Осколок. Эра милосердия. Часть - 4

Жертвам военных конфликтов посвящается…

В Галлии могучий воин очутился на праздновании  победы над племенами аксомицетов и аксионистов из соседней Аксонии. Трумпоолимпский  форум в центре Русцинона собрал множество граждан, рабов и женщин перед «Храмом народов».
На трибуне, расположенной  рядом с колоннадой Храма и окруженной развевающимися хоругвями  с изображением  в золотых доспехах  Отца Отечества  Цезаря Августа Германика со сверкающей    жемчугом зубов Милонией Цезонией,   выступали с патриотическими речами  магистраты,  пел национальные гимны  и военные песни хор этрусских весталок  из академического лупанария Римского Субура, танцевал  «Чхау» ансамбль  ивриимских авлетрид из Адиабены. 
В коротких перерывах   между рядами плебеев мелькали разносчики с пакетами чипсов  «Hermetia illucens», мисками  «шварцзауэра»,  ароматного саксанга, и впервые  привезенной  из Хазарии шаурмы.  Патрициям  подавалась  баррача, а сенаторам амфоры с «ХоуНао». Рабы суетились с льняными мешками, подбирая объедки и предвкушая  вечернее продолжение праздника в своих семьях.
Рядом с огромными чанами, беспрерывно наполняемыми «Conditum Paradoxum»  по акведукам из виноделен, располагались  арены,  обтянутые  кетгутовыми канатами с вплетенными шипами онгаонги, где  под крики толпы «mors!» и «sanguis!» местные гладиаторы безуспешно пытались состязаться с прибывшими на чемпионат Рима бердгамами из Бергамы . Свирепые чемпионы добивали головы упавших локтями и коленями, после  чего  вскидывали  окровавленные руки жестом «римского салюта».
Могучий воин устало опустился на прогретую  чьим-то зрительным местом  кавею, и проводил взглядом татуировку с изображением желто-синей волчицы на нежной  щиколотке форарии, разносящей вино.  Под тончайшей шелковой  туникой ее  горячий  источник  жизни дышал божественной предопределенностью, временно востребованный для общественного потребления.
Словно ощутив на своем теле внимание, девушка остановилась и внезапно обернулась,  с интересом  посмотрев на воина из под налитого светом «водопада» рыжих  волос. На мгновение их  взгляды встретились в таинственной точке взаимного одиночества, где пересечение судеб имеет непостижимое в своей гармонии    равенство вершины и бездны. Девушка улыбнулась и предупредительно кивнула согласием.
В ответ воин отвернулся в сторону,  и привычно вернул взгляд на копье под ногами.  Девица дрогнула плечиками, слегка качнувшими ее грудь под ожерельем  радужных  лент, и легкой походкой  продолжила  путь  жизни  в неотступную  всеядность толпы.
Могучий остановил  разносчика, заплатил сестерций, взял бокал  вина с панисом, но  не успел насладиться трапезой,  поскольку рядом  раздался женский крик, который он слышал год назад на пустыре  перед одной вымирающей  деревней - «Ыааа, ыаааа!».
Это голосила растрепанная исхудалая  нищенка,  ходившая среди людей с протянутой рукой.  Кто-то из рабов  толкнул ее, и та упав,  лежала в пыльном облаке канавы.  Воин подошел к несчастной, помог подняться. Она бессильно  встала на ноги.
- Сын? – спросил воин.
Женщина молчала, опустив голову.
Предположив, что она плохо  слышит, воин тряхнул плечо женщину так грубо, что  та подняла на него выцветшие глаза, откинув движением головы паклю  седых  волос. Воин  показал ей левую руку, изобразив  скрюченную кисть, а ладонью правой  провел на уровне роста малолетнего ребенка, и громко спросил,                - Ыа?
-  Умер, – простонала  женщина.
Несколько мгновений воин молча стоял, глядя на женщину, после чего показал жестом на землю, и громко приказал,   - Стой!
Он подошел к ближайшей палатке с продуктами, высыпал хозяину на прилавок  все имевшиеся у него денарии, набил  до отказа  купленной едой и вином походную котомку, вернулся к женщине.
- Возьми! – он положил котомку перед ее ногами. Несколько мгновений он стоял о чем-то явно тяжело думая.  Словно решившись на что-то очень важное в жизни, он взял  ее руку, отвел глаза в сторону и  вложил ей в кисть грязный маленький остракон.
- Что это? – спросила женщина.
- ПИК-ПОК, там друг, - ответил воин, после чего не глядя более в сторону  женщины,  вернулся к копью, и, водрузив его за спиной,  пошел  прочь в сторону городских ворот.