Глава 4. Жить необязательно

  Странник по Восьмикоролевству. Глава 4.

  Вечерело. В замке принца Лотара готовились ко сну. С тех пор, как Лестер побывал на его свадьбе, о них с Явиссой ходили разные слухи. О несостоявшейся измене знали даже слуги. В Вестбругии считалось, что супружеская неверность — приговор, в первую очередь для мужа, который допустил подобное.

  За окном цвела весна. Поля опустели. Завыли волки. Принцесса стояла у окна и дышала свежестью. Случай с наёмником открыл в ней новое чувство — её внимание могут отвергнуть. А что если не сдаваться? Что если добиться Лестера? Не ради него, а вопреки системе, которая решает за неё? Долгие двадцать лет в мраморной темнице. Пора кончать с этим. Явисса взяла в руки шило и вонзила его в подоконник. С этого дня не бывать слепому повиновению. Внезапно послышался топот тяжёлых сапог.
— Лотар, — вздрогнула девушка.
  Дверь отворилась, и на пороге появился принц. Тяжёлая кольчуга, меч на поясе, на плече моток толстого каната, взмокшие волосы в хвост. Он прошёл к ней по комнате, гремя сапогами.
— Собирайся. Надо ехать, — бросил принц.
  Эти слова грянули как молния. Она отпрянула.
— Что происходит, Лотар? Куда ты хочешь ехать так поздно? Я целый день вышивала и играла на скрипке — я ужасно устала.
— Нет времени. Надо ехать. Быстро!

  После этих слов Лотар крепко сжал девушку за руку. Она почувствовала холодное прикосновение кольчужной рукавицы. Из коридора послышались задорные возгласы. Толпа мужчин звучала как бандиты.
— Они внизу! Побежали!
  Они поднялись по лестнице башни на самый верх. Лотар вёл её за руку.
— Что нам угрожает? Боже милостивый, твоя крепость в осаде?
— Хуже. Кто-то против нашего брака, и тебя хотят похитить.
  Лицо принцессы вытянулось.
— Кто?
— Не знаю.
— Что же теперь делать?
— Биться.
— Биться? Я тебя верно расслышала?
— Да. Дверь хлипкая, канат — крепкий. Я подвяжу его конец, а ты спускайся. Внизу есть лошадь. Скачи в деревню Нойштайн. Там тебя встретят мои люди. Ты будешь в безопасности. А я... Приму бой.

  Крики бандитов стали громче. И веселее. Они знали, что Явисса там. Девушка посмотрела на Лотара и увидела в нём то, что всегда искала в мужчинах — страсть. Ранее она знала его как пижона, который любит выпивку и скачки, а сейчас он — герой. Идёт на риск, жертвует собой. Всё как в балладах о подвигах рыцарей, которыми она зачитывалась в детстве. О таком муже она мечтала всю жизнь. Когда выросла — втайне водила солдат в постель, — думала, они герои, раз о них пишут в сагах. А сейчас её муж храбрец. О такой роскоши она и мечтать не могла. Тем не менее между ними была высокая стена. И чтобы разрушить её, потребуются ещё долгие годы. Изнасилование Лотаром в первую их ночь никогда не пройдёт бесследно. Это как очередное напоминание: «Я за тебя всё решил».
— Лотар, я не могу так просто взять и...
— Можешь. Иди. Живо!

  Девушка хотела воспротивиться, но подчинилась. Не из-за привычки — она ощутила мужчину рядом. В дверь начали колотить. Лотар рывками затягивал узлы каната. Дёрнул несколько раз для надёжности. Протянул его принцессе. Она придержала подол платья и перешагнула через бойницу. Стоя на парапете, она последний раз взглянула на принца. «Спасибо», — сказали её глаза, но она этого не произнесла. Когда бандиты выбили люк, принцесса была уже далеко. Лотар остался. На быстром скаку она озиралась на башню. Чем дальше она была, тем хуже видела мелькающие фигуры и отблеск мечей. Но её сердце билось чаще от мысли, что там кто-то сражается за неё.

  Когда она добралась до деревни, первое, что увидела, — огонь. Повсюду крики, тела убитых. Деревню жгли. Лошадь испугалась суеты и с визгом сбросила девушку. Принцесса впервые в жизни оказалась в грязи. Холодно. Она только сейчас заметила, что в суматохе даже не переодела домашнее платье. Куда теперь бежать? К кому? Кто спасёт? Глаза намокли, но она знала, что сейчас не время для сантиментов.

  За спиной кто-то был. Она оглянулась. Двухметровый амбал. Ухмылялся. Он ударил её. Она впервые ощутила удар в голову. Характерный треск со вспышкой в глазах оглушил её. Она потерялась в пространстве. Он задрал платье. Боль. Крик. Неотёсанное чудище потешалось. Оно глядело на девушку с азартом. Явисса отвернулась и закрыла глаза. Слёзы стекали из её закрытых век. Но в её памяти мелькнуло шило, воткнутое в подоконник. Она всю жизнь была разменной монетой в чужих играх. И сейчас ею снова завладели против воли, решив вместо неё. Как тогда с Лотаром. Её мнение — пустая болтовня, её тело — ценный товар, завернутый в упаковку дорогих нарядов. Нет! Этому не бывать больше! Принцесса вцепилась зубами в шею бандита. Он закричал. Несколько раз ударил её по голове. Она чуть не отключилась, но хватку не ослабила. Рвать плоть — единственное желание. «Долой насильников, долой тиранов, я буду жить!»

  Битва окончена. Лотар глянул на свой бок. Медленно сочилась кровь, кольчуга была пробита. «Дырка в боку», — подумал он. «Дело привычное», — пробормотал под нос. Турниры научили его истекать кровью молча.

  Принц спустился в покои. Он хромал и кашлял.
— Марта! Марта! Где тебя чёрт носит, мать твою!?
  Служанка прибежала, дрожащая как осенний лист.
— Да, да, ваше высочество, я здесь, простите меня! Я слышала драку. Пряталась в шкафу.   Что я могу сделать для его высочества?
— Заштопай меня.
— Да, ваша милость, я сбегаю за всем необходимым.

  Она вернулась с двумя юнцами. Один нёс поднос, накрытый белым полотном. С Лотара сняли кольчугу и рубаху. Его мускулы сверкали в поту, как полированная сталь. Из бока тек багровый ручей. Марта нагнулась над камином, каля кочергу. Лотар терпеливо ждал. Холодные капли проступали на лбу. Пошёл лёгкий дымок — кочерга нагрелась. Раскалённый металл вынырнул из жерла печи и надвигался на принца. В помещении раздалось громкое шипение. Лотар не закричал. Кричать разучился давно. Огненная стрела вонзилась в могучую плоть. Кочергу убрали. Начали зашивать рану. Паж ковырял рану иголкой. Шов за швом. Зашивал грубыми стежками. Игла входила туго.
— Вели пажу седлать коней, — спокойно сказал Лотар.
— Ваша милость, ночь на дворе. Может, вам не стоит...
— Нет. Надо ехать. Явисса.

  Второй паж убежал седлать коней. Это была не забота о жене, ведь они женились по расчёту. Это был долг — защищать членов семьи перед лицом врага. Но кто враг? Кто подослал похитителей? Лотар пока не знал. Паренёк закончил шить. Он попросился в оруженосцы к принцу.
— Нет. Мал ещё.

  Ночь шла. Чёрные тучи сгустились. Иногда проглядывала луна — вечный третий зритель между жертвой и прислужником насилия. Огни тридцати факелов покинули замок. Конный отряд остановился у тлевших домов. Сгоревшая деревня. «Проклятье. Явисса», — Лотар сжал кулак. Крестьяне смотрели на солдат пустыми глазами. Думали, что пришли грабить. Где-то на крыльце амбара надрывно рыдала старуха. Остальные молчали. Они ничего не имели, чтобы терять. И уже давно не плакали.
— Амбар пуст, милорд. Скотину угнали. Здесь уже нечего отбирать, — произнёл сиплым голосом босоногий старичок.
— Я принц Лотар фон Шварценфельд, герцог Вестбругийский, маркграф Восточной Марки. Я хозяин этой деревни. Моё владение в огне. Я накажу тех, кто это сделал. Но мне надо знать, кто это был.

«Маркграф... Хранитель границы... Нужно соответствовать титулу. Неужели набег остбругов? Если так, то плохо дело. Опять война. Опять кровь. Мой брат... Я отомщу за позор. Я докажу, что я лучше. Отец увидит... Обязательно увидит», — Лотар стиснул кулаки, на этот раз до боли. В багровом огне факелов худые лица шептались.

  Наконец из толпы вышел чернявый мальчик с озлобленными, глубоко посаженными глазами.
— Как зовут, малец?
— Свен.
— Сколько их было, Свен? Как одеты? Что говорили? Какие цвета были на щитах?
  Мальчик вытер рукавом нос. Он злобно смотрел на принца.
— Коли я вам расскажу, то не за так. Сперва мне харчей причитается.
  Солдаты рассмеялись. Бедному мальчишке было нечего терять. Принц кивнул солдату. Мальчику бросили краюху. Тот прижал хлеб к груди — боялся, что отнимут.
— Их было вот столько, — сказал мальчик и показал десять пальцев. — Они пришли со стороны лесной чащи, вон оттуда, скакали и громко кричали, что звери дикие. Сказали они нам, что, дескать, нужна им девка. Особенная. Батька сказал, у нас нет особенных, все свои. За это ему топором раскололи голову. Начали грабить, убивать. Я схоронился в кустах. Пока дома жгли, прискакала «особенная». В белом платье. На лошади по-мужицки ехала.
— Что с ней?
— Бугай попортил её. Она не кричала. Обычно девки кричат, когда их портят.

  Принц стиснул зубы.
— Я отправил сюда отряд. Где он?
— Те, в доспехах? Их быстро убили. Они даже не мучились.
  Дворянин переглянулся со своим советником. Советник ничего не сказал. Затем принц снова обратился к Свену:
— Кто всё это сделал?
— Бугаи.
— Какие к чёртовой матери бугаи?
  Свен почесал затылок.
— На плечах звериные шкуры. Некрасивые такие, клочьями слипшиеся. Бороды...                Длинные бороды у них. Сами на зверей похожи. Воняют. Громко кричат. Глаза у них бешеные. Рычали страшно.
— Люди?
— Сволочи.
— Давно ушли?
— Как только стемнело. Девку забрали. Она ещё в крови была вся. Но не в своей. Бугай не соврал — она особенная.
— Куда ушли?
— Не знаю, разбрелись по округе. В лесу искать надобно.

  Лотар тяжко выдохнул. Затем развернул лошадь к солдатам.
— Отправьте разведчиков. Пускай ищут логово. Мы остаёмся на ночлег. Разбейте тут лагерь, а как придёт разведка — двигаем в их убежище. Выполнять!

  Раскинулись шатры. Костры зажглись. Теперь свет был не только от горелых изб. Начался дождь. Разведки долго не было. Лотар устал ждать и присел на крыльцо. Он завернулся в плащ и стал думать о мести. Он сидел без света. «Кто... Кто подослал... Ульрих? Пауль? Может, Штэфан? Нет, бред какой-то. Они не могли. Кто же...» — Лотар всеми силами не хотел допускать мысль о том, что будет война с остбругами — дикарями с северо-востока. Что у них есть, кроме болот? Ярость. И хитрость. Он не хотел войны. Не потому что боялся, а потому что слишком многое помнил. Его брат Зигфрид погиб как герой. Отец гордился. Ставил в пример. Детство в унижениях отца, насмешки брата, страх, что он не мужчина, ковали характер Лотара. Письмо отца жгло карман. Он всегда носил его с собой. Лотар достал его, развернул мокрыми пальцами. «Я не могу это терпеть, дядя Конрад. Мой младший сын — тряпка, полное разочарование. Он как доспех без рыцаря внутри. Старший сын Зигфрид — моя гордость, а Лотар... он даже силуэта его не стоит. Я дал ему земли в надежде, что он повзрослеет. Сделал его маркграфом, обязав защищать границу от врагов, а он... Устраивает скачки каждую неделю. Иногда я думаю — лучше бы у меня родилась дочь». Чернила расплылись, но слова въелись в мозг глубже, чем шрамы в кожу. Лотар стукнул кулаком по крыльцу. Что-то вздрогнуло рядом с ним. Он обернулся. Это Свен. Пристроился рядом, крадучись, как голодный пёс. Он вытирал нос и грел ладонями пальцы ног. Вот он — наглый, злой и абсолютно бесстрашный. Простолюдин. Всю жизнь Лотар считал их хуже животных, но сейчас он видел одного из них так близко. А что если «сделать» из него человека? Хотя бы не похожего на грязную скотину? Можно попытаться.
— Что, холодно? — буркнул принц. — На вот, укройся, — сказал он и поделился плащом.

  Лотар потянулся за флягой. Боль в боку дёрнулась, как собака на цепи. Он достал флягу и откупорил с характерным звуком.
— Пей.
  Мальчик прислонил нос к горлышку и дёрнул головой, будто оттуда что-то выпрыгнуло.
— Пей, говорю. Согреешься.
  Свен послушался. Сделал глоток, скорчился, замер на секунду. Выдохнул и прокашлялся. Вытер рот рукавом. Они так посидели ещё какое-то время. Лотар проникся состраданием к мальчику, которого считал лишь живым существом. Он даже заставил себя отмахнуться от этих мыслей, как от назойливой мухи. Но фраза «они тоже люди» впечаталась в мозг. Она не давала ему покоя, принц словно пытался её распробовать. Лотар повернулся к мальчику, тот слюнявил край плаща.
— Кто у тебя остался?
— Никого.
— Пойдёшь со мной. Сделаю тебя оруженосцем. Мечи, доспехи, щиты. Будешь таскать.
— А денег дашь?
— Нет.
— Тогда зачем?
— Чтобы не стать такими, как они, — Лотар глянул на пожелтевшее письмо. — Или как они. Вырастешь — поймёшь.

  Лотар видел, что мальчишка ещё не совсем понимает, какой шанс выпал ему. А может, ему просто было плевать. Во взгляде был не ребёнок — старик.
— Что надо делать?
— Убивать кого скажу. Справишься? — Он говорил со Свеном не как с мальчиком, а как со взрослым мужчиной.
— Теперь да.
— Не боишься убивать?
— Научился не бояться.
— Верно. Оставь милосердие священникам. Время сейчас не то.

  Он ушёл в шатёр, оставив Свена под дождём. Мальчик сидел, завернувшись в плащ, и жевал последний кусок хлеба. Где-то за холмами отец Лотара спал в тёплой постели, мечтая о сыне, который «вскормит землю прахом героя». А Лотар снимал доспехи, швы на ране кровоточили, и он думал, что, может, отец прав. Может, он всего лишь доспех. Пустой, гулкий, ржавеющий.

  Но завтра этот доспех пойдёт в бой. И, может, в громе клинков наконец услышит внутри стук того, что когда-то было сердцем. Раненое, искалеченное сердце мальчика, мечтавшего о счастье.

  Раненого Лестера выволокли на улицу. Фельши вышвырнули его во двор, как мешок с гнилой картошкой. Они начали потешаться над бездыханным телом, отрабатывая на нём удары. В какой-то момент один из них решил проверить его карманы. Пусто. Рогатый зарычал. Замах. Удар. Затем ещё один. Их кулаки глушили боль — тупую, знакомую, почти родную. В их сторону на лошади шёл мужчина средних лет, одетый непримечательно. На его плечи был накинут плащ, а голову покрывал капюшон. Фельши переглянулись между собой и оставили свои пытки. Незнакомец подъехал к ним достаточно близко и снял капюшон. Их глазам предстал мужчина с лысой головой в шрамах, а глаза блестели светло-серым. Лицо его было откровенно неприятным, хмурым, а взгляд был настолько тяжёлым, что был способен «пригвоздить» к стене собеседника. Один из фельшей вытер нос рукавом и раздражённо произнёс:
— Чего надо?
— Вали! — зарычал другой. От него пахло луком и дешёвым пивом.

  Мужчина не ответил.
— Эй, ты, глухой, человек? Не понимать, что тебе говорят? Вали отсюда! — рявкнул он, выпустив облако пара из вонючей пасти.
Ответа не последовало.
— Валить! Валить! Быстро! Schnell. Тупой человек.

  Фельш сплюнул. Он ненавидел людей. В Хорхиде остался пленённым его брат. Мёртвый или живой — он не знал. Он не простит их никогда — тех, кто вторгся в их край и сделал из них чучел с дубинами. Он работал в поле, ему не нужна была лошадь — он тащил плуг на своих плечах. Думал, станет героем труда, а стал безмолвным пугалом, над которым потешаются его хозяева-люди.

  Незнакомец смотрел леденящим взглядом.
— Нужны проблемы? — продолжал рогатый.

  После очередного проигнорированного замечания фельш двинулся на незнакомца. Мужчина выхватил спрятанный под плащом меч и полоснул по бороде фельша, срезав клок волос. Это сделано быстро. Тихо. Незаметно. Но предупреждение получено. Лошадь взвизгнула и начала пятиться, но мужчина быстро с ней совладал.
— Назад, — холодно произнёс он, ещё держа меч наготове.

  Фельш послушался и почесал затылок. Они отступили — они знали таких. Эти рогатые уроды всегда отступали, когда видели тех, кто не боится запачкать руки. Людвиг спешился, бросил поводья.
— Я — Людвиг фон Альтенбург, командующий орденом наёмников «Вуард». Любое резкое движение я могу счесть угрозой и порезать вас как барана на вертел, а головы вывесить на стене, как охотничий трофей. Я близкий друг короля Алариха и вашего господина — магистрата по имени Эрих Блюммер. Я не хочу тупить клинок о ваши шеи. Но если кто из вас тронет моего ученика Лестера, мне придётся убить вас. Вы, тупоголовые болваны, отцовское разочарование, пустая трата спермы, хорошо меня поняли?

  Фельши кипели от злости, но стояли смирно. «Сила на силу» — этот лозунг они знают хорошо.
— Грузите его, — сказал всадник. — Передайте Блюммеру: Людвиг кланяется. Он поймёт.

  Лестер очнулся. Свет. Сводчатый потолок. Гул колоколов. Здесь отпевают мёртвых. Перед лицом прекрасная дева. Она стоит и смотрит на Лестера как на покойника. Силуэт стал отчётливее. Из просохшей глотки наёмника вырвался хрип. Монахиня убедилась, что он не труп, затем ушла. Слух прорезался. Кругом стоны умирающих. Кашель, хрип, протяжный вой. К Лестеру подошёл его спаситель и приподнял капюшон так, чтобы только наёмник разглядел его лицо. Глаза Лестера вспыхнули.
— Люд... Людвиг? — пробормотал он.
Мужчина кивнул.
— Вставай. Пора.

  Наёмник попытался встать, но боль одёрнула его обратно к койке — видимо, перебиты рёбра. Ещё раз. Тщетно. Людвиг оглянулся. Достал микстуру. Прислонил к губам Лестера. Он выпил. Комната пошла в пляс, тело бросило в жар.
— О-о-х, что за дрянь? — протянул раненый.
— Галлюциноген. Поднял меня на ноги, когда мне перебили позвонок. Бежал потом. Долго. Всё, вставай, нам нельзя тут долго находиться.
— Куда торопимся?
— Ты тут незаконно. Я не знаю, сколько мы сможем оставаться в тени. Видишь тех медсестричек? Хорошенькие, правда? Одного их слова хватит, чтобы твоя голова слетела с плахи. Гляди-ка, перешёптываются, сучки. На нас смотрят. Что-то заподозрили, стервы. Давай руку, я помогу встать.

  Лестер послушался. Хромал на выход. Медсёстры двинулись в их сторону, те в ответ ускорили шаг. Беглецов настигли у выхода. Медсёстры и не успели слова сказать, как Людвиг наотмашь дал пощёчину одной.
— За мной! — крикнул Лестеру.
Они побежали.

  Настойка подействовала. Наёмнику виделись черти повсюду. Его начало рвать. Старик подхватил его за шиворот. Так бежали дальше. Затем темнота. Вонь плесени, дерьма, тухлых яиц. Канализация. Наёмник видел только плечи Людвига. Наконец увидели свет. Ускорили шаг. Людвиг снял ржавую решётку. Ранее подпилил её — создал потайной ход. Они вышли.
— Теперь идём тихо, — вновь приказал Людвиг. — Видишь эти стены? Там стража. Нужно пройти через поле к лесу незамеченными.
— Как мы это сделаем?
— Просто иди за мной. У меня всё схвачено. В деревне сейчас будет пожар. Дым отвлечёт внимание, и мы переползём поле.

  Ползли. Вошли в лес. Дышали.
— Куда теперь?
— Заметём следы. Пойдём через чащи и болота. Тропы опасны.

  Шли долго. Устали. Вышли к болоту и решили сделать привал. Развели костёр, завернулись в плащи. Стемнело. Еловые ветки трещали в огне, запах жжёной хвои убаюкивал. В кустах блеснули глаза. Тонкие серые лапы вкопались в землю — они были готовы бежать в атаку или прочь. Людвиг рассмеялся.
— Смотри-ка, Брандт, кто пришёл! Волк. Еду учуял. Ничего, хороший, мы тебе тоже кусочек дадим.

  Наёмники принялись к ужину. Старик достал из сумки сухари, сыр и кусок белого сала. Он достал нож и вытер его о край плаща. Туда же положил еду, стал нарезать. Первый кусок бросил волку. Кусты дрогнули, затем медленно зашуршали. Послышалось чавканье. Подарок был принят благосклонно. Лестер смотрел. Он не помнил, когда последний раз ел. Старик протянул ему край плаща, на нём как на тарелке была разложена нарезка.
— Угощайся, — заботливо произнёс он.
  Наёмник выбрал сало. Прожевал. Проглотил. Приятное тепло прошло по пищеводу. Осанка сама стала выправляться. Тело словно вспомнило, что оно живо.
— Шкурку тоже забирай! — усмехнулся Людвиг и кинул её волку.
— Не прикармливай его. За нами увяжется.
— В болото не пойдёт.

  Завыла сова. Лестер стал клевать носом. Людвиг его растормошил.
— Спать нельзя. Пошли, Брандт. Бери мешок. Теперь ты его неси, я устал.
— Хорошо.

  Затоптали костёр. Пошли. Первым в воду зашёл Людвиг. Вода покрылась коркой льда, но старик не подал виду — казалось, он зашёл в летний пруд. Наёмник последовал за ним. Последний шаг перед смертельной опасностью. Сапог чавкнул в грязи и ступил в ледяное болото. Ногу пронзили тысячи кинжалов. Перевёл дыхание, ступил второй ногой. Зашёл по пояс.
— Вот так, молодец.

  Через время вода не казалась холодной. Шли долго. Говорили только по делу. Сапоги черпали мутную воду, раздвигая корку льда по поверхности. Болото было бесконечным. Дыхание давалось тяжело. Настойка перестала действовать, и в рёбрах снова закололо. «Ещё немного... Ещё немного...», — бурчал под нос Лестер. Старик видел это. Сказал, что сделают привал. Ночь сгущалась. Ничего не было видно. Только старый волк Людвиг знал дорогу на ощупь. Наконец дошли — маленький островок с выворотнем. Корневище торчало кверху, словно пыталось дотянуться своими погаными щупальцами неба. Людвиг сел на него, Лестер ухватился за корни и тяжело дышал. Плащ отяжелел от воды и тянул вниз. Старик подтянул парня к себе, и они оба сели. Стало холодно, но ноги отдохнули. Старик дал ещё настойки ему.
— Пошли! — бросил наёмник, превозмогая усталость. Его глаза начали смыкаться прямо на ходу.

  Наконец наступало утро. Синее небо светлело, на горизонте среди сгнивших деревьев показалось жёлтое зарево. Неописуемая радость от наступившего утра после тёмной, опасной ночи сняла усталость с Лестера, и он, непроизвольно улыбнулся, а солнце ответило ему тем же, приятно блеснув ему в глаза.

  Показался берег. Они вышли из болот и устроили привал. Выпили сырые яйца и разломили кусок хлеба на двоих. После чего снова двинулись в путь, но уже по лесу. Скоро лес поредел, и впереди показалась узкая тропинка, ведущая к небольшой поляне. Старый волк остановился, прислушиваясь к тишине. Лестер, всё ещё тяжело дыша, прислонился к дереву. Его тело ныло от усталости, но он знал — надо идти.
— Мы близко, — прошептал Людвиг, оглядываясь. — Моё убежище недалеко. Но будь бдителен. Магистрат не оставит нас так просто. Он никого не прощает.

  Наёмник кивнул, сжимая кулаки. Он полон решимости сделать последний рывок. Внезапно вдалеке послышался лошадиный топот. Людвиг резко повернулся.
— Патруль, — прошептал он. — Быстро, за мной!

  Они бросились в гущу леса, продираясь через колючие кусты и низкие ветви. Топот копыт становился всё громче, и Лестер почувствовал, как сердце бешено заколотилось в груди. Людвиг знал на ощупь каждую тропинку, каждый поворот. Он двигался с уверенностью человека, который не раз бывал в подобных ситуациях.
— Вот здесь, — прошептал он, указывая на узкую расщелину между скалами. — Прячься.

  Лестер протиснулся внутрь, чувствуя, как холодный камень давит на плечи. Людвиг последовал за ним. Вход прикрыли ветками. Они затаились. Старались не дышать.
Топот копыт приблизился, и через мгновение мимо пронёсся отряд стражников. Но они проехали мимо, не заметив укрытия. Людвиг выдохнул и осторожно выглянул наружу.
— Они вернутся. Пошли.

  Наёмник кивнул. Усталость снова накрыла его, но он набрался мужества и двинулся дальше, молча вынося все трудности.
Когда они наконец вышли на поляну, вдалеке показалось небольшое каменное здание, почти полностью скрытое деревьями. Людвиг улыбнулся.
— Вот оно, — сказал он. — Моё убежище. Теперь отдыхать.

  Молодой мужчина посмотрел на здание, чувствуя, как надежда снова наполняет его. Но в глубине души он знал, что это только начало. Магистрат не остановится, пока они не будут мертвы. И Лестер поклялся себе, что на этот раз он не попадётся.

  Они вошли. Внутри темно и холодно, но безопасно. Лестер опустился на пол, чувствуя, как усталость берёт верх. Он завернулся в плащ. Выдохнул. Силуэт Людвига стал расплываться перед глазами. В тот момент он понял, что любит его. Как родного отца.
— Отдыхай, — сказал тот, закрывая дверь. — Завтра будет хуже.

  Лестер кивнул, закрывая глаза. В его голове мелькали образы Катрин, магистрата, фельшей и стражников. Он знал, что впереди его ждут ещё большие испытания. Но теперь у него был Людвиг. И это давало ему надежду.

  Утром Лестер вышел из хижины. Старик сидел у огня, бросил коренья в золу. Лестер сел на полено рядом. Хмурое небо давило на них.
— Почему ты меня спас?
— Не мог иначе. Как-нибудь потом расскажу. Кстати, я увидел: при тебе нет меча. Возьми в кладовке мой старый. А лошадь? Где твой Фердинанд?
— Убил.
  Людвиг всё понял. Наёмник распустил тёмные волосы.
— Как ты понял, где я?
  Наставник усмехнулся.
— Мне рассказали. Но много ума не надо — вся солдатня идёт к Эриху. Я тоже работал на него. Подонок, но платит хорошо. Зря ты взял контракт на него.
— Почему?
— Не по зубам тебе.

  Сказал это учитель без желания уколоть, а как учитель, подмечая способности ученика.
— Что теперь? — спросил старик.
— Не знаю.
— Обратно пойдёшь?
— Нет.

  Ветер щекотал их лица. Старик отрезал кусок мяса, протянул Лестеру. Тот ковырял ножом грязь под ногтями.
— Люди тут есть?
— Были. Давно ушли.
— Почему?
— Боялись.
— Боялись чего?
— Духов. Я остался. Люди суеверные.
— А если бы было куда пойти, остался бы?
— Да.
— Почему?
— Потому что моя война кончилась. Твоя — нет. Зачем тебе странствия? — спросил старик, бросая в костёр шишку. — Здесь тоже есть небо. В трещинах скал. В лужах.
— Здесь нет ветра. Нет свободы.
— Ветер — это голод. Ты услышишь его вой в первую же ночь.

  Ученик воткнул нож в землю. Он усмехнулся.
— Доводилось.
— Чем теперь займёшься?
— Отомщу.

  Старик ломал хворост и смотрел сквозь дым. Он поджал губы. Затем сплюнул в костёр. Он не читал нотации ему, не старался переучить. Людвиг без слов понимал Лестера и знал, что тот не побежит сломя голову мстить сразу. Он выждет, как гадюка — ради одного смертельного укуса. Так он его учил.
— Пойдёшь со мной? — Старик выдернул клинок. На лезвии блестела роса.
— Куда?
— На Север. В Альтенбург. Убивать за деньги. У меня есть один бедолага на примете. Ты — мне поможешь, а я — тебе. Идёт?

    Лестер встал. Его тень легла на Людвига.
— Убивать научишь. А жить?

  Они собрали потрёпанные плащи. Ветер нёс с перевала запах снега и одиночества.

  Дорога тянулась, как шрам на теле земли. Грязь чавкала под сапогами, цепляясь за подмётки, словно не желая отпускать. Они шли мимо поля, где когда-то была битва. Лестер шёл, втянув голову в плечи, — ветер нёс с собой запах гниющих листьев и старой крови.
— Когда-то здесь росли берёзы, — Людвиг пнул обугленный пень. — Сожгли. Для костров.  Для войны. Чем дальше мы от столицы, тем больше она чувствуется. Он показал на тело, лежавшее у берёзы.
— Крестьянин. Висел на дереве, пока верёвка не отсырела. Вот кто вкусил все прелести войны. А короли? Стали богаче.

  Ученик молчал. Его плащ, пропитанный дымом и потом, тяжелел с каждым шагом. Где-то за спиной осталась хижина. Впереди — только туман. Вороны, кружившие над болотами, запевали свои похоронные песни.
— Ты знаешь, за кем мы идём? — спросил Людвиг, разминая онемевшие пальцы. На одном из них поблёскивал серебряный перстень.
— За теми, кто платит.
— Платит всегда кто-то другой. Мы — всего лишь ножи в их ножнах.

  Они свернули к реке. Вода была чёрной, как чернила в письмах мёртвых. Людвиг зачерпнул флягой, выпил. Плечом дёрнул — старые раны ныли перед дождём.
— Когда-то я вёл отряд своих учеников через эти болота, — сказал он вдруг. — Их было двадцать. Вернулся я один.
— Почему?
— Патруль. Нападение. Много было крови в тот день. Я не мог допустить, чтобы ты погиб так же.

  Наемник поднял камень, швырнул в воду. Круги расходились, цепляясь за труп лошади, торчавший из трясины.
— Расскажешь? — спросил он.
— Нет. — Людвиг убрал за пояс флягу. — Мёртвые не любят сказок.

  К вечеру нашли полуразрушенный амбар. Стены продувались ветром, но крыша ещё держалась. Людвиг развёл огонь из трухлявых досок.
— На войне всегда холодно, — пробормотал он, протягивая Лестеру хлеб. — Даже летом.
— Разве мы на войне? Она кончилась.
— Не кончилась. Она будет всегда. Сколько будут жить цвегены и бруги на этом свете — столько будет и война. Таков удел братских народов. Империя давно отдала концы, а нерешённые конфликты остались. В страшное время мы живём, Лестер. Но то ли ещё будет.

  Молодой отломил засохшую корку. Она хрустела, как кости под копытами.
— А ты веришь в духов?
— Верю в тех, кто остался в нас. — Людвиг указал на тень у двери. — Вот он, мой отряд. Двадцать учеников, двадцать призраков. Они теперь всегда со мной. Знаешь каково это — хоронить двадцать пар сапог? А я знаю.

  Ночью проснулись от крика совы. Старик сидел, чистя клинок.
— Спи. Завтра будет хуже.
— Ты всё время говоришь «хуже».
— Потому что так и есть.

  Утром пошли дальше. Дорога сузилась, впиваясь в лес. Ветви хлестали по лицам, оставляя царапины. Людвиг шёл первым, как старый пёс, чующий ловушку.
— На Севере снег, — сказал он внезапно. — Он скрывает всё. И трупы. И ложь.
— А что он не скроет?
— Глаза. Глаза всегда остаются.

  Лестер поправил меч на поясе. Он уже не спрашивал, сколько осталось. Здесь, среди гнили и пепла, счёт вёлся не на мили, а на выдохи.

  Лес сомкнулся за ними, как крышка гроба. Воздух густел от запаха гниющих грибов и железа — где-то рядом тек ручей, отравленный ржавчиной старых доспехов. Людвиг шёл, раздвигая палкой колючий кустарник. Каждый шаг отдавался болью в коленях, но он не сбавлял хода.
— Мёртвая вода... Здесь был бой, — сказал он, указывая на обломок меча, торчащий из земли. — Когда я воевал здесь, мы хоронили своих в братских могилах. Пока не кончились лопаты.

  Ученик поднял проржавевший шлем. Из глазницы выпал череп мыши.
— Они тоже верили в духов?
— Они верили в то, что смерть — это сон. Хотели умереть как в сагах. — Людвиг пнул камень. — Но сны кончаются. А саги забываются.

  К полудню вышли к поляне. Посреди неё стоял дуб. На ветвях висели ленточки — красные, выцветшие до розового. Людвиг сорвал одну, размял в пальцах.
— Жёны повязывали. На удачу. — Он бросил тряпку в грязь. — Теперь они носят чёрное.

  Лестер прислонился к дереву.
— За что они погибли? За короля? Палач. Жалкий поборник людских страданий.
  Старик усмехнулся.
— Так было надо. Никто не хотел лечь костьми здесь, но кто их спрашивал? Время такое — нужно за что-то умирать.
— А жить?
— А жить, Лестер, необязательно.

  Начал накрапывать дождь. Лестер накинул капюшон.
— Ты жалеешь?
— О чём?
— Что выжил.

  Наставник достал флягу, отпил. Вода стекала по подбородку, смешиваясь с потом.
— Жалость — роскошь для тех, у кого есть время. У нас его нет.

  К вечеру набрели на покинутую деревню. Избы стояли с распахнутыми дверями, словно кричали беззвучными ртами. Людвиг зашёл в первую, вынес чугунный котёл и пару одеял, пропахших плесенью.
— Здесь будем ночевать.

  Ночью ветер выл в трубах, как ребёнок, потерявший мать. Людвиг сидел у костра, чистил нож. Лестер ворочался, прислушиваясь к скрипу половиц.
— Спи, — буркнул старик.
— Не могу.
— Тогда слушай.

  Он рассказал о женщине из портового кабака. О её рыжих волосах и смехе, который резал сердце. О том, как однажды утром нашёл её в гавани — лицом вниз, с камнем на шее.
— Кто? — спросил Лестер.
— Все. И никто. — Людвиг швырнул ветку в огонь. — Война не оставляет имён.

  Перед рассветом их разбудил топот. Людвиг прижался к щели в стене. За туманной дымкой мелькали факелы.
— Кто идёт?
— Возможно, мародёры.
— Сколько?
— Много. Больше двадцати.
— Управимся?
— Нет. Сиди тихо.

  Шли всадники. Они спешивались и заходили в каждый дом в поисках чужой жизни. Наёмники слушали во все уши, стараясь различать каждый шаг. Ещё вчера они были хищниками, но сегодня пришёл зверь пострашнее. Вдруг в соседнюю комнату хижины кто-то зашёл. Наёмники переглянулись, но молчали. В глазах Людвига была усмешка — он смеялся над смертью. Во взгляде Лестера читалась пустота. Шаги были странные — будто что-то влачат по земле. В соседней комнате послышался шорох тряпья. Копались в сундуке. Шаги стали громче. Лестер смотрел в пустоту, словно молился. Но он не знал ни одной молитвы и не верил в бога. Он каялся. Он посмотрел на свои руки. Они тряслись не от страха — от стыда. Сколько людей он убил? Он давно уже перестал считать. «А что, если чудовища не они?» — подумал он, вспоминая, как жгли деревню, когда он был мальчишкой.

  Шаги стали громче. Мышцы наёмников затвердели, они были готовы дать дёру. Но внезапно на пороге появился мальчик, он влачил по полу плащ, накинутый на плечи. Это был Свен.