Не смей плохо говорить про русских, дочь

- Не смей этого делать, дочь. Ты слышишь? Не смей. Ноги твоей не будет среди этих... этих... Они ни к чему хорошему нашу страну не приведут. Ни один националист к хорошему страну не приведёт.

- Но по-другому у меня ничего не получится. И я очень рассчитывала на твою поддержку. Ведь эти русские принесли одно горе нашей семье. Я не понимаю...

Январь 2010 года, Латвия. Не знаю, что уж там написала в своём приглашении Валентина, но мне после двух лет отказов вдруг открыли шенген в Латвию. Валентина - особая история. Латышка с русским именем, моя ровесница, родившаяся в Сибири в семье сосланных "пособников врага", которым разрешили вернуться домой только в начале 60-х. Мы встретились с ней в Совете Европы, намертво сцепившись по вопросу о негражданах в Латвии. Она защищала позицию своей страны, я - своей. Тогда с огромным трудом удалось провести нашу формулировку в резолюцию, которая через несколько лет дала возможность многим не уроженцам Латвии (в основном потомкам "понаехавших" из России) получить латышские паспорта. После заседания она подошла ко мне и на прекрасном русском языке сказала:

- Ну, что, поздравляю, ты молодец. Давай знакомиться. Я - Валентина...


Её приглашение для было неожиданным, я даже не думала, что после моей отставки она вообще обо мне вспомнит. Вспомнила, прислала приглашение, и мы с ней двинулись в путь, чтобы встретиться с нашими коллегами-мэрами. Только приехав, я узнала что она совсем недавно ушла в отставку, решив не баллотироваться на следующий срок и собиралась вернуться в бизнес (у семьи уже была гостиница, ресторан, которыми надо было заниматься, поля, которые надо было засевать, и бассейн, который надо было достраивать), так что у неё было время лишь на небольшие каникулы. Как-нибудь я подробнее расскажу и о невероятном путешествии по заснеженной Латгалии (восточный район Латвии), и об истории семьи Валентины, а пока - лишь об одном эпизоде той двухнедельной эпопеи.

Не буду обманывать, что я не помню названия города или не помню имени мэра (она себя почему-то называла на европейский толерантный манер феминистическим определением, но почему-то не "мэршей", а "мэркой", видимо, так казалось благозвучнее), нашей ровесницы, не так давно избранной на этот пост, но уже успевшей набить шишек. Думаю, все, кто хоть немного следит за политикой, поймут причины и не станут задавать лишних вопросов.

Я помню, как мы сидели за столом втроём: Валентина, я и она. У неё был приятный прибалтийский акцент, постоянная путаница в согласовании падежей и времён и долгое произнесение гласных, особенно в слова "этаа", которое выполняло роль того существительного, которое она забывала. Было совершенно понятно, что для неё русский не родной язык. Естественно, начали с предвыборных кампаний, естественно каждой было чем поделиться, что рассказать. Нас многое роднило: все три пришли в политику в середине 90-х имея достижения в совершенно других областях, все три совершили резкий рывок в карьере благодаря выборам, и всех трёх во власти никто особо не ждал. Мы то смеялись, то утирали слёзы, то замолкали, то начинали перебивать друг друга.

Сколько стран - столько и подходов к избирательному процессу. В своё время я избиралась всеобщим голосованием и была самовыдвиженцем, не выступающим от лица какой-либо партии. Российское законодательство это позволяло. В Латвии всё было совершенно по-другому. Только партии могли выдвигать кандидатов, поэтому любому желающему принять участие в выборах надо было прежде всего определиться, под чьим флагом он пойдёт, и с кем будет делиться плодами победы.

Наша героиня решила, что в ту пору выгоднее всего (с точки зрения привлечения голосов) было пойти под националистическими ( читай - антироссийскими) лозунгами, педалируя на трагических страницах истории и страны, и собственной семьи, а если точнее - родного отца. Совсем мальчишкой (не было и 14) он был вместе с родителями сослан в Сибирь. Попытался бежать из эшелона пока тот ещё был на территории Латвии, получив от часового пулю в ногу. Далеко уйти не смог, хотя места были хорошо знакомы. Его довольно быстро поймали (спасибо, что не расстреляли на месте) и сразу же загрузили в другой эшелон, шедший в том же направлении. В дороге началась гангрена, и его без сознания на носилках выставили из вагона на каком-то маленьком полустанке. Видимо, решили - не жилец. По-русски он практически не говорил, бредил на латышском и хотел одного - чтобы всё это быстрее закончилось...

Это было много лет назад. И вот теперь, когда Латвия обрела независимость и перестала быть частью Советского Союза именно от своего отца наша героиня услышала то, что менее всего ожидала:

- Не смей этого делать, дочь. Ты слышишь? Не смей. Ноги твоей не будет среди этих... этих..

Он немного помолчал, не подобрав нужного слова, и продолжил:

- Они ни к чему хорошему Латвию не приведут. Ни один националист ни к чему хорошему ни одну страну не приведёт. Ни один из тех, кто скажет: мы лучше их только потому, что они другой национальности, не сможет сделать жизнь людей лучше. Ты не должна в этом участвовать. Это тупиковый путь, дочь... И я тебя прошу: не смей ничего плохого говорить о русских... И с националистами не связывайся.

- Но по-другому у меня ничего не получится. Я думала, вы меня поймёте, и я очень рассчитывала на поддержку. Ведь эти русские принесли одно горе нашей семье. Я не понимаю...

- Ты должна понять и помнить всю оставшуюся жизнь. Донос на моего отца, твоего деда, написали не русские, а соседи-латыши, в "тройке", судившей нас, русских не было, выбрасывали нас из дома тоже не русские. Это делали латыши. Такие же как я и ты. И охраняли наш состав тоже латыши, так что и пулю я получил от своих же. А русские ... русским я обязан жизнью. Меня оперировал русский врач, такой же ссыльный, как и я. Обычные русские, деревенские люди взяли меня в свой дом, понимая, что в лагере я не выживу. Они выходили меня. Они делились со мной хлебом, они поставили меня на ноги. Первый самодельный протез для меня сделал сгорбленный русский старик, который научился этому ремеслу ещё во время Первой мировой. Русские писали запросы, чтобы я мог найти своих, а когда оказалось, что искать уже некого, долго доказывали, что я ни в чём не был замешан и бежал по глупости. Они научили меня всему, а главное - тому, как жить даже тогда, когда жить не хочется. Не смей, дочь, не смей никогда говорить о русских плохо. Всё в этом мире взаимосвязано, мы все, независимо от национальности, или люди, или нелюди. Оставайся среди людей, дочь.

Вот такой вот был разговор. Конечно, она не баллотировалась от националистов. Она придумала совсем другой вариант. Одна из маленьких непарламентских партий согласилась принять её в свои ряды и "обеспечить прикрытие" при условии, что после избрания она сразу же подаст заявление о выходе из партии и далее продолжит работать как независимый руководитель. Не знаю уж, как она их уговаривала, и на чём и как они сошлись, но своего она добилась и выборы выиграла.

И вот теперь зимним январским вечером мы сидели втроём у камина и вспоминали, кто и как пришёл к власти, сколько всего было с этим связано. У меня и недавно вышедшей в отставку Валентины было уже всё позади, а для неё всё только начиналось.

Это было в январе 2010 года, а на следующий год я отбыла в свою первую дипломатическую командировку в Казахстан. Первое время мы перезванивались, потом эти звонки стали всё реже и реже, а с 2014 года прекратились совсем. Но я всегда помню слова старого латыша, которого я никогда не видела: мы все, независимо от национальности, или люди, или нелюди. Оставайся среди людей, дочь.