Ну, Кныш, погоди!

Ну, Кныш, погоди!
Историю эту, вот те крест,  я не придумал! И в  ней, в приключении этом, я не свидетелем был, а прямым его участником..
Жили мы в палатках прямо на трассе будущей ЛЭП. Наши предшественники, лесорубы, оставили нам лошадь . Лошадь нужна нам была для поездки на главную базу Ангарстроя. Но основной её обязанностью была доставка на места производства работ железяк: на вроде кувалд, блоков, тросов, болтов и гаек.
  Срамное место нашей помощницы было белым и в крапинку. Впечатление такое: будто кобылке когда-то кто-то  под хвост  кипятком плеснул. От того и прозвище неблаговидное  получила- "Белокунка".  Тоща  была Белокунка, как затасканная шлюха, и масти неприглядной-грязнобурой.                Да хай бы с ней с её невзрачностью,  а то ведь и своенравна, и ленива была, будто дочь боярина засидевшаяся в девках.                При первой возможности сбегала в лес, ныкаясь*  от работы. Однажды  нам пришлось всей бригадой гоняться за ней по тайге, на три дня забросив работу. Тогда наш бригадир Мустафа Зарипов сказал в сердцах: «Щюрт бы с ней с этой шалавой. Пускай бы её медведь задрал, да у неё веть есть нумер! Осенью завхоз спросит куда этот нумер делся» У Белокунки на крупе было выжжено калёным железом тавро. Из-за этого тавра мы и берегли её от зубов хищников.
   Только ко мне да Ивану Кнышу Белокунка  относилась более-менее лояльно. Видимо учитывала наше не давнее колхозное прошлое. Всех остальных, пытавшихся влезть на её спину, била  копытом или хватала зубами за ляжку.   
 По воскресным дням  бригада отдыхала.  Закия-наша повариха и по совместительству жена Мустафы- надумала побаловать нас киселём сваренным из костяники.
Всякую кисло-сладкую снедь вблизи зоны нашей жизнедеятельности мы уничтожали по мере её созревания. Угодья съестной растительности, не тронутой нами оставались только там, куда  нашему «макару» лень было ходить.
Кныш прикинулся больным. Все другие общаться с Белокункой не умели. Пришлось ехать мне.               
Привязав лошадь к молодому деревцу, я вошёл в лес. Костяника не растёт сплошным ковром, её кустики там и сям разбросаны между деревьев. Ягоды у неё яркого рубинового цвета. Возбуждают аппетит не только у людей, но и у зверей тоже.
 Побродил я   между сосен, ягод  на кустах нет. Вокруг отпечатки  больших когтистых лап.  Памятуя, о том, что бережёного бог бережёт, я поспешил из опасного места убраться заблаговременно.

Кобылы на месте не оказалось.  Деревце , к которому я её привязывал было сломано.
Братва, пока я шастал по лесу, наигравшись в волейбол, пряталась теперь от назойливых комаров в палатках.  «Почему пешком и где лошадь?»-спросил меня Мустафа.                -«Куда она денется!. Утром приведу»- ответил я бригадиру.                "Утром Белокунка будет уже за тридевять земель ,-резонно заметил Кныш.- Её надо брать сейчас. Она,  скорее всего,  ночевать будет на своём излюбленном месте» . Помолчав чуток добавил:– около Верблюд-Камня".
Верблюд-Камень-это глыбы песчаника, над котором  талантливо потрудилась мать-природа. Изваяние корабля пустыни у неё получилось отлично: ноги , горб, маленькая головка на длинной шее-всё как у настоящего верблюда. Даже нижняя губа   обозначена. Создаётся впечатление- будто бы верблюд приготовился плюнуть.   Вот появится какая тучка в небе и он в неё плюнет.
Место это я хорошо знал. Там было небольшое озерцо. В дни, когда мошкара была не особенно назойлива, мы ходили туда купаться.
Доводы Ивана были убедительны и я, захватив с собой краюху чёрствого хлеба,  отправился к Верблюд- Камню. Ванька меня напутствовал: "Смотри не спугни, не то придётся искать ветра в поле".
Около Верблюд-Камня стояла сосна. На её коре я обнаружил бурую шерсть. Похоже на то, что кто-то о ствол  тёрся.                -Молодец Ванька,- мысленно похвалил я Ивана- и как это он умудряется видеть всё вокруг себя и всё примечать.?!
Сосны. вырастающие на отшибе от леса, большими не бывают. Крона у них раскидистая, ветки располагаются не высоко над землёй. Влез я на нижнею ветку и стал ждать.Смеркалось. Сквозь дремоту, слышу, кто-то сопит и трётся о дерево. Выждав, когда пришелец отвалится от ствола, я спрыгнул с ветки и удачно попал на,... почему-то мягкую и толстую, спину. Спина резко рванулась в сторону и издала рёв. "Медведь !"- шарахнулась мысль в моей голове. И душа моя упала в пятки. Что потом быыло!                Медведь  с трубным рёвом мчится между стволов деревьев. Я от страха визжу так, что с сосен шишки сыплются. Филин хохочет. Тут меня чем-то в лоб садануло.  Да так садануло, что перелетев через кургузый Мишкин зад, сделав кульбит в воздухе, плюхнув ягодицами в мягкую торфянистую подстилку, я отключился.
               Бригада нашла меня утром. Сидел я, с зелёной шишкой на лбу, под молодыми ёлочками. В ладонях зажаты были   пучки бурой медвежьей шерсти.
По стёжке жидких экстриментов, нашли и Патапыча. Лежал дядя Миша в полусотне шагов от того места, где мы с ним расстались. Сердце хозяина тайги перегрузок не вынесло-лопнуло от избытка отрицательных эмоций.
Белокунку я нашёл в её стойле. Дремала стоя над охапкой  свеженарванной травы.
«Ну, погоди Ванька!- подумал я.-Погоди Кныш! Посмотрим , чей смех будет громче».             И стал  готовить Ваньке встречу с лешим. Однако осуществить  замысел  не удалось . Вскоре меня,  назначив бригадиром, перевели на другой участок.
Но положительный эффект от Ванькиной хохмы был: я тогда понял, что большая масса тела ещё не гарант того, что в нем есть храброе сердце. И стал после этого, распоясавшихся на танцплощадках  исполинов, брать на испуг. Ну а Ваньке сказал по рации, что право на последний выстрел я оставляю за собой.
И не смотря на то, что он теперь житель Украины, когда-нибудь я это право использую.