Как Золотухин и Фарада новую профессию осваивали

        Как Золотухин и Фарада новую профессию осваивали

Из книги «На скорую руку»

Театр на Таганке гастролировал в Петербурге. Привезли «Шарашку» и «Мастера с Маргаритой». Первый  спектакль посмотреть мне удалось, и попутно замечу, внимания понимающей публики он достоин. А во время второго... Валерий Золотухин рассказывал мне о своем друге Владимире Высоцком. Согласно предварительной договоренности. Другого времени просто не нашлось, и «Мастером с Маргаритой» мне пришлось пожертвовать.
Питер любезно предоставил Мастеру - Юрию Петровичу Любимову и его подмастерьям сцену Дворца культуры имени Ленсовета. В числе «подмастерьев» - Виталий Шаповалов, Юрий Смирнов, Семён Фарада, тот же Золотухин, актёры, сами давно уже ставшие Мастерами в своём, актёрском,  ремесле.
- Подходите к началу, до антракта у нас будет время пообщаться, - предложил Золотухин  мне по телефону.
- Валерий Сергеевич, а где мне вас искать - за кулисами?
  - Нет, я буду торговать на том же месте.
Значит,  в овальном зрительском фойе. Где и два дня назад,  перед началом «Шарашки», во время нашей первой встречи. «Место встречи изменить нельзя...»
...На одолженном в буфете столике - разной высоты стопочки невеликих по объёму книжиц. Словно фрагмент новостроек в миниатюре. «Вё в жертву памяти твоей...» называется книжечка. На голубенькой обложке - профиль Владимира Высоцкого и анфас автора. Рядом с книжечками крышка обувной коробки, серая, мрачная, словно привет от совдеповских времён (Где только сыскалась?!), причудливо изогнутая так, что способна выстоять торчком  вечер (и не один!), - это своеобразный ценник. Взглянув на крышку, покупатель  сразу должен понять, что с его стороны далеко не всё требуется отдать «в жертву памяти» глубокочтимого Владимира Семёновича Высоцкого. Так, мелочь - сороковник. В новых деньгах, естественно.  И чуть ниже цены - образец автографа народного артиста.
Народный – Валерий Сергеевич Золотухин - тут же, за «прилавком». Ссутулившийся, согнувшийся  как пахарь над сохой - над низкорослым столиком, он старательно выводит на титуле: «Храни Вас Бог!». Это традиционное, так сказать, «фирменное».  Цифирь - дату: 20 февраля 1999 года - тоже выводит не суетно. И только после - стремительным росчерком подпись. Автограф. Полуфабрикат готов. Осталась малость - вписать  имярек.
Глубоко уважаемый мной (говорю без всякого ёрничанья), действительно народный, подтверждением чему - не от бедности же! -  потертые джинсики и потрёпанная кожанка, с народа шкуру последнюю сдирать не собирался. Не его вина в том, что в стране месячный доход многих законопослушных граждан равен цене билета в амфитеатр на гастролирующую Таганку. А то, что стоимость одной книжицы Валерия Сергеевича равна половине, простите, УМРОТа (аббревиатура - гениальная придумка власть предержащих!), чистое совпадение.
  Торгующий Золотухин! Как тут не пощёлкать затвором карманной «мыльницы»! Валерий Сергеевич к этому относился спокойно. Мог попозировать, улыбнуться. Помню по прошлой встрече.
Золотухин среагировал на первый мой блиц - поднял голову, перегнал жевательную резинку за щеку.
- А, Володь! Пришёл. Рановато ты. - Выпрямился, помассировал поясницу, протянул мне руку. - Можешь пока к Фараде подойти. Ему будет приятно. Он  вон там, торгует, - указующий перст отсёк сектор от овала фойе.
Поворачиваюсь - точно: Семён Фарада! Его столик ассортиментом  побогаче золотухинского будет - три фотографии и плакат. И орудий труда поболее - ручка да маркеры.  Внешне  очень даже узнаваемый, но уж больно какой-то грустный Фарада. Грустный комик. Он сидел, как школьник  от усердия навалившийся на парту, и как на уроке давно подзабытого чистописания вырисовывал буковки. На обороте фотографии проявлялось имя очередного поклонника...
Щёлкаю затвором раз, другой, третий (и каждый раз срабатывает блиц), четвертый... Нет, на спуск нажать я успел только трижды.  В другой обстановке, Фарада, кажется, затопал бы ногами. Но в присутствии почтенной публики приходится держать себя в руках. Только зрачки увеличились в размере, глаза почти вылезли из глазниц! Да голос выдал внутреннее негодование.
- Не надо меня фотографировать! Это не основная моя работа!
«Кто бы спорил, Семен... простите, не знаю, как вас по отчеству. Но, ещё раз покорнейше прошу простить меня, разве человека можно снимать только на «основной» работе? Странная логика. Другое дело, что мной была нарушена элементарная этика».  Ну и как я должен был дальше поступить? Извиниться, что я и сделал, и зачехлить «мыльницу», что я, опять же, сделал. Не засвечивать же пленку!   
Отхожу в сторонку, пристыженный и разобиженный. Не знаю, на кого. На себя - за свою некорректность? На Золотухина, за то, что подставил? А Фараду тем временем поглотило плотное людское кольцо. Или нет, передо мной была крупная змея, в разноцветной чешуе людских нарядов, спрятавшая в кольца собственного тела усатую голову грустного комика. Змея, как и  положено змее, была хвостатая. Очередь!  Как в старые добрые времена - разве что-то хорошее без очереди приобретешь? А тут -  автограф самого Фарады?!
Оглядываюсь в гневе -  в сторону Золотухина. А Золотухина и след простыл! Всё на том же месте - и стол, и столбцы книжные, и деньги - россыпью. А Золотухина нет! Отлучился, знать, мягко выражаясь, по нужде. Нужда, она всякая бывает. Тут у меня и злости - словно не было. Прижался бочком к колонне, стою, краем глаза наблюдаю - сторожу золотухинское хозяйство, вдруг что сопрут! Народец наш, он того, ушлый!  Но - никто, ничего! Стыдно стало, не за народ, за себя. Лукавый попутал, прости Господи, про народ многострадальный наш Бог весть что подумал!
А вот и «хозяин тайги», то бишь милиционер Серёжкин из «Хозяина тайги»! Со стороны контроля идет - проводил кого-то на спектакль или встречал. Ну, и я к нему -  выяснять отношения: дескать, что это вы, уважаемый Валерий Сергеевич, приколоться решили? Разрешите уточнить, над кем: над Фарадой или надо мной?       
- Не понравилось, - говорю, - Фараде, что я его фотографировать стал.
Золотухин, ничуть не смутившись, вдруг как заржёт!  Ну совсем как милиционер Серёжкин, когда разгадал преступный замысел злоумышленника Рябого.
- Фарада - начинающий бизнесмен! Не то что я! Смущается он ещё. Ведь, это же, что ни говори, определенный барьер перешагнуть надо. Фарада долго ко мне присматривался, прежде чем решился «встать за прилавок»...
Успокоился я: не нарочно, значит, Валерий Сергеевич, меня подставил. Но  чтобы ещё во что-нибудь нехорошее не вляпаться, уже не отхожу от него ни на шаг. Со стороны можно подумать, что мы оба по ту сторону прилавка стоим. А по другую - лакированная публика. Многие останавливаются:
- Ой, Валерий!
Или издали пальцем тычут:
- Вон Золотухин! За базар отвечаю!
Или всплескивают пухленькими ручками:
- Валерий Сергеевич! Мы так рады, любимый вы наш!..
Валерий Сергеевич на базарного купца  не смахивает - народ не  зазывает. Народ сам к нему тянется. Надо только подтолкнуть к покупке:
 - Из нашего театра без моей книжки уйти нельзя!
Или:
- Эту книжку вы больше нигде не купите. Тем более с автографом. Как вас зовут? Денис? Мой старший сын тоже Денис. Ну что, пишу: «Денису...»? А девушку вашу как зовут? Ей тоже подписать? Думаю, не разорил я вас. Да, да, конечно же, сорок рублей - не деньги. За такую-то книгу!..
Книжные монбланчики тают. Купюрная россыпь ширится.
Всё! Последние запыхавшиеся опаздывающие зрители мечутся в поисках входа в зал.
Фарада уже уложил фотографии в стопочку, бережно скручивает плакаты собственной физиономией внутрь. До антракта торговли не будет. Пора и нам за кулисы - пообщаться. Предлагаю Золотухину свои услуги:
  - Валерий Сергеевич, помочь  унести не распроданный товар?
  - А зачем? Пусть лежит. Кто его возьмет?! Деньги, правда, возьму - так, на всякий случай. - Складывает  банкноты пополам и запихивает во внутренний карман кожанки. -  А книжки пусть себе лежат. Кому они нужны...

P.S.
К сказанному следует добавить, что за кулисами укромного местечка для беседы не нашлось. Вернулись в фойе. Валерий Золотухин, дабы рейс не был порожним, прихватил в гримёрке  упаковку книг - не бежать же за ними в антракте, если не хватит. Положил на стол. И мы с ним  удалились в приёмную директора. Когда вернулись через сорок минут, весь товар был на месте. И мне опять за себя стало стыдно: как я мог так плохо подумать о своём народе?!

1999 г.