1 Помог или подгадил Преображенский

    Фёдор Богданов, зачисленный в рекруты ещё до революционной эпидемии
  бОльшей части земного шара, был заметен своими физическими данными и удостоен
  особой милостью- служить в Преображенском полку, который сформировался, как   
  знают современники, ещё при Екатерине, чью милость могли изучать потомки.
     Такие хлопцы-молодцы всегда были в цене.
  Но как бы долго не ценился он, пришло время и ему возвращаться домой- то бишь
  в своё Алтайское село, всё прошедшее время стоящее на том же месте, а именно-
  на берегу одноимённой реки Колбинки.

     Не заморачивался с названиями русский народ: река- Колбинка, значит и село-
  Усть-Колба, куда он и вернулся со службы.
    Ох, и богатые края Алтайские!  И тебе недра- не пустой сушняк, и леса с
  озёрами полны характерным богатством.
    А ещё видать, в их краях произрастало много такой травы со вкусом то  ли
  лесного лука, то ли -чеснока, называемой местным населением одним словом-
  колбой.  Видимо её заросли, появляющиеся каждым ранним летом, и дали всему
  названия.

    В то далёкое время подобных сёл определённо было меньше и всё же... и всё
  же они были и в одно из них вернулся со службы бравый Богданов Фёдор- косая
  сажень в плечах и ростом под два метра.    Может сажень развернулась чуть
  позже, когда немного отъелся да отоспался дома после не лёгкой службы.
    Однако, будучи не барским сынком (такого скорее всего не взяли бы ни на
  какую службу) Фёдор понимал, что некогда годить, да ещё в селе, где если
  хочешь что-то слопать, то надо ногами потопать.   В селе ведь только зимой
  небольшое затишье, да и то не для всех.  А в остальное время - успевай только
  поворачивайся: то сеют, то полют, то сенокос, то жатва.

     Но такая забота скорее для живота, а для души... Для души и сердца Фёдор
  сам стал примечать подходящую девушку с серьёзными намерениями.
    Что просто так по селу рассекать, да холостых девах смущать?  Парень  он
  приметный, глаз всякой цепляется.  А зачем в грех вводить понапрасну?
    Не стал. Приметил девушку по себе: стройную, работящую, ладную.
   Решение созрело, сговорились, посватался- поженились.  Оба в будущее
  смотрели в одну сторону.

   Фёдор уже до женитьбы сруб дома приличный сладил.  По себе рубил- по своим
  размерам.  Леса вокруг полно.  Со службы кое-какие рубли-пятаки скопились,
  так что всё сгодилось, когда дом возводил с пришлыми помощниками: и сила
  имелась, и пятаки не жалел.
  А уж когда подгадал к этому делу свою Василису, то понял, что не промахнулся.
    Василиса вскоре разродилась первенцем и... потекла сельская, семейная жизнь.

    В ту бытность- до революции- колхозы не народились, каждый надеялся только
  на себя.  А что у Фёдора? 
    У Фёдора в большом доме сам большой, семья большая: детишки, как осенние
  грибы рождались. Набожная Василиса не брала грех на душу- рожала всех,
  сколько зарождалось.   Однако в те времена кто из них выживал, а кто гинул.
    Говорили: Бог дал, Бог взял, никто никого не винил и не искали причину.
  Они не одни такие были.  Правда в отличии от других, Фёдор ямщичил.

    Работа трудная: и в дождь, и в снег, и в жару, и в стужу приходилось
  стиснув зубы тянуть лямку.  Работа конечно доходная да и баловства мужику
  прибавляла: иногда приходилось себя подбадривать рюмкой.
    Все ямщики выпивали: кто больше, кто меньше- каждый по своим запросам
  и здоровью.  Так и жили и семья Фёдора практически не отличалась от семей
  других селян их края.

        А тут революция грянула, обещая новый строй для простого люда.
   Начали устанавливать новый строй.  Вместо царя, губернаторов да местных
  помещиков, появилось новое начальство, которое стало навязывать коллективное
  хозяйство: то бишь- колхозы.
     Время будто пока не военное, а во главе колхоза стоял командир.  Его
  нарекли председателем.  Новое начальство в лице председателя и при нём пара
  помощников там: писарь да счетовод.  Это их потом стали по-другому величать,
  но и тогда понимали, что им нужен какой-то угол, чтобы дела обсуждать да
  итоги подводить.  В общем нужен какой-никакой дом.

     Вот и подошли мы к тому, что в этом селе- Усть- Колба для сельсовета
  понадобился дом.  Не землянка, какие ещё были, не развалюха.  Как же, новый
  строй и дела солидные для народа надобно обсуждать в солидном доме.
    Нужен нормальный, крепкий дом и получалось, что во всём селе таким
  домом-большим и крепким- оказался дом Фёдора Богданова- бывшего служаки
  Преображенского, ямщика, а теперь вот- колхозника.

    А чему будто удивляться? Почему такому дому у Фёдора не быть?
  Сам крупный, жена под стать, детей чуть ли не семеро по лавкам.  В ленивых
  не числился, забот полон рот, только успевал поворачиваться.
    Но власть не пожалела ни детей, ни самих хозяев приглянувшегося дома:
  в срочном порядке забрали дом под сельсовет.  Забрали как бы с оговоркой,
  не просто забрали, а с обещанием вскорости построить новый дом: или под
  контору, или для семейства Богдановых.

    Семью расселили по чужим углам, в основном в дом семьи Брюхановых, чьи
  пожилые хозяева считались какой-то дальней роднёй, почти как седьмая вода
  на киселе.
    Седьмая или ещё какая- не важно, подселили чету Богдановых в дом
  к Брюхановым нещадно и без всяких возражений и тех и других.
    Как уж они там разместились?  Ведь у Фёдора к тому времени уже подрастали
  два мальца, те что не померли от всяких болезней, какие тогда косили деток.
    Время проживания практически у чужих внесли свою корректировку.
 
   Сначала старые хозяева Брюхановы ушли в мир иной, после чего возмужавший
  их сын Василий женился на Надежде, став законным, молодым хозяином своего
  дома, а Василиса к этому времени оказалась самой старшей и опытной среди
  ютившихся домочадцев двух семей под одной крышей.  Когда молодая жена Василия-
  Надежда ходила на сносях, у Василисы уже подрастала появившаяся в этом доме
  дочь Маруся.
     Так что в этом доме свободным углом и не пахло: ютились, как могли.
   Василиса как и прежде помогала вести домашний быт в двух семьях.
   Её не тяготило заниматься подобными делами, ведь вести домашний быт 
  в чужом доме она была приучена лет с семи.  С этих годков её отдавали
  в няньки в чужие, зажиточные семьи, где она и батрачила практически за
  кусок хлеба, почти до своего замужества.
    Так что теперь у какой-никакой родни, которая их приютила, она занималась
  привычными делами без обид и ущемления собственной совести.

    Ну а Фёдор, по началу промышляющий ямщицкими делами, при установлении
  новой  власти советов, этот промысел оставил. А уж когда та обещала построить
  ему новый дом, то участие в колхозных делах требовалось от Фёдора непременно.
    Время шло, а домом и не пахло.
   В долгие, зимние вечере Фёдора посещали смурые, грустные воспоминания.
   Он вспоминал, как сначала их мучали продразвёрстки, потом переживали
  Гражданскую с её лютующим Колчаком на Алтае. Лютовал тот основательно,
  но как-то выжили: бабы с детьми убёгли в густые, Алтайские леса, а мужики...
    А мужикам, как и бабам досталось- это вам не фунт изюма, когда сельских
  мужиков выстраивали в ряд перед колчаковцами и те через одного расстреливали
  только лишь за малейшую причину, не угодную колчаковской своре.
    А причины набирались: у кого-то сын или муж служил в Красной Армии, кто-то
  очень рьяно помогал в становлении власти советов и так далее.
   Жизнь Фёдора Богданова в той экзекуции висела на волоске: ведь могли
  притаившиеся враги советов оболгать Фёдора, сказав, что он сам лично
  отдал свой  дом под сельсовет, но...  Все, как один смолчали- это его
  и спасло.  Вот что было интересно. Вот что трогало до слёз.

    Видимо в той гражданской, государственной заварушке не дано было Фёдору
  погибнуть.  Колчака извели, все вернулись в колхозное хозяйство. А какое ещё?
    Новые местные власти и хозяева земель да российских богатств подчинялись
  центру, где зорко следили, чтобы их новые законы соблюдали во всех, даже
  в дальних уголках российской земли.  Так что: хошь не хошь, а...

   А жить в чужом доме приходилось Богдановым не по собственной воле.  Сразу,
  когда хозяйский сын- Василий по молодости лет ходил в холостяках, то спал
  в горнице с сыновьями Фёдора и Василисы.  В основной комнате побольше обычным,
  сельским образом укладывались на ночлег хозяева Брюхановы да тут же и Фёдор
  с Василисой.  А как иначе?
    Сельский дом тогда строился обычно на две комнаты: на горницу- та что
  поменьше и другую попросторней, с большой русской печкой в противоположном
  углу от деревянных напольных полатей, служащих спальным местом для взрослых
  домочадцев.  Кто не помещался на полатях, обычно спали на полу.

    К тому времени  Маруся - та кому Бог в трёх дневном возрасте не дал
  погибнуть, когда они всем скопом убегали от Колчака в лес- уже подросла,
  а брат Лёнька только народился.  Да ещё Надежда- молодая жена Василия ходила 
  на сносях. Так что к тому времени спальных мест требовалось на четыре
  комнаты, а вернее- на два дома.
    Конечно в то время селяне не особо шиковали просторными домами.  Многие
  жили лишь бы крыша была над головой.  Но старались ютиться под своей
  крышей и в углах своего дома.  А тут каково?

    А таково, что время шло год за годом, а ни нового сельсовета, ни дома для
  Фёдора  сельская власть не торопилась строить.  Всё какие-то находились
  оправдательные дела и причины. 
    Весной- какая-никакая посевная, свои огороды.  летом только пройдёт прополка,
  как подкрадывается сенокос.  А там...уж уборочная на носу.
   Для пришлых работников у сельской власти денег не находилось, а пятаки у
  Фёдора давно закончились: жил, как все- на колхозные трудодни.

    Но...видать Маруся характером уродилась в отца, ведь не зря он после службы
  слыл отчаянным парнем. А может юный возраст придавал Маруси смелость и
  решительность.
    Собралась она как-то с духом и огорошила  местного председателя вопросом
  о их обещании на счёт дома.  Председатель с писарем да со счетоводом на
  Марусин вопрос особо не среагировали, но Маруся на этом не остановилась.
    На следующий день, прихватив с собой подросших братьев, мать с народившимся
  братом- Лёней, вновь заявились в контору- то бишь сельсовет.

    Скромная, набожная Василиса молчала, а Маруся, которой исполнилось лет
  пятнадцать, так обрисовала получившуюся ситуацию.
    Мол, если нет пока возможности построить новый дом ( хоть под сельсовет,
  или для Богдановых) то занимайте угол под свои бумаги в сельмаге, тем более
  он не завален ни продуктами, ни промтоварами- практически пустует.
    А они- все пятеро настроены решительно и никуда отсюда не уйдут.
  Останутся тут жить, тем более- это их родной дом, который собственноручно 
  построил их отец- Фёдор.
   Маруся ещё пригрозила подать прошение и жалобу в районный центр и даже выше.
  Хоть и училась в школе Маруся неважно, но в такой ситуации нашлась что сказать.
    Мол власть народная и для народа, а местный председатель, как ярый помещик
  отнимает у обычных селян самое дорогое- крышу над головой.

    Даа... в тот день обстановка в сельсовете нарисовалась аховая.  Все
  Богдановы расположились по лавкам, благо тогда лавки являлись практически
  основной мебелью и  их в сельских домах размещалось достаточно.
   Картину возмущения добавила подоспевшая с большим пузом беременная Надежда.
  Как будто председателю не известно было, что в Надином доме ожидается
  прибавление численности жильцов: в селе, как известно- чихни в одном
  конце села, через минут десять будет известно на другом конце.

   Именно по этой причине  у сельсовета скопилось много селян: или сочувствующих,
  или просто глазеющих, но придающих всей этой возмущённой заварушке
  серьёзность вопроса. 
    К тому же Маруся, подсев к столу, достала бумагу и ручку с чернилами,
  и начала писать то, чем она угрожала разоблачить местную власть.
   Тут малец- Лёнька расплакался, а Василиса начала его грудью кормить.

    Глядя на такую картину, председатель озабоченно зачесал затылок: наблюдался
  упадок авторитета советской власти, а такое он никак не мог допустить.
    К тому же Богдановы вели себя, как дома.  А так оно и было, правда
  сам Фёдор в это время сидел на улице, на крыльце.   Душой и сердцем он был
  согласный с домочадцами, но видимо долгая служба в Царской армии сдерживала
  революционность его мыслей.   Но Фёдор сидел на страже и забижать своё
  семейство не позволил, если бы начали их выталкивать вон.
    Да кто их вытолкнет из свово дома?

    В общем тогда Богдановы никуда не ушли и остались ночевать там же.
  Как уж они тогда переночевали? Местная власть не уточняла, а только на другой
  день, собрав все свои конторские монатки, перетащили их в сельмаг, где
  отгородили на первое время себе досками закуток- комнатушку.  Отгораживать
  с радостью помогал сам Фёдор, как и в строительстве нового сельсовета, который
  соорудили скорёхонько- прямо весной, перед посевной.

   Расшевелили уснувший муравейник, зашевелилась местная власть: нашлись
  и рабочие руки, и материал, и средства. Ведь верно- под лежачий камень вода
  не течёт. А струёй этой воды оказалось возмущение Маруси.
    Как бы дело обернулось для Богдановых и для стеснённых Брюхановых? 
  Не известно.   Если бы не решительность и смелость Марии, которая говорили
  уродилась  характером в отца.