Васильковая любовь. Глава 8

    Широкий, просторный луг, к которому спешит Иван, окутан лёгким утренним туманом, придавая пейзажу особую, почти сказочную атмосферу. Туман, как призрачная вуаль, то скрывает, то вновь открывает взору разнообразие луговых трав и цветов.

   Среди них выделяются приземистые жёлтые лютики, ярко-фиолетовые соцветия шалфея, и сбившиеся в небольшие семейки бледно-розовый кипрей. Всё это разнообразие растений переливается в мягких лучах нарождающегося света, но среди этого великолепия не видно привычных для этих мест васильков.

   Солнце ещё не поднялось над горизонтом, но его предвестница — заря — уже окрасила дальний горизонт множеством оттенков красного: от насыщенного алого до нежно-розового. Птицы, дремавшие в кронах деревьев, начинают пробуждаться, и с разных сторон доносится их радостное щебетание и пение, заполняя утреннюю тишину мелодиями природы.

   С края луга, там, где заканчивается дорога, отходящая от перекрёстка, появляется фигура быстро идущего Ивана. Он проходит немного вперёд и останавливается у стога сена, прикрытого сверху небольшим брезентовым полотном. Наклонившись, Иван осматривает свои ноги.
— Роса какая, все ноги промочил… — тихо досадует он.

   Иван поднимает голову и начинает внимательно оглядывать луг, словно что-то выискивая взглядом. Но луг полон покоя: нет ни звука, ни движения, которые могли бы выдать чьё-то присутствие. Всё вокруг дышит тишиной и умиротворением, как будто он здесь совершенно один.
   — Тут всё как всегда, всё как и прежде, — разочарованно произносит Иван.
   Он снова наклоняется, собирает в ладони прохладную росу с травы и омывает ею лицо.
   Ещё раз окинув взглядом светлые дали, будто надеясь увидеть что-то, вздыхает глубоко и с грустью в голосе начинает тихо говорить сам с собой:
   — Напрасно я спешил сюда. Нет, наверное, никакой феи-любви на свете. А я столько лет в это верил и ждал, ждал этот день, думал, что он будет самым счастливым в моей жизни! Ну что ж, то будет мне урок, как верить сказкам. А люди… Нет, они не зря тайком смеялись. А девушки… За что на них мне обижаться?…

   Иван прикладывает руку к сердцу:
   — Печаль как навалилась… Нет, это не печаль, наверное, а тоска. Каким всё стало серым и унылым. Как быть, и что мне дальше делать?…

   Иван устало смотрит на горизонт, словно пытаясь найти ответ в предрассветной дымке. Затем, отрицательно качнув головой, он неторопливо подходит к стогу сена, который принадлежал его соседу и стоял на небольшом покосе, садится, вытягивает из него соломинку и задумчиво начинает покусывать её.

   — «Может, она сейчас на другом лугу?» — думает Иван. — «Может, стоило пойти на тот, что у станции… Или на тот, вдоль реки?»

   С досадой он бросает соломинку в сторону и произносит вслух:
   — Да какая разница… Все луга за такое короткое время не обойдёшь. Ладно, подожду, пока солнце взойдёт, а потом домой.
   Посидев ещё немного и почувствовав, как усталость последних тревожных дней накатывает, он ложится на траву, прикрывает глаза и погружается в полудрёму.

   Он не слышит, не воспринимает того, что пока для него недоступно: как над лугом начинает разливаться нежная, лёгкая музыка.
   Одновременно с этим, поднявшейся легкий ветерок начинает разгонять по лугу облачки тумана. Он мягко касается трав, заставляя их закачаться, словно танцуя под невидимую дирижёрскую палочку. Листва на одиноко стоящих берёзках тихо шепчется, создавая мелодичный фон для пробуждающегося утра.

   Неожиданно, почти в самом центре луга, от гонимых ветром клубков тумана отделяются три облачка. Они взлетают чуть выше макушки самой высокой на лугу берёзке и, несмотря на порывистый ветер, устремляются в сторону стожка. Подлетев к нему, начинают плавно опускаться вниз, медленно покачиваясь из стороны в сторону, будто танцуя в воздухе.
   Как только облачка касаются земли, из них выходят три прекрасных девушки, одетые в очень красивые платья, лёгкие и воздушные, словно сотканные из самого тумана.
   На каждой из них платье своё: на первой платье белоснежное, на второй бело-голубое, на третьей бело-голубое-розовое. На головах девушек небольшие коронки, выполненные в цветах их нарядов, которые изящно подчёркивают их нежность и красоту.

   Слышимая до этого лирическая музыка сменяется на весёлый, минорный мотив, и девушки, словно подчиняясь этому чарующему звуку, начинают кружить по поляне. Они собирают утреннею росу, ловя капельки в изящные кувшинчики, которые блестят на свету как драгоценности.
   Девушки весело брызгаются росой друг на дружку, наполняя воздух весёлым смехом, который переплетается с музыкой, создавая атмосферу радости и беззаботности.

   Лежащий под копной Иван открывает глаза, поворачивает голову в сторону и видит трёх девушек, танцующих на лугу. Иван мгновенно закрывает глаза, с силой трёт их пальцами, а затем, собравшись с духом, вновь осторожно открывает их. Перед ним та же картина — три танцующих девушки.

   Иван внимательно осматривает себя: трогает ноги, голову, больно щипает себя за бок… Недоумённо что-то прошептав, Иван встаёт и начинает напряжённо вслушиваться.
— Откуда музыка? — тихо восклицает он. — То близко слышится, то вновь доносится издалека. И эти девушки…

   Собравшись с духом, Иван делает несколько осторожных шагов в их сторону, чтобы понять, что же на самом деле происходит.

   Заметив его, девушки на миг растерянно замирают в танце, а в их глазах мелькает лёгкая настороженность. Они сбегаются вместе, начиная с любопытством поглядывать на Ивана.

   Иван делает ещё один шаг в их сторону, и в тот же миг музыка смолкает. Девушки, ухватившись за руки, немного отступают назад.

   Иван замирает, протягивает руку к ним и восклицает:
   — Кто вы, столь дивные создания? Не видел вас я прежде здесь! И родом я из этих мест, и все, до девушки одной, давно знакомы мне в окрест!

   Девушки начинают перешёптываться между собой.
   — Он довольно мил и статен, — едва слышно произносит первая, вся в белом, словно весенний снег.

   — Как ты права! Он всем приятен! — с нежной улыбкой откликается третья, в платье бело-голубо-розовом, цвета, как утренний рассвет.

    — И не угрюм, а жив и весел. Таким мне больше интересен. — добавляет вторая, в платье бело-голубом, будто утреннее небо.

   Иван не сводит взгляда с девушек:
   — Не верю я глазам своим! Скажите, сон вы или явь?

   Первая девушка, лукаво подмигнув второй, пристально смотрит на Ивана и с напускным смятением произносит:
   — Ах, мы, бедняжки, сами про себя не знаем!
   — И горе то у нас! — трагично вторит ей вторая. — Сиротки мы… Не знаем, кто мы и где бываем!
   — И если то, что видишь, явь, то смог бы нас сейчас обнять! — уже чуть игриво добавляет третья. — Помочь нам тайну разгадать — из плоти мы или эфира?
   — А если это сна обман, то и обнимешь ты — туман! И нас на свете нет. Как жаль, — грустно заключает вторая девушка, медленно опуская руки.

   Иван переполняется решимостью:
   — Коль вы дозволили мне это, я обниму сейчас — вот, в светлом!
   Он делает шаг в сторону первой девушке и протягивает к ней руки. Но она мгновенно снимает с пояса колокольчик и трясёт им. Раздаётся нежный, глубокий звон и Иван тут же замирает. Воспользовавшись моментом, девушка быстро прячется за копну.

   Убедившись, что подружка больше не видна, вторая девушка звенит своим колокольчиком. В тот же миг Иван «отмирает».
   — Исчезла… — растерянно оглядывается он. — Точно из тумана! Всё выглядит довольно странно… Ну, ничего, ведь я же не во сне каком, проверю ту, что в голубом!

   Иван поворачивается и тянет руки к второй девушке. Но она, радостно улыбаясь, отскакивает в сторону и ударяет в колокольчик. Иван снова замирает, а девушка бежит к копне и прячется за неё.

   Третья девушка снимает с пояса колокольчик, поднимает его над головой и звонко трясёт.

   Иван «отмирает» и в недоумении озирается:
  — И этой нет. А где же та, что нежно разговор вела? — Тут он замечает третью девушку. — А, вот она! К стогу немножко отошла.

   Иван подбегает к ней, протягивает руки, готовый вот-вот ухватить её. Но девушка успевает ударить в колокольчик, и Иван застывает в том положении, в котором застал его звон — с протянутыми вперёд руками.

   Из-за копны выглядывают весёлые лица двух девушек, и призывно машут руками третьей.
   Девушка спешит к ним, и все трое скрываются за другой стороной копны. Не проходит и секунды, как оттуда доносится громкий и весёлый перезвон колокольчиков, который тут же смолкает.

   Иван выходит из оцепенения. Он медленно опускает руки, выпрямляется и оглядывается по сторонам. Не увидев никого — ни справа, ни слева, и ни за собой, — с досадой произносит:
   — Пропали все… Тогда выходит, что это сон?
   Он прикладывает пальцы к вискам, задумчиво хмурится и начинает рассеянно ходить из стороны в сторону.
   — Что происходит? Ведь помню я, как утром встал, как шёл сюда, как задержался у ложка, любуясь пеньем ручейка…
   Размышления Ивана прерывают несколько лёгких ударов колокольчика. Он резко останавливается и прислушивается, но вокруг царит лишь томная тишина.
   — Вот, чудится уже и звон! — произносит Иван и безвольно опускает руки.
   Постояв немного в таком положении, Иван вдруг крепко сжимает кулаки и делает решительный, быстрый взмах руками:
   — Всё, успокойся! По порядку, начни сначала: встал утром, сделал физзарядку… Да нет, не делал я её! — вновь сокрушённо восклицает он.

   И тут снова раздаётся звон колокольчиков — весёлый и необыкновенно радостный.

   Взволнованность Ивана мгновенно сменяется счастливым блеском в глазах, и он с восхищением произносит:
— Какой чудесный перезвон! Нет-нет, навряд ли это сон! Проверим, что там за копной…
   Но только он успевает сделать несколько шагов, как из-за копны выбегают задорно смеющиеся девушки. Они кружат вокруг Ивана, звонко смеясь и весело звеня своими колокольчиками.
   — Ах так! — восклицает Иван с негодованием. — Вы играете со мной! Всё в пряточки свои… Смеётесь! Что ждать ещё от вас, девчонки? Одни насмешки, да уколки!
   — Да, мы игривы, веселы! — отвечает первая девушка.
   — Но до известной лишь поры! — со значением добавляет вторая.
   — Хоть и не знаем, право, где у неё конец, а где начало, — улыбается третья.
   — Ну что ж, — решительно продолжает Иван, — теперь всё ясно мне, что одинаковы вы все! И с вами разговор вести мне недосуг, домой пора!
   Гордо вскинув голову, Иван разворачивается и делает широкий, размашистый шаг вперёд…

   — Не уходи от нас, постой! — слышит он знакомый голос первой девушки. — Ведь ты ж не зря пришёл на луг?
   Тут же доносится голос третьей:
   — В столь ранний час росы не спелой! Нужда какая, иль беда?
   Иван, уже отошедший на несколько шагов, останавливается, на мгновение задумывается, затем резко поворачивается к девушкам:
   — Да, лгать не буду, цель была! Она вела меня сюда! И ночью не сомкнул я глаз…
   — Ты хотел увидеть нас! Я угадала! — радостно хлопает в ладошки вторая девушка.
   — Нет, девицы, совсем не так!

   Вторая девушка хмурит брови и обидчиво отворачивается.

   — Нет-нет! — успокаивает её Иван. — И с вами встреча мне приятна! Но… Я мечтал… Нет, правильнее, я считал, что встречу здесь всего одну! А вас тут трое оказалось…
   Встревоженно переглянувшись, девушки сбегаются вместе и начинают оживлённо о чём-то перешёптываться. Время от времени третья из них то покачает головой, то взглянет на Ивана с беспокойством. Закончив разговор, девушки поворачиваются к Ивану.
   Немного выступив вперёд, третья девушка начинает говорить:
   — Выходит, мы свидание твоё сорвали? Неловко как, прости нас, мы не знали!
   Вторая девушка складывает ладони на груди и с лукавой, но выразительной улыбкой добавляет:
   — Вот честно-честно!
   — Но где она? — с любопытством осматривается первая. — При свете утренних зарниц вблизи не видели девиц.
   — Как вам сказать… — призадумывается Иван. — Она не та, чтобы ко мне прийти сюда. Наоборот, я к ней пришёл в столь ранний час. Но вместо той, кого искал, на этом месте встретил вас.
    Первая девушка устремляет на Ивана непонимающий взгляд:
   — Твои слова, как дым в рассвете — загадочны и ни о чём.
   Третья девушка прикладывает ладони к груди и проникновенно произносит:
   — Не опасайся нас! Чужие тайны мы никогда не выдаём!

   Иван отводит взгляд в сторону и задумчиво смотрит куда-то вдаль. Поэтому он не замечает, как вторая девушка превращается в облачко и тихо улетает прочь.

   Пока Иван размышлял, по той же дорожке, по которой он пришёл, на луг выходит Ирина. Остановившись на его краю, она начинает осматриваться. Смотрит налево, направо, поворачивает голову прямо — и замирает в изумлении: на лугу стоит Иван, а рядом с ним две девушки!
   Ирина собирается что-то сказать, протягивает руку вперёд, но вдруг сладко зевает, тихо опускается в траву и прикрывает глаза.

   Рядом с двумя девушками и всё ещё молча стоящим Иваном появляется белое облачко. Из него выходит девушка, что недавно улетала, и становится рядом с подругами. Подружки вопросительно смотрят на неё, и она утвердительно кивает в ответ.
   После этого первая девушка поворачивается к Ивану и, не скрывая нетерпения, восклицает:
   — Ну?…
   Иван вздрагивает, решительно кашляет в кулак и, приосанившись, обращается к девушкам:
   — Нет! Не могу души секреты пред вами я вот так открыть!
   — Ах, ты вот так! — игриво произносит вторая девушка. — Ладно… Коль тайна это, то и храни её в себе! Не любим тайны мы других, у нас достаточно своих!
   Сказав это, она поворачивается к подругам:
   — Ну что, сестрички, полетели?
   — Да-да, забыли мы о деле, — спохватывается третья.
   Девушки демонстративно отворачиваются от Ивана и синхронно делают шаг прочь.
   Иван, протягивая к ним руки, восклицает:
   — Подождите! Есть просьба у меня одна: откройте ваши имена!
   Девушки замирают, едва заметно улыбаются и переглядываются. Затем, дружно развернувшись к Ивану, начинают отвечать строго по порядку.
   Первая:
   — Вот хитренький какой! Сам ничего не говорит, а мы ему тут всё открой?!
   Вторая:
   — Зачем ты хочешь это знать? Уж не задумал ты, случаем, чего дурного против нас?
   Третья:
   — Мы так боимся, прямо страсть! — и, деланно испугавшись, прижимается ко второй.

   Иван, пытаясь их успокоить, торопливо говорит:
   — Нет-нет, и в мыслях не было такого! Обидеть… Вот уж, право, слово!
   Девушки вновь отворачиваются от Ивана, начинают перешёптываться и, в знак согласия, дружно кивают головами.
   Третья девушка поворачивается к Ивану и говорит уже вполне серьёзным тоном:
   — По именам нас знают все, но видеть так, как видишь ты, немногим в жизни довелось!
   Первая девушка, изящными, лёгкими движениями поправив волосы и коронку на голове, делает шаг вперёд.
   — Мы – феи!

   Ошеломлённый таким признанием, Иван не может произнести и слова, лишь открывает и закрывает рот, как пойманная рыба. Наконец ему удаётся немного совладать с собой и он делает шаг ближе, сгорая от любопытства.
   — Не может быть?! Вы вправду… феи?

   Рядом с первой девушкой встаёт вторая и гордо поднимает голову:
   — Да!

   Иван отрицательно мотает головой:
   — Нет, я не верю! Докажите! Мне ваши крылья покажите!

   Девушки улыбаются и раскидывают руки в стороны. Тотчас за их спинами возникают прозрачные крылышки цвета платьев каждой из них. Легонько взмахнув ими, феи поднимаются немного вверх, парят над землёй и плавно опускаются вниз. Как только их ноги касаются земли, крылышки мгновенно исчезают.

   Вторая фея, заметив сверху в густой траве ромашку, подбегает к ней, радостно срывает и начинает отрывать лепестки, что-то нашёптывая себе под нос.

   Первая фея бросает на неё смешливый взгляд и, с довольной улыбкой, обращается к Ивану:
   — Убедился? И к вам не время проводить, а с делом тайным прилетели.

   Иван устремляет на неё заинтересованный взгляд:
   — Каким?!

   Вторая фея прекращает своё занятие и, как бы между делом, отвечает:
   — Найти нам надо кой-кого, и…

   В этот момент третья фея резко дёргает её за рукав. Лепестки выскальзывают из рук феи, ромашка падает на землю, и она растерянно добавляет:
   — Ой… И, кстати, здесь уже давно! Лишь только месяц спать ушёл, рассвет сюда нас и привёл!

   Иван удивлённо смотрит на неё:
   — И я здесь с самого утра! Но как же мог я в чистом поле не заприметить трёх девиц? Ну, хорошо, в траве не видно птиц, но вас?!

   Первая фея выставляет указательный пальчик и, наставительно покачивая им перед лицом Ивана, строгим голосом произносит:
   — Никто не должен видеть нас!
   Третья фея, уже мягче, и голосом ровным, добавляет:
   — И от людских скрываясь глаз, мы в небе облачком летаем. Лишь иногда, в делах беспечных, свой зримый образ принимаем.
   Вторая фея, слегка хитро прищурившись, добавляет с ноткой игривости:
   — А если вдруг кто ненароком увидит нас случайным оком, на тех напустим лёгкий сон, чтобы забыли всё потом.
   Первая фея вновь берёт слово, подчёркивая важность своих слов строгим тоном:
   — У нас такой порядок! И то, что видишь нас сейчас, прими как наш тебе подарок!
   Третья фея с доброй улыбкой смотрит на Ивана и доверчиво говорит:
   — А если хочешь сверх того, и наши имена узнать, и ты нас должен удивить.

   Иван сокрушённо разводит руки:
   — Что я могу вам подарить? Ведь я не принц, и нет в доме моём несказанных богатств!

   Третья фея нежно улыбается и отвечает:
   — Они нам вовсе не нужны, всего достаточно у нас! Ты просто спой нам. Спой о том, о чем мечтаешь, видишь в снах, чтоб мы сказали дружно: «Ах! Ну что за песня! Пой нам, пой!»

   Иван опускает руки и с горечью смотрит на фей.
   — Вы всё смеётесь надо мной. Нет песен у меня, и петь я не умею.

   — Тогда – танцуй! — нетерпеливо топает ножкой  первая фея.

   Иван с безразличием отмахивается:
   — Да и танцор с меня не тот!

   Первая фея горделиво вскидывает голову, и в её глазах мелькает капризный огонёк:
   — Ну нет, так дело не пойдёт! Сестрички, — поворачивается она к феям, — вы только посмотрите! В таких простых вещах — совсем отсутствует умение!

   Вторая фея снисходительно смотрит на Ивана и с досадой произносит:
   — Да-а, ты подпортил наше мнение.
    И тут же, озорно сверкнув глазами, обращается к третьей фее:
   — Сестра, пошли ему забвение! Но ненадолго, пусть он спит, пока с цветка роса слетает!

   — Как сон?! — восклицает Иван, опешив от услышанного. — За что?! Нет, вы простите, но вы хоть у меня спросите, хочу ли я его?

   Первая фея делает условный знак глазами двум другим, и они мгновенно собираются в кружок.
   Первая фея радостно шепчет:
   — Поверил в сон! Как это мило!
   Вторая, сдержанно хихикнув, отвечает:
   — Его так это возмутило!
   Первая фея, кинув взгляд в сторону Ивана, затаённо добавляет:
   — Ну что, подружки, ещё немножко поиграем? Ведь у себя мы так скучаем!
   Вторая фея радостно хлопает в ладоши:
   — Давайте!

   Но третья фея, всё это время внимательно наблюдавшая за происходящим, решает охладить их весёлый пыл и закончить розыгрыш Ивана:
— Всё, сестрички! Перестаньте! Будем меру знать во всём. Оставим шутки в стороне, и клятву повторяем — все!

   Вторая фея, переглянувшись с первой, с интересом спрашивает:
   — Какую? Про запрет на частый смех?
   Третья фея голосом, не допускающим возражений, отвечает:
   — Нет! Всех строже — семьдесят седьмую! Она сейчас и пригодится!
   Первая фея изумлённо прикладывает ладони к лицу и восклицает:
   — Кошмар! Суровей нет её, сестрица!
   Третья фея даёт команду:
   — Начали!

   Феи принимают строгий вид, пряча улыбки, и хором начинают проговаривать:
   — Обещаю, обещаю, никого не обижать! Если буду обижать, чтоб мне крылышко сломать! А заплачет человечек — пусть укусит нас кузнечик! Ну, а если буду злиться, чтоб мне с облачка свалиться!

   Пока феи тайно беседуют, то и дело бросая загадочные взгляды в сторону Ивана, он ходит рядом, стараясь подслушать, о чём они шепчутся. При этом недовольно ворчит:
   — Это не феи. Это шайка какая-то бродит! Усыпить… Ну, конечно, я же подопытный кролик!

   Феи заканчивают клятву, и одновременно произносят:
   — Замок!

   Сказав это, они синхронно поворачиваются к Ивану. Тот в тревоге отступает на шаг.
   — Нет-нет! Не надо больше ничего! Коль не могу я петь о снах, о них могу я рассказать.

   Третья фея блаженно складывает руки на груди:
   — Как интересно! И где же ты во снах бываешь?

   Иван замирает, его взгляд устремляется куда-то вдаль, за алую зарю. Надежда и тоска отражаются в его глазах, пробуждённые нахлынувшими воспоминаниями. Наконец он опускает взгляд на фей, терпеливо ждущих его рассказа в напряжённой тишине, и, собравшись с мыслями, начинает говорить тихим, проникновенным голосом:
   — Сказать вам честно, сам не знаю. Но иногда я в них летаю! Летаю в дивные края, где свет от утренней зари на небе никогда не тает; сады цветут, и этот цвет с деревьев в осень не спадает; ручьи текут, такой небесной чистоты, что, глядя в них, приходишь в умиление, своё не видя отражение. А по лугам растут цветы, совсем невиданной красы! Но более, что восхищает в них, менять свой цвет они умеют. И цвет зависит от того, с каким ты чувством к ним подходишь. Коль грустен ты, они бледны; взволнован чем-то – голубы; а если душу радость наполняет, они как радуга сияют.

   Ещё я слышал пенье птиц, при свете утренних зарниц, и голос… Голос столь глубокий, такой чудесный, но далёкий, что замирал в волненье я, а он всё окружал меня, волной накатывал безбрежной, струною бился в сердце нежной! То песнь была, хоть и без слов, и пела песню ту, Любовь!

Феи, всё это время внимательно и с интересом слушавшие Ивана, тревожно переглядываются.