История одного вологодского рода - часть 1
Дедушка Прокопий Иванович, отец нашей мамы, родился в большой крестьянской семье. Отец — Иван Егорович Лесихин, родом и д. Климовщина. По преданию, из-за нехватки обработанной земли, во времена Столыпинской реформы три семьи (Лесихины - из Климовщины, Митеневы — из Подволочья и Булатовы) в лесу примерно в 10-15 километрах от своей деревни расчистили новое место, построили дома, разработали поля. Так появилась деревня Избное Раменье (раменье — пашня, примыкающая к лесу, пашня посреди леса). В лучшие времена в деревне было до 22 воров. Не случайно в этой деревне фамилия Лесихины была весьма распространенной.
Мать — Марина Ильинична, родом из Осатова Раменья, что в 6 км от Шестакова. В семье было семеро детей: Василий, Егор, Татьяна, Прокопий, Мария, Ольга, Петр. Судьба их сложилась в общих чертах так: Василий женился и ушел в «домовики» в д. Соловьево и, как тогда было заведено, взял фамилию Булатов; Таня вышла замуж в д. Погудино; Мария — в Большероманово; Ольга в 20 лет умерла; Петр погиб в Первую мировую; Егор и Прокопий остались в И. Раменье. Егор, кстати, тоже прошел эту войну.
Отец Иван умер рано от воспаления легких, и Марине досталось одной подымать детей. Это была сильная, очень строгого нрава женщина со многими достоинствами. Она знала травы, принимала роды в деревне. Пока дети были малы, для прокорма семьи брала в долг зерно в Климовщине. Когда дети подросли и стали помогать по хозяйству, сумела все долги отдать. Оставшись в деревне с сыновьями Егором и Прокопием, разделила хозяйство на четыре пая: на себя и сыновей(Егор,Петр, Прокопий) - сама пошла жить к Егору. Делили все: землю, скот, жилье, имущество. Деду Прокопию достался только дом (тогда у них уже было трое детей — Егор, Анна и Иван). Все остальное пришлось наживать самим. К примеру, чтобы купить самовар, бабушка Пелагея продала подаренную ей на свадьбу шелковую шаль.
Рассказывают, что отношения со старшим сыном, и, особенно с невесткой Клавдией, у бабы Марины не сложились. Поводом для полного разрыва послужило то, что она нечаянно пролила бутыль керосина, после чего Егор выставил ее из дома и она перешла к Прокопию.
Скончалась на 82 году жизни.
Прокопий был очень работящим, умным и предприимчивым человеком. С такой же работящей и безотказной женой он сумел создать крепкое крестьянское хозяйство. Они держали 2 коровы, телят, 2 лошади, овец, поросят. В хозяйстве были ручная молотилка, веялка, мялка, швейная машинка. В известный период его хотели даже раскулачить, но , учитывая большую семью (восьмеро детей и старуха мать), оставили в покое.
Когда началось создание колхозов и обобществление имущества, сначала сопротивлялся. Но своим живым крестьянским умом он правильно оценил суть момента и, прислушавшись к совету своего более просвещенного родственника, одним из первых отдал все в колхоз. При том, все же одну лошадь успел продать. Образования у него было 2 класса церковно-приходской школы, но ума - на институт. Потому в деревне он был уважаемым и авторитетным человеком. Глядя на него и другие избновцы потянулись в колхоз, а его избрали бригадиром. Колхоз представлял собой одну деревню и назывался «Край Севера», потому все основные вопросы в нем решались общим советом по привычному общинному русскому деревенскому укладу. Жили не бедно и не голодно, на себя хватало, продналог сдавали вовремя.
Особенно большую роль это сыграло в военные годы. Дед из-за сломанной и неправильно сросшейся руки на фронт не призывался и продолжал председательствовать в колхозе. Мама рассказывала, что он перераспределял трудодни в пользу семей, оставшихся без мужиков, а возражавшим колхозникам объяснял их общую ответственность за семьи фронтовиков, с чем люди соглашались.
Дед Проня первым деревне завел пчел и занимался ими все оставшиеся годы, потом увлек этим занятием моего отца. Так что пчеловодство закрепилось в нашей семье с тех пор.
Дети выросли и разъехались. А дедушка с бабушкой жили там до первой половины 50-х годов. Дети к ним, конечно, приезжали, уже и со своими детьми.
Дедушка Прокопий Иванович, отец нашей мамы, родился в большой крестьянской семье. Отец — Иван Егорович Лесихин, родом и д. Климовщина. По преданию, из-за нехватки обработанной земли, во времена Столыпинской реформы три семьи (Лесихины - из Климовщины, Митеневы — из Подволочья и Булатовы) в лесу примерно в 10-15 километрах от своей деревни расчистили новое место, построили дома, разработали поля. Так появилась деревня Избное Раменье (раменье — пашня, примыкающая к лесу, пашня посреди леса). В лучшие времена в деревне было до 22 воров. Не случайно в этой деревне фамилия Лесихины была весьма распространенной.
Рассказывают, что отношения со старшим сыном, и, особенно с невесткой Клавди
Когда началось создание колхозов и обобществление имущества, сначала сопротивлялся. Но своим живым крестьянским умом он правильно оценил суть момента и, прислушавшись к совету своего более просвещенного родственника, одним из первых отдал все в колхоз. При том, все же одну лошадь успел продать. Образования у него было 2 класса церковно-приходской школы, но ума - на институт. Потому в деревне он был уважаемым и авторитетным человеком. Глядя на него и другие избновцы потянулись в колхоз, а его избрали бригадиром. Колхоз представлял собой одну деревню и назывался «Край Севера», потому все основные вопросы в нем решались общим советом по привычному общинному русскому деревенскому укладу. Жили не бедно и не голодно, на себя хватало, продналог сдавали вовремя.
Особенно большую роль это сыграло в военные годы. Дед из-за сломанной и неправильно сросшейся руки на фронт не призывался и продолжал председательствовать в колхозе. Мама рассказывала, что он перераспределял трудодни в пользу семей, оставшихся без мужиков, а возражавшим колхозникам объяснял их общую ответственность за семьи фронтовиков, с чем люди соглашались.
Дед Проня первым деревне завел пчел и занимался ими все оставшиеся годы, потом увлек этим занятием моего отца. Так что пчеловодство закрепилось в нашей семье с тех пор.
Дети выросли и разъехались. А дедушка с бабушкой жили там до первой половины 50-х годов. Дети к ним, конечно, приезжали, уже и со своими детьми.
Но городская жизнь, даже и в деревне, у них не заладилась, и примерно в 57 г. они приехали к нам в Енангск.
Потом дедушка один вернулся во Фролы, и еще год помогал в строительстве дома Диодору. Дед Проня еще не раз ездил в Пермь помогать строить дома на Южном сыну Егору и дочери Прасковье.
Он вообще был легок на подъем. Часто ходил на Малый Дор к дочери Анне — это 15 км пешком. Причем, если кто-то шел вместе с ним, то угнаться за ним было непросто. Летал на Ан-2 в село им. Бабушкина к своей сестре Марии, в Великий Устюг к сыну Ипполиту. Ну и в Пермь ездил регулярно. Помню, как-то мы возвращались в Енангск из Перми: я-на каникулы, а он- из гостей. К отправлению поезда мы припоздали и в вагон забирались, когда он уже тронулся. Дверь еще была открыта, но ступенька была поднята, перрона не было, каким-то чудом удалось закинуть вещи, затолкать дедушку и забраться самому. Оценивая сейчас этот эпизод в свои 72 года понимаешь, что это было возможно только, когда был моложе на 52 года.
Отношения в семье дедушки соответствовали времени и традициям деревенского «домостроя». Трудились все. Старшие дети — с родителями, а младшие - «водились» дома с совсем маленькими. Нужно было отработать «наряд» в колхозе и успеть все в своем — хозяйстве. Надо понимать, что младшие — это лет до 9. Бабушка Надя рассказывала, что она оставалась в 8 лет с 3-х летним Диодором и не углядела, как он упал в колодец. Чудесное спасение — отдельная история, и о ней в другой раз. А в 9 лет уже помогала дедушке вести учет в бригаде. Как-то она должна была посчитать снопы в поле после жатвы, но по какой-то причине до конца поля не дошла и сообщила приблизительный подсчет. Дедушка это сразу понял, и в наказание поднял ее рано утром, еще затемно, и послал в поле все снова пересчитать. Поле было далеко за деревней, рядом лес, из которого на овес и медведи захаживали. Было очень страшно, но ослушаться дедушки было невозможно. Он был очень строг ко всем, и наказание провинившегося ожидало весьма суровое. Порядок в доме соблюдался неукоснительный. За столом, например, никто не мог начать есть, пока не возьмет свою ложку хозяин. Этой же ложкой по лбу пресекалась любая попытка его нарушения и баловства за столом.
Вместе с тем он всегда старался помогать своим детям. Я уже отмечал, что он помогал строиться всем своим детям. Очень переживал, что старшим Егору и Анне не смог дать среднего образования, и остальных старался выучить насколько было возможно. Надо понимать специфику того времени. Если начальная школа была в деревне, то все остальное обучение проходило за десятки километров от дома. Нужно было детей устроить на постой, обеспечить питанием и всем прочим. Напомню, их было восьмеро.
Особо отмечу отношение дедушки Прони к бабушке Пелагее. Внешне он был также строг с ней, как и с другими. Говорят, что мог и руку приложить. На ней была самая большая нагрузка в семье. От работы в колхозе ее никто не освобождал, даже при рождении очередного ребенка. Скот, свое хозяйство, дети и порядок в доме были на ней. Трудно представить, как можно было со всем этим справится. Она справлялась. Но я никогда не видел и не слышал, чтобы они ругались друг с другом. Очень хорошо относились друг к другу. Могу это отметить по тому времени, когда они жили вместе с нами. Когда бабушка начала болеть, дед все домашние заботы взял на себя, стал даже готовить сам и мыть посуду, что было совсем нехарактерно для мужчин его времени. И очень горевал после ее смерти в 1964 году.
Нужно сказать, что все наше сознательное детство прошло в непосредственном общении с бабушкой и дедушкой Лесихиными, потому рассказывать о них легко.
Дедушка был хорошим плотником. Я уже говорил, что он помогал строиться всем детям в Перми. Можно добавить сюда и всех остальных. Он участвовал в строительстве домов и Анне в Малом Дору, и Ипполиту под В-Устюгом. Ну и у нас, само собой. Не желая стеснять семью зятя, он предложил поставить мезонин, сам срубил сруб для него. Так у нас появился второй этаж в доме, где мы с Димой, бабушкой и дедушкой и стали жить, где и сейчас размещаемся по приезду в Енангск. Потом он рубил и все другие пристройки: баню, помещение для скота, гараж, омшаник, «гостиницу».
Плел отличные лубяные корзины. Для изготовления щепы для них годилась только сосна, которая выросла на болоте. Дедушка заготовлял ее на болоте за Лапиным (6 км). Срубал подходящую сосну, пилил на длинные тюльки, раскалывал их на ровные брусы и приносил домой на себе, все пешком. Корзинами обеспечивал всех своих. Лишние продавал за смешные 50 копеек.
Делал и всю остальную крестьянскую работу: резал скот, забивал кроликов и выделывал шкурки, пахал и сеял. Принес кусты смородины с Котеновицы, малину из леса и посадил ягодный сад. Реку он тоже освоил: начал рыбачить, но не удочкой и не сеткой, а «мордами», которые плел сам из ивняка. И тоже не просто так. Построил перемычку между берегом и островком выше заливчика на протоке, устроил систему крепления морд и перекрывал ими протоку. Результат был неплохой. При этом сам дедушка рыбу не любил.
Ну и конечно, завел пасеку. Ульи и все, что нужно для пчеловождения, делал сам. С тех пор без ведра меда мы из дома не уезжали. С пчелами вел себя как-то «запанибратски». , Уходил на пасеку без накомарника и возвращался весь утыканный жалами.
По-хозяйски чувствовал себя и в лесу. Уходил в лес не докладываясь. Приходил с грибами. Иногда и нас брал с собой. Отставать от него было нельзя, не аукал и не дожидался. Впрочем, в лесу мы тоже освоились, и не терялись. Отношение к свежести грибов у него было особое: червоточинки его совсем не смущали. Самая вкусная грибовница(т.е. грибной суп) получалась на костре с дымком. Пока грибы в чугунке варились дедушка брал отбракованные мамой грибы и запекал их на углях. Червячки на жару вылезали, и гриб становился похожим на ежа. Дедушка смахивал их и с аппетитом это лакомство употреблял. Особенно он любил собирать грузди. У них в Избном всегда с осени стояли бочки с солеными груздями. В леса под Избное он ходил даже из Енангска, за 25 км. Правда в 10 км по пути к Избному в Малом Дору жила тетя Анна, старшая дочь, у которой он останавливался, а по-утру уходил в лес, и возвращался обычно с пестерем за плечами и корзинами в руках. Иногда он брал с собой Диму, и они вдвоем ходили в дальний лес. А еще на морошковые болота, откуда приносили большие корзины с этой довольно редкой золотистой нежной ягодой. С Димой они особенно сдружились после моего отъезда в Пермь, когда 3 года жили наверху вдвоем.
Дед Прокопий Иванович, несмотря на 2 класса образования, был человеком умным, сообразительным, с неизменной хитринкой в черных глазах, решительным и абсолютно самостоятельным, за что и пользовался уважением всех, кто с ним сталкивался по жизни. Любил общаться с цыганами и находил с ними общий язык. Он и внешне походил на цыгана: небольшой, хитроглазый, с черной бородкой. Однажды он напугал своей бородой маленькую Машу, когда в Перми наклонился над ее люлькой по приезду.
Бабушка Надя, считая себя хозяйкой в доме, пыталась им командовать, но он молча отмахивался и делал все по-своему. Иногда он позволял себе сходить в гости к друзьям: к Евгению Алексеевичу Гладышеву(сосед напротив), или к Николе Морковке (прозвище) - дом над Енангой слева от горушки, если идти в село через лаву. Возвращался слегка навеселе, снова отмахивался от ворчащей на него дочери, и подымался к себе наверх.
Однажды ушел с утра не доложившись, и вернулся к вечеру. На вопрос, где был, сообщил, что ходил в больницу вырезать грыжу.
Дедушка Проня хорошо принял «молодицу» Наташу, вашу маму. Всегда был рад нашему приезду. Провожая нас, смахивал слезу и старался сунуть нам на дорогу «четвертную». Пенсия колхозная была тогда 28 руб.
Слабеть ногами начал в последний год. Осенью 1975 года,где-то в ноябре, дядя Ваня, муж Анны увез его на Малый Дор на тракторе. В декабре почувствовал себя хуже, поросился домой в Енангск. Бабушка Надя с дедушкой Кешей на Малый Дор приехали за ним, но отвезти его не смогли: дорога была очень плохая, проехать можно было только на тракторе, а дедушка был уже очень слабый. Там он в конце декабря месяца тихо, как праведник, и скончался. В Бога верил, кода положено, крестился, со слов его мама Наташа записывала молитву «Отче наш». Так еще один человеческий мир ушел в мир иной*.
"ИСТОРИЯ ОДНОГО ВОЛОГОДСКОГО РОДА-1" принадлежит моему троюродному брату
"Попову Игорю Иннокентьевичу"(по Родословному роду Лесихиных рукопись),которую
я с удовольствием включил в мою "Прозу,ру".
Я очень благодарен Попову Игорю Иннокентьевичу за рукопись по Родословной
по роду Лесихиных.
Свидетельство о публикации №225031601299