Племяшка

Была она в детстве, как казалось Валентине, какой-то  нескладненькой. Ну честное слово, что с нее взять – тощая, длинноногая и неказистая какая-то. И когда бойкая и шустрая Валентина сгребала всю ватагу ребятишек – своих и не своих - в одну кучу-малу и устраивала с ними игривую возню, то Тонька тоже туда лезла со всеми, тоже верещала от восторга, пытаясь насладиться этим всеобщим баловством. И Валентина, не особо церемонясь, всякий раз осаживала Тоньку, мол, кыш отсюда, кишколдА, а то задавим тебя еще.

Ну вот ничего не могла поделать с собой Валентина, но было в этой Тоньке – младшей дочери сестры - что-то противненькое!

Во-первых, очень раздражало то, что так трудно ее было накормить. Супы Валентина большей частью варила из стеклянных банок – очень удобно – вскрыл, забросал и дело сделано. Все дети, как дети – едят и ничего. А она, эта Тонька вечно сидит за столом по два часа над своей тарелкой. Сама тощая, а еще и не ест ничего. Сидит и хлеб один жует. Мол, я наелась, я не голодна.  А сколько раз Валентина находила потом между грядками в огороде вываленный туда Тонькин суп! Чуть Валентина из дома, так Тонька сразу шмыг и тарелка уже пустая.  И не зря у Валентины есть какая-то «чуйка» на это. Именно в этот же день она идет в огороде грядку полоть, где этот самый Тонькин суп и вылит. И даже уже вопросы не нужно никому задавать, мол, кто это сделал?! Все и так знают, кто сидит дольше всех за столом и слезы горючие льет, что «не может есть этот суп с невкусным луком, ибо меня тошнит от него». Кто?! Конечно, Тонька!

А один раз так вообще учудила – вывалила макароны с луком в печку. И нет, чтобы хоть подальше затолкнуть, так она у самой дверцы их вывалила, даже ума не хватило хоть газеткой прикрыть. А Валентина как раз в этот же самый день решила печку подтопить, сыро в доме как-то стало. Глядь, а там гора макарон. Чьих?! – Тонькиных!  Ведь не думала она, бестолковая, что летом тоже можно печку подтапливать.

Ну в общем, за что ее и любить – пакостная такая, только продукты переводит да ревет постоянно за этим столом. А как она гадко-то жует жвачку, да еще пузыри из нее такие огромные да слюнявые надувает! Тьфу-ты как противно-то!

В общем, приходилось Валентине смиряться и терпеть эту свою племяшку. Ведь ребенок сестры как никак, никуда не денешься.

А Тонька росла, также по-прежнему приезжала в гости к своей «тете Вале», как будто и не замечая никаких выпадов на нее со стороны Валентины. Даже как-то тянулась к ней.

А когда пришла пора взрослой жизни, то все дети Валентины разлетелись в разные стороны и осталась она совсем одна. Свои собственные дочери, по которым Валентина преданно скучала, не слишком баловали ее своим вниманием.

И кто бы мог подумать?! Тонька, та самая, что казалась Валентине такой противненькой когда-то, стала ездить к ней и навещать чаще своих родных чад. Сперва, пока была не замужем, а потом уже и с мужем своим – приезжали, копали ей по весне огород с его тяжелой и глинистой землей и сажали картофель. Всегда звали ее на все большие праздники – Новый год, Восьмое марта, понимая, как трудно тете Вале, вырастившей кучу детей, оставаться одной.

И странное дело – Тонька вдруг незаметно для нее стала Тонечкой, а сама Валентина стала уже не «тетей Валей», а ласково так – «Валюшечкой-душечкой». И без всякого подхалимажа, а по-доброму так скажет: «Валюшечка ты моя, душечка».

И, конечно, приезжала, Валентина к племяшке своей в гости с радостью, потому как всегда тепло ее там принимали и искренне были рады. И по душам поговорят, и посмеются, и поплачут, бывало, вместе. Простая и открытая Тоня рассказывала ей все без утайки, чего почему-то не делали дочери. И вкусно так Тонечка готовила, выставляла все самое лучшее, чтобы побаловать и угостить любимую тетю.

И Валентина, в свою очередь, тоже хлебосольно принимала свою племяшку в гости и уже не готовила ей борщи из стеклянной банки, а варила свои собственные – вкусные и наваристые, без «невкусного» лука, который Тоня так и не научилась есть.  И уже, конечно, никто не ревел над тарелкой супа и не выливал ее содержимое в огород.