Листовки

Снег засыпает урну, доверху набитую смятыми листовками. Сотни скомканных бумажек отвратительно-розового цвета с рекламой... а я даже толком не могу сказать чего. Да, это и не важно: их всё равно никто не читает.

Протягиваю флаер прохожему. Морщится, но берёт. Они всегда это делают нехотя, как одолжение. В лучшем случае просматривают беглым взглядом рекламу и тут же выбрасывают – хорошо, если в урну. Доверху набитую урну.

Кажется, все мы слышали про правило трёх секунд. Не так уж важно, что там написано на листовке – лишь бы логотип увидело как можно больше глаз. Один взгляд – и ты в ловушке, даже не подозревая этого.

Бред полный, но другого заработка у меня нет.

Это так естественно ненавидеть свою работу и радоваться любой возможности на неё не пойти. Я тоже не любил до того самого дня, когда чьи-то лукавые руки подсунули мне «Сборник простейших заклинаний для начинающих».

Никто не читает мелкий шрифт.

В первый раз всё было как бы не всерьёз. Я выбрал одно из тех проклятий, которые передаются написанными на бумажке. Самое главное – чтобы листок не вернули.

Они берут флаеры из моих рук и тут же отправляют в мусорный бак. Какая разница, что там приписано крошечными буквами по самому краю? Но правило трёх секунд неумолимо: всё уже случилось мгновением раньше. Я протянул – они взяли.

У кого из нас не бывает плохих дней? Порой даже самая малость, вроде пролитого на чистую рубашку кофе, способна выбить из колеи до самого вечера, не говоря уже о происшествиях посерь;знее. Впрочем, мелочи вроде пролитого кофе мне очень скоро надоели, и я стал упражняться в комбинациях всё более жестоких заклинаний, выдумывая самые изысканные сочетания – тоже своего рода искусство.

Я научился красть их радость. По маленьким кусочкам, по чуть-чуть. Больше у них и нет, но мне и этого хватает. Особенно в такие дни, как теперь, когда, увязая ботинками в снежной каше, проклинаешь рекламу и рекламщиков, когда начертанные слова заклинаний особенно убедительны, когда снег засыпает урну, доверху набитую смятыми листовками.

Вдруг кто-то ударяется мне в плечо, я падаю, и флаеры рассыпаются по снегу. Поднимаюсь на ноги, отряхиваюсь.
– Простите, пожалуйста! Сейчас я вам помогу, – девушка собирает листовки и вместе с налипшими кусками снега передаёт мне охапку.

Машинально принимаю всю эту мокрую мешанину, киваю, мол, ничего страшного, и тут же спохватываюсь: нельзя было брать! Но девушки уже нигде нет.

Стою не двигаясь. Я помню каждое слово на этих злосчастных бумажках и ненавижу себя за то, что точно знаю: не сегодня – завтра, на том самом перекрёстке, который я пересекаю каждый вечер по дороге домой, из-за угла появится грузовик и расплющит меня, как ту отвратительно-розовую бумажку, а потом закончится и снег, и заклинания, и всякий намёк на мою бессмысленную жизнь. Останется только урна, доверху набитая смятыми листовками. А наутро, после дворника, опустеет и она.