Грета

Окна выходили на запад. По вечерам лучи солнца соскальзывали с подоконника, просачивались сквозь листья фикусов, драцен и прочих диффенбахий, или как их там, и высвечивали неровный четырёхугольник на противоположной стене. Это всё было богатство Греты, е; мир и её окно, выходившее на дорогу. После обеда и до самого ужина мы любили сидеть в дальнем углу комнаты и смотреть, как постепенно четырёхугольник на стене перекрашивается из янтарного в коралловый. Грета вязала, а я молча смотрел на неё и думал о завитках её чёрных волос, о её длинных проворных пальцах и только мечтал о том, чтобы какой-нибудь клубок вдруг покатился по комнате, а она вздрогнула и посмотрела на меня.

В тот день, когда я последний раз видел её, был такой же тихий вечер, солнце точно так же перекрашивало четырёхугольник на стене, листья фикусов и драцен пропускали зелёных зайчиков, и только Грета вместо того, чтобы взять ящик с клубками и спицами, сидела возле меня и молчала. Но это было не то привычное молчание, под которое мы проводили вечера в её комнате. Это было что-то другое.
– Я завтра уеду, – сказала она.
– Куда?
– В Рэйтолд. Тётка Джоанна нашла для меня место. Ну, ты знаешь.

Нет, я не знал. Ни про Рэйтолд, ни про тётку, ни даже про место, на которое устраивали Грету. Но вместо того, чтобы спросить хоть что-нибудь, я кивнул, а Грета продолжила:
– Если хочешь, ты можешь приходить сюда. Хотя бы иногда. Цветам нужно, чтобы с ними разговаривали, а я, боюсь, не смогу забрать их с собой. По крайней мере, пока. Поливать их будут домашние, но разговоры... Ты же понимаешь, что не все могут подобрать нужные слова, когда речь идёт о цветах. А ты сможешь. Ты будешь вспоминать меня и говорить с ними.

После ужина я последний раз взглянул на Грету. Мне хотелось хоть на мгновение прижать её к себе, а ещё лучше попросить, чтобы она осталась, но я этого не сделал и даже почти что гордился собой, что не переступил границы приличий. А потом ничуть не меньше корил себя за это.

На другое утро её уже не было в городе. И, похоже, не было нигде. Я ведь совершенно точно запомнил название Рэйтолд, но ни в одном атласе не смог найти о нём упоминаний. Родители Греты в самом деле позволили мне время от времени приходить в её комнату и беседовать с цветами, но на все мои вопросы они давали столь пространные ответы, что я ничего не мог понять.

После обеда в те дни, когда солнце не пряталось среди туч, я приходил в её комнату и смотрел из окна на дорогу и бормотал что-то бессвязное фикусам и драценам. Мой силуэт отпечатывался на фоне неровного светового четырёхугольника на противоположной стене, а я вглядывался в горизонт и всё ждал, когда увижу хотя бы обманчивую точку приближающейся повозки. Сколько раз я так обманывался? Не знаю, но это было всё же лучше, чем смотреть на пустую дорогу и ждать, пока солнце окончательно не провалится за горизонт.