Солнышки для любимой

НИНА ПИГАРЕВА - http://proza.ru/avtor/ninapigareva -  ТРЕТЬЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ «ЛАУРЕАТ 78» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ

На три года «с хвостиком» растянулась моя срочная служба на чужбине. Армейские будни меня, взросшего на земле, рано познавшего тяготы крестьянского труда, не тяготили, а вот душа безмерно томилась по матери… ещё более по невестушке Мане. Шестнадцать годков от роду, а головушку так щебетунья вскружила, что ни на одну из деревенских девчат не хотелось глянуть даже. Любились мы тайно, по капельке и недолго, конец лета, да трошки осень прихватили. Рукам сильно волю не давал, негоже раньше времени срывать распускавшийся прелестный цветок. Я твёрдо верил, что она будет только моей и на всю жизнь.

С порога запустив армейский чемодан под койку, я прижал к груди счастливую маменьку, расцеловал с дороги. И немедля помчался сломя головы к Мане на отдалённый хутор. Солнце светит, птахи щебечут, под ногами ковёр травы зелёной стелется, а я красоты не замечаю вовсе, одни думки – поскорее Маню увидать. Версты три с гаком одолел молниеносно. Вся семья оказалась в сборе: отец, мать, два старших сына с жёнами да ребятёнками и желанка моя. За столом смирённо сидели – полудновали.

Отдышался маленько, робко к Главному подступил, припал на колено, слово молвлю: «Дядька Игнат, отдай мне в жёны Маню. Не сойти с этого места – по гроб жизни своей любить, лелеять буду, словом грубым не обижу, работы тяжёлой никогда не познает».

- Погодь коленки протирать, - сурово гаркнул тот, - даже мыслить не моги. Вовек не бывать, чтоб кровь наша с кровями мирских смешалась. Будешь свиданку искать – порешу на месте!

Никто из домочадцев даже пикнуть не посмел, что уж говорить о Мане. Угнулась, что старуха, будто грех на ней великий.

Супротив силищи Игната во всей деревне силы не сыскать было. Поговаривал меж собой народ: от одного его взгляда мухи дохнуть, от слова дерзкого до костей дрожь пробирает, а уж коли зашибёт кого, считай, навсегда калека.

Только я не из пугливых был. В ту же ночь ухитрился Манечку во двор выманить. В чём была одета, в том упрашивал бежать со мной из родных краёв подальше от отца спесивого, от старинных предрассудков. Староверами значились её родичи, мои – православными. В ту пору многие семьи ещё свято чтили законы предков. Игнат тем боле.  Его дед служил священником в старообрядческой церкви. Что ворошить былое. Деда на Соловки сослали, церквы разрушены. Всем заправляет советская власть.

Так вот. Обвила меня руками Маня вокруг шеи, прижалась крепко, дрожит, как лист осиновый, плачет навзрыд, то бишь прощается.

Только я сдаваться не собирался, планы всяческие в голове вырисовывал. Но дядька Игнат, будь он неладен, подсуетился, ирод.

На другой же день мою ненаглядную Манечку просватали за единоверца – долговязого Тимоху Лося. Игнат с его отцом завсегда были закадычными  дружками. Обоим посчастливилось с войны целёхонькими возвернуться. Говорят, Тимоха от счастья чуть рассудка не лишился. Ещё бы не лишиться. Маня на деревне считалась первой красавицей.

Казалось, вся злоба земли в меня вселилась. Не помню, как топор схватил, как рычал по-звериному, как маменька собой дорогу преградила…
Если б ни её слёзные уговоры, не избежать бы большой крови, а то и ещё, может, чего хуже. Горячка – в любом деле негожий советчик. Спасибо маменьке.

Она одна меня ростила. Отца я знать не мог, и он обо мне не ведал. Погиб рядовой солдат Егор Петрович, почитай, в самом начале войны, а я народился в канун Нового сорок второго года.

Мать слыла видной и умной женщиной, без излишних хлопот могла устроить своё женское счастье. Но ради моей благости она жертвовала всем. Пришёл, стало быть, мой черёд позаботиться о спокойствии родного человека.

Сказать завсегда проще, чем исполнить.  Изо всей моченьки старался грусть-тоску с лица гнать, плохо получалось, про душевную болятку и гутарить нечего. Нету таких слов, чтобы выразить моё состояние.

Встреч с Манюшкой не искал, с большим трудом сдерживая данное матери обещание.
Истомился весь, измаялся… Измучилась и маменька, глядючи на кровинку единственную.

- Сынок милый, - однажды вкрадчиво прервала она мои думки печальные, - можа попробуешь клин клином выбить. Маню анадысь в лавке встретила. На сносях уже молодушка. А ты окромя работы никуда не ступаешь. Света белого не зришь, негоже так младость проводить.
 
До полуночи и так, и этак уговаривала маменька, пока, наконец, я дал согласие. Оказалось, у неё на примете уж и девица имелась – сиротка Галя, которая сызмальства взрастала у двоюродной бездетной тётки. О таких, как Галина, попросту говорят – из десятка не выкинешь. Но что самое удивительное, по доброй воле, не раздумывая, замуж за меня пошла.

О первой брачной ночи вспоминать тошно. Другая перед глазами мерещилась, другая перинку взбивала…

Ругал себя за малодушие, зачем безвинную девчонку обрёк на страдания. Чем дальше, тем сильнее воротил от неё нос. Рад бы по- иному, да сердцу не прикажешь. Маменька, взирая на эту катавасию, лишь молчала, да украдкой слёзы смахивала.
В беспросветных мечтах о Манечке, подле нелюбой проскрипело полгода.

«Всё, хватит, так дальше продолжаться не может», - решил я.
Иду с работы, трактористом я был, в твёрдой уверенности раз и навсегда разрубить этот ошибочный союз. Захожу в сени, слышу из горницы тихие голоса маменьки и, пока что, супруги.

- Прости меня, Галя, коли сможешь, за язык мой лживый, изначально не по душе ты была сыну моему, думала: стерпится-слюбится. Вот и нагородила с три короба о его пылкости к тебе.

- Знаю, мама, знаю. Не казните себя, нет на Вас вины. Я Гришу до беспамятства любила ещё до армии и сейчас люблю не менее.  Коли сам не прогонит, с места не тронусь. К тому ж ребёночек у нас будет.

От неожиданной вести у меня мороз по коже побежал. Не от этой женщины мечтал я иметь наследников. Крадучись, удалился в осенний сад, рухнул в кучу шуршащей листвы и пролежал пластом часа два. Отряхнулся, одумался, о разводе запретил себе пока мыслить.

Галина по-прежнему, честь по чести провожает меня на работу, встречает с улыбкой, сразу за стол тащит, кухарка она ещё та. Даже маменька, повариха знатная, в стряпне ей уступала. Казалось, живи да радуйся, ан нет – не получалось. Больно цепки были тиски первой любви.

Обыденно, без излишней суеты и радости прошли плаксивая осень, стылая, снежная зима, зябкий марток. Ветреный студёный апрель сменил благодатный, тёплый май. Домашней и колхозной работы невпроворот. Лишний раз умыться некогда, не то что в постели понежиться. Жинке не нынче-завтра рожать, а она туда ж – суетиться, хлопочет. Мы с маменькой стараемся освободить её от всех обыденных дел. Без толку. Возвернёмся из колхоза, а стол уже накрыт, живность управлена, в хате – порядок. И сама чистая, аккуратная, улыбка с лица не сходит. Стал я трошки иными глазами на суженую поглядывать. Всё бы ничего, если б не прокатившийся по деревне слушок: Тимоха на Маню крепко руку поднял, а Игнат до полусмерти забил обидчика, с другом разругался, дочу с внучонком домой забрал.

Взволновалось, закипело у меня всё внутри. Пуще прежнего любовь к Манюшке растеклась по всем жилам и прожилкам. С трудом сдержал порыв немедля переиначить всю жизнь. Терпеливо стал ждать пока Галина разродиться и оправиться маленько.

На рассвете жинка пожаловалась на терпимые боли в животе. Маменька помогла ей скоренько собраться, вместе проводили до родильного дома, который от нашей избы минутах в трёх пешего хода.

Галину акушерке передали, сами под окном на скамью сели. Ждём. С полчаса прошло, санитарка вышла, велела срочно искать транспорт для отправки роженицы в районный роддом.  Путь неблизкий, с полста вёрст будя. Председатель колхоза немедля выделил полуторку с опытным шофёром. Акушерка с Галиной кое- как в кабинке поместились, я в кузов запрыгнул. Но и в районном роддоме роженицу не оставили, на больничной машине в город отправили. Меня не взяли. Сказали: не положено.

Вернулся до дому. Маменька всё это время пред образами вымаливала у Господа милости для невестки и не родившегося чада. Прохладно отреагировав на моё появление, она продолжила крестные осенения.

Спать лёг без ужина. Лёгкая дремота, бесполезно пытавшаяся пленить возбуждённое сознание, к полуночи вовсе улетучилась. Маменька тоже не спала, ворочалась с боку на бок. Вдруг в надворное оконце кто-то легонько постучал.
 
«Сынок, поглянь, кого там нелёгкая принесла», - простонала мать.
В свете луны узрев Манюшку, я быстро натянул штаны, рубаху, и уже на ходу обронил полушёпотом: «Маня пришла».

«Гришка! Гляди дров не наломай!» - Строго прикрикнула вослед маменька.
      
- Нет сил моих боле жить без тебя, Гришенька! - голубкой подлетела ко мне Маня и бесстыдно стала срывать одёжу, осыпая всё тело жадными поцелуями.

 - Остановись, Маня. Не вводи в грех. Жена в муках больших пребывает. Не время миловаться.
 
- А когда оно наше время будя? - послушно опустила руки Манюшка, - чует сердечко, и ты по мне сохнешь. Когда, Гриня?

- Не время, – сухо повторил я и вернулся в избу.

Никогда не думал, что так сильно буду переживать за Галину. Всё нутро будто наизнанку выворачивало. От мыслей пагубных голова трещала, что с большого похмелья.  Насилу как до рассвета дотянул. Ни емши, ни пимши в город засобирался.
Где пешочком, где на перекладных ближе к вечеру только добрался до больницы.

«Ваша жена в операционной. Крайне тяжёлый случай, будьте готовы ко всему. Это всё, что могу сказать», – глубоко вздохнула пожилая женщина в белом халате, похоже, медсестричка.

На подкошенных ногах добрёл до дворовой скамейки, плюхнулся на край, ухватился за голову, от безысходности – в пору волком завыть. Вот когда, глупец, осознал, что Галя мне Господом послана, что дороже её нет никого. А серые картинки моего безразличия к ней одна за другой так и мелькают перед влажными от слёз глазами. На расстрел бы пошёл, лишь бы жена и младенец остались живы.

Не могу сказать, сколько времени находился в тяжёлом полузабытье. Не заметил, как густой сумрак окутал всё вокруг.

«Папаша, очнитесь, наконец, - толкала меня в плечо та же медичка, - благодарите Бога и докторов. Операция прошла успешно. Мать и девочка спасены. Но, к сожалению, детей ваша супруга больше иметь не сможет. Дорожите теми, кто есть».

…С трудом дождался я выписки из роддома моих родненьких – жёнушки и доченьки.

Маменька стол богатый накрыла. Я весь дом старательно украсил луговыми ромашками. Тётка Гали поведала, что её приёмная дочка с детства более всего любит эти цветочки. Солнышками называет.

Так начиналась новая, по-настоящему светлая и счастливая семейная жизнь с Галюней.


На Конкурс - "Лауреат 78" - http://proza.ru/2025/01/12/1697 Международного Фонда ВСМ