Проект Анкор или сломанная реальность

Глава 1. Первые странности

Солнце медленно опускалось за холмы Кентукки, окрашивая небо в теплые оранжевые и розовые тона. Воздух был наполнен легким ароматом сена и полевых цветов. Джон Харпер сидел на крыльце своего домика, затерянного на краю леса, и размышлял о том, что бросить Чикаго было правильным решением. Здесь, вдали от городской суеты, он нашел тихую гавань, где не было места людям, которые слишком много знали о его прошлом.

Но тишина, которая окружала его, была не просто утешением. Она оставляла слишком много места для мыслей, которые он предпочел бы забыть. Мысли о Клэр, об Элис, о Маркусе и Роуз — голоса этих людей до сих пор звучали в его голове, как призраки, бродящие по пустому дому.

Джон откинулся на спинку качелей, наслаждаясь скрипом дерева под собой. Этот звук, который раздражал его в детстве, теперь стал утешением. Он напоминал ему о ленивых летних вечерах, когда жизнь была проще. Но даже здесь, в этом идиллическом уголке, Джон не мог избавиться от ощущения, что что-то внутри него не так. Как будто в его воспоминаниях появилась трещина, крошечные сколы, которые он заметил только теперь, когда, наконец, остановился и задумался.

***

— Ты помнишь Дженкинса? — спросил Ллойд, наклоняясь через стол. Его глаза блестели от возбуждения. Они сидели в забегаловке где-то между домом Джона и ближайшим городом. Кофе здесь был дешевым, но горьким, как жизнь. Ллойд был одним из тех, с кем Джон служил в армии, когда они оба еще носили форму, а не фланелевые рубашки и джинсы.

— Конечно, помню, — ответил Джон, хотя имя Дженкинса ничего ему не говорило. Он потягивал кофе, кивая, пока Ллойд рассказывал какую-то историю про их службу за границей. — Ну, как он там, Дженкинс?

Ллойд усмехнулся, обнажив зубы, пожелтевшие от табака. — Да он не изменился, все те же байки про то, как нас прижали под Мосулом.

Джон снова кивнул, делая вид, что слушает, хотя в голове у него крутились только обрывки воспоминаний. Мосул? Он помнил, что его туда отправляли, но конкретных деталей не было. Только песок, жара, выстрелы... Может, Дженкинс рассказывал такие истории. А может, Ллойд все это выдумал. В любом случае, Джон не собирался его подкалывать.

— А потом была та ночь в Багдаде, — Ллойд размахивал вилкой, как, будто это было оружие. — Помнишь, после того, как мы зачистили здание? Мы пошли выпить, и Дженкинс чуть не подрался с местным парнем. Как его там звали?

— Э-э... — Джон замялся. — Не помню.

— Да ладно, чувак! — Ллойд поднял бровь. — Ты же был там! Ты чуть ли не тащил его за шиворот, чтобы он не нарвался на неприятности.

Джон фальшиво усмехнулся. — Наверное, вылетело из головы.

Но внутри у него засело беспокойство. Он знал, что был в Ираке — трудно забыть месяцы, проведенные в поту под кевларом, уворачиваясь от пуль. Но этот конкретный момент? Этот яркий эпизод, о котором Ллойд говорил с такой уверенностью? Он не вписывался в картину. Как будто кто-то пытался собрать пазл, где кусочки не подходили друг к другу.

***

На той же неделе Джон поехал в город навестить мать, Роуз. Она жила одна с тех пор, как пять лет назад умер его отец, Маркус. Ее дом почти не изменился с тех пор, как Джон был ребенком: те же обои в цветочек, те же потертые ковры, тот же слабый запах лавандового мыла.

— Джон! — она бросилась к нему, обнимая его так крепко, что он чуть не задохнулся от запаха талька и старых духов. — Я тебя не видела несколько недель!

— Я был занят, — соврал он, отстраняясь, чтобы взглянуть на нее. Время не пощадило Роуз. Ее черты лица стали мягче, волосы поседели, а руки слегка дрожали, когда она вела его на кухню. Но ее глаза — острые, проницательные — остались прежними.

Они сидели за столом, потягивая чай и болтая о пустяках, пока Роуз не начала вспоминать его детство. — Ты помнишь то лето, когда мы ходили в поход на озеро? — спросила она задумчиво.

Джон нахмурился. — Поход? На озеро? Не припоминаю...

— Ой, ну конечно, помнишь! — она махнула рукой. — Тебе было лет десять, одиннадцать. Твой отец поймал огромного окуня, и вы всю ночь жарили зефир и болтали о рыбалке. Не говори, что забыл!

Джон медленно покачал головой, не зная, кому верить — ей или своей памяти. — Не помню, мама.

Ее улыбка дрогнула на мгновение, но она быстро взяла себя в руки. — Ну, бывает. Все забывают что-то.

Но Джону это не давало покоя. Позже, когда он ехал домой, разговор крутился у него в голове, как заезженная пластинка. Если он забыл о таком простом событии, как семейный поход, что еще он мог упустить? И почему это ощущалось как нечто большее, чем просто забывчивость?

***

Вернувшись в коттедж, Джон налил себе виски и уставился в окно на темнеющий лес. Беспокойство, которое он чувствовал раньше, переросло в нечто более острое, более навязчивое. Воспоминания должны быть надежными, разве нет? Да, детали стираются, но целые события? Целые люди?

Он думал о Ллойде и Дженкинсе, об историях, которые, по их словам, он пережил. Он думал о матери и ее настойчивых воспоминаниях о походе. Ничто из этого не складывалось. Ничто не казалось реальным.

И все же, где-то в глубине души, он задавался вопросом: может, проблема не в его памяти? Может, это что-то другое? Что-то большее, чем он мог себе представить?

Впервые за много лет Джон почувствовал настоящий страх — не перед чем-то конкретным, а перед возможностью того, что сама основа его реальности рушится у него под ногами. И он не знал, с чего начать искать ответы.

***

Этой ночью сон не шел к нему. Каждый раз, когда он закрывал глаза, перед ним мелькали незнакомые лица и места, как помехи на экране старого телевизора. Он ворочался с боку на бок, пока не сдался и не схватил блокнот со стола в кабинете.

Может, записи помогут. Может, если он все разложит по полочкам — несоответствия, пробелы, — он сможет разобраться в этом бардаке. Одно он знал точно: то, что с ним происходило, было не нормально. А Джон Харпер никогда не отступал перед тайной, не докопавшись до сути.

Глава 2. Трещины в памяти

На следующее утро Джон проснулся с решительным настроем. Он не из тех, кто любит копаться в проблемах, но это было другое дело. Это подозрение, что его воспоминания — не его, грызло его изнутри. Дело не в том, что он забыл какие-то имена или даты. Дело в том, что он начал сомневаться в самой своей сути. Кто он такой, если не может доверять своей памяти? Тот ли это человек, который служил стране, воспитывал дочь (или пытался), боролся за брак, который всё равно развалился?

С блокнотом в одной руке и кружкой горячего кофе в другой, он взялся за дело. Первая запись была простой: Ллойд упомянул Мосул. Не помню, чтобы мы там были. Потом пошло дальше: Мама говорит, что мы разбивали лагерь у озера. Ничего не помню. Каждое предложение было как щелчок замка, открывающий дверь в прошлое, где стены были покрыты трещинами.

В следующие несколько дней Джон начал звонить всем, кого мог вспомнить. Старые друзья, родственники, знакомые — он набирал номер за номером, придумывая отговорки вроде «соскучился» или «просто ностальгия». Ответы были разные, но одно объединяло их всех — нестыковки. Расхождения, которые не имели никакого смысла.

***

Первым был Маркус. Вернее, его призрак. Не буквально, конечно, но Джон часто ловил себя на том, что разговаривает с памятью отца, как, будто тот был всё ещё жив. Сидя на качелях на веранде, он пробормотал: — Пап, мы с тобой вообще когда-нибудь охотились?

Вопрос повис в воздухе, как дым от сигареты. Но на следующий день, когда Джон навестил мать, он решил спросить её напрямую. — Привет, мам, — начал он, листая старый фотоальбом. — Мы с папой когда-нибудь ходили на охоту?

Роуз оторвала взгляд от вязания, слегка нахмурившись. — Конечно, ходили! Каждую осень. Помнишь того оленя, которого ты подстрелил в шестнадцать? Самый крупный зверь, которого вы видели.

Джон замер. Его пальцы застыли над фотографией. Шестнадцатилетний он смотрел на него с выцветшего снимка, неуклюже держа винтовку. Ни оленя, ни триумфа, ни даже намёка на охоту. Просто парень, стоящий перед хижиной с видом «мне скучно».

— Нет, — твёрдо сказал он. — Я этого не помню.

Роуз вздохнула, отложив вязание. — Джон, дорогой, ты не можешь помнить всё. Это было почти сорок лет назад.

— Но я ничего не помню, — настаивал он. — Ни охоты, ни оленя, ничего. Ты уверена, что это было?

Она посмотрела на него долгим взглядом, словно взвешивая что-то. На мгновение ему показалось, что она вот-вот признается... в чём, он не знал. Но она просто пожала плечами. — Может, ты это заблокировал. Люди так иногда делают.

Заблокировал? Чушь какая-то. Джон знал, как работает память. Даже травмирующие события оставляют следы, тени на краях сознания. Это была не травма. Это была... пустота. Как будто кто-то взял губку и стёр целые куски его жизни.

***

Следующей была Клэр. Позвонить ей было непросто. Их развод был сложным и болезненным, оставив после себя шрамы, которые никто из них не хотел признавать.

Но однажды поздно вечером Джон набрал её номер, готовясь к ледяному приёму.

— Алло? — её голос звучал настороженно, резко. Она не сменила номер с тех пор, как они расстались, и это казалось странно сентиментальным для той, кто клялась, что больше не хочет его видеть.

— Клэр, — начал он, нервно потирая затылок. — Это я. Джон.

Пауза. Затем: — Чего тебе?

— Мне нужно кое-что спросить, — быстро сказал он, прежде чем она успела повесить трубку. — Ты помнишь нашу поездку в Европу? Париж, Рим?

Ещё одна пауза, на этот раз дольше. Когда она заговорила, её голос был ровным. — Мы никогда не были в Европе, Джон.

Его желудок сжался. — Ты уверена? Потому что я клянусь, я помню...

— Мы не ездили, — резко перебила она. — Не звони мне больше, если только это не про Элис.

Линия оборвалась. Джон уставился на телефон, сердце колотилось в ушах. Париж, Рим... Он ясно видел их в своём воображении — мощеные улицы, Эйфелеву башню, Колизей. Или ему так казалось. Теперь он был не уверен.

***

Элис. Его дочь. Единственный человек, которого он любил больше всего на свете. Связаться с ней было сложнее, чем позвонить Клэр. Сложнее, чем противостоять матери или копаться в старых фотоальбомах. Потому что Элис была реальной. Она существовала. В отличие от туманных воспоминаний, кружащихся в его голове, она была осязаемой. И всё же...

— Папа? — её голос потрескивал в динамике, неуверенный, но тёплый. — Всё в порядке?

— Да, детка, — сказал он, заставляя себя улыбнуться. — Всё нормально. Просто... хотел поговорить.

Они поболтали о повседневных вещах — её работе, квартире, погоде в Нью-Йорке. Но, в конце концов, Джон перевёл разговор на то, что не давало ему покоя. — Эй, ты помнишь тот школьный концерт, где ты играла на скрипке прошлой весной?

Элис тихо рассмеялась. — Папа, я не играла на скрипке со средней школы. Ты же знаешь.

Сердце Джона упало. — Но я был там, — настаивал он. — Я сидел в третьем ряду. На тебе было голубое платье, а потом мы ели мороженое.

— Неа, — мягко ответила она. — Прости, папа. Должно быть, это был чужой ребёнок.

Чужой ребёнок. Эти слова ударили его, как кулак в живот. Конечно, Элис не стала бы ему врать. Зачем? Но воспоминание о концерте было таким ярким, таким реальным. Он почти чувствовал вкус мятно-шоколадного рожка таявшего в руке.

***

К концу недели блокнот Джона был заполнен записями, каждая из которых была тревожнее предыдущей. Маркус и охота. Клэр и несуществующая Европа. Концерт Элис, которого не было. А ещё были мелкие, но странные нестыковки — сосед, который клялся, что Джон брал у него газонокосилку прошлым летом (он не брал), бармен, который узнал его как завсегдатая, хотя Джон впервые переступил порог этого бара.

С каждым днём он чувствовал себя всё более потерянным, как будто отдалялся от самого себя. Он начал одержимо записывать эти моменты, отмечая не только слова людей, но и их реакцию, когда он ставил их под сомнение. Кто-то списывал всё на забывчивость. Другие занимали оборонительную позицию. Некоторые, как Клэр, просто отшивали его.

Но дело было не только во внешних нестыковках. Внутри него тоже что-то сдвигалось. Воспоминания, которые раньше казались такими ясными, теперь искажались, как отражение в воде. Разговоры, которые он вёл вчера, теперь казались чужими. Лица, которые он знал годами, выглядели иначе. Даже планировка его дома, где он жил десять лет, иногда казалась ему чужой.

Однажды вечером, сидя за кухонным столом и листая свои записи, он понял нечто леденящее: нестыковки не были случайными. Они следовали по определённой схеме. Каждый раз, когда он общался с кем-то, их версия событий словно перезаписывала его собственную. Он будто перемещался между параллельными реальностями, каждая из которых немного отличалась от предыдущей.

Джон захлопнул блокнот, руки дрожали. Ему нужны были ответы. Настоящие. Не полуправда, не отговорки, не снисходительные объяснения о проблемах с памятью. Что бы с ним ни происходило, это было серьёзнее, чем он мог справиться в одиночку. И если кто-то и знал правду, то это была его мать.

***

Дорога к дому Роуз казалась бесконечной. Когда он, наконец, подъехал, его костяшки побелели от того, как сильно он сжимал руль. Он даже не постучал, просто вошёл внутрь с блокнотом в руке.

— Мам, — сказал он напряжённо. — Нам нужно поговорить.

Роуз оторвалась от кроссворда, удивлённая его тоном. — В чём дело, Джон?

Он открыл блокнот и начал листать страницы, указывая на записи одну за другой. — Это не ошибки. Это не совпадения. Что-то не так — со мной, со всеми вокруг. Пожалуйста, мама. Скажи мне правду.

Она молчала, её лицо было непроницаемым. Затем, с тяжёлым вздохом, она жестом пригласила его сесть.

— Хорошо, — тихо сказала она. — Если ты действительно хочешь знать...

И впервые в жизни Джон понял, что, возможно, не готов услышать ответ.

Глава 3. Поиск ответов

Слова Роуз повисли в воздухе, как грозовая туча, готовящаяся обрушиться ливнем. Джон сидел на краю дивана, стискивая блокнот на коленях до белизны костяшек. Его мать выглядела иначе — не той доброй, слегка наивной женщиной, которая пекла пироги и мечтала о внуках, которых у нее никогда не будет. Теперь она казалась старше, уставшей, будто годы хранимых секретов, наконец, вырвались наружу.

— Хорошо, — повторила она, на этот раз мягче, но с непоколебимой твердостью. — Если хочешь понять, что с тобой происходит, начнем с самого начала.

— С начала чего? — выпалил Джон, терпение его лопнуло. — С того, почему все помнят всё по-разному? Или с того, почему я не могу доверять своему собственному чертовому мозгу?

Роуз проигнорировала его вспышку, с педантичной точностью разглаживая складки на юбке. — С начала проекта «Анкор».

Джон моргнул. — Проект «Анкор»? Что за хрень?

— Это была правительственная инициатива, — объяснила она, тщательно подбирая слова. — Что-то, над, чем я работала много лет назад. Тогда я еще была в лаборатории.

Джон сжал челюсть. — Ты никогда не говорила, что работала на правительство.

— Потому что не должна была, — отрезала она, резче обычного. — Это было засекречено, Джон. Совершенно секретно. И поверь мне, если бы я могла избежать этого, я бы сделала это.

Он уставился на нее с недоверием. — Так что, ты хочешь сказать, что этот... проект как-то повлиял на мои воспоминания? Вот это всё?

— В некотором смысле, — призналась она, опустив взгляд на свои руки. — Но всё гораздо сложнее.

Джон наклонился вперед, раздражение закипало в нем. — Тогда объясни. Сделай это проще.

Роуз глубоко вздохнула, словно готовясь к признанию. — «Анкор» был посвящен манипуляции памятью, — начала она. — Не просто стирание или внедрение ложных воспоминаний — это было что-то большее. Что-то... многомерное.

— Многомерное? — повторил Джон, скептицизм сквозил в голосе. — Ты хочешь сказать, что тут замешаны инопланетяне или что-то в этом роде?

— Никаких инопланетян, — твердо сказала она. — Только альтернативные реальности.

Джон открыл рот, закрыл, снова открыл, прежде чем смог выговорить: — Альтернативные реальности? Типа... параллельные вселенные?

— Да, — подтвердила она, глядя ему прямо в глаза. — Разные версии одного и того же мира, существующие одновременно, но отдельно друг от друга. Целью проекта было найти способ соединить эти миры — получить доступ к информации, ресурсам, знаниям из других реальностей.

Джон покачал головой, пытаясь осмыслить сказанное. — Ладно, допустим, я тебе верю. Какое отношение это имеет ко мне?

Роуз заколебалась, нервно теребя край рукава. — Потому что ты был частью эксперимента, Джон. С самого начала.

Комната будто накренилась, словно изменилась сама гравитация. Джон почувствовал, будто его ударили под дых. — Часть эксперимента? О чем ты? Я не помню, чтобы подписывался на какой-то безумный научный проект.

— Ты и не подписывался, — тихо сказала Роуз. — Тебя выбрали.

— Кто? — рявкнул Джон, голос его поднялся. — Кто принимает такие решения? И почему меня?

— Твой отец и я, — призналась она, едва слышно. — Маркус и я согласились, когда ты был ребенком. Мы думали... мы думали, это ради общего блага.

— Ради общего блага? — повторил Джон, гнев клокотал в нем. — Вы ставили эксперименты на собственном сыне? Не спросив меня? Не сказав мне?

— У нас не было выбора! — выкрикнула Роуз, ее самообладание впервые не выдержало. — Они угрожали нам, Джон! Сказали, что заберут тебя, запрут где-нибудь, если мы не согласимся. Мы были в отчаянии. Мы думали, что защищаем тебя.

— Защищали? — Джон горько усмехнулся. — Превратив меня в подопытного кролика?

— Это не должно было быть навсегда, — взмолилась она. — Они обещали, что всё сотрут, как только испытания закончатся. Вернут тебя в нормальное состояние. Но что-то пошло не так...

— Что пошло не так? — спросил Джон, голос дрожал от ярости. — Что именно они со мной сделали?

Роуз глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. — Они поставили тебя на якорь.

— На якорь? — повторил он, замешательство смешивалось с гневом. — Что это вообще значит?

— Это значит, что ты стал фиксированной точкой, — объяснила она. — Связующим звеном между реальностями. Большинство испытуемых не выдерживали напряжения — их разумы ломались, личности разрушались. Но ты... ты адаптировался. Ты стабилизировался. Ты стал краеугольным камнем всего проекта.

У Джона закружилась голова. — Так все эти... несоответствия. Противоречивые воспоминания. Ощущение, что я живу чужой жизнью — это потому, что я прыгаю между реальностями?

Роуз медленно кивнула. — В некотором смысле, да. Каждый раз, когда ты взаимодействуешь с кем-то, ты непреднамеренно втягиваешь фрагменты его реальности в свою — или наоборот. Вот почему люди помнят всё по-разному. Почему твои воспоминания постоянно меняются.

Джон откинулся на спинку дивана, ошеломленный. — Господи, — пробормотал он. — Этого не может быть. Это какой-то кошмар.

— Это действительно так, — настаивала Роуз, слезы навернулись на глаза. — И это опасно. Организация, стоящая за «Анкором», всё ещё следит за тобой, Джон. Они не остановятся, пока не достигнут своих целей.

— Каких целей? — глухо спросил Джон. — Что может оправдать такое?

— Контроль, — просто сказала она. — Они хотят контролировать мультивселенную. Манипулировать самой реальностью. И ты — ключ к этому.

***

Той ночью Джон лежал без сна, уставившись в потолок, пока мысли метались в голове. Всё, что он знал о своей жизни, перевернулось с ног на голову. Его родители не просто предали его — они изменили саму его суть. Он был не просто Джоном Харпером, бывшим солдатом и неудачливым семьянином. Он был чем-то другим. Чем-то неестественным.

Но сейчас это не имело значения. Важно было решить, что делать дальше. Мог ли он доверять словам матери? Говорила ли она правду, или это был ещё один слой лжи? И если это, правда, что это значило для него? Для Элис? Для всех, кого он любил?

На следующее утро он вернулся в дом матери, полный решимости докопаться до сути. На этот раз он взял с собой ноутбук, фонарик и фотоаппарат. Если она не лгала, где-то должны были быть доказательства. Документы. Записи. Свидетельства экспериментов, которые, как она утверждала, сформировали его жизнь.

К его удивлению, Роуз не сопротивлялась. Вместо этого она повела его на чердак, пыльное, тесное помещение, заваленное коробками и забытыми реликвиями прошлого. — Смотри сам, — сказала она, с покорностью в голосе. — Но будь осторожен. Некоторые из этих файлов... не для всех.

Джону не нужно было повторять дважды. Он начал рыться в коробках, просматривая пожелтевшие бумаги, фотографии и записные книжки. Сначала это казалось тупиком — только старые налоговые квитанции и рецепты, — но потом он нашел её. Папку с надписью «АНКОР СУБЪЕКТ АЛЬФА».

Его руки дрожали, когда он открыл её. Внутри были подробные отчеты, диаграммы и рукописные заметки — всё о нём. Диаграммы, отслеживающие его нейронную активность, временные рамки, документирующие его взаимодействия, даже психологические оценки. Одна страница привлекла его внимание: служебная записка, датированная почти тридцатью годами назад, написанная почерком его матери.

СУБЪЕКТ АЛЬФА ПРОДЕМОНСТРИРОВАЛ ЗАМЕЧАТЕЛЬНУЮ УСТОЙЧИВОСТЬ К НАРУШЕНИЮ ПАМЯТИ. ПРОЦЕДУРА ЗАКРЕПЛЕНИЯ ПРОШЛА УСПЕШНО. РЕКОМЕНДУЮ ПРОДОЛЖИТЬ МОНИТОРИНГ И ТЕСТИРОВАНИЕ ДЛЯ СТАБИЛИЗАЦИИ СВЯЗИ С МУЛЬТИВСЕЛЕННОЙ.

Зрение Джона затуманилось, когда он перечитывал слова снова и снова. Это было на самом деле. Всё это. Ему ничего не померещилось. Он не сходил с ума. Кто-то — или что-то — сделало это с ним. Намеренно.

Когда он просматривал остальные документы, выявилась тревожная закономерность. Эксперименты не прекратились после его детства. Они продолжались всю его взрослую жизнь, отслеживая и корректируя его поведение в разных сценариях. Военная служба. Брак. Отцовство. Каждое важное решение, которое он принимал, было под влиянием — возможно, даже организовано — теми, кто стоял за «Анкором».

Последствия были ошеломляющими. Если его жизнь была не более чем серией контролируемых переменных, что это говорило о его выборе? О его отношениях? Обо всём, что, как он думал, определяло его как личность?

Прежде чем он смог полностью осознать чудовищность всего этого, его отвлек шум внизу. Шаги. Тяжелые, неторопливые. В доме кто-то был.

— Мама? — позвал он, пульс участился. — Это ты?

Никакого ответа. Только звук приближающихся шагов.

Джон схватил папку и сунул её в рюкзак, инстинкты сработали. Кто бы ни был здесь, он не был приглашен. Он прокрался к верхней площадке лестницы, осторожно заглядывая вниз. В гостиной стояли две фигуры, их силуэты вырисовывались в тусклом свете. Один из них поднял голову, заметив его.

— Оставайтесь на месте, мистер Харпер, — раздался мужской голос. — Нам нужно поговорить.

Сердце Джона бешено колотилось, адреналин заливал его тело. Поговорить? Да, конечно. Эти парни пришли не для беседы. Они были здесь за ответами — и он не собирался давать им то, чего они хотели.

Не раздумывая, он бросился к окну, распахнул его и выбрался на крышу. Спуск на землю был небольшим, но этого хватило, чтобы задержать преследователей. Как только его ноги коснулись земли, он бросился к машине, возясь с ключами, пока садился за руль.

Позади него раздались крики. Хлопнули двери. Завизжали шины. Они приближались.

Джон завел двигатель и выехал с подъездной дорожки, разбрызгивая гравий. В зеркале заднего вида он увидел отблески фар, безжалостных и неумолимых. Он не знал, кто были эти люди и чего они хотели, но одно было ясно:

Они не собирались отпускать его без боя.

Впрочем, и он тоже.

Глава 4. Параллельные реальности

Спидометр застыл на отметке 75, когда Джон несся по узкой проселочной дороге. Его пальцы впились в руль так, что костяшки побелели. Сзади, как призрак из кошмара, приближалась машина преследователей. Ее фары резали темноту, словно два безжалостных луча. Джон сквозь зубы выругался. Его мозг работал на пределе, быстрее, чем колеса под ним. Каждый инстинкт кричал: «Прибавь скорость, увеличь дистанцию!» Но он знал, что просто бежать — это не выход. Не в этот раз. Ставки были слишком высоки. Речь шла не только о его свободе или даже жизни.

Он бросил взгляд на пассажирское сиденье. Там лежала папка с чердака, ее содержимое вывалилось наружу, как оголенные нервы. Эти бумаги были не просто доказательствами того, что с ним сделали. Это были ключи к разгадке. Кусочки пазла, который он отчаянно пытался собрать. Где-то среди этих страниц скрывались ответы — почему за ним охотятся, как защитить себя и, самое главное, сможет ли он когда-нибудь вернуть хоть каплю контроля над своей разрушенной жизнью.

Но чтобы разгадать этот пазл, нужно время и безопасность. А у него не было ни того, ни другого.

Внезапно салон озарился ярким светом — преследователи включили дальний свет, ослепив его на мгновение. Джон инстинктивно дернул руль в сторону, едва избежав, кювета. Сердце колотилось, как бешеное, каждый удар отдавался эхом в груди. Он понимал: бежать, вечно не получится. Рано или поздно его настигнут. И когда это случится, вряд ли они станут с ним разговаривать.

— Думай, черт возьми, думай — пробормотал он, сжимая руль еще сильнее. — Должен же быть выход.

И тут его осенило. Идея настолько безумная, что граничила с самоубийством. Но отчаянные времена требуют отчаянных мер. Если его мать говорила правду о мультивселенной, если он действительно был чем-то вроде якоря между реальностями, то, может быть, он сможет использовать это в своих интересах. Не чтобы сбежать навсегда, а чтобы выиграть время. Время, чтобы перегруппироваться и придумать следующий шаг.

Проблема была в том, что он не знал, как это сделать намеренно. До сих пор сдвиги происходили сами по себе, спровоцированные взаимодействием с другими людьми. Мог ли он вызвать это сам? Или это было что-то, что он не мог контролировать?

Впереди дорога раздваивалась. Не раздумывая, Джон резко свернул направо, выехав на менее оживленную трассу. Гравий хрустел под колесами, слегка замедляя движение, но он надеялся, что не потеряет, драгоценные секунды. Преследователи повторили маневр, их двигатели взревели, пытаясь не отстать.

Джон бросил взгляд в зеркало заднего вида. Расстояние между ними сокращалось. Пятьдесят ярдов. Сорок. Тридцать. Слишком близко.

— Давай, — прошептал, он, почти молясь. — Сработай, черт возьми.

Он сосредоточился на ощущении движения, на едва уловимой вибрации машины. Он вспомнил лица людей, с которыми недавно сталкивался, их голоса, их противоречивые воспоминания. Он представил, как втягивает эти фрагменты в себя, вплетая их в свою реальность, как нити в гобелен. Это звучало безумно, но другого выхода не было. Если он не попробует, он погиб.

Машину резко тряхнуло, и на мгновение все вокруг расплылось — деревья, огни приборной панели, красные задние фонари в зеркале. Потом, с ощущением, будто он проваливается сквозь тонкий лед, мир изменился.

Когда сознание вернулось, Джон обнаружил, что едет по совершенно другой дороге. Густые леса и извилистые повороты исчезли. Вокруг были только открытые поля, залитые лунным светом. И, что самое важное, преследователей нигде не было видно.

Он сбавил скорость, дыхание было прерывистым. Он действительно сделал это? Перешел в другую реальность? Все указывало на это. Пейзаж был слегка другим — угол дороги, ориентиры, даже асфальт под колесами. Но все казалось пугающе знакомым, как, будто он попал в слегка искаженную версию своего мира.

Руки дрожали, когда он потянулся к папке на пассажирском сиденье и снова перелистал страницы. Один документ привлек его внимание — техническая схема с заголовком ПРОТОКОЛ ПРИВЯЗКИ: МЕХАНИЗМ ФАЗОВОГО СДВИГА. Под ней был плотный текст, описывающий теорию переходов между реальностями.

Согласно записям, некоторые люди могли быть проводниками между параллельными мирами. Большинство сходили с ума от потока противоречивых данных, но уникальная нейробиология Джона позволяла ему адаптироваться. Его мозг выработал что-то вроде «квантовой когерентности», позволяя ему стабилизировать несколько реальностей одновременно, не теряя рассудка.

В документе также упоминалось о возможностях этой способности. Главной из них было создание стабильного моста между мирами. Такой мост позволил бы путешествовать между реальностями, открывая доступ к альтернативным временным линиям и исходам. Но для этого нужен был контроль и калибровка. И нужны были такие, как Джон.

Тут до него дошло. Организация, стоящая за проектом «Анкор», не считала его жертвой или даже участником. Для них он был инструментом. Его создали для этой цели, с детства формируя его жизнь, чтобы он был послушным. И теперь, когда он знал правду, они не остановятся, пока не вернут его под контроль.

***

В следующие несколько часов Джон осторожно экспериментировал со своей новой способностью. Сначала это было неуклюже и непредсказуемо. Ему требовалась огромная концентрация и эмоциональный толчок, чтобы вызвать сдвиг. Но постепенно он начал понимать, как это работает. Память играла ключевую роль — не только его собственная, но и воспоминания других людей. Сосредоточившись на конкретных людях или событиях, он мог привязываться к определенным реальностям, как моряк, прокладывающий курс в неизведанных водах.

Каждый сдвиг приносил новые открытия и новые вызовы. В одной реальности Клэр так и не развелась с ним. Они оставались женаты, несчастливы, но вместе растили Элис в скучном пригороде. В другой реальности Элис вообще не существовало, и ее отсутствие оставляло пустоту в его жизни. В третьей Маркус был жив, все такой же грубоватый и сварливый, а Роза страдала от раннего слабоумия, ее разум распадался, как старая пряжа.

Каждая реальность была одновременно чужой и знакомой, искаженным отражением жизни, которую он знал. Некоторые были лучше, некоторые хуже, но ни одна не казалась настоящей. Ни одна не была домом.

Несмотря на хаос, Джон не мог отрицать странного возбуждения. Впервые за много лет он чувствовал себя живым. Не запертым в монотонности своей одинокой жизни, а вовлеченным в разгадку тайн своей собственной судьбы. Каждый сдвиг давал ему проблески альтернативных жизней, альтернативных выборов, напоминая о бесконечных возможностях, скрытых в каждом решении.

Но вместе с возбуждением пришел страх. Страх потерять себя среди бесконечных версий реальности. Страх остаться без причала, плыть по течению в море разрозненных миров. Страх перед тем, что сделает проект «Анкор», если им удастся использовать его способности как оружие.

***

К рассвету усталость начала брать свое. Тело ныло от недосыпа, разум кружился от постоянной смены реальностей. Он свернул с дороги и припарковался у тихого ручья. Прохладный утренний воздух немного прояснил его мысли.

Пока он стоял, глядя на свое отражение в воде, сзади раздался голос.

— Тебе не следовало убегать.

Джон резко обернулся, кулаки сжались. В нескольких шагах от него стоял мужчина лет сорока пяти, в невзрачном костюме, который кричал «федеральный агент». Его лицо было спокойным, почти сочувствующим, но глаза выдавали холодную решимость.

— Кто ты? — резко спросил Джон.

— Мое имя не важно, — спокойно ответил мужчина. — Важно то, что ты понимаешь серьезность своего положения. Ты завладел информацией, которая угрожает национальной безопасности. Этому нельзя позволить попасть в чужие руки.

Джон усмехнулся, гнев вспыхнул в нем.

— Национальная безопасность? Не пудри мне мозги. Речь идет о власти. Контроле. Ты используешь меня как пешку в своей игре.

Мужчина слегка наклонил голову, не отрицая обвинения.

— Называй это как хочешь. Но факт остается фактом: твое сотрудничество необходимо. Без него проект рухнет, а вместе с ним и все потенциальные выгоды для человечества.

— Выгоды? — Джон горько рассмеялся. — Например, манипулировать жизнями людей? Стирать их воспоминания? Превращать их в марионеток?

— Прогресс требует жертв, — невозмутимо ответил мужчина. — Ты, как никто другой, должен это понимать.

Джон с отвращением покачал головой.

— Я больше не играю в ваши игры. Что бы ты ни задумал, на меня не рассчитывай.

Тон мужчины стал жестче.

— Это прискорбно. Потому что, если ты откажешься сотрудничать, у нас не будет другого выбора, кроме как нейтрализовать тебя.

Слово «нейтрализовать» пробежало холодком по спине Джона. Ему не нужно было объяснений. Смерть. Забвение. Конец всей этой неопределенности, боли, бесконечных сдвигов. Но, какой ценой?

Собрав всю свою храбрость, Джон расправил плечи и встретился взглядом с мужчиной.

— Давай, попробуй, — бросил он вызов. — Но ты недооцениваешь меня. Ты всегда это делал.

С этими словами он закрыл глаза, снова сосредоточившись на ощущении движения. На этот раз он не ждал, пока мир расплывется. Он просто пожелал оказаться в другом месте, доверяя своим инстинктам.

Когда он открыл глаза, мужчины в костюме больше не было. Вокруг простиралась бескрайняя пустыня, безжизненная и пугающая. Солнце висело низко над горизонтом, отбрасывая длинные тени.

Джон медленно выдохнул, чувствуя облегчение. Он сбежал. Пока. Но он знал, что это ненадолго. Рано или поздно они снова найдут его. И когда это случится, ему понадобится нечто большее, чем просто удача.

Впервые в жизни Джон Харпер осознал всю мощь своей способности — и ужасающую ответственность, которая с ней связана. Он был не просто человеком, застрявшим между реальностями. Он был мостом. Вратами. Стержнем, соединяющим бесчисленные миры.

И он намеревался использовать эту силу с умом.

Даже если это означало сжигать мосты — в прямом и переносном смысле — чтобы спасти себя.

Глава 5. Конфликт и выбор

Пустыня вокруг Джона казалась бесконечной. Песок под палящим солнцем переливался, как расплавленное золото. Он щурился от яркого света, горло пересохло, а кожа уже начинала гореть. Одиночество давило, но в то же время приносило странное облегчение. Никаких преследователей, никаких любопытных глаз, никаких угроз — только он и бескрайняя пустота. Впервые за долгое время он почувствовал себя неуязвимым. Невидимым. В безопасности.

Ну, по крайней мере, он так думал.

Хруст песка под чьими-то ботинками заставил его вздрогнуть. Тишина пустыни была нарушена. Джон резко обернулся и увидел троих. Впереди — мужчина в костюме, его силуэт четко вырисовывался на фоне горизонта. Двое других стояли по бокам, их лица были каменными, а движения — точными, как у роботов. Они шли в ногу, словно специально, чтобы напугать.

Желудок Джона сжался. Это не было случайностью. Они его нашли. Выследили. Даже через реальности. Значит, его способность перемещаться между мирами не была такой уж надежной, как он надеялся.

— Ну-ну, — раздался спокойный, но угрожающий голос ведущего. — Поймать тебя оказалось сложнее, чем я думал. Но давай не будем играть в прятки. Ты знаешь, зачем мы здесь, Джон. И ты знаешь, что от нас не убежишь. Никуда.

Джон сжал кулаки. Сердце колотилось так громко, что он слышал его в ушах. Жара пустыни сжимала его, как удавка. Он заставил себя дышать глубже, думать яснее. Паника сейчас только навредит.

— Ты ничего не понимаешь, — ответил Джон, стараясь держать голос ровным. — Я больше не ваша пешка. Какие бы планы у вас ни были, забудь. Я не буду в этом участвовать.

Мужчина поднял бровь, явно не впечатленный. — Смелые слова. Но храбрость тебя не спасет. Ни тебя, ни кого-либо еще.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Джон, чувствуя, как гнев нарастает внутри.

— Ты играешь с силами, которые не до конца понимаешь, — ответил мужчина, его тон стал холодным, почти клиническим. — Твоя способность перемещаться между реальностями — это не просто дар природы. Это ответственность. Если ты откажешься сотрудничать, равновесие нарушится. Реальности начнут рушиться. Жизни людей пострадают. Ты хочешь этого? Обречь бесчисленные версии себя и тех, кто тебе дорог, на хаос?

Джон заколебался. Он подумал об Элис, Клэр, Маркусе, Роуз — обо всех, чьи жизни переплелись с его собственной в разных мирах. Что с ними будет, если он уйдет? Исчезнут ли они? Будут переписаны? Или, что хуже, пострадают из-за его неповиновения?

Но гнев снова захлестнул его, выжигая сомнения. — Не пытайся давить на меня чувством вины, — резко сказал он. — Это не про спасение жизней. Это про контроль. Вы манипулировали мной всю мою жизнь, использовали меня как подопытного кролика. Но знаешь что? Мне надоело быть вашим экспериментом.

Мужчина вздохнул, покачал головой, словно разговаривал с упрямым ребенком. — Ты не видишь общей картины, Джон. С твоими способностями мы могли бы исправить столько всего. Остановить войны, искоренить болезни, предотвратить трагедии. Разве ты не понимаешь? У тебя есть сила дать людям второй шанс. Третий. Бесконечные шансы. Разве это не стоит небольшой жертвы?

Джон недоверчиво уставился на него. — Второй шанс? Ты называешь стирание воспоминаний и переписывание жизней вторым шансом? Это не правосудие. Это тирания. И я не буду в этом участвовать.

Мужчина на мгновение замер, его лицо стало непроницаемым. Затем, не говоря ни слова, он достал из кармана небольшое устройство — гладкий черный прямоугольник с мигающими огоньками. Он поднял его, медленно поворачивая в руке.

— Это предохранитель, — сказал он, понизив голос почти до шепота. — Портативный глушитель реальности. Одним нажатием кнопки я могу разорвать твою связь с мультивселенной. Больше никаких перемещений. Никаких якорей. Только ты. Один. В одной реальности. Навсегда.

Джон почувствовал, как дыхание перехватило. Угроза была ясной и сокрушительной. Без своей способности он потеряет все: шанс раскрыть правду, защитить тех, кого любит, дать отпор тем, кто разрушил его жизнь. Но хуже всего — он потеряет себя. Ту самую раздробленную, хаотичную личность, которая держала его на плаву.

— А если я скажу «нет»? — прошептал Джон.

Мужчина слабо улыбнулся. — Тогда мы возьмем то, что нам нужно, силой. Поверь мне, Джон, ты не захочешь узнать, как это выглядит.

***

Напряжение витало в воздухе, словно его можно было порезать ножом. Мысли Джона метались, ища выход, лазейку, что угодно. Но пустыня не давала ни укрытия, ни подсказок. Только он, эти трое в костюмах и палящее солнце.

Наконец Джон заговорил, его голос был тихим, но твердым. — Позволь мне спросить. Если я соглашусь работать с тобой... что будет с моей семьей? С моей дочерью? Увижу ли я ее снова? Или она станет просто еще одной переменной в твоих играх?

Мужчина заколебался, его уверенность слегка пошатнулась. — Это зависит от тебя. Сотрудничай, и мы обеспечим стабильность — для тебя и для тех, кто тебе дорог. Откажись... — Он не договорил, позволив угрозе повиснуть в воздухе.

Джон почувствовал, как тоска сжала его грудь. Элис. Ее смех, ее улыбка. Как она обнимала его, когда была маленькой, цеплялась за него, словно он был всем ее миром. Мог ли он рискнуть потерять ее — на этот раз навсегда? Стоило ли это того, даже, если это означало предать все, во что он верил?

Но потом он вспомнил ее лицо, когда она сказала, что не помнит школьный концерт. Замешательство в ее глазах, едва уловимая дистанция между ними. Она была не просто его дочерью. Она была личностью. Со своей жизнью, своим выбором. Имел ли он право навязывать ей свою реальность? Втянуть ее в эту игру, хотела она того или нет?

— Нет, — твердо сказал Джон. — Я не буду этого делать. Не ради вас. Ни для кого.

Улыбка мужчина дрогнула, сменившись вспышкой разочарования. — Ты совершаешь ошибку, Джон. Фатальную.

— Может быть, — признал Джон, глядя ему прямо в глаза. — Но, по крайней мере, это мой выбор.

Не дожидаясь ответа, он закрыл глаза и сосредоточился. На этот раз он не полагался на воспоминания или эмоции. Вместо этого он представил саму мультивселенную — огромную паутину реальностей, каждая нить которой была возможностью. Он мысленно натянул эти нити, сплетая их в единый, нерушимый барьер.

Земля под его ногами задрожала, воздух стал тяжелым, заряженным статикой. Мужчины в костюмах были ошеломлены, их уверенность в себе поколебалась, когда мир вокруг них начал изменяться.

Цвета смешивались, формы расплывались, горизонт растянулся до бесконечности.

Когда все улеглось, Джон оказался в густом лесу. Пустыня исчезла, сменившись высокими деревьями и тихим жужжанием насекомых. Он позволил себе вздохнуть, наслаждаясь тишиной.

Но он знал, что это ненадолго. Они придут за ним снова. Они всегда приходили.

Глава 6. Преодоление

Джон мчался вперед, как загнанный зверь. Каждая минута на счету, каждый шаг — это шаг от погони. Остановиться — значит подписать себе смертный приговор. Он чувствовал, как этот предохранитель, словно гильотина, висит над его головой. Каждое движение было продумано, каждое решение взвешено. Ему нужен был план. Такой, что раз и навсегда поставит точку в этом кошмаре.

Пока он пробирался через лес, мысли не давали ему покоя. Он снова и снова прокручивал в голове тот разговор с человеком в костюме. Что-то в его голосе выдавало слабость. Мелкая, едва уловимая дрожь. Эти люди не были всемогущими. Они не боги. Они просто люди — такие же ущербные и отчаявшиеся, как и все. Они цеплялись за власть, потому что не знали другого пути.

И в этом была их ахиллесова пята.

К ночи план у Джона созрел. Рискованный, даже безумный, но другого выхода у него не было. Используя документы, которые он нашел на чердаке у матери, он смог понять, как работает система закрепления. В основе всего лежала квантовая когерентность — хрупкое равновесие, которое поддерживали такие, как он. Нарушь это равновесие, и вся система рухнет.

Но как?

Он начал обыскивать лес в поисках чего-то полезного. Чего, он и сам еще не знал. Нет, ему нужно было что-то простое, но функциональное. Мысли в голове путались от напряжения. И вот удача, то, что он нашел, оказалось даже лучше, чем он предполагал. Под грудой листьев у дуба лежал старый рюкзак.

Ткань выцвела, но, к удивлению, рюкзак был цел. Внутри — набор для выживания: мультитул, моток паракорда, водонепроницаемая зажигалка, скотч и, как бонус, портативный аккумулятор для телефона. Не густо, но уже что-то.

Ладно, — пробормотал он, садясь на корточки, чтобы осмотреть находку. — Не совсем комплект НАСА, конечно, но сойдет.

Он достал папку, которую прихватил из рюкзака, — ту самую, с чертежами и заметками о проекте «Анкор». Листая страницы, он остановился на схеме с заголовком ПРОТОКОЛ ПРИВЯЗКИ: МЕХАНИЗМ ФАЗОВОГО СДВИГА. Там были уравнения, блок-схемы, куча технического жаргона. Но одно предложение бросилось в глаза: «Нарушение стабильности якоря требует усиления существующей квантовой запутанности».

Усиление. Вот оно, ключевое слово. Если он сможет усилить свою способность перемещаться между реальностями, выйти за пределы, то сможет перегрузить систему. Создать петлю обратной связи, которая разрушит мост между мирами.

Но, каким образом?

Его взгляд упал на зарядное устройство. Мозг работает на электричестве, верно? Нейроны — это как цепи в вычислительной машине. Если он сможет направить внешнюю энергию прямо в мозг, заставить его работать на максимуме, это может вызвать нужный сбой.

Конечно, шансы были против него. В лучшем случае он дестабилизирует якорь мультивселенной. В худшем — поджарит себе мозги и превратится в овощ. Или того хуже.

Но что ему оставалось? Сидеть и ждать, пока его схватят?

С помощью мультитула он разобрал аккумулятор, оголил провода паракорда и скрутил их в грубую электрическую цепь. Выглядело это, конечно, как адская самоделка, парадоксально, но работало.

Самое сложное было впереди. Согласно документам, механизм привязки функционирует благодаря определённым областям мозга, отвечающим за память и восприятие.

Чтобы усилить свои способности, ему нужно было воздействовать именно на них. То есть подать электрический заряд прямо в мозг, не убив себя при этом.

Он замер, глядя на свое творение. Это было безумие. Но другого выхода не было. Либо он рискнет, либо сдастся тем, кто превратил его жизнь в эксперимент.

К черту все, — пробормотал он, сжимая устройство. — Если я пойду ко дну, то заберу их с собой.

Осторожно он прижал провода к вискам, закрепив их клейкой лентой. Сердце бешено колотилось, когда он щелкнул выключателем. Боль ударила в голову, как молния. На мгновение он подумал, что все кончено — переборщил с мощностью и теперь мозг превратился в уголь. Но боль постепенно утихла, сменившись странным жужжанием в черепе.

Мир вокруг него замерцал. Цвета смешались, как акварель под дождем. Деревья вытянулись до небес, затем снова вернулись в норму. Где-то вдалеке он услышал голоса — десятки голосов, накладывающихся друг на друга. Это были его голоса, его версии из других реальностей.

Он стиснул зубы, сосредоточив всю энергию на поддержании связи. Усиливая ее. Заходя дальше, чем когда-либо.

Земля задрожала, воздух стал тяжелым, насыщенным статикой. Люди в костюмах отшатнулись, когда мир вокруг них начал искажаться. Цвета смешивались, формы искривлялись, горизонт растянулся до бесконечности.

И тогда ослепительная вспышка света озарила все вокруг.

***

Когда Джон пришел в себя, он лежал на земле, все тело горело от боли. Леса больше не было — вместо этого он оказался на тихой пригородной улице, залитой светом восходящего солнца. Он моргнул, пытаясь сообразить, что происходит.

Когда боль утихла и мир обрел четкость, Джон понял одну вещь: эта реальность не была идеальной. Воспоминания все еще были обрывочными, личности — неопределенными. Но это была реальность. Настоящая. Свободная от манипуляций проекта «Анкор».

Глава 7. Новая реальность

Утреннее солнце ласкало лицо Джона, пока он сидел на крыльце небольшого домика. Краска на стенах облупилась, но дом всё равно казался уютным. В воздухе витал запах свежескошенной травы и цветущей сирени — такой контраст после стерильной тишины пустыни и духоты леса. Здесь, в этом тихом пригороде, жизнь казалась почти нормальной. Почти.

Элис была внутри, напевая что-то себе под нос, пока готовила завтрак. Звуки её голоса доносились через открытое окно, смешиваясь с пением птиц и гулом газонокосилок. Она не задавала лишних вопросов с тех пор, как нашла его несколько дней назад на улице. Джон был ей за это благодарен. Некоторые раны не нужно лечить словами.

Но, сидя на крыльце и глядя на горизонт, Джон не мог избавиться от чувства тревоги, которое грызло его изнутри. Да, он уничтожил проект «Анкор» — или, по крайней мере, нанёс ему такой урон, что тот больше не мог контролировать мультивселенную. Да, он дал бесчисленным версиям себя и других шанс на свободу. Но, какой ценой? И для кого?

— Пап? — Элис выглянула из двери, прерывая его мысли. — Завтрак готов.

Он обернулся, выдавив улыбку. — Иду.

На кухне стол был заставлен тарелками и кружками, воздух наполнял аромат яичницы и тостов. Всё было просто, обыденно — и всё же Джон чувствовал себя здесь как дома, как давно уже не чувствовал. Элис села, напротив, с любопытством глядя на него.

— Ты в порядке? — спросила она, слегка нахмурив брови. — Ты какой-то... отстранённый.

Джон заколебался, помешивая кофе. Как он мог объяснить ей, что он сделал? Чем пожертвовал? Для неё он был просто отцом, который вернулся после долгих лет отсутствия. Для него же она была незнакомкой с лицом его дочери, её воспоминания — обрывками, личность — раздробленной.

— Всё нормально, — солгал он, улыбаясь. — Просто... задумался.

— О чём? — настаивала она, наклоняясь вперёд. — Ты почти ничего не рассказал мне о том, где был и что случилось. Я помню только обрывки, как кусочки пазла из разных коробок.

Её слова задели его, и Джон тихо усмехнулся. — Ну, можно и так сказать.

— Так расскажи мне, — настаивала она мягко, но настойчиво. — Что бы это ни было, я справлюсь. Я уже не ребёнок.

Джон посмотрел ей в глаза и увидел в них решимость. Она была не той Элис, которую он растил — или пытался растить — в другой реальности. Эта версия была сильнее, увереннее. Может, потому, что выросла без него. Или потому, что, как и он, пережила хаос разрозненных воспоминаний.

— Я сделал выбор, — начал он медленно, подбирая слова. — Выбор остановить что-то... опасное. То, что причинило боль многим людям, включая тебя.

Элис нахмурилась. — Что за «что-то»?

Он вздохнул, проводя рукой по седеющим волосам. — Сложно объяснить. Скажем так, были люди — очень могущественные, — которые хотели контролировать... всё. Кто мы, что помним, даже наше место в мире.

Её глаза расширились. — Типа... альтернативные реальности?

Джон кивнул, удивлённый её быстрым пониманием. — Да, что-то вроде того.

— И ты их остановил? — в её голосе прозвучало благоговение.

— В каком-то смысле, — признал он. — Но за это пришлось заплатить. Некоторые вещи... нельзя исправить. Некоторые воспоминания... потеряны навсегда.

На мгновение воцарилась тишина. Тяжесть его слов повисла в воздухе. Наконец, Элис протянула руку через стол и накрыла его ладонь своей.

— Всё в порядке, — тихо сказала она. — Мы справимся. Вместе.

От её слов у него комок подступил к горлу, но он сглотнул, благодарно кивнув. Вместе. Это было всё, чего он хотел — для себя, для неё, для всех, кто оказался втянут в эту игру сил, которые они даже не могли понять. И, может быть, эта новая реальность даст им шанс.

***

Позже в тот же день Джон бродил по окрестностям, шаги его были бесцельными, но целеустремлёнными. Ему нужно было время, чтобы осмыслить всё, что произошло, и всё, что ждало впереди. Улицы были усеяны уютными домиками, передние дворы украшены цветами и качелями. Дети играли в пятнашки, их смех разносился по округе. Всё казалось идеальным, даже слишком.

Но Джон знал, что под поверхностью скрывается правда. Эта реальность не была совершенной. Она была лишь одной из бесчисленных возможностей, собранной из обрывков прожитых и непрожитых жизней. Где-то там существовали другие версии его самого — другие Джоны, сталкивающиеся с теми же вопросами и сожалениями. И другие Элис, блуждающие в лабиринте разрозненных воспоминаний.

А ещё были жертвы. Те, кто не смог адаптироваться к изменяющимся течениям реальности. Люди вроде Дженкинса, чьи истории были переписаны без их согласия. Люди вроде Клэр, чьи мечты о Европе были стёрты. Люди вроде Маркуса и Роуз, чьими надеждами и страхами манипулировали ради чужого прогресса.

Джон сжал кулаки, чувство вины грызло его изнутри. Он сделал то, что считал правильным, но это не снимало с него ответственности. Уничтожение проекта «Анкор» не исправило нанесённый ущерб. Оно не залечило шрамов, оставшихся на бесчисленных жизнях. Всё, что он сделал, — это выиграл время. Шанс начать всё заново.

Но восстановление — это не прогулка в парке. Для этого нужно доверие, терпение и готовность столкнуться с прошлым. И Джон не был уверен, что у него ещё осталось что-то из этого.

Завернув за угол, он заметил знакомую фигуру на скамейке в парке: пожилая женщина с седыми волосами и очками, которые вот-вот упадут с носа. Когда он подошёл ближе, она подняла голову, и её глаза расширились, узнавая его.

— Джон? — дрожащим голосом позвала она. — Это правда, ты?

У него все сжалось в груди. Роуз. Или, по крайней мере, её версия. В этой реальности она была живой, энергичной, её разум острым и ясным. На ней был кардиган, а в руках она держала книгу в мягкой обложке.

— Мама? — прошептал он, голос дрогнул.

Она встала, на лице смесь радости и неверия. — О, сынок, я думала, что больше никогда тебя не увижу. Где ты был?

Джон заколебался. В этой реальности она не знала о проекте, о мультивселенной, о жертвах. Для неё он был просто её сыном, который вернулся после долгого отсутствия.

— Я был... — начал он, но потом покачал головой. — Ну, это долгая история.

Роуз улыбнулась, похлопав по скамейке рядом с собой. — Что ж, у меня есть время.

Он сел, чувствуя, как её присутствие обволакивает его, как тёплое одеяло. На мгновение он позволил себе представить, какой могла бы быть жизнь, если бы ничего этого не случилось — если бы он вырос в мире, где воспоминания священны, а личность остаётся нетронутой.

Но это был не тот мир, в котором он жил. И притворяться, что это не так, было бессмысленно.

— Я скучал по тебе, — наконец сказал он, голос его дрогнул.

— Я тоже скучала по тебе, — ответила она, сжимая его руку. — Но я рада, что ты сейчас здесь. Это всё, что теперь имеет значение.

Её слова задели что-то глубоко внутри него, резонируя с правдой, которую он годами отрицал. Жизнь не была идеальной. Дело не в контроле. Дело в связях — в этих несовершенных, хрупких узах, которые связывают людей, даже, когда всё вокруг рушится.

***

Вечером, когда небо окрасилось в оранжевые и фиолетовые тона, Джон снова стоял на крыльце, наблюдая, как в сумерках загораются звёзды. Элис присоединилась к нему, облокотившись на перила.

— Что теперь? — тихо спросила она.

Джон медленно выдохнул, позволяя прохладному воздуху наполнить лёгкие. — Не знаю. Но, думаю, мы будем помогать людям. Тем, кто пострадал от всего этого.

Элис кивнула, задумчиво глядя вдаль. — Типа... чиним сломанные мосты?

Он улыбнулся, тронутый её словами. — Да, что-то вроде того.

Они стояли, молча, звуки окрестностей ушли на задний план. Где-то вдалеке залаяла собака, сверчки начали свой вечерний концерт. Всё было спокойно. Тихо. По настоящему.

Впервые за долгое время Джон почувствовал себя на своём месте. Не потому, что всё вдруг обрело смысл, а потому, что он решил принять неопределённость. Принять, что жизнь, как и память, изменчива. Хрупкая, да, но прекрасная в своём несовершенстве.

Когда над головой зажглась первая звезда, Джон закрыл глаза, позволяя моменту захватить его. Он не знал, что принесёт завтрашний день. Не знал, какой версией себя он проснётся, и останутся ли его воспоминания нетронутыми.

Но пока всё было в порядке. Потому что в этой реальности — в этот момент — он был именно там, где должен был быть.