Напитки Москвы

Чайная ложка Москвы оказалась горька: доктор сказала, что не видит как нам помочь с оголенными корнями зубов, и что нам надо записаться к другому врачу, быть может это инфекция сказала она
После стресса мы нырнули в ромовую ложку Московского Метро, и поехали в картинную галерею «Третьековку».
Нас она впечатлила масштабностью. Царь убивает своего сына, перед этим раскалывая свое сознание, будто дольку апельсина.
С какой легкостью он откололся от себя прошлого, подумал я!
Так же меня впечатлила картина «Раскаяние Иуды».
Иуда не воровал у себя сознание, он просто увидел все как есть.
Он осознал свою вину, и начал отдаляться от учителя, по мере принятия себя виновным.
Было так же много картин, связанных с войной, много страшных картин.
Тела в поле похожие на привидения, много кусков мяса, разорванность тел.
Искусство открывало глаза на звериность нашего мира.
Были и спокойные картины, в которых сюжетность пропадала и появлялось пейзажность образов.
Дедушка идущий в чащу леса, словно еще не коснувшийся, Богооставленности ярко выраженной в других полотнах.
Словно он только вступил на этот путь. С ружьем, со старостью, с понимание реальности, с принятием глубины вне ее рамок.
А после мы сели в молочное блюдечко поезда метро и поехали на встречу с бабушкой Верой.
Мы сели в кафе, мама с сестрой пошли оформлять заказ, и я почувствовал как гиря «разговора» душит меня.
Она спросила, общаюсь ли я с кем-то из Курска.
Я не общаюсь. Я и когда жил в Курске, не общался с людьми из Курска.
Общаюсь ли я с Ильей?
Я не общаюсь с ним с 2022 года. Но она каждый раз при встрече уточняла это, как опытный садист уточняет у инфоцыгана где болевые точки его клиента.
Чем занимаешься?
Пишу книги.
Кто автор твоих книг?
Я
Ну ты, а как имя у автора?
Ярослав
А фамилия?
Пантелеев
Хорошо.

Она словно и не знала меня, хоть я сидел перед ней. Прямо рядом. Ребра моей души были видны, но она не видела, а только кусала поперек.
Когда пришла мама с сестрой все стало полегче. Я мог не отвечать на вопросы, а смотреть в окно, думать о картинах увиденных в галереи.
От каждый картин излучался миф. Миф художника, миф сюжета.
Общаюсь с бабушкой Верой я тоже чувствовал себя таким мифом.
И дело было не в бабушке Вере, не в ее вопросах, а в том что во мне нет содержания, кроме самой рефлексии и умения писать.
Несмотря на внешнее дружелюбие меня изматывают такие разговоры. Абстрагируясь я чувствую спокойствие, которого мне так не хватает.
Когда мы доели, бабушка Вера вспомнила о моей детской фразе, которую по ее словам я говорил, когда мы только переехали.
Она издала какую-то совершенно инородную для нынешнего меня трель, если я и говорил так то очень давно.
Бабушка Вера видела прошлое, но принимала это за сокровенное.
Мы попрощались, впереди был текучий чай вокзала.

«15.03.25»