Судьбы дарованной миг. Глава шестая

   После изгнания немецких войск в окрестностях Валуек разгулялась вольница анархистов батьки Нестора Махно. Сам Нестор Петрович был ярым противником буржуазии и любого господствующего класса. Когда немецкие войска оккупировали
южные земли России, Махно возглавил армию из крестьянских повстанцев. Умение воевать  он  оттачивал  в  боях  за  свободу  против  оккупантов.  Но  когда  немцы  были изгнаны  и  к  власти  пришли  большевики  –  Нестору  и  его  сподвижникам  не понравилась  власть  над  собой.  Группы  из  рассеянной  армии  Махно,  не подчинившиеся  советской  власти,  стали  заниматься  грабежами  и  мародёрством  по деревням и округе. Они грабили зажиточных мещан и склады с продовольствием, убивали  активистов  и  всех,  кто  был  неугоден  им,  всячески  запугивали  местное население.  Однажды  им  повстречался  путеобходчик  Леонтий,  который  на механической  дрезине  совершал  объезд  вверенного  участка  железной  дороги. Бандитам  нужно  было  переправить  в  свои  схроны  награбленное  добро  и  они,  не задумываясь,  забили  старика  кольями.
   Известие  о  гибели  Леонтия  очень  ошеломило  Варвару,  у  которой  на  руках остались  малые  дети,  в  том  числе  очень  хилый  и  болезненный  двухлетний  Ванька. 
   В разрушенных неурядицами и войной Валуйках семью Варвары ожидало голодное существование.   Заработков  у   Григория  практически  не  было,  но, тем  не  менее,  с работы его не отпускали.
   Чтобы уберечь детей от голодной смерти Варвара решила вернуться  в  Шелаево.  Дорогу  до  родного  дома  им  пришлось  преодолеть  пешком. Варвара  несла  на  руках  плачущего  сына,  а  одиннадцатилетний  Гришатка  вёл  за  руки своих  младших  сестёр.  И  если  Анютка  уже  понимала  трудности  и  нужду,  то шестилетняя  Машка  всю  дорогу  хныкала  и  говорила,  что  устала.  Путь  оказался долгим.  Лишь  поздно  вечером,  уже  в  глубоких  сумерках,  измученные  путники  пришли  к  порогу  своей  усадьбы,  где  их  никто  не  ждал.
   Степанида  приютила  Варвару  у  себя  в  каморке,  которую  ей  оставили  для проживания.  Утром,  обойдя  весь  двор,   Варвара  не  узнала  своего  родного  дома,  пропахшего  гнилостным  запахом  от  грязных  повязок  –  все  комнаты  и  помещения  были  переоборудованы  под  нужды  лазарета.  Там  лежали  не  только  раненые  солдаты,  но  и  заболевшие  тифом  больные.  Смерть  была  там  постоянной  гостьей. Каждое  утро  по  несколько  умерших  выносили  выздоравливающие  красноармейцы  и  тут  же,  за  пределами  усадьбы,  предавали  их  земле,  порою  даже  не  оставляя  ни  крестов,  ни  даже  могильных  холмиков.
   Отдохнув  несколько  дней  и  насмотревшись  на  нескончаемый  поток  обречённых  обитателей  лазарета, Варвара  с  детьми  отправилась  в  Сиротино  к  своей  старшей  сестре.  Путь  был  таким  же  трудным  и  даже  более  длительным.  Разорённые  мародёрами  хозяйства,  брошенные  дома  с  выбитыми  окнами  и  опустевшие  целые  деревушки  и  хутора  были  повсюду.  Приходилось  ночевать  на  голом  полу  или  в  лучшем  случае  на  соломе  в  какой-нибудь  сараюшке.
   Мария  встретила  их  сдержанно,  зато  Захар,  не  стесняясь,   дал  полную  волю  своим  чувствам,  мол,  своих  ртов   не   прокормить,  а  тут  ещё  целая  орава  –  мал  мала  меньше  –  голодранцев.  Однако  под  натиском  своей  жены  Захар  разрешил  всё  же  Варваре  проживать  на  постоялом  дворе  в  одной  комнате   вместе   со  старшим  сыном  Андреем,  но  при условии,  что  денег  он  ни  гроша  им  не  даст – сами добывайте  себе  пропитание  и  выживайте  сами.
   Чтобы  хоть  как-то  прокормить  вечно  голодных  детишек,  Варвара  пошла  простой  служкой  в  местный  храм,  где  она  протирала  иконы  и  всю  церковную  атрибутику,  надраивала  до  блеска  подсвечники  и  канделябры,   мыла  полы,  изготавливала  из  вощёной  бумаги  красивые  цветы  для  украшения  киотов  и  заливала  расплавленный  воск  в  медные  трубочки,  чтобы  потом  извлечь  оттуда  готовые  свечи.  Андрюшка  и  Гришатка  помогали  ей  во  всех  делах  в  меру  своих  мальчишеских  сил.  На  долю  Машки  выпало  счастье  присматривать  за  маленьким  Ванькой.  А  Анютка  детскими  ручонками  из  пресного  жёсткого  теста  лепила  просфоры*,  приговаривая  нараспев  вместе  с   мамой  молитву:

   Господи Боже мой, да будет дар Твой святый и святая Твоя вода
   Во оставление грехов моих, в просвещении ума моего,
   В укрепление душевных и телесных сил моих,
   Во здравие души и тела моего, в покорение страстей  и немощей моих
   По беспредельному милосердию Твоему
   Молитвами Пречистыя Твоея Матери и всех святых Твоих. 

   В Сиротино разъездная деятельность Захара из-за кровавых братоубийственных событий  временно  “заморозилась”,  почти  всех  коней  у  него  отобрали  в  разные времена  разные  власти.  И  всё  же.   Путём  подкупа  ему  удалось  спрятать  в  одном  из  заброшенных  хуторов  пару  хороших  лошадок.  Несмотря  на  трудные  времена,  от  наёмных   рук   Захар   отказываться   не   спешил.   Степан  и  Кузьма  продолжали  гнуть  на  него  спину.  Именно  им  он  поручил  следить  за  лошадьми  и  содержать  их  вдали  от  глаз  людских  и  всяких  неурядиц.  Присматривать  за  этими  работниками  полагалось  Тенизу,  который  унаследовал  от  отца  нетерпимость  ко  всему  роду  человеческому  и  властные  нотки характера.
   До  появления  братьев  и  сестёр  Андрюшка  Денисков  проживал  как-то  незаметно  для  окружающих  людей, хотя  мальчишеское  любопытство  заводило  его  в  самые  потаённые  места  вокруг  Сиротино.
   Тайно  он  и  на  отдалённом  хуторе  побывал,   где  видел  захаровских  лошадок,   но  молчал  и  никому  не  говорил  о  своём  открытии.  Когда  же  братишка  Гришка  появился  под  боком,  то  он  рассказал  ему  о  своих  походах  по  округе.
   Разбитной и шустрый Григорий, обладавший спортивным телосложением с неимоверной  для  его  юных  лет  физической  силой,  тут  же  предложил  совершать “набеги” на заброшенные дома с целью розыска продуктов питания, каких-нибудь подходящих  для  жизни  вещей  или  припрятанных  драгоценностей.  Разорённые войной  и  лихолетьем  пустые  дома  и  даже  целые  деревни  не  представляли особого  интереса  для  мальчишек,  но  жажда  приключений  и  особая  тайна  неизведанного  манила  их  больше  всего.  Оказывая  необходимую  помощь  матери, Гришатка с Андрюшкой  старались  по  быстрее  закончить  свою  работу,  а  потом  убегали  и методично исследовали всё обширное пространство вокруг Сиротино. Встречные взрослые  на  босоногих  мальчишек  особо  не  обращали  внимания,  а  вот  девчонки  стали  посматривать  на  юных  искателей  приключений.  И  если  Андрей  уже примелькался  среди  местных  обитателей,  то  его  братишка  сразу  же  приковал  к  себе внимание  девчачих  озорных  угольков. 
   Одна  из  них  –  Татьяна  –  просто  пожирала глазами  новенького.  Заметив  на  себе  пристальный  взгляд,  Гришатка  решил  подойти  к  ней  необычным  способом:  за  углом  сарая  он  нацепил  свою  куртку  на  ноги  и, встав  на  руки,  вышел  таким  образом  на  уличный  простор.   Со  стороны  картина выглядела так: сзади к девушке двигался высокий человек без головы.
   Григорий неслышно  подкрался  вплотную  к  ней  и  слегка  кашлянул.  Обернувшись,  Татьяна завизжала  от  испуга,  а  потом  внизу  разглядела  голову  чудака:
   - Охальник,  напужал  до  смерти.  И  чегой  то  ты  зараз  под  бабью  юбку  заглянуть  норовишь,  паразит.  Ишь,  шустряк  какой  выискался.  Тебя  звать  то  как,  добрый молодец?
   - Сними  куртёнку  с  ног,  мешает. 
   Вместо  приветствия  произнёс  Гришатка,  а  потом,  совершив  невероятный  трюк,  быстро  встал  на  ноги,    сразу  же  двумя  руками  обхватил  дивчину  за  гибкую  талию,  прижался  к  ней  и  тихо  на  ушко  прошептал:
   - Гришаткой  кличут,  а  Андрюшка  брательник  мой.
   - Так  ты  племяш  дядьки  Захара,  –  с  улыбкой  вырвалась  она  из  цепких  рук  парнишки  –  смотри,  не  сдобровать  тебе  ежели  Тениз  прознает  про  твои  шалости.
   - Тениза  я  не  боюсь,  пусть  он  от  зависти  трепещет,  ведь  я  по  нраву  тебе пришёлся,  уж  больно  глазок  твой  занозист  –  взглянула,  будто  крапивой  обожгла.  А как  зовут  сию  красотку?
   - Татьяна.  –  тихо  молвила  она  и  её  щёки  налились  пунцовым  цветом.
   И  с  той  поры  их  вместе  видели  частенько.
   Продолжая  обследовать  местность,  юные  искатели  приключений,  проникали  в такие непроходимые места и дебри, куда даже бывалые охотники не забирались. В одном  подобном,  скрытом  от  глаз  густом  лесочке,  они  оборудовали  себе  жилище:  из  разлапистых  веток  соорудили  вместительный  –  там  даже  стоять  во  весь  рост  можно  было  –  шалаш  и  натаскали  туда  охапки  сена.   Из  опустошённых  домов  наносили нужный  в  хозяйстве  скарб  (котелки,  топоры,  ножи,  ложки  и  другие  бытовые  вещи)  и  даже  десяток  различных  книг,  которые  они  с  упоением  перечитывали  по  несколько  раз.
   Однажды  братья  появились  у  дальнего  хутора,  где  их  дядька  Захар  припрятал лошадей.
   Спустившись  в  неприметную  лощину,  обросшую  густым  ивняком,  пацаны  замерли от  неожиданно  открывшейся  картины.
   - Ты  смотри , кони,  –  восторженно  прошептал  Гришатка  –  и  людей  не  видать.
   - Это  дядьки  нашего  Захара  Семёновича  лошадки.  Он  держит  их  здесь  подальше от  людского  глазу,  чтобы  их  не  отняли  ни  белые,  ни  красные,  ни  даже  анархист  батька  Махно.
   - Ах,  он  мироед  людской.  Нас  в  нищете  держит,  а  сам  жирует,  да  ещё  и  капитал на чёрный день припрятал. Лошадки эти не малых денег будут стоить. Войнушка закончится,  все  потянутся  дворы  свои  восстанавливать,  наделы  засеивать,  а  лошадки  вот  они  –  будьте  добры,  Захар  Семёнович,  удружите,  горю  нашему  посочувствуйте,  а  мы  отработаем, в долгу  не  останемся.  Это ж первейший мироед будет при таком богатстве.  Вот  что,  Андрейка,  давай  этих  лошадок  уведём  и  красным  бойцам отдадим,  чтоб  они  быстрее  разбили  всех  поганых  врагов  наших.
   - Боязно  мне,  братишка.  За  конями  присматривают  два  мужика  –  они  в работниках  у  дядьки  Захара. А  к  ним  довольно  часто  приходит  с  досмотром  Тениз,  а  я  его  боюсь  шибче  самого  дядьки,  ух  и  злой  же  он,  меня  поколачивал  за  просто так  уже  не  один  раз.
   - Ты,  Андрейка,  не  боись.  Мужики,  небось,  сами  рады  будут,  что  избавились  от обузы  и  разбегутся  по  домам  или  в  красную  армию  запишутся,  чтобы  мстить мироедам.  А  с  Тенизом  мы  потолкуем  по  свойски  –  нас  же  уже  двое,  а  двое  –  это сила.  Пошли  коней  брать.
   - Боязно.  А  вдруг  Тениз  рядом.  Он  не  будет  молча  смотреть  на  то,  как  его  коней забирают,  сразу  в  драку  полезет.
   После  недолгого  колебания  и  убеждённые  в  своей  правоте,  Гришатка  с Андрюшкой  прямиком  пошли  к  пасущимся  лошадям.  Им  навстречу  из-под  кустарника  вышли  Степан  и  Кузьма,  которым  давно  уже  наскучила  жизнь  вдали  от семьи  и  от  стремительно  меняющихся  событий.  Проживая  на  хуторе,  они  слышали  лишь  беспорядочную  стрельбу,  возникающую  то  с  одной  стороны,  то  с  другой.  Увидев  идущих  к  лошадям  пацанов,  работники  смело  вышли  им  навстречу  с  целью  узнать  последние события,  происходящие  в  белом  мире.
Более  разбитной  Гришатка,  поприветствовав  как  старых  знакомых  Степана  и Кузьму,  сразу  же  начал  разговор:
   - Дядька  Кузьма,  дядька  Степан,  засиделись  в  глуши,  небось?
   - А  ты,  пострел,  откель  нас  знаешь  –  удивлённо  посмотрев  друг  на  друга, проговорил  Кузьма  –  мы  со  Стёпкой  штось  не  припоминаем  тебя.
   - Э,  как  долго  вы  тут  сидите.  Поди  уж  годок  наверняка,  а  может  и  по  боле.  Я дядьки  Захара  племяш,  а  евойный  младшой  брат.  –  Гришатка  кивнул  головой  в сторону  Андрея.  –   Мы  с  маманькой  давно  с  Валуек  приехали  и  много  дней  уж  на постое  у  дядьки  Захара.   Хоть  и  родня  он  нам,  а  всё  ж  притесняет  нас,   мироед  проклятый.   Да  и  вас,  я  смотрю,  тоже  не  жалует  и  по  прежнему  заставляет  гнуть  на него  спину.  А вы  знаете,  что  в  стране  давно  уже  революция  была  и  что  всех угнетателей  во  главе  с  царём  свергли?  Сейчас  в  нашей  округе,  да  и  везде повсеместно  большевики  у  власти,  которые  не  позволяют  таким  мироедам  как дядька  Захар  бесплатно  пользоваться  наёмными  работниками.
   Степан  и  Кузьма  снова  переглянулись  между  собой.  На  сей  раз  Степан, недовольно  покряхтев,  подал  голос:   
   - Што  давненько  засиделися  здеся  –  это  точно.  У  нас  портки  дырка  на  дырке,  как ни  одень,  всё  одно  прорехи  видать.  Нам  как  то  не  с  руки  домой  вертаться  с пустыми  карманами,  а  Тениз  кажный  раз  говорит,  што  евойный  батька  отдаст  нам всё  сполна  опосля  временной  заварухи  в  наших  краях.  А  заваруха,  гляди-тка,  по  всей  Расеи  прошла,  да  ишо  как  оно  всё  обернулося  –  царя  свергли  –  вона  как, господи,  боже  мой.
   - То-то  и  оно  –  зазвенел  голос  Гришатки.  –  И  царя  нет,  и  белогвардейской  контры нет,  и  бога  отвергли.  А  у  дядьки  Захара  уже  ничего  не  осталось,  окромя  этих лошадей,  и  расплачиваться  он  с  вами  ни  в  жизнь  не  собирается,  да  и  нечем. Обманет  наверняка  или  того  хуже  –  со  своей  душонкой  распрощаетесь.  За  ним худое  не  заржавеет.  А  коней  этих  мы  сейчас  заберём  и  отдадим  их  в  Красную армию,  чтоб  быстрей  покончить  со  всяким  сбродом  во  всём  мире.  И  Тениза  не бойтесь,  мы  с  ним  по-родственному  поговорим.
   - Помяни   говно   и   вот   оно.  –  Тихо   пробурчал   Андрюшка,   увидев   Тениза,  который  быстро  приближался  от  хуторских  строений  к  собеседникам.
   - Что  происходит?  –  спросил  Тениз.
   - Хотим  коней  твоих  забрать  –  с  вызовом  ответил  Гришатка.
   - Не  позволю.  А  ну,  Степан,  Кузьма,   –  начал  истошно  кричать  Тениз  –  а  ну,  гоните  эту  голытьбу  подальше  отсюда.
   - А  ты  хто  таков,  сопляк,  хто,  шоб  на  нас  глотку  драть?  Иш  ты!  Молоко  на  губах  ишо  не  обсохло,  а,  тудыть  твою,  –  на  горло  брать.  Сначала  за  папаню  заплати,  а  потом  ужо  требуй.  –  Степан  гневно  посмотрел  на  молодого  горлопана.  –  Кузьма,  мы  с  тобой  сторона,  наша  хата  с  краю  –  ничего  не  вижу,  ничего  не  знаю.  Пошли  отсель,  пущай  они  по  свойски,  да  по-братски  про  меж  себя  договариваются.
   Ошарашенный  ответом  Степана,  но  вспыльчивый  до  бешенства  Тениз,  принялся сам  с  нескрываемой  агрессией  прогонять  братьев,  но  более  ловкий  Гришатка  первым  нанёс  ему  удар  в  живот  и  тут  же  быстро  отскочил  в  сторону.
   - Ах  ты  малявка  босоногая.  Ах  ты  сволота  нищебродская.  Ах  ты  прыщ  на  ровном  месте.  Щас  я  тебя  достану.
   Тениз   вытащил   из   земли   стальной   острозаточенный  штырь,   к   которому   были   привязаны   лошади,  и  наперевес  с  ним  бросился  за  убегающим  Гришкой.   Вслед  за ними  на  небольшом  расстоянии  побежал  и  Андрей.  Братья  с  криками  бегали  по лощине  зигзагами  и  петляли  кругами. 
   В  один  из  моментов  Тениз  споткнулся  о  ногу  Андрея  и  упал,  а  Григорий,  изловчившись,  выхватил  у  него  опасную  железяку.  Тениз в  ярости  бросился  вперёд  и  напоролся  на  остриё.   Взвыв  от  боли  в  пронзённом боку,  и  зажимая  сильно  кровоточащую  рану  руками,  Тениз  упал  на  землю  и,  не переставая,  с  пеной  у  рта,  продолжал  истошно  кричать  на  Григория:
   - Паскуда,  сукин  сын,  ты  ещё  попомнишь  меня,  всё  равно  подкараулю  и  убью тебя,  щенок.  Мало  того,  што  невесту  мою  подцепил,  вон  вся  деревня  судачит  уж  о  том,  што  Танька  нос  от  меня  воротит  и  даже  не  глядит  в  мою  сторону,  так  ещё  и  на  наших  лошадей  паскудные  виды  имеешь.  Тёмной  ночью  где-нибудь,  гадёныш,  я  тебя  всё  равно  подкараулю  и  убью,  ублюдок,  будешь  знать,  отродье  голопузое,  как  чужих  девок  и  лошадей  забирать,  паскуда.
   Степан  и  Кузьма,  издали  наблюдавшие  всю  картину  происходящего,  быстро подошли  к  Тенизу,  приложили  пучок  сухой  травы  вместе  с  конским  навозом  к    кровоточащей   ране,  наспех  перевязали  грязными  лохмотьями  и  повели  его  под  руки  в  сторону  Сиротино.

   На  семейном  совете  Варвара  Леонтьевна,  выслушав  рассказ  сынов  об  их приключениях  и,  узнав  о  том,  что  они  всё  же  увели  лошадей,  твёрдо  решила спрятать  Гришку  от  непременного  гнева  Захара  и  от  возможной  расправы  над  ним. Со  слезами  на  глазах  Варвара  собрала  котомку  и  отпустила  сына  в  белый  свет:
   - Гришатка,  милый  мой,  не  дадут  житья  тебе  эти  изверги,  изведут  со  свету,  чего ещё  ожидать  от  этих  нелюдей.  Иди,  родимый  мой,  подальше  отсель  –  мир  не  без добрых людей, авось проживёшь как-нибудь. А если хороший человек попадётся, кланяйся  ему  в  ноги,  чтоб  обучил  тебя  всему  хорошему.  Иди  с  богом  и  подольше  не  возвращайся  сюда,  авось  со  временем  всё  уладится.  Будет  оказия  –  пришли весточку.  Иди,  родненький,  с  богом,  иди. 
   Так, волею судьбы, четырнадцатилетний Григорий Денисков оказался полностью свободным  в  поисках  направления  своего  жизненного  пути.  Что  перенёс  в  скитаниях мальчишка,  где  побывал,  что  повидал  –  одному  богу  ведомо.   Одно  только  известно:  природная  сила,  смекалка,  да  любознательность  в  познании  неизведанного,  совмещённая  с  въедливой  дотошностью  в  решении  проблем  –  вывели  его  в  люди.   Григорий, не  зная  дальнейших  разыгравшихся  событий  в  Сиротино,   долгое   время   не  возвращался  на  родину  и  не  передавал  весточки  о  себе  никому  из  родных.


   *Просфора;, устаревшее произношение  просвира; (с древнегреческого – ;;;;;;;; – «приношение»; во мн. ч.: про;сфоры) — богослужебный литургический хлеб, употребляемый в православии.