Повесть о первой любви
Про картошку
Началось всё с колхоза, а точнее с картошки. Настала очередь восьмиклассникам помогать подшефному колхозу собирать урожай.
Когда 8 «Б» вчера объявили, что завтра они едут на картошку, все дружно закричали: «Ура!». Ещё бы! Три дня не ходить в школу, три дня не делать уроки! Три дня весёлые поездки на автобусе! А потом работа на свежем воздухе и пикник с аппетитной печёной картошкой. Красота.
Вечером Лика нашла у отца новую телогрейку, у мамы хлопчатобумажные перчатки, приготовила ведёрко, садовую кошку-копалку, а у бабушки взяла ситцевый платочек с голубыми васильками. Ей, конечно, не очень-то хотелось закрывать свою любимую стрижку в стиле «Гаврош», но без платка на колхозном поле вся прическа будет в пыли.
Утром она встала пораньше, плотно позавтракала, приготовила большие бутерброды с домашним маслом и колбаской и заварила чай в термосе. Вдобавок мама положила ей в сумку солёные огурчики и пяток варёных яиц. Потом Лика вырядилась, как настоящая колхозница: в телогрейку, резиновые сапоги, платочек, вооружилась орудиями труда, взяла сумку с «забутовкой» и отправилась на трудовые подвиги.
Возле школы в ожидании автобуса собралась уже почти вся параллель восьмых классов, человек сто. Вскоре эта шумная, кричащая, хохочущая орава юных «колхозников» под руководством завуча Льва Александровича распределилась по автобусам, и возле школы воцарилась долгожданная тишина. Зато в автобусе было очень весело. Восьмой «Б» обычно орал бесконечные песни, например, про бабку:
«Жила была бабка у самой речки.
Захотелось бабке искупаться в речке.
Пошла бабка на базар, чтоб купить мочало.
Эта песня без конца, начинай с начала.»
И дальше вместо бабки подставляли имя любого одноклассника, и песня повторялась по кругу: «жил был Пашка у самой речки… жила была Лика у самой речки…» Вовка Старков, губастый, курносый, с белым чубчиком, важно, как дирижёр, указывал рукой на очередного одноклассника – и все дружно начинали петь про него.
Это было ужасно весело, горланить изо всех сил, так, что классный руководитель Инна Александровна даже не пыталась утихомирить свой разбушевавшийся класс.
Дорога занимала примерно полчаса, и этого времени как раз хватало, чтобы перепеть всех по имени.
Веселье немного поубавилось тогда, когда, высыпав из автобуса, ватага новоиспечённых колхозников выстроилась перед бескрайним картофельным полем и каждый получил по своей полосе и задание: копать отсюда и до горизонта. На двух девочек с вёдрами полагался один мальчик с лопатой.
Лика Грачёва и Рита Зайчук работали вместе с Вовкой Старковым. Он подкапывал кусты, они собирали картошку с помощью кошек, а Вовка успевал ещё уносить вёдра в общую кучу. Сразу началось соревнование, кто быстрее и лучше уберёт свои полосы. Однако с непривычки девочки начали быстро уставать. Рите было легче, ведь она жила в своём доме и умела работать на огороде. Она ловко встряхивала куст, собирала картофельные клубни, выкапывала кошкой оставшиеся в земле, и вот полведра хорошего урожая готово. В отличие от неё, Лика работала не в наклон, а приседая возле каждого куста на корточки, поэтому очень быстро выдохлась, но присмотрелась, приноровилась и вскоре перестала отставать от подруги.
Два года они сидели за одной партой и дружили не только в школе, но и гостили друг у друга, а чаще всего после школы проводили Риту с Пашкой Быковым и Вовкой Старковым до её посёлка. Обычно они забегали к Лике домой (она жила в двух шагах от школы), закидывали в прихожую портфели и налегке шли до посёлка, смеясь и дурачась. Потом так же весело возвращались назад. Пашка Быков, широколицый, сероглазый, темноволосый, немного стеснительный, был тайно влюблён в Лику, но девочки относились к ним как к «дружбанам».
Говорят, что противоположности притягиваются друг к другу. Так и подруги были очень разные и внешне, и внутренне. Лика была невысокая, рано сформировавшаяся девушка, в отличие от высокой и угловатой Риты. Темноволосая, кареглазая, с ярко очерченными бровями и длинными ресницами, с прямым носом, Лика была предметом воздыхания многих мальчишек в классе. Она была комсоргом, умела всех построить, и её слушались. При этом она была мечтательная, писала стихи и любила рисовать.
Рита была более практичная, приземлённая, училась средне и не фонтанировала идеями, в отличие от подруги. Внешне она тоже была другой: коротко подстриженные светло-каштановые волосы, серые глаза, нос уточкой и пухлые губы. Но её лицо становилось ярким и очаровательным, когда она смеялась, сверкая своими белоснежными зубами. Наверное, поэтому мальчишки часто старались её рассмешить. Обе они были весёлые, немного легкомысленные, им было интересно друг с другом.
Итак, 8 «Б» боролся за картофельный урожай. Лика сразу предупредила класс, чтобы работали чисто:
– Будем оставлять после себя картошку, могут потом вернуть на поле. Вчера девятые классы дважды по полю гоняли.
И 8 «Б» старался вовсю. Понятное дело, что они подотстали от других классов. Когда они возвращались назад, перепроверяя свои полосы, три класса уже сели в автобусы и отъехали. Многие завозмущались:
– Ну вот, смотрите, все уже уехали, мы, как дураки, копались тут.
– Похоже перестарались: никто никого никуда не вернул.
– Значит, завтра вернут! – возразила Лика. – Лучше собирайте остатки. Вон под ногами картофелина какая!
Пройдя через поле, девчонки собрали по полведра. Мальчишки побежали высыпать картошку в большую общую кучу и остались укрывать её ботвой. Девочки же в это время собрали свои сумки и пошли в автобус. Они только успели попить чайку и начать подкрепляться своими запасами, когда в автобус заглянула Инна Александровна и сказала:
– Агроном требует, чтобы мы пробежались по полю.
– Мы только что пробежались по нему! – сказал кто-то из девочек.
К автобусу подошёл завуч Лев Александрович с агрономом.
– Так! Берём вёдра и делаем пробежку по полю! – скомандовал он.
– Никуда мы не пойдём! – возмутилась Лика. – Наша полоса чистая! Мы два раза по ней прошлись.
– Надо по всему полю пробежаться, иначе колхоз не примет нашу работу, – слегка повысил голос завуч.
– Лев Александрович, мы-то почему должны отдуваться за все классы? – набычилась Лика. – Инна Александровна, вы же видели, что мы своё поле перепроверили?
– Вот пусть завтра другие классы свои полосы проверят, – подала голос Люба Гольдман.
Лика посмотрела на нее с благодарностью. В начале года они сблизились с Любой во время подготовки линейки на первое сентября. Оказалось, что она хорошая девчонка, легкая на подъем, добрая и веселая. У неё даже уголки губ были приподняты так, будто она слегка улыбалась или всегда готова была рассмеяться. О том же говорили её голубые, слегка раскосые глаза и курносый нос.
В сентябре Люба тоже попробовала подстричься под «гаврош», но ей не понравилось, и она укоротила на шее свои русые, с желтоватым оттенком волосы.
Тем временем Инна Александровна взяла за локоть Льва Александровича и позвала его в сторону. Девчонки наблюдали из автобуса, как трое взрослых что-то горячо обсуждали, размахивая руками. Потом они прошлись немного по полосе 8 «Б», по пути ковыряя носками сапог землю, и вскоре Лев Александрович крикнул что-то укрывавшим картофельные кучи парням.
– Похоже, Инна их убедила, – сделала вывод молчавшая до сих пор Рита.
Минуты через две мальчишки с шумом, гамом, грохотом ввалились в автобус и стали рассаживаться по сиденьям. Среди «своих» оказались и «чужие». Это были четверо «вэшников». Они плюхнулись на заднее сиденье. Как зовут троих из них, Лика знала: Колька Турушпанов и братья Зарядкины, а вот четвёртого – нет.
Девочки сразу стали угощать парней тем, что осталось. Они знали: пацаны не берут с собой на картошку ничего, кроме воды. Как голодные волки, набросились они на еду. Пришлось поделиться и с «вэшниками». Правда, досталось всем понемногу. В автобусе стоял оживлённый гвалт, когда прибежали опоздавшие Юрка Осин и Серёга Киселёв.
– А что, нам уже ничего не досталось? – возмутился Юрка.
– В большой семье клювом не щёлкай!
– Не надо опаздывать! – крикнул кто-то из девочек.
– Ну что-нибудь у кого-нибудь ведь осталось? – жалобно спросил Серёга.
Лика смущённо протянула ему свою сумку:
– У меня тут есть – мама положила. Только весь автобус провоняет.
Серёга достал два пакетика, в которых лежал пяток яиц и солёные огурчики. Парни радостно взвыли и стали уминать роскошные остатки.
Тут вошла Инна и, принюховшись, спросила:
– Чем это у вас тут пахнет?
– Яйцами! – крикнул Юрка с Серёгой, радостно жуя.
И все засмеялись. Потом заскочил шофёр и тоже спросил:
– Чем это у вас тут пахнет?
– Яйцами! – дружно гаркнул 8 «Б», и снова все расхохотались.
Инне стоило большого труда успокоить свой класс, однако шофёр завёл мотор, и автобус тронулся в обратный путь.
Лика повернулась, чтобы забрать у Серёги сумку и вдруг встретилась взглядом с четвёртым «вэшником». Что произошло в эту секунду, она не понимала. Только вот будто сердце замерло на мгновение, и забилось, и сладко заныло. Она задержала взгляд, не в силах оторваться от его любопытных, излучающих тепло зелёных глаз. Лика резко отвернулась.
– Ты чего это? – тихо спросила Рита.
– Ничего… А что?
– Да у тебя щёки красные, как помидоры.
– А кто это рядом с Сашкой?
– Рита обернулась и, смеясь, шепнула:
– Это Славка Гусев. Ты что, из-за него?
Лика промолчала.
На следующий день 8 «Б» сразу начал работать на новой полосе, а все остальные классы перекапывали своё поле и только потом присоединились к ним. Теперь «бэшники» вперёд всех закончили работу и, уставшие, уселись отдыхать на траву.
Лика сегодня не видела Славку, но она знала, что он где-то здесь, недалеко, и от этого было так хорошо, так легко на душе. Она лежала на спине и смотрела сквозь прозрачный воздух на особенно голубое небо. Стояла настоящая золотая осень. Как там у Пушкина? «В багрец и золото одетые леса…» Ну да, берёзки играли жёлтенькими, почти золотыми на солнце листочками, а черёмуха медленно шевелила своими продолговатыми красными листиками. Лика повернула голову и увидела неподалёку куст боярки с разноцветными пятаками: в центре зелёными, ближе к краю красными, а совсем по краям – коричневыми. А вот паутинка зацепилась за куст и тихо покачивается на воздухе. Ветер дунул, и она оторвалась – и полетела на фоне хрустально-голубого неба.
– Инна зовёт! – услышала она, как будто издалека, голос Любы Гольдман.
Лика встрепенулась, неохотно возвращаясь с неба на землю. Пора было пройтись вторично по полю.
– Всё, народ! Вёдра в руки – перчатки на руки – и вперёд! Вернее, назад! – весело скомандовала она.
Вторично по полю прошлись довольно быстро и уже были почти у края, когда кто-то выхватил из её рук наполовину полное ведро и понёс его к куче. Со спины Лика не узнала, кто это, но, когда он повернулся и побежал навстречу, сердце её так и замерло. Это был он, Славка Гусев. Он подбежал и спросил:
– Чьё ведро? Твоё? – а сам улыбался и смотрел на Лику.
– Иди у своих вёдра таскай! – ревниво крикнул Серёга Киселёв.
Все засмеялись, а Лика взяла ведро, подняла на Славку глаза и, встретившись с его взглядом, побежала за кромку поля.
Потом небольшой пикничок, шутки, смех. Лике было весело. Тут появилась Инна и радостно сообщила:
– Вы молодцы! И за хорошую работу завтра мы едем с седьмыми классами на… морковку!
Кто-то крикнул «Ура!», кто-то разочарованно вздохнул.
– А другие? – спросила Лика?
– А другие восьмые будут дорабатывать это поле. – ответила Инна и не менее радостно добавила, что сейчас 8 «Б» быстро собирается, садится в автобус и первым уезжает домой.
Лика выразительно посмотрела на Риту, и та предложила:
– Может, посидим ещё? Куда торопиться?
Однако Инна Александровна была непреклонна. Шофёр торопился, ему надо было в город и всё такое. Уже сидя в автобусе, Рита толкнула подругу в бок и тихонько сказала:
– Не грусти, зато морковки наедимся!
– А я и не грущу! С чего ты взяла? – через силу улыбнулась Лика. И запела песню, которую все дружно подхватили:
«Над тихоней речкой рос кудрявый клён,
В белую берёзу был тот клён влюблён...»
Про дом
Домой Лику провожал Серёга Киселёв: он тащил её ведро и свою лопатку, благо: было недалеко. Сначала они зашли в хлебный, купили булку белого и по дороге с аппетитом съели хрустящую корочку.
Серёга ещё в первом классе бросал ей записки, скрученные в трубочку, из оторванного краешка газеты, которую ученики обязательно стелили на парту, чтобы не испачкать её. Лика долго разворачивала длинннющую трубочку, на самом конце которой было написано одно и то же: «Грачёва, я тебя люблю!» Она сворачивала её снова и бросала назад, тихонько проговорив: «Дурак!»
Они немного постояли у подъезда, поболтали, посмеялись и Лика заторопилась домой: ей хотелось поскорее побыть одной.
Дома никого не было. Папа с мамой были ещё на работе, а младший брат, пятиклассник Мишка, – в школе. Лика разделась, затопила на кухне печку и долила стоящий на ней, бачок воды, чтобы помыться. Батареи ещё не грелись, и горячей воды в доме не было. Она выпила стакан молока и пошла в свою комнату. Лика с родителями и братом жили в трёхкомнатной квартире на первом этаже трёхэтажного дома. В зале направо была родительская спальня, а налево – детская. Это была длинная светлая комната, которую Лика делила с братом. Слева у входа стояла Мишина кровать с голубым жакардовым покрывалом с и подушкой с кружевной накидкой, письменный стол с картой Советского Союза на стене, а между ними – высокая этажерка с книгами и тетрадями. Напротив была кровать Лики с таким же покрывалом и подушками. Через всю комнату от двери до окна шла розовая тканая дорожка с голубыми полосками по краям. А на окне висели нарядные штапельные шторы с голубыми разводами.
Лика села за стол, взяла свой зелёный блокнот и стала рисовать на чистой странице усыпанную листьями дорожку вдоль аллеи. Деревья она обозначила только штрихами, зато опавшие листья стала раскрашивать в самые яркие цвета осени. Она полюбовалась картинкой, встала и пошла проверить воду. Вода была уже довольно тёплая. Подбросив дров в печку, Лика набрала в таз воды и пошла в ванную мыться.
Приведя себя в порядок и переодевшись в домашнее, Лика вернулась в комнату, села на широкий подоконник и стала задумчиво смотреть на жёлтые листья клёна под окном. Поездка на морковку с седьмыми классами совсем не радовала.
Она сама себе боялась признаться, что ей хотелось скорее вернуться в школу и там увидеть его.
Лика взяла свой блокнот и стала записывать пришедшую в голову коротышку. Так она называла коротенькие стишки, в которых она играла словами, звуками или рифмами.
На этот раз она поиграла осенними рифмами:
«А осень стоит какая:
Багряная и золотая!
А осень стоит такая
Прозрачная и голубая
И паутинки летают…
Она вернулась к рисунку и стала рассеянно что-то рисовать и только потом заметила, что на фоне осенней аллеи появился чей-то профиль. Внимательно всмотревшись в свой рисунок, Лика вдруг поняла, кому он принадлежит.
Про школу
В школе первые три дня они не встречались. Как-то так получалось, что они ни разу не пересекались в одном крыле: расписание было такое, что чаще всего и на химии, и на математике, и на биологии «бэшники» сталкивались нос к носу с «ашниками», а так хотелось с «вэшниками».. Самое большое количество уроков в 8 классе проходило в кабинете литературы, но – увы и ах! – У 8 «б» и 8 «в» были разные учителя и кабинеты. Правда, на одном этаже и по соседству, но не совпадали. А в столовую он вообще не ходил. И лишь на четвертый день небо сжалилось над ними: они столкнулись при входе в спортзал. Растерянная и раскрасневшаяся Лика, о чём-то споря с Ритой, выходила из девичьей раздевалки, а Слава Гусев заходил в свою. Лика не сразу заметила его, приостановившегося у входа, но они успели встретиться взглядами, и она выскочила в коридор, как ошпаренная.
– Ты видела, как он на тебя посмотрел? – возбуждённо шептала Рита, наклонившись к побелевшей подруге.
– Да видела я! – с досадой, поправляя прическу, пробормотала в ответ Лика, – Рит, посмотри на меня, как я выгляжу?
– Как чучело! – засмеялась подруга, и они обе, хохоча, побежали на классный час.
А в субботу они встретились на лестнице, но Лика не заметила этого. Она поднималась, держась за перила, на третий этаж, оживлённо болтая с Ритой, а он спускался ей навстречу. Она убрала левую руку с перил, невольно уступая ему дорогу, так как скоро надо было поворачивать направо.
– Ты зачем его пропустила? Он же тебя специально ждал! –укоризненно заметила Рита, остановившись около кабинета литературы.
– Кто он? – удивлённо спросила Лика.
– Кто-кто, Славка!
– Где? – упавшим голосом спросила Лика, оглядываясь.
– На лестнице!
– С чего ты взяла, что он меня ждал?
– Да потому, что все «вэшники» уже ушли, а он остался. Увидел тебя и сразу начал спускаться, —сообщила Рита.
– А что ты мне сразу не сказала?
– Я откуда знаю, видишь ты его или не видишь, – проворчала Рита, но посмотрев на расстроенное лицо подруги, поспешила утешить её:
– Ну чего ты! Встретитесь ещё!
Прозвенел звонок, и они пошли на урок.
И действительно, Лика повстречала его на следующей неделе и тоже на лестнице. Только теперь она спускалась, а он поднимался. И ни он, ни она не убрали руку с перил: оба сделали вид, что не видят друг друга. Но настал момент, когда уже нельзя было притворяться: он поднял глаза и неуверенно улыбнулся, и она тоже.
«Какие у него зелёные глаза! А улыбка почему-то такая беззащитная. Наверное, потому, что два передних зуба немного сколоты. Поди, упал в детстве. И губы полудетские, мягкие, наверное», – успело промелькнуть в голове у Лики, хотя эта встреча длилась всего лишь три секунды. Он осторожно коснулся её вздрогнувшей руки своими тёплыми пальцами. Тут Лика как будто очнулась, отдёрнула руки и побежала вниз по ступенькам.
Вечером в заветном блокноте появился рисунок, на котором над горами, над рекой две руки тянулись друг к другу. А под ним появилось четверостишие:
Рука встречается с другою,
Такой же трепетной рукой.
Как над вечернею рекою
Заря встречается с горой.
Про пушкинский вечер.
Следующие две недели Лика была увлечена подготовкой к литературному вечеру, который традиционно устраивали восьмые классы ко дню рождения Пушкинского Лицея. Каждый день она репетировала с вокальной группой песни девушек из «Евгения Онегина». Ей очень нравился их музыкальный руководитель, Наталья Николаевна. Именно она однажды услыхала, как Лика шутя запела высоким голосом, изображая оперную певицу.
– Да у тебя же настоящее сопрано. Зачем же ты поёшь альтом? – удивилась Наталья Николаевна.
И стала «вытаскивать» из девочки её голос. Лика сама удивилась, когда откуда-то изнутри у неё появилась способность брать очень высокие ноты, причём без особого напряжения. И ей доверили сольно исполнять на вечере песню «Не пой, красавица, при мне...» Она ужасно переживала, потому что таким голосом, да ещё одна, она никогда со сцены не пела и вечерами в своей комнате голосила, репетируя эту песню.
Первое время мама заглядывала к ней в комнату и тревожно спрашивала:
– С тобой всё в порядке? А то ты так кричишь.
– Я не кричу, мама! Я пою, – улыбаясь, успокаивала маму Лика.
А ещё на вечере ей предстояло читать письмо Татьяны к Онегину. Для этого ей надо было придумать, из чего соорудить костюм девушки из девятнадцатого века. Недолго думая, Лика взяла свою длинную голубую «ночнушку» и собрала её под грудью голубой лентой. Получилось очень даже неплохо, особенно если накинуть на плечи белую кружевную шаль. Маме понравился её сценический образ.
– Одно только не очень подходит: твоя новомодная причёска, – с улыбкой заметила она.
– А что я с ней сделаю? – расстроенно спросила Лика.
– Ладно, не переживай. Я попрошу у тёти Зины, по-моему, у неё была коса. А как прицепить к твоим волосам на шее, придумаем потом.
Целыми днями Лика репетировала и в школе, и дома, готовясь к литературному вечеру. Наконец этот долгожданный день настал. В субботу, собравшись после уроков в музыкальной комнате, новоиспечённые артисты выслушали последние наставления музыкального руководителя Натальи
Николаевны. А в конце она обратилась к Лике:
– А ты не волнуйся, перед выходом обязательно глубоко вдохни три раза, как я тебя учила. И помни: петь надо диафрагмой, а не горлом.
– Ладно-ладно, – нетерпеливо кивала головой Лика.
Она и действительно не волновалась, пока пела с вокальной группой, но, когда настала очередь выступать сольно, случилось непоправимое: она увидела стоящего в конце зала Славу Гусева. Только что, всего пять минут назад, там его не было, а теперь ей предстояло петь прямо перед ним! Одной! Да еще этим дурацким оперным голосом! Зазвучали первые аккорды – Лика запела.
Не пой, красавица, при мне
Ты песен Грузии печальной…
Только её высокий, звонкий, красивый голос куда-то делся, вместо него появился только слабенький тихий голосок.
– Пой диафрагмой. Дыши глубже, – громко шептала сидящая за пианино Наталья Николаевна.
Но диафрагмой никак не получалось. Лика мучительно допела ещё две строчки:
Напоминают мне оне
Другую жизнь и берег дальний.
Последние два слова нужно было повторить второй раз на несколько нот выше. Но, к сожалению, сделать это ей не удалось. Лике очень хотелось развернуться и убежать, спрятаться где-нибудь в соседнем кабинете, пережить этот позор и никогда больше не подниматься на сцену. Но это означало подвести Наталью Николаевну, которую она очень уважала. А ещё ей не хотелось проявлять свою слабость. Лика разозлилась. Во время проигрыша она глубоко вдохнула три раза и стала героически продолжать песню. И тут откуда-то изнутри, почти не напрягая голосовые связки, появилось потерянное звенящее сопрано:
Увы! Напоминают мне
Твои жестокие напевы
И степь, и ночь – и при луне
Черты далёкой бедной девы! –
Пела Лика, и при повторе последнюю ноту она взяла так высоко, что в актовом зале зазвенели стёкла. Неожиданно послышались аплодисменты. Взволнованная Лика забыла про третий куплет и сразу стала повторять первый. Она поняла это, но было уже поздно, и оставалось только допеть песню до конца. Так она и сделала. А когда в воздухе повисла высокая звенящая нота, Лика быстро поклонилась и убежала со сцены. За спиной послышались дружные аплодисменты. Выскочив в боковую дверь, Лика спряталась в соседнем кабинете, в кинозале ,где переодевались артисты. Щёки её горели. Она села за парту и разревелась, следом вошла Наталья Николаевна, она погладила Лику по спине и сказала:
– Ты молодец, Лика!
– Ага, ещё какой молодец! – сквозь слёзы проговорила Лика – Всю песню испортила.
– Конечно, молодец! Ты не сорвала выступление, допела песню до конца, – успокаивающе говорила Наталья Николаевна.
– Я же куплет забыла! – всхлипывая, возразила Лика.
– Ничего страшного, никто ничего не понял. Давай, приводи себя в порядок, переодевайся: тебе уже через два номера выступать.
Вошла Люба Гольдман. Она и помогла Лике быстро переодеться, привязала белой атласной лентой длинную косу, попудрила носик, и Лика пошла на сцену. Занавес был закрыт. За ним звучала флейта. Парни уже вынесли необходимый реквизит: стул и стол, на котором горела свеча, рядом стояла чернильница и даже чудом раздобытое настоящее гусиное перо. Лика села за стол, перекинула через плечо роскошную косу, улыбнулась подмигнувшему ей Серёге Киселёву и приготовилась ко встрече со зрителем.
• -Свет! – прищурившись, крикнула она мальчишкам перед тем, как распахнулся занавес.
На сцене и в зале тут же воцарился полумрак, и только жёлтое пламя свечи освещало задумчивое лицо Татьяны Лариной. Это была именно она: Лика умела перевоплощаться. Девушка взяла перо и стала писать что-то на листке бумаги. Затем она подняла голову, посмотрела в зал и начала:
Я к вам пишу – чего же боле?
Что я могу еще сказать?
Теперь, я знаю, в вашей воле
Меня презреньем наказать…
Проникновенно звучали бессмертные пушкинские стихи, и притихшие зрители слушали их, затаив дыхание. Сейчас Лика была спокойна и уверенна: она знала, что в декламировании стихов ей нет равных. Неслучайно в конце седьмого класса в городском конкурсе чтецов она заняла первое место.
– Зачем вы посетили нас? – с болью восклицала Татьяна, сквозь пламя свечи вглядываясь в тёмный зал. Слова звучали так просто, так задушевно, что невозможно было ей не поверить. Она глубоко раскрывала свою душу, отчаянно веря, что тот, кому она писала, поймёт её правильно, простит её смелость и не обманет её доверие.
Но мне порукой ваша честь,
И смело ей себя вверяю…
Девушка дописала последние строки своего письма. В полной тишине, она положила перо, осторожно подула на бумагу, высушивая чернила, и решительно сложила листок. Лика встала, прижав к груди заветное письмо, поправила на плечах кружевную шаль и задумчиво посмотрела куда-то вдаль. Зазвучала флейта, и занавес стал закрываться.
Сначала в зале было тихо, а потом зал буквально взорвался аплодисментами. Лика пошла к выходу и увидела, как Серёга Киселёв поднял кверху большой палец и тихонько сказал: «Молодец!» И как будто услышав его, зрители в зале тоже закричали: «Молодец!» Улыбающаяся Лика побежала со сцены в кинозал. Там она радостно изобразила танец «Асса», обнялась с Любой и стала переодеваться.
Успокоившись, Лика снова облачилась в аккуратную чёрную юбочку и белую парадную блузку, поправила на груди комсомольский значок и вместе с Любой пошла в зал. Там уже убрали к стенам стулья и готовились показывать, какие танцы исполняли в девятнадцатом веке. Первым был подготовленный минуэт. Довольно скучно!
Мазурка была уже повеселее: «вэшки» подтягивали сидящих в зале мальчиков и девочек, и те, хоть неохотно, включались в действие. Ну а когда 8 «г» встали парами и начали танцевать неустаревающий ручеёк, подбирая всех подряд из зала в этот весёлый танец-игру, все развеселились и в конце так разыгрались, что невозможно было остановить. Но на сцене уже появился школьный ансамбль, и пришла пора танцам двадцатого века. Лика плюхнулась на стул рядом с появившейся из ниоткуда Ритой:
– А ты где была-то? – запыхавшись, спросила Лика.
– Да с Сашкой Зарядкиным стояла, – с показной беспечностью ответила подруга.
– А что это у нас, новый объект намечается?
– Да нет, старый, – засмеялась Рита и побежала танцевать быстрый танец.
Лика осталась в недоумении: с каких это пор Сашка стал «старым объектом»
– Я что-то не знала? – спросила она Любу, которая была свидетелем их диалога.
– Я вообще сегодня не видела Зарядкиных, – рассеянно ответила Люба.
Лика бросила на подругу быстрый взгляд и всё поняла. Она знала, что Любе давно нравится Валера, один из братьев Зарядкиных.
– Может, ещё придёт, – слегка толкнула коленку подруги Лика, – пошли лучше потанцуем.
Но не успели они встать, как зазвучала медленная мелодия. Девочки вернулись на свои стулья, рядом села разговорчивая Рита. Некоторые остались в центре зала танцевать «медляк».
Каким-то случайным боковым зрение Лика увидела сквозь танцующие пары Славу Гусева. Она почувствовала, что он направляется в её сторону. Она не смотрела на него, но точно знала, что он идёт к ней. Он шёл так медленно, так мучительно долго, что, казалось, музыка сейчас кончится и он не успеет её пригласить. Они о чём-то разговаривали с Любой, но Лика не помнила о чём. Она ждала. Он шёл к ней. И когда он оказался рядом, она вздрогнула и подняла глаза. Он протягивал руку и улыбался. Лика встала, осторожно вложила свои пальчики в его тёплую ладонь и пошла за ним на середину зала. И вот его руки слегка касаются её талии, а она робко кладёт свои ему на плечи, и они начинают как-то неловко танцевать свой первый медленный танец. Хотелось, чтобы он не кончался, но музыка скоро затихла. Все стали расходиться, а они ещё какое-то время стояли посреди зала, не решаясь отпустить друг друга.
Тут Лика как будто проснулась, посмотрела по сторонам и увидела, что на них все смотрят. Она резко развернулась и быстро пошла к девчонкам. Люба и Рита улыбались, глядя на её раскрасневшиеся щёки. Она села между ними и громко прошептала:
– Как дура!
– Кто?! – в один голос спросили обе.
– Я, кто же ещё!
– Ничего не дура, – успокоила Люба, – очень даже красиво смотрелись.
Рита молча спрятала улыбку.
Тут ансамбль заиграл «Золотую лестницу» Юрия Антонова, и восьмиклассники ринулись танцевать под зажигательную мелодию.
Лика схватила девчонок за руки, потащила за собой, и они присоединились к танцующим.
Натанцевавшись вдоволь, она незаметно поискала глазами Славку, но его нигде не было. После этого она успела потанцевать «медляк» с Серёгой Киселёвым, над шутками которого она весело посмеялась, но настроение уже было испорчено. А когда Лика краем глаза увидела Кольку Турушпанова, который собрался пригласить её на очередной «медляк», она решительно встала и пошла из зала. Вот уж с ним-то танцевать ей хотелось меньше всего. Была на то причина. Собрав свой наряд Татьяны в сумку, Лика отправилась в раздевалку.
В глубине души она надеялась кое-кого там встретить. Но кое-кого не оказалось ни в раздевалке, ни на крыльце, ни около школы, так что огорчённая Лика пошла домой одна, ступая по мокрому разноцветному ковру. А осень время от времени порывами сырого холодного ветра срывала с деревьев целые потоки тяжело танцующих в свете фонарей последних листьев и выстилала ими всё новые и новые узоры на асфальте.
Про страдание.
После промозглого ветра дома было особенно тепло и уютно: весело потрескивала печка, в кастрюльке бурлило что-то вкусненькое, за столом сидела мама и читала книжку, которую она тут же отложила в сторону. Она привычным жестом пригладила свои и так аккуратно забранные в узел тёмные с ниточками седины волосы и, посмотрев на Лику, спросила:
– Ну как вечер? Как выступила?
– Да всё хорошо. Полный успех, громкие овации и крики «Браво!», – с улыбкой ответила Лика.
– Коса не отвалилась?
– Не бойся, вернём косу в целости и сохранности.
Мама внимательно посмотрела на Лику, уловив нотки раздражения в её голосе, и не стала больше расспрашивать.
Лика открыла кастрюльку. Для супа время, конечно, было не очень подходящее, но он выглядел так вкусно, а она была так голодна, что, плюнув на диету, налила себе тарелку аппетитного борща, положила в него целую ложку густой сметаны и села за стол.
– Хлеба отрезать? – спросила мама.
– Ага, и сала кусок, – со смехом ответила дочь, и они обе рассмеялись.
Приготовившись ко сну, Лика помахала рукой маме и пошла в свою комнату.
Мишка лежал на своей кровати и читал «Приключения Шерлока Холмса». Увидев сестру, он быстро спрятал ноги под одеяло. Она тут же уловила это движение и спросила:
– Ты ноги помыл?
– Помыл, – пряча глаза, ответил брат.
– Не ври! – возмущённо воскликнула Лика, заглянув под одеяло, и отправила его в ванную.
Сама она подошла к окну, задёрнула шторы и села за стол. Пролистав свой блокнот, она задержала взгляд на его профиле, потом решительно перечеркнула его и открыла на чистой странице. Вскоре на ней слева появилось написанное длинными узкими печатными буквами слово «ПОЧЕМУ». Лика положила голову на руки и не заметила, как тихонько пришёл Мишка, и опять улёгся с книжкой на кровать. Она не услышала бы и в том случае, даже если бы он сделал это громко, потому что она сейчас была не здесь, а в актовом зале школы, где снова и снова переживала события этого вечера. Вдруг она подняла голову, взяла ручку, напротив слова «почему» написала четыре строчки:
«– ушёл
– не пришёл
– не ждал
– не провожал»
И объединила их всех справа длинным вопросительным знаком. Получилось четыре пронзительных вопроса, на которые Лика не могла найти ответы. От обиды она чуть не расплакалась.
– Ты же сейчас не будешь ложиться? – услышала она голос Мишки, который вернул её к реальности.
– А что? – ответила вопросом на вопрос Лика.
– Ну, если ты не будешь ложиться, тогда не выключай верхний свет: я хочу почитать.
– Читай, Мишка, завтра ведь не в школу, – ответила сестра, – да и вообще впереди каникулы, так что валяйся.
На этих словах она подошла к брату и со смехом пощекотала его. Мишка весь сжался, задрыгал ногами и приглушенно засмеялся, отмахиваясь от сестры: он ужасно боялся щекотки.
Лика и не подозревала, что в это время мимо окна быстро прошагал Слава Гусев, а потом минут через пять уже помедленнее прошёл обратно. Лика не знала также, что после танца с ней он вышел из зала в противоположную дверь и стоял в недоумении возле кабинета химии, облокотившись на перила. Когда к нему подошла Рита Зайчук и спросила, что это он такой грустный, Славка, уверенный, что она самая задушевная подруга Лики, поделился с ней:
– Я так и не понял, она оттолкнула меня посреди зала и убежала.
– Не обращай внимания, она иногда бывает такой странной, – с улыбкой ответила Рита.
– Я и так не знаю, с какой стороны к ней подойти. Она меня уже две недели избегает. Вроде бы я ничем её не обидел.
– Я же говорю тебе – я сама её не всегда понимаю: сегодня у неё одно на уме, завтра другое.
Они немного помолчали, и Славка сказал:
– Пойду-ка я проветрюсь, – и быстро сбежал по ступенькам вниз.
Однако Рита, вернувшись в зал, ничего не сказала подруге ни о разговоре, ни о том, где сейчас Славка Гусев.
Пошутив над братом, Лика тоже решила почитать недавно полученную в библиотеке после целого месяца ожидания книгу. Это была смесь фантастики и приключений «Лезвие бритвы» И. Ефремова. Но сосредоточиться на желанной книге ей никак не удавалось: мысли её были далеки от героев романа.
В комнату заглянул отец, слегка навеселе. Он нахмурил свои тёмные брови и, постаравшись затенить светло-голубые глаза, решил построжиться:
– А чего это вы не спите, свет тут, понимаешь, жжёте?
И со словами «Всем спать, завтра в школу!» выключил верхний свет.
– Пап! Ты что! Завтра каникулы! – хором завопили дети.
Отец махнул рукой и закрыл за собой дверь. Мишка вскочил, снова включил свет и вернулся в кровать.
Лика решительно захлопнула книгу, отложила в сторону и раскрыла свой блокнот. Взяв в руки карандаш, она быстро штрихами стала набрасывать что-то на странице. Там постепенно стали проявляться дорожка, усыпанная листьями, идущая вправо, а рядом с ней городской фонарь. Потом прорисовался силуэт уходящей в даль девушки в осеннем пальто и сапожках. Она подняла воротник, пытаясь защититься от непогоды: весь рисунок наискосок пронизывали мягкие штрихи, обозначавшие дождь и ветер. Ореол света от фонаря подчёркивал как бы вечерние сумерки, а едва заметная тень девушки на асфальте – её одиночество.
Лика не знала, что в то время, как она, уходя из зала, быстро спускалась по ступенькам со стороны сцены, в это же самое время Славка Гусев поднимался в зал с противоположной стороны.
Про гордость
На каникулах Лика много читала: добила наконец «Лезвие бритвы», а потом увлеклась «Героем нашего времени» и не успокоилась, пока не дочитала его до конца. Печорин как-то сразу захватил её воображение. Одиночество этого героя оказалось созвучным с ее нынешним состоянием. Она сознательно никуда не ходила, тем более что погода за окном была самая что ни на есть мерзкая, между чтением сидела на своём любимом подоконнике, писала стихи и рисовала. А вечером при выключенном свете смотрела на звёзды и мечтала.
В школе Лика специально избегала те места, где могла встретиться с Гусевым. А если вдруг он попадался ей навстречу, она делала вид, что не замечает его. Во второй четверти началась подготовка к Новому году, и она с головой ушла в написание сценария и репетиции с классом.
В сценке из сказки «Двенадцать месяцев» Лика, естественно, играла падчерицу, которая заблудилась в лесу в поисках подснежников, а потом встретила братьев- месяцев. Каждому новоиспечённому артисту досталось не так уж много слов, но надо было, чтобы они произносили их вовремя и, конечно, выразительно. А ещё шили костюмы, рисовали декорации, придумывали, как изобразить шум метели, волчий вой, скрип снега и прочие звуки. В общем, дел было не мало.
На новогоднем вечере Славы Гусева не было, и он не мог увидеть триумф 8 «б» и Лики Грачёвой в главной роли. Ну и ладно! Не очень-то и хотелось!
Настроение у Лики постепенно ухудшилось, и она, немного потанцевав, решила уйти с вечера по-английски. Внизу её догнали почти одновременно одноклассник Серёга Киселёв и «вэшник» Колька Турушпанов. Оба вызвались её проводить, но она вовремя вспомнила, что Кольке до посёлка по пути с Ритой Зайчук, а Серёга живёт недалеко от Лики. Так ей удалось никого не обидеть и избежать нежелательного общения.
Они медленно шли с Киселёвым по заснеженной улице, и он, заметив ее плохое настроение вовсю старался его исправить. Он рассказывал анекдоты, смешные истории, изображая в лицах героев своих рассказов. Погода была прямо-таки новогодняя, было тепло, шёл снег, а Серёжка размахивал руками, даже иногда подпрыгивал. И Лика в конце концов развеселилась.
Она хохотала над Серёгой, над его шутками, над тем, как он копировал женские и мужские голоса, сопровождая всё это мимикой и жестами. Лика смеялась, запрокидывая голову, и ловила губами крупные хлопья снега. Серёга распотрошил свой бумажный мешок с подарком и угостил Лику её самой любимой шоколадной конфетой с орешками «Белочка».
– Да у меня свой подарок есть, – возразила Лика, с удовольствием похрустывая конфеткой.
– Свой оставь себе! Я ведь сладкое не очень люблю, – соврал он.
Они уже около получаса стояли у подъезда, и ноги у Лики изрядно замёрзли.
_ Где ты будешь встречать Новый год? – поинтересовался на прощание Серёжка Киселёв.
– Дома, где же ещё! – пожала плечами Лика.
Он как-то облегчённо вздохнул и добавил:
– Ну, тогда с наступающим!
– И тебя тоже! – весело ответила Лика и махнула ему рукой, входя в свой подъезд.
Дома было тепло, во всю топилась печка, а в зале Лика застала всю семью, играющую в лото. И, как всегда, компанию им составляла соседка тётя Галя.
– Чур, я тоже играю! – крикнула Лика. – Мне две карты. Она заскочила на кухню, погрела руки над раскрасневшейся плитой, выпила стакан молока, схватила свою сумку и плюхнулась рядом с Мишкой, отодвинув его в сторону. Брат тут же возмутился, но она, как фокусник, достала свой подарок и щедро одарила его маленькой шоколадкой. Лика выгребла из кармана сумки мелочь и поставила на кон четыре копейки, по две копейки за каждую карту. Отец вручил ей мешок с бочонками со словами: «Новенькому кричать!»
Лика обожала эту игру. Ещё совсем маленькая, она присаживалась к игральному столику, брала одну карту, ставила выданные мамой две копейки, с упоением следила за циферками и с радостью закрывала их пуговицами. Она знала, что означают специальные лотошные слова: барабанные палочки – 11, туда-сюда – 69, дед – 90, а ещё топорики – 77 и много других специальных слов. Когда маленькая Лика выигрывала нужную сумму, она бросала игру и бежала покупать своё любимое эскимо.
Тогда ещё Мишки не было, зато был старший брат Лёшка. Он всегда добавлял Лике копеечки, если ей не хватало. Сейчас он взрослый и летает на больших военных самолётах, а Лика теперь добавляет денежки Мишке, чтобы ему хватило на мороженое.
В лото Лике часто везло, и она радостно забирала весь кон. Вот и в этот раз она положила в карман целую горсть мелочи. Игра продлилась допоздна. Спать пошли уже в двенадцатом часу. Ну что ж, могли себе позволить: завтра выходной.
В этот вечер Лика даже не открывала свой заветный блокнот. Помывшись, она сразу легла с книжкой и вскоре благополучно уснула. Ни она, ни Мишка не слышали, как зашла мама и выключила свет.
Новый год в семье встречали, как всегда, за щедро уставленным столом: к Новому году обычно готовились заранее, покупали то, что в обычное время себе не позволяли. Потом Лика с Мишкой, наевшись, как бобики, старательно ждали кремлёвские куранты, после которых родители разрешали им вместе с ними жечь бенгальские огни…
Про коньки
Перед Новым годом ударили морозы, но потом, правда, отпустило. Тем не менее хоккейную коробку перед школой успели залить, и мальчишки из близлежащих домов стали гонять шайбу. Иногда там разгорались целые баталии. И вполне естественно, что собиралась группа болельщиков, среди которых была и Лика. Ей из дома нужно было пробежать меньше ста метров, чтобы оказаться среди весёлых сверстников, болеющих каждый за свою команду. А уж когда зажгли два дополнительных фонаря вдобавок к придорожному, то вечерами, после измотанных игрой хоккеистов, на лёд выходили «фигуристки».
Настоящих фигурных коньков на белых изящных ботиночках ни у кого не было, поэтому обували всё, что могли найти. У Лики нашлись хоккейные ботинки старшего брата. Они были ей, конечно, велики, но отец помог их «уменьшить»: вырезал два кусочка из валенка и вставил их за пятками. Вместе с толстыми шерстяными носками и папиным изобретением Лёшины ботинки делались младшей сестре почти как раз и не терялись по дороге.
Кстати, Лика умела кататься на коньках: они с Любой Гольдман несколько раз ходили на большой каток около шахты, где брали коньки напрокат и катались под музыку при свете цветных гирлянд. К сожалению, шахтовый каток был далеко и идти оттуда было страшновато, и мама не разрешала такие походы. А вот на школьный ходи, сколько хочешь: в любой момент мама могла выйти за дом и крикнуть: «Лика, домой!» – и дочь появлялась на дороге, неверно ступая на своих хоккейно-фигурных коньках. К концу зимних каникул Лика научилась кататься даже задом наперёд.
После того как «заработала» хоккейная коробка, среди болельщиков стала появляться и Рита Зайчук: Колька Турушпанов играл в хоккей, и ей было с кем возвращаться в посёлок. Но кататься на коньках она себе позволить не могла, потому что так поздно родители ей не разрешали возвращаться.
А Лика с Любой носились на своих больших хоккейных коньках (Люба тоже взяла коньки у соседского мальчишки), в зимних драповых пальто до колен, в тёплых пушистых косынках из серого кроличьего пуха и таких же пуховых варежках с налепленными на них комками снега. Они катались и друг другу навстречу, и держась за руки, и ёлочкой, и просто гоняли по кругу в догоняшки. Люба тоже жила в своём доме, но в отличие от Риты, её посёлок находился прямо за школой, да и домой ей было с кем идти: аж трое ребят жили по соседству.
А Слава Гусев так и не приходил, хотя жил всего через три дома от хоккейной коробки. Лика не понимала, почему братья Зарядкины из его класса пропадали на катке все каникулы, а его не было.
Последнее время Славка с Турушпановым как-то сблизились, но спросить у Кольки напрямую, где его новый друг, Лика не могла. Дело в том, что Колька последне время проявлял к ней странное внимание, странное потому, что они с Ритой были везде вместе, и было впечатление, что они дружат, в смысле симпатии. Поэтому Лика воспринимала Колькино внимание как предательство по отношению к подруге, которая, между прочим, знала, что Славка болеет, но ничего ей не сказала.
Когда в последний день он появился на коробке вместе с Вовкой Старковым, недавно приехавшим от бабушки, Лика растерялась и машинально поздоровалась со своим одноклассником, подняла на Славку глаза и улыбнулась на его тихий «Привет».
В этот вечер Лика не надевала свои хоккейно-фигурные коньки. Во-первых, она не хотела отходить от бортика, возле которого стоял он. Во вторых, она прекрасно понимала, что не будет выглядеть, как стройная фигуристка из мультфильма «Щелкунчик», в огромных ботинках и зимнем пальто до колен. Поэтому, когда Люба позвала её на лёд, она решительно отказалась. Рядом с Ликой стоял Славка в своём коротком клетчатом пальтишке, из которого явно вырос, в смешной кроличьей шапке-ушанке и валенках, и был он для неё самым прекрасным принцем.
Неожиданно рядом с ней оказался Турушпан, он как-то незаметно внедрился между ней и Ритой и стал что-то весело рассказывать. Но Лике было всё равно: даже это не могло испортить её трепетного состояния, ведь рядом был Слава Гусев.
Она только сейчас поняла, как скучала по нему, как хотела его увидеть.
Наконец зажглись фонари, и Рита с Турушпаном нехотя попрощались и группой ребят пошли домой. А Лика осталась. И он остался. Люба каталась на коробке одна: двое соседских мальчишек ловили её, а она носилась по коробке со скоростью кометы.
Возле деревянного бортика Лика тоже осталась в окружении двух мальчишек: слева от неё Славка, а справа Вовка Старков.
Лика почувствовала, что стала немного замерзать.
– Может, на валенках покататься, согреться? – задумчиво заметила она.
– А ты замёрзла?! – почти хором воскликнули парни. – Пошли, конечно!
Они как-то одновременно схватили её за руки, и Лика весело рассмеялась, высвободив правую руку, и все трое побежали на коробку. Лика была уверена, что в своих аккуратных валеночках, расшитых по бокам, да ещё и с цветной кисточкой, в своём новом пальтишке розово-оранжевого цвета, она будет хорошо смотреться в свете школьных фонарей. Они поиграли в догоняшки, покатались втроём, держась за руки, а потом Лика сказала:
– Втроём неудобно, давайте по очереди.
И она опять отпустила Вовкину руку. Кажется, он всё понял и заторопился домой.
Люба уже переобувалась у бортика в валенки и предупредила,
– Ну, мы домой. Вы ещё порезвитесь тут и тоже по домам!
Лика подняла на Славку свои сияющие карие глаза и , наткнувшись на его улыбающийся взгляд, тут же опустила их. С одной стороны, ей хотелось остаться на коробке, а с другой – первый раз оказаться с ним наедине было странно. Наверное, поэтому, когда они попрощались с ребятами, Лика покатилась на валенках к противоположному бережку. Он за ней, она от него. Очень весёлая школьная игра!
– Лика, домой! – услышала она мамин голос.
– Ну, я побегу, меня уже потеряли, – нехотя сказала она.
– Завтра придешь? – спросил он.
– Не знаю, – уклончиво ответила Лика, хотя точно знала, что придёт.
Про них
Завтра с утра была школа, где они не встречались. Да и зачем, ведь вечером они встретятся на заснеженной коробке. Будет идти снег, девятиклассники с утра ещё не успеют почистить коробку ( на этой неделе их очередь), мальчишки не будут играть в хоккей, а они со Славкой будут кататься на валенках по заснеженной коробке вдвоём.
Лика пришла домой, быстро сделала уроки, быстро съела булочку с молоком и побежала на каток. Славку она увидела издалека, он стоял с ребятами возле коробки, рядом с ним, кажется, Люба и ещё кто-то. Романтический снег с неба не падал, а по льду хоккеисты гоняли шайбу. Лика замедлила шаг, чтобы никто не подумал, что она торопилась. Вдруг она с удивлением увидела, как к Славке приближается невысокая женщина, что-то ему говорит, размахивая рукой в такт своим словам, и он идёт вслед за ней в сторону своего дома.
Медленно подойдя к коробке, Лика узнала, что это была его мама, которая отчитала его за то, что он, кажется, не сделал уроки, и увела его домой. Люба, которая всё это поведала вполголоса, смешно выпучила свои слегка раскосые глаза на подругу, и они обе удивлённо заулыбались. Их поразил такой строгий контроль за восьмиклассником, потому что они давно уже учились самостоятельно. В этот вечер Лика рано пришла домой и даже написала черновик сочинения по «Мёртвым душам» Гоголя, которое надо было сдать только через неделю. На следующий день они встретились около кабинета физики, на секунду остановились, он взял её ладонь и что-то туда положил. Лика быстро дошла до своего стола, бросила на него портфель, спрятав за ним руки, и, развернув записку, прочитала: «После школы не уходи. Встретимся возле раздевалки».
Лика еле дождалась звонка, пулей выскочила из кабинета и по ближайшей лестнице помчалась на первый этаж. Славки там не было. Она медленно зашла в раздевалку, сняла валеночки, поправила носки, снова обулась и сняла с крючка пальто. В это время туда забежали девчонки.
– Ты чего это выскочила из кабинета, как ошпаренная? – удивлённо спросила Рита.
Лика промолчала и тут увидела девочек из 8 «В». Она сразу всё поняла: «вэшек» задержали, значит, и он в раздевалке. Она весело улыбнулась и стала одеваться. Вошла Люба и вполголоса спросила:
– Ты что это из кабинета вылетела?
– Как ошпаренная? – весело спросила Лика и рассмеялась.
– Подождёшь меня? – ничего не понимая, опять спросила Люба.
– Нет, Любаш, я тороплюсь!
И Лика вышла в коридор. Краем глаза она видела, как он быстро накидывает своё пальто, и пошла к выходу. Погода стояла чудесная: ветра не было, шёл мелкий снежок, как-то особенно медленно опускаясь на землю. Дорожки он ещё не засыпал, и Лика не торопясь спустилась с крыльца и пошла в сторону дома. Он догнал её, когда она не успела дойти до угла школы.
– Пойдём в сквер, – сказал он ей, не поворачивая головы.
Они свернули налево и скрылись за школой. Недавно почищенные дорожки школьного сквера были лишь слегка припорошены снежком, и на нём оставались их следы. Лика подняла голову, поймала снежинку и заметила:
– Посмотри, снег висит в небе, как украшения к Новому году.
– Ага, – улыбнулся он, подняв голову, – я вечером на этой неделе не смогу прийти на коробку.
– Почему? – не смогла скрыть своего разочарования Лика.
– Да так, проштрафился дома, – досадливо ответил он. – Давай, вот так после школы встречаться.
– Давай, – согласилась она.
О чём они разговаривали, бродя вокруг школы, Лика не помнила, помнила только, как мерились следами, смеялись, как её валеночек занимает половину его следа. А ещё, как было хорошо гулять вдвоём по дорожкам школьного сквера.
Только в субботу после школы они встретились у катка. Ликин класс чистил хоккейную коробку, а он стоял и смотрел с другими «вэшками», как работает 8 «Б».
– Давайте, давайте! Побольше набирайте, подальше кидайте! – ехидно кричали зрители.
А 8 «Б» только слегка огрызался, потому что на прошлой неделе они точно так же поддерживали другой дежурный класс.
Весь февраль заметало коробку так, что больше чистили, чем катались. Зато каждый вечер при свете фонарей Славка с Ликой пропадали на коробке.
Однажды они набегались и он, поймав, не отпустил её. Запыхавшись, она подняла к нему разрумянившееся лицо, их глаза встретились, а потом – губы…
Лика не сразу поняла, что случилось; только лёд растаял под ногами, только фонари закружились в медленном вальсе.
Вдруг со стороны соседнего двора послышались голоса. Лика оттолкнулась от его плеч и не сразу поняла, где, кто и с какой стороны издаёт эти звуки.
– Наши пацаны решили всё-таки погонять шайбу, – оглянувшись, как-то растерянно сообщил Славка.
– Так ведь льда нет, – не поднимая глаз, ответила Лика.
– Да они на валенках, – улыбаясь и беря её за руку, сказал он.
Она быстро посмотрела на него и тоже улыбнулась, но потом резко оттолкнулась от него и отбежала, слепила снежок и неожиданно запулила в него.
– Ах, ты вот так! – шутя возмутился он и стал медленно лепить огромный снежище. Лика испуганно ойкнула, не стала дожидаться возмездия и побежала к выходу с площадки.
– А что вы тут делаете вдвоём? – спросили подошедшие парни.
– Играем, не видно, что ли! – смеясь ответил Славка, целясь снежком в Лику.
– А с нами сыграешь? Нам одного человека не хватает.
– Сыграет, сыграет! – крикнула Лика.
– Я бы с радостью, да у меня клюшки нет, – отказался он, покидая каток.
Вскоре на шум с коробки откуда-то появились ещё игроки и ещё зрители. Шайба не хотела кататься по снегу, всё время застревала в нём. Тут один из братьев Зарядкиных сбегал домой и принёс теннисный мяч, и тогда игра понеслась полным ходом.
Славка стоял возле Лики и несколько раз пытался взять её за руку. Она мягко высвобождала руку, поправляя косынку или зачем-то снимала варежку.
– Я пойду домой, у меня руки замёрзли, – сказала она.
– Давай я тебя провожу, – предложил Славка.
В подъезде он хотел её поцеловать, но она мягко увернулась и со словами «Уже поздно» побежала по ступенькам домой. Она боялась, что ощущение полёта, которое было на катке, может не повториться.
Про оттепель и про может быть.
В конце февраля пришла неожиданная оттепель. Солнце светило во всю и с каждым днём оставляло в сугробах свои разрушительные следы в виде острых тёмных ледяных иголочек. Лёд на катке тоже подрастаял, и его перестали чистить. Кое-где на южной стороне оттаял и даже успел высохнуть асфальт. Например, возле соседнего с Ликой дома, где на первом этаже находились библиотека и почта, после обеда было тепло, и широкая сухая полоса позволяла группе восьмиклассников проводить там время и греться на солнышке.
Возле почты был особенно ровный асфальт, на котором Рита с Ликой нарисовали «классики» и скакали, как маленькие. Славка с Сашкой Зарядкиным, с которым успела подружиться Рита, и другие ребята подтрунивали над девчонками, а потом и сами вовлеклись в эту детскую игру.
Лика со Славкой теперь встречались в школе почти на каждой перемене то на лестнице, то возле раздевалки, то возле какого-нибудь кабинета, но чаще всего на площадке около кинозала.
Кинозал посещался редко, а дверь в актовый зал со стороны сцены почти всегда была закрыта. В этом тупичке они могли стоять, облокотившись на перила и даже держась за руки. В любой момент нужно было быстро рассоединить руки и сделать вид, что они глубокомысленно обсуждают урок русского языка или литературы. Тем более, что эти уроки проходили в соседних кабинетах в самом начале длинного коридора. Скоро у Лики был День рождения, и она решила отпраздновать своё пятнадцатилетие. Она с помощью бабушки сшила себе новое платье, наготовила всяких вкусностей, а Славка почему-то не пришёл. Были только одноклассники, вроде бы веселились, шутили, но настроение у Лики было испорчено. Она обиделась на Славку и решила завтра с ним не разговаривать. Но завтра его в школе не оказалось и не было целую неделю. А после восьмого марта Славка остановил Лику возле кинозала и протянул ей какой-то свёрток, маленький из грубой обёрточной бумаги. Смущённо улыбаясь, он сказал:
– Я хотел на День Рождения, только вот опоздал, а к восьмому марта заболел тут.
Лика, ничего не понимая, развернула свёрток и увидела маленькую голубоватую коробочку с надписью «Быть может…». Лика ахнула и вскинула на Славку свои удивлённые засиявшие карие глаза.
– Это что, это духи?
– Ну да. Мне сказали, твои любимые.
А Лика уже доставала из голубой коробочки изящный тонкий флакончик в виде старинного восточного кувшина. Она приоткрыла золотистую крышечку и втянула в себя давно знакомый аромат.
Этажом выше Лики проживала очень красивая всегда нарядная женщина, после которой в подъезде какое-то время сохранялся тонкий аромат невероятных духов. Лика узнала, что это польские духи с многообещающим названием, кажется, «Может быть». С тех пор она стала искать и даже просила старшего брата – курсанта посмотреть, нет ли в Оренбурге, где он учился, таких духов.
– Где ты их взял?!
– В магазине.
– Ну ты даёшь – тихо сказала Лика.
От радости она готова была броситься ему на шею, но они были в школе, и она лишь благодарно погладила его по руке.
Про противостояние
На каникулах Лика и Рита стали ходить на соревнования по волейболу, и обе, как ни странно, болели не за свой класс, хотя и тайно. После соревнований Славка провожал Лику до дома и они целовались в подъезде. И опять кружились в танце фонари, хотя лампочка на этаже перегорела.
Назло ополчившемуся против них миру целовались. А дело всё в том, что сначала была болезненно неприятная ситуация. Они замёрзли, а расставаться не хотелось: Славка как раз рассказывал какую-то интересную историю, очень смешную, и тогда они зашли в подъезд греться, не в предбанник, а в освещённую часть возле ступенек. Лика грела руки о тёплую стенку (дома у них топилась печка), а он стоял около противоположной стены и смешил её своей историей.
Вдруг зашёл отец Лики, явно навеселе, злобно посмотрел на незнакомого парня, потом увидел свою дочь, неожиданно ударил её по щеке и зло прикрикнул:
– Ну-ка, домой!
Лика прикрыла лицо руками и со слезами заскочила в квартиру. Боль, стыд, обида душили её. Она разрыдалась и убежала в свою комнату. Мама пошла за ней.
– Что случилось? – встревоженно спросила она.
Лика ничего не отвечала, только плакала, уткнувшись в подушку. Мама услышала, как домой вошёл отец. Увидев его, она поняла, что обидел дочь именно он. Мама о чём-то гневно спрашивала его, он громко отвечал, в общем, они посканадалили.
Но Лике было всё равно. Случилась катастрофа: отец опозорил её перед Славкой. Было ужасно обидно, ведь они ничего такого не делали, просто разговаривали и грелись, а он что-то там себе вообразил. Как теперь она посмотрит Славке в глаза?
Но на следующий день на перемене он перехватил её возле кинозала, взял за руку, посмотрел прямо в глаза и тихо сказал:
– Всё нормально. Мне дома и не такое устраивали.
Лика чуть не расплакалась.
В другой раз Лика и Рита с Пашкой Быковым и Вовкой Старковым отмывали свой кабинет. Была суббота, и настала их очередь. А в соседнем кабинете звучала музыка. Вероятно, у 8 «В» шёл классный час.
– Вот у нас никогда таких классных часов не бывает. Надо будет что-нибудь такое организовать, – начала Рита. Но Лика приложила палец к губам: за стеной послышался неповторимый голос Валерия Ободзинского: «Эти глаза напротив чайного цве-е-ета»,– пел он; и любимая песня Лики звала её туда, где сидел Славка, и, может быть, думал о её глазах.
Скоро прозвенел звонок, и «вэшки» высыпали из кабинета. Лика выглянула в коридор, и вовремя: Славка как раз задержался и, проходя мимо, шепнул:
– Подожду внизу.
Лика кивнула и заторопила мальчишек, которые расставляли парты. Они уже закрывали чистый класс, когда из соседнего кабинета выглянула Лариса Филипповна, классный руководитель 8 «В», и позвала Лику к себе. Та, удивлённая, вошла к ней в кабинет, села напротив, и Лариса Фмлипповна завела с ней не очень приятный разговор. Оказывается, она вызывала Славкину маму, потому что он не сдал сочинение по литературе. Из-за этого у него выходила тройка. И мама посетовала, что он уже встречается с какой-то девочкой, её зовут Лика Грачёва, и что Слава совсем мало времени проводит за уроками. А ещё она обнаружила, что вся последняя страница в тетраде по литературе исписана: «Лика, Лика, Лика Грачёва…». В конце концов она доверительно сообщила учителю, что у Славы слишком серьёзные для этого возраста отношения.
Лика покраснела до ушей. А потом и уши загорелись, когда Лариса Филипповна сказала следующее:
– Ты ведь так хорошо пишешь сочинения, помоги ему. И вообще поговори с ним, он тебя послушает. Он тебя любит.
Сказать пятнадцатилетней девочке такие слова, о которых она сама боялась даже думать!
Лика выскочила от Ларисы Филипповны, как ошпаренная. Она мгновенно слетела по ступенькам с третьего на первый этаж, пронеслась мимо Славки в свою раздевалку, быстро оделась и, не глядя на него, выскочила на крыльцо. Он поспешил за ней. По дороге до перекрёстка она в двух словах передала разговор с его классной и сердито сказала, остановившись:
– Ты что, сочинение написать не можешь? Может, мне его написать?
– Не надо, я сам справлюсь, – тихо сказал он.
– Там тема-то – легкотня, про Печорина-эгоиста. Рассказать, как построить сочинение?
– Я же сказал, не надо.
– Тогда иди и пиши.
Она повернулась и пошла домой.
Он написал сочинение, только на неделю куда-то пропал. Лика несколько раз останавливалась возле кинозала, но Славка там так и не появился. Обиделся что ли? На третий день она себя уже ругала за менторский тон, за неуместный псих, за то, за это… Лика не знала, что его за школой избили какие-то пацаны и пригрозили, чтобы он к ней больше не подходил. Славка ей потом в этом так и не признался. Но не только она, а даже он не подозревал, что это Турушпанов, который с недавнего времени вдруг подружился с ним и ходил к нему в гости, подговорил поселковых пацанов, чтобы его отлупили.
Про недопонимание
Дороги совсем развезло, и Лика, придя после школы, обнаружила, что левая нога совсем промокла. Оказалось, что подошва «просит есть», и мама отнесла обувь к сапожнику.
И вот тогда, когда сапоги были в ремонте, а на дорогах появились кое-где даже лужицы, Лика увидела в окно идущих мимо Риту и Славку. Они помахали ей рукой, зовя на улицу, и она побежала в коридор, быстро вскочила в валеночки и помчалась на улицу.
Лишь на другой стороне дома, где светило солнце, Лика поняла, что ноги промокли, но было уже поздно. Она добежала до Риты и Славки, удивлённо посмотревших на её обувь, и, подавив досаду, спросила:
– И куда это вы навострились?
– Пошли Риту проводим, – позвал Славка.
– Ну, нет. Я сейчас не могу. Может, ко мне зайдём, чайку попьём? – в свою очередь предложила Лика.
– Мне домой надо. Слав, ну ты проводишь меня?
– Ну, не брошу же среди дороги, – засмеялся Славка и обратился к Лике, – потом выйдешь?
Лика пожала плечами, развернулась и поскакала, ища растаявшие островки.
Дома, сняв промокшие носки, она долго сидела, рассеянно держа их в руках. Она не понимала, почему он так поступил, почему не остался с ней, почему ушёл?
В воскресенье Лика не пошла к почте, просидела целый день у соседки.
В понедельник она спросила у Риты:
– Как проводились? О чём болтали?
– Да так, ни о чём, – с загадочной улыбкой ответила подруга.
У Лики заныло сердце.
После химии она увидела возле кабинета улыбавшегося Славку. Бросив ему холодно «Привет», она быстро прошла мимо и поскакала вниз по лестницам. «Стоит, улыбается как ни в чём не бывало, предатель», – с досадой думала она.
После уроков Лика заторопилась и убежала домой. Там, к счастью, никого не было и она вволю наревелась. Солнце светило во всю. Она задёрнула шторы и решила никуда не ходить, но к вечеру не выдержала всё-таки и пошла к почте. Славка был уже там, все уже над чем-то хохотали и Лика не выдержала: как-то незаметно помирилась с ним, забыв про все обиды.
Но самое ужасное случилось позже.
В следующую субботу Славка проводил её, они немного поболтали около подъезда, а потом зашли в «предбанник». Расставаться не хотелось, но руки у Лики, как всегда, замёрзли, и Славка предложил их согреть. Он расстегнул пальто и засунул её ладошки себе за пазуху. На нём была серая шерстяная крупной вязки кофта с замком. Она была такая тёплая, и от Славки шло такое тепло, что руки сразу согрелись, но убирать их не хотелось.
– Какого цвета у меня глаза? – спросила Лика.
– Здесь полумрак, я не вижу. Но мне кажется, что они у тебя меняются: то тёмные, то светлые. А у меня?
– Не пойму. То мне кажется, что они у тебя зелёные, то серые.
В этот момент открылась дверь и на пороге появились Славкины родители. Лика испуганно отпрянула от него. Отец схватил его за руку и вывел из подъезда, а мама стала стыдить Лику. Каких только обвинений она не наслушалась в свой адрес! Она и распущенная, и бесстыжая, и должна оставить её сына в покое. Лика стояла раздавленная несправедливыми обвинениями, потом вдруг резко повернулась и убежала домой.
Закрывшись в комнате, она плюхнулась на кровать, но не расплакалась. «А каково сейчас Славке? Из него, наверное, сейчас всю душу вытрясут», – вот о чём думала Лика. И она разозлилась: «Ну, нет, не отстану от него!» Пусть весь мир ополчится против нас!»
Про свободное время
И тогда они стали встречаться каждый день, назло этому враждебному миру.Они уходили подальше от любопытных глаз, шли по дороге до самого автобусного парка, шли, держась за руки, и о чём-то разговаривали, а иногда просто молчали. Было так хорошо прикасаться друг к другу теплыми руками, ни о чём не думать, просто идти рядышком по пустынной дороге, никого не боясь. А после школы по вечерам часа по два толклись с ребятами возле почты. А когда начались каникулы, так и вообще не расходились. Рита с Сашкой, Люба с Вовкой, Славка с Ликой, ещё пара ребят из параллели. Что делали? Просто грелись на солнце, о чём-то болтали, спорили, над чем-то смеялись. Славка очень смешно изображал директора школы.
– Я тебя, дурака, из школы выгоню! – кричал он и грозил скрюченным пальцем, и это было так похоже, что все покатывались со смеху.
А Сашка Зарядкин пародировал трудовика, как он как будто заходил к себе в слесарку, опрокидывал стопочку, занюхивал рукавом и выходил, довольно потирая свой нос.
– Ну, что, хулиганьё, кто успеет мамке к Восьмому марта доску закончить? – задорно спрашивал Сашка сиплым голосом трудовика. И это был точно он.
А Вовка Старков вдруг вспомнил, как во время сбора макулатуры забрели на свалку, нашли там большие картонные коробки, сложили их, связали и уже собирались тащить в школу, но девчонки среди всякого мусора обнаружила цветные стёклышки и зависли.
– Ага, знаете, какие красивые,– смеясь, возразила Лика. – У меня до сих пор в коробочке хранятся с незабудочками и маками. Тоненький такой фарфор, наверное, от китайских чашечек.
– Везёт тебе! – грустно заметила Рита, – У меня мамка все стёклышки повыкидывала, когда узнала, что они с помойки.
– Но мы же их помыли с мылом, – возмутилась Лика, и новый взрыв хохота.
Кто-то из парней принес зоску, и они все увлеклись этой игрой. Набивали по пять, десять, а то и больше раз. Зоска – это такой кусочек шкурки, в центре которой выливается свинцовый утяжелитель, и получается очень удобная штучка для подбрасывания внутренней стороной стопы. Нужно было, чтобы зоска не упала, только тогда засчитывалось количество набиваний. Даже девочки увлеклись этой игрой, и у некоторых это неплохо получалось.
Впереди была четвёртая четверть и экзамены. Хотелось насладиться последней свободой перед июньскими испытаниями.
В апреле недели две готовились к конкурсу инсценированной песни. Восьмой «б» выбрал песню Булата Окуджавы «До свидания, мальчики!». И Лика с головой погрузилась в репетиции с классом. Она взялась за постановку танца, а Люба работала над песней. Хотелось, чтобы это было красиво и погружало в атмосферу начала войны. Только к концу второй недели, когда отсеялась часть ребят и осталось семь пар, стало уже неплохо получаться. Но Лике не нравилась концовка.
– Надо смотреть друг на друга так, чтобы было понятно, что вы расстаётесь навсегда, – убеждала она, – понимаете, вот школьный бал и вот война, а мальчишки уходят на фронт, а вы им поёте: «До свидания, мальчики! Возвращайтесь назад», а они не вернутся. Никогда.
– Идея! Надо придумать какую-то подсветку, чтобы сделать тени, – воскликнул Серёга Киселёв.
– Зачем? – удивились все.
– А для того, чтобы в конце мы все уходим, а тени остаются.
– Точно! – подхватила Лика. – Чтобы было понятно, что они не вернутся, что от них останутся только тени. И девочки в белых платьях тоже не вернутся.
Все как-то притихли, будто почувствовали, как это было страшно тогда: совсем школьники, а все погибли.
– Да, только вот как это сделать?– задумчиво сказал кто-то из ребят.
– Я покумекаю, отца попрошу помочь, – пообещал Серёга.
В последний вечер особенно долго репетировали, пока наконец отчётливо не зазвучала эта нотка, нотка расставания навсегда.
Возле школы ждали уже изрядно замёрзшие Сашка со Славкой. Они гоняли по асфальту какой-то камень, тщетно пытаясь согреться.
• Вы что так долго? Мы тут уже посинели от холода.
И действительно, погода сильно испортилась: солнца уже не было, и откуда-то потянул холодный ветер.
– А пойдёмте ко мне, погреемся! – предложила Люба. – У меня родители уехали, дома никого нет.
Ребята скинулись на газировку, пирожки и коржики, отправили Вовку Старкова и Серёгу Киселёва за покупками, а сами побежали скорее греться.
В доме было тепло, печка ещё не остыла, а из духовки аппетитно пахло свежими сухарями. Все были такими голодными, что быстро расхватали по горсточке и стали грызть.
– Чего вы всухомятку? Давайте чай налью, – предложила Люба.
Никто и не возражал. В центре зала стоял большой круглый стол – за ним все и расселись. Скоро вернулись и посланники. Выгрузили на стол бутылки лимонада, большой кулёк с пирожками и такой же с коржиками.
Сразу же комнату наполнил запах вкуснейших пирожков с ливером, купленных в кофетерии возле школы.
– О! Какой роскошный стол получился! – воскликнул Сашка Зарядкин.
– Подождите, это ещё не всё, – сказал с загадочной улыбкой Вовка. И торжественно достал из сумки пол-литровую бутылку какого-то напитка.
– Это что? – почти хором спросили ребята.
– Это «Сливянка»! Семнадцать градусов, между прочим! – сообщил Серёга.
– Так-так-так, дело приобретает опасный поворот, – задумчиво изрекла Лика.
– Всё нормально, надо согреться! – решительно сказал Вовка.
Разлили в принесённые Любой рюмочки, и Серёга торжественно произнёс тост:
– Выпьем же за тяжёлое прощание. Пусть останутся только самые лучшие воспоминания. – Все удивленно уставились на него, а он продолжил. – Воспоминания о лучших днях этой весны, о последних праздниках перед экзаменами.
– Нет, давайте выпьем за нашу Победу! – торжественно произнёс Сашка.
– Почему это за вашу? За нашу! – возразила Рита. – Мы точно первое место займём.
– И за вашу, и за нашу, за наш общий День Победы!
Все закричали «Ура!» и начали чокаться. Лика попробовала и поморщилась:
– Фу, какая гадость эта ваша «Сливянка», – и поставила рюмочку на стол.
– Нет уж, нет уж! За Победу пьём до дна, – возразил Вовка.
Лика сделала ещё глоток, но эта приторно-сладкая обжигающая жидкость ей определённо не понравилась, и она стала пить лимонад. Девочки тоже выпили по половинке и перешли на газировку. Зато пирожки улетели сразу. Славка принёс кассету с песнями Высоцкого и поставил её как раз на забавной песне про цирк. Но большинство песен было каких-то приблатнённых. Тогда Люба поставила Валерия Ободзинского. После хриплого голоса Высоцкого он зазвенел как бальзам на сердце. Все согрелись, расслабились, болтали и весело смеялись с порозовевшими щеками. А потом ещё потанцевали. Лика сначала стеснялась, видя, как Славка глазами зовёт её потанцевать, а когда Сашка пригласил Риту, тогда и Лика встала, встретившись с его выразительным взглядом. Как раз звучало «Колдовство», и Славка тихонько подпевал Ободзинскому:
«За одни глаза тебя сожгли б на площади,
Потому что это – колдовство!»
Лика смеялась: было щекотно, и она прижимала ухо к плечу, но ей хотелось, чтобы он снова и снова повторял этот припев.
Но вдруг она встретилась с тоскливым взглядом Серёги Киселёва и как-то сразу отстранилась от своего партнёра и перестала улыбаться. Тогда Серёга пригласил Любу, но танец скоро закончился.
Пришла Любина младшая сестра, сразу схватила со стола коржик.
– Руки помой, хрюша! – прикрикнула Люба.
Тут все засобирались домой. Девчонки помогли помыть посуду, парни собрали за собой пустую бутылку из-под «Сливянки». И все шумно пошли по домам.
В этот вечер Лика и Славка долго не могли расстаться. Они, как всегда, грелись в подъезде возле тёплой стены, только уже между первым и вторым этажами. Вернее сказать, к стенке прислонился он, а она грелась от него. О чём они говорили? Да ни о чём.
– Ты согрелась? – спрашивает он.
– Ага. Ты как печка, – отвечает она.
– Ещё бы! Тут стена тёплая, особенно слева. Прилабунивайся сюда, – смеётся он.
Она тоже смеётся и прислоняется щекой к его груди:
– У тебя так сердце бьётся.
– Как? Как барабан?
– Нет, как ходики у нас на стене. Тик-так, тик-так…
– А я думал, «бум-бум, бум-бум».
Оба смеются.
– У тебя так волосы пахнут, – говорит он немного погодя.
– Чем это? – поднимает она к нему лицо и сталкивается с его взглядом.
– Тобой. – Он наклоняется и ловит её губы, а она и не сопротивляется. И опять закружатся в вальсе школьные фонари.
– А губы у тебя какой-то ягодой пахнут, – тихонько добавляет он.
– Лимонадом скорее всего, – прячет она сияющие глаза.
На первом этаже открылась дверь, и вышел Мишка. Он лукаво посмотрел на отпрянувшую от Славки Гусева сестру и сказал:
– Мама зовёт тебя домой.
– Иди-иди! Сейчас приду, – прогнала она брата, видя, что он продолжает стоять, уставясь на них своими любопытными голубыми глазами.
– Ну всё, побежала, – заторопилась Лика, но Славка не отпустил её руку и, засмеявшись, стал спускаться.
– Мне ведь тоже вниз, или ты думала: я в страхе на верх побегу? – Они оба как-то легко засмеялись.
– До завтра.
– До завтра.
А завтра был конкурс, и восьмой «б» занял второе место, но это была настоящая победа, потому что их опередил только десятый «а». Там ребята из школьного ансамбля сделали целое папури из песен военных лет. Они где-то нашли гимнастёрки и устроили грандиозный спектакль вокруг импровизированного костра. Поэтому Лика с гордостью прикрепила в классном уголке диплом за второе место под радостные крики одноклассников: «Ура! Мы победили!» Они и не подозревали, что их ждёт в понедельник в школе.
Про преступление и наказание
А в понедельник Инна Александровна оставила после уроков тех, кто был у Любы и сообщила:
– Завтра в шесть часов вечера вместе с родителями – на педсовет.
– Зачем? – почти хором выдохнули ребята.
– А это уже вам лучше знать, зачем! – укоризненно сказала классная. – Вот уж от вас-то я никак не ожидала! А ещё актив класса!
Все четверо спускались по лестнице, потихоньку переговариваясь, кто мог рассказать про них. Они догадывались, о чём идет речь. Люба заплакала:
– Мне знаете, как влетит, я боюсь даже говорить дома об этом.
– Не реви, отмажем тебя, – попытался успокоить её Вовка Старков.
– Ага, отмажете! У меня же дома собирались.
– Ну и что! Оставили всё в порядке, – неуверенно добавила Лика.
– А не могла твоя сестра кому-нибудь взболтнуть? – подозрительно спросила Рита.
– Божится, что нет. Я её предупреждала.
На этом и разошлись.
Дома Лика честно рассказала маме о том, что было у Любы. Даже про «Сливянку» не утаила. Как ни странно, мама отнеслась к этому довольно спокойно. Лика тоже успокоилась и стала думать, как завтра вести себя на педсовете.
На следующий день она не видела Славку, и вечером тоже на педсовете были все, кроме него. Со стороны школьного руководства присутствовали классные руководители «Б» и «В» классов, завучи и секретарь комитета комсомола. Судилище было то ещё: ребята «устроили пьянку-гулянку с запрещёнными песнями и танцами». Особенно досталось девочкам, которые «забыли про гордость и порядочность, запятнали честь и достоинство комсомолок». Все слушали, опустив голову, включая и родителей. Лике было как-то противно это слушать, и она всё время думала, почему нет Славки. Предоставили слово родителям. Все ахали и охали, как им стыдно за своих детей. И вдруг Ликина мама громко заявила:
– А я не понимаю, что такого ужасного сделали эти ребята! Попробовали сладкую настойку – никому не понравилось. Вот и всё!
– Вы не знаете, они там слушали какие-то блатные песни. И это комсомольцы! Ужас какой-то! – горячо высказалась секретарь.
– Ну почему же, я как раз всё знаю! – возразила Ликина мама. – Лика мне всё рассказала: послушали песни Высоцкого – не понравилось, танцевали под Ободзинского.
– Странно, что вам это кажется нормальным! – возмутилась Славкина классная.
– Насколько я помню, у вас, Лариса Филипповна, «Эти глаза напротив» звучали на классном часе! – мама начала горячиться, и Лика погладила её по руке.
– Да не в этом дело, уважаемые родители, – вступил в разговор завуч, – вы ведь не хотите поощрять с пятнадцати лет такие сборища. Ребята – активисты и сами должны осудить свои поступки и, как честные комсомольцы, пообещать, что больше собираться для употребления алкоголя не будут.
Ребята пообещали. На том и разошлись.
Лика шла домой молча, держа маму под руку, и думала, почему не было Славки.
Про предателей
На неделе Лика не встречалась со Славкой, а в субботу была хорошая погода и все снова собрались возле почты. Все, кроме Славки. Опять болтали, без причины смеялись, но Лике было не очень весело. Тут на дороге появился Славка Гусев. Он как-то странно медленно прошёл мимо коробки и почему-то не свернул к ним, а продолжал так же медленно идти куда-то дальше, как будто в сторону школы. Лика удивилась, что никто не обратил на него внимание. А потом она не сразу заметила его, теперь уже быстро идущего назад. И он опять не свернул к почте.
Сколько потом она корила себя, что не подошла к нему, не спросила в чём дело. Как жалела, что вечером дома не позвонила ему и не поговорила с ним! Больше они никогда не разговаривали, а, встречаясь в школьных коридорах, проходили мимо друг друга, как будто не были знакомы. Лика не понимала, почему он так переменился, но Рита объяснила ей, что это он настучал дома про вечеринку. Лика не поверила в это и горячо защищала его перед ребятами, но теперь самой подойти к нему в школе или первой позвонить ей не позволяла дурацкая гордость. Может быть, она поборола бы её, если бы знала всю правду, которую Рита ей не рассказала. Например, что она подошла к нему на перемене и ударила по лицу, назвав предателем, а все парни устроили ему в классе байкот, даже его «новый друг» Турушпанов. Лика никогда так и не узнала, что в тот день, когда Славка провожал Риту, он всю дорогу говорил о том, как он любит Лику. Он думал, что Рита, как лучшая подруга расскажет об этом Лике, потому что сам он не мог ей признаться. А ещё, может быть, он надеялся, что Рита в свою очередь поделится с ним, как Лика относится к нему. Какой же он наивный. Он и предположить не мог, что каждое его слово только ещё больше разжигало зависть так называемой подруги. Да и Лика об этом не догадывалась, когда доверчиво раскрывала перед Ритой свою душу.
Ничего этого Лика не знала, но была уверена, что Славка Гусев хороший, что он добрый, честный и порядочный. Она знала, что он никогда ничего никому не рассказал бы.
И была права. Славкина мама случайно встретила в магазине покупавших вино парней. Она встревожилась, и услышав грохот бутылок в сумке, последовала за ними. Естественно, она всё слышала и видела в окно, в том числе и своего сына, и всю развесёлую компанию. Нетрудно себе предстваить, как выглядела эта картина в её глазах.
Сколько раз потом Лика подходила к телефону с намерением позвонить на заветный номер, но не решалась! Сколько раз она, выходя из кабинета химии, специально задерживалась там в надежде столкнуться со Славкой, но даже если это и удавалось, у него было такое чужое лицо, что она сразу же отводила глаза и быстро проходила мимо.
Про весну разрушительницу
А весна расцветала с новой силой. Уже полопались и липли к ногам тополиные почки. Во дворе кусты смородины выпустили свои первые душистые лапки, а вскоре и черёмуха оживилась нежно-зелёными листочками. Закудрявились, нарядившись в янтарные серёжки, белоснежные красавицы берёзки. Под окном у Лики любовался своим отражением в чисто вымытых стёклах весёлый клён, расцветившийся красными метёлками.
Раньше Лика очень любила весну и радовалась всякому проявлению этого прекрасного времени года. Раньше бы она обязательно нарисовала этот клён у себя в блокноте. Теперь же она как будто ничего этого не замечала. После школы Лика часто сидела на подоконнике, днём – с учебником, вечером в полумраке – со своими невесёлыми мыслями, нередко – и со слезами. Она и не подозревала, что иногда по противоположной стороне улицы медленно проходил, спрятавшись в воротник и тайно поглядывая на её окна ,Славка. Может быть, если бы она его увидела, то выбежала бы на улицу и позвала его, громко-громко… Или высунулась бы в форточку и крикнула изо всех сил: «Славка» … Нет. Не высунулась бы и не выбежала, потому что чувствовала себя предательницей. Да и гордость не позволила бы.
Последнее время Лика как-то незаметно перестала общаться с Ритой и сблизилась с Любой. Она стала часто ходить к ней в гости, где они вместе готовились к экзаменам. При этом Люба оказалась лёгкой весёлой и открытой девчонкой, с ней Лика забывала о своих страданиях.
А потом были экзамены. Русский язык письменно и устно она легко сдала на пятёрки, а уж алгебру написать ей сам бог велел, ведь она была даже призёром городской олимпиады. Устная геометрия была для неё «легкотнёй», она шла на неё, зная каждый билет на пять с плюсом. Люба тоже сдала всё хорошо и шла в девятый. И вдруг оказалось, что из их класса больше половины уходят кто в техникум, кто в училище, кто на курсы, а кто и работать.
Например, Серёга Киселёв, который с первого класса был самым верным поклонником Лики, который в трудную минуту как-то незаметно подставлял ей своё плечо, а потом снова уходил в тень, подал документы в авиационно-техническое училище. А Рита Зайчук, которую Лика много лет считала своей лучшей подругой, неожиданно пошла учиться на крановщицу.
В результате в девятый класс из «бэшек» пошли всего пять парней и шесть девчонок. Остальные добавились из другой, восьмилетней школы. И класс, особенно первое время, казался чужим. Правда, остались Вовка с Пашкой, Люба с Ликой, но большая часть – чужие, и это был уже совсем другой класс.
У «вэшек» осталось больше «стареньких», остался и Славка Гусев, только он стал тоже чужим. При встрече они не здоровались, проходя мимо, как будто не были знакомы. Лика знала, что ещё весной, отвергнутый прежними друзьями, он связался с плохой компанией, начал курить и даже выпивать. В общем, пустился во все тяжкие, пытался отвоевать свою подростковую свободу. А Лика всё лето пропадала на ближнем посёлке у Любы. Там она познакомилась с новыми ребятами постарше: они уже учились в техникуме. Там была гитара, там было весело, там у Лики появился поклонник, который провожал её до дома. И только.
Но всё это помогало ей забыться: она теперь боялась оставаться наедине с собой. Потому что тогда накатывала боль и самые противоречивые мысли: «Это она во всём виновата, поступила как предательница. Нет! Это он виноват: мог бы хотя поговорить с ней. А она? Что, разве она не могла позвонить ему?»
Лика так никогда и не узнает, что Славка просто спасал её от себя, от своей мамы, которой их чувства казались слишком ранними. Он тоже страдал, но, как ему казалось, берёг покой той девочки, которая так и останется на всю жизнь его первой любовью.
Оба они весь девятый класс будут старательно делать вид, что не знают друг друга, тяжело переживая этот глупый разрыв. А потом он вообще ушёл в другую школу.
Вот так закончилась короткая история первой любви Славки Гусева и Лики Грачёвой.
А может, такой она и должна быть, настоящая первая любовь, которая потом бережно хранится в душе и вспоминается всю жизнь «острым счастьем или острой болью, или песней, смолкшей за рекой».
Танец школьных фонарей
© Copyright: Лилия Калинина, 2025
Свидетельство о публикации №225031701241
Свидетельство о публикации №225031701241
Рецензии