Судьбы дарованной миг. Глава вторая

   Постепенно  Леонтий  и  его  близкие  стали  более  зажиточными  и  могли  позволить себе  не  только  обновку  в  одежде,  но  и  смену  интерьера  в  обжитых  местах.
   Однажды,  когда  Леонтий  приехал  в  гости  к  Марии  с  подарками  для  внуков,  Захар встретил  его  не  совсем  дружелюбно.
   - Здорово,  Захарка,  –  прогремел  Леонтий,   въезжая  на  подворье  зятя.
   - Чего  припёрся?  Век  бы  тебя  не  видать,   –  отвечал  Захар  на  приветствие  тестя  – без  тебя  хлопот  полный  рот.
   - Ты  чевой-то  не  в  духе,  а,  Захарка,  бодай  тя  комар.
   - Кому  Захарка,  а  кому  Захар  Семёнович.
   - Ишь  ты,  каков!  Семёныч,  тудыт  твою  растудыт.  Рано-то  больно  самохозяином стал. Для мене ты был и осталси Захарка, сволочь ты эдакая. Не посмотрю, что родственник,  оставлю  блудной  собакой,  ежели  не  сменишь  гнев  на  милость.
   - Сам  же  поставил  меня  здеся,  мол,  крутися,  вертися,  помочи  не  жди.  Вот  и крутюсь  и  не  жалуюсь.  Кто  рано  встаёт  тому  бог  даёт,  да  копейку  пристигает.
   - Ну  и  как?  Накрутился?
   - Поначалу  тяжельше  было – уже  более  миролюбиво  продолжил  Захар:  –  я завсегда  на   кОзлах   туды-сюды   мотаюсь,   а   Машка   тута   вертелась  –  подай то, принеси  это.  А  когда  первое  дитё  народилось,  пришлось  аж  в  долги  влезть.  Потом – второе  –  опять  опояску  затянул.  Ну,  а  далее  хоть  легшее  пошло,  потому  как,  на  ноги  встал,  деньжата  появились,  с  долгами  рассчитался.
   - Ничо.  Я  тож  кружился,  аки  белка  в  колесе  и  тож  с  долгов  начинал.  Ты,  што  ж, думаешь,  што  все  эти  усадьбы,  дворы,  кони  и  повозки  мене  с  небес  упали?  Нет, зятёк   дорогой.  Всё  хребтом  и  солёным  пОтом  дОбыто.  И  тебя  сюды  определил,  шоб  ты  за  Машкиным  приданым  присматривал,  да  развивал  хозяйство  далее.
   - А  я-то,  по  дурости,  думал,  что  баба  с  возу  –  кобыле  легче,  это  про  то,  когда выгнал  ты  нас  со  своего  двора  без  копейки  за  душой.  А  оно  вона  как  –  подворье  и всё  остальное  –  это  приданое.  Вона  как!
   - Мои  внуки  –  это  твой  род.  Крепись,  тянись,  а  деток  на  ноги  ставь,  да  так,  штоб род  мой,  да  и  твой  не  позорили.  Мой  Прокопий  только  в  мужскую  силу  вошёл, девок  ужо  по  ночам  до  визгу  щупает,  да  зазнобу  для  сердца  ишо  не  приглядел.  А мене  своих  внучат  надоть,  штоб  фамилию  продолжить.  Сколь  твому  старшому  то?
   - Архипке  то?  Двенадцать.  Стёпке  десяток,  Тенизу  семь  минуло,  а  Василиса,  так  та ещё  за  мамкин  подол  держится.
   - И  девку  народить  успел,  во,  пострел,  бодай  тя  комар!
   - Родить  дитя  ума  не  надо,  а  в  хорошей  семье  и  дети  хорошие  растут.
   - Ишь,  поглядишь,  как  от  семени  твого  ребятня  пошла!  Семья  без  детворы,  што цветок  без  запаха.  Варька  то  моя,  слышь,  Захар,  когда  первым  наследышом разродилась,  рада  была,  что  внуком  мене  угодила  –  Андрюшкой  величать  стали,  в честь  Андрея  Первозванного.  Второй  опять  мужик  –  Гришка  –  во  как!  Где  мир  и  лад,  там  божья  благодать.  На  сей  раз  она  сызнова  на  сносях.
   - Так  тож  здорово!  Хорошо,  когда  пацаны  есть  в  роду.  Гришка,  зять-то,  небось, рад  по  уши,  как-никак  имена  евойных  сынов  со  святыми  угодниками  связаны.
   - Молод  ты  ишо,  не  знашь,  што  коли  бабы  много  мужиков  родют,  то,  вскорости быть  войне.  Я тут,  надысь,  вёз  одново  –  всё  поспешал  куда-тоть  –  говорил,  шо  из искры  буде  пламя.  Во  как.
   - Авдотья,  –  переключился Захар  –  поди  хозяйке  доложи,  что  батя  ейный  приехал.
   Пышногрудая  баба  лет  тридцати  вошла  во  двор  и  хотела  проскочить  мимо мужиков  к  конюшне,  но  после  окрика  тут  же  развернулась  и  быстро  пошла  обратно.
   - Хорошее  подворье  у  тебя,  –  не  спеша  окинул  взглядом  вокруг  Леонтий 
   –  да  и порядок отменный везде, дивуюсь я. Сколь же люду то держишь для хозяйских надобностей?
   - За  конями  Степан  смотрит,  по  хозяйству  Кузьма  и  Михась  управляются,  да  в  доме  у  Машки  Авдотья  с  Акулькой  на  подхвате.  Пять  ртов,  окромя  своих, прокормить  надоть,  а  я  один  на  заработках.  Когда  вертаешься  с  выездки,  а  тут  всё не  по-людски,  приходится  иногда  кнутом  потчевать  голытьбу.
   - Всяк  по  своему  с  ума  сходит.  Вот  Варька  то  с  зятьком  в  Валуйках  одне  справу держут.  Гришка  то  у  ней  –  деповский,  с  гонором,  тудыт  твою  растудыт,  и  богу  и чёрту угодить хочет. Им, вишь, совестно прислугу держать. Сам-то он домой тольке  Варюху  да  подуху  помять  вертается,  кажный  дён  от  зари  до  темна  возля  железяк. Благо  господу,  я  частенько  туды  наезжаю,  так  што  хозяйство  ихнее  полностью  на моих  плечах  держится.
   - Смотри  пуп  не  надорви.  Годов-то,  поди,  немало  уж  набёгло?
   - А  вот  своей  Меланье  –  продолжал  Леонтий,  не  обращая  внимания  на  вопрос Захара  –  я  подмогу  поставил  –  постирать  там,  прибраться  за  постояльцами,  да состряпать  чего-нэть  для  поночёвщиков,  а  мой  Прокопий  сам  хозяйство  держит справно,  сам  за  конями  смотрит,  да  ишо  и  на  выездки  поспевает.  А  годков  мене скоро  шестьдесят  буде.  Оно  хоть  и  голова  седая,  зато  душа  молодая.  Старость  мы  не  признаём,  жизнь  руками  мы  куём.
   - Вона  как!  А  с  боку  поглядишь   –  поболе  дать  можно.  Поизносился  ты,  Леонтий,  поизносился  дюже.
   Во  двор  снова  вошла  Авдотья  и,  подойдя  с  поклоном,  произнесла:
   - Мария  Леонтьевна  вас  ждуть  у  себе  дома,  ейные  детки  обрадованы  сообчением о  появлении  деда  и  радостно  стрекочуть.
   Леонтий  удивлённо  разинул  рот:
   - А  шо,  разе  не  тута  обитаете?
   - Тута  для  нас  места  мало  –  всё  отдано  работничкам  да  постояльцам.  А  для  себя  я  недалече  дом  построил,  живём  –  не  тужим,  а  если  что,  то  вместе  сдюжим.
   - Это  ж  сколь,  бодай  тя  комар,  я  здеся  не  был?
   - Да  почитай  опосля  крестин  меньшого  внука  лет  шесть  прошло,  как  образ  твой рассеялся  во  мраке.  А  про  девку  то,  небось,  только  со  слов  и  знаешь,  на  руках  не держал  ишо.  Да  с  такими  лапищами  тебе  кроху  и  доверять  нельзя  –  задушишь  ишо.
   - Но,  но!  Говорь,  да  не  заговаривайся.  Верная  указка  –  не  кулак,  а  ласка.  Веди  в свою  хоромину.
   - Авдотья  спроводит,  тут  два  шага  пешки,  а  я  пока  за  лошадками  твоими присмотрю  –  небось  устали,  бедолаги,  с  дороги.  Степан  –  распорядился  Захар, обращаясь  к  конюху,  –  прими  коней,  водицы  дай,  да  упряжь  сыми  и  в  стойло определи.
   Из конюшни вышел крепкий подтянутый мужчина схожий по годам с хозяином. Холщовая  рубаха  на  нём  была  мокрой  от  пота,  русые  волосы  прилипли  к разгорячённому лицу. Степан молча подошёл к повозке Леонтия и стал не спеша выпрягать  пару  фыркающих  от  усталости  ездовых  лошадей.
   - Кузьма,  –  снова  начал  строгим  голосом  давать  распоряжения  Захар  –  помоги  моему  тестюшке  до  дома  поклажу  евойную  отнесть,  да  гляди  тама  за  подол  не зачепись  и  надолго  не  задерживайся,   знаю   я  твои   шашни,   вертайся  зараз  –  тут  дел  не  переделать.  А  где  Михась?
   - Дык,  на  покосе.  Травушку-муравушку  в  стога  метает  –  подал  голос  Кузьма,  расторопный  с  виду  мужичок  лет  сорока  –  сам  же  ты,  Захар  Семёныч,  давал  анадысь  ему  наказ  на  счёт сенца.
   И  пока  Степан  деловито,  но  не спша,  выпрягал  лошадей,  Леонтий  в  сопровождении  Кузьмы  направился вслед  за  Авдотьей.  Через  три  минуты  они  были  уже  у  ворот  просторной свежесрубленной  хаты  Мисхаловых.  Навстречу  ему  вышла  Мария  с  сынами  и  дочкой  на  руках.  Леонтий  поочерёдно  обнял  и  приподнял  внуков,  расцеловал  статную  дочь  и  лишь  потом  уделил  внимание  девчушке.
   - Так  это  и  есть  моя  внучка  Василиса?  –  взял  её  на  руки.  Девочка  насупила бровёнки  и  чуть  не  пустила  слезу,  пытаясь  выбраться  из  крепких  рук  Леонтия.  Но тихий  голос  мамки:
   - Ну  чего  ж  ты,  Васятка,  испужалась  –  это  ж  твой  дед  Леонтий,  иди  к  нему.  –  успокоил  Василису  и  она,  как  бы  ещё  побаиваясь,  стала  рассматривать  широкую  бороду  своего  деда.
   - Приглашай  в  свой  дом,  хозяйка,  кажи  свои  владения.  Ты  ведь  знаешь,  да  и  испокон  веков  так  заведено,  што  двор  и  хозяйство  это  мужнина  забота,  а  семья  и дом  на  бабе  держаться  должон.  Семья  сильна,  когда  над  ней  крыша  одна.
   Войдя  в  помещение,  Леонтий  перво-наперво  широко  перекрестился  на  образа. Затем степенно обошёл и осмотрел весь дом. Всюду чистота и порядок, запах свежеструганной  древесины,  из  которой  были  не  только  стены,  но  и  мебель: огромный  стол  на  фигурных  ножках  человек  на  двенадцать, стулья  с  резными спинками,  массивные  кровати  с  узорчатыми  боковушками  и  объёмные  платяные шкафы  вдоль  стен.
   - Э-э,  да  у  вас  тута  хоромы  настоящие.
   - Захарушка  мой  расстарался,  дай  бог  ему  здоровья.  Он  ить,  хозяин,  как-никак,  всё  в  дом  несёт,  кажну  копеечку  тянет  и  детишек  к  бережливости  приучает.
   Леонтий не спеша вернулся к божнице и, снова наложив большой крест, стал внимательно  рассматривать  образа.  Здесь  всё  было  чин  по  чину  и  аккуратно расставлено: Христос Вседержитель, Николай Угодник-Чудотворец, Матерь Божья Заступница,  Богородица  Семистрельная.  Все  иконы,  как  на  подбор,  в  красивых искусно  исполненных  окладах  с  отделкой  из  цветных  каменьев.
   - Знатная  божница,  лики  светлые,  один  другого  краше.
   - Это  я,  батюшка,  ходила  в  Успенско-Николаевский  монастырь*,  где  по  преданию была  обнаружена  чудотворная  икона  Святителя  Николая.  Там  святые  отцы  сами  малюют  образа.  Вот  по  моей  просьбе  они  и  изготовили  эти  лики.  Пришлось  мне  за  них  всю  всеношную  отстоять,  да  бесконечно  лоб  осенять  крестами,  да  ещё  добрый  бочонок   мёду   и   молочного  теля  преподнесть   к  алтарю,  окромя  сотни  яиц   и  бутыли  красного  вина  домашнего  производства. 
   - И  мёд  и  теля  –  дело  наживное,  с  вас  не  убуде.  Дары  твои  мелочью  будут.  Могли  б  и  дюжее  расщедриться  на  подношения.  А  всеношную  во  благо  господу надо  бы  и  не  един  раз  отстоять  за  такую  то  красотищу.  Матерь  твоя  вон  кажный божий  день  за  ваше  здоровье  поклоны  бьёт  по  сотне  и  ничего  –  спина  не обломилась.
   - Так  мы,  батюшка,  с  детками  тож  колени  преклоняем,  да  молитвы  творим.
   - Вы,  небось,  у  господа  всё  для  себя,  ненаглядных,  выпрашаете.  Вона  как  его возносите,  образа  аж  сияют  от  ваших  льстивых  слов.  Архипка,  –  переключился Леонтий  –  сколь  молитв  глаголишь?
   - Сколь  и  маманька.  –  гордо  ответил  старший  из  детей.  –  Она  нас  дюже  крепко гоняет  по  законам  божьим.
   - А  ты  грамоте  обучен?  Сам  каку  книгу  прочесть  либо  библию  мОгешь?  А  цифирь аль  буквицы  на  бумаге  царапаешь?
   - Меня  маманька  всему  обучила:  и  читать  любу  книгу,  и  цифирь  считать,  и буквицы  со  словами  писать  могу,  а  теперя  малых  вот  научиваю.  Стёпка  быстро схватывает  –  он  дюже  сообразительный,  ему  до  всего  есть  дело,  везде  всё выспрашивает,  всё  знать  хочет,  а  Тениз,  так  тот  только  несколько  буквиц  знает,  да  и то  путается  в  них.
   - Молодчина.  Научивай  брательников,  да  и  сам  тянись  к  знаниям.  Грамотность  она  ныне  ох  как  нужна.  Без  неё  в  нонешние  времена  туго  приходится  простому люду.  Попы  вона  живут  и  горя  не  ведают,  потому  што  грамотные  и  на  любой  твой вопрос  у  них  завсегда  ответ  имеется,  за  который  ты  им  обязан  копеюшечку  от  себя оттяпать,  да  ещё  и  с  поклоном.
   - Мария  Леонтьевна,  –  подала  голос  из  кухни  Акулина  –  Кузьма  ушёл  на подворье,  а  Авдотья  ждёт  распоряжений.
   - Эх-ма,  бодай  тя  комар!  У  нас  по  батюшке  –  удивлённо  произнёс  Леонтий  – только  уважаемых  кличут.
   - А  мы  для  них  и  есть  уважаемые,  раз  горбатятся  на  нас.  Прислуга  должна  знать своё  место  и  почитать  своих  хозяев  и  в  ножки  кланяться  за  то,  что  им  приют  дают  и  они  сами  с  голоду  не  пухнут.  Сам-то  нанял  кого  в работники?
   - Бог  здоровьем  не  обидел,  сам  справу  покедова  держу.
   - Вот  потому  и  кличут  тебя  по  имени,  как  безродного,  а  не  по  батюшке,  как написано  в  писании  “почитай  отца  своего”.
   - А  може  это  мене  так  хотелось?  Леонтий  Шалайкин  –  а?  Звучит  для  всех однаково,  хучь  для  малых,  хучь  для  старых.  Поэтому  ровней  считаюсь  и  там,  и среди  прочих.
   - Дедуль,  –  заговорил  шустрый  озорник  Стёпка  –  ежели  ты  ровней  с  нами  хош  быть,  айда  с  крыши  сиганём  в  сено.
   - Стар  я  ужо,  чтобы  с  крыши-то  сигать.
   - А-а-а,  –  обиженно  протянул  Стёпка  –  а,  гриш,  ровня.
   - Одно  дело  бездумно  сигать,  другое  балагурить  со  мной  как  с  ровней.
   - Маманька  вона,  на  днях,  за  мной  побёгла  и  орала  при  том  во  всю  глотку  ,  что  догонит  меня  и  выпорет,  как  козу  сидорову.  Так  я  втикать  в  кусты  и  она  тож,  я  через  плетень  и  она  не  отстае,  я  вскок  на  крышу  и  она  туда  ж,  я  сиганул  в  сено,  а  маманька,  хоть  и  моложее  тебя,  испужалась  однако  –  утёк  я,  стало  быть.
   - Это  ж  чегой  то  ты  нашкодил  такого,  раз  маманька  так  бёгла  за  тобою  вслед?
   - Да  той  сорванец  –  вступила  в  разговор  Мария  –  решил  спытать,  сдюжит  ли  полна   корзина   яец   его   тощее   тело.   Вишь,   какое   дело.   Курка   на   однем   яйке  сидит  и  оно,  по  его  разумению,  не  лопается  под  нею.  И  ему  невдомёк, шалопаю  эдакому,   что  курка  на  яйцы  не  седае  вовсе.  Так  тая  курка,  фунта**  на четыре  тянет,  а  он  по  боле  пуда**  уже  буде  –  вот  и  смекнул,  стервец,  а  можа  подсчитал  наш  грамотей  –  наложил  цельну  корзину  яец  и  уселся  на  них,  будто  кака наседка.  А  я  тэи  яйцы  святым  отцам  наготовила.
   - А  что  опосля?  –  спросил  Леонтий,  хитро  прищурив  глаза.   
   - Дак,  маманька  потома  мои  ухи  так  надрала,  што   ане  ажно  шипели  в  водице  то.  А  опосля  заставила  уси  разбиты  яйцы   зъисты  со  скорлупкой.
   - Ну  и  каково  мнение  у  тебя  осталося  о  совершённом  подвиге?  –  усмехнулся Леонтий.
   - Ты,  дедуня,  не  боись.  На  яйцА  сидать  не  буду  боле  –  не  выдюживают  оне  мене,  да  и  исть  их  во  многе  тож  боле  не  можу,  бо  пальцЫ  тади  злиплися  дюже  и  в  роте  як  клеем  намацали . А  ще  скорлупки  тож  из  мене,  кады  побёг  на  двор, выходили  так,  шо  глазёнки  мои  бедные  на  лоб   бо   не   выскокли.
   - Чем  бы  дитя  ни  тешилось  –  лишь  бы  не  плакало.

   Когда  все  домочадцы  неспешно  и  чинно  посидели  за  обильно  накрытым  столом,  да  ещё  после  хорошего   домашнего  винца,   мальчишек   отправили   погулять,   а   Василису  передали   Акулине,   меж  взрослых  пошёл  разговор  на  бытовые  темы  и взаимоотношения  старшего  и  младших  поколений.
   - Вот  што,  тестюшка,  за  то,  што  присмотрел  двор  и  определил  меня  на  хозяйство, за  то  тебе  низкий  поклон.  Без  такого  богатого  приданого  я  сам  бы  во  век  не  встал  бы  на  ноги.
   - Ты,  батюшка,  не  гневайся  на  Захара,  ежели  сказал  чего  не  по  нраву  тебе.  Мужик  он  хваткий,  но  с  норовом.  Иной  раз  так  осерчает,  што  достаётся  всем,  но, видит  бог,  без  нужды  зазря  не  винит.  А  ежели  кака  вина  обнаруживается,  то наказка  буде,  но  опять  же  в  меру.  Не  серчай  на  него,  батюшка.
   - Ты   баба  справная,  нашенской  породы.  Ежели  мужинёк  приложится  –  с  тебе  не убуде,  выдюжишь.  Но  и  ты,  Захарка,  растудыт  твою  через  коромысло,  знай  меру. Детей  учи  уму-разуму  покедова  оне  поперёк  лавки  лежат.
   - В  чужой  монастырь  со  своим  уставом  не  ходят  –  попытался  возразить  Захар.
   - Но, но! Попридержи язычок, бодай тя комар. Слово не воробей – сказал, не поймаешь, а головушку потеряешь.  Ты  вон  на  жёнку  свою  пошуметь  мОгешь,  а  на работничков  своих,  коли  надо,  лай  без  чужого  пригляду,  да  ще  посматривай  –  не затевают  ли  лихо,  особливо  мужики.  А  то,  времена  ныне  лихие.  Не  ровен  час, встелешатся,  да  головёнку  тоби  я  к  курёнку  свергнут,  и  вякнуть  не  успеешь,  да  ще  петуха  под  стреху  пустят.  А  тоби  деток  поднимать  надо,  вишь  наплодил  сколь. Доброе  братство  лучше  богатства.
   - Да  с  бабой  то  я  слажу,  с  наёмами  тож  пока  всё  в  узде,  а  вот  с  ребятнёй  ужо хлопотно.  Архипка,  вишь,  сильно  грамотеем  стал,  к  вчителю  тута  бегает,  а  той  ему мозги  втирае.  Но  Архипка  ещё,  куда  ни  шло,  а  вот  Стёпку  за  собой  тягает  к  тому грамотею,  а  у  энтого  негодника  башка-то  поболе  развита  –  испирименты  разны затевает.  Вона,  слыхал,  што  энтот  шкодник  с  яйцами  сробил.  А  на  днях  он  гдесь услыхал,  што  у  котов  девять  жизней,  вот  и  решил  проверить  их  выносливость  – связал  верёвкой  хвосты  двух  котов  и  раздраконил  обоих  до  бешенства,  а  потом бегал  за  живым  клубком  и  наблюдал  кто  из  них  первым  сдохнет.  Всё  ему  игрушки  да  смешки,  шутки  да  потешки.
   Слушая  Захара,  Леонтий  тихо  улыбался.  Ему  припомнились  его  младые  годы, когда,  любопытства  ради,  он  надувал  через  соломинку  болотную  лягушку  –  взлетит та  к  небесам  как  мыльный  пузырик  иль  раньше  сама  лопнет.  Леонтий  ухмыльнулся в  бороду  –  а  ведь  тоже  своего  рода  эксперимент.  Но  сил  тогда  надуть  лягушку мальчишке  не  хватило.  Он  отпустил  её  и  долго  наблюдал,  как,  словно  мячик, плавала  она,  надутая,  меж  стеблей  камыша,  не  в  силах  в  воду  погрузиться  и бесполезно  лапками  махая.  Всякая побаска  хороша  с  прикраской.
   А  брат  его  Савелий,  тоже  малый  ведь  не  промах  был:  возле  курника  на  базу застал  плутовку  рыжую  врасплох,  та  бросилась  бежать  с  испугу,  забилась  в  щель  меж  кольев  –  полтела  там,  полтела  здесь  –  пролезть  совсем  за  быстротой  проворного   мальца   она   возможно   не   успела.   Так   Савелий   схватил   её  за   хвост   одной  рукою,  в  другую  прутик  подобрал  и  стал  ей  пятки  щекотать   на  задних  лапках.   Лиса  пищит,  скулит  и  тявкает  с   досады,  но  вырваться  из  цепких  рук  не  может  –  ему   смешно,   хохочет  до  упаду,  но  дела  своего не  бросил,  покуда  самому  не  надоело.  У  нашего  молодца  нет  забавам  конца. 



    *Валуйский Успенский Николаевский мужской монастырь был основан в 1613 году на месте слияния рек Оскол и Валуй. Монастырь в разные времена имел следующие названия:  Валуйскаго города Успенья Пресвятыя Богородицы и Чудотворца Николы Пристанский монастырь/  Валуйский Пристанский в честь Успения Божией Матери монастырь/ Николы Чудотворца Пристанский монастырь/  Пристанский монастырь на Валуйке/  Валуйский Успенский монастырь.  Название «Успенский» связано с главным храмом монастыря, а «Николаевский» – с известной чудотворной иконой. Название «Пристанский» историки связывают с тем, что около монастыря при слиянии рек Оскол и Валуй была пристань

    **В 1835 году Указом «О системе Российских мер и весов» была принята весовая единица ФУНТ, равная 1/40 от ПУДА. Пуд = 16 кг. Русский фунт = 0,40951241 кг.