140

События последних дней стали складываться в единую картинку, она становилась понятной, но жутко не нравилась Хаше.

Это заговор. Страшное предательство, и поздно уже что-то изменить, и невозможно это принять.

Он столько времени гадал, что за женщины крутятся вокруг племени. А теперь они перед ним – смотри, любуйся, поймай, если сможешь.

Только ловить некому. Застыли все, шелохнуться боятся. Он не боится, да что-либо сделать нет сил.

Осталось лишь наблюдать.

Жертва вдруг оживилась, сбросила зачарованность, словно и не была опоена дурной водой, выкинула венок в кусты и направилась к… Хаша прищурил глаза …к Доку.

Забрала у того лук и стрелы, а тот… плохо видно… отдал всё, как телёнок. Хорошо, что хоть не мекнул вслед. Испугался?

Сол не испугался, выхватил у кого-то копьё, побежал… Не долго бежал. Несколько вражьих стрел остановили бег.

И вновь голос:

- Второй, кто дёрнется, будет убит!

И снова все застыли. Нет, не все.

Три бабы, выряженные жертвами, направились к нему. Теперь Хаша сам их узнал, без подсказок толпы.

Лера. Вторая жена. Любимая. Змея подколодная. Гулящая тварь. Знает он про её игрища с Шаном. Жаль, что сразу не убил. Люто, как она того заслуживает. Чтобы поседела от муки и умоляла покончить скорее.

Мать. Всегда несогласная. Всю жизнь наперекор. А сколько он терпел?

Как же она вернулась? Зачем? А вот зачем! Чтобы ещё раз ему свой норов показать.

Кама… Не дочь она ему вовсе. Отрёкся он. Отрезал, как гнилой рыбий хвост. И выжила же паскуда. Что она тут делает?

Все три женщины не должны быть здесь, не должны быть вообще на этом свете, но… Подошли. Остановились.

Мать посмотрела долгим взглядом. Опустила глаза. Повернулась, тихо поковыляла в сторону.

Кама. Лицо застывшее, нет в нём доброго знака. Нет в нём прощения. Но разве Хаша нуждается в прощении? Это он её не простил. Неужто забыла, как с больным выродком в ногах валялась, умоляя о помощи?

И Кама повернулась, пошла вслед за бабкой в темноту.

А Лера вдруг вытянула руку и показала жест…

- Вот тебе… а не жертва. Сам попробуй справиться на этот раз!

Краска бросилась в лицо, как пощёчина. Толпа ахнула. Этот жест известен испокон веков, и ни одна женщина не посмеет его предъявить мужчине… Принародно. Тем более, своему старейшине или мужу.

Такое оскорбление не простится… ему. Если сейчас же не убьёт эту тварь, он не сможет посмотреть в глаза даже последней бабе в племени. Над ним стар и млад будет смеяться и тыкать в его сторону пальцем.

Хаша привстал… открыл рот… и всё! Непослушный язык промычал что-то непонятное. Руки закололи невидимыми иголками и не захотели подняться.

Лера улыбнулась и пошла вслед за своими подругами.

- Мы уходим, - на этот раз голос был даже тихий.

Толпа поискала глазами, кто теперь говорит.

Седой благообразный старик вышел из темноты.

- Мы не хотим войны. Оставайтесь, живите, как можете. Но если кто-нибудь из вас посмеет поднять на любого из нас руку, он пожалеет.

- Ихний старейшина, - слова, как вдох пронеслись в толпе.

Старик ушёл. А прямо перед толпой уже стоял неказистый мужик. Без оружия. Лишь яркая цацка торчала изо рта, как игрушка у ребёнка.

И чужие воины стали отходить в темноту. Остался лишь этот мужичок с игрушкой в зубах.

Долго народ не двигался. А потом мало-помалу зашевелился. Разъярённые мужчины побежали к незваному человеку, готовые разорвать его за пережитое унижение.

И вдруг раздался визг. Самый отвратительный звук в мире. С таким ужасом никто никогда не сталкивался. Голова, казалось, взорвалась. Нет, если бы взорвалась, было бы не так больно.

Народ завопил, повалился на землю, стал кататься в пыли, пытаясь землёй, травой, пальцами заткнуть уши.

Потом визг прекратился. Кто-то поднял голову, посмотреть, что происходит – мужик лежал на земле. Ближние, заметили, как из его ушей хлещет кровь.

Сначала кровь казалась тёмным ручейком. Потом заалела. А мужское горбоносое лицо освещалось всё ярче.

И кто-то поднял голову, пытаясь отгадать откуда идёт свет. Потом другой, и через мгновение вся толпа застыла в великом ужасе.

Прямо на мужика опускался… Что это? Кто это?

Какой-то большой неведомый летающий зверь… а может, берлога, усыпанная то ли переливающимися самоцветами, то ли самими звёздами, спускалась с неба. Прямо на мужика. Раздавит, поняли все, и все ошиблись. Эта штука зависла в расстоянии ладони от его головы. Затем из отверстия высунулись четыре руки неведомого зверя. И оттуда раздался неожиданно тонкий и звонкий голос:

- Рача, держись! Потерпи чуток. Сейчас мы поможем.

Четыре руки втянули мужика в берлогу, и она, сверкая боками, медленно поплыла по воздуху в ту же сторону, куда чуть раньше уходили все эти странные люди.

- Чтобы я с ними ещё раз связался… - раздался чей-то ошеломлённый голос, - да никогда в жизни…

И на этот раз все были того же мнения.