся над ними, но людям нравилась очерняющая искренность в чувствах автора. Удивлению нет предела, ведь оценили по достоинству. В один миг, моё сердце пронзила стрела, стрела неумолимого чувства знакомого, давнего человека. Повисший гам пульсировал сильнейшей головной болью.
Безликих, омерзительных уродцев затянуло в широкую воронку из разноцветной палитры цветов. Их голоса сливались воедино, напоминая единственный, - голос дьявола. В самом непримечательном, тёмном уголке помещения, заметил чёрную как тьму фигуру, в кожаном поношенном пальто и цилиндром на голове. Наши взгляды пересеклись. За потаённой оболочкой, в глубинах сознания, сокрыта связь, объединяющая меня с неким роковым прошлым, что так бесследно у меня отняли. Его очи, сокрытой плотиной невозмутимости, подарили бесценные знания. Прозрел лишь от мысли, что жизнь моя пошла по наклонной. Но с какой стати? Что стало последней жменью землицы, на покой усопшему? Вырезали сокровенное, за что стоит хвататься, хвататься, что есть мочи, лишь бы не завязнуть в пучине сумасбродства, ведь утопающий, будет хвататься даже за соломинку.
- Василий, а ну, давай-ка ещё! - заревело скопище.
Шум, звенит, отдаёт сгустком трепета. Я нем. Разум......моя голова, трещит, тлеет, распадается частицами. Я, чувствую, что...обречён, сознание разлагается. Ходячий мертвец, ведь дыра в моём сердце препятствует...её.....заделать....и....и.....и....вспомнить!
Обомлел. Лёгкая струйка пота обдала дрожью в теле. Навалилась агония в пляске чувствительности пред осмыслением шока. Он ИСЧЕЗ! Мигом направился по направлению выхода, бегло накинул сюртук. Люди орали в спину - Васька, Васенька, куда же ты? Не обратил желаемого ими внимание. Плевать я хотел. ВСЁ к чёрту! Я обязан его найти, он кажется уж больно знакомым. Если не встречу, то застрелюсь. Одним болваном меньше, коль смысла в моей жизни мало. Клубился белый туман, растворяя всё самое про;клятое НовьеГрада. Волосы обрамляли лицо. Звёздное небо озаряло таинственность иной грани нашего мира. Я проследовал трусцой среди утихших улиц и кварталов, жадно хватая ртом воздух. Смена обстановки парализовало во мне эластичность и лёгкость перемещения. Алкоголь ударил в голову, далее в глаза, видимость окружения сужалась и смешивалась весьма хладнокровно, беспощадно отбирая простую логику. Так вот-с, он мог скрыться где-угодно, затеряться в каждой низине. Найти иголку в стоге сена — это лишь вопрос времени? - успокаивал себя. Если подойди к тем дальним стальными перилам, откроется бескрайная панорама на город - убедительно поразмысли я. Облокотившись на них обеими локтями, передо мной открылся ещё не скрывшийся от глаз небосвод. Вдоль и поперек, расположились величавые дубы, липы раскидывая свои зелёные кудри из стороны в стороны, при порыве ветра. А полумрак, словно снабжает всесилием прочую растительность, угнетающую рой, из дворцов и коробочек с огоньками. Внизу показалась крутая, извилистая тропа, ведущая в неизвестность......Но в довольно-таки рыхлой почве, удостоился заметить свежие по всей видимости отпечатки ботинок. Ай да я, ай да глазок-самоцветик! - мысленно похвалил себя же любимого. Спустившись дальше по тропе, эх, если бы это, действительно было так, то мой читатель вправе повесить на меня статус «Писатель-лгун». Точнее я спустился, но как бы не так! Ступив на рыхлую почву, мигом покатился колобком в пьяном бреду и размулевал правую руку и подбородок кровавыми ссадинами, а позже повеяло сыростью, сквозь засохшие ветви прояснилась водная гладь. Озеро удивило своей красотой. Лёгкое дуновение ветра, щекотало поверхность первозданной, кристально чистой воды. У мелководья виднелся каждый камушек и каждая мелкая рыбёшка, а вблизи уселась умиротворённая личность, на большом, засушенном пне, подкармливая уток хлебом. Детёныши плескались и самодовольно гоготали, ожидая материнского одобрения. Откинув спину в дичайшем вопле, позвонки гулко прохрустели от быстрого спуска к озеру, поспешил широкими шажками, не обращая внимания на скопившуюся жидкую грязь и не успев его потревожить, как он окликнул меня:
- Что-ж, теперь мне не отвертеться - промолвил гулким, сипловатым баритоном.
Он смотрел куда-то вдаль, опустевшим взглядом, облаченный загадочностью, словно помимо этого мира, присутствовал где-то ещё....где-то в потустороннем измерении, неизвестном человечеству. Как только здесь оказался, знал, что примкнул к последнему кусочку пазла, которого так сильно недоставало. Легохонько, несколько крадучись я уселся, рядышком. Под его рукой, можно заметить громоздкий чемоданчик и бутылку скотча. Лицо по-прежнему закрывало воротничком чёрного пальто, лишь щетина на подбородке изредка мелькала. Мне не довелось определить возраст, ни тип одежды. Казался небывалым чужаком. Окружающий пейзаж, не спеша, погружался во мрак, затягивая за собой свет на сотню саженей глубины. Мы просто молчаливо сидели, рассматривая даль. Немного замявшись, робко пробурчал:
- Прошу прощения, что беспок...... - начал было с банальностей, но не успел закончить фразу, как меня перебили.
- Беспокоишь?.....что ты, что ты, ничего. - веселенько ответило нечто.
Хм, сразу перешёл на "ты".
- Ну же, отбросим манеры, Василий.
В очередной раз, во мне вспыхнуло эмоциональное потрясения.
- Хо-ч-у узнать, откуда извест-т-тно моё имя? - дрожью в голосе хлопотал я
- Многого о тебе наслышан - ехидно торжествовало оно
Ах, треклятый чудак! Всё ускальзывает, извивается как уж на сковороде, лишь бы не отвечать на мои вопросы.
- Хочешь узнать имя, понимаешь, — это совершенно ни к чему. Зря ты воссоединился со мной. В последнюю нашу встречу, давал слово, что никогда не придёшь ко мне. - тон несколько переменился, становясь более злобным, нежели ранее.
- О чём, чём ты говоришь!? Что за последняя наша встреча!? - не выдерживая, крикнул Василий.
- Тише, Васечка, я-то......
Молниеносно встав, (его лицо по-прежнему было направленно на горизонт, не уделяя зрительного внимания) взвыл от неприязни, и продолжил:
- Не называйте меня так! Сейчас же, ответьте, что за......
- Ответов хочешь? Обычно за такое, отплачиваются с полна! Я — это ты, а ты — это я! Смекаешь? Все мы один сброд камней, на дне колодца. Не могу тебе позволить погубить себя, не могу, ведь ты должен жить спокойно и со смыслом! Со временем обретёшь суть мои излияний. Рано, неумолимо рано, время не настало! Я являюсь тогда, когда буду нужен. Надеюсь, впредь мы не увидимся.
- ЧТО ЖЕ НЕСЁ........
- Лучше замолчи и выпей с собой!
Ощущение, возникшее при его речи, невозможно передать, оно слишком неопределенно и зыбко. Он протянул прямоугольной формы бутылку скотча, я не стал отказываться. Хлебнул пару добротных глотков, жидкость обжигающие прошла по трахеи, стал оценивающе коситься на него. Уточкам был неинтересен намокший хлебушек (поверхность воды не оставляла должных следов, словно хлеба и не было) поэтому скоренько скрылись из виду. Я так и остался стоять......один, ведь посмотрев в сторону, наблюдал лишь за бревном. Ни чемодана, ни таинственного незнакомца, следов ботинок у начала тропинки, ни даже алкоголя! В руках пусто. Я же только что его пил, или же, или......мне почудилось....нет, нет, нет, чушь.
Поднявшись, блуждая по ночному городу, окликнул первого попавшегося извозчика, который непременно довёз до моего дома.
3 глава
Мысли не давали малейшего покоя. Дурманящий, столь изнуряющий поток думания, сворачивал слипшиеся ком, как злокачественную опухоль последней стадии. Опухоль пустила тоненькие ростки в затаённые глубины моего уразумения. Корни, впредь, останутся до самого последнего издыхания. Гневаешься, успокаиваешь себя, снова впадаешь в цикл безумия, отчаяния, но ко всему, сойдёт с высот небесных, как фарфоровые фигуры ангелочков, с бледно-белым личиком, - чувство смирения. Моё положение являлось крайне удручающим. Находился на стадии невыносимой тоски и любви к одиночеству. Проникшие, из широченных, двух-рамневых окон, лунные пучки обволакивали нежным соприкосновением длани, столь приятным, как только что выдоенное пористое молоко, вдохновляли надеждой, что всё уж не так плохо, как вздумалось мне. Но с разных сторон, молниеносно, вонзались бесчисленное множество острых, как кол, шашек, на лезвиях которых, гласили тягостные переживания.

Светлана…...Светлана....Света.....
У.....вас....вас.....возник....роман.....с белокурой…..красавицей.....С белокурой........красавицей......
Поговаривают.........поговаривают............что именно вы......довели...довели....бедненькую…Светлану, до самоубийства.........самоубийства...самоубийства. - отзывались опасения медным звоном колоколов, в моих ушах.

Каждое лезвие с гравюрами вонзались, нет, не в сердце, подумаете вы, нет, оборвать существование организма, сокрушительным ударом в сердце, или же голову, слишком скоропостижная и сладкая кончина. Для начала, лезвие доходило внутрь глотки, далее спускалось вниз по пищеводу и достигая самых важных органов, желудка, селезёнки, печени, поджелудочной железы, обращалось в стальные бензопилы, безжалостно кромсая и пожирая меня изнутри. Они кромсали до тех пор, пока я не провалился в снотворные объятия мира сновидений. Обрывистые отрывки, покатились снежной лавиной.

Ну же......ну....же.....отбросим
Я был словно в бреду. Меня бросало то в жар, то пронизывало холодом. Постельное бельё насквозь пропиталось потом, шея смочена, как и вески и дышал тяжело, рывками. Не мог улежаться на одном месте, изворачивался, падал с кровати, бормотал под нос: (Незнакомец! Незнакомец! Светлана! Боль! Грудь! Пылает!).....не в силах найти успокаивающую точку опоры. Возникало чувство, будто бы некая сущность нашёптывает безответные вопросы - доводящие до нервного срыва. Почему окружение наделено информацией моей жизни, а я глух как тетерев? Меня словно попросили что-нибудь вспомнить из раннего, покрытого воздушными замками детства, но единственным, чем могу довольствоваться - это всплесками искажённых фрагментов памяти и лиц людей, виденных в прошлом, либо же вовсе, нахлынет пустота. Весь мой бред - это нелепые инсинуации! Я не виновен! Не заслужил такой участи, мрази! Виноваты люди, они отобрали моё прошлое, о котором так твердят, тычут в лицо! Мой фарфор трещит!
Послышался стук в дверь.
Как выяснилось, мне удалось лишь проспать пару часов. И да, так и валялся в той же одежде. Открыв слипшиеся от непродолжительного сна глаза, передо мной возникла собственная комната, в утренних лучах света. Долгожданное похмелье чувствовалось, как десятки шприцов устремились в мозг, накачивая обезболивающим, а ведь вещество подействует о-о-очень не скоро.  Каждая крупица деталей, мебели, предметов, приобрели нормальный вид, с приходом ясного солнца. На смену забытье, взошёл благодетель, протянул руку, в знак ясности ума. Хлопчатая тюль, колыхалась, резко вздрагивала от небольшого порыва утреннего ветра. Он насыщал благородностью и свежестью, ведь за ночь, пыль успела осесть в городе, а люди, только-только занимались приготовлением к спешке. Для полноты картины, предоставлю ясную визуализацию мой же комнаты, чтобы вправе понять, сколько времени, сил и денег было угроблено. Кругом доминировала эстетика минимализма. Выступающие осветительные приборы округлой формы из метала, с деревянной ножкой. Пару кофейных столиков с ротангом из добротного клёна, которые не использовались на практике с начала покупки. Уж заносчиво укоренилось в людях, скупать уйму бессмысленных предметом интерьера, да так, что неотодрёшь эту поганую привычку.
Разные салонные столики, малюсенькие стульчики, ширмочки. Ну, как же, как же, я ни был бы собой, если не позволил купить роскошную резную кровать, в которой провёл беззвездную муку. По центру комнаты, расположился дорогостоящий персидский ковёр, кричащий о том, что моя задница имеет хорошенькую прослойку жира, приобретённую за годы достатка и благополучия. А ведь с недавнего времени, буйствовал, врал себе же в отражение, мол, жизнь бедная, куда слаще и романтичнее. Ну, ну. Жизни я такой видывал, и насытился в своём время ей по горло, но разве это ни скалдырничество пред честностью? Какой вздор! Так, скуп на слова, о которых же и умалчиваю. Соглашусь, очень удобно расположился в собственном имении, ведая кривозубым крестьянам, что всё же деньги не являются чем-то важным, они лишь ресурс, на пути к счастью. Да, да, а вы и дальше собирайте зерно в поле, в акров сто и продавайте его задёшево. Ведь, деньги - не играют ни малейшей роли.... Ядовито усмехаясь над собой, всё же продолжу описание комнаты....Стены, наделены нейтральным чуть притемнённым тёмно-зелёным окрасом, в сочетании с небольшим числом цветовых акцентов. В самом углу, от окна, громоздилась четырёхстворчатая полка, 3 метра в ширь, с внушительными сборниками величайших литературных творцов, в кожаном переплете. Стоит, упоминая все трагедии и комедии У. Шекспира, за которые готовы кости переломать?
Стук повторился, а следом, гулко прозвучало:
- Кхм...кхм, добренького утречка, Василий. Надеюсь, вы одет, как следует, я вношу завтрак....
Стучал в дверь слуга-новобранец, которого нанял отнюдь недавно. Он ни где не провинился, правда, славный малый, но с превеликим утешением моих нервов, хотелось прокричать: Болван, обычно, я не прошу с утра что-то съестное, меня тошнит от еды!
- ПОСТОЙ! - проревел я, словно из бочки.
- Что, что такое? Вы не важно себя чувствуешь?
- Да нет же! Я не желаю никакой еды, ни в каком виде. Прошу не беспокоить, для моего же блага! - пылко и с сухостью в горле, возразил осверепевший Василий.
Шаги отдалялись, а потом и вовсе стихли. Напала неумолимая жажда, так внезапно, что успела покрыть весь организм засохшей коркой. ВОДА! Скинув одеяло прочь, я потянулся к ближайшему столу, где красовался графин с водой. Он символизировал вечную жизнь и девственно чистое её начало. Лишь сдвинув правую ногу, я повалился от сильнейшего спазма. Оковали грубой сталью, ещё пылающей адским пламенем. Сонный, немного контуженный, всё же доковылял до графина и зверски всасывал жидкость в нескончаемую воронку. Кровь на правой руке и подборотке давненько запеклась, лишь отдавая жгучим хлыстом боли в руках изнеможённого анорексика. Хвойный лес, через раскрытое окно, лучезарно приветствовал пробудившихся зверьков. По ощущениям, стоят 5 минут, пока не насытился водой и заключил для себя то, что требую от сегодняшнего дня. К удивлению, погода стояла жаркая. Вскинув жилетку и растегнув пару пуговиц рубашки, чтоб тело дышало, подошёл к дальней части комнаты, к основному письменному столу, отодвинул деревянный стул, обтянутый багровой кожей и с несчастьем на глазах заметил свежее письмо. Несомненно, - это был Виктор. Раскрыл конверт и лицезрел следующее:
       Старина, держу своё слово и принципиально, снова присылаю приглашение на утреннюю прогулку, причём в парке! Можем и пойти набить брюхо. Поболтаем, мож обсудить чего-то сносного. А моя дума, заявляет, будто-то тебе есть, что сказать и чем поделиться. Ха! Заодно и расскажешь, как сходил на лекцию Попова, в Поял-Роял. В общем, долой многословность, изъяснил кратко и внятно, в собственной манере. Жду у Выженого Парка, рядом с налоговой, на центральной улице к 10 часам.
..................Твой почтеннейший друг, Блаженов Виктор Юрьевич.
Как оказалось, под ним лежало ещё одно, но на него не обратил никакого внимания. Адрес неизвестный, как и инициалы. Отложу в дальний ящик.....
Моя искренняя дружба и чувство взаимного уважения к Виктору, не позволяли обделить совместным времяпровождением. Поразмыслив чутка, сделал следующее умозаключение: ай, ладно, повидаюсь с ним, я в этой большой коптилке, совсем уж ужарюсь, аль с ума сойду.
 
Открыв настеж дверь спустился по деревянной лестнице из добротной красной древесины с коваными перилами, освещённого с востока и запада окнами, в два яруса. Крошечные крылья носа вокруг двух крошечных дырок на лице раздувались, всасывая удушливую смесь непроветренного помещения. Звонким эхом пронеслось недоумение Александра, моего слуги, одетого чур простенько, но соблюдая рамки приличия. (Силуэт перекрывала люстра с хрустальными подвесками). Болотного цвета рубашка, под низ серого кардинагана. Широченные штаны и потасканные туфли. А лицо - воплощение зелёных мальчишеских лет. Простодушные карие глаза, в силах растопить самое чёрствое сердце, россыпь малого скопления веснушек, так почитаемая нраву девушек, пухленькие губы, чтоб соприкосновение с женскими, придавало утончённую нежность и весомая копна коричневых волос, болтающиеся по бокам головы. Эх, негодник. Жалость - мой великий соблазн к сожалениям неудавшихся судеб. Парню всего-навсего 19 лет, а нигде его не ждут. Родственников нет, всё по умирали, а кто и жив, видать его не желают. Вот и решил взять под своё опустошённое крыло. В целом, парень одарённый и благоразумный. Мне......не стоит оставаться одному, боюсь, что сам себе враг, загрызу глотку от самоедства. Я посредственный "нравоучитель", но по моему разумению, у каждого предуготованно своё место. Ибо надо, чтобы всякому человеку хоть куда-нибудь можно было пойти. А раз уж и этому не бывать, то боюсь, до петли недалеко.....
- Прошу простить, за беспокойство, но вы так рано покидает дом. - устремил весьма кротким взглядом, прямиком в душу - И кусочка хлеба не положили в рот, не умылись, как подобает утру. Вы бледен как смерть - с нескрываемым чувством заботы и тревожности, извлёк из себя Александр...Он пожалел, что вкинул последнее слово, так как боялся, что на него обрушится, взбесится Василий. Так уж сложилось, что в этом доме, тема смерти волокла здоровенный чугунный замок, а кто рушил общепринятые правила, того карали за неповиновение множеством осуждений и оскорблениями
- Смерть? - повернул голову к нему, искривив рожу в ухмылке и недоумении - Мне до неё о-о-очень далеко! Знаешь, смерть забирает молодых, богатых, счасливых и тех, кому везёт в любви - ни к тому и не другому я не принадлежу. Хи-хи-хи-хи-хи-хи - разразился таким лихорадочно-нездоровым смехом, что невольно задаёшься вопросом: а не помрачён ли ум у этого молодого человека? - Раскрой все окна и как следует проветри помещения, дышать тут нечем!
У Александра, отлегли нахлынувшие волнения.
Выйдя во свет, захотелось всем сказать, прокричать: да здравствует синичка, травинка, небочко, ох, солнце, ты озаряешь меня несоизмеримой благодатью, и тебе дубок, привет! Приветствую вообще всех, встречайте с распростёртыми объятиями, с босыми ногами! Под ногами непривычно веяло холодом и сыростью. До меня дошло, что вышел то я без обуви. Возвратился обратно. Александр стоял на прежнем месте.
- Вы что-то забыли?
- Да что ты всё вы, вы да вы? Работа в моём доме, не означает принимать дворцовые устои! Наоборот же, ими стоит пренебрегать или же вообще, откинуть прочь. Понимаю, ты хочешь казаться благодарным, за то, что дал хлеб и воду, дал работу, но будь проще. Уж я не так стар, чтобы ко мне обращаться на "вы". - с некоторой отцовской любезностью произнёс я
- Василий, к вам сугубо обращаюсь на "вы", т.к не могу иначе. И прежде всего, испытываю к вам уважение и ещё раз уважение. Вы тот человек, за коим стоить брать пример подражания!
- Значит, уважаешь меня?
- Никак иначе
- Эт-с хорошо, эт-с хорошо.
- Так-ш что-ж забыли то?
- Ну я же не пойду с босыми ногами - совмещая радость и негодование одновременно.
Собираясь проститься и отправиться на встречу, тут же оцепенел. Ведь мои карманы то совсем пусты. Идти на встречу без денег, как идти воевать без оружия.
- Пожалуйста-с, это-ш самое, поди в мою комнату, к полке с книгами, выдвини самую правую, с тёмно-синим отливом. Понял?
 
Чуть подождал, потупил в стену и принял его денежную руку. Внимательно перебирая бумажки с одной руки на другую, насчитал целых 264 рубля. Взгляд молодого слуги невольно оробел, от невиданной суммы денег.
- Знаешь....- начал я
- Что-то не так? - снова посмотрел в глаза, так как при владельце купюр, уж очень низко и не прилично, стало бы коситься на них. - Вы сам не свой....
- Ты, и передай остальным рабочим, что сегодня можете быстренько выдрать дом и уйти по раньше сегодня. Меня не ждите, приду поздно! - намекающе раскрыл рот, и сказал по громче.
С этими словами, я вышел наружу и наконец вдохнул ранние веяния. Позади меня возвышался собственный двухэтажный дом (как я упоминал ранее) с пирамидной кровлей. Его стеклянные квадраты, настораживали тем, что даже в этой совокупности бездушного строй материала, могла находится душа. Сумасшествием, коим заразны люди, определено, пропитывался этот дом. Он скапливал психический мир каждого вида, облачаясь в нечто пугающее, не побоюсь этого слово, зловещее. Какой-либо конкретности не выявить, не могу уцепиться снастью (рыболовным крючком) за главный термин, открывающий истину беспросветным суждениям. Но знал лишь одно - если я останусь здесь, стены начнут глумиться надо мной, презирать, указывать на главный нюанс - неполноценность. Дом, словно пленяет в могилу. Я бежал, болтал (Н) ногами как мог скорее, лиш быть по отдаль от зелёных глубинок. Ведь, (А) чуть ли не на окраине НовьеГрада, помню, с неподдельным трепетом, выискивал (С) тихое местечко, для самозабвенного меня. Кругом, широколиственные деревья, но лесом не назовёшь, с широкими листовыми пластинками. Соседей редко увидишь. Бесчисленное кол-во неземных красот, чем наделён наш мир. Так же, протоптанная тропа вела к глубоководному озеру. Дальше идут поля, поля и только поля. Странным показалось ему, что он не помнит, как мог он очутиться уже в городе. Кажись, зацепился за одну мысль, так и не отпускал её, а о чём думал, без понятия. Не обращал внимания на людей, на дорогу, лишь инстинктивно ковылял по известным путям, до Выжженного Парка. Общая масса циклично открывала рты, возмущалась, впадала в истерию - у каждого по дурости в голове. Но мне было не почём. Скрестив ладони за спиной, неторопливо шёл, как старикашка, изредка оглядываясь на что-то неординарное. Я настолько отдалялся от реалии, что если бы ко мне подошёл незнакомец, и объявил в том, что коем-образом задолжал целую тысячу рублей, то безоговорочно согласился в лживом обвинении. Аль поэтому, этот жалкий карманник, так лихо заволок в беспроглядную подворотню. Схватил ручищей величавой, а горло сразу же охватил кухонным ножом, от которого по-прежнему несло рыбьими потрохами. Глядел на меня, будто-то сквозь, так называемый мною - взгляд мертвеца. Я чувствовал кончиками губ, как его рот источает могильный холодок, что так моментально пронзил от клетки до клетки, бросая ознобом, наяву, впитавшиеся в меня. Старичий облик, весь в рванье и висячих лохмотьях. Глаза рыбьи, небритый, а лицо опухшее, как у утопца. Начал речь вязко, порой чахоточно задыхаясь, и иногда потирая глаза, от чрезмерной слезоточивости.

- Видать ты безоружный, кха! И личико благородное, аль богатея подловил - тем временем, взявшись за мою челюсть, воротил её в разные стороны, подозрительно рассматривая, пытаясь найти то, за что можно ухватиться, узнать обо мне по больше - Пока я тебя не вздёрну, слухай ка сюда, мудрость простую, а знаешь, истина - всегда понятна и ясна, как сегодняшний день, кхм...кхм...кхм - горбатился, руки треслись от кашельного позыва, а на ладонях, проступила кровь, цветом розы. - Так вот, слушаешь, да, точно-с?
 
Я вскинул руки в немой просьбе. Подразумевал, мол, слушаю тебя, черта треклятого, только помилуй и катись прямиком в гроб. Только меня не трогай! Все мы становимся верующими в окопе под градом пуль. Уверял себя, смыслом не наделено моё существование! Ну вот пень пнём! Дурачина я последняя! Смысл я обрёл в сию же минуту. Заключается в том, чтобы жить, ради жизни и для неё только одной, единственной!
 
- Вот-ш человек! Я, ты, они, вот те шарамыги - указал в сторону оживлённой толпы зевак - Не важно, в общем-с, человек - больное и порочное существо! Но на это-м-м не всё! - набрал побольше воздуха, чтоб хватило по окончанию своих умопомрачительных мышлений и продолжил - Время, времечко драгоценное, даже оно, прости, Господи, не способно смыть с улиц эту падаль. Кха! Понимаешь меня? Я и есть эта падаль, а ты ещё-ш и безоружный бродишь. Не дело, товарищ, не дело! Настали, нынче, тёмные для НовьеГрада времена!

Он отпустил меня. Меня! Отпустил! Не понимал ровным счётом его мотивы для задержания, ведь денег он не попросил. Лишь отошёл чуть в сторону и со всего размаху полоснул мне по горлу, остриём ножа. Кровь брызнула фонтаном, закрашивая кистью ближайшие кирпичные стены. Всё во круг зацвело новыми красками, моих мук и плевочков издыхания. Глаза моментально теряли былую силу, становясь совсем стеклянными, пустыми, как у тряпичной куклы, от них осталось лишь упоминание.
 
ТЯЖЕЛЕЙШИЙ ОХРИПЛЫЙ ВЗДОХ

Вышвырнули, взяли за шкирку, словно мать - котёнка, били по щекам, долбили в грудь. Они желали вручить дуновение жизни в собственную оболочку, помрачённую, больную! Махал конечностями в непонятной судороге и соизволил резко раскрыть веки и приподнять потливое туловище. Был в страшном изнеможении. Нервно нащупывал глубокий порез от ножа, кричал - Ах, горло моё! Нежилец, я! Буйная, зверская толпа, озарила морем молодых и не очень восклицаний, принимавшие грозный тон. Таращились своими большими глазными яблоками и в недоумении вспыхивали, не понимали, что-ж стряслось то со мной. Размытые полосочки света ослепляли, создавая незримую столпившиеся процессию. Вдруг, протиснулась женщина в оборванном платеце в горошек и с платком на голове. Глянула своими кроткими очами и горланила, горланила так, что слова её отзывались сильнейшей болью.

- Ах, батюшка, человечек вы несчастный. Шли себе спокойненько, шли и тут как бряхнулись наземь, ходили, а тут упали, представьте себе, батюшка! Сразу побледнели, позеленели, губище синие, аль живой, неживой!?

- Да, да, так и было! - крикнул кто-то из толпы.

А я всё продолжал ощупывать горло, не имевшее никаких признаков порезов

- Всё же очнулись, ишь с того света господь боженька, протянул жилистую руку, а вы видать её поцеловали, коль вернулись в наш свет. Ой, горе то какое, горе! - завопила женщина в платочке, с иссохшими губами и выраженными морщинами на лбу - Люди по среди утра, падают от бессилия. Что-ж за мир та такой! Благословляю, дарю крупицы сил тебе, человечек, хоть дойти то до дому надо, не повались по пути! Уверовал, уверовал! Вот с того света и вернулся! Господи помоги, Господи помоги....
Что за чокнутая баба? Аж передёрнуло от чрезмерного потребление божьих слов. Ну её, дуру! Прочь с дороги моей! - подумал я. Поднялся с земли просевшей, заправленная рубаха совсем измазалась, как и низ брюк. Скопище чуть отстаронилось. Воздух, тяжеленно оседал в лёгких. Нет бы разойтись, чтоб дышалось свободнее. Так бы и погубили б меня своим удушливым зловонием. Махнул руками в сторону, крикнул - а ну пшли отсюда, освободите дорогу! - зверским ревом восклицал, отгоняя всех. Баба, всё кричала, хваталась венозными ладонями, за массивные плечи мои.
- Ой, посторонитесь! Душа ты воспалённая! Читай, читай молитву, пока боженька с тобой. - ревела она.
- Ну, пусти, пусти ж меня, дура ты сектанская!
В отдалявшемся зверском вопле, всё слышал, ревёт в бреду, остановится не может. - Бог отпустил, раз пришёл и отправился в бесконечное странствие. Черта этак поймал, да взял под руку. Грешник, ай грешник! Судьбу погубил-ш чью-то, слоняешься по всюду, в попытке прозреть и раскаяться в грехах!
 
Побрёл по дальше от людей, куда дальше, чем мог себе представить. Походка нервная, дёрганная, позже, всё же удалось успокоиться. Выпить надо, подавить и затупить нервы! Зашёл ка я значит в забегаловку, по центральной Дмитриевке, "Дикий Бык". Малое заведеньице, для обыкновенных утренних посиделок, за граненной кружкой чая и какой-нибудь булочкой, обсыпанной сахарной пудрой. Все аппетитно поглощали кушанье. Кто-то читал газетку и при этом покуривая папиросу, одни устроили утреннюю партейку в шахматы, за журнальным столиком. Человеческая рутина. Стряхнул грязь с ботинок, на махровый коврик и подошёл к широкой дубовой стойке, обтекаемой в обе стороны, до конца помещения. Бармен усердно натирал и до того ослепительно чистые бокалы, а молоденькая девчушка прыгала и скакала всюду, угождая клиентам. По всей видимости, от силы, годов этак 23 (ну, вы понимаете эту мужскую чуйку на женский возраст). На ней длинный беленький фартук с главным персонажем скромного кафе - освирепевший бык, вставший на дыбы с кокетной чашкой, а в другой лапе громоздкая вилка. Черная юбочка, задравшееся чуть выше колен, что обычно было не позволительно в нашем обществе, подчёркивала привлекательные бёдра. Замызганные белые туфли с вырезом, обнажали столь гладкие и элегантные ступни, наполненные доминантной грацией, над сочащимся слюнями бедных мужчин, готовых при первой же возможности, непременно, с позволения сия чуда, наброситься на эти гладенькие человеческие отростки и произвести самое нежнейшее прикосновение к девушке - массаж ступней. А малейшее движение её тела, сопровождалось колыханием груди. Шелковая блуза с поясом, лишь подчёркивала её крохотную талию, но, к моему несчастью, стоило и закончить на этой блузке, не доходя до головы. Личико навевало судорожную тоску. Как обидно, как обидно же, что такое неземное тельце, удостоилось такой страхолюдной рожи. Молодая ж совсем, а вся уже покрылась морщинами, та рубцами. Кожа на руках, совсем уж исчесалась от работы. Тёмные волосы собрала в пучок, видать хочет сокрыть их утерянную свежесть. Фонари отдалены друг от друга, нос горбинкой, старушечий. А щёки до того пухлые, что чуть красноватые тонкие губы мерки на их фоне. Возник диссонанс - бык. Он жутко не подходил ко всеобщему умиротворению. Никудышный бык, к чему он тут? Странно-с, странно-с - возникла навязчивая мысленная заноза, рассыпав изначальные мотивы текущего присутствия. Торопливо, коротким извержением энергичности, обратилась ко мне с ударными вопросами, сочащейся из её уст.
- Ой, молодой муженёк. Чего-ш желаете? Чай, кофе, или покрепче напитки предпочитаете?
Ох, но голосочек её, перекрывал вышеперечисленные внешние изъяны. Совмещение неподдельного материнского сострадания, женственности и изящной, в своем роде, интимной речи, бударажило в экстазе слившихся чувств. Ощутил, как колкие иголочки быстренько покалывают по всему телу, словно проворные рыбки Гарра Руфы. Её слова лились, как будто их рожали, а я всё слушал и слушал, но только в суть то не вникал, вкушал мимолётный источник бальзама, да, он растекается, сливаются в слюни, как ещё свеженький мёд, только что с пасеки.
- Не стойте столбом, а? - ответил голос женского единства, собравший в себе самое привлекательное.
- Ну, хватит-с, хватит-с. Я вам, вот что рекомендую. Пучок вам вовсе не подходит, ну не ваше. Распустите волосы, встряхните их как следует, так объём и пышность появится! - мысленно выразил пожелания я, если бы это не обернулось провалом. Былая задумчивость, при которой был достаточно короткословным, нежданно развязала поганый, как выразилась бы любая девица, рот.
Её краснощёкие складочки, стали ещё краснее, а лицо багровело за считанное мгновение. Однако, в меня не полетел ожидаемый град восклицаний, по типу: да как вы смеете, столь неприлично и публично, упрекать девушку в недостатках. Да, кто вы такой? Это непростительно! Нынче, стали воспитывать лишь грубиянов! Девушка же, искоса стрельнула по мне быстрым взглядом - как будто пронзила насквозь. Больше, мне не довелось ей вымолвить и слова.
 
Дойдя до стойки, опёрся ладонями и многозначительно стучал костяшками об поверхность. Мужчина с усами-треуголки, по-прежнему обтирал хрусталь, лишь закончив дело, принялся выслушать.
- Светлейшего вам утра! - моё позитивное приветствие, он ни в коем образе не оценил. Лишь посмотрел, как на очередного гуляку, аш видок не подводил. Переменив тон речи, я продолжил - Кхм, так-с, что-ж, это самое, бутылка какая-нибудь нужна. Деньги есть, не переживайте, а вот переживать стану, если ль в ассортименте не окажется чего интересного-с. - проворковал алкогольную речь с самым серьезным лицом, самого серьёзного человека.
Поразмыслив своими усами, да именно усами, ведь его каждый мыслительный процесс, сопровождался подёргиванием губ, что превращалось в усиную пляску. Кончиками которых напоминал танец Апашей. Типичная фланелевая рубашка в клетку, чуть расстёгнута, обнажала мужичью грудь, с обилием волосяного покрова. А внешностью от природы данная, совсем непримечательная. Типичная рабочая сила, способная на многие трудовые свершения.
- Уж не в курсе, по нраву ль или не по нраву, но привык здороваться и имя узнавать, даже с работниками такого непримечательного кафе - высказал любезность и по окончанию речи, мотал головой в разные стороны, осматриваясь всюду.
Поймал себя на том, что откуда не возьмись, ударило в голову обходительность и вежливость, при размене словами.
- Право! Здорово, здорово - добродушно завопил мужище, протягивая иссохшую, местами обветренную руку.
По всей видимости, подобный знак дружелюбия пришёлся очень кстати, ишь как расплылся в широченной улыбке, с подгнившими зубами, на половину. Тут же протянут свою, почувствовав, как кости сжимают, некие стальные тиски, уж настолько крепка хватка.
- Зови-ж меня просто и общепринято - Фомич!
- Эт как так вышло?
- Проще не куда. Фамилица то моя, не такая, да не эдакая. Фо-ль-мо-вич-вич - протянул он по слогам - Вот-ш друзьями, за жизнь никудышную обзавёлся, а они ещё до революционного времени, Фомичом, да и прозвали, чтоб кратко было, да и запомнить не составит труда.
- Что-ж, Фомич, не пропущу мимо радушные, по истине тёплые чувства, так сказать, при нашем знакомстве - смеялся нараспашку и задорно кривил улыбку. - Забвенский Василий Григорьевич! А так, просто Васька.
Выражение лица тут же перекосилось в нескрываемом подозрении. На живописные виды изукрашенного холста, облили целое корыто масляных красок, слившиеся в экспрессивную агонию чувств. Явно, в покере он бы потерпел полнейший крах, всегда оставаясь в проигрыше. Эмоции не скрывал. Вся подноготная этого человека, лежала на блюдце. Решил заглянуть мне прямо в глаза, да так проникновенно, что его физиономия выдавала эмоцию опознавания существа, о ком много наслышан.
— Значит пожаловал Забвенский Василий Григорьевич, так ведь? - с тревожным любопытством промолвил Фомич.
- Верно, я ж ранее говорил, или же забыл уже? - И тут меня осенило – Погодите-ка, незамедлительно поинтересуюсь вашему удивлению. Вроде человек я обычный и на слуху не бываю, а так рот раскрыли, будто колибри заметили.
- ох, вас не только я знаю...
- Ну, вот как? Право, только меня это не колеблет. Так-с, думаю наша беседа изжила своё, м-да, так быстро. Сколько там за бутылку? Хм, дайте лучше джин.
- Старина, можешь придержать копейку, ведь убивцам и клеветникам ничего-ш не продаём и тут их не держим! - утвердительно стукнул по столу Фомич
Все инстинктивно ахнули, от неожиданного хлопка.
- Дичь вы всё мелете! Да что же за народ та такой! Вокруг, действительно, одни грубияны и ханжи. Ума не приложу, чтоб позволять себе вшивать бирки каждому, с серьёзнейшими проступками и заявлениями. Значит, воркуете, мол убийца я! Клеветник! В себя придите, или ж жара сентябрьская сознание помрачила!
Не извергая из себя ни единого слова, он молча достал свежую, по всей видимости газету, ещё пахнущей древесными опилками. Швырнул перед лицом и крикнул, что душа позволила.
 
- Мда-мс, мда-мс, читайте незнающий, читайте! - настаивал с плутовской улыбкой, Фомич.
Сердце заревело, как штормовая берёза, треща по швам от натиска природы, а глаза как будто бы провалились, глубоко глубоко, не желая видеть сущий ужас.

Новостные очерки НовьеГрада.
Невежда, решившая заглянуть в науку!

Во всеми известном дворце "Культуры и Науки" - Поял-Роял, состоялась ошеломительная лекция, профессора областной премии "ПСНК" - профессиональный субъект нравственной культуры; возглавивший и дополнивший теорию об эмоциональной карте головного мозга - Александр Попов Прокофьевич. Мир наших граждан, пошатнулся от нововведений и открытий о нас с вами, человеке. Впредь, профессор Попов, поведал об детальном изучении отдельных участков, отвечающие за испытываемые нами чувства. Проведена колоссальная работа с височной долей - стыд и вина, миндалина - ярость и страх, соматосенсорная кора - утешение и ласка, гиппокамп и префронтальная кора - счастье и смех. Весь этот спектр даёт возможность копировать, передавать, а в светлом будущем, возможно и цифровать эмоции, чувства, а если быть точнее, то и сам фрагмент памяти человека. Это достижение позволяет достичь новых вершин в науке, совершившую самую, что ни на есть революцию. Мозг, как неосязаемые участки деятельности, стал осязаем для новой эпохи, давеча, покрытой плотным занавесом скудных технологий.
В день предстоящей лекции, некий Василий Забвенский, заявился в главную залу и устроил дебош с многоуважаемый чиновником Бюромухиным Павлом Дмитриевичем. Посмел очернить достоинство нашего товарища, ПРИЛЮДНО! Совершил акт насилия и раскрыл люду тайные пороки! 3 года тому назад, был известен в сокрушительной потере нашего общества - Забвенская Светлана Натальевна. Следствию не удалось найти должных доказательств в совершенном убийстве и надолго история покрылась мраком и сплетнями.
Приобретайте следующие новостные очерки НовьеГрада. Быть в курсе, значит вооружен! Незнание - Грех!

Медленно собрал газету в трубочку и положил в карман брюк. От тела исходила заметная дрожь. Старался унять её в руках, не получалось. Клал ладонь на ладонь, без проку. Губы тряслись, что приходилось их покусывать. Ноги невольно подкашивались. Стало дурно. Все притихли, как крысы. Прижались к стенам, а вода хлынула сильнейшим напором и выхода наружу вовсе не осталось. Но сидят, трясут лапками в ожидании дальнейшего, усики навострили, как и нюх, понимают же, одна гибель их ждёт, но сидят в зверином страхе, ждут, что же случится дальше....Понятие "убийца" - всеобщий запрет, этакий социальный феномен. В глазах людей порицаем и неоднозначен. 6 заповедь гласила "не убий. Жизнь есть величайший дар Божий; поэтому лишать самого себя или другого жизни есть самый ужасный, тяжкий и великий грех. Человеческая жизнь свята и неприкосновенна. Никто, кроме Бога, не может даровать жизнь, никто, кроме Него, не имеет права посягать на неё". Очень велико и нескромно, скажу я вам. А если перевернуть вверх дном, данные нам "свыше" суждение и следом, совершить личное умозаключение? Если отсылаться на книгу "Психология убийства" Ю.М Антоняна, то можно прибегнуть к сути данного явления: "Убийство – это отрицание жизни и отвращение к ней, это наиболее полное воплощение ненависти, очень часто ненависти безадресной, ненависти вообще, ненависти ко всем. Это попытка преодолеть свою ничтожность и малость, осознание которых весьма травматично". Так куда же стоит податься человеку, где ни одно существо не принимает? В глазах общества он неуклюж и вовсе не нужен, а его достоинство униженно на сотню саженей. Скажите вы, что стоит цепляться крепкой хваткой, за то, что имеется в жизни. Семья, её у меня давненько так нет, друзья, думаю, Виктор и без меня одного проживёт яркую и пылкую, как комету жизнь. Любовь, да, любовь, однако, способна вдохнуть кровеносную циркуляцию силы и рвения к существованию. Но, кажись и этого у меня нет.
 
Кричат, срывая голос, что повинен в судьбе девушке, подождите, раз уж так, прошу, Господи, если ты правда некий кукольник, посягаешь на судьбы людей, то разреши сбросить пятипудовую гирю с моего сердца. Дай понять, чем я так связан с потусторонним, чуждым мне прошлым? Прошу лишь это и ничего больше. Смерть - явление из биологического цикла, которое преследуют нас с начала появления на свет. Ни одна забулдыга, ни один проповедник, философ и ни одна божественная книга, не в силах стоять, по ту сторону мира. Быть одной ногой здесь, а другой в неизвестном забытье, рай, ад, к чёрту и знать не могу. Раз уж вам не кажется, что смерть – это главный замок, ключ которого можно приобрести в любой промежуток времени?.......откроется необъятный мир.

- Треклятый Бюромухин! Что за вздор! Осрамил, осрамил моё ИМЯ! - слюни прыскали из моего рта, текли по губам, а лицо перевоплотилось в огромную красную редиску. - И эту девицу, кой знать, не знаю! Губите, дубасите в последний гвоздь крышки моего гроба. Негодяи! - взревел вспышке небывалого угрызения совести, которой и по давно нет, в этом гадком чиновнике! - Небось, он же и заставил журналюг исказить нашу встречу, - обратился Забвенский, ко всем присутствующим, желал найти единомышленников, кто б подставил плечо под удар, разгоревшийся дискуссии и встал на защиту - выставил меня в свете полнейшим, по дурости храбрым, вольнодумцем! А заголовок то какой! Этакая невежда, ишь заявилась в науку, п-ф-ф, да я вас судить буду, до конца своих лет! - струйки слёз текли по небритым щекам, а тело судорожно колыхалось из стороны в сторону.

Снова, этот взгляд, о да, его почувствуешь за тысячу аршин, взгляд презрения. Те самые разносчики превышающего эго, способные дать знать, что ты очередная дохлятина, эй, ты мертвец с перерезанными артериями и потускневшими болотными глазами, стервятники обгладывают, они повсюду, высасывают из тебя помимо одеревевшей плоти, твою нравственность. Куча презренных огней, словно малютки светлячки, восседают в дьявольском мраке, питаясь огромным котлованом желчи и человеческого стремления доминирования, во всех аспектах. Вышеперечисленное уловил во взгляде Фомича. Засучил рукава, накинул тряпчонку на плечо и пробурчал очень тихо, с доходчивой злобой:

- Жалок ты, однако, совсем не соображаешь, разум покинул. Иди что-ль напейся до амебного состояния, прожги мозг спиртным, только не суйся сюда лишний раз, по башке настучу. Брысь от сюда!

Окончание его гневной речи не дослушал, шагнул за порог хлопнув дверью с цветастым витражом. Орал в след - Газету то верни, подлец!

- Да, да, ты, кажется, об это что-то говорил.....Прощай - с заметным сарказмом произнёс, Василий Григорьевич.

Я вышел из помещения. Оно было слишком душным, смешанные веяния перекрывали глотку и оседали на кончике носа, как цветочная пыльца. Сырая древесина, пот, витавшая пыль, моча, спиртное, благоухание конского навоза и обилие рыбного запаха, среди прилавков мещан, эти запахи говорят больше слов, нежели сами слова об НовьеГраде. Перешёл на Думину улицу, а мчащийся экипаж, в виде двух лошадей, (мошки пожирали их томные глаза, от нетерпимой жары. Они всё махали продолговатой мордой, свирепо отгоняя их), лакея, промокшего до нитки, и огромных ящиков, от которых несло свежей провизией. Лошади чуть не стоптали массивными подковами, а мужчина выругал, применил всю брань, что пришла в голову. Прошёлся по брусчатке и смешался с толпой. Быть общей массой баранов, идёт мне в сласть. Чувствовать безликим одним целым, куда проще, нежели одеть на себя колпак с длинными хвостами и бубенцами, взять жезл-марот и заявить о себе. Я шут! Ликуйте! Потрясите своими изувеченными от работы руками, или же сверкающими рубинами. Проще быть общностью, нежели одним аметистом(другой камень), начинаешь копаться в себе, гниёшь заживо от переизбытка знаний, которые впитываешь горстями. Уметь оставаться дураком - своего рода философия, постичь которую уготовано единицам. Блистательный ум — это великий дар и проклятье. Умный человек задумывается, умный человек впоследствии страдает от переизбытка знаний и нехватки ответов, на интересующие вопросы. Поэтому, стоит быть хоть чуточку дураком, считать себя таким, чтобы не попасть в пучину невероятных потрясений.

Парк "Выжженный", по истине своей, великолепен. Всюду расположились липы, с глянцевой поверхностью на зелёных листочках, не успевшие потерять в цвете и опасть, раскидистые клёны-убийцы, имеющие свойство трещать вдоль ствола и падать на не предвещающих беды граждан. Ягодные кустарники, цветы и травы. Здесь устраивались сиделки для отдыха: любование цветущими деревьями, наслаждение пением птиц и запахом перезревших плодов и пряных трав. Люди мило болтают, приторные любовники уединились на лавочках, чрезмерно кусая друг друга, а остальные, старики, бабки, все, все, внушали приподнятое настроение темпераментного сентября. Улыбались, хихикали, паясничали, но, а без пьяниц никуда, благоприятное душе место, для них ещё предпочтительнее. Благо, городовые у входа не прохлаждались и держали саблю наготове. В мундире из темно-зелёного армейского сукна, в фуражке и шароварах, а на бедре пистолет, выглядывающий из снуры. Так один из них, усатый, быстренько и по-хорошему проводил несчастного беднягу, за территорию. Прям, возле меня и прошёл с ним, говоря:

- Гражданин НовьеГрада, вынужден вас проводить за пределы парка, в связи непотребным образом жизни и не соблюдением общественных норм поведения. - пропел таким металлическим басом, что при виде него, заставлял верить в нескончаемую силу и стойкость стража порядка.
А оборванец всё плёл себе под нос, ворчал, но не сопротивлялся, вразумил ему доходчиво дядька широкоплечий, что и почём.

- Я ж.....ах...ну....эт-с..да......пон.....имаю...... - бурчал гуляка, а городовой взял его под руки и понёс куда подальше.

Парк очень выгодный и одухотворяющий маршрут. Сконструирован таким образом: главный вход с кованой сверху стойкой из букв - Парк "Выжженный". Тропа проходит до самого центра и имеет множество разветвлений. Буквально, — это место предоставляло возможность отправится в любом, каком только вздумается направлении. Впереди центральная площадь, справа, до улицы Крауля рукой подать, а дальше расстилается Профессорская, Революционная, Рукотворная и многие другие. Сверху, скорее напоминал паука, с мохнатой широколиственной зарослью, который давно откинул лапы. Ресторан "Луиза", ждал меня на одной из вышеперечисленных улиц. Люди, здесь обитающие давно принюхались к этой смеси душистой растительности, а выходить из неё было непривычно, захватывающее что-ль. Дыхание перекрывало от новых испарений - устремившиеся ввысь пыли, разной пряности, жжённого сахара и карамели, ох, карамель, этот аромат навевает ассоциации с грудным младенцем, связанный женской грудью своей матери. Тело пахнет лёгкой молочной пенкой и как раз таки свежей карамелью. Откуда мне известен запах грудного младенца? Ответить не поспешу, сам не знаю. Однако, я уверен, что от малюток смердит нежной карамелью! Улица Крауля озарила местом назначения. Хм, думал, его поиски займут куда больше времени - отозвалась непримечательная мысль. Много квартирки, в пять этажей, стояли невероятно тесно друг к другу, что закрывали палящее солнце, скрывавшийся за облачным небом, и воздух был стоячим, как вода в городских клоаках и пропитан различными запахами. Ресторан был вмонтирован в жилые стены. Из далека, заметил фигуру, прижавшись к кирпичной стенке. Определённо, — это стоял Виктор. Это последний раз, когда он встретил живого Василия.