Куда приводят сны

Зуб выпал неожиданно, без малейшего повода к такой подлянке. Ника чистила зубы, во рту внезапно стало неудобно. И тут же что-то звякнуло о раковину, испачканную пеной зубной пасты. Выпавший без боли и крови зуб смотрелся нелепо. Зрелище не укладывалось в голове, отказываясь в ней умещаться. «Вся жизнь наперекосяк, - вяло подумала Ника. – Если вдуматься, зубы – последнее, что при мне осталось. Резонно, что и они по одному выпадать начали…»
Посмотреть на себя в зеркало Никоша решилась далеко не сразу. Страшилась увидеть в нем вместо молодой, красивой и яркой женщины враз подурневшую тетку с щербатой дырой в зоне улыбки. К ее удивлению, все до единого зубы обнаружились на положенных местах. Получается, она впервые видела сон?
Ника не любила спать, потому что ей никогда не снились сны. Жизнь представлялась пунктиром: беглые штрихи бодрствования и ночные провалы в ничто. Ну, или, по крайней мере, в полное отсутствие самое себя. А жизнь летела так быстро и пролетала настолько стремительно, что оставалось лишь сожалеть о том, что она делится на две неравномерные по времени половины. Сон – репетиция смерти. Еженощная пауза небытия, в котором растворяешься, желая того или нет. Наверное, продолжаешь существовать, но не сознаешь этого. Мыслишь, значит существуешь. А существуешь, если вместо мысли ничего?
Сама того не зная, Ника разделяла воззрения Нормана Малькольма, профессора аналитической философии. Он написал монографию о том, что снов не существует. В привычном значении слова под «сновидением» понимаются курьезные истории, рассказываемые по пробуждении. А на самом деле спать – это всего лишь не испытывать никаких ощущений, и поэтому глупость вообще как бы то ни было называть состояние, в котором ничего не происходит.
Руль отказал, когда Никошка выезжала со двора задним ходом. Он бешено крутился во все стороны сразу, будто враз лишившись связи с колесами. Ника судорожно, в пол, давила тормоз, а машина продолжала ехать, набирая, а не сбрасывая скорость, сама по себе. Всматриваясь в зеркало заднего вида широко распахнутыми глазами, Никошка истошно боялась, что сейчас кто-нибудь из соседей сунется под колеса, в полной уверенности, что его не только видят, но успеют и затормозить.
Очнулась, когда столкновение с деревом казалось неизбежным. Сердце бешено стучало, кровь пульсировала в ушах, щеки горели, руки тряслись мелкой дрожью. На работу поехала на метро. Она не успела испугаться во сне, боялась сейчас. Возвращения тошнотворной беспомощности, потери контроля, внезапного и полного отказа вещи, которой привыкла доверять. Нике случалось попадать в ДТП. Однажды тяжеленный МАН смял дверь и крыло ее красной машины. Даже рефлекторно стряхивая с себя осколки стекла, Ника не чувствовала себя настолько уязвимой.
Она принялась запоем читать о снах, что раньше казались неуклюжими наивными сказками. Скопидомно собирать лоскутки теории и практики сновидений от Фрейда до Фрая. Не обошла вниманием даже всевозможные сновидческие сайты – кунсткамеры странных людей, обсуждающих нелепые вещи. И начала коллекционировать сонники, толкующие одни и те же символы с точностью до наоборот, так что в итоге не разобрать, к чему они привиделись.
По кухне деловито, как у себя дома, ходила научная руководительница мужа. Особа старше самой Ники лет на пятнадцать, неплохо сохранившаяся, но чем-то неуловимо отталкивающая. Ника терпеть не могла ее манеру тихо интеллигентно даже не говорить – вещать. Почему-то всегда казалось, что она врет, как дышит, а каждое слово сочится лицемерием. Если б не докторская мужа, Ника с ней и здороваться бы не стала, чтоб не испачкаться невзначай. Кроме того, масла в огонь подливали многочисленные выходные, пропавшие, когда муж отбывал номер продвижения диссера.
Сейчас академическая дама придирчиво, как мертвое насекомое в лупу, изучала Никушин кухонный стол. Стол был тайной гордостью Ники. Столешница, выложенная песочной плиткой, массивное основание цельного дуба, гнутое в лучших традициях стародворянской мебели. Они с мужем влюбились в него с первого взгляда. Но не решились купить, поскольку денег откровенно не хватало. Муж две недели носился по мебельным магазинам, подыскивая подходящий вариант подешевле. А потом Ника пришла домой и обнаружила на кухне именно этот стол. Муж сделал сюрприз: занял денег и купил его, потому что все остальные не шли ни в какое сравнение.
- Стол надо поменять, - изрекла, наконец, незваная гостья и непрошеная судия. – Он очевидно дисгармонирует с интерьером. Полная безвкусица.
Ника внутренне передернулась от ее бестактности и глянула на мужа в поисках хотя бы молчаливой поддержки. Понятно, что вслух он ее не одернет: столько усилий на кону. Но пусть хотя бы взглядом поддержит, даст понять, что он – на стороне Ники и… стола. Ведь выбирали вместе! Муж молчал, глазки его воровато бегали, ускользая, избегая Никиного взгляда. И выглядел при этом почему-то как нашкодивший кот.
Первый шаг, позволяющий нащупать грань между сновидением и реальностью – найти деталь, какой не может быть на самом деле. Кастанеда уверял, что помогает посмотреть на собственные руки. Обычно въяве на них почти не обращаешь внимания. Поэтому в сновидении они приобретают причудливые формы, теряя привычный образ. Достаточно кинуть беглый взгляд на хлипкие веточки, ниточки, щупальца, спички, утратившие привычный облик, и сразу понятно, что спишь.
Впрочем, ученик дона Хуана, Карлос, выведен в «Путешествии в Икстлан» полным идиотом. Возможно, такому указание искать собственные руки во всех мыслимых местах в качестве признака сна и могло пойти на пользу. Любой другой присмотрелся бы скорее к флоре и фауне Сонорской пустыни. Судя по ним, антрополог Кастанеда сам в этих местах не бывал. Иначе его персонажам не составило бы труда сообразить, что действие происходит где угодно, но только не там. А скорее всего, они попросту обкурились и наелись кактусов до полного заворота логики в эзотерику.
Академическая гадина вальяжно развалилась в любимом Никошкином кресле на веранде дачи. В ушах мерзкой женщины переливались любимые Никошкины аметисты!
- Позвольте, - сдавленным голосом спросила Ника, - кто же позволил вам трогать и тем более, брать мои вещи? Мои любимые сережки! Муж на годовщину подарил!
- Милочка, - ничуть не смутившись, отозвалась противная дама, - разве не очевидно, что мне они идут гораздо больше? Впрочем, верну, когда надоест, если это критично.
Ника проснулась в беспомощной ярости. В том числе и на дурацкие сны, которых столько лет не было и в помине. А стоило начаться, показывают не что-то хорошее, как всем нормальным людям, а гадость всякую. Можно подумать, в жизни не хватает! Научиться опознавать детали? И можно переходить к следующему шагу? От осознания к управлению?!
Но следующий шаг вновь сделала престарелая научная сирота. Не удовольствовавшись сережками, она покусилась на святое: Никушины трусы. В кухне хлестала вода, видимо, из сорванного крана. Она потоком лилась по столешнице, сваливалась на пол, скапливалась лужами, грозящими нашествием праведно возмущенных соседей снизу. «Мама, подотри пока хоть этим!» - Никошка сунула маме почему-то рулон бумажных полотенец. «Сейчас тряпок притащу!» И помчалась в спальню, где в нижнем ящике стенного шкафа ожидали подобной оказии устаревшие футболки с пижамами. Возле шкафа спиной к Никошке стояла гадкая тетка и деловито рылась на полке с ее бельем. Доставала, растягивала на пальцах, осматривала скептически и с презрением. «Мама! Кто пустил ее сюда?!» - вскрикнула Ника. Тут же спохватилась: мама умерла, несколько лет назад. Значит, всего лишь сон? И вынырнула из него.
«Вода имеет символическое, первичное значение, согласно которому она либо обеспечивает существование жизни, либо хранит секрет, таит опасность,» - глубокомысленно изрек первый же сонник.
Ванга дополнила: «Если во сне вы увидели, как вода затапливает ваш дом, то наяву ждите потока новостей, одна из которых коренным образом изменит ваше самоощущение и взаимоотношения с людьми.»
Старина Миллер предостерег: «Если видите, что вода залила ваш дом и поднимается, это означает, что вы будете бороться, сопротивляться злу, но если вы увидите, что вода убывает, - вы уступите опасному влиянию.»
Дэвид Лофф принял во внимание даже пострадавший во сне водопроводный кран: «Исключением из перечисленных выше утверждений общего характера являются водопроводные краны. Во сне важно определить, контролируется кран грезящим или другим лицом, и с какой целью это делается. Если грезящий неэффективно управляет краном, то можно предположить: он чувствует, что не контролирует и не способен справиться с простыми обстоятельствами (или, что еще хуже, возможно, в кране нет воды). Если кран контролируется другим лицом, то можно заключить, что грезящий чувствует, что его положение, независимо от того хорошо оно или плохо, определяется прихотью другого. Эта прихоть может заставить ощущать значительный дискомфорт или комфорт, в зависимости от того, исходит она от непредсказуемого начальника, любовника или других значимых для вас лиц.»
Ника предпочла бы рассматривать водопроводный кран в духе учения Фрейда. Увы, интерпретировать подобную символику по Фрейду превратилось в бестолковое занятие.
Стряхнув гадостное послевкусие сна, Ника набрала полное ведро воды и потащила его на балкон. За последние месяцы он погряз под слоем дерьма. Голубиного помета. Соседка с нижнего застекленного балкона упорно подкармливала «божьих птичек» каждую свободную минутку. А времени у одинокой пенсионерки хватало. Млеющее воркование: «Гули-гули, хорошие мои!» - доносилось снизу уже в пять-шесть часов утра. Наевшись дарственных корок, пернатые городские крысы летели на застекленный балкон над Никиной квартирой. Поставив рамы, соседи почему-то не стали заделывать нижнюю щель между ограждением и полом. Квартира пустовала, обеспечив птичкам идеальное место для гнездовья. Веточки, с которыми не могли протиснуться в щель, голуби роняли Нике на пол вместе с пометом. А еще гадкие твари басовито ворковали, шумно били крыльями, звонко хлопались о жесть ограждения и разбрасывали землю из Никиных балконных ящиков. Их в свое время с любовью сделал муж, чтобы его любимая девочка сажала любимые цветы. Давно пора бы посеять хоть что-нибудь, погода давно установилась подходящая. Только ведь вытопчут, сволочи. Застеклить, наверное, как соседи, не помешало бы. Ника хотела с самого начала, как только переехали в эту квартиру, потому что боялась высоты. При взгляде с пятнадцатого этажа у нее захватывало дух и кружилась голова. Но муж всегда упирался, когда об этом заходил разговор. «Я хочу, - говорил он, - выйдя из комнаты, попадать на улицу. А тебе только дай волю: ты и балкон превратишь в джунгли, отапливаемые в минус двадцать даже не золотым, а платиновым радиатором».
Ника балансировала на узком мостике, сложенном из прогнивших досок. Внизу, метрах в полутора-двух гневно бурлил небольшой, но сильный ручей. При взгляде на него к горлу подкатила тошнота. Ника завертела головой в поисках: хоть за что-нибудь уцепиться. Опоры не было. Зато напротив, уперев руки в боки и глядя с выражением триумфа в глазах, стояла академическая вражина. «В этой речке утром рано утонули два барана,» - мелькнула в голове строчка из детского стишка. Зажмурившись, Ника шагнула к ней, и, по-прежнему не глядя, уцепилась обеими руками. И тут же почувствовала, как тетка кренится вбок, и явно пытается столкнуть Нику с и без того хлипких досточек. Всхлипнув, Ника полетела вниз.
Только для того, чтобы немедленно обнаружить себя на полу, залитом мутной, грязной водой с плавающими островками сомнительной субстанции. Под ней с трудом просматривалась старая, затертая и замызганная до полной потери цвета, плитка. Сбоку возвышались кабинки с зелеными дверями, не доходящими до конца ни снизу, ни сверху. «Туалет, что ли?» - подумала Ника. – «Ага! Привокзальный, вдобавок!» И принялась ожесточенно полоскать руки в воде, в которой сидела. Ну, и что, что грязная! Смыть! Лишь бы смыть с себя прикосновение к этой гадине! Что угодно лучше! Хуже нее нет ничего и никого на свете!
Говорит, что осознанное сновидение позволяет управлять всем, происходящем во сне. Но много ли от него толку, если, понимая, что спишь, все равно не можешь ничего поделать? А только терпеть, как приходится мириться с глупыми птицами. Твари божьи тоже ведь гадят не со зла, а исключительно по велению натуры. Но если не получается отвадить птиц, облюбовавших балкон для отправления естественных потребностей, наладить жизнь и перестать смотреть дурацкие сны… Можно ведь, хотя бы, очистить балкон от налипшего на него дерьма?
Балкон Никоша оттирала с остервенением. Накрывала наиболее загаженные пятачки мокрыми тряпками, ждала некоторое время, пока отойдут, а потом терла и драила. Драила и терла, после каждого прохода бегая выливать черную жижу из ведра и принося вместо нее свежую чистую воду. Голуби сначала настороженно наблюдали, а потом решили, что Ника не представляет опасности. И начали снова пытаться присесть на ее ящики. «Кыш! Сволочи поганые!» - каждый раз вскрикивала Ника и махала в их сторону грязной тряпкой, с которой капала вода. Капли, попадающие на нее саму, ничуть не смущали. Более того, когда плюхнула особенно большая, Ника замерла, осененная свежей мыслью. Макнула тряпку в ведро, вытащила и отжала, стараясь, чтобы грязная вода с тряпки потекла вниз. Сквозь балконную щель на рамы добросердечной любительницы птичек. Опрокинуть ведро целиком у Ники уже не поднялась рука. Но мысль о потеках грязи по чужому стеклу доставила неожиданно острое удовольствие. Ника сама не подозревала за собой способности к такому злорадству и мелочной мстительности.
Оглядев балкон, выдраенный почти до первозданного состояния, так что все потертости и трещины проступили с безжалостной наглядностью, Ника притащила из кухни тарелку с заранее замоченными семенами настурции. Лунки под них она делала голыми руками, стащив перчатки и испытывая наслаждение. «Живите как хотите! – ожесточенно бормотала она себе под нос. – А у меня будут цветы! Варитесь без меня в своем дерьме! А я – цветочки буду сажать!»
Засыпала Ника теперь с трудом, долго и мучительно. Раньше не любила спать, теперь – начала бояться. Устав почти до бессознательного состояния, долго ворочалась, не в силах найти удобного положения, крутилась с боку на бок. И в итоге не засыпала, а застревала в странной полудреме. Измученный мозг гонял по кругу одни и те же мысли, их круговорот отзывался физической болью в черепной коробке. Ника с тоской вспоминала времена «сонного небытия» и мечтала, чтобы они вернулись, прекратив хоть ненадолго мучительную в своей бессмысленности суету разума. Сон без сновидений начал казаться не «бессмысленной потерей отпущенного на жизнь времени», а блаженной паузой небытия, свободой, дарующей вожделенный покой и отдых. Счастье безмыслия маячило в недоступных горных высях, маня и не даваясь в руки. В смысле, безжалостно обходя стороной голову.  После своего рьяного «субботника» Ника провалилась в сон моментально.
Над балконными ящики стояла злосчастная тетка. В ее руках поник сеянец настурции. И она медленно отщипывала от хрупкого растенья кусочки кровавыми нарощенными ногтями. «Только что посадила, - мелькнуло в голове у Нике. – Всходов две недели ждать. Сплю!» И зашипела вслух:
– Это – мои цветы и мой сон!
Тетка с изумлением на лице качнулась на нелепо высоких каблуках. И… выдернула из ящика следующий росток.
Ника тяжело вздохнула. Помедлила, решаясь. Шагнула вперед и крепко обняла ненавистную женщину, прижимая к себе, вдавливаясь в нее грудью. А потом они обе накренились и стали томительно медленно переваливаться наружу и вниз. В ожидающе разверстую бездну десятка этажей только до крон деревьев.
Наутро в балконных ящиках между бирками с названиями посеянных сортов - большая «Красный блик» и «Аут оф Африка», низкорослая «Король Теодор», «Черный Трюфель», «Аляска-смесь», иноземная «Канарейка» - весело крутилась на ветру разноцветные цветки детских вертушек. На полу чернели потеки рассыпанной земли. Ни одного наглого голубя поблизости не наблюдалось.