Пыль и колбаса

   Запах вареной колбасы и пыли, вечный спутник советских магазинов, висел в воздухе над головой Севы, словно тяжелая, пропитанная безысходностью туча.  Магазинчик «Продукты» на углу был последним оплотом старой торговли, осколком ушедшей эпохи, где еще можно было встретить не пластмассовую улыбку кассира, а сварливое, но живое лицо продавщицы Марии.  Сева, интеллигент в третьем поколении, а ныне просто интеллигент-алкоголик, забредал сюда за дешевым портвейном и философским диспутом с Марией, которая, как ни странно, ценила его витиеватые рассуждения, перемежаемые, правда, обильным матом.
   Сегодня Мария была особенно хмура, словно вчерашняя выручка оказалась совсем уж жалкой.  За прилавком, словно боец на посту, она перебирала костлявыми пальцами какие-то бумажки, поглядывая на Севу из-под нависших бровей.
 – Здравствуй, Маша, – пробормотал Сева, пристраиваясь у прилавка.  –  Чего такая невеселая?  Опять план не выполнили?
Мария фыркнула, не поднимая головы от бумажек.
– План…  Какой там план, Сева!  Какой план в этом болоте?  Тут выжить бы.  Вон, молодежь вся поразбежалась, в эти, как их…  супермаркеты.  А кто мне остался?  Пенсионеры, да такие вот…  интеллигенты, как ты.
  Сева обиделся, но виду не показал.  Он знал, что для Марии «интеллигент» – это скорее ругательство, чем комплимент.  Особенно если «интеллигент» приходил к ней каждый вечер за бутылкой дешевого вина.
– Ну, я же прихожу, Маша.  Не бросаю тебя в беде.  Вот, портвешок ваш возьму, «Солнцедар».  И хлебушка черного, кирпичиком.
Мария вздохнула и, наконец, подняла на него глаза.  В них плескалась усталость и какое-то вечное, бабье недоверие ко всему и вся.
–  «Солнцедар»…  Что ты в нем нашел, а?  Кислятина, да и только.  Лучше бы водки взял, что ли.  Покрепче будет.  И для мозгов, говорят, полезно.

–  Водка – это для пролетариата, Маша, –  снисходительно улыбнулся Сева.  –  А интеллигенция предпочитает вино.  Оно, знаете ли, к размышлениям располагает.  К философским, так сказать, экзерсисам.
  Мария хмыкнула и принялась отсчитывать сдачу.  Ее движения были резкими, отточенными годами торговли.  Сева наблюдал за ней, потягивая из бутылки прямо у прилавка.  «Солнцедар» и правда был кислым и водянистым, но для его сегодняшнего состояния вполне сгодился.
–  Философские экзерсисы, говоришь…  –  протянула Мария, закончив с расчетом.  –  А о чем нынче философствуешь, Сева?  О смысле жизни?  О мироздании?
–  О самообмане, Маша, –  торжественно произнес Сева, делая еще один глоток.  –  О великом и ужасном самообмане, который, как мне кажется, является краеугольным камнем человеческого существования.
Мария уставилась на него с подозрением.  Ей явно не нравилось слово «самообман».  Она привыкла к более простым и понятным терминам.
–  Это ты про что, Сева, мудришь?  Какой еще самообман?  Ты мне попроще объясни, а то я, знаешь ли, не академиев не кончала.
Сева вздохнул.  Объяснять Марии тонкости философских концепций всегда было непросто.  Но он не сдавался.  В конце концов, именно в таких вот спорах и рождалась истина, пусть и пьяная, и колбасно-пыльная.
–  Ну, смотри, Маша, –  начал он, присаживаясь на шаткий табурет у прилавка.  –  Вот ты, например, продаешь этот самый «Солнцедар».  Ты же знаешь, что это пойло, а не вино.  Но ты же его продаешь, правда?  И покупатели его покупают.  Вот это и есть самообман.  Они обманывают себя, думая, что пьют вино, а ты обманываешь их, продавая им эту бурду.
Мария нахмурилась еще сильнее.  Кажется, разговор принимал неприятный оборот.
–  Это не я их обманываю, Сева, –  возразила она резко.  –  Это они сами себя обманывают.  Я им честно говорю: «Вино плодово-ягодное».  А что они там себе додумывают – это уже их проблемы.  Я за их фантазии не отвечаю.

–  Вот-вот, Маша, –  обрадовался Сева, словно Мария только что подтвердила его теорию.  –  Именно!  Самообман!  Они хотят верить, что пьют вино, и ты им в этом подыгрываешь.  Все мы друг другу подыгрываем в этом великом спектакле под названием «жизнь».  Мы обманываем себя, чтобы выжить, чтобы не сойти с ума от ужаса реальности.
  Мария покачала головой.  Ей все еще не нравился этот разговор, но что-то в словах Севы ее зацепило.  Она, конечно, не думала о самообмане в таких философских терминах, но интуитивно понимала, о чем он говорит.  В ее жизни самообмана было хоть отбавляй.  Чтобы выжить в этом магазине, чтобы выжить вообще, приходилось закрывать глаза на многое, притворяться, что все в порядке, когда на самом деле все летело к чертям.
–  Не знаю я про твой ужас реальности, Сева, –  сказала она, помолчав.  –  Может, у тебя там в твоей интеллигенции и есть какой ужас.  А у нас, у простых людей, ужас простой –  как бы копейку заработать, да чтобы не обманули.  Вот обман – это я понимаю.  А самообман…  это ты как-то мудрено говоришь.
–  А вот тут ты не права, Маша, –  возразил Сева, оживляясь.  –  Обман и самообман – это две стороны одной медали.  Если ты не будешь обманывать себя, тебя тут же обманут другие.  Это закон жизни, Маша.  Жестокий, но закон.  Вот ты говоришь, чтобы не обманули.  А как ты этого добьешься, если сама себя не обманешь?
Мария задумалась.  Сева, конечно, нес какую-то муть, как всегда, но в его словах был какой-то смысл, который она не могла сразу уловить.  Она всю жизнь прожила в торговле, и обман видела на каждом шагу.  Обманывали покупатели, обманывали поставщики, обманывало государство, обещая светлое будущее, которое так и не наступило.  И чтобы выжить в этом мире обмана, приходилось и самой обманывать, и самой обманываться.
–  Ну, вот смотри, Сева, –  сказала она, наконец.  –  Приходит ко мне покупатель, хочет колбасы.  Я ему предлагаю «Докторскую», по высшему сорту.  А на самом деле, она уже не первой свежести, полежала немного.  Но я ему говорю, что свежая, как будто только что с завода.  Это обман?  Обман.  Но если я ему скажу правду, что колбаса не первой свежести, он ее не купит.  И я останусь без выручки.  А мне семью кормить надо.  Вот и приходится обманывать.  И себя обманывать тоже, что ничего страшного, что колбаса еще ничего, съедобная.
Сева согласно кивнул.  Вот оно!  Вот пример самообмана в чистом виде!  Мария, сама того не понимая, иллюстрировала его теорию на практике.
–  Вот видишь, Маша!  –  воскликнул он.  –  Ты сама это говоришь!  Ты обманываешь покупателя, чтобы выжить.  И ты обманываешь себя, чтобы не мучиться угрызениями совести.  Это и есть самообман!  И без него никуда!  Если бы ты была честной до конца, если бы ты говорила каждому покупателю: «Знаете, колбаса у нас так себе, не первой свежести, да и вообще, сделана из непонятно чего», –  ты бы разорилась через неделю!  И сидела бы голодная, честная, но голодная!
Мария поморщилась.  Ей не нравилось, когда Сева так громко и пафосно говорил.  Особенно про голодную честность.  Она знала, что честность в ее положении – это непозволительная роскошь.  Честность – это для богатых, для тех, кому нечего терять.  А ей терять было что.  Ей нужно было выжить, прокормить семью, сохранить хоть какой-то человеческий облик в этом зверином мире.
–  Ну и что ты предлагаешь, Сева?  –  спросила она, скрестив руки на груди.  –  Предлагаешь всем поголовно обманывать друг друга?  И себя заодно?  И что тогда получится?  Один сплошной обман?
–  А разве сейчас не так, Маша?  –  грустно улыбнулся Сева.  –  Разве сейчас не один сплошной обман?  Посмотри вокруг!  Телевизор врет, газеты врут, политики врут, реклама врет…  Все врут!  И все обманывают себя, делая вид, что верят в эту ложь!  Это и есть наша реальность, Маша.  Реальность тотального самообмана.  И кто в этом самообмане преуспевает, тот и выживает.  А кто пытается быть честным…  ну, ты сама знаешь, что с ними бывает.
Мария молчала.  Сева, конечно, сгущал краски, как всегда, но в его словах была доля правды.  Ложь была повсюду, это правда.  И самообман тоже был повсюду.  Люди обманывали себя, веря в лучшее будущее, в справедливость, в любовь, в Бога…  Или не верили ни во что, и обманывали себя, делая вид, что им все равно.  Чтобы не сойти с ума от бессмысленности существования.

–  И ты тоже себя обманываешь, Сева, –  сказала Мария, глядя на него в упор.  –  Ты же интеллигент, с образованием.  Мог бы работу найти нормальную, деньги зарабатывать.  А ты сидишь тут, пьешь «Солнцедар» и философствуешь.  Это что, не самообман?  Ты же обманываешь себя, думая, что ты философ, а не просто пьяница.
Сева вздрогнул, словно от пощечины.  Слова Марии, простые и грубые, попали в самую точку.  Он и правда обманывал себя.  Он обманывал себя, называя себя философом, обманывал себя, думая, что его пьянство – это протест против бессмысленности мира.  На самом деле, он просто был слабым человеком, не сумевшим найти свое место в жизни, и утопившим свою несостоятельность в вине.
–  Может, и так, Маша, –  тихо сказал он, опустив глаза.  –  Может, ты и права.  Может, я и есть самый главный самообманщик.  Но это не отменяет того факта, что самообман – это основа нашей жизни.  И если мы перестанем обманывать себя…  что тогда будет?  Мы просто рухнем в пропасть отчаяния.  Мы не сможем вынести правду о себе, о мире, о жизни.  Правда слишком страшна, Маша.  Правда – это как яркий свет, от которого слепнешь.  А самообман – это как темные очки, которые позволяют нам хоть как-то видеть этот мир.
Мария задумалась.  Сева, конечно, говорил красиво, витиевато, как и положено интеллигенту.  Но в его словах была какая-то мрачная правда, которую она чувствовала нутром.  Правда и вправду была страшной штукой.  Особенно правда о себе самой.  О том, что она всю жизнь прожила в этом пыльном магазине, продавая не первой свежести колбасу и разбавленное вино, и что ничего другого в ее жизни, скорее всего, уже не будет.  Эта правда была такой тяжелой, что лучше было ее не знать, лучше было обманывать себя, делая вид, что все еще впереди, что еще будет свет в конце туннеля.
–  Не знаю, Сева, –  сказала она, наконец.  –  Может, ты и прав.  Может, без самообмана и правда никуда.  Но все равно, как-то это…  неправильно, что ли.  Жить во лжи, обманывать себя, обманывать других…  Это же не жизнь, а какая-то…  кривляние одно.

–  А что такое жизнь, Маша?  –  спросил Сева, поднимая на нее пьяные глаза.  –  Что такое жизнь, если не кривляние?  Если не постоянная игра в прятки с самим собой и с реальностью?  Мы все играем, Маша.  Все до единого.  И кто лучше играет, тот и выигрывает.  А кто пытается играть честно…  тот проигрывает.  Всегда.
Мария вздохнула.  Сева, как всегда, запутал ее окончательно.  Она хотела простого ответа, простого решения, а он ей опять про какую-то игру, про кривляние, про проигрыш и выигрыш.  Ей не нужны были эти его философские выкрутасы.  Ей нужно было просто выжить, просто прокормить семью, просто дожить до пенсии.  И для этого, как она понимала, самообман был не роскошью, а необходимостью.
–  Ладно, Сева, –  сказала она, махнув рукой.  –  Хватит на сегодня философии.  Давай лучше про что-нибудь попроще поговорим.  Про погоду, например.  Или про цены на гречку.  А то ты меня совсем в депрессию вгонишь своими самообманами.
Сева усмехнулся.  Он знал, что Мария не любит, когда он заходит слишком далеко в своих рассуждениях.  Ей хватало своих, житейских проблем, чтобы еще грузиться философскими вопросами.  Но он не мог удержаться.  Ему нравилось спорить с Марией, нравилось вытаскивать из нее простые, но глубокие истины, которые она сама не осознавала.
–  Хорошо, Маша, –  сказал он.  –  Давай про погоду.  Хотя, какая тут погода? 
–  Вот-вот, –  подхватила Мария.  –  Тоска одна.  Ни солнца, ни радости.  Одни проблемы, да самообманы твои.  И вообще, Сева, ты вот говоришь, что самообман – это плохо.  А я вот думаю, что иногда самообман – это даже хорошо.  Вот, например, когда человек влюбляется.  Он же обманывает себя, идеализирует своего любимого, не видит его недостатков.  Но разве это плохо?  Разве любовь без самообмана возможна?
Сева задумался.  Мария, как всегда, ставила его в тупик своими простыми, житейскими примерами.  Любовь…  самообман…  действительно, где тут граница?  Разве любовь не строится на иллюзиях, на желании видеть в другом то, чего в нем на самом деле нет?  И разве эти иллюзии не делают жизнь прекраснее, ярче, осмысленнее?

–  Да, Маша, –  сказал он, наконец.  –  Ты права.  Любовь – это, наверное, самый прекрасный вид самообмана.  И самый необходимый.  Без любви мы бы совсем одичали, превратились бы в зверей.  Любовь – это то, что делает нас людьми.  И пусть она основана на самообмане, пусть она иллюзия, но это иллюзия, которая спасает нас от тьмы.
Мария улыбнулась.  Ей понравилось, что Сева признал ее правоту.  Она не часто чувствовала себя умнее интеллигента-алкоголика, но сегодня ей это удалось.  И это было приятно.
–  Вот видишь, Сева, –  сказала она.  –  Иногда и самообман полезен бывает.  Главное – знать меру.  Не обманывать себя слишком сильно, чтобы совсем уж в дураках не остаться.  И не обманывать других слишком нагло, чтобы в морду не получить.  А так, понемножку, для выживания…  это даже необходимо, я думаю.
–  Согласен, Маша, –  кивнул Сева.  –  Мера – это главное.  Самообман должен быть дозированным, как лекарство.  В малых дозах – полезен, в больших – смертелен.  И еще, Маша, я вот что подумал…  Суметь обмануть то, что ты называешь «самим собой», – это очень большое достижение.  Потому что обычно бывает наоборот – это оно нас обманывает.  Это наше «я» постоянно водит нас за нос, подсовывает нам ложные цели, ложные ценности, ложные представления о себе и о мире.  И чтобы противостоять этому самообману «изнутри», нужно иметь очень сильную волю, очень сильный разум.  А у большинства людей этой силы нет.  И они плывут по течению самообмана, как щепки в реке.
Мария слушала Севу, и в ее голове начинал зарождаться какой-то смутный образ.  Образ человека, который борется со своим «я», со своим внутренним самообманом.  Это был какой-то новый поворот в их разговоре, который ей показался интересным.  Она никогда не думала о самообмане как о чем-то внутреннем, как о борьбе с самим собой.  Она всегда воспринимала самообман как способ обмануть других, как способ выжить в этом мире обмана.  А тут, оказывается, есть еще и внутренний самообман, который, возможно, даже важнее внешнего…

–  Это ты про что, Сева, про борьбу с самим собой?  –  спросила она, прищурившись.  –  Это ты опять мудришь?
–  Нет, Маша, –  ответил Сева.  –  Я говорю вполне серьезно.  Подумай сама.  Кто нас чаще всего обманывает?  Другие люди?  Конечно, обманывают.  Но чаще всего нас обманывает наше собственное «я».  Наши желания, наши страхи, наши иллюзии, наши заблуждения…  Все это – формы самообмана, которые живут внутри нас, и которые управляют нами, как марионетками.  И чтобы стать по-настоящему свободным человеком, нужно научиться распознавать этот внутренний самообман, нужно научиться бороться с ним.  Это самая трудная борьба, Маша.  Борьба с самим собой.  И мало кому удается ее выиграть.
Мария задумалась.  Борьба с самим собой…  она никогда об этом не думала.  Она всегда боролась с внешним миром, с обстоятельствами, с трудностями жизни.  А про внутреннюю борьбу она как-то не задумывалась.  Но, может быть, Сева прав.  Может быть, все ее проблемы, все ее неудачи, все ее несчастья –  это результат ее собственного внутреннего самообмана.  Может быть, она сама обманывала себя, веря в ложные цели, в ложные ценности, в ложные надежды.
–  А как бороться-то с этим, Сева?  –  спросила она, с любопытством глядя на него.  –  Как распознать этот внутренний самообман?  И как его победить?
Сева усмехнулся.  Мария, кажется, по-настоящему заинтересовалась его философией.  Это было редкостью.  Обычно она слушала его рассуждения с снисходительной усмешкой, как будто он несет какую-то бессмысленную чушь.  А тут вдруг такой интерес.
–  А вот это, Маша, –  сказал он, –  самый сложный вопрос.  Нет универсального рецепта борьбы с внутренним самообманом.  Каждый должен искать свой собственный путь.  Но есть некоторые общие принципы, которые могут помочь.  Во-первых, нужно честно посмотреть на себя.  Нужно признать свои недостатки, свои слабости, свои заблуждения.  Это очень трудно, Маша.  Очень трудно признаться себе в собственной несостоятельности, в собственной глупости, в собственной ничтожности.  Но без этого первого шага невозможно двигаться дальше.  Во-вторых, нужно постоянно сомневаться.  Нужно подвергать сомнению все свои убеждения, все свои ценности, все свои представления о мире.  Нужно спрашивать себя: а не обманываю ли я себя сейчас?  Не выдаю ли желаемое за действительное?  Не строю ли воздушные замки на песке?  И в-третьих, нужно быть готовым к изменениям.  Нужно быть готовым отказаться от своих старых иллюзий, от своих старых заблуждений, от своих старых привычек.  Нужно быть готовым к тому, что правда окажется совсем не такой, какой мы ее себе представляли.  И это тоже очень трудно, Маша.  Очень трудно отказаться от того, к чему ты привык, от того, во что ты верил всю жизнь.  Но без этого тоже невозможно стать по-настоящему свободным человеком.
Мария слушала Севу, и ее лицо становилось все более серьезным и задумчивым.  Она понимала, что Сева говорит важные вещи, вещи, которые касаются не только его, интеллигента-алкоголика, но и ее, простой продавщицы из провинциального магазина.  Борьба с самим собой…  сомнение…  изменения…  все это звучало страшно и непонятно, но в то же время притягательно и обнадеживающе.  Может быть, в этом и есть ключ к счастью, к свободе, к настоящей жизни?  Может быть, если она научится бороться со своим внутренним самообманом, ее жизнь изменится к лучшему?
–  Трудно это, Сева, –  сказала она, вздохнув.  –  Очень трудно.  Я вот всю жизнь прожила в обмане, и внешнем, и внутреннем.  И как теперь от этого отказаться?  Как начать жить по-новому?  Это же надо всю себя переломать, всю свою жизнь перевернуть.  А сил-то уже нет, Сева.  Сил уже не осталось.
–  Я понимаю, Маша, –  сказал Сева, с сочувствием глядя на нее.  –  Я понимаю, что это трудно.  Но никто и не говорит, что будет легко.  Борьба с самообманом – это не прогулка по парку.  Это тяжелая, изнурительная работа.  И она занимает всю жизнь.  Но если ты хочешь стать по-настоящему человеком, если ты хочешь жить по-настоящему, а не просто существовать, то другого пути нет.  Нужно бороться, Маша.  Нужно бороться до конца.  И даже если ты не победишь, даже если ты так и не сможешь полностью избавиться от самообмана, сам факт этой борьбы уже сделает тебя сильнее, мудрее, лучше.  Борьба – это и есть жизнь, Маша.  А самообман – это смерть.  Смерть души, смерть разума, смерть человечности.
Мария молчала, глядя в одну точку.  Слова Севы проникли в самую глубину ее души, разбудили в ней какое-то смутное, давно забытое стремление к чему-то большему, чем просто выживание, чем просто существование.  Может быть, Сева и прав.  Может быть, жизнь – это и есть борьба с самообманом.  И может быть, еще не поздно начать эту борьбу, даже если сил уже почти не осталось.
–  Может, ты и прав, Сева, –  сказала она, наконец, поднимая на него усталые глаза.  –  Может, и надо бороться.  Хотя бы попытаться.  А то и правда, как щепка в реке, плывешь по течению, и не знаешь, куда тебя вынесет.  А может, и никуда не вынесет.  Так и сгинешь в этом болоте самообмана.
Сева улыбнулся.  Он знал, что его слова не пропали даром.  Он видел в глазах Марии искорку надежды, искорку желания изменить свою жизнь, искорку готовности к борьбе.  И это было для него лучшей наградой.  Его философские экзерсисы, его пьяные рассуждения, его споры с продавщицей Марией –  все это имело смысл, если хотя бы один человек услышал его, если хотя бы один человек задумался о самообмане, о борьбе с самим собой.
–  Вот и правильно, Маша, –  сказал он.  –  Надо бороться.  И начинать надо с малого.  С самого простого.  Вот, например, возьми и перестань продавать этот «Солнцедар».  Начни продавать нормальное вино.  Пусть подороже, но зато честно.  Это будет твой первый шаг на пути к победе над самообманом.
Мария усмехнулась.  Сева, как всегда, был максималистом.  Перестать продавать «Солнцедар»?  Да это же половина ее выручки!  Кто тогда будет покупать ее магазинную бурду, если не любители дешевого пойла?  Нормальное вино никто не возьмет, дорого для них.  Но в его словах был какой-то резон.  Начать с малого…  постепенно отказываться от обмана…  может быть, в этом и есть выход?
–  Ладно, Сева, –  сказала она.  –  Подумаю.  Насчет «Солнцедара» не обещаю, но подумаю.  А пока…  налей-ка мне еще стаканчик твоего философского портвейна.  За борьбу с самообманом, так сказать.  И за победу над самим собой.  Хоть и не верю я в эту победу, но выпить за нее можно.
Сева с удовольствием налил ей стаканчик «Солнцедара».  Они чокнулись и выпили до дна.  В воздухе снова повис запах вареной колбасы и пыли, вечный спутник их философских диспутов.  За окном шел дождь, серость и тоска окутывали город.  Но в маленьком магазинчике на углу, между продавщицей Марией и интеллигентом-алкоголиком Севой, забрезжил слабый луч надежды.  Надежды на то, что борьба с самообманом не бессмысленна, что даже в этом мире лжи и обмана можно найти путь к правде, к свободе, к настоящей жизни.  Пусть даже этот путь будет долгим и трудным, пусть даже победа будет не гарантирована, но сама борьба уже имеет ценность.  И пока есть силы бороться, есть надежда.  А надежда, как известно, умирает последней.  И даже в самом пыльном и унылом магазине, даже в самой пьяной и философской беседе, можно найти искру этой надежды, и раздуть ее в пламя, которое осветит путь во тьме самообмана…