Летописи дальнего края

Неприятно моросил дождь. Светящийся серебристый шар, кутаясь в дождевых тучах, уже проплыл добрую половину своего пути на темном небосводе, освещая своим не ярким, но и не совсем уж тусклым светом озеро и окресь стоящие древа. Этого света хватало ровно на столько, чтобы совсем еще мальчишка лет тринадцати от рождения, склонившийся над едва волнующейся водной гладью мог разглядеть свое отражение. Из воды на него глядел худощавый, слегка болезненного вида отрок в рваной одеже и испачканных в грязи портах. Из голубых глаз его в воду падали горошины слез, искажая отраженье. В руках отрок держал отцовский меч.
Сердце тяжело стучало в молодой груди, болела челюсть, лишившаяся недавно двух зубов, но эта боль – ничто по сравнению с болью душевной. Обида. Чудовищная обида села на плечи Яромира, схватила за шею и медленно душила. Страшные воспоминания, как осколки метались в голове, и в каждом из них отражались сцены позора, неизгладимого срама, порочащего весь его род. Как оно в такие моменты и бывает, пред глазами всплыло лицо отца. Крепкий подбородок, могучие скулы и такие же проникающие прямиком в душу голубые глаза отражали могучий дух и силу кметя.  Яромир на миг перестал реветь, взглянул в глаза отца, а потом заревел еще пуще. Позор для его матери, что родила такого сына, позор для отца, который этого сына воспитал… Яромир всхлипнул и утер сопли.
- Не будь размазней, иди и отомсти! – сказал бы ему в этот момент отец. Сказал бы, если был бы жив.
Яромир опустил взор на широкую удобную рукоять меча, на которой был высечен их родовой знак. В Яромировом роду все члены были хоробрыми войнами, ярыми кметями, а он, Яромир… позор для всего рода!
Хотелось расслабиться и упасть в озеро, в теплую воду, забыть обо всем, отдохнуть от всего этого… Не чувствовать… Не бояться… Не видеть…
Они били палками… по ногам… по мышцам… по голове… А словами они били прямо в сердце. «Паршивый иномирец! Тебе нету места среди нас!» - говорили они, тем самым еще больше распыляя себя. А потом… потом, тот, самый высокий мальчишка со шрамом на пол лица подошел… и кинул Яромира прямо в грязь. Наступил, потоптался, как об тряпку, и плюнул прямо в лицо…
Яромир не сумел ему ответить. Он попытался встать, но тут же получил палкой по ребрам под задорный смех остальных. Срам быть ринутым, зареветь, и не ответить.
Яромир провел по лезвию отцовского меча правой ладонью, и тут же ее отдернул. По руке побежала теплая кровь. Пять лет прошло с тех пор, как отец погиб, отдавая свою жизнь князю Мутному, пять лет прошло с того сражения на реке Боровой, в котором от отца остался один лишь пепел да вот этот меч. В тот день дружина Мутного вышла на поле брани и не гадая о том, что против них встанут маги. Кмети не успели и дойти до магов, как были сожжены заживо.
- На нем отцовская кровь, - прошептал сам себе Яромир, - я не смею его держать в своих скверных руках…
«Отомстить. Пойти и убить того мальчишку этим самым мечом» - вдруг неожиданно выплыло решение. А сможет ли он, Яромир, отомстить?
«Важен не результат, важна попытка» - вновь подсказал скрытый голос.
Яромир утер слезы и сопли, поднялся с колен, закинул тяжелый меч на плечо и поковылял в сторону деревни. Он будет мстить за позор, нанесенный ему и всему его славному роду.

Дождь мягко окутывал идущего отрока. Луна освещала ему дорогу. Вначале был страх, но теперь все прошло – Яромир стал на путь мщения. По мечу в его руках текли капельки пота, одежа прилипла к телу, но Яромир не замечал неудобств, сейчас его разумом овладела тупая сила, неожиданно пришедшая к нему от воспоминаний об отце. Яромир решил – если сейчас месть не свершит, то бросится в озеро и утонет, ибо не посмеет взглянуть старой матери в глаза. Мальчишка понимал – возможно ему не хватит умения, или воли, потому он надеялся на отца, что и в этот раз тот придет в виде силы, и завертит его руками меч в смертельном танце. Нет, конечно же Яромир не собирался убивать своего обидчика, в начале он лишь пригрозит, быть может, тот одумается и попросит извинений, если нет – то он его побьет, но, нет, не убьет. Убить человека, пусть и смерти заслуживающего – большая ответственность. Приближенные убитого если не признают его виновность, то будут в полном праве убить самого Яромира, а тень убитого будет вечно висеть над головой убийцы. Яромир к этому был еще не готов.
Мальчишка со шрамом на пол-лица был года на четыре старше Яромира и вдвое его сильней, посему Яромир решил было напасть неожиданно, но, вспомнив глаза своего отца передумал. Настоящий войн никогда не нападет со спины, нет, Яромир позовет обидчика на честный бой и непременно выиграет!
Тем временем деревня неумолимо приближалась. Аккуратные деревянные домики вынырнули из-за леса, Яромир ускорил шаг. Над деревней поднимался легкий дымок – люди готовили еду перед сном. Яромиру почудилась домашняя печь и мама, готовившая ужин, его любимые лепешки из специальной пшеничной муки. Пшеница – великая редкость в его мире. Там, где они жили раньше пшеница росла кругом, целые пшеничные поля прямо возле дома… Яромир «плавал» в золотых колосьях под теплым ласковым солнцем… Но теперь они здесь, в мире им чуждом, где все не так, как было там… Яромир с щурами вынужден был уйти сюда, где все иначе, и природа, и люди и жизнь… И здесь пшеница не растет увы, и никогда не будет расти.
Каждая тропа когда-нибудь обрывается.
Яромир подобрался к дому обидчика и затаился в кустах под окном. Он не представлял, как выманит врага из дома и уведет его подальше от отца, что прославился жестоким наемником в деревне, но сейчас его волновало другое. Из избы доносились незнакомые грубые голоса, Яромир приподнялся и осторожно заглянул в окно. У хозяина были гости: трое кметей, пришедших, судя по их доспехам, с запада.
-  Наш Великий хозяин месяц назад почувствовал близ вашей деревушки магию врат… В наш мир вновь пришел кто-то извне… - говорил грубым мужским басом похоже, главный из гостей, в необычном закрытом черном шлеме с красной звездой на лбу. Сердце Яромира застучало в двойне быстро, сейчас наемный убийца выдаст его и его захворавшую мать…
Отец обидчика отвечал на это:
- Не было никаких иномирцев, незнаем никого.
- В пятую избу заходим, и все без толку, - прошептал второй кметь с двуручным мечом, - может и нет тут иномирцев то?
- Не дури! – осадил его главный и закрыл глаза, - я чувствую… и хозяин тоже чувствует…
Гости собирались уже уходить, как вдруг показался тот самый мальчишка, что кинул Яромира, который, похоже, все это время подслушивал разговор взрослых.
- Вообще то иномирцы у нас в деревне пап.
Отец шикнул на сына, и поставил звонкую оплеуху. Яромир поначалу не понял, за что.
- Да? – в голосе главного охотника за иномирцами прозвучало удивление,  - ты ведь покажешь нам дом этих гадких пришельцев, этих отродий зла?
- Конечно! – мальчишка был рад выслужиться пред кметями, испуганно посмотрел в лицо отцу, не понимая почему тот злится, - дом пятью избами ниже, с зеленым забралом…
Но что это? Даже через стекло Яромир чувствовал злость, нет, ярость наемного убийцы, и злился он от чего-то на сына, хотя должен был им гордиться.
Охотники за иномирцами поблагодарили мальчишку и спешно вышли из дому - трое крепких коренастых приземистых кметя в прочных кольчугах, на поясе одного болтались какие-то склянки алхимиков. Только теперь до Яромира дошло, что отправились они к нему домой, к захворавшей матери… Она не сможет даже убежать…
- Боже мой… - лишь шепнул себе Яромир, но остался на месте – страх приковал его к земле. Пред глазами поплыло, в ушах засвистело.
- Уходи из дому навсегда, Язых, - с трудом расслышал Яромир голос из из избы. Наемник говорил это своему сыну, сыну, которого любил, сына, которого воспитал… и которого сейчас изгоняет из дома.
Тишина.
- Что ты говоришь, отец? – опешил сын.
Голос наемника сорвался, но все же ему хватило выдержки ответить.
- Даже кровного врага выдать невозможно, тем более, гостя. Ты совершил вопиющую подлость, и не смеешь носить имя нашего рода. Даже те иномирцы не достойны быть выданными. Они хоть и худые, но гости в нашем мире, то есть в нашем доме. …Уходи, или я… тебя… убью.
Тишина.
- Но, отец…
- Вон из дома! – рык наемника оглушил Яромира, потом он четко расслышал, как острый меч вынимают из ножен.
Умоляющий плач…
- Уходи… - наемник тоже зарыдал, но от ярости и жалости одновременно, но решения не мог изменить. Этот несмываемый позор оставит грязное пятно на древе всего их рода.
Сын с ревом выбежал из дома. С минуту, уняв слезы постоял, потом взглянул в последний раз в лицо своему отцу, но не прочел на нем снисхождения. Потом он побрел вслед охотникам за иномирцами.
Онемение прошло. Яромир судорожно соображал. Они сейчас отыщут их зеленое забрало, ворвутся в избу… Верный пес Дымок наверняка бросится на убийц, но щенка прирежут без особых усилий.
Догнать, убить их, как бы глупо это не звучало.
Яромир выскочил из кустов, мельком заглянул в окно и увидел сидящего на коленях наемника. Он рыдал и… молился богам.
Луна скрылась за непроглядными темными тучами. Дождь кончился. Ноги заплетались, но Яромир бежал домой, на помощь матери. Он увидел, как охотники выламывают его калитку, закричал:
- Стойте!
Те обернулись на крик. Дымок за калиткой яростно затявкал.
Яромир остановился. И что? Что он теперь будет делать?
- Он тоже иномирец, - донеслось из темноты. К охотникам подошел, глотая слезы, мальчишка Язых, сын наемника. Он не усвоил урока отца. Он дважды нарушил правило.
- Очень хорошо, - проговорил воевода, и шепнул рядом стоящему кметю, - убей иномирца.
Тот вопросительно глянул на воеводу.
- Убить… ребенка? Но…
- Из него вырастет мужчина, потом он придет за твоими детьми, и убьет их! Исполнять приказ! – рявкнул тот, подманив поближе сына наемника.
Кметь медленно пошел на встречу Яромиру. Яромир не двигался, лишь лезвие его меча медленно колыхалось из стороны в сторону. Этот охотник ни за что бы ни стал убивать беззащитного ребенка, но если он ослушается приказа, то не исключено, что сам обречет свою же семью на смерть. Охотник почувствовал на своей спине взгляд воеводы, как сверло, впивающийся в его плоть и ускорил шаг. Яромир не двигался.
- А ты - спали избу, - приказал воевода другому кметю. Тот нехотя достал из-за пазухи склянку с вспыхивающим зельем, работой лучших алхимиков Росмора, обители Стражей мира.
Тут то Яромир и заревел вновь.
- Нет, не делаете этого… - меч выпал из рук, ноги подкосились.
Но воевода охотников безжалостно кивнул, и жест этот предназначался обоим кметям. Склянка с зельем ударилась о стену избы, и та вспыхнула, как сухое полено. Дымок жалобно заверещал, не в силах сорваться со своей цепи. В тот же миг другой кметь, зажмурившись, наотмашь нанес свой удар по беззащитному ребенку. Яромир увидел собственную кровь и глаза заволокло черной дымкой.

Изгнание – такова судьба всякого, кто воспротивится правилам мира.
Все сущное состоит из беспрерывной цепочки миров, связанных между собой незримыми нитями, но из мира в мир можно перемещаться лишь тогда, когда сам мир захочет от тебя избавиться. Я не знаю, чего сотворил мой род и мои пращуры, но наш мир, мир словен, мир всея Руси, мир в котором правят справедливые Боги, бывший нам ране домом выгнал нас за свои пределы. Кого выгонять – решают не боги, это я знаю точно, решают некто выше и важней чем боги.
Мы незная сколько скитались по ничто и нигде, пока нас не вынесло в мир этот – обитель жестокости и лжи, которая благополучно закрывает глаза жителей его на реальность. Всегда проще принять ложь, чем правду. Кто внушил всем, что пришельцы из других миров – порожденья  зла? Кто внушил им, что порождений зла нужно сжигать на кострах и вешать их головы на городских вратах? Я не знал всей правды, пока не прибыл в Дальний Край, остров в Бескрайнем море, к которому уплывали многие, но не возвращался ни один. Только там растут березы, только там можно попить сладкую медовуху и встретить в лесу медведя. И… там растет пшеница.
Дальний край – обиталище иномирцев, которых охраняет сам Перун, бог, наделенный многогранностью, способный находиться в двух мирах сразу. Он охраняет своих подданных, топя всякие корабли охотников за иномирцами, что подплывают к острову.
Именно здесь, в Дальнем крае один мудрый волхв поведал мне такую историю:
«Очень-очень давно люди могли свободно перемещаться между мирами соседями, - рассказывал мне волхв под сенью запорошенных снегом берез, - когда наши предки из того мира обнаружили проход, люди этого мира были дикарями, и эти мудрецы принесли в тот мир свою культуру, свои традиции и обычаи. Тогда здесь был мир и покой, доброта и щедрость… Мудрецы не хотели рушить идиллию, и обучили людей правилу: не пускать других иномирцев и гнать их из этого мира. Это была их страшная ошибка. Этой идеей они зачали собственную кончину.
Время шло, это правило передавалось из уст в уста, от человека к человеку. Все иномирцы стараньями сказителей стали чудовищами и тварями нави, которых было решено сжигать на кострах и садить навечно в сырые темницы, где те чахли от голода и одиночества. Позже появился Росмор – град Стражей мира, отслеживающих любые перемещения между мирами, и охотники за иномирцами, что делали всю грязную работу. Мудрецы сами загнали себя на остров Дальний край, и хвала Перуну, что взялся защищать изгнанников. Потом свободный проход закрылся, и решать об изгнании стали сами миры. Быть может, решает тот, кто в самом центре мира восседает на троне, может еще какая высшая сила… Но не боги. И не о чем их молить понапрасну…»
 Я явился через много лет в Дальний Край от отчаяния. Потеряв выход, пытался найти новый вход. Но Дальний край встретил меня отнюдь не дружескими объятьями – он зализывал раны. Впервые за много-много веков, обитель изгнанников подверглась нападению. Говорили, причиной нападения было предательство.
- Мы должны благодарить богов, - говорил после нападения всем изгнанникам князь Доброслов, - что напал только небольшой отряд охотников за иномирцами во главе лишь с одним магом. Если бы их было больше, мы не выдержали бы. Однако мы обнаружены, а нашей защитой был вовсе не Перун, а скрытность. Охотники не предполагали, что Дальний Край существует на самом деле, но теперь о нас знают. Поэтому мы должны готовиться к новым нападениям, и поверьте, охотники найдут способ обойти Перуна, как нашли этот способ те охотники.
Доброслов не боялся посеять среди жителей Дальнего Края панику, он всегда был честен с народом. Впрочем, люди уже давно ждали этого момента, и он пришел: мирная жизнь кончилась, пора войны пришла в обитель изгнанных.

Мысли о матери никогда не покидали меня. Пока я познавал мужество и доблесть отрочеством в дружине знатного купца Ириакаля, пока добирался до Дальнего Края – всегда думал о том, как буду мстить охотникам и всему их Росморскому ордену, вынашивал планы жестокого отмщения. Но одно я понял сразу – в одиночестве я не свершу ничего. Именно поэтому я и прибыл сюда, в Дальний край – найти единомышленников, тех кто пойдет со мной до победного конца, тех, кто не бросит, не оставит в трудную минуту. Благо, таковых здесь было предостаточно. В Дальнем крае почти все так или иначе пострадали от Росморского ордена. Однако все было не так просто, как мне казалось поначалу.

…Ворота не открывались. Ворота были разбиты в щепки. Местами древесина до сих пор тлела.
Магия… Кто это был? Огненый? Энергетический? Тела погибших в кровавой сече, наверное уже убрали, но снег местами по-прежнему был красным от крови.
Войны, храбрые витязи разбирали то, что осталось от врат их града и частокола, что попали под магическую волну. Удар был резким и пробивающим, поэтому я предположил, что нападающие были все-таки во главе с энергетическим. Не люблю магов… мне нечем им ответить. Жаль, что не существует такого артефакта, что способен научить Силе, заставить магию течь по моим жилам, смешиваясь с кровью, и придавая новых, невиданных ране чудесных сил…
- Куда путь держишь, добрый молодец? – с хрустом разогнул спину один престарелый уж войн, только и способный расчищать завалы. На поле брани путь ему заказан, не сможет прикрыть спину и погибнет, унеся с собой еще пару жизней товарищей.
Я облизнул обветренные необычайно сильным в этом месте ветром губы, и ответил слегка сиплым голосом:
- Ищу пристанище в землях иномирцев, ибо сам им являюсь. Я не ошибся, это Дальний край?
- Верно, хоробр, так то оно так, но теперь здесь вовсе не безопасно находиться… - престарелый кметь тяжело выдохнул и продолжил свою работу, похоже совсем не доставляющую ему удовольствия.
Я, с минуту подождал, зашел внутрь града иномирского. В городе был изрядный переполох: кто-то собирал котомки и уходил из дому, уже навсегда, кто-то просто молился всем славянским богам пав на колени прямо на улице, а те, кому некуда было идти, просто напивались медовухой в ближайшей корчме. Наверно, если бы охотники за иномирцами напали б прямо сейчас, то взяли бы город без особого труда.
Я шел между аккуратных изб с резными красными ставнями в надежде отыскать площадь, где проводится городское вече, и мне повезло – совет только начался. Толпа народу стояла между двух церквей-колоссов и внимала речи князя Доброслова. Доброслов говорил правду прямо в лицо, не скрывая ничего. Я встал поодаль и принялся слушать. Когда князь закончил, слово стал держать могучий волхв, именно тот, что впоследствии объяснил мне, что же такое произошло в тот день нападения.
- Мы открыты, о, жители Дальнего края. Мы не сможем сопротивляться, - люди ахнули, онии всегда верили своему волхву, Доброслов нахмурился, но речь старца прервать не смел, - У нас нет шансов, ибо орден Росморский слишком велик и могуч. Но у нас есть шанс выжить.
Волхв нарочито держал паузу, так сказать, для пущего эффекта, но вскоре продолжил:
- Мы должны уйти, как уходили наши предки. Мы должны уйти, либо погибнуть, о, жители Дальнего края, свою участь должен решить для себя каждый, но знайте: третьего варианта не…
И тут я на свой страх и риск от чего-то перебил старца:
- Есть! – крикнул я так громко, чтобы услышали все, - есть третий выход!
Толпа обернулась ко мне, зашепталась. Волхв приподнял левую бровь, потом нахмурился:
- Смелый юноша. А ты не боишься, что я превращу тебя в лягушку за столь бесцеремонное прерывание моей речи? – наступила давящая тишина, а потом волхв разразился диким смехом, - и какой такой третий вариант ты нам можешь предложить, пришелец?
Я знал, что это прозвучит глупо и совсем по-детски, но все же громко и, как мог, уверенно произнес:
- Напасть на Росмор самим, и уничтожить его изнутри.
- Глупый юноша. Ай-ай-ай, такой взрослый кметь, а несет чушь… - волхв покачал головой, бурча при этом себе под нос что-то, не заклинание ли превращения меня в лягушку?
Я молчал и ждал, что он скажет мне теперь, ждал долго, но дождался совсем не того, чего ожидал от волхва.
- Пойдем в мою хижину, поговорим, - серьезно произнес волхв и двинулся куда-то прочь, маня меня за собой. Я, нечего делать, пошел следом.

Снова пошел снег. Он мягко стелился нам под ноги, но не удостаивался внимания. Волхв вел меня обратно к разрушенным вратам, а я, наивный, предположил, что волхв живет в городе… нет, волхв должен жить в одинокой старой обветшалой хижине, что в глубине леса схоронена, вместе с братьями-волками…
- Или ты, добрый молодец, неимоверно смел и силен, или ты неимоверно глуп, - говорил тихим, скрипучим, как старая дверь, голосом волхв, оглядывая мои длинные рыжие волосы, - я понимаю, если бы ты был бы магом, но волосы то у тебя вовсе не белые, а рыжие, а я не видал ни одного мага с рыжими волосами.
Оценивающий взгляд волхва опустился ниже, прямо на мои голубые глаза. А я заглянул в глаза его, как и положено волхву, коричневые и… взгляда этого я не выдержал, будто окунулся в бочку боли и страданий… Сколько должно быть лет этому старцу, наверное много больше ста, и чего он за свои года не повидал, не почувствовал…
Я отвернулся и принялся разглядывать вывеску магазина «Лучшие шубы из Руси». Интересно, как это купцам удалось провести из того мира в этот шубы? Какие ушлые должно быть люди…
- Яромир, так ведь тебя зовут?
Я вздрогнул. Никто меня не называл по имени со времен той ночи... Никто мое имя и не знал. Волхв захихикал:
- На то я и волхв, чтобы предугадать твое появление задолго до, хм… твоего появления, Яромир.
- Зовите меня Нарок, это мое имя теперь, - хотел отрезать я, но голос сорвался, и получилось глупо. Волхв снова холодно засмеялся, а потом резко поменял направление в сторону разрушенных врат. Витязи, подбирающие останки забрала поднялись, приветствуя своего волхва, но я то видел в их глазах не только святой трепет, но еще и жуткий страх. Не тот волхв, за кого себя выдает, не так прост он, как кажется…
- Хм, Нарок… Я знаком с древне славянским наречием… - Волхв задумался, и долго-долго молчал, похоже вспоминал, что же обозначает мое имя, однако своими мыслями делиться не спешил.
Тем временем, мы отошли от врат на десяток шагов, и вновь подул ветер, да так, что заставил волхва укутать свое тощее тело еще плотнее в волчьи шкуры. Этот ветер был каким-то зловещим, проникал мне под кольчугу, яростно кусал и щепал кожу. И ветер этот был только в этом месте.
- Верно мыслишь, Нарок, - проскрипел волхв, ветер всячески старался помешать своими завываньями услышать голос волхва, поэтому я подошел ближе, почти в плотную, - здесь, во время битвы один великий маг оставил свою частичку, свою, фактически половину.
- Маг-стихийник? – предположил я, хотя ответ был донельзя очевидным.
- Да, верно, Ветроногом его звали… - волхв снова закатил свои старые глаза, и погрузился в воспоминания. Однако, я его бесцеремонно из воспоминаний вырвал:
- А что, собственно, случилось, старче? Как охотники обошли Перуна, что стоит на страже у острова?
Волхв нахмурился, но, нечего делать, пустился в рассказ – дорога до дома его дальняя…
- Ветроног сам из мира твоего, Нарок, из Руси, однако попал в мир этот он еще младенцем, посему магом стал уже здесь, семя Силы в нем попало сразу от трех богов: от Бога Ветра, Бога Огня и Богини воды….
Я мало знал о здешних богах и еще меньше о том, как они дарят Силу простым людям еще в младенчестве, однако слышал, что только Бог Смерти – Унарь, «заражает» Силой насильно, когда ребенок еще во чреве матери. И мага-смертника вряд ли можно назвать обладателем чудесной Силы, это скорее проклятье, чем дар.
Но волхв, между тем. Продолжал свой рассказ, уводя меня в темный лес:
- …Такое не часто случается, чтобы маг мог обладать сразу тремя стихиями, вместо одной… но не суть важно, важно другое. Ветроног полюбил, по настоящему полюбил славянскую девушку, что увязалась за ним на пути сюда, в дальний Край. Наверно ты знаешь, что любовь слепа…
А я не знал ничего о любви. Я никогда некого не любил настоящей любовью, и меня не любили, весь мой мозг был занят местью, которая зряча и всегда четко направлена. Вот отомщу я за маму, за верного пса Дымка, который наверно тоже погиб той ночью, тогда можно и любить.
- …Ветроног не видел очевидного, девушка предала, глупо надеясь, что Россморский орден оставит ее семью в живых, хитростью завела сюда отряд охотников за иномирцами. Однако охотник убил предательницу прямо здесь, на руках у Ветронога. Трое суток маг сидел над ее телом, разговаривал с ней, молил вернуться, а потом, ни сказав никому ни слова просто заставил ветер себя подбросить в воздух, и унес себя вихрем куда-то прочь, куда-то на запад…
На запад? А не в орден Росморский ли он отправился, могучий маг Ветроног то?
- …Такая вот печальная история, Нарок… история о предательстве и об истинной любви, наверно она попадет в летописи Дальнего Края, если, конечно, наша обитель устоит после набегов охотников, которые, о, не сомневайся будут и в достатке. Сейчас главные в Росморе решают, как обойти Перуна, но тот хоть и бог, но всех хитростей не раскусит.
Мы с волхвом уже около получаса шли по тропинке между сугробов, и я уже пожалел, что не прихватил на рынке лыжи. Вскоре, из-за берез и елок вынырнула небольшая избушка на причудливых опорах, напоминающих куринные ноги.
- Дом, милый дом… - проскрипел волхв и, зайдя во двор, попросил меня запереть за собой калитку. Я спросил, мол, калитка все равно трухлявая, против татей не защитит, на что мне волхв загадочно ответил:
- Ее внешность обманчива, ее сила в другом, как и моя.
Перед домом стояли деревянные фигуры богов, начерчены на земле круги, каждый со своим шестом в центре с нанизанным черепом какого-нибудь животного. Я не стал даже спрашивать, что каждое из них означает, но мне стало по настоящему жутко. Ей богу, будто маленький ребенок к ведьме попал. Сейчас схватит меня, да кинет в котел в своей печи…
Дверь отворилась, и я заглянул в избу. Пахло сыростью и какими-то снадобьями, я было уже пожалел, что так просто решил пойти за волхвом в его дом, но тот будто меня оболванил, и я послушно шел за ним.
Волхв пригласил меня сесть на скамью, а сам помешал что-то в котле, шипящим в левом углу.
- Значит ты, совсем недавно отрок, надеешься уничтожить весь Росморский орден? – перешел волхв сразу к делу, - и не волнуйся, в моей избе нас ни одна сила не подслушает, будь это сам Перун.
Я неопределенно помотал головой, ибо совершенно не был уверен в своем решении. Может, я сказал это, там, на площади, слегка опрометчиво.
- То, что ты настроен решительно – хорошо, но уничтожить весь Росмор, это конечно бред.
От запаха, идущего от котла меня затошнило, глаза заслезились, прям будто лук чистил, а волхв неумолимо продолжал:
- Нужно уходить с этого места, и основывать новый Дальний Край, причем уходить быстрее, пока не нагрянули охотники. Однако, если у тебя и вправду есть план, если ты не глупец, а я вижу, что нет, тогда я тебя выслушаю.
Волхв замолчал, ожидая речи от меня. Я нестерпимо чихнул, вытер глаза, но, несмотря на самочувствие, речь стал держать.
- Охотники за иномирцами пришли в нашу деревню, когда мне едва исполнилось тринадцать, - я смотрел волхву прямо в глаза и теперь уже не отводил взгляда, - их было трое, нас выдал один мальчишка, с которым я на кануне повздорил. Они сожгли мой дом, когда моя мать была еще там. Они убили меня. Но я жив и готов мстить.
Волхв не моргал, он смотрел мне сквозь глаза прямо в разум и убеждался, что в Нароке нет слабости, которая была в Яромире, в нем одна лишь уверенность и обожженная огнем жажда мести, но холодная, как лед. Я продолжал:
- Я не могу продумать план нападения, ведь не знаю даже где Росмор и как его охраняют, но ты, старче, волхв, в этом ты бы мог мне помочь, если мы стремимся к общему благу, - мой голос был холоден, посему прозвучало это не как просьба, скорее как приказ, но волхв меня понял, его душа занялась теми же чувствами, что горит моя, он увидел меня насквозь, и воспринимает теперь все, как должно, - помимо твоей помощи мне нужна команда, шесть хоробрых воинов, что благородно разделят мою месть, старче. Если мы победим, это будет великое благо для всех миров, ибо незачем будет иномирцам прятаться, ибо не будут их считать боле порожденьями нави, старче, мы уничтожим ту червоточину, что гложет этот мир, то зло, что нависло над ним тучей, старче, но мне нужна твоя помощь, мудрейший волхв, ой как нужна! Нужны твои знания и твое колдовство, ты можешь колдовать в полную силу, ибо незачем больше скрываться, нас уже отчетливо видит их всевидящее око. Ты веришь мне, старче? Ты поможешь мне? Ради Дальнего Края, ради этого кусочка нашей Руси, ради нашей родины, помоги мне.
Я тяжело выдохнул. Не было больше того тошнотворного запаха из котла, не было стен, избы – только наши глаза. В кромешной темноте.
- Я помогу тебе, хоробр, помогу, - сказал мне мудрый волхв, преисполняя меня уверенностью в нашей победе.

Когда сводятся четыре прямые линии в одну точку, а пятая образует кольцо вокруг нее, можно увидеть то, что скрыто за много полетов стрел от места колдовства. Естественно, если эти линии чертил волхв на специально удобренной нужными зельями земле ровно в полдень.
- Это колдовство не из этого мира, старче, ведь так? И оно не из нашего мира тоже, - я закрыл глаза, встав в светящейся круг на очищенной от снега поляне за избушкой, - откуда оно?
Около минуты я слышал только лишь тишину, но потом волхв все-таки ответил:
-  Это из других миров, Нарок, миров, что закрыты для простых людей, миров, куда я никогда не смогу попасть больше, и не смогу переместить туда других. А теперь, будь добр, говори про себя то, что ты хочешь увидеть.
Я зажмурил глаза, задрав голову к небу. Снежинки падали на лицо и тут же таяли, смешиваясь с солеными капельками пота, что появился на коже от волненья. Раньше я никогда не видел колдовских ритуалов, и уж тем более в них не участвовал, чего уж говорить, напугался я до смерти, колотилось сердце, предательски дрожали коленки, и это у могучего то война, что в свое время не раз спасал всю дружину купца Ириакаля от набегов разбойников! Он, да воевода Топор, что ушел вслед за каким-то магом спасать сестру от волколюдов, да не вернулся…
Мои мысли прервал резкий свист в ушах и боль в груди. Будто весь воздух откачали из меня, да всю кровь упырем выпили… Наступила пустота. Я распахнул глаза не открывая век, и увидел… увидел ветер, белые кучерявые облака, что расступались передо мною, увидел шелковистую водную гладь внизу, крошечные кораблики внизу… Я летел наравне с птицами, ай да волхв! Ай да наколдовал!
Поначалу я летел над морем, летел то очень-очень быстро, с легкостью обгоняя этих самых птиц, но вот вскоре море кончилось, и взору моему предстали поля, нескончаемые поля с маленькими заснеженными деревеньками и селами, горы с их извилистыми хребтами, небольшой городок у подножия гор, где снега уже вовсе не было, зеленые плотные от растительности леса, и…
Удар. Удар. Удар… Оторвались мои крылья… В разные стороны полетели окровавленные перья…
Перед тем, как я камнем рухнул в пустоту, то увидел его… вдалеке, аккуратно между трех огнедышащих гор стоял Росмор, величественная крепость с высокими непреодолимыми стенами, и розовым магическим куполом, что как крышка закрывала его территории от магических атак.

- Невозможно! – раскрыв глаза вскочил я на ноги смотря в темноту.
Пылала ночь огненным маревом. В воздухе пахло паленой шерстью, но мои чувства очень медленно возвращались ко мне.
- Что невозможно? – осторожно спросил волхв, держа в руках какие-то склянки, похоже, что он отпаивал меня зельями, чтобы вернуть из полета живым и невредимым.
- Там… Росмор окружен магическим барьером… - задыхаясь, проговорил я, падая в сугроб теряя равновесие. И тут до меня дошло важное, дошло только сейчас, возможно слишком поздно… Важно не то, что в Росмор невозможно попасть из-за барьера и высоких стен… эта проблема немедленно отходит на второй план…
Корабли. Флот, что плывет по морю к Дальнему Краю. Охотники, что плывут сюда.
- Через два дня здесь будут охотники, - выпалил я, умываясь холодным снегом, - четыре корабля, четыре большие ладьи, груженные отборными Росморскими войнами.

Волхв схватился за голову, чуть не впадая в панику.
- Идти можешь?
Я неопределенно кивнул головой.
- Тогда иди в город, сообщи все, что видел Доброслову. Собирайте людей.
Волхв схватил меня за шкирку, с молодецкой легкостью поднял на ноги и толкнул в сторону тропы, ведущей в город. Я побежал, потом, уже выйдя за калитку запоздало обернулся – а волхва как не бывало.
…Ветки елок нещадно били по лицу, я сбился с тропы, постоянно утопая по колено в сугробах. Ноги давно уж вымокли и замерзли, но я не оставлял попыток добраться до города, хотя очень хотелось упасть в сугроб и просто заснуть… Но я немедленно отогнал эту мысль подальше и продолжал свой путь.
Спустя полчаса пути в кромешной темноте по лесу я достиг таки врат города. Витязи, что разбирали завалы давно уже сидят в ближайшей корчме и отдыхают после тяжкой работы, а город спит. Спит город и не подозревает, что ровно через сутки, а быть может и того раньше на город свершится нападение охотников, и беззаботная жизнь раз и на всегда закончится…
Еще минут пятнадцать я бежал по городу к красному терему князя Доброслова постоянно натыкаясь на осветительные столбики и запинаясь об выступы на дороге, выложенной дорогим камнем. Ноги гудели, легкие обжигало каждым вдохом морозного ветра, но я терпел. Я ведь не слабак больше, я Нарок, и сам держу свою судьбу.
- Стой! Куда? – охрана терема князя вовсе не спала на посту, как я поначалу ожидал, два молодца вынули мечи и подошли друг к другу ближе, чтобы загородить мне проход.
- Я к Доброслову… по срочному делу… - кажется, горло я безнадежно простудил и охрип.
- Князь не первый сон уж видит, хоробр, жди утра, - сказал мне один.
- Да, утро вечера мудренее, - вторил второй.
Ну, я им сейчас покажу, мудренее…
Неожиданный взмах кулаком, и вот уже один охранник кубарем скатился с крыльца, второй тяжело охнул, замахнулся мечем, но я без проблем поднырнул под него, да ударил головой в живот. Тот перегнулся через меня, выронив меч, а я, разогнувши спину, перекинул того через себя. Охранник скатился с лестницы вниз, прямо на своем заду.
- Что тут происходит? – Доброслов лично вышел из терема, босиком, но в кольчуге, шлеме да с острым мечом в руках.
- Не вели казнить, вели слово молвить, великий князь, - выдохнул я, выпустив меч из рук и упав на колени.
Доброслов перевел взгляд с меня на побежденных сторожей, и сморщился:
- Ай-ай-ай! И не стыдно вам, позорники? Проиграли бой одному задыхающемуся человеку!
Тут я прервал тираду князя, в другой момент меня за такое казнили бы на месте, но не сейчас, не при таких обстоятельствах.
- Охотники за иномирцами будут здесь на следующем рассвете, - сказал я, и горло мое слиплось, да занялся кашель.
- Что-о? – брови князя так и прыгнули вверх, - почему так скоро? Ты уверен, воин?
Я закивал головой, и пробормотал: «волхв», когда в глазах потемнело окончательно. Из всех чувств остался только слух. Я слышал переполох, беготню и суету, однако кто-то додумался принести мне воды. Я жадно пил, пока меня несли куда-то.
- Поспи, войн, а мы со всем  разберемся… - последнее, что я услышал перед тем, как без задних ног заснуть.

Золотое солнце ласкало кожу прекрасной, как небеса летним днем, девушки. Ее губы что-то нашептывали мне, но я не слышал, как громом пораженный, прелестью ее внешности. Огненно-рыжие волосы, заплетенные в длинную толстую косу, касались ее босых пяток, белоснежное платье развевалось на ветру…
- Яромир… - девушка коснулась моей небритой щеки своими мягкими, как зимний снег, руками, и блаженное тепло растекалось по всему моему телу…
Но вдруг в ее внешности начали происходить разительные перемены, лицо исказила гримаса ярости, белоснежное платье обратилось  тяжелой кольчугой, босые ноги обулись в воинские сапоги, а в руках из пустоты вырос длинный меч. Это была уже не та красивая хрупкая девушка, но воинственная могучая валькирия, что могла сразить не только красотой, но и окровавленным лезвием. Дева меча, жестокая дева сражения…

Тут меня и разбудили. Чернавка князя бесцеремонно растормошила меня, схватив за плечи. С секунду мне казалось, что это та валькирия, но нет, мне улыбалась всего лишь пухленькая девчонка, с излишне длинным, как мне показалось, носом, что залезла прямо ко мне на полати.
- Вставай-ка, хоробр, вставай-ка! – она что, не видит, что я уже проснулся? Дурочка, – вставай-ка, князь Доброслов хочет тебя видеть! Вставай-ка…
- Да встал я, встал! – соскочил я с полатей, и соскочил, надо сказать, зря, после ночной пробежки болели ноги, - беги-ка отсюда, девка, пока я тебя за косу не дернул, как следует!
Чернавку видно это напугало, и та со звонким визгом выскочила вон за дверь. Я, надевая кольчугу да сапоги, огляделся: положили меня явно не в тереме князя, но тоже не в дурных хоромах!
- Там на столе то, коровай да медовушка свежая, полакомись, хоробр, полакомись… - донеслось из-за двери.
Я подошел, сел за стол, надломил священный хлеб, да макнул его в соль… Эх, вкусно получилось то!
- Чернавка, ты все еще здесь? – крикнул я, жуя хлеб, да запивая медовухой.
- Ага, хоробр, здеся я! – как-то гордо сказала девчонка из-за двери, но войти боялась. Да, нехорошо как-то я с ней обошелся, посему решил пригласить ее ко мне.
- Каравай сама пекла? – строго спросил я чернавку, уплетая за обе щеки. Та энергично закивала головой, - отменный хлеб получился, молодец!
Девчушка засветилась сразу, мол, вот похвала то от мужика! Авось, этот мужик да и свадьбу с нею сыграет, не зря она приданное прядет… А что? Девка ловко хлеб стряпает да кашку варит, авось приду после Росмора, да и женюсь… Хотя, что я такое говорю… В Росмор невозможно попасть, я так и бесславно погибну под его стенами.
А я все уплетал да уплетал, а девчонка все смотрела и мечтала…
- Как звать то тебя, девка? – вытерев губы да поднявшись из-за стола, сказал я.
Чернавка вся покраснела, засмущалась, видать снова замечталась, но спустя мгновение ответила:
- Косичкой меня нарекли, войн! – и та гордо потрясла своей длинной косой.
- Веди меня, Косичка, к князю своему, - выдохнул я, переваривая вкусный каравай. Косичка взвизгнула и выскочила за дверь, маня меня следом. Я низко нагнулся и вышел вон из избы, отметив про себя, что хозяин явно богат, ибо комната была забита всяким дорогим барахлом.
Впереди в одном платьице да босиком по снегу бежала Косичка, а я наблюдал в городе переполох. Женщины, истошно визжа, прятали детей кто под пол, кто в сарай, кто еще куда, по улицам ходили дружиники князя забирая всех мужчин от шестнадцати до пятидесяти в городское ополчение, что собиралось уж второй раз за месяц, а снег медленно падал, как бы давая понять, что от неизбежности не убежишь, город все равно падет…
Девчонка привела меня прямо к резному крашеному терему князя, где меня уже ожидали, и пустилась прочь, помахав мне на прощанье ручкой. Три тяжело вооруженных война стояли на крыльце и о чем-то энергично спорили, но увидев меня тут же замолчали, как бы выражая уважение. Я неловко взбежал по ступенькам и представился, отчего то я знал, что с этими войнами следует познакомится.
- Нарок? – переспросил один кметь мое имя, - странно, это ведь со славянского наречия, так? Я родился уже здесь, с этим наречием не знаком, не подскажешь, что значит твое имя?
Я открыл было рот, но второй кметь меня опередил:
- Нарок, значит судьба, несмышленый, - однако первый кметь вовсе не принял это за оскорбление, и до меня, наконец, дошло, что эти трое – братья, - Мое имя Святополк, старший сын князя Доброслова.
Я кивнул  в знак уважения. Перехватил другой кметь, чьего голоса я еще не слышал, оглядевши его я подметил некоторую хрупкость, однако за спиной у того болтался лук с колчаном стрел, что оправдывало все.
- Меня отец Тревожным нарек, ибо очень уж тревожились за мое рождение, мама, видишь ли, болела, - он улыбнулся мне, добавив лишь, что он средний сын Доброслова и предоставил слово младшему, что был на года четыре моложе меня.
- А я просто Удалец, - сказал он и зачем-то добавил то, что и так было ясно – младший сын князя Доброслова. А ты, Нарок, говорят в Росмор отправиться хочешь?
Я кивнул, а про себя подумал, стоит ли его брать с собой, ясно вижу, что хочет.
- Но у нас сейчас другие дела, хоробры, - перебил мои мысли старший Святополк, - в начале надо бы родину отвоевать, а потом уже на Росмор нападать.
И он ведь дело говорил, но как мы это сделаем, если у града даже врат то нету?
- Без врат они мигом прорвутся в город, - озвучил я свои мысли, и кмети нахмурились, ибо итак ясно, что без врат не устоять столице Дальнего Края.
- Мы должны победить хитростью, - подытожил Тревожный, - если они нападут ночью, то нам очень сильно повезет.
Я вопросительно поднял бровь, мол, ночью и носа то своего не увидишь, чем же это повезет?
- На нашей стороне добрая сотня волчьих голов, - пояснил Тревожный, - тебе не сообщили, что у нас в городе волколюды?
Я отрицательно замотал головой, с чего бы им тут оказаться? Хотя, волхв что-то говорил о том, что прошлое нападение было отражено только благодаря Ветроногу, его другу и неким неожиданным гостям… Я слышал раньше, что волколюды из нашего мира, из Руси, тогда почему бы им и не помочь Дальнему Краю? Только вот сражаться они способны лишь ночью, когда облачены в волчьи шкуры…
- А что если росморцы нападут на рассвете? – сказал старший брат, осадив Тревожного, - или ближе к рассвету? Волки кинутся на врагов, а тут солнышко покажется! Волколюдов мигом перебьют, да и нас следом.
Все замолчали. Я думал, переминаясь с ноги на ногу. Молчание нарушил Удалец.
- А что, если там будут маги?
- У нас против магов ничего нет, - опустил голову Святополк, - в городе магов можно пересчитать по пальцам, да и то, все они самоучки… Надежда только на волхва…
Волхв. А что он может? Ему не устроить массовые побоища, надо месяцы, а то и годы на нужные ритуалы для того, чтобы хотя бы маленькое землетрясение устроить, а что он успеет за один день? Двоих быков зарезать, две схемы начертить, да поплясать на них чуток.
- А где ваш батюшка? Разве не он должен тут командовать? – решил я немного сменить тему.
- Батюшка наш захворал, нездоровится ему от чего-то… - ответил Удалец, погруженный в совсем иные мысли.
…Все утро мы сидели на крыльце и строили планы. Я лишь мог удивлятся, почему мое мнение тут слушают, да еще и в воеводы берут. Позже мне Удалец намекнул, что, мол, волхв к себе в избу водил только Доброслова, и это великая честь. Видно, волхв во мне отметил то, что заслуживает иметь лишь храбрый, доблестный и умный войн.
В итоге мы вчетвером могли распоряжаться дружиной подготовленных воинов в сто мечей, не больше трех десятков лучников, да пятьсот голов ополчения. Неожиданностью для росморцев должны были стать волколюды, но если у них есть толковые маги, то те все предвидели наперед. Это все, чем мы могли располагать, против, самое меньшее, пятисот избранных Росморцев.
- Бой дадим перед городом, - говорил Святополк, - нельзя пропускать охотников в город, здесь убежищ, куда могли бы спрятаться женщины да дети, нет. Лучников поставим на стены, которые без ворот все равно бесполезны. Ополчение разделим на два отряда, один твой, Тревожный, другой твой, Удалец. Я, стало быть, займу место батюшки, Нарок, пойдешь со мной, с дружиной славных богатырей.
Я кивнул, именно там я и хотел быть, в первых рядах бойни, отпустить отцовский меч в кровавый пляс, видеть кровь убийц моей матери, моих убийц. Именно там я и хотел быть, рядом с такими же, как я, что разделят мою песнь мести…
Весь оставшийся день мы готовили войска, вернее, готовили то братья, я лишь наблюдал за смотром.
- Князь Доброслов заплатит каждому убившему хотя бы одного охотника звонкой монетой, хоробрые воины, - говорил Святополк своим бойцам, но многие возмущались.
- А где князь Доброслов? Почему его нету среди нас?
- Великий князь захворал, поэтому его не будет с нами, - оправдывался старший брат, но бесполезно, боевой дух богатырей ниже некуда, и поднять его сможет только князь, или… волхв, которого целый день не было видно. Говорят, он увел с собою в избу всех магов города и готовит там какое-то могучее волшебство.
…Но вот, солнце зашло на западе, и мы стали ждать. Ночь обещала быть бессонной, а снег – окраситься красным. Мы заняли позиции и ждали.
Мне выдали отличные доспехи, предлагали еще другой меч, но я отказался. Меч отца, что не мог удержать Яромир, Нароку был, как продолжение руки.
- Красивый меч, - услышал я мягкий женский голос сзади, и обернулся. Перехватило дыхание. Мне улыбалась уже знакомая девушка, знакомая по моему сну. Лицо ее наполовину скрывал шлем, но я знал – это она. Руки сами потянулись к ее шлему и сняли его.
- Меня Красавой звать, кметь, - улыбалась мне она, обнажая кристально белые зубы, да потрясая длинной рыжей косой.
Я не мог и слова произнести, но потом выговорил:
- А ты что, сражаться пришла?
Девушка звонко рассмеялась.
- Нет, конечно. Сражаться будет моя сестра, она вот-вот придет, - по-прежнему улыбалась мне Красава, а я глянул на ворота, которых не было. Интересно, какая она, ее сестра?
- Не туда смотришь, кметь, - я обернулся на погрубевший голос, и увидел перед собой другую Красаву. Нет, это была все та же девушка, только меч она держала уверенно, а глаза ее стали из нежно-голубых ядовито-зелеными. Это валькирия, сестра Красавы по разуму.
- Меня зови Красавкой, - сказала дева сражения, вглядываясь в даль, - не зевай воин, враги на подходе, я чувствую их смердящие души. Зададим им пекло а?
Нет, это уже не та девушка, которая мне полюбилась, но с собой в Росмор я возьму их обеих. Я знаю, что должен их взять.
Тут сзади к девушкам подбежал богатырь много выше и шире меня. Похоже, это их брат.
- Красава, подскажи рифму к слову «любить»…
- Убить, - грубо ответили девушка.
- Фу, это ты, Красавка… - отпрянул от нее воин, заметя зеленые глаза, злостно блестящие из под надетого на самые уши шлема, - ну тебя! Я любовное послание сочиняю, а ты мне что суешь? Тьфу!
Воин, похоже, обиделся, и вернулся на свое место в строю. А Красавка холодным смехом рассмеялась.
- Не обращай внимания на моего бестолкового братца, с детства увлекается дурацким стихосложением.
…Серебряный шар давно уже перевалил за середину небосвода, а охотников все не было, как и волхва с его колдовством. Интересно, смогли ли росморцы обойти Перуна, что сторожит Дальний Край? Может быть, он давно уж потопил их корабли, и мы ждем напрасно?
Нет не напрасно. Где-то вдалеке, с запада, затрубил рог. Страшный звук, от которого тут же засосало под ложечкой. Росморцы через мгновение будут здесь. Мы выстроились по всем правилам техники боя и ждали. Ясно дело, враги пойдут в лоб, им не нужно что-то захватывать, им нужно уничтожить все, убить и женщин и детей, перебить воинов и сжечь сам город. Уничтожить нас, что, как они считают, червоточина на теле этого мира, которой на самом деле являются сами.
У воинов было последнее мгновение, чтобы помолится перед битвой, но никто им не воспользовался. Люди ждали и боялись неожиданности, и страх этот затмевал всякие желания и надежды. Темнота ночи погрузилась в тишину. Затишье перед бурей. Птицы не летали над лесом. Птицы готовились к буре.
Вскоре охотники показались на другом конце поляны. Их было намного больше нас, но я не считал. Никто не считал. Все ждали бури, и буря не заставила себя ждать. Буря началась.
- На защиту родины-ы! – взвыл Святополк, но я слышал этот голос будто издалека. Я видел Охотников отчетливо, несмотря на темноту, видел их причудливого вида шлемы с какими-то лохмотьями, будто щупальцами свисающие до самых плеч, их щиты, с изображением четырехглазого чудовища, что вместо волос имеет эти самые щупальца, герб Росморской твердыни.
- Или со щитом, или на щите-е! – все кричал Святополк подгоняя воинов вперед, надо сказать, доспехи врагов внушали какой-то непонятный страх…  Но не мне. Только не мне.
Над головой засвистели стрелы. Первые ряды охотников упали на землю, но от этого их едва ли стало меньше.
- Смерть захватчика-ам! – взревел Святополк, и все смешалось. Я с размаху влетел в их стройные ряды, сбив одного с ног щитом, второму оторвав голову одним взмахом отцовского меча, а потом завяз в кровавой сече.
- Солнце… Нам светит солнце… - послышалось сзади чье-то пение, - Солнце светит над головою… Солнце светит нам с тобою…
То пел брат Красавы. Его двуручный меч врезался в плоть врага раз за разом, но голос оставался ровным.
- Только жди, и я вернусь… Весь в крови, да ну и пусть… Но я вернусь к тебе, любимая, пусть греет тебя солнце… Когда меня рядом с тобою нету, лишь жди, гляди в оконце… Солнце…
Меня окружили двое, но меч отца сам закружился вокруг меня, и теперь окружали меня лишь безмолвные трупы.
- Верь мне… я не погибну здесь, в кровавой сече… Еще пойдем с тобой на сеновал… - голос певца сорвался, я оглянулся, скальд получил удар щитом в грудь, но ответил метким взмахом меча, - еще пойдем с тобой на сеновал… и будет греть нас солнце… Солнце светит над головою… Оно лишь светит нам с тобою…
Над головой вновь засвистели стрелы, но теперь устремленные совсем в другую сторону, и… каждая из стрел нашла свою цель. Нащи лучники погибали, не долетая до земли с высоких стен. Как такое возможно? Это чертова магия! Где волхв и маги с их контрольным ударом?
Слева путь себе прорубала Красавка, казалось, ее ноги даже не касались земли, она парила, поглощенная сражением. И, кажется, решила в одиночку дойти до магов и самолично уничтожить. Боже, в этом теле ведь и Красава тоже! Безумная девка, погубит ведь их обоих!
Я бросился следом, опрокидывая врагов щитом, не удосужившись даже добить. Рыжая коса мелькнула впереди и скрылась в темноте. Я взревел совсем по-медвежьи, и кинулся бегом.
Красный от крови снег совсем не хрустел под ногами. Я почти ухватил рукою рыжую косу, как вдруг впереди грохнуло. Ноги оторвались от земли. Резко швырнуло в сторону на землю. Я влетел головой в сугроб. Раздался еще один хлопок. Неведомая сила вновь подкинула меня над землей, как тряпичную куклу, и отбросила на наши задние ряды. Я удачно упал в сугроб, минуя наши же копья, как раздался очередной хлопок. В этот раз подкинуло Красавку. Неведомая сила поиграла с телом валькирии, а потом небрежно отшвырнула назад в мягкий снег. Нет, к магам не подступиться: они окружили себя каким-то непроходимым барьером…
Я поднялся со снега, и, ухватив меч крепче, хотел, было вновь броситься в битву, как сзади раздался оглушительный вой. Битва на миг остановилась, все замерли в ожидании, и волколюды не заставили себя ждать. Серая волчья река сметала все на своем пути, вгрызаясь в противника, но и их явно было не достаточно, к тому же вот-вот покажется солнце, и тогда они обратятся простыми людьми, которых сразу раздерут на части.
В ход пошло и ополчение, но бестолковые лишь бесславно гибли, не нанося ощутимого вреда.
Где волхв?
Стоило мне только подумать об этом, как я тут же получил ответ: из-за леса со стороны избы волхва ярко заполыхал огонь. Спустя несколько секунд, я отчетливо различил гигантскую огненную птицу, летящую нам на помощь. Пролетая над нами, она запела необычайно красивую мелодию, однако такой она казалось только нам. Враги нестерпимо закрывали уши ладонями, падали на землю и корчились в муках…
- Это волшебство нашего волхва-а! – услышал я крик Святополка, - бей враго-ов!!!
Кмети одобрительно взревели и под пение жар-птицы пошли в наступление, сминая врагов, что не в силах были сопротивляться.
Но это торжество продолжалось недолго, ибо маги охотников тоже не дремали. К жар-птице устремились несколько сизых искрящихся шаров, и обвились кольцом вокруг ее горла. Песня тут же смолкла.
Битва продолжалась. Я получил два серьезных ранения: один охотник задел мне ногу мечом перед тем, как упасть замертво, а другой поранил плечо, пробил даже сквозь кольчугу. Но я по-прежнему сражался.
Грянул гром.
- Это… это Перу-ун!!! – послышался могучий голос Святополка, и я, отвлекшись от битвы глянул на небо. Там, среди туч, летела к нам колесница, запряженная вороными конями, а восседал в ней рыжебородый Бог Грозы, сын Сварога, Перун. Топот копыт и грохот колес оглушали громовыми раскатами, а от взмахов топором его во врагов разило молнией. Перун гневался.
Тут вновь затрубил рог. Охотники по команде упали на колени и принялись… молиться. Мы прекратили битву, как можно бороться с врагом, который, не обращая на нас внимания, молится?
- Руби им головы-ы! – донеслось указание Святополка, и кмети принялись за дело. Я не мог остановить их, хотя догадывался, что это ловушка. Не разбирая, они шли и рубили головы врагам, пока те молились, принося себя в жертву своему богу. И, когда определенное количество жертв было принесено, их бог явился.
Перун снижался, готовясь на прочь снести противника своим топором, как на его пути из темноты вынырнуло нечто. На землю встало огромное чудовище, выше самых длинных елок леса. То самое чудовище, что было изображено на щитах охотников за иномирцами. Отвратительное зеленое тело с волнистой спиной, длинные не пропорционально большие ноги-копыта, и отвратительный вьющийся хвост.
Перун не успел остановить лошадей, и чудище нанесло свой единственный удар, оглушительно, тяжело взревев. Перуна выбросило из колесницы и тот растворился в тучах.
Это конец. Неизвестный бог победил сына Сварога, победил великого Перуна одним взмахом руки-клешни. Мы в остолбенении уставились на чудовище, не веря своим глазам. Где-то в лесу лишился чувств волхв. Ополчение в страхе побежало к городу. На месте стояли только лишь волколюды, да то, что осталось от нас, славной дружины Доброслова…
- Конец наступает внезапно… - услышал я новую песню брата Красавы, - конец приходит нежданно, да негаданно… Не бойся войн, скоро придет темнота… Все и вся поглотит в себя она…
- Что ты поешь такое, дурень??? – крикнула ему сестра, что остервенело махала мечом из стороны в сторону не уставая убивать.
- Я пою то, что вижу, - ответил он, и надо сказать, его песня вовсе не подбадривала. Огромное чудовище шагало прямо на нас, с каждым гигантским шагом раздавливая кого-то из своих. Кажется, Росморцы на все готовы, только бы стереть Дальний Край с лица земли.
- Во имя Дальнего Края-я!!! – взревел кто-то и промчался мимо меня на лошади прямо к Росморскому богу. То был Доброслов.
- Батюшка-а! – кинулся следом Святополк, да конечно за лошадью не поспел. Лошадь Доброслова встала на дыбы перед отвратительным чудовищем, и скинула хозяина. Князь поднялся, лихорадочно трясясь от своей невиданной хвори, и безумно бросился прямо на чудовище, вонзил в ногу того клинок.
Эх, князь Доброслов… Попросту отдал свою жизнь ни за что…
Чудовище, тряхнув волосами-щупальцами подняло Доброслова и… проглотило.
- Не-ет! – разом с разных сторон поля битвы крикнули в пустоту его сыновья, но… ответил им лишь рык чудовища.
Я поник головой. Смерть князя окончательно добила воинов. Больше никто не сражался, кто-то бежал, кто-то нарочно врезался в самую гущу боя и погибал под мечами росморцев…
- Пусть я умру, но как мужчина… Воином погибну я, а не трусом… - пел скальд, даже не трудясь боле подбирать рифму.
И тут взошло солнце. Первые лучи его показались всего за миг до того, как показалось оно само. Волколюды кинулись прочь из битвы, поджав хвосты, но поздно. Лапы подменялись ногами, хвосты отпадали, а шерсть уходила под кожу. И тут же беззащитных людей настигала смерть от оружия охотников. Исчез и Росморский бог, бодрствующий, похоже, только ночью, но радости это не прибавляло. Мы проиграли. Мы отдали охотникам Дальний Край. Вот сейчас они добьют то, что от нас осталось, и войдут в город, сожгут все избы, перережут женщин и детей…
- Темнота, я вижу лишь тебя… Взошло солнце, но не вижу его я… - завывал где-то вдалеке скальд, - Не жди меня, подруга… Погиб на том поле брани я … Погиб я навсегда, на вечно… Отправлюсь к Одину на пир, там и встретишь ты меня…
Я, очертя голову, кинулся в гущу боя, пропустил первый же удар и упал сквозь снег в пустоту…