ШКОЛА
Учительница первая моя
К школе нас ещё в детском саду готовить начали: яблоки, помнится, с грушами складывали, буквы учили. Мне эти занятия совсем не интересны были, а потому я больше на галёрке отсиживался, да о своём думал. Но запомнилось мне, что не раз воспитатели говорили нам про радость от школы, мол, здесь – это всё цветочки, а самое интересное именно там будет, вот где настоящий праздник! Почему-то именно это, последнее, крепко мне в голову засело, а потому в школу я пошёл именно, как на праздник, прямо позитивный настрой был. Но школа как-то сразу его не оправдала: не то, что праздник, тут просто диаметрально противоположный случай! Моя детская несформировавшаяся психика быстро построила защитную параллельную вселенную, где я и пребывал большую часть учебного процесса. Но, вот, порталы в реальность были очень скорыми и весьма болезненными. Учительница первая моя – Анастасия Александровна, - человеком была пожилым, старой закалки, а потому обходилась с нами весьма жёстко. Ко всему прочему, была она ярой мужененавистницей, ибо била преимущественно ребят почём зря, но врать не буду, и девчонкам тоже иногда доставалось. Родители те, что с активной гражданской позицией, не раз директору на неё жаловались. Но, видя всю бесперспективность (Кобылинская на всё глаза закрывала), переводили своих детей в другие школы. Так у нас к концу начального обучения где-то треть класса рассосалась.
За волосы таскала так, что клок у неё обычно в руках оставался. В августе после второго класса попросил я родителей покороче меня постричь, чтобы хватать за вихры несподручно ей было – не помогло: она меня так за ухо дёргать стала, что хрящи хрустели и в глазах темнело. Помню, Серёжку Воробьёва вытащила перед всем классом и стала над ним измываться, типа, вы поглядите на него! Ну и всё в том же духе. Он ревел, вырывался как мог, но она его цепко держала и встряхивала периодически не слабо. Тогда он извернулся и за кисть её укусил. Она руку одёрнула, но быстро перехватила и такую оплеуху ему отвесила, что даже нам, уже видавшим с ней всякое, не по себе стало. Когда мы начальную школу закончили, она на пенсию вышла – мы её последним классом были. В последующие пять лет нет-нет, да и говорил нам учитель какой, что, вот, приходила в школу ваша Анастасия Александровна, спрашивала, мол, как там мой «А» класс? Но холодная тишина была ему ответом. Мы все её, как абсолютное зло вспоминали. Меня так просто от одного упоминания ещё долго передёргивало, и не меня одного.
В пятом-шестом классе у нас ещё учительница истории среди других выделялась: любила по рукам полуметровой деревянной линейкой лупить, а когда видела, что кто жевачку жуёт, то подходила, пальцами на щёки надавливала, челюсть разжимала и резинку эту в волосы влепляла. Особенно девчонки страдали, у которых волосы длинные: клок по-любому выстригать приходилось. Я раз был объектом её подобных экзекуций. Это, кто не знает, весьма болезненная процедура: у жевачки и волос шансов не было. Но, в принципе, тётка была не злобливая, до Анастасии Александровны ей было ой как далеко! Да и мы уже, считай, не зря первый этап школы прошли, жизненной школы.
Курсе на втором-третьем зашёл я как-то в булочную, что на углу тогда ещё Кировского проспекта была и улицы профессора Попова. Стою в очереди, глядь – а Анастасия Александровна передо мной за пару человек. Совсем не изменилась, как законсервировали, хотя больше десяти лет прошло. Много тогда на меня воспоминаний нахлынуло. И отнюдь не тех, где она нас читать-считать учила. Не очень удивлюсь, если выяснится, что она и сейчас себе живёт потихоньку. Наверняка ветеран какой, заслуженный учитель РСФСР и Беглов её с днём рождения каждый год поздравляет, как старейшего жителя Петроградского района…
87 школа и иностранцы
История первая
Как-то в 3-м классе «учительница первая моя» стала организовывать культурное мероприятие силами всех октябрятских звёздочек класса. Каждый должен был подготовить какой-то рассказ или доклад о выбранной им стране. В качестве стимула она сказала, что на выступление придут иностранцы. О! Это слово для меня в те годы носило прямо-таки сакральный смысл! Неделю я готовился, повторял, репетировал, представлял, как не ударю за Родину в грязь лицом. И вот, наконец, пришёл заветный день. Мы нарядными выстроились по своим звёздочкам и стали ждать гостей. Через некоторое время к нам пришли переодетые старшеклассники. В каких-то самодельных сомбреро, пончо и прочих немыслимых ярких нарядах, даже, помнится какие-то музыкальные инструменты у них были. Но это были НЕНАСТОЯЩИЕ ИНОСТРАНЦЫ! Сказать, что праздник просто не оправдал моих ожиданий – не сказать ничего! Моё детское сердце было разбито! Это было второе грандиозное разочарование школой. Иногда сейчас я вспоминаю тот случай, и думаю к чему был этот педагогический обман? И, правда, зачем?
История вторая
Где-то в 6-7 классе к нам в школу приезжали иностранцы, настоящие на красном интуристовском Икарусе. Он припарковался во дворе, как раз между спортзалом и спортплощадкой. Нарядные и вкусно пахнущие они ходили по школе, заглядывали в классы. Мне отложился в памяти инструктаж, по правильному поведению советских школьников перед всякими супостатами, который проводила Кобылинская, и, дай бог памяти, Виноградова Татьяна Борисовна; в конце которого они особо акцентировали внимание на том, что брать у них ничего нельзя, даже жевачек. Когда делегация уезжала нас всех выстроили на лестнице внизу их провожать. Когда почти все иностранцы уже сели в автобус кто-то из последних повернулся и бросил прямо на асфальт несколько жевачек. Мы все стояли не шелохнувшись, но двое из наших не сдержались и бросились их поднимать. Это был Серёжка Воробьёв и ещё кто-то. Учителя с Кобылинской во главе на них шикали, но старались соблюдать политес. Ребята их либо не слышали, либо не могли оторваться. Кто-то из учителей даже порывался их оттащить. Иностранцы смотрели из окон автобуса, даже фотографировали. А мы стояли остолбеневшие. Я чувствовал, как пылают мои щёки – было очень стыдно.
История третья
В 8 классе к нам приезжал французский класс из города-побратима Бордо (помните, тема такая была «Lеs villes jumilee»?) Приехал класс полным составом со всеми отличниками и хулиганами. Вот с последними мы и затусили, помнится, ездили даже куда-то на трамвае. Они громко кричали, висели на поручнях, прямо скажем - вели себя беспардонно. Тогда я с иронией отметил, что наши гопники стараются их напор сдерживать, ибо даже им неудобно перед согражданами было!
При том, что мы французский уже пять лет изучали, ну и они, считай, столько же, мы друг друга не понимали фактически от слова «совсем». Но помню, что как-то мы разобрались, что они хотят от нас мату научиться, ну и нам французские ругательства показались сугубо интересными. Одним словом, учебный процесс пошёл! Потом они принесли сигару, и мы все её, как трубку мира, курили. Вначале французов человека 3-4, потом наших – человек 5. Помню я был, Димка Голубев, Владик Липатов, кто-то ещё, ну и куда в такие мероприятия без Сергея Окунева! Наши некоторые уже курили, но сигары курить никто не умел. Наверное, с полчаса мы чуть ли не вдесятером мучили эту сигару, потом плюнули и бросили её на дорогу - как раз в начале улицы Воскова, напротив музыкальной школы. Через два часа я возвращался и увидел её на том же месте всё ещё дымящуюся. Что вызвало у меня мысли о бесконечности и неотвратимости бытия: пройдут века, наш город перестанет существовать, его остатки занесёт песком, но там, в глубине, будет лежать и дымиться эта сигара, над которой время уже давно не властно!
А ещё я подумал, что они взяли весь свой класс целиком, прямо по списку. А, если бы мы отправлялись во Францию, то у нас взяли бы только лучших из лучших, блатных каких-нибудь и комсомольский актив во главе с Таней Смекалкиной! Я, кстати, лет пять назад её на улице встретил: работает бухгалтером, дочке тогда лет 12 было, не замужем…
Родительское собрание
Между 4 и 7-8 классами, когда у нас классными француженки были, это ответственное бремя несла учительница русского и литературы Лидия Ивановна. Дама была манерная с претензиями на аристократизм, носила всё время носовой платок в рукаве и изысканно его доставала. Была она худощавая и регулярно рассказывала, какая она честная, ибо в блокаду, будучи в гостях, не взяла ржавой иголки из цветочного горшка, а швейные иглы тогда на вес золота были. Замечания делала в этакой специфической манере: «Игнашов, палец сломаешь!», а сама брезгливо смотрела в другую сторону. Наверно, не открою я вам тайны, что класс наш успеваемостью не отличался: так сложилось, что все приличные из класса уходили, типа балерины Ковтун или брата с сестрой Погодиных (любил я в её рыжих волосах носом зарываться, когда в очереди в столовую за ней стоял), а Кобылинская собирала у нас исключительно представителей неблагополучных семей. Из 28 человек 20 имели «пары» в году. В 7 классе я по успеваемости лучшим из парней был – у меня была одна тройка, без троек учились разве, что Оля Мешкова, Ольга Титоренко и Наташка Ефимова. Учителя не раз нам говорили, что положиться в классе не на кого – болото сплошное. Так мы потом на переменах в это болото и играли – засасывали проходящих мимо.
Разборы диктантов у Лидии Ивановны превращались в шоу: - Скворцова – 28 ошибок, весь класс – «Вау!» - Воробьёв – 36 ошибок, весь класс – «Да!». Смирнова – 39 ошибок, мы опять - «Ура!» Таких «передовиков» у нас 4-5 было. Развлекались, одним словом. Помню, как на экзамене в 8-ом классе Димка Игнашов с Русей Свислоцким не могли ответить сколько букв в нашем алфавите, т.к. перепутали буквы и звуки, - смотрели друг на друга и ржали. А им этот вопрос Женя Геллер, по-моему, задавала, чтобы хоть как-то на тройку их вытянуть! Но наиболее запоминающимися у Лидии Ивановны были родительские собрания. Мама приходила всегда под впечатлением и мне пересказывала. Сидят, значит, родители тихо-тихо, а Лидия Николаевна медленно так ходит между ними, потом подходит к кому-нибудь и негромко, но отчётливо говорит: «Знаете, ваша дочь – форменная дура! Ни одного предложения без ошибок написать не может!» Или «Ваш сын – он, уж простите, идиот – в слове из трёх букв четыре ошибки!» Это когда Серёжка Воробьёв вместо «ещё» «исчо» написал. Ходила она так медленно, выбирала жертву, и никто из родителей не хотел услышать, что его отпрыск «не способен мыслить». Акторы этого выступления из родителей, как правило, были одни и те же за редким исключением. Бывало и по мне проходилась. Со временем эта манера вести так родительские собрания уже не вызывала у родителей краски стыда – попривыкли все потихоньку, впрочем, как и их дети.
Сила искусства
Был у нас одноклассник – Борька Стыскин, после 8-го ушёл. Иногда мы у него собирались, обсуждали чего или байки его слушали, типа, про прадеда, который был купцом первой гильдии… Дело не в этом, конечно, а в том, что как-то так складывалось, что фантазии у Борьки регулярно получали воплощение. Вот, например, посмотрели мы Остров Сокровищ (а время это было, когда, если фильм выходил, то вся страна его смотрела). А Борька и говорит: да ерунда, это всё. Я такую трубку Бен Ганна сам сделаю! Пришли к нему, а он берёт, значит, свою лыжную палку алюминиевую, отпиливает с обеих сторон. Достал у мамы спицу короткую, поролон где-то оторвал, подогнал, чтобы плотно прилегало. Дунул – и спица с поролоном, сделав небольшую дугу, красиво втыкается в дверь. Поставили мы тогда два стула в двух с половиной метрах друг от друга. На один он водрузил учебник по физике, а от другого мы по очереди «стреляли». Чем сильнее дунешь, тем быстрее летит. В общем, кто больше страниц за раз пробьёт, тот и победил. Через полчаса дыхалки наши сдохли, и голова несколько стала подкруживаться. Учебник отчасти стал напоминать дуршлаг. До сих пор поражаюсь, как он его Асе Захаровне потом сдал.
Но это была только присказка. Сказка будет впереди! Сидел как-то у Бори Димка Голубев. Смотрели они, кажется, «Десять негритят». Борька и говорит, что классно, всё-таки эти гримёры работают, так натурально получается. - Да, ну, говорит Голубовский, - я сам, знаете ли, артист больших и малых театров, так нарисую, что ни один патологоанатом не отличит! - Ну, это, Дим, ты гонишь! - Да, наспор! - А давай! За Борей не заржавело: достаёт он набор гуаши, ну, этот, который шесть баночек в картонной коробке, кисточки разные… И Димка приступает к действу. Нарисовал аккуратненькую чёрную дырочку на виске Борьки, добавил, там красные подтёки и всё такое. Борька берёт мамино ручное зеркало, подходит к большому зеркалу в трельяже. Рассматривает всю эту красоту и говорит: – Да, ну! Мастер называется! А осколки кости височной где? А Голубовский ему – ты, мол, не критикуй раньше времени, я ещё не закончил! Берёт банку цинковых белил, добавляет там немного и довольный результатом оставляет Борю наедине с зеркалом и произведением гримёрного искусства. – Видела бы сейчас тебя твоя мама, она бы вообще в обморок упала. - Тю! - говорит Борька, – ты мою маму не знаешь! У неё, типа, сильно развитое критическое мышление. Она на такую фигню не поведётся! Задел, так сказать, автора за живое. - Знаешь, что, Боря! Ты говори-говори, да не заговаривайся. Здорово же получилось! Но тут уже Боря в позу встал: – Давай, говорит, проверим! Дождались они вечера. Ближе к шести лёг, значит, Боря в дверях дырочкой наверх. Голубовский ещё у него в холодильнике томатный сок взял, полил его немного, лужу рядом небольшую сделал. Одним словом, мама борина, как дверь открыла, так обратно на лестницу в обморок и рухнула. Голубовский эту картину как увидел – Знаешь, Боря, я это, пойду, пожалуй! И свинтил по-быстрому. Боря потом маму весь вечер корвалолом отпаивал. А папа борин, в общем человек скромный и тихий, наверное, единственный раз в жизни высек его как сидорову козу. Голубовский долго ещё потом к Борьке не ходил. Так, на всякий случай!
Эксперименты опасные и не очень
Ох, и любили мы опыты разные проводить, запускать, поджигать там всякое. С 7 по 8 класс – расцвет пиротехнического творчества был. По первости брали лист бумаги, на него таблетку гидроперита, обильно посыпали фиксажем. Сунешь в парту на перемене и у тебя ещё секунд 20 есть, чтобы спокойно выйти и сделать вид, что ты здесь не причём! А затем начиналась белая дымовуха с шипением и мерзким запахом, а на листе оставалась такая же отвратная, как и запах, яичница.
Брали, помню, гильзу от мелкашки, в неё серу со спичек счищали (штук десять их уходило). Потом плоскогубцами край зажимали – и на рельсы под трамвай. Клали, опять же, на остановке, напротив школы, причём положить нужно обязательно зажатой стороной против движения – тогда взрыв громче был. Бабульки регулярно на нас ругались, а посему делать надо было быстро, точно и незаметно. Ни дать ни взять - кружок «Юный диверсант». Анекдот тогда ещё ходил: «Товарищ! Немцы далеко? - Да что Вы, дедушка! Война уж 40 лет как кончилась! - Да? А мы поезда до сих пор под откос пускаем!»
А, если удавалось у тётеньки-мороженщицы выпросить кусочек сухого льда, то и бутылки пепси-колы было не жалко ради такого дела! Позже уже ментос в бутылку клали. Но могло и бутылку вдребезги разнести! У меня в пионерском лагере сосед по палате был – редкостный сорвиголова, - так, вот, у него на руках под кожей не то осколки, не то дробинки прощупывались.
Наше «ракетостроение» являло собой отдельный вид опасного детского творчества. Начали с магния с марганцовкой. Магний достать было нелегко. Кто где брал. Помнится, у меня в наборе «Юный химик» ленточки магниевые были. Я тогда Голубовского в гости пригласил – мы с ним вместе жгли. В набор входил защитный металлический поддон. Я, значит, магний пинцетом взял, очки защитные надел, - типа, практикующий учёный, - над поддоном этим ленточку одну поджёг – свет яркий, сварке подобен, аж слепит. Голубовский не сдержался и решил потушить – дунул, значит! У меня этот горящий магний дугу описал мимо поддона и мягко так на стол прилип. Скатерть вообще не в счёт, а столешница больше чем наполовину прогорела, ну и диаметр с пяти копеечную монету. Хорошо хоть графин с водой неподалёку был! Я Голубовскому, конечно, «спасибо» сказал. Но мне родители куда большее «спасибо» передали - стол выкинуть пришлось.
Но, чтобы магний не горел, а взрывался нужен был не просто металл, а стружка – чем мельче, тем лучше, ну и марганцовка, конечно. Владик Липатов магний на заводе «Вулкан» достал, что на набережной адмирала Лазарева был. На уроке труда он этим, как его – драчёвым напильником втайне от трудовика весь урок старательно получал волшебный порошок. Но тот в конце концов заметил, отобрал всё и выкинул – обидно было Владу, просто до слёз! Да и запуск трёх ракет откладывался на неопределённый срок. Для корпуса ракеты брали мы алюминиевую баночку из-под таблеток каких-то. Приклеивали крылья, стабилизаторы, хвост, как у Бурана. Влад любил и разрисовывать их – ответственно подходил к каждому запуску! Засыпали в него смесь магния с марганцовкой, баночку в конце под сопло сжимали и запал делали. Оптимально под него бенгальский огонь подходил, но где ж его достать-то не в сезон? Бумагу задувало часто, поэтому брали пустой стержень и в него серу со спичек засыпали. Автор ракеты имел право первого поджига. Мы тогда считали себя просто физиками-ядерщиками! Ракеты эти обычно либо сразу взрывались, либо успевали подлететь, а потом уже в клочья. Грохот был, конечно, и облако дыма. Особенно в дворах-колодцах гулко отдавалось. Но мы довольные были…
Когда поумнее стали, - иногда и такое случалось, - целлулоид использовали. Шарики теннисные, расчёски разные, мыльницы. Дымовуха нам, конечно, и раньше была известна – Вовка Бондарь, гадский тип, ради прикола как-то предложил мне этим дымом затянуться! Чего-ж не попробовать-то? Только, когда его вдохнёшь, его уже не выдохнуть, задыхаться начинаешь, аж до слёз. Но в «ракетостроении» это был просто прорыв – ракета не взрывалась, а со свистом и дымовым следом поднималась этажа до пятого, а потом безвольно падала вниз. Её порой можно было и второй раз использовать.
И вот, однажды закончились у нас корпуса ракет, а смеси горючей ещё оставалось. Слово «ждать» было не про нас: нашли газету, высыпали в неё содержимое, сложили её в кулёк, подожгли и бросили. Лежит она тлеет, ветерок концы газеты теребит… Минута, другая проходит – ничего. Не выдержали мы, подошли, взял я этот кулёк в руки и стал раздувать – хорошо не сразу взорвалось, а с предупредительной вспышкой! Я чудом успел руки вниз разогнуть, прямо в сторону Серёжки Окунева. И ТУТ РВАНУЛО! Стоим оглушённые, в дыму, я ничего не чувствую: ни рук, ни себя и тут, как в кино, когда танкист из дыма подбитого танка выходит: закрыв лицо руками, проявляется из дыма Серёга и говорит так медленно - по смыслу, что я не прав. Я на него смотрю и понимаю, что у меня у самого левый глаз закрыт. Благо дело было во дворе моего дома, поднял нас Голубовский ко мне, под диктовку набрал мамин номер. Ну я в трубку и говорю: «Привет, ма! У меня один глаз не открывается, у Сергея Окунева – два». А надо знать мою маму! Работала она в своём ГЭМе на улице Бармалеева у самого Левашовского проспекта, но через 15 минут она с растрёпанными волосами уже нас Серёгой тащила к Сытному рынку к остановке такси. А надо сказать, что такси тогда, не то, что сейчас - дефицит опять же, там очередь стоит. И тут с Сытнинской улицы такси поворачивает. Мама на дорогу выбежала, руки в стороны, на капот легла. Водитель в шоке, народ в очереди шумит. Она нас с Серёгой назад затолкала, садится, пятёрку ему даёт, типа, шеф гони в травму глазную на Литейный! Он, значит, нас взглядом окинул, развернулся и как втопил, мы с Серёгой только в сиденье вдавились. Прилетели мы, значит, в травму – очереди, понятное дело, не для нас. У мамы вид такой, что люди от неё шарахаются, даже возмущаться не стали. Втаскивает нас в кабинет, а там такая молоденькая совсем тётя-доктор быстро всё и грамотно разрулила. Позвонила – сразу пришла такая же - забрала Сергея в соседний кабинет. Очередь затихла совсем, тоже наверно, ждут, что дальше будет. Нам тогда глаза закапали, просмотрели, пролечили и вынесли вердикт: у меня ожог левого глаза первой степени, у Сергея обоих – второй. Мой левый глаз стал чуть хуже видеть почти сразу, а у Окушка потом появились очки куда солиднее моих – прости меня, Серёга!
Экстрасенс (парта)
Географичка наша - Виноградова Татьяна Александровна, регулярно нам рассказывала, что чуть ли не половина класса куплена за её личные средства. И что практически любую вещь, вот, например, даже глобус этот, может она домой унести. А я как-то на перемене перед её уроком зашёл в класс, расположился поверх первой парты: сижу - ногами болтаю. И тут она входит и грозно на меня смотрит. И парта подо мной просто складывается, а я с грохотом и треском падаю на её обломки. У нас как раз контрольная по географии должна была быть. В общем, весь урок я в классе труда парту восстанавливал (гвоздями поверх полировки). А за контрольную она мне пару-таки поставила! Вот она - сила взгляда (это для тех, кто ещё битву экстрасенсов не смотрит)!
Зверюга
Классе в шестом где-то переодевались мы на физкультуру. Помните у нас в спортивном зале ещё, чтобы внутрь попасть нужно через мужской гардероб пройти? Когда девчонки опаздывали – они как раз через нас раздетых проходили. Я ещё подумал, что правильнее было бы наоборот сделать, чтобы интереснее было. Ну, так вот, снимает Владик Липатов рубашку, а у него там пояс из бинтов, и они ещё крест-накрест как пулемётные ленты у него через плечи перемотаны. – Влад! – говорю, - ты с какого фронта вернулся? Что случилось-то? – Ой, и не спрашивай! Тётка двоюродная умерла, мама её сиамского кота к нам взяла. Просто зверюга! – Да, брось ты! Не могла животина маленькая такого сделать! Помнишь поговорку: «У кошки 4 ноги и хвост, но ты трогать её не моги, за её малый рост». Человек - царь природы! – Ага! – говорит, - только мне в травме по-другому объяснили. Обида во мне за друга поднялась: знаешь, что, Влад, после школы пойдём сегодня к тебе – кота твоего воспитывать буду! – Уверен? – Я этого так не оставлю!
После школы взяли мы портфели, физру и сменку, и отправились на Вытегорский переулок к нему домой. Он как раз напротив автопарка жил. Вхожу я, раздеваюсь. Из комнаты кот выходит. Ну, я ему и говорю, мол, что ж ты, скотина такая, друга моего обижаешь? Почему… Закончить уже я не успел, потому как кот тон мой почувствовал, а потому зашипел и сразу в атаку пошёл. Но я ещё успел топнуть громко ногой перед его носом. Это, правда, последнее, что я успел сделать из наступательного арсенала. Боковым зрением я отметил, что Влад уже слился со стеной и освободил агрессору простор для манёвра. Следующие мгновения мы очень быстро меняли расположения, но сбить с толку противника нам не удавалось. Мои слабые попытки противостоять коту его только ещё больше раззадорили, и я был уже несколько покусан и поцарапан. Влад быстро занял высоты в тылу, и я не замедлил последовать его примеру. У него это вообще очень ловко получилось - сразу видно, что парень интенсивно тренируется. Он разместился на спинке кресла, поджав ноги, а я – на спинке дивана полулёжа. Зверюга почему-то на этой высоте нас не трогал, а прохаживался по полу, хищно охраняя свою территорию – альфа-самец чёртов! – Влад, говорю, что делать-то будем? – Да, через час мама моя с работы придёт и нас освободит. Где-то через полчаса: – Влад! Мне бы туалет. – Так никто не держит! Путь практически свободен, а кошка – это, как известно, друг человека, домашнее животное, – саркастически заметил он. Вспомнил я его всего в бинтах, как с передовой, и сразу перехотелось почему-то. Ещё через полчаса действительно пришла его мама, взяла на кухне швабру, и шипящую зверюгу загнала под шкаф. Спустились мы, наконец. Оделся я, принёс ему свои соболезнования и отправился домой. Мне даже полегчало – дома у меня из питомцев были только рыбки.
Испытание
Классе в 4-5 пришёл к нам Игорь Леонов. Он нас на год старше был – крепкий такой, рослый парень. В принципе, у всех у нас дурацкие «мужские» игры бывали – одно только «В Армению за яблоками» чего стоило! Но тут другое. В восьмом уже классе Игорь этот такую штуку откуда-то принёс: зажимал парням шею между предплечьями, кисти рук сзади в замок – и приподнимал за шею немного, а потом опускал. Почти все мы через это прошли, но с Голубовским это как-то болезненно получилось. Шею тот потёр, поморщился и пошёл на урок. Мы-то про это почти сразу забыли. А у Димки спина всё время ныла – он в итоге в конце недели маме своей посетовал. Она его в пятницу после уроков в поликлинику и отвела. Снимок сделали, а там два позвонка сломано. Она, естественно, за сердце, младшего соседке оставила, а с Голубовским в больницу рванула. Возвращается, а перед её приходом малой у соседки на себя кастрюлю кипятка опрокинул. Ну и с этим на Скорой в ожоговое отделение. В общем, всё обошлось: Димка на наклонной доске полгода на лямках провисел: несколько раз его приходили-навещали: по несколько человек из класса собиралось. У младшего тоже все эти шрамы-стяжки лицо не задели, всё под одеждой осталось. Оба выздоровели, женились. У младшего, помнится, сын родился. Но, что их мать в тот день испытала – врагу не пожелаешь!
Коллекционер
Сколько себя помню, всегда коллекционировал что-нибудь. Будь то вкладыши от жевачек, вырезки из журналов с красивыми машинами и гоночными мотоциклами или ещё чего. Мне родители всегда говорили, что я в детстве игрушки не ломал, книжки не рвал и, если папа сказал, что пластинки его не трогать, то не трогал.
Чего я только не коллекционировал! Но, кроме стандартных увлечений марками и значками была у меня парочка и особенных коллекций. Гордостью моей была коллекция гильз и патронов. Особенно упаковка целых патронов мелкашки. А главным шедевром была гильза от противотанковой пушки - сорокопятки. С ней, кстати, связана такая история. Когда я был в пионерском лагере в Эстонии (Нарва-Йыэсуу), мы там много гильз на пляже находили, и кто-то из ребят откопал эту – здоровенную латунную красивую, и заныкал себе. А нас в лагере регулярно на какие-нибудь трудовые десанты подписывали. В тот раз досталось кучу земли переносить. Ну, так, этот доблестный пионер ничего лучшего не придумал, как откосить от этой работы самым радикальным образом: закопал он эту гильзу, чтобы только часть торчала, и кричит вожатому: «Здесь снаряд!». Ну, вожатый, суету навёл, все работы прекратил, «Я спасу вас!» кричит. А пионерам только этого и надо было. Когда разобрались что к чему, он (вожатый) нас собрал и говорит – у кого эту гильзу найду, - хана! Владелец гильзы почувствовал, что жареным запахло, ну и струхнул малость. А у меня тяга коллекционера сильнее страха была. Гильзу эту я в чемодан положил и в одежду замотал, чтобы в глаза не бросалась, хотя тоже стрёмно было. Мама, понятное дело, такое увлечение не одобряла, и когда я уже постарше был, типа, в стройотряд уехал, она тихонько всю эту коллекцию на помойку и отнесла – от греха подальше.
Настоящий прорыв моей коллекционной деятельности наметился в шестом классе. У меня тогда сразу несколько новых направлений добавилось: я решил собирать монеты – мамины друзья (а она у меня спортсменкой была – 2-х кратным чемпионом Ленинграда по настольному теннису) мне регулярно, то стотинки какие, то марки финские приносили, шведские кроны тоже попадались. Монеты у меня хранились в коробке из-под мармелада из гуайявы. Была и такая экзотика в детстве! Мы сейчас её больше как гуаву знаем.
Апогеем был день, когда мы с мамой в гости к её подруге пошли, а у той муж собирал масштабные модели самолётов, раскрашивал их. Красотищи такой я ещё не видывал, а потому всем своим детским сердцем отдался новой страсти без остатка! У него ещё литературы всякой иностранной по этой теме было, с картинками красивыми. Как тут устоять-то? Лет на десять меня тема сборных моделей захлестнула. Основным их источником был игрушечный магазин, что на углу Большого проспекта и Ижорской улицы (напротив памятника Добролюбову). А литературы – Дом иностранной книги на Литейном. Со временем стал я и в другие магазины захаживать, и в отделы игрушечные в ДЛТ и Гостином дворе. Как ни странно, сборные модели чаще всего появлялись в магазинах «Юный техник». Класс у нас дружный был – ребята ко мне часто наведывались - подсадил я и их тоже. Вместе стали мы обходы по магазинам делать. У нас даже свой маршрут был: начинали всегда с магазина на Большом, потом ДЛТ и Гостиный, потом игрушечный в конце Гороховой (его Вадим Седых открыл), потом в центральный Юный техник на Кировском заводе и ещё один на Краснопутиловской. Транспорт тогда ходил – не чета современному, - большой обход пару дней занимал, а потому чаще раза в месяц не ездили.
Голубовский как-то в компании блеснул знаниями по авиации. О! – говорят ему, - да ты спец, как мы видим! Как Димка мне потом рассказывал: вздохнул я грустно, и ответил – Приходится!
Как-то раз мы с Андрюшкой Виноградовым пошли в игрушечный на Большой, а там в тот день на УПК продавщицами работали Аня Фёдорова с Анжелой. Подошли мы, так, к девчонкам - покажите, говорим, воон ту модель подводной лодки «Северянка». А Аня посмотрела на нас, как на детей малых, когда она тут, можно сказать, уже, как взрослая, работает, а мы всё в бирюльки играем. Смутились мы с Андреем и решили больше сюда ни ногой, по крайней мере, пока тут наши УПК проходят!
Но, вернёмся к машинкам: однажды, в том же 6-ом классе отвёл я папу и маму к дивану и сказал, что у меня к ним разговор серьёзный есть. Мол, не раз уже у ребят видел машинки масштабные – очень хочу их собирать. Они сказали, что подумают, и через некоторое время папа мне принёс две машинки, которые и положили началу коллекции. Я не мог на них налюбоваться так, что до сих пор помню их названия: Iso Grifo и Shia V.280.
На самом деле самой первой моей машинкой был Руссобалт, который мне родители подарили, когда я осенью из деревни приехал – лет 7-8 мне тогда было. Такой же и брату подарили. Мы с ним вместе в них играли, но он свой быстро разбил, а у меня мой до сих пор в коллекции стоит.
Некоторые модели неразрывно связаны с людьми, от которых были получены. Вот, например, однажды классе в 7-8 Маринка Безродная, послушав наши коллекционные дискурсы, вскользь сказала, что у неё родственник тоже коллекционер. У него, мол, иностранных красивых много, и она, в принципе может у него попросить и одну для меня. Ой, зря она это сказала! Глаза у меня загорелись, и проснулись во мне ранее дремавшие не всегда полезные качества. Месяца 3-4 я каждое утро встречал Марину со словами: «Маринка, где моя машинка?». Доставал её ужасно. Она уже сама не рада, что ввязалась, да поздно было. Наконец она сдалась и принесла мне гоночную машинку французской фирмы «Norev». Счастью моему не было предела, ибо на тот момент это была самая крутая машинка в моей коллекции. Но по лицу Марины было видно, что далась она ей нелегко, от сердца, можно сказать, оторвала. Так, что эта машинка для меня теперь неразрывно связана с её именем!
Мишку Хабарова пришлось измором брать: у него была заброшенная коллекция, в которой был крайне редкий на тот момент Москвич-403. Пошарпанный немного, но всё равно – вещь ценная. Я Мише и деньги предлагал (для меня немалые), и обмен тоже. А он – ни в какую! Только года через полтора всё-таки сдался.
Приятнее всего было иметь дело с Пашей: как-то зашёл я к нему в гости, а у него в шкафу стояла модель грузовика с прицепом для перевоза автомобилей. Сверху на этом прицепе стояли три спортивные модели, а внизу - три Мерседеса. О! – говорю, - Паша, поменяй, пожалуйста! – Да, не вопрос, только видишь, они одинаковые все, т.е. нужны тоже две одинаковые. - Замётано, говорю. Купил парочку Фордов Консул Картина и довольный обменом понёс сокровище домой. Так, что ещё две машинки у меня имени Павла Бабкина!
Пубертат
Не знаю, как вы, но я каждое лето в пионерский лагерь ездил – у нас дачи не было. Видел я и получше, и похуже, но в каждом всегда были танцы. Я это мероприятие, честно говоря, не любил, да и танцевать не умел к тому же. Но не скучать же в одиночку, когда вся жизнь там? В общем, пропусками отмечен не был. А надо сказать, что вожатые всегда там присутствовали и нравственность юных строителей коммунизма отчаянно блюли: если ты в младших классах, то будь любезен держать девочку за талию, чтобы угол в локте был 90 градусов! Это обеспечивало безопасное расстояние сантиметров в двадцать. Ну, если ты в классе 7-8, то на некоторые вещи правильные вожатые глаза закрывали, но чтоб рука с талии сползла – ни-ни! Я помню даже ходили поправляли! К чести их стоит отметить, что под конец танцев, когда младших уводили, бывало вожатые и сами уходили. И тогда там такое творилось, что и целовались иногда – ужас какой!
И вот, значит, после 7-го класса поехал я в пионерлагерь «Нева» от маминого Гидроэлектромонтажа в Нарву-Йыэсуу (мы специально слушали, как местные это произносят, ибо люди с нормальной психикой слов таких придумывать не должны!). Я тогда в расцвете своей спортивной карьеры был: в сборной лагеря по футболу, волейболу и настольному теннису; в спартакиадах разных там выигрывал – одним словом, парень видный. И вот под конец смены, как водится, дискотека. Стою я в углу с пацанами, серьёзные разговоры веду… И подходит ко мне девушка – прямо-таки профессиональная переговорщица, отзывает меня в сторону и говорит, мол, что вот та потанцевать с тобой хочет. Я глаза поднимаю, а там симпатичная такая брюнетка из первого отряда – года на полтора меня старше. Я тоже уже в общем парень не малый – перед сменой первый раз побрился! Ну, значит, с некоторой напускной вальяжностью подхожу к ней, говорю, мол, ну, давай что ли потанцуем. Пошли танцевать, а я в голове прикидываю, что делать-то? Но чувствую, что мне делать ничего и не придётся – сама ведёт, и двадцатью сантиметрами там уже никакими и не пахнет! Потанцевали мы там раз, другой, одним словом, отношения какие-то сложились, и до конца смены вместе тусили. В поезде на обратном пути мне переговорщица та место рядом с ней уступила.
На Балтийском вокзале мы разошлись, но телефонами успели обменяться. Это, кстати, не как мобилами сейчас, тогда телефоны стационарные были и с проводом, пружинкой скрученным, и не у каждого он ещё и был. И тут как-то в пятницу звонит она мне и говорит, что родители её с сестрой на дачу завтра уезжают, а она приболела немного. - Может навестишь, там, чайку попьём? Чего не зайти-то? На следующий день встал я, зубы порошком зубным почистил, свитерок красивый надел. Он правда несколько не по сезону был, но красивых других нет, - ради такого случая можно и потерпеть! А самого, верите-нет, мандраж берёт – непонятно почему. Вышел аж часа за полтора – она на Лесном жила. Время дофига, иду медленно, весь в мыслях о предстоящем свидании. И вот плетусь я по улице Маркина нога за ногу, дохожу до автопарка, а навстречу мне Владик Липатов идёт, с авоськой – там бутылка молока за 20 коп и батон нарезной. Вот, говорит, мама в магазин послала. А ты куда? На свидание иду, - не сдержался я. - Да, ну! И глаза у него аж вспыхнули. - Да, говорю, она меня на полтора года старше. Тут на его лице отразились смешанные чувства уважения и зависти. - Знаешь, что, Влад! Стрёмно мне что-то, пойдёшь со мной? Второй раз просить не пришлось – пулей в парадную, авоську бросил, зубы почистил, всё нарядное надел - минут через семь обратно вылетел! Идём мы с ним вместе и сразу видно, что парни не просто так шастают! Доехали мы до Финбана, выход на ул.Академика Лебедева, повернули направо и вперёд, как оказалось, ещё метров шестьсот пройти надо было. Где-то в середине я останавливаюсь: – Влад, да ну, нафиг, давай не пойдём! - Да ты что! Не ссы, я с тобой! Дыши глубже! Я, значит, три раза глубоко выдохнул (как физручка наша Ирина Георгиевна учила) и двинулись дальше. Нашли дом, парадную. Поднялись, значит, звоню. Она открывает, и в лице несколько меняется. Я так: – Это Владик! У Влада рот до ушей: – Здрасьте! Посмотрела она выразительно на меня и говорит, ну, мол, проходите… с Владиком! Я обувь в прихожей снимаю и говорю, что к чаю-то есть? Печенье-варенья какие – я знаешь ли до сладкого очень охочий! И тут непруха какая-то: я варенья люблю, конечно, но у неё было только чёрносмородиновое и крыжовниковое, хуже них только красносмородиновое! Да, думаю, свидание как-то не задалось, хорошо хоть Влада взял: он ситуацию вытягивал - пару историй каких-то рассказал. Но, честно говоря, не очень помогло. В общем, чай мы попили, посидели немного, откланялись и ушли. Идём по Лесному обратно, и Влад так говорит: - Слушай, а тебе не показалось, что напряжённая она какая-то была, не комфортно как-то было? - Да, говорю, и я на более тёплый приём рассчитывал – сама же пригласила. Фиг знает, что у этих девчонок на уме! Да, действительно, и чегой-то она?
В лучших традициях Полпота
Как-то в конце урока по начальной военной подготовке, когда мы автомат Калашникова изучали, отправил нас военрук в подвал: возьмите, мол, автоматы, мелкашек тут ещё осталось с прошлого занятия, и давайте в хранилище. А я тут пока документы уберу, класс закрою. Взяли мы всё это богатство и на выход. А, если помните, вход в подвал у нас на улице с торца школы был, ближе к улице Олега Кошевого. Скучно нам стоять перед закрытой дверью – погода опять же хорошая. И тут, уж не помню кто, но с Калашниковым рванул на остановку с дикими воплями. Видимо это точно отразило настроение оставшихся, ибо через мгновение мы все ломанулись за ним. Стоят, значит, эти ожидающие трамвая ничего не подозревающие люди, и тут выбегает с десяток вооружённых школьников с криками и воплями, потрясывая оружием, потом заняли круговую оборону, остановились и приготовились к стрельбе. А надо сказать, что люди эти не то, чтобы были готовы к подобному вторжению. Более того, подготовка у них к неожиданным вооружённым нападениям, чего уж тут скрывать – из рук вон! Короче, остановка впала в ступор. Тут из-за школы выходит наш военрук и лицо его красноречиво отражает весь спектр ненормативной лексики, соответствующий ситуации. Боевой летучий отряд школьников исчез также быстро, как и появился. Отряд-то исчез, а ступор остался! А нефиг в рабочее время на остановках стоять, когда в стране каждая пара рабочих рук на счету!
История эта напомнила мне чудный эксперимент юридического института генеральной прокуратуры, что на Литейном, 44, на курсах повышения квалификации следственных работников в конце 1970-х – начале 1980-х. Тема лекции была, типа, достоверность свидетельских показаний или что-то в этом роде. Представьте себе большую аудиторию амфитеатром, сидит в ней человек сто дознавателей и следователей прокуратуры и милиции. Выходит лектор: дедушка – божий одуванчик, и начинает лекцию, типа, анализ двух с половиной тысяч дел за последние полгода свидетельствует о сильных расхождениях свидетельских показаний с материалами дела… И тут в зал вбегают несколько человек, начинают стрелять из автоматов и пистолетов. Грохот, дым, шум. Они ещё что-там орут, хватают лектора, засовывают его в мешок и отстреливаясь убегают! А надо сказать, что время тогда было очень спокойное – самый расцвет брежневского застоя. Народ не избалован никакими экшенами и флэш-мобами всякими, причём даже в кино. А тут такое, да и ещё в самом сердце следственных органов. Ну, вы всё поняли – народ в аудитории просто охренел! Буквально через пару минут возвращает этот дедушка - божий одуванчик, потирает так гаденько ручки и говорит: «Ну-с, продолжим! Итак, сколько было нападающих? Как меня похитили? Чем были вооружены? Как одеты? Что требовали?» И начинает, значит, аудиторию опрашивать. Ну, все, соответственно, кто во что горазд! Дедушка возвращается на кафедру, обводит всех взглядом победителя и с этакой смесью сарказма и пафоса подытоживает: «Уважаемые товарищи! Коллеги! Сейчас мы с вами убедились в полной неспособности объективно отразить ситуацию притом, что вы – профессионалы, люди, обладающие опытом, специальными знаниями и подготовкой, наблюдавшие за происходящим в идеальных условиях. Так какой объективности вы хотите от простых свидетелей, особенно по прошествии нескольких месяцев?» Занавес!
Дима Звездин и Дикий Запад
В 10 классе у нас по понедельникам какое-то время первые два урока были НВП (начальная военная подготовка). Уроки вёл капитан второго ранга в отставке. Хороший мужик был – не то, что его предшественник. И как-то раз в понедельник к первому уроку пришли трое: я, Коля и Дима Звездин, и всё. Посмотрел на нас военрук и говорит: - Ну, раз вы такие молодцы, то надо вас поощрить что ли – пойдёмте в тир. А надо сказать, что в подвале нашей школы было бомбоубежище, с этими металлическими дверями-перегородками, как в кино, и был там тир. Дал он нам по пневматической винтовке, по пачке пулек. И пошёл мишени вешать. Работа эта, кстати, опасная, т.к. за спиной люди вооружённые стоят – мало ли кому что в голову придёт. Одним словом, вешал мишени только он. Ух мы там душу отвели! Но к концу второго урока просто стрелять стало уже скучно. И мы, значит, уже с разворота пробовали, как в лучших ковбойских фильмах! Военрук наш только пошёл в очередной раз мишени вешать, как тут наш скромник Дима в прыжке с криком с разворота – всадил в мишень, которую военрук ещё даже повесить не успел. Прямо из рук у него выбил! Военрук оторопел, молча на нас смотрит. Мишень, качаясь, опускалась на пол. А мы с Колей переглянулись и реально от Димы впечатлились!
Миша и пулемёт
История эта достаточно известная и уже успела обрасти множеством дополнительных деталей. Но, так как она относится к золотому фонду перлов нашего класса, то имеет полное право перейти из разряда устных преданий в книгу почёта.
А дело было так: ни для кого не секрет, что дача у Миши находится в районе Синявинских болот, где, как известно, что ни копнёшь, всё история. То морковку копал – каску нашёл, то картошку окучивал, так аж целый вражеский клинок раздобыл, про патроны и мелочь всякую уж и не говорю. Не поручусь, насколько всё это было правдой, но каждый раз, когда мне Миша рассказывал о своих находках, глаза мои загорались, как у школьника, первый раз попавшего в рыцарский зал.
И вот однажды, углубясь в свои, так сказать, сельхоз работы, откопал Миша ручной пулемёт. Ну как пулемёт? Приклад сгнил, газоотводную трубку ржавчина съела. Ствол один, да затвор к нему, страшненький ржавенький – настоящий музейный экспонат. Но Миша не был бы Мишей, если бы не задумался о практическом применении вещи! Долго и упорно искал он какие-то оружейные масла, отмачивал, разрабатывал, шомполом, где-то раздобытым, ствол чистил. Одним словом, осваивал парень специальность оружейного мастера. Долго ли коротко ли, но однажды тёплым майским днём проходил я мимо его дома на улице Воскова, 6. Смотрю, а окна у него настежь и трубка какая-то в середине торчит. Дай, думаю, зайду-гляну. Прохожу к нему в комнату, а у него в окне не трубка, а пулемёт этот лежит. Ну, просто «Белое солнце пустыни» часть вторая! Запомнилось мне почему-то, что мушка на нём была почти целая. Тут Миша мне и похвастался результатом своего многомесячного труда: и ржавчину почти всю снял, и затвор мягко ходит. Что ни говори, а гордость мастера распирала. И говорит мне по секрету, что патроны к нему нашёл. Пробовать будет.
Где уж он пробовал, о том история умалчивает, но в понедельник Миша пришёл такой, что мимо него никто спокойно пройти не мог. Причём не только школьники, но и учителя все подходили к нему и спрашивали, мол, Миша, господи, что случилось-то? А выглядел Миша так, будто всё лицо его ветрянкой обсыпало - всё в мелких чёрных точках. Миша, чай не дурак, понимал, что будет – байку заранее придумал, мол, решил сварку попробовать, снизу-вверх варил, вот всего окалиной и обсыпало. Ой, брехун, думаю! Отвожу его в сторонку и спрашиваю: - Ну, где пулемёт-то? А Миша грустно так: - Нет больше пулемёта. В руках рванул, сволочь! Хорошо, хоть глаза целы!
Миша – он такой: если уж на стене в первом акте ружьё висит, то чего висеть-то? Обязательно выстрелит!
Лыжня
А помните, что каждую зиму мы всем классом ходили в поход на лыжах? Было это в то давнее время, когда Коля дружил с нашим физруком-хоккеистом Сергеем Анатольевичем. Они тогда с Колей собрали один рюкзак на двоих, и физрук договорился с Колей, что тот ему лыжи даст. Коля собрал вещей на неделю, рюкзак вышел огромный, он его на физрука повесил и сам бодро рванул вперёд с Зёриком. А физрук всё время плёлся сзади, отставал и на каждой остановке пенял на Колю, что и лыжи не смазаны, и рюкзак, как не в себя.
А я тогда чувствовал себя таким спортивным и дюже выносливым. Да и нытьё его поднадоело: вот я и говорю: - Давайте, мол, рюкзаками махнёмся, всё легче будет на несмазанных лыжах идти! Он, хитрец, быстро согласился. А я минут через пять понял, что явно погорячился, да деваться некуда – назвался груздем… Одним словом, иду я и чувствую, как эти явно узкие для такого веса лямки медленно, но неотвратимо входят в мой организм, а ведущий наш и говорит, что, мол, мы вторые были, но первая группа потерялась, так что мы первыми идём. Мы поржали, немного, идём дальше. Выходим из леска, а там такой длинный пологий спуск по чистому полю. Ну, думаю, во мне уже, наверно, ближе к центнеру, подождать надобно. Жду 5 секунд, 10… Пора! Встал тихо на лыжню и чувствую, что опять погорячился, и скорость уж сильно как-то набирается, да и Миша Хабаров слишком быстро приближается. Короче, влетел я в него, руками обхватил. Он орёт, а мы в четыре лыжи, четыре палки назад продолжаем ускоряться. А надо сказать, что ближе к концу спуска лыжня там проходила между двумя берёзами. Уж кто так лыжню проложил в чистом поле – тайна, покрытая мраком. Но перед самыми деревьями живописно раскинувшись в разные стороны, лежали Влада и, если мне память не изменяет, Таня Кучина. Чую в четыре лыжи мы в эту щёлку не пролезем. Я, значит, Мишу перехватываю повыше, подпрыгнул и повис на нём, подняв лыжи. Я ещё подумал, что лыжи надо поближе к Мише держать, а то на этих деревьях отделиться от него, как первая ступень, нефиг делать – только чуть лыжами в распорку деревья задеть! Миша тут совсем взвыл: «Заяц! Сволочь! Гад! Слезь с меня! Разобьёмся нахрен». Но с изяществом паровоза мы это игольное ушко всё-таки преодолели. Я по нему тихо сползаю, и мы опять в четыре лыжи и четыре палки свистим, но уже в гробовой тишине. Хорошо помню этот ветер в лицо и адреналин в крови! Метров через сто стали мы замедляться, но всё равно ещё «нам нет преград ни в море, ни на суше». А тут, значит, человеколюбие в нас с Мишей синхронно проснулось, ибо зашибить Иру Байрамукову мы точно не захотели и, таки, сошли с лыжни и зарылись в снег.
Миша тогда, вылезая из сугроба и отплёвываясь, высказал мне всё, что обо мне думает. Но по нему видно было, что доволен. Да я и сам, вынимая снег из ботинок, рукавов и из-за шиворота, улыбался. Здорово было! Но это ещё не всё.
Где-то через час наших мытарств, ведущий экспертно заявил, что с пути мы сбились окончательно и бесповоротно, и найти оный не представляется никакой возможности. А посему предлагаю, мол, идти по трассе с красными флажками – там лыжня жирнее! Тут мы опять поржали, прикинули, как обломится группа нашей поддержки, ожидающая на финише, ну и как администрация всего этого действа будет сообщать о пропаже второй группы. Через некоторое время мы вышли на станцию, погрузились в электричку и поехали домой.
А в это время Фаза и двое еже с ним на финише в здоровущем жбане готовили на всю команду вкуснющий суп из пакетиков. И вот, одна команда финиширует, вторая, третья… а Германа всё нет! Вечерело-стемнело. Пришла-таки к ним администрация и сказала, что, мол, и ваш отряд поглотила снежная пучина, и ждать их далее не имеет смысла. Ребята погоревали-погоревали, съели супа, сколько смогли, вылили весь жбан в снег и отправились восвояси. Однако в дороге им несколько поплохело, ибо количество съеденного супа было просто неприличным. Вот такая история!
Как Миша Хабаров в армии служил
Не знаю уж, что Миша после школы два года делал, но во время весенней призывной кампании оставил он у комиссии неизгладимое впечатление. А потому был отправлен на заполярный аэродром стратегических бомбардировщиков и ракетоносцев. Короткое полярное лето провёл в учебке, так сказать, адаптируясь, а потом, уж, извините, – мёрзните по полной программе! Понятно, что аэродром этот по периметру часовыми охранялся. А чтобы не замёрзли они там насмерть у каждого поста помещение имелось, типа, в себя прийти. Это, конечно, не шибко помогало, но выход был найден: ежемесячно для протирки прицелов и оптики там всякой выдавалось на руки некоторое количество спиртосодержащей жидкости с присадкой специальной. Зампотылу человек опытный был: присадку эту в спирт даже не добавлял, - а чего зря людей-то травить? И стояли, значит, эти стратегические бомбардировщики и ракетоносцы, и прицелы у них были пыльные-пыльные. А часовые, приняв для сугрева, сладко кемарили в своих каптёрках. А что: солдат спит – служба идёт! Периодически все посты проверять полагалось. Но, пока караул к первому посту подходил, тот подавал сигнал второму, тот – следующему и так далее. Выходил, короче, полный боевой порядок. Но как-то прапор один прознал про это безобразие и решил дисциплину поднять на должный уровень. Он на КАМАЗ с сопровождающим вскакивал и гнал сразу на последний пост. Поднимал там их уже в обратном порядке, ну и кому сутки штрафные давал, кому двое. Уровень службы, ясно дело, от такого беспредела падать стал. Народ зароптал: как управу на гада найти? Пошли к местному авторитету – Мише нашему. А он им, типа, ну чего вы как дети малые? Устав же есть! Как подходит караул к первому посту, а ты сразу – Стой! Кто идёт? - Так он же пошлёт нас сразу, проигнорирует не глядя! - Так ты дальше то устав читай: предупредительный выстрел вверх! Такое уж он вряд ли проигнорирует. Короче, сказано-сделано: рванул, значит, прапор в карауле и погнал на последнюю заставу. А первый постовой ему: – Стой! Кто идёт? - Да, пошёл ты! Ну, он, как Миша учил, выстрел и дал. А народ в кабине КАМАЗа к подобному развитию событий готов не был: прапор кричит: «Стоять!», а сопровождающий – «Газ жми»! Водитель тоже, конечно, в шоке, но команды выполняет на автомате – даёт вначале по тормозам, а потом газ в пол. Машину, понятное дело, от такого безобразия разворачивает, и они видят в свете фар офигевшего постового. А тот, в свою очередь, видит ревущую машину, которая развернулась и движется на него. «Давить будут, гады!» - переклинило того, и он начинает вести огонь, но уже на поражение. Прапор с командой только на сиденья полегли – стёкла в хлам! А надо сказать, что КАМАЗ – это вам не УРАЛ какой-нибудь, у него капота, за которым спрятаться, нету. И те в кабине это отлично понимают. Открывает, значит, водитель дверь – две пули по центру, открывает дверь сопровождающий – и в неё тоже попало. Не зря парень в учебке стрелять учился! Но, каким-то чудом они всё-таки попадали в снег и зарылись. Готовятся ответный огонь вести. И тут, значит, такой кипишь поднялся – сирены там всякие, народу навалило: это тебе не хухры-мухры, а ЧП на стратегическом военном объекте! Постовой сдался сразу, ну и наши «горе обходчики» тоже с потяжелевшими штанами, наверное.
Кто-то доброжелательно стукнул в органы - военная прокуратура не замедлила подтянуться. Тут и внутренняя СБ, разведка на всякий случай… Следователи там разные, особисты солдатика постового пытают, ну и прапору за инициативу досталось. А чего солдатик-то? Рассказал всё, как было – чего с него взять? И тут самый хитрый следователь подошёл к нему, руку на плечо положил, и говорит так вкрадчиво, мол, всё понятно, мил-человек, отпустим мы тебя на все четыре стороны, ты только скажи, кто ж тебя надоумил-то устав так буквально воспринимать? И только после этого отечественные спецслужбы вышли, наконец, на агента Хаба-Хаба. Тиски следственных органов неумолимо сжимались… Миша, как опытный разведчик, понимал, конечно, что длинные руки правосудия уже тянутся в его направлении, но виду не подал. Подготовка всё-таки! Закрыли, значит, Мишу в маленьком помещении с зарешёченными окнами. Пришли, там, два человека – давай, значит, в хорошего и плохого следователя играть: адреса, мол, пароли, явки… А Миша рад бы всё рассказать, да из головы что-то вылетело, на нервной почве, наверное. Миша и под дурочка косил, и юриста включал: что это, мол, граждане-товарищи, вы мне инкриминируете? Напоминание боевым товарищам о необходимости следовать положениям Устава? Но следователи профессионалами были – так просто их на мякине не проведёшь! Мысленно они его уже не раз отбуцкали, дважды расстреляли и показательно повесили. Каждому же ясно, что Миша де-факто: американский шпион, подрывник и диверсант, но де-юре – образцовый военнослужащий РФ, бескорыстно несущий положения устава братьям по оружию!
Надо сказать, что с честью Миша испытания выдержал: как ничего не знал, так ничего и не рассказал! Покусали себе локти эти недобрые товарищи, но делать нечего, - отпустили Мишу службу доблестно дальше нести. Однако, бдительное око, таки, включили. Не раз ещё Миша ёжился, как будто подглядывает за ним кто. Но, как ни ждали бдительные чекисты повторной активизации внедрённой ячейки, Миша их всё-таки прокатил.
И ни один прапор больше не рисковал ускоренно посты проверять или иначе как шороху наводить. В Заполярье, наконец, пришёл мир и спокойствие. А агент Хаба-Хаба ушёл в сторону горизонта, не оглядываясь, с чистыми погонами и чистой совестью.
Спортсмены
История 1. Кучное время
Как-то в 10-м классе выступали мы от нашей школы в спартакиаде: Паша, я и Стас Курценовский. Несколько было видов соревнований, ещё и в разные дни. В конце нужно было три километра на лыжах пробежать в Приморском парке Победы до стадиона Кирова и обратно. Построил нас Паша и инструктаж проводит: - Здесь важна именно командная работа! Не так важен индивидуальный результат каждого, сколько важно, чтобы слаженная команда показала кучное время! Всё понятно? - А то! А надо сказать, что лыжи – не моя сильная сторона, но т.к. в сборную взяли, то уж будь любезен! Встали мы, значит, на старт: Паша, я и Стас замыкающим. Сигнал. Ну, Паша и рванул - с лыжни на дорогу вышел и коньком – фьють, - только его и видели! Я по лыжне бегу – руки-ноги мельницей. На Пашу гляжу, и ощущение такое, что я вообще на месте стою. Какая там экономия сил! Нужно же кучное время показать! Короче, до стадиона я добежал и сдох напрочь. Пар от меня как от гейзера в заполярье, дыхание как у паровоза. Но долг опять-таки. Развернулся я и уж как смог до финиша дошёл – от Паши метров на 300 отстал. Упал, значит, лежу звёздочкой - странно, что снег подо мной не тает! А Стаса всё нет. Все команды уже финишировали, судьи ушли, организаторы мебель увозят, темнеет, даже я уже восстановился, а Стаса всё нет. Тут Паша и говорит, мол, он, наверное, на трассе в сугробе со сломанной ногой лежит, стонет и замерзает! А мы тут, понимаешь, ерундой занимаемся! Ну, делать нечего, встали мы на лыжи и в сумерках рванули обратно – Стаса спасать. Темно уже было, так что мы периодически его кричали. Всю трассу второй раз прошли. Нет его. На следующий день в школе: - Стас! ГДЕ ТЫ БЫЛ!!! - Да я на первых ста метрах лыжи сломал, расстроился и домой ушёл.
История 2. Наша школа - чемпион
Отправил меня классе в 9-ом наш военрук честь школы по стрельбе из мелкашки защищать. Не знаю уж, с чего он решил, что я хорошо стреляю. Видимо, наша 2-х часовая стрельба (я, Коля и Дима) его впечатлила. Кто ж в те годы пострелять откажется, да ещё и из мелкашки? Чай не каждый день! Прихожу по адресу: пол там бетонный, циновки какие-то с сеном лежат, промозгло. На них нас человек восемь, значит, лежит, целится. Я винтовку беру, приклад к плечу – прицелиться ещё не успел и бабах в потолок, там аж крошки сверху посыпались. Вот, думаю, засада, спуск-то какой лёгкий – только коснулся. И прицелов я таких раньше не видел: обычно простые с мушкой, а тут кольца какие-то совмещать надо. В общем, лежу-адаптируюсь. А надо сказать, что целюсь я медленно. Все вокруг давно отстрелялись. А никого не выпускают, пока я не закончу. Стоят они у своих циновок, на меня смотрят. А тяжело снайпером быть, когда вся спина от взглядов дымиться. Ну, да ладно, закончил я - вывели нас, построили. Судьи рядом ходят мишени наши проверяют. Один судья другому и говорит: 87 школа выиграла. Второй - уверен? Да, смотри, – достаёт мою мишень и второму показывает. Я здесь, когда дырки считал, заметил, что одной не хватает. А здесь, видишь, двойная. Т.е. он три пули в одну вогнал! Второй тогда и говорит, мол, тогда без вопросов! Я молчу стою: главное, что наша школа – чемпион!
История 3. 45-тый
Помнится, Коля в футболе у нас незаменимым форвардом был: он, когда своим ледоколом шёл, так просто всех сносил, ну и техника, конечно, присутствовала. Логично, что и размер ноги у него был немаленький. Как-то во время матча во дворе школы столкнулись мы с ним: я на мяч, а он мне ногой в живот. У меня на белой футболке отпечаток его ноги был от ремня до почти подбородка. Посмотрел я на свою футболку: так вот ты какой – 45-ый!
Несколько позже мне это размер удалось почувствовать, так сказать, в объёме. А дело было так: как-то в мае после уроков собрались мы, как обычно, мяч погонять на школьной площадке. Я, значит, в воротах маячу, Коля с Зёриком на пару защиту нашу крушат. И, вот, Зёрик накидывает ему к воротам, ещё низко так, Коля летит вперёд, замах… А я тут прыгаю, - просто по земле стелюсь, - прямо с ноги мяч у него снимаю и вижу, что колина бутса летит мне прямо в рот. Время тут сразу замедлилось, я уже представил, как до старости буду кашки хлебать. Но самосохранение сработало, и рот я инстинктивно открыл. Коля этот свой ботинок мне по самые гланды вогнал! Организм мой даже рвотный рефлекс не выдал, так, только глаза округлились, да внутренний голос сказал, мол, если ты, хозяин, этого амбала решил прямо с ботинками проглотить, то у меня для тебя плохая новость… Короче, я, значит, отплёвываюсь, а Коля стоит на одной ноге, а вторую с мокрой бутсой о штанину с тыльной стороны вытирает и застенчиво так извиняется в той характерной для него манере, которую мы все так любили!
История 4. Гад магнитный
Из спортивных приключений нашего класса был ещё эпизод участия в военно-спортивной игре, которая проходила в Военно-космической академии им. А.Ф. Можайского на Пионерской улице. Команда у нас была, помнится, человек семь, даже девчонки были. Если мозг мой не построил параллельную реальность, то Марина Безродная и Ира Тутькина были с нами, ну и как без Паши! Мы там какие-то азимуты по компасам искали, эстафету бежали и гранату метали. Вот, с этой последней и приключилась моя засада. Кидал я всегда хорошо, причём всё, что бы мне ни давали – хоть гранаты, хоть мячи арабские. Не раз был чемпионом по метанию в пионерлагерях: прям думал, вот сейчас я выведу нашу команду в лидеры. Но, как в том анекдоте: «крокодилы конечно летают, но низенько-низенько». Гранаты мы бросали во дворе этой академии, был там «коридор» выделен, куда попасть надо, и курсант в каске с флажком, который отмечал длину броска. И вот, выхожу я, значит, «раззудись плечо размахнись рука» - летит граната далеко и уже не видно где, как тут курсантик в каске резко отпрыгивает и на его место падает граната. Все ржут, а Паша мне объясняет, что мол, всё бы хорошо, но в «коридор» я не попал, а потому – незачёт. Но попытки было три – шанс есть. Во второй раз закинул я невод – каска только увернуться успел. Военные, значит, глумятся, пристрелялся, мол, кучно кладёт! Только Паша всё мрачнее и мрачнее. Третий раз: ну уж точно попаду! Прицелился, разбежался… Ан нет. Вот – гад магнитный! Этот этап мы тогда из-за меня проиграли.
История 5. Мачо
В 10-м классе, если помните, физкультура у мальчиков и девочек раздельно проходила. По пятницам, вроде, первые два урока под неё были. И так случилось, что из ребят пришли только мы с Пашей. Тогда физрук и говорит, мол, идите с девчонками позанимайтесь. Кто от девчонок-то откажется? Идём мы такие два спортсмена из сборной школы – накачанные, подтянутые, красавцы одним словом! Самомнение, как у олимпийцев! Проходим по спортзалу, где наша прекрасная половина, как мы думали, уже складывает свои головы. Нашли место свободное – рядом с женской раздевалкой и думаем, что сейчас мы покажем этим «детям» как «мастера» занимаются. Но не задалось как-то сразу: первое же упражнения было из моих любимых – пресс качать. Мы с Пашей красиво начали, и даже почти красиво продолжили, но потом мы сдохли. Лежу я, значит, корчусь, в слабых попытках продолжить, а рядом со мной Аня Немцова – вся красная, но продолжает делать. Да как так-то? У меня же кубики на прессе такие красивые и где эти кубики у Ани? Второе упражнение далось нам ещё хуже, третье приближало нас с Пашей к полному фиаско. Я с грустью и надеждой на поддержку обернулся на Пашу – и встретил такой же его взгляд! Лишь на одном сугубо силовом задании нам удалось отыграть «гол престижа». Второй урок был на гибкость… На весь зал мы с Пашей кряхтели, хрустели суставами, с глазами навыкате, красные от натуги, пытались хоть как-то повторить эти чуждые человеческому организму позы. По окончании второго урока мы уже лежали пластом, а девочки встали, и, равнодушно обходя нас, пошли в раздевалку. Я тогда ещё подумал, что так обходят победители поверженных врагов. Не знаю, как у Паши, а моё мужское самолюбие остро нуждалось в санаторно-курортном лечении!
ЛЭТИ
Вступительный экзамен
Накануне вступительного экзамена по математике я знатно отравился. Уж все подробности описывать не буду, но утром встал с температурой и живот болел так, что и не разогнуться. Нервяк перед экзаменом только усугублял ситуацию. Короче, так скрюченным, кое-как и доковылял до института. Даже опоздал немного – самым последним вошёл. Большая аудитория была амфитеатром: человек двести там сидело. Фрэнк, Гончар и Мишка Гребеньков куда-то в центр затесались, а мне место одно осталось - в верхнем левом углу, с краю то бишь. Всего два соседа – возможность на помощь естественным образом ополовинилась, - грустно подытожил я. Сел, посмотрел безрадостно на доску и понял, что представления не имею, с какой стороны к примерам этим подступиться! Спросил у соседа слева, а он нервный такой, весь на взводе: – Не дам, говорит, ничего! Не мешай! Торопиться мне уже явно было некуда: перед глазами ясно так выплыли картины армейских будней из программы «Служу Советскому союзу». Спереди девушка сидела – последняя надежда (у меня с женским полом, вообще, всегда полегче было). Учитывая, что заход «в лоб» с соседом как-то не задался, к ней, значит, уже подход ищу: – Сударыня, говорю, давайте первыми номерами сверимся. Она, не глядя, мне лист передаёт. Я всё аккуратненько переписываю. Ну и разобрался во всём, естественно. Правда, обратил внимание, что у неё описки пару раз встречались – невнимательность в арифметике обычная. – Непорядок, говорю, ошибочки тут у Вас. Проверила она и действительно рассеянность-таки на лицо! – Ой, спасибо! – говорит. Проверь-де остальные номера, пожалуйста! От чего ж не помочь-то хорошему человеку?! Таким образом, ещё восемь заданий ко мне перекочевали. Во всех, опять же, разобрался - ещё пяток описок у неё нашёл. А десятое задание понимаю, даже, если и спишу, то всё равно не разберусь. А потому и незачем! Короче, встал я, и самый первый из всего потока работу сдал. В итоге Фрэнк с Гончаром по тройке получили, Мишка Гребеньков – пару, а у меня была твёрдая четвёрка. Так, собственно, в ЛЭТИ и поступил. Судьба, однако.
История КПСС
В институте, кажись в 1991, мы ещё изучали историю КПСС – последний год это было, на нас всё и закончилось. Лекции читал харизматичный профессор с говорящей фамилией - Калашников. Ассистентка ещё у него была с огненно-рыжей копной волос. Прелюдия к курсу лекций состояла в том, что вся многочисленная литература по теме в реалиях современного этапа развития не отличается исторической достоверностью, а потому непригодна для применения. И только курс его лекций, - Да-да, именно и только он! - и есть единственный и непогрешимый источник знаний по данному предмету.
Кто ходил на все лекции и опять же на семинарах выступал, или реферат сподвигся написать, тот, соответственно, экзамен автоматом получал. А получить автомат у Калашникова особым шиком считалось.
С историей у меня ещё со школы не сложилось как-то, да и специфика предмета: конспектирование Апрельских тезисов, там, всяких, энтузиазма не вызывала, а потому на экзамен я вышел с пачкой шпор – узеньких и длинных, как сейчас помню свой стандарт: три строчки в клетку. Вошёл я, билет взял, а препод меня на первую парту и посадил. Первый вопрос билета: «Почему временно был снят лозунг «Вся власть Советам»? Ну, это в памяти освежить надо! - Подумал я, и полез за шпорами. А в это время Вадька как раз на кафедре Калашникову степенно излагал свои доводы. А у меня, как назло, шпоры эти на пол с характерным шелестом сыпаться стали, да, причём, не все сразу, а порциями – в три этапа. Вадька делает вид, что ничего на происходит, но речь его становится всё медленнее и медленнее; препод усиленно в окно смотрит; я ногой шпоры под себя шоркаю. Подходит ко мне златовласка эта, а я весь пунцовый сижу, руки вверх поднял, мол, теперь списывать не с чего, остались чистые знания! А вся беда в том, что с «чистыми знаниями» как раз дефицит и наметился! Отвела она меня на последнюю парту, села рядом и стала таким вкрадчивым голосом вытягивать то немногое, что ещё осталось. – Ну, так, почему же всё-таки лозунг-то этот сняли? А я помню, типа, что большевики после февральской революции в большинстве своём ещё в тюрьмах сидели, а потому состав этих самых Советов был преимущественно эсеро-меньшевистский, что категорически не устраивало товарища Ленина. Но, меня переклинило (бабушкины рассказы про раскулачивание вспомнил): и думаю, как скажу, что все «наши» в тюрьмах сидели, так и меня потом куда-нибудь за 101 километр. Минут сорок мы бились: она меня на тройку вытягивала, а я старался лишнего не сболтнуть.
Тройка, кстати, по Истории КПСС раньше вполне могла сойти за бунт против системы! Но наши институтские отцы-основатели таки лишили меня и этой возможности, ибо в приложении к диплому «История КПСС» записана у нас, как «Политическая история XX века». Эх! Такую изюминку потеряли! А для современной молодёжи фраза «Я был пионером» звучит почти также, как «Во времена Смуты я примкнул к Ярополку». Для них мы, наверно, последние из могикан или динозавры СССР, если хотите.
Стипендия
В 90-ые, как вы помните, вообще много чего интересного было. Помнится, и такой период, когда зарплату задерживали на месяц-другой, а то и не выплачивали вовсе. Мы в то время тоже месяца полтора уже стипендии не видели. А Мишка Гончар у нас как раз старостой был. И вот обзванивает он всех, что вот оно – свершилось, наконец! Я, тут, ясное дело, засобирался, и звонит мне Аня Пашина – Олег, ты же поедешь? И мне тоже возьми. – Конечно, говорю, - рядом же живём. А потом и Наташка Плотникова: – и мне тоже! Да, без вопросов, говорю. Через часок уже Вадик Иванов набрал – За стипендией едешь? – А то! – Я же к тебе собирался блок дистанционного управления на твою Радугу ставить, типа, не сочти за труд, и мою захвати. – Наша служба инкассации всегда к вашим услугам! - соглашаюсь я.
Собрался, значит, и отправился на явочную квартиру – к Саше Евгеньевой, - ибо повезло ей жить в доме между первым и пятым корпусами ЛЭТИ, наверное, в единственном жилом доме во всём квартале. Дверь она мне открывает и первое, кого я вижу – это Фрэнка с Гончаром, которые аккуратно на кухонном столе монетки столбиками по 10 штук выставляют. И, судя по количеству этих столбиков, шаманят ребята уже давно. - Присоединяйся, - говорит Саша. – А чегой-то у вас тут? – спрашиваю. - Да, говорит Миша, стипендию нам звонкой монетой выдали. – Да, ладно! А как же ты на такое безобразие-то согласился? – Так, ведь сказали, что либо сейчас монетами, либо неизвестно когда. Остальные группы так ничего и не получили. Я, вон, Олега в помощь взял и рюкзак заодно. 120 кг., однако! Уж как мы его к Саше тащили – то, вообще, отдельная история. Тебе, - вот, держи, - семь килограмм причитается, а здесь - распишись. И выдаёт мне штук 6-7 зелёных полотняных мешочков с сургучными банковскими печатями, ну и россыпью, что в ровный счёт не вошло. – Э-ээ! – говорю, мне тут ещё повезло особо за троих наших получить. – Да, не вопрос, отвечает Миша, - на тебе ещё 21 кг. Хорошо, хоть, я сумку спортивную с собой взял. Мешочки эти сложил, россыпи, там, в кармашки разные. Поднял, вроде, ничего, но метров через 30 уже как-то тяжеловато стало. Надо, думаю, на шею повесить, и руками поддерживать. Полегче, конечно, стало, но на поворотах заносило меня совсем безбожно, от чего казалось, что я не то пьяный, не то с плаванья. А по красному лицу с натугой – так вообще больной какой-то. Потом чувствую, что шея вконец устала, присел сумку поправить, наклонился… кувырк – перевесила-таки! Сходил, блин, за стипендией! А девчонкам-то мне пришлось ещё и по домам разносить! Я, когда в магазинах этими мошнами рассчитывался, так их и не вскрывал никто - брали, не пересчитывая.
С Сашиной квартирой у нас ещё несколько историй связано. Зашёл я как-то с ребятами к ней чайку попить. Это как раз в тот период было, когда «Руки с мылом мыть будете? Тогда чай без сахара!» А у меня тогда ещё привычка была – всё время на стуле качаться, - не всякая мебель, скажу я вам, испытание проходила. Но уже больно нравилось мне эту точку равновесия держать. А, коли чувствуешь, что назад перестарался, то ногой за стол цепляешься, и равновесие восстанавливаешь. Так вот, сидим мы, чай попиваем, я, значит, покачиваюсь. И чувствую – назад падать стал. Я привычно коленом в столешницу упираюсь, а стол у Саши лёгкий оказался, - и, вот с этим столом, со всем сервизом, заварным чайником и еже с ним на пол я и кувырнулся. Грохот, звон, горячая заварка на штаны. Одним словом, картина маслом! Ну, думаю, сейчас Саша меня в осколках этих и закопает. Но, надо отдать ей должное, ибо восприняла она всё с юмором и фатализмом. Я ей ещё потом полгода с каждой стипендии по элементу покупал, чтобы ущерб как-то возместить, но назвать сервизом ту разношёрстную компанию уже язык не поворачивался.
Потолки, кстати, у Саши высоченные были: я такого нигде больше не видел, чтобы у людей на антресолях мотоцикл стоял.
Однажды, дело под Новый год было, допустила Саша у себя питейно-кутейное мероприятие. Человек 8-10 нас собралось. Вы, там плохого ничего не подумайте, всё очень прилично было – Маша Коробкова гарантом была. Но, всё равно несколько наклюкались. И вот группа активистов решила, что надо Мишу освежить – поймали его, оттащили в ванну и голову холодным душем ополоснули. А Миша, надо сказать, ничего такого не сделал, чтобы под такую экзекуцию попасть. Это, скорее, самих «активистов» освежить надо было. Миша прямо кожей чувствует, что этот раз не последним может быть, а потому включает гения маскировки. Как показало время – он был прав. - А давайте Мишку снова искупаем! – Давайте, кричат! Пошли за ним, а нету. Вышли на кухню – никто не выходил, говорят. Опять в поиски, чай, не минойский лабиринт, но Миша, как в воду канул. Потом мне Саша в комнате говорит, мол, хочешь узнать, где Миша? Только опричникам этим не говори, и глазами мне наверх показывает. Я голову поднимаю, а там между камином и потолком ещё метра полтора было, вот на них-то в позе лотоса и уместился Мишка с мокрыми волосами, улыбаясь и покачивая головой в своей характерной манере.
Не по плану
Правду, ведь, говорят, что чёрный PR в три раза сильнее белого. И запоминается куда лучше. Вот взять хотя бы мероприятия какие – запомнились только те, в которых всё пошло не по плану.
Вот первый Новый год в институте, например, мы группой у Ани Пашиной отмечали. Мне как раз шампанское открывать доверили. С лёгким хлопком и дымком – мастер-класс, типа, показываю, а на меня все зашикали, что до боя курантов ещё-де 5 секунд осталось. Ну я пробку нервно обратно забиваю, а тут уже и куранты. А я её забил, и она не вылезает. Тут все опять на меня набросились. Игорёха - друг тоже называется, - за дно взял и слегка встряхнул пару раз, типа, помог! А я как раз за горлышко бутылку держал – пробку экстренно вытаскивал… Струя вначале в салаты ударила, потом, пока я с этим брандспойтом справлялся, наших полил немного, ну а затем уже обои, пол, телевизор и магнитофон. Ребята-то в салате и шампанском всё с юмором восприняли, а, вот, девчонки в вечерних нарядах – весь вечер на меня куксились! Ну, оно и понятно. Когда медленный танец с Аней танцевал – она-то в туфельках без каблука, а у меня носки к полу прилипали. А телевизор потом выкинуть пришлось, и с магнитофоном всё не так просто сложилось. Больше мне на наших встречах шампанского не доверяли.
Справедливости ради отмечу, что возмездие ко мне пришло в виде Алёны Мельниковой, которая на Новый год, который мы уже у меня дома на Коломяжском отмечали, минут через 10-15 после курантов грохнула об пол 3 х литровую банку с клюквенным морсом. И Новый год я встретил под столом с стряпкой в руках, с полным животом, подбирая осколки. И ещё думал, что от мамы мне влетит, ибо паркет, зараза, быстро приобретал розовый оттенок.
Три года экзамены у нас в зимнюю сессию назначали на 31 декабря. Но последний из них самым эпичным был, т.к. препод у нас дюже занудный был, с говорящей фамилией: Пирог - специальность у нас читал. Мы девчонок вперёд пропустили, чтобы они отстрелялись и стол пошли готовить, а сами весь удар на себя приняли. Последних Пирог отпустил в начале десятого вечера. А мы, - пацаны, - уставшие, голодные, весь день на нервах с этим экзаменом – подняли бокал шампанского за Новый год, да так все и попадали. Девчонки только бегали и причитали: «Мальчики, мальчики, что с вами?» А что с нами?! С нами всё хорошо, только мы уже не здесь!
За весь институт мы всего один раз нормы ГТО по плаванью сдавали – 50 метров, где-то на 2-ом или 3-ем курсе. В бассейне «Петроградец» это было, что на улице Льва Толстого. А я, надо признаться, в бассейне ну очень давно не был. Посадили нас парней с одной стороны бассейна, девчонок – с другой. Хотелось, конечно, посмотреть, как они в купальниках выглядят, да что там через 25 метров-то увидишь! На это, наверно, и рассчитано было. И они ещё плавать пошли только после того, как мы ушли уже – не справедливо, однако! Что-то я отвлёкся! Ну, так вот. Встали мы на тумбочки, а я лихорадочно вспоминаю, что я про плаванье знаю. Вспомнил, что когда по телевизору смотрел, пловцы, они при кроле не через взмах вздох делают, а через два. Дыхалка у меня хорошая была – дай, думаю, попробую. Да и прыгать лучше дальше – меньше плыть. Свисток. Я прыгнул и давай грести. По-первости даже не через два, а через три взмаха вздох делал. Очки протекли – хлорка глаза разъедать стала. Ну, что ж – глаза закрыл и вперёд. Чувствую, что-то по животу царапнуло, - да, потом разберёмся! Чуть позже – бах, что-то под ногу попало, - ну уж это совсем беспредел! Всплыл я, оборачиваюсь: оказывается, я через разделительную полосу переплыл – вправо меня забрало, ну и Гончару в лоб пяткой засветил, у него даже шапочка съехала. Он, естественно, тоже всплыл – совершенно офигевший, - смотрит на меня, пальцем у виска крутит. Пришлось на свою дорожку возвращаться.
Доплыл я до финиша и думаю, а выходить-то где? Ну и вылез там, откуда прыгал. После чего, каждый из парней считал своим долгом - кто руку мне пожать, кто по плечу похлопать, а уж поздравлений я в свой адрес услышал… Долго ещё ребята потом надо мной глумились, да и девчонки тоже, но норму – выполнил!
Усть-Илимские приключения
В 1989 г. после летней сессии записались мы группой товарищей в одноимённый стройотряд на лето – воплотить, так сказать, наказ партии о трудовой летней четверти, ну и подзаработать немного. Выглядело это вполне себе: в зале института столы стояли с разными названиями отрядов, с фотографиями, там, наглядной агитацией. У каждого люди в стройотрядовской форме, ну и «всяк кулик своё болото хвалит». Ходишь барином – выбираешь (по крайне мере, мне так казалось). Записались мы в этот «Товарищ» - уж, почему именно его выбрали, то склероз потёр. Первый это наш опыт был. Но с рюкзаками и гитарами, с вылетом из Москвы и пересадкой в тогда ещё Свердловске отправились мы осваивать просторы нашей необъятной Родины. Я в аэропорту (в Свердловске) ещё пару значков прикупил с натуральными камнями – в диковинку тогда было.
Ну, что я вам скажу: Восточная Сибирь - климат остро континентальный. Раньше, как нам местные рассказывали, машины от мороза на лесоповале пополам лопались. А потом, когда старый город Илим затопили, водохранилище климат и смягчило. Сам новый город и появился благодаря строительству Усть-Илимской ГЭС. Он вдоль Ангары вытянулся, причём аж с двух сторон.
Местная легенда гласит, что Новый город спроектировала группа студентов Ленинградского архитектурно-строительного университета в рамках дипломного проекта «Город моей мечты» где-то в конце 60-х.
Усть-Илимск, кстати, являлся местом четырёх всесоюзных комсомольских строек, три из которых являлись ещё и ударными. Предполагался рост населения до 350 тысяч человек, но по факту - дай бог сотня была. - А живёт-то здесь кто? – Да кто-кто! Зеки со строек и осевшие с первых стройотрядов. Переглянулись мы – никто пока «оседать» здесь не планировал! Чуть позже мы ещё обратили внимание, что на улицах девушек нет напрочь: или дети совсем или уже замужние с детьми. – Чегой-то у вас с женским полом-то? – Потом сами поймёте.
По факту «остроконтинентальность» чувствовалось так: солнце есть – плюс 35-40, тучка набежала – 15-20 градусов долой. Ну и утром, когда на работу шли, дубак был редкостный. А ночью, соответственно, минус.
Местные в большинстве своём даже в самую жару в пиджаках ходили. Мы поначалу даже дивились этому. Я так просто меховую подкладку от крутки снял и в качестве жилетки на голое тело надел. Так на работу и ходил. Местные от меня просто шарахались. А, глядя на них, и наши говорили – ты, мол, в сторонке иди - не с тобой мы.
Я как-то в магазин за обедом в таком виде заявился (мой черёд был) – очередь от такой дичи даже расступилась, а кассирша мне замечание сделала, на что я ответил, мол, да у нас все так ходят! - Где это «у вас»? - ехидно так спрашивает. – «В Питере» - отвечаю я, и ушёл с гордо поднятой головой и 3-х литровой банкой сока, которую мы в обед на круг выпивали.
Справедливости ради, отмечу, что были и те, кто поутру с гусиной кожей в рубашечке с коротким рукавом на остановке стоял. Зато через пару часов они знали, что будут вознаграждены.
Город сам на сопках стоит, а проблему озеленения решали просто – в низинах между районами участками тайгу оставляли. Вот в таком лесу и был разбит наш лагерь: на песке площадки из досок, на них палатки военные типа шатров на 8-10 человек, штуки 3-4 стояли; домик для девушек, барак-столовая, душевая, и объект, обозначенный буквами «М» и «Ж». Вот и весь лагерь.
Понятно, что при минусе в палатках спать в принципе не сподручно – спальных мешков не было, считай, ни у кого. Но нам выделили капоты – огромные такие ватники, которыми утепляли двигатели тракторов в местных широтах. Его на две кровати хватало. Это, помогало, конечно, но не до конца. Спать зябко было – дрёма одна, а утром встаёшь в семь утра, а на капоте иней. Во второй заход спальники уже у всех были.
Вместе с нами приехал парнишка один – он с двумя чемоданами был. Очень странно мне всё это показалось, ибо мы все с рюкзаками по-походному, а он, значит, в гостиницу собрался? Но, разгадка превзошла все ожидания, ибо он кооператором был и привёз в чемодане видеомагнитофон «Электроника ВМ-12» и кучу кассет к нему. Это как раз период видеосалонов в подвалах был. Купить такую штуку я в принципе не мог, но как-то ездил в фирменный салон электроники на проспекте Юрия Гагарина – хоть одним глазком это чудо техники посмотреть. А тут – на тебе! Так, что культурная программа нам была обеспечена: все серии Рембо, Рокки, конечно, Чак Норрис, Брюс Ли и Жан-Клод Ван Дамм; ну и куда же без Эммануэль и Греческой смоковницы! Были и фильмы ужасов: «Пираньи» и про людоедов что-то. Несколько кадров из последнего крепко в памяти моей отложились. Вот до чего бывают впечатлительные натуры!
Завтраки наши были предметом моей грусти, ибо представляли собой тарелку каши с куском варёной колбасы. Мне этого только дойти до работы хватало. А отряд наш, кстати, интернациональным был. С нами ездили и вьетнамцы, и немцы. У нас даже раз в смену проводился день национальной кухни. Вьетнамская как-то не отложилась, а немецкая тоже в 1989 - не колбаски с капустой и пивом были, а куда более бюджетный – практически вегетарианский вариант, но почему-то с большим количеством соли и перца во всём, кроме чая. Последний, кстати, у нас обычно был с натуральным смородиновым листом – совершенно волшебный вкус!
Вьетнамцы в принципе были любители пофилонить: - Бери лопату, иди работай! – Не понимаю по-русски! Даже наш невозмутимый Игорёк гонял их за это. А как в футбол играть, так матерились без акцента.
Один из них был на полголовы выше сородичей. - Так он наполовину китаец, - говорили они. Так мы и узнали, что китайцы крупнее будут. А ещё я впервые узнал, что для изучения вьетнамского языка требуется музыкальный слух. Например, слово «тао» – в зависимости от звучания «а» имеет семь различных значений.
С немцами у нас, правда, конфуз приключился. Тогда командиром отряда Витя Зернов был. Стоит он и пара-тройка наших бойцов у списка членов отряда и вслух читает. Вот, говорит, наша Хайке Штауфенбиль. Фамилия - нечто среднее между штандартенфюрером и фельдфебелем. Мы громко заржали. Я оборачиваюсь, а она позади нас стоит. Лицо её сдержанным осталось, но чувство неловкости до сих пор помню.
А к немцу нашему я потом не раз обращался за переводами. Пока дзюдо-самбо на спортивной кафедре изучал, теорией вопроса интересовался, а основная литература, которую смог найти, была ГДР-овской, ну и, конечно, на немецком.
А ещё я помню, как ему на матане (математический анализ) завидовал. Мы, когда функции изучали, препод у нас был Поздняков – молодой, но зануднейший тип и совершенно невозмутимый. Функции вечно с подвохами нам на занятиях подсовывал – там, пока эти банты вторых-третьих производных нарисуешь – столько времени угробишь, а коли ошибёшься, так вообще их не найдёшь! А у немца волшебный калькулятор был с дисплеем: он в него функцию вводил, и, пока мы вручную всё высчитывали, ему калькулятор всё аккуратненько на дисплее и показывал. Нереальная крутота по тем временам!
А когда Берлинскую стена рухнула, немцы наши ждать шибко не стали: курс доучились и уехали. Ну, собственно, оно и понятно.
Работа наша стоит того, чтобы отдельно на ней остановиться. Вначале, мы с Олегом в бригаде вдвоём бордюры тротуарные укладывали. Верёвку натягиваешь – и по ней, как по уровню. А она в центре, понятное дело, провисает, ну а мы первый день так с прогибом бордюр и выставили. Потом посмотрели – твою же мать! Переделывать всё! Через пару дней навострились – освоили технологию сильной натяжки.
Потом дожди неделю были – верёвка намокла и, соответственно, провис усилился. В конце дня проверили результаты работы – твою же мать! Как говорится: стабильность – признак мастерства!
Особенно запомнилось, что плащи, сапоги и, вообще, вся одежда промокала насквозь и за ночь не высыхала. Мы ходили, немного расставив руки и ноги в сторону, чтобы мокрая одежда противно к телу меньше прилипала. Климат же, напомню, остро континентальный – без солнца просто дубак был! Когда одному из нас приходилось приседать, чтобы уровень проверить или ещё чего, второй тоже приседал из солидарности, чтобы первому не обидно было. Приседали на счёт «три» с воплями от незабываемых и непередаваемых ощущений. И так неделю! (Это Спарта!)
От постоянного ношения этих бордюров пресс, кстати, тоже болел постоянно.
Соседняя бригада длинные придорожные поребрики укладывала. Четыре человека со строительными щипцами на один – он порядка 320 килограмм весил. Я, когда подменял выбывшего из тех бедолаг, эти щипцы, опять же на счёт «три», вместе с бригадой еле-еле приподнимал. Так, что у нас с Олегом ещё ничего было.
Как-то благоустраивали мы двор одной пятиэтажки. На этот объект на трамвае местном ездили. Он, кстати, у них один был – с первым номером. Трасса – пару-тройку километров по прямой, причём скорость была не чета нашим - чисто скорый. Остановки тоже длинными были. Все в нём цивильные, а тут мы - бригада в робах, с лопатами… Понятно, что люди нас сторонились, и, не побоюсь этого слова, роптали. К тому же мы всё время зайцами проехать норовили. По-первости, даже прокатывало, но потом, они расчухали, что к чему, и наша лафа закончилась.
Ну, так, вернёмся к нашим баранам: машина гравий во дворе высыпала, а мы его лопатами ровняли. Работа, прямо скажу - пренеприятнейшая: гравий тяжёлый, крупный - лопатой его не подцепить – сверху торцом разгребаем. КПД ниже плинтуса, грохот стоит, аж уши закладывает. Тут слышу, что за мной шум потихоньку затихает. Когда тишина уже ко мне вплотную подобралась – оборачиваюсь и вижу местную девчонку – просто красавицу, в лёгком платье по ветру. Мимо кого она проходит, те работать перестают – на неё смотрят. Она взгляды наши чувствует и грациозно ланью порхает себе к подъезду. Вошла она, а никто к работе возвращаться и не думает. Тогда я, Вадик и Олег встали напротив её парадной, взяли лопаты по типу гитар и запели «Уно-уно-уно ун моменто» из фильма «Формула любви». Этаж её не знаем – просто наверх смотрим. Ведь и не сговаривались даже – единый порыв был! Всё-таки красота спасёт мир!
В этом же дворе мы в рамках благоустройства и деревца какие-то сажали. Все уже работы закончили – я последний остался. Собралась вокруг меня бригада, стоят-смотрят, как я колышек последний забиваю. И, вот, замахиваюсь я, а с топорища топор слетает, подлетает метра на полтора, делает оборот и под всеобщий «Ох» острым углом вонзается мне в затылок. Гробовая тишина. Через мгновение - мой поток ненормативной лексики – и всеобщий выдох.
Мне ещё потом повязку наложили и на горле завязали так, что я синеть и задыхаться стал. Вот, думаю, не забором придавит, так корова…
Тот парень, который с собой видеомагнитофон привёз, он вообще очень талантливым оказался: песни там разные пел, а также записывал в стихах нашу летопись. По выходным в столовой (она же клуб) её зачитывал. Такого перла он точно пропустить не мог, а потому и я, наконец, вошёл в былинные сказания персонажем, привычно отбивающим головой пролетающие топоры.
Первым нашим командиром отряда был Олег Львов. Видный такой, высокий парень. Он как-то сразу себя проявил: в день отправления собрались мы на Московском вокзале перед вагоном. Нас человек 30-35. Все билеты у него, а его нет. 15 минут до отправления, 10… А его всё нет. Мы уже подумали – может, и не поедем никуда. В те времена билеты куда сложнее достать было, а мы ещё и с самолётом из Домодедово завязаны. Пришёл он буквально за пару минут до отхода поезда, и мы спешно, закидывая рюкзаки, штурмовали вагон.
В Усть-Илимске в течение рабочего дня он вначале проходил по всем объектам и работу нашу проверял, но потом всё реже и реже. Чуть позже он с Юлей нашей замутил: по ночам они гуляли вместе. Он её ещё учил палку вертеть в технике Ушу. То ещё зрелище, я вам скажу, когда они одной рукой палку вертят, а во второй у каждого по сигарете. Но, суть не в этом: после нескольких бессонных ночей у Юльки недосып стал накапливаться. Командир-то наш днём отсыпался, а Юлька всё ближе к зомби. А мы как раз в школе ремонт делали. Так вот, Юлька красит дверь, верх весь покрасила, присела низ докрашивать, тут её и срубило – головой в дверь, да так и осталась. Проснулась через несколько часов, когда уже домой пора собираться: волосы к краске прилипли – не сразу и отдерёшь, но кисточку из рук даже во сне не выпустила.
Поженились они потом, сына она ему родила.
А тут пришёл репортёр из местной газеты – «писать заметку про нашего мальчика». Молоденькая девчонка совсем – журналист начинающий. С кем беседовать? Все же на работе! Естественно - с командиром отряда. Потом она нам принесла свежий номер газеты со своей статьёй. После фразы про нашего командира: «Олег, вытирая рукой пот с уставшего лица…» я первый раз всерьёз задумался о достоверности нашей прессы.
А когда мы в школе работали, у нас просто-таки хрестоматийный случай был. Красили мы пол в классе. Он большой – метров 40, наверное. Чтобы не скучно было – телевизор включили. Работа уже к концу подходила, а краски явно не хватает. Мы уже и так экономили, и эдак. Последние капли легли прямо в завершающем мазке у двери. Все уставшие, но удовлетворённые – только дверь хотели закрыть, а вот он - телевизор-то работает! Сдержанные и сокращённые наборы междометий и устойчивых фразеологизмов, а также поиск вариантов решения. В итоге, нашли узкую доску, положили её поверх свежепокрашенного пола. Я по ней аккуратно, как канатоходец прошёл, и телевизор выключил. Дальше, вернулся обратно, доску переставили на полметра ближе, снова вернулся и полусухой кисточкой стал замазывать след от доски. Вот такими итерациями доску вытащили обратно. Нужно ли говорить, что мы этой доской перемазали весь пол в коридоре, который тоже оттирать пришлось? Благо ведро ацетона стояло прямо при входе. Прямо в нём руки и мыли.
Была у нас девушка одна – невысокая, ладная. Энергии у неё было – вообще ходить не могла, только бегала. Историй про неё всяких ходило, типа, год назад она в люк провалилась. Другой бы кто разбился насмерть столько лететь! А она ничего, только ногу сломала. Ну и всё в том же духе, даже здесь, в Усть-Илимске вечно что-то с ней приключалось. И вот Ира эта за кем-то в шутку погналась, запрыгнула на стол, благо он длинный и крепкий был, и, глядя на объект преследования, рванула вперёд. А через пару метров как раз на уровне её головы балка проходила. И вот она с разбегу лбом об эту балку - бабах! И плашмя на стол – хрясь! У всех, кто это видел, внутри аж сжалось всё: черепно-мозговая с сотрясением и это в лучшем случае. А о худшем - лучше и не думать! Скорую кто-нибудь вызвал? А этот энергджайзер только лоб потёрла, сконфуженно улыбнулась и дальше побежала. Бригадир наш - тощая флегма, - курил в сторонке и тихо наблюдал за происходящим. Танкистом он в армии был. А после стройотряда на ней женился. Видимо, броню оценил и ходовые качества :)
Была ещё в нашей женской братии девушка эффектная, английский, кстати, знала прилично. Так вот, познакомилась она с местным южаниным и стала с ним по вечерам гулять. А мы тогда шибкой толерантностью не отличались. И вот стоим мы в душе нашем в выходной, моемся – сарай такой с лейками рядами и без крыши, - слово за слово и стали мы её обсуждать, мол, не могла парня нормального найти – вон, типа, нас сколько архаровцев европейского типа с незаконченным высшим! А она какого-то дикаря выбрала. А девушка эта на лавочке с подругами курила, как раз рядом. Ну, и весь разговор, соответственно, слышала. Короче, истерика, плач. Через пять минут, прибежала к нам Ирина-энергджайзер и стала нас стыдить: - Да как вы могли! Что вы за люди такие!?! Идите теперь извиняйтесь! Общее настроение высказал Андрей Бочнев: - Мы ей это не в лицо говорили, а внутри себя обсуждали, а она, считай, подслушала. Следовательно, умысла у нас не было, а потому и извиняться не за что.
Однажды зашёл к нам в лагерь местный дедок бомжеватого вида. Тощий весь, космы висят. Одет в какой-то не то военный, но туристический костюм, но такого состояния, будто он в нём пару лет жил на необитаемом острове или ещё чего похуже. – Давайте, ребята, в шахматы поиграем! – От чего же не поиграть!? - У нас любителей хватает. Сели за доску с ним. За пару минут одного обыграл, второго. Ещё раз, ещё пару раз. Тут, как раз и Андрей Бочнев подошёл – он у нас КМС по шахматам был. Сел с дедом. А тот и говорит: - Смотри: двух коней убираю сразу для форы. Скептически Андрей на него посмотрел, но тот минут за 20 всё-таки выиграл. Причём основную часть времени именно Андрей над своими ходами и думал. Подивились мы местному гроссмейстеру. Он к нам раза три ещё заходил. Потом, видимо, интерес потерял. Из стройотрядовских осевших, наверное…
Ещё про трудовые будни: на бетонных работах выдали нам виброрейку. В первый раз мы такое чудо увидели. Смысл в том, что в бетоне пузырьки воздуха остаются, отчего он, типа, прочность теряет. А потому, сей волшебный инструмент должен был с этим пагубным явлением успешно бороться. Держим мы её, запустили – трясётся. Взялись двое по краям, тащат её, а она упирается, сволочь, да ещё и из бетона выскочить норовит. Тогда уже подвое по бокам встали и один сверху на неё залез. Ох и намучились мы с ней за первые пару дней. Ещё и у стоявшего сверху Олега потом некоторое время всё внутри вибрировало. А на третий день ребята с одного края споткнулись, и один на другого рухнул, а со второго края держатели рейки заржали и со смеху её отпустили. Так она сама двигаться стала. Т.е. мы два с лишним дня её против движения тащили! Когда разобрались – двоих за глаза и за уши!
А отбойный молоток! Думаете – это только в фильмах народ друга в друга ими стреляет? Прикольно же! Но с играми быстро закончили, так как руки настолько уставали за смену, что не до этого уже было. Чтобы эти молотки запустить специально компрессор большой на колёсах привозили, ЗИФ-55 назывался. Вещь очень дефицитная и востребованная, а потому одни УМы (Управления Механизации) у других её постоянно воровали. Даже краской отметки не помогали – долго ли перекрасить-то! Так, что, если видели, как на стройке краном вагон с колёсами поднят и в воздухе болтается, так это про него – чтобы не увели. Мы компрессор такой как-то перегоняли с одного места на другое, а так как заводился он плохо, то выключать не стали. Упёрлись в него – толкаем. И вдруг срывается с соска один из шлангов: пролетающим металлическим наконечником в бок – раз! Струёй сжатого воздуха в живот – два! К счастью, всё обошлось, но это однозначно он прилетел – привет от техники безопасности!
Как выяснилось позже – все эти наши подготовительные тяжёлые и изнурительные работы стоили сущие копейки. Основная стоимость – это именно укладка асфальта. А потому местные - не самые честные люди, - делали всё, чтобы асфальта нам либо не дать вовсе, либо дать минимальное количество с прицелом, чтобы после нашего отъезда закатать по готовому всё самим. Асфальт выбить – дело было командира и комиссара еже с ним. В последний год до того дошло, что бригаду наших на сентябрь оставили – измором мошенников брать!
А пока асфальта ждали (а ведь каждый день обещали: вот-вот!) – загорали мы под местным солнышком. А житель один – активист местный, - написал в городскую газету, что студенты не работают совсем, а только загорают целыми днями. Тут уже наши возмутились! Витя Зернов сходил в редакцию, поднял там бучу – дали ему адрес жалобщика. Он вместе с комиссаром и бригадиром пошли ему объяснить политику партии, что, мол, это своим землякам пусть спасибо скажет - это они нас «завтраками» кормят! А тот, видно, сразу неладное почуял и решил, что его бить пришли, а потому разговаривал с ними через цепочку и дверь открывать благоразумно отказался.
Асфальт, кстати, когда привозят – он 110 градусов, - с него аж пар идёт. И когда лопатами его кидаешь – нет-нет, да и попадёшь горячей крошкой кому-нибудь на голую спину: пару минут танцев с простыми народными песнями и до следующего раза. А когда долго с асфальтом работаешь (и такое бывало), то эта зараза к подошвам кирзачей начинает прилипать и ступни тебе жечь, как на сковородке. Тогда уж сам бежишь на травку вприпрыжку – и сапоги сбрасываешь. Ну, если дождь, то в лужу забегать приходилось.
Это сейчас автоматика сплошная, а тогда мы профиль и толщину асфальта на глаз определяли. Помню, как раскидали мы асфальт, и настала пора его закатывать. Позвали водителя катка, а он из бытовки пьяный в хлам вышел и еле до катка дошёл. С трудом залез и на сиденье тотчас уснул. Ну, мы его сняли, конечно, положили в сторонку и стали сами укатывать. Скоро вода в катке кончилась. Пока выясняли где её взять, пока во двор за ней ехали – чай не Формула-1, - вернулись, уже стемнело, и асфальт остыл. Покатались всё равно, скорее для проформы, но вышло, как бы это сказать правильно – «не очень». Перед сдачей дороги эту часть присыпали песком для маскировки и полдня гружёные КАМАЗы гоняли туда-сюда, чтоб как-то горбыль раскатать.
Помнится, командир подкузьмил нам - халтуру нашёл, чтобы дополнительных денег заработать: надо было вагон помидоров разгрузить. Причём ночью. Добровольцев собрали бригаду - и в путь! А условия там были те ещё! А тухлятины столько и запах такой стоял, что помидоры потом видеть не могли ещё очень долго! Работа – застрелиться: все пожалели, что согласились. Ухайдакались мы за ночь, чуть живые под утро в лагерь вернулись. А командир и говорит, мол, халтура халтурой, а сейчас все по объектам! Мы остолбенели, конечно, и изволили высказать несогласие! Через полчаса дебатов он с нами-таки согласился и дал день отоспаться. Оплата, насколько я помню, до исполнителей дошла сугубо символическая. – Да чего вы переживаете? Мы вам КТУ (коэффициент трудового участия) повыше поставим!
В Усть-Илимске этом ещё и природные катаклизмы случались. В первый год, помню, был день, когда всё небо в жуках летающих было. Аж темно. Идёшь ты по улице, а они на тебя садятся, и на лицо в том числе. Мне, например, гад один прямо на нос сел. Берёшь его за крылья, отлепляешь, а у него лапки цепкие! Причём история такая только один день была.
Во второй год было нечто похожее, но уже не с жуками, а с мухами. Неба, считай, не видно. Да, что за напасть такая! После этого народ заболевать стал. С каждым днём наши ряды всё редели и редели. То один, то другой боец утром встать не может, а потом и от туалета отойти. Траванулись, наверно, думали остальные и продолжали работать. В тот день я ещё с бригадой в школе работал, а к обеду ближе чувствую, что голова немного кружится и что-то мне «не того». Знаете что, - говорю я товарищам, - похоже, ещё одного бойца мы потеряли. И пошёл я в лагерь. А до него километра полтора где-то было. Жара, солнце в зените, а я иду всё медленнее и медленнее. И есть ощущение, что до лагеря могу и не дойти! Показалось мне, что я чуть ли не час-полтора до лагеря добирался, но цели-таки достиг и со словами «я теперь с вами» рухнул на кровать. На следующее день прямо на утренней линейке двое потеряли сознание, и выпали из строя прямо на плацу. Ту уж понятно стало, что своими силами нам не справиться, и вызвали Скорую. Она как раз подоспела, когда те, что на ногах, по третьему кругу выходя из туалета, становились в очередь.
Выяснилось, что весь наш лагерь, и соседний в придачу, полегли с дизентерией (вот уж чем бабушка меня в детстве пугала). Отвезли нас всех в местную больницу. Для чего был задействован, наверно, весь городской парк машин скорой медицинской помощи. Больница стояла на краю города и окнами выходила на поляну, за которой простиралась тайга. Фактически центр экотуризма, как сказали бы сейчас. Условия идеальные – по три человека в палате плюс в каждой свой туалет был! Курорт, да и только! Уколы и капельницы быстро поставили нас на ноги – и на третий день мы уже отоспались и чувствовали себя прекрасно. А потому, недолго думая, дружною толпою прямо в больничных пижамах и тапочках отправились в тайгу собирать ягоды, благо было сухо, а мы - голодные. Узрев столь вопиющее нарушение дисциплины, да ещё в инфекционном отделении, руководство больницы тотчас выписало нас восвояси. Всё это приключение было воспринято нами исключительно, как небольшая передышка, причём скорее положительного толка.
С нами в палатке жил достаточно колоритный парень – Яша. Он ещё и в бригаде в школе с нами работал. Учился Яша в институте культуры им. Н.К. Крупской, и как он попал к нам - для меня осталось загадкой. Был он увлечённым японистом, человеком харизматичным, бессовестным циником, к тому же с ярко выраженной коммерческой жилкой.
Однажды, когда он красил свой участок в школе, какие-то две девчонки из начальных классов случайно возле него разбили большое зеркало. Я неподалёку был и выбежал на звук бьющего стекла и Яшин вопль: «Стоять! Кто за это платить будет?!». А голос у него был – будь здоров, - даже у меня всё внутри сжалось. Только я к нему, а он уже за детьми погнался. Я кричу, мол, Яша, успокойся! Да, какое там! А несчастные девчонки в ужасе и с визгами до мам своих еле добежали, прятались за их юбки, ревели навзрыд, и от страха даже описались. А Яша коршуном на них налетел и компенсацию стал требовать. Я думал - он их всех порвёт. Насилу мы его оттащили! Вот какого ужасного капиталистического монстра взрастила комсомольская ячейка института культуры!
Но Яша наш прославился не столько, как огр, пожирающий младенцев, столько в качестве предпринимателя. А дело было так: сидели мы как-то в выходной день у себя в шатре, а Яша и говорит – есть у меня идея: аттракцион хочу платный сделать. Буду писать людям их имена иероглифами, где каждый символ будет означать ещё и черту характера. И за каждый иероглиф буду брать 3 рубля. Не малая, скажу я вам, сумма по тем временам – месячная стипендия 40 руб. была.
Поделился он своей идеей с командиром. – Хорошо, говорит тот, - мы эти деньги на питание пустим. - Позвольте-позвольте! – возмутился Яша. Я, значит, в свободное от работы время, в свой выходной, буду деньги зарабатывать, а тратить на всех? Ну, уж нет - дудки! Поторговался он с командиром, добился нужного процента, подготовился и вышел на рынок. Народ там прямо в осадок выпал: люди там простые, сибиряки советские, к экзотике не привыкшие, а тут такое: Яша из белой простыни что-то типа кимоно сделал, красную повязку на голову, сам он при этом напоминал уменьшенную копию сумоиста, с каллиграфической кисточкой (с собой привёз) и белыми листами, исписанными иероглифами и рекламой аттракциона на русском, он разместился на самом проходном месте рынка и начал завлекать народ. Вокруг него сразу образовалась толпа любопытствующих. А как только, люди стали понимать, что к чему, у него просто очередь образовалась: каждый хотел, чтобы его имя какими-нибудь благородными чертами запечатлели. Садилась к нему простушка какая-нибудь, а он и начинал перед ней распинаться, мол, какие благородные качества вы у себя ощущаете, и добавлял что-нибудь на японском. Действовало безотказно. И недорого ведь – народ говорил! Рисовал он иероглифы действительно красиво - отбоя от желающих не было. А потом сидя на кровати, вспоминал уж какой-нибудь совсем вопиющий случай, и глумился над наиболее тщеславными клиентами-простофилями. Делал он это настолько эмоционально и непосредственно, что не смеяться было просто невозможно. Он меня, кстати, немного японскому учил. До сих пор помню, как японский алфавит называется: «катаканахироганамадзибум».
А в это время кто-то разузнал у местных ноу-хау изготовления бражки из томатной пасты. Тотчас же появились в наших шатрах большие трёхлитровые банки из-под сока с каким-то подозрительным содержимым. Я мог это воочию наблюдать на примере «винокурни» Мишки Гончаренко. Банка с одетой поверх резиновой перчаткой была объектом пристального внимания его и Олега: нормально ли перчатка надувается и сдувается, когда можно пробы снимать и чего это запах такой ужасный!
В выходные для похода в город старались поприличней одеться. А из формы – только стройотрядовская. Она из такого материала была, что, когда её гладишь, она блестеть начинала, лосниться прямо. Мне опытные товарищи и посоветовали – наизнанку выверни и отпаривай себе спокойненько. Как я сам-то не догадался!? Вывернул, погладил, одеваю, а стрелки внутрь!
Иногда ходили на телеграф заказывать междугородные звонки домой – сейчас в это уже и поверить-то трудно.
Каждый нормальный советский человек, попадая в новое место, первым делом магазины обходил – вдруг тут дефицит какой завезли? Ну и мы не исключение были: захожу я в книжный, а там Зощенко, Булгаков, Пастернак и Солженицын! Издания все советские, но малотиражные – дефицит, одним словом. Не поверил я своим глазам, набрал охапку, а мне продавец и объяснила, что купить их нельзя, но можно обменять на аналогичный раритет с оплатой процента магазину. Вот тебе и магазин, хотя такая схема и у нас уже начинала практиковаться. Интересно, как они определяли паритет раритетов?
Потом я в игрушечный отдел подался: тут мне удача всё-таки улыбнулась – там была сборная модель Блерио XI – первого самолёта, который через Ла-Манш перелетел. Счастливый я его дома потом собрал – до сих пор стоит, глаз радует!
У Андрея Бочнева друг был – в одной группе учились. Тоже после армии, накачанный весь – культурист, наверно, - чудеса на турнике показывал, типа, офицерского выхода и всё такое. Он где-то купил синий плащ покроя а-ля Шерлок Холмс, с гордостью его носил и всем рекламировал. На его фигуре он действительно шикарно смотрелся. Я тоже не удержался и себе такой купил – даже в институт его одел пару раз. Но, честно говоря, совсем другой коленкор.
Как-то в воскресенье в первые недели нашего пребывания в палатке остался я и Андрей Бочнев. Тут полог открывается и видим мы человек 7-10 местных, а трое к нам палатку зашли. – О, ребята! Привет! Проходите, - говорит Андрей. Откуда, думаю, он их знает? А Андрей за руку с вожаком их поздоровался, поболтали там кто мы, откуда. Он им чаю предложил. В общем, минут через пять они нас покинули. - Андрей, - говорю, - когда ты успел с местными мосты навести. – Да, первый раз их вижу!
Мы, когда в город выходили, тоже обычно нас человек 5-7 собиралось. Несколько раз в районе пельменной мы с этой местной бандой пересекались. Тогда от нас Андрей Бочнев отходил, с их стороны – их представитель. Они где-то посередине встречались, жали руки, перекидывались парой фраз, и расходились обратно. После чего обе группы расходились «правыми бортами». Вот такой ритуал.
Как-то ночью группа местных пыталась проникнуть в домик наших девчонок. Уж не знаю, как те подмогу вызвали, но пришёл командир наш и тихо поднял всех армейских, и пошло противостояние - местный Карибский кризис. До драки дело не дошло, но халява у ребят обломилась, и они ретировались. А мы все об этом инциденте только утром узнали.
По выходным мы ещё на еде отрывались: недалеко пельменная была, так там пельмени не только варёные, но и жареные продавались. А жареные пельмени с кетчупом для меня тогда полным откровением стали. Ещё мы открыли для себя какие-то вкусные коврижки с повидлом и запивали их томатным соком.
Зашёл я как-то в магазин, что ближайший к лагерю был, съестного что-то выбрал, а продавщица мне, мол, не надо это брать, не свежее это. Вот, думаю, какой человек хороший! Выбрал другое – И это не берите! - А это? – И это тоже! Знаете, что – я вам здесь вообще ничего не продам! Типа, понаехали тут!
На день рождения подарили мне от отряда детский деревянный под хохлому расписанный стульчик. Я так понял, что из младших групп ремонтируемой школы экспроприировали. Что с ним делать-то? Когда уезжал – хотел оставить, но меня группа товарищей пристыдила. Привязал я его к рюкзаку, как в мультфильме «Следствие ведут колобки» у покупателя «больших советских слонов»: на каждом привале у меня личное посадочное место было. Даже народ завидовать стал. Он ещё у меня дома много лет стоял, пока мама его ребёнку какому-то не подарила.
Командиром отряда на второй год стал Витя Зернов - тощий высокий в очках и тельняшке. Вечно в истории какие-то попадал: то ночью пойдёт тусить – в какую-то драку попадёт, то ещё чего. Бедовый он был, одним словом. - Витя! А где часы-то твои? - Да я иду ночью по городу, смотрю - ребята какие-то кучкуются. Я подошёл, заглянул, так мне оттуда и прилетело. Ну, за мной не заржавело – я туда тоже насовал, а в лагерь вернулся – часов нет!
Шёл как-то Витя наш вдоль дороги – нас инспектировать. Мало того, что сам тощий, в шортах, так и тельняшка чуть ли не до колен натянута. Машина рядом с ним останавливается: - Мужик, ты что без трусов? Витя поднял тельняшку – показал шорты. Пришёл к нам возмущённый, весь на взводе. Но соглашусь, что выглядел он для местных просто провокационно, даже почище меня с телогрейкой.
Андрей Анфилофьев мне рассказывал, что он сейчас с ним вместе работает (город-то маленький). Так вот, Витя в своём репертуаре, ничуть не изменился: как-то собрался он всей семьёй на своей машине по Прибалтике прокатиться – почти до самой границы доехал, и где-то в медвежьем углу у него двигатель сдох напрочь, а точнее – просто умер. Так он семью своим ходом обратно отправил, а сам весь отпуск занимался эвакуацией машины и её ремонтом. В итоге средства от продажи этого ведра с болтами (хотя, вроде, Рено у него был) он потратил на первый взнос на новую машину…
В первом стройотряде у нас ещё эпичный комиссар был – Семёном звали. Лентяй и пройдоха, ещё и выпить любил. Но это мы уже после выяснили. Перед поездкой на сборе пояснил он новичкам, что волосы лучше покороче иметь. А я тогда кудри чуть не до плеч носил – пошёл в парикмахерскую, ну и под машинку 3 мм. всё и укоротил. Родители так до отъезда к моему новому виду привыкнуть не смогли. А у поезда комиссар посмотрел на меня, вздрогнул и сказал: - Ну не надо уж так-то было! Однажды по пьяному делу он двумя ногами в очко умудрился провалиться. Но руки всё-таки успел раскинуть. Народ даже не сразу понял, откуда крики о помощи доносятся. Вытащили его, конечно, но он ещё долго потом попахивал. После стройотряда, уже в Петербурге, он нам в ярких красках расписывал всю святость традиции отмечания в ресторане окончания тяжёлых трудовых будней. Собрал под это по списку со всех денег и… справил себе свадьбу. Ребята за ним ещё год гонялись, чтобы свои кровные вернуть. А он прятался, в квартире не жил - тот ещё молодожён!
А перед самым отъездом случилась у нас вот такая история: самолёт у нас ещё через три часа только. Аэропорт не далеко - время есть. Мы, значит, по городу болтаемся – в форме стройотрядовской со значками – при всём параде, так сказать. И идёт Вадик наш Иванов и видит, что какие-то два уголовника девчонку в кусты тащат. Вадик – человек с правильным воспитанием, не зря папа кадровый военный, - в это дело вмешался и девчонку освободил. Она, понятное дело, мгновенно испарилась. Но дело приобрело другой оборот, и уголовники эти уже к нему претензии предъявили. На что Вадик, типа, да бросьте ребята, и не правы вы были, да и мы сейчас улетаем. – Гонишь, говорят! А Вадька – наивная душа, - достаёт из кармана билеты, что в паспорт вложены были, и говорит, мол, вот - с чего мне врать-то? Тут один из этих быстро у Вадьки паспорт с билетами выхватил и был таков. Вадька понимает, что ситуация радикально изменилась. А мы, как раз мимо шли. Видим: Вадька с какими-то уголовниками разбирается. Подошли. Они такого развития событий тоже не ожидали. Стали они за подмышки хвататься, типа, перо щас вытащим. Мы скептически на них смотрим, ибо силы несоизмеримо на нашей стороне, но вопрос, сколько их прибежит на призыв «наших бьют!»? Тем более, что и скрыться-то толком не удастся, т.к. они теперь знают где нас искать. Минут сорок мы с ними переговоры вели. В итоге удалось паспорт с билетами у них выкупить рублей за 10, по-моему. Как говорится, если проблема решается за деньги, то это не проблема – это расходы.
После первого стройотряда решили мы на Байкал съездить. Из Усть-Илимска до Братска мы поездом ехали. Особенно впечатляет, когда поезд прямо по Братской ГЭС идёт: с одной стороны - у тебя живописный вид на Ангару, а с другой - она же, но больше сотни метров вниз. От Братска до Иркутска мы на самолёте летели – билетов не достать. Договаривались непосредственно с пилотами Як-40 – кто больше даст. Больше всех предложил солидный дядя с портфелем. Там, потом, какая-то бронь отменилась, и мы все по обычным билетам сели. А дяденька тот всё время в туалете летел - его пилоты, как «зайца» везли. Самолёт - маленький, для местных авиаперелётов – мест на 30 максимум. Чудные времена были!
Байкал сам впечатлил, конечно. Красотища невообразимая. Вода прозрачная метров на 10. Всё спокойно, никакой суеты. Мы на базе отдыха три дня были. Я там впервые в жизни консервы из конины попробовал. Нам даже лекцию там прочитали и объяснили, что кедр – он только в Японии, а у нас кедровая сосна растёт. Но все по-простому её тоже кедром называют.
Естественно, что мы за кедровыми шишками собрались: конец августа – самый сезон! А берега там – крутой склон. Мы несколько часов поднимались, шишек набрали, а потом минут 40-50 отвесного спуска. Тебя вниз несёт, остановиться уже трудно, ноги болят. Бурундуков, опять же, вживую увидели! В японских школах есть такой предмет – созерцание природы. Анекдот ещё такой был, не про них, но по теме: Далай-лама спрашивает помощника: - Что делаешь? – Смотрю, как растут деревья. – Всё суетишься! Нас такому никто не учил, а потому на третий день мой кипучий организм скучать стал. Хотя впечатления о Байкале у меня очень яркими до сих пор сохранились.
Когда улетали после второго стройотряда, то в аэропорту Усть-Илимска (бетонка с деревянным одноэтажным зданием) висел транспарант: «Москва – Усть-Илимск – главная авиатрасса Сибири». Если бы мы оттуда не взлетали, то я бы с уверенностью сказал, что ТУ-154 там просто не сядет!
После второго раза, когда приехали на Московский вокзал, мать меня – не узнала. У Олега спрашивала, мол, где сын-то мой! Вот как порой труд из нас человека делает!
База ЛЭТИ
Было это в то время, когда Ленка стала, наконец, воспринимать Игорёху всерьёз, а Андрей с Лёнкой ещё не поженились - аккурат по серёдке третьего курса. Где-то в декабре пришёл к нам Миша и говорит, мол, профсоюз наш предлагает после сессии провести выходные на зимней базе нашего института, причём совершенно бесплатно. Ажиотажа предложение не вызвало, но восемь человек всё-таки набралось. Сходили мы в третий корпус к председателю профкома, подписали бумажки какие-то, и даже сессия не омрачила нам радостного ожидания.
В означенное время отвёз нас автобус куда-то в Ленобласть, но не шибко далеко, типа, в Серово, и выгрузил у видавшей виды базы. Здание было небольшое и ветхое. Кроме нас было там ещё человек пятнадцать, наверно. Правил никаких, из расписания только завтрак, обед и ужин. Одним словом, полная свобода.
Зима была очень снежная: но ни одного воспоминания про прокат лыж или ещё чего для истории не сохранилось, а, вот, постоянное проваливание в снег и валяние в нём – это пожалуйста! Из культурного досуга катали нас там на снегоходе – единственный мой опыт такой был. Аж очередь страждущих стояла.
Условия проживания, честно говоря, те ещё были: запах в столовой был далёк от вызывающего аппетит, и, причём, начинался он ещё задолго в коридоре. Про еду вообще не говорю – отдельная история! Освещение было еле-еле. Пошёл я как-то в столовую по этому полутёмному коридору, смотрю: Игорёха с Ленкой и Аней стоят в коридоре и мнутся. - Чего стоим-то? - говорю, - Проходим-проходим, - и дверь им открываю. Аня с Ленкой прошли, а Игорёха подошёл ко мне, хлопнул по плечу: – Ну, ты крут! - Чегой-то? - Да, там крыса перед дверями стояла, что мы и подойти-то не рискнули! – Какая крыса? – побледнел я. – Здоровая такая, между ног у тебя пробежала.
Спальни были достаточно большие: причём и у девчонок, и у нас были свободные места, и кроме нашей группы никого. Где остальные-то? Кровати железные, скрипучие. Батареи полутёплые, с окон дуло – в одежде спали.
А на прощание ночная дискотека была. Это было время расцвета Любэ – Атас и Дуся-агрегат по кругу пускали. Мы там скакали, как сумасшедшие. Чуть позже пришла администратор и попросила сильно не прыгать, ибо потолок на первом этаже обвалиться грозит. Не поверили мы ей, но попритихли немного. Ну и что это за праздник в полутонах? Одним словом, надолго нас не хватило. Где-то через час она пришла снова и сказала, что всё – потолок-таки рухнул. Я на следующий день даже сходил-посмотрел: как весь дом-то не развалился!? После нас закрыли эту базу, я думаю, что совсем снесли.
Философия
Был у нас как-то экзамен по философии или зачёт дифференцированный, сейчас уже и не вспомнишь! Собрал нас препод в большой аудитории амфитеатром и говорит, мол, на хорошие оценки могут рассчитывать только те, кто все лекции посещал и на семинарах выступал. - Сейчас посмотрим основных прогульщиков и тихонь, - и журнал открывает. - Так-с, Плотникова Наталья – это кто у нас? Наташка встаёт. – Скажите нам Наталья (отчество не помню, пусть будет – Александровна) от чего же Вы нас так редко радовали своими выступлениями? Наташка, значит, с места импровизирует: - Так, ведь, стеснительная я! А надо сказать, что она у нас в тот период одевалась не то, чтобы очень скромно: любила фигуру свою в выигрышном свете показать - платье обтягивающее, там, куда выше колена, ну и область декольте - было чему глаз радовать! Ей даже директор школы, где она английский преподавала, несколько раз замечания делала. А тут, значит, Ирка Пухова, святая простота, с места выдаёт: - Да она у нас не из стеснительных! Наташка зыркнула на Ирку по-недоброму, типа, - Ля! Ты крыса! Но мгновенно перестроилась: – Просто с Вами хотела лично пообщаться! Философ наш – кругленький такой, за пятьдесят, - на неё смотрит и прямо расцвёл: - Другое дело, говорит, - считай четвёрка в кармане! Садитесь, сударыня. Наташка к нему за стол присела, чего-то посмеялись они пару минут, и она гордая и довольная с пятёркой отчалила. А у меня, вот, такого арсенала не было, а потому пришлось скромно удовольствоваться четвёркой.
Западносибирская школа
Летом 1991 г. занесло нас с Олегом на самый Восток Западно-Сибирской равнины к Уральскому хребту, а точнее на правый берег Оби, километров на 200 севернее Ханты-Мансийска. На компрессорную станцию «Октябрьская» трассы Уренгой - Помары – Ужгород. ССО «Физик» назывался – у меня даже значок медный сохранился где-то.
Долго и нудно от Ханты-Мансийска еле-еле ползли на поезде. Встречал нас большой транспарант «Дадим миллион газа Родине!». Потом тоже долго ехали по бетонке – дорога из бетонных плит, брошенных прямо на песок, только ушки монтажные загнуты. Кругом, насколько хватает глаз, тайга. Картина, прямо скажем, безрадостная. Компенсировалось это вполне приличными условиями проживания: тёплый блочный одноэтажный домик со всеми удобствами – так, что после Усть-Илимска, где мы жили в палатках два месяца, когда по ночам «минус», совсем другая картина! Потом мы, конечно, поняли, что это всё не столько для нашего удобства, сколько для защиты от мошкИ, ибо здесь в палатках жить нереально от слова «совсем». Для защиты от неё нам выдали сетку Павловского, которая одевалась прямо на головной убор. Была она в крупную (где-то 3 на 3 см.) клетку – оранжевая и сильно неприятно пахучая (репеллент на основе ацетона был) и дышать этим приходилось всё время. Одной пропитки должно было месяца на 3-4 хватить. Лишь у одного из нас была антимоскитная сетка (заранее купил – никому, ведь, не сказал, гадский папа!), – и она была объектом жгучей зависти. Вечером мошки столько было, что на улицу вообще не выйти, и никакие средства не помогали. Олег пару недель в ночь на строительстве дороги работал, даже не знаю, как он там с этим гнусом справлялся. Говорил, что ночью есть время волшебное, когда комаров уже нет, а мошки ещё нет - минут тридцать, наверное. Плиты, кстати, которые он укладывал, уже в 3-4 слоя лежали, - всё песок забирал. А ходить по нему как тяжело было! От КС (компрессорной станции) до базы около 3 км. частично по песку – а мы в полной выкладке и кирзовых сапогах. Так этот песок, наверно, на треть путь увеличивал.
Первое, что удивило, так это то, что народ в трубах жил. Берут, значит, шесть метров газовой трубы. Она где-то 2.5-3 метра диаметром. С обеих сторон заваривают – с одной стороны дверь прорезают, с другой – окно. Теплоизоляцию конечно делают, но там зимой -40, летом +30. Как они в них живут? Выдавали их, причём, как временное жильё, а жили в них люди поколениями. Даже там, где мы были, в Андре, их, считай, целый посёлок был. Я как-то видел фото такого трубного городка на обложке журнала «Огонёк» в номере конца восьмидесятых.
Народ там, я вам скажу, тоже колоритный, ханты и манси эти. Местные работяги байку рассказывали: двое по пьяни решили олениной полакомиться. Сели на УАЗ, приехали к стаду, стрельнули оленя. Только к нему подошли – выходит хант с берданкой и в ближайшего из них бабах – осечка. Затвор передёрнул – опять бабах, снова осечка. Всё, говорит, ваша взяла – забирайте оленя! С мужиков хмель как рукой сняло, бросили они этого оленя, стремглав в машину, и только их и видели! А оленей с тех пор у хантов больше никто не ворует.
Мы, когда на областной слёт стройотрядов ездили, - там что-то вроде ДК было с залом большим. Так за год до нас на каком-то официальном мероприятии вышел старейшина местный на сцену, подошёл к микрофону и сказал так спокойно: «Это наша земля, уходите!».
Коренные жители все кочующие. Их всё к осёдлости при Советской власти приучали, дома им строили, выплаты давали, стимулировали всячески, но так всё даром и пропало. Сколько их, где они, чем занимаются, так никто до сих пор толком и не знает. Спрашивал я, мол, как они с мошкой-то борются? – Мазь они сами делают с включением оленьего помёта: к ним не то, что мошка, человек с подветренной стороны подойти не может! И ещё, как многие малые народы, лишены они гена устойчивости к огненной воде. Пьют все, причём с сызмальства, но не водку какую-нибудь, а «чикалон» (одеколон по-нашему), ибо он вкусный и приятно пахнет. В нашем посёлке был один алкаш манси, который всегда просил выпить и предлагал за это кого надо зарезать, потому что ему пофиг.
Местные – те, которые вахтовые, тоже специфики поднабрались. Вот, магазин продуктовый, например. Он на весь посёлок один был. Часы работы на нём висят, как полагается. Но, чтобы он хоть раз вовремя открылся-закрылся! Продавщица – просто пися-королева! Мне один раз удалось его открытым застать: взвесьте мне, говорю, полпалки колбасного сыра. – А вторую кто у меня возьмёт? Либо всю берите, либо никак! - Ладно, говорю, взвесьте мне вот тех конфет 300 грамм. Она, не глядя, рукой зачерпнула и на весы: сколько взвесила - столько взвесила!
Помню, по посёлку всё время полупьяный дядя Коля ходил. Мы его как-то спросили, мол, дядя Коля, вы вообще работаете? – Конечно, говорит. -А за что Вам платят-то? - продолжаем мы. - Как за что? За то, что я здесь живу!
Безалаберность там вообще в воздухе витала. Как-то раз вызвал нас прораб кабель найти. Подводит нас к дороге, проводит черту – здесь должен быть, сантиметров 70-80 вглубь. Прокопали мы – нет ничего. Возьмите, говорит, ещё по метру по сторонам и ещё сантиметров 30 вглубь. Выкопали – опять ничего. Может не здесь, говорим. Здесь однозначно – дальше, мол, копайте. Просто электрики-разгильдяи, могли и от проекта отклониться! Кабель, типа, очень нужный – срочно найти надо! И у шёл на другой объект. Возвращается вечером, а мы же студенты - люди ответственные, - просто окоп уже выкопали: метров 12 в длину, в человеческий рост и шириной сантиметров 60, наверное. Всю дорогу по диагонали перекрыли. Мокрые, грязные, уставшие стоим. У него глаза вначале округлились, посмотрел он на это всё и резюмировал: - Ну, значит, не здесь – закапывайте! Развернулся и ушёл.
Как-то пришли к нам пьяные местные заводиться. Двое их было. Я даже вначале не понял, что происходит, ибо они еле на ногах стояли и лыка не вязали. По-первости скорее комично было. Но потом стали подтягиваться и другие, у парочки я даже арматуру заприметил. А надо сказать, что нас человек 30 студентов, включая девчонок, а их в посёлке человек 200-300 матёрого пролетариата. Нас уже человека 3-4 в дверях встало – ну, чтобы хоть как-то численному преимуществу их не дать развернуться. Но тут вышел наш командир – он нас постарше был, уже после армии. Невысокий такой, крепкий, активный и правильный – чем-то нашего Пашу напоминал, - и пошёл с их авторитетами разбираться. Жёсткие переговоры были, около получаса, наверное. Мы всё видели, но не слышно ничего было. Уж не знаю, что он им такого наговорил, но они своих забрали и ушли. И больше у нас таких инцидентов не было. Спасибо ему большое!
В посёлке, кстати, свой парник был – большой стеклянный. В нём огурцы-помидоры выращивали. Мы как-то контейнеры стекла для него разбирали. Вадька Иванов зазевался, так ему полтонны стекла на ногу и упало. Только косточка круглая у стопы отлетела, а так, вроде, ничего. Надо сказать, что ни милиции, ни врачей там отродясь не было. Что делать-то? Вызвали вертолёт – отвезли нашего Вадьку в областную больницу. Он потом ещё рассказывал, что его в больнице чуть тараканы вместе с койкой не унесли и гордо показывал рентген, где видно было, что его косточка шурупом обратно привинчена. Чуть позже обо всех изменениях погоды она ему сообщать стала, так что местным оракулом был!
Однажды наш главный весельчак красный фонарь аварийного освещения КС-ки снял и у входа в женский отсек повесил. Девушки наши разобиделись и всей бригадой на работу не вышли. Командир отряда за это с него десять трудодней и снял. А человек обиделся, собрался и уехал. Жаль, весёлый был парень!
В отряде у нас было несколько трудновоспитуемых подростков из детской комнаты милиции. Нам так командир и объяснил, что вначале к нам – на трудовое перевоспитание, а, если не поможет, то в колонию. Ко мне в бригаду попал один такой - Гриша Майсиади, – симпатичный и не глупый паренёк, грек, но бедовый прямо очень! Он ещё боксёром был, ничего не боялся, и всё-время чуть что, сразу в драку лез; и разница в возрасте его ничуть не смущала. И вот, значит, стоим мы с ним в паре – оборудование красим. А он такой – слышь, я закурю! Я ему – даже не думай, - тут же газ кругом! А он – да, мне пофиг! Чуть до драки дело не дошло – я его из камеры стал вытаскивать, он мне под дых насовал, а на выходе во фланце одного пальца не было и газ бил, как душ Шарко, причём прямо в нас. Тут, наконец, и до него дошло. Едем мы обратно в вахте, я у сопровождающего и спрашиваю, мол, где тут курить-то можно? – Только в двух местах на всю КС-ку, говорит, а то чего, думаете, посёлок в 3-х километрах стоит? В прошлый раз, как полыхнуло, что метров на 800 не подойти было!
По контракту кроме общестроительной деятельности нам ещё включили дачу концерта местному населению, и ещё наш отряд должен был выступить на областном слёте стройотрядов. Буквально за день до события снял командир нас пятерых с работы. Креативьте, типа, полная свобода! Мы ещё тогда думали, что лучше бы на работе остались – ни у кого ни одной мысли. Где-то через час-полтора творческого настроя из головы моей пошёл дым, но меня стало глючить. Это и легло в основу нашего выступления. Я ещё тогда мог вполне сносно имитировать звучание саксофона. Потом за этот концерт мне значок ударника дали – единственный на все три отряда. За работу я бы его фиг получил, а за шизу – вот, пожалуйста! На областной слёт мы опять долго ехали на поезде, причём по единственной колее и остановка была последней – за ней кончались рельсы. И тайга кругом. Промозгло, дождик какой-то противный. Помню, что меня тоска тогда такая взяла, что домой я никогда уже не вернусь и сгину здесь, как сотни тысяч до меня, почему-то, в ГУЛАГе! Городок тоже: несколько блочных домов, даже парочка двухэтажных была, ДК, а остальное - трубный посёлок. А мы же голодные, а тут магазин! Айда! А 1991 год, да ещё и в глухой Сибири, – пустые полки, только 3-х литровые банки с маринованными арбузами. Это вам даже не «деревня, тётка, глушь, Саратов», а значительно дальше! Я раньше маринованных арбузов никогда не видел. Купил одну банку. Окрыли, попробовали – гадость редкостная: во-первых, арбуз всё ещё ассоциировался с чем-то сладким, а тут ближе к патиссону какому-нибудь; а во-вторых, уксуса в нём было – на голодный желудок вообще не пошло! Как купил, так всё и выкинул.
После очередного рабочего дня собрались мы восвояси, а тут ещё вахты не было. Три километра тащиться пешком по песку и бетонке – та ещё перспектива! И тут водитель скрейпера говорит, мол, давайте подброшу – мы поколебались немного, но усталость взяла своё – давай, говорим. Лучше бы мы пешком пошли… Усталость, как ветром сдуло – очень жить, знаете ли, захотелось! На всякий случай: скрейпер – это такая землеройная машина для резки грунта слоями. Кабина на двух колёсах и огромный открытый ковш с ножом, соединённые одним подвижным узлом, типа нашего Кировца. Короче, так как ни одному инспектору по ТБ и в страшном сне не могло присниться, что людей можно в этом ковше возить, то никакое зеркало заднего вида не показывает водителю, что в нём творится. А нас там пятеро или шестеро стояло, взявшись за руки. Потому, как держаться в принципе там не за что, а когда он притормаживал мы все, особенно середина, на пару-тройку шагов вперёд вылетали прямо к ножу ковша. А этот «молодец» ещё решил перед нами покрасоваться – с ветерком прокатить. Чуть бы он посильнее затормозил – и всё, поминай как звали! Когда приехали – крови в венах не было – чистый адреналин! Чтоб я ещё… да ни в жизнь!
На КС-ке основной нашей работой покраска была. Цеха там, кстати, огромные – метров 100 в длину, метров 25 в высоту. И, вот, работали мы однажды в таком. Оборудования там всякого немерено! А по цеху огромный мостовой кран ходит по рельсам, которые на стенах под потолком. Колёса у него метра по 2.5 – огромные. Ребята, что на верху работали, через этот кран спускались и поднимались – не леса же городить, когда оборудования столько внизу, да и лесов-то никаких не было. И вот в конце дня стоят, значит, трое под потолком на самом краю этой рельсины, просят кран им подогнать, чтобы спуститься. Беру я пульт, а он не 4 кнопки, как обычно, стрелки, там, по сторонам и вверх/вниз, а он весь в кнопках, причём рисунки назначения затёрты или стёрты начисто. Я, значит, нажимаю, на те, которые думаю, должны подойти, но смотрю не на пульт, а на кран, точнее на его реакцию. И вот кран двинулся на ребят, я кнопку сразу же отпустил, а у этой махины инерция более чем. А как его тормознуть не знаю, да и кнопки тыкать боязно, вдруг на ту же попаду, тогда им всем троим хана – вниз метров 15-20 и железо одно, короче, без шансов. Замер я и смотрю как колесо это огромное по рельсине на ребят катится - медленно, но неотвратимо. Все вокруг тоже замерли – тишина гробовая. Ребята наверху героями стоят… Колесо на них едет, но всё медленнее. Сам стою ни жив, ни мёртв – такой грех на душу! А оно остановилось меньше метра от них. Все облегчённо выдохнули. Спустились они молча. Весь вечер тогда как-то говорить настроения не было: каждый о своём думал. Но волос седых, думаю, у нас поприбавилось.
В один день начальник цеха нас предупредил, чтобы сегодня всё чин-чинарём было – комиссия высокая из Газпрома приезжает. Ну, мы что? – Каски надели, пуговицы застегнули – работаем. А я, значит, с приставной лестницы трубы красил на высоте метра три, наверное. Только переставлять эту лестницу влом всё время: спуститься, переставить, подняться, - ну я на ней, как на ходулях, потихоньку перемещался. Пришла, значит, эта комиссия, ходят важные товарищи в белых касках, и присные с ними. Встали в нашем цеху, метрах в пяти от меня, обсуждают что-то. А я, значит, на лестнице переползаю, и зараза эта с диким грохотом падает, а я в обнимку на трубе вишу – ножками сучу, и краска тихо льётся с трёх метров на пол… В общем, день этой комиссии я сделал.
Поставили меня как-то ворота с забором из арматуры красить в какие-то авральные сроки, типа, к комиссии очередной или что-то в этом роде. Они чёрные были, все ржавчиной покрытые. Ну и краска соответствующая: кузбасс-лак и серебрянка – порошок такой воздушный. Сыпешь серебрянку в лак, перешиваешь, значит, это всё, и красишь. Мажу кистью, поторапливаюсь, но скорость явно нета: чую – не успею, пока с одной стороны покрасишь, пока обойдёшь – посмотришь, где не достал… Короче, плюнул я и прямо в тканевых перчатках руки в краску – потом арматуру обхватил и вжик – готово! К вечеру всё успел. Ребята приходят меня забирать – О! Ты, типа, себя видел? – Чегой-то? - Так ты у нас серебряный мальчик из «Приключения Электроника», помните, там ещё Владимир Басов песню пел: «Берут они охотно старинные полотна». Одним словом, я как живая статуя был – вся одежда серебряная, лицо серебряное, подшлемник, обувь, укладка волос, про руки вообще не говорю. Эффектный монохром, одним словом! Меня даже ребята сфоткали, но как-то издалека и на чёрно-белой фотке шибко не видно.
Когда два месяца закончились все перекрестились, выпили водки сивушной и устремились на Родину. Но нам с Олегом приключений явно мало показалось – давай, говорит, на шабашку останемся, типа, денег заработаем. Мы же не такие слабаки, как эти! - А то! Давай, говорю! Четверо нас осталось: мы с Олегом и бригадир с помощником. Ну это, скажу я вам, совсем жесть началась. Объём приличный взяли, а успеть до сентября надо было. Вставали затемно, приходили тоже, пахали как проклятые. Повара наши со всеми вместе уехали, столовой нет никакой, в магазин, соответственно, мы тоже не успевали. Есть совсем нечего было. Питались вздувшимися консервами какой-то рыбы с овощами. Протыкаешь банку – оттуда фонтан, вкус – сами понимаете! Ботулизм нервно курит в сторонке! Лишь один день мы полдня не работали – нервно сидели и слушали маленький транзисторный приёмник – 18 августа это было, - ГКЧП. Всё, думаем, приедем – обреют нас сразу и в армию на гражданскую войну! Ну война войной, а работать кто за нас будет?
Когда мы открытую часть красили, там рядами газопроводы мощные стояли, штук 20, наверно, и от каждого свечой вверх тонкая трубка поднималась диаметром сантиметров пять и высотой метра четыре с половиной. На конце оголовник – чтобы не заливало. Ни лестницы, ни лесов каких. Как красить-то? Вот Олег и говорит: – Ты же у нас спортсмен, в сборной, там, и всё такое, тебе и лезть! Аргументов встречных никаких я не нашёл, а потому сделал из тонкой арматуры загогулину – одним концом в сапог, на другой конец – ведёрко с краской, кисточку в голенище и пополз, как по канату. Причём ползти аккуратно приходилось, дабы краску не расплескать. Наверху ногами трубу зажимаю, одной рукой её родимую держу, во второй кисточка – нагибаюсь, в ведёрко макаю - подо мной пять метров, сцуко! Красишь медленно и сползаешь потихоньку. Пресс болит, как сволочь! На третьей свече он вообще отказывался держать. С каждым днём эти свечи давались всё тяжелее и тяжелее. Работяги ещё говорили, что офигеть, как студенты красят – за неделю месячную норму! Пресс практически не проходил – болел всё время. А самое обидное, что когда, наконец, последнюю 20-ую покрасил, уходя, обошли мы это РУ с другой стороны – а там лестница заныкана была!
На шабашке мы себе послабление по форме сделали – от кирзачей отказались, на кеды сменили. Иду я с двумя вёдрами кузбасс-лака по песку и тут наступаю на стекло, которое встаёт вертикально, проходит сквозь подошву и врезается мне в ступню – я естественно падаю, роняя перед собой оба ведра – я в землю, а от земли уже две волны лака поднимаются… Всё лицо, волосы, одежда, даже в рот немного. Пошёл в туалет, отмылся, как смог, ветошью какой-то обтёрся и похромал дальше красить.
Попали мы как-то раз в песчаную бурю. Ветер сильный, а песка там вокруг немеряно. Он просто горизонтально летит – глаза не открыть. А мы в это время как раз на улице работали. Лицо вниз, рукой песок отгрёб, быстро покрасил – сразу всё обратно занесло. Закончил я один агрегат, встаю к другому перейти, лицо вниз – ибо против песка глаза берегу, и разгибаюсь прямо головой в острый край полукруглого фланца… Кровищи! Она даже не капала, а ручьём текла. Я, значит, к Олегу разворачиваюсь, - как он потом сказал, – первая мысль: потеряли парня! Побрели мы к вагончику, красный след за мной тянется. Достали аптечку: кусок грязной ваты, тридцать сантиметров использованного бинта, рулон пластыря и бальзам «Звёздочка». Ну чего: ватой в рану, поверх кусок бинта, к волосам кусками пластыря – кровь остановили. Организм мой, вообще, от меня в шоке был, но выстоял! На третий день уже без повязки работал - как на собаке всё!
Когда с Олегом обо всём этом вспоминали, он и говорит, мол, ничего такого плохого не помню. Это, смотря, как написать, наверное. Ты уж повеселее сделай что-нибудь…
Шампунь
Дело было опять же в начале 90-х. Как-то подходит ко мне Константин Сергеевич и говорит, мол, есть ли желание подзаработать? Мне такие вопросы тогда задавать было, что перед быком красной тряпкой трясти: - Время-место? - говорю. – Товарища с собой возьми. – Олег вряд ли откажется! В пятницу вечером приехали мы с Фрэнком на Чёрную речку, в условном месте встретились ещё с парой товарищей. В назначенное время приезжает чёрный Land Cruiser – мы сразу оценили серьёзность намерений: круче него только 600-ый Мерседес, наверно, был. Разместились мы вчетвером на заднем сиденье, ибо передние оба работодателями заняты были, глянь – а между ними ящик стоит с трубкой телефонной. На армейский похож, но уж больно дизайнерский, да и кнопки с оранжевой подсветкой. – Что за штуковина, спрашиваю. – Сотовый телефон, прямо из машины звонить можно! – Да, ладно!?! Чудеса супостатской техники, да и только! Такой крутизны я не только не видел, но и не слышал о такой! Ребята тоже были под впечатлением.
Привезли нас в промзону в районе Мебельной улицы. Это сейчас там метро Старая Деревня и цивилизация вокруг, а тогда это тот ещё медвежий угол был. Серафимовское кладбище опять же неподалёку. У отца в этом месте гараж был, так они по одному выезжать не рисковали – по двое-трое собирались: если увязнешь, так хоть есть, кому вытащить. И транспорта, считай, никакого – по Торфяной дороге разве что до одиннадцати автобус 93-ий ходил, да троллейбусы 25 и 50. Глухомань, одним словом. Вышли мы у какого-то промышленного здания, рядом фура стоит с длиннющим прицепом. – Вот, говорят нувориши эти, вам фронт работ: полог у прицепа откидывают, а он под завязку забит коробками с финским шампунем Timotei. – Пойдём, говорят, мы склад вам покажем. Поднялись мы по лестнице на третий этаж, осмотрели складские помещения. А лифта нет, да и вообще механизации никакой: не то, что погрузчиков нет и штабелёров каких, так даже тележек! Рохли банальной и той нет. Хотя, зачем она нужна, без лифта-то!
Залез я, значит, в прицеп, 4 коробки отковырял, спустился и по лестнице пошёл. Возвращаюсь с мыслью, что так меня на долго не хватит – лучше не больше 3-х брать. Фрэнк тоже на перспективу эту безрадостно смотрит. Сделали мы 10-15 ходок – опа: подмогу нам привезли – ещё четверых «счастливчиков». Ну, мы, типа, уже бывалые! – Больше трёх, говорю, не берите, тащить – не ближний свет! В первый час даже как-то работа спориться стала. Пришло время первого перерыва – все, считай, курящие были, кроме меня и ещё одного парня. Сели в кружок, ноги с непривычки гудят, байки какие-то в ход пошли. Я на машину глянул – четверть дай бог разгрузили. Минут через пять встал и пошёл к фуре. – Хорош сидеть, говорю, а то до ночи не разгребёмся. Народ хабцы побросал и вяло присоединился. После 50-100 ходок ноги уже после лестницы на каждый шаг даже по прямой присесть норовили. Перекуры всё чаще и чаще стали случаться. Мы-то выносливостью шибко не отличались, а уж вторая бригада – совсем не работники были. Я их гонял постоянно: деньги-то всем поровну, а они всё курят, пока мы работаем! Потихоньку наши ребята стали к ним на перекуры подтягиваться. Общий настрой падать стал, и уже к плинтусу ближе. Я, значит, старался их подбодрить: - вот, говорю, ещё пара ходок и половина будет, а там уж, глядишь, потихоньку-помаленьку и замаячит свет в конце туннеля! Только мы половину осилили, как вторая фура подъехала – тут уже и у меня руки опустились. Сел я к ребятам, разве что не закурил с ними. Байки все уже позади остались. В принципе, чужие люди достали, кто, что с собой взял, поделили - молча сидим, жуём. В глазах тоска, ночь на дворе. А тут как раз работодатели наши подъехали – проверить как мы тут. – Про вторую фуру разговора не было, говорю! – Так вышло, говорят, премию заплатим. - Со временем мы тут явно не уложимся, надо хоть родных предупредить, а то «напрасно старушка ждёт сына домой». – Не вопрос, говорят, телефон в машине – звоните. Сходили, приобщились к этому чуду враждебной техники: цель достигнута – дома нас не ждут. Продолжаем. Народ уже после каждой ходки норовил просто посидеть, всё время их гонять приходилось. Правда первая фура позади уже осталась. – Вот, говорю, теперь точно, больше половины! На реакцию ни у кого уже сил не было. Мысли у всех созвучные были: закончилось бы это всё побыстрее! К утру ближе ходили прямо как зомби, на автомате. Отдыхали уже после каждого пролёта. Все уже на ровной поверхности на каждый шаг приседали – у каждого на счету не одна сотня этих спусков-подъёмов на третий этаж. Это, как матросы, когда с дальнего плаванья возвращаются, так их на суше качает – не привыкнуть никак. Их даже, как пьяных, забирали иногда. Вот и у нас нечто похожее.
Закончили мы уже к утру, в качестве премии дали нам на руки по 2 коробки этого самого шампуня. Идём мы с Фрэнком в полной прострации: шампунь в руках, лицом редкие снежинки ловим, слабость и жар изнутри. Под ногами какая-то слякоть, ни души вокруг. Покачиваясь, добрели мы до Торфяной – ни машин, ни транспорта какого. Тут жигулёнок фарами вдалеке засветился – мы слабыми голосами что-то закричали, я коробки подмышку засунул и рукой ему махал. Как раз напротив кладбища наперерез ему двинулись. Со стороны вполне могли сойти за живых мертвецов к заставке из фильма ужасов. Но на наше счастье машина-таки остановилась: парнишка молодой за рулём оказался, может немного нас постарше. – Подвези, друг! Не дойдём! Вошёл он в наше положение и до Коломяжского нас подбросил. Мы с Фрэнком, как ко мне ввалились, так, считай, на пол и рухнули. Я думал – заснём мгновенно, но не тут-то было – ноги гудели так, что сон просто сносило! Но усталость-таки взяла своё – до обеда, наверно, проспали, если не позже. Олега к себе потом пошёл. А я этим шампунем ещё пару лет, наверное, и за работу расплачивался с сантехниками-электриками ЖЭКовскими, и на продукты у знакомых выменивал – время-то такое было.
Военная карьера
Военная кафедра в ЛЭТИ у нас только со второго курса началась. Теперь у девчонок вторник выходным стал, а группу нашу под это дело подрезали немного – пятерых кубинцев и ещё почему-то пару девушек в другую группу перевели. А я ещё с первого курса навострился в институт идти не по Аптекарскому проспекту, а через Ботанический сад. Зелень там, тишина, природа и всё такое! Он, конечно, по утрам закрыт был, но через забор перемахнул и выходишь себе уже у института через их проходную – она круглосуточно работала. Охрана Ботанического института крысилась-крысилась поначалу, а потом средство придумала: подсмотрели они где у них слабое звено и намазали весь забор в том месте литолом – смазка такая густая. Как я об этом узнал? Да, как полез, так и узнал! Когда меня такие мелочи останавливали? Сижу, значит, на корточках - руки о наверняка какой-нибудь редкий эндемик вытираю. А литол этот жирный, противный такой – я наверно пару квадратных метров редких зелёных насаждений им покрыл. Настроение они мне, что и говорить, подпортили. Но перед самым выходом не отказал себе в удовольствии с улыбкой и салютом мимо их удивлённых лиц продефилировать. История с литолом этим мне минут пятнадцать стоила, а то и больше. А у нас первое занятие на военной кафедре. Стучусь я, значит, грустно на часы поглядывая, и вхожу под фразу нашего военного руководителя: - А вот, кто у нас будет командиром взвода! - и на меня рукой показывает. А наши все гогочут – сразу видно, что всё это время они никак крайнего выбрать не могли. Вот, думаю, попал! Благо обязанностей у комвзвода немного было. Но звёздный мой час настал после окончания военной кафедры – летом 1993, когда для получения лейтенантов запаса нам было нужно сборы пройти на Северном флоте (кафедра морская была). А так получилось, что группа наша прошла все годы испытаний без потерь, и, когда стали формировать команду для сборов, в моём взводе оказалось ребят больше, чем в соседних группах – так я стал командиром студентов нашего факультета. ФАВТ наш был самым большим факультетом ЛЭТИ, а потому, как вы уже догадываетесь, я стал командиром всех студентов нашего института. Когда мы прибыли в Североморск, нужно ли объяснять, что от ЛЭТИ студентов было больше, чем выпускников морских кафедр из других ВУЗов? А из Санкт-Петербурга было нас, соответственно, больше, чем из других городов Северо-Западного округа. Статус мой повышался каждый день по несколько раз. Из командира взвода в 10 человек за несколько дней я стал командиром пары рот, если не батальона. Вот, думаю, если бы сборы не месяц были, а три, то, наверное, я бы оттуда при таком темпе командующим флотом бы уехал :) Хотя нет – там второй такой счастливчик был: мы на ТАВКР (Тяжёлом АВианесущем КРейсере) «Киев» были, а рядом «Горшков» стоял того же проекта. Ну, на худой конец – заместителем командующего флотом! Тут бонусы, конечно, пошли: в дежурстве я не участвовал, например. Это, скажу я вам, вызвало бурю негодования среди одногруппников, благо каюты мне не полагалось – в одном кубрике жили, и у всех была прекрасная возможность высказать мне всё, что обо мне думали. Днём я регулярно в кают-компании тусовался или с командиром корабля организационные вопросы наши студенческие решал. Поначалу хотел я делом заняться: - Разрешите, говорю, обратиться. Мы тут специалисты по БИУСам, а на корабле – редкий случай, - оборудование такое есть. Прошу, типа, Вас организовать с ним знакомство. - Что ж, - говорит командир, - будет вам завтра знакомство. Здесь стоит отметить, что корабль с 1991 года на приколе стоял, а как раз в 1993 через «неустановленных лиц» он Китаю был продан – мы, правда, тогда этого не знали. Оборудование с него уже частично снимать стали. Построил утром нас командир, и говорит, мол, сегодня будете с оборудованием знакомиться. Привёл нас в нашу БЧ-7, а там это оборудование, демонтированное стоит – шкафчики с нас высотой и где-то 60*60, набитые железом и ламповыми схемами, штук 20, наверное. Задача ваша, говорит, их на причал вытащить. А они, во-первых, тяжеленные, во-вторых, неудобные, а в-третьих, в узких корабельных коридорах с ними не развернуться, а корабль, я вам скажу, 273 метра длиной и палуб штук 6 – тоже не хухры-мухры! Часа четыре мы таскали эти гробы – полтора человека спереди (один держит двумя руками и один сбоку одной), полтора сзади. Перематерились вдоль и поперёк, вспоминая мою инициативу. Вторая моя идея тоже благая была, но закончилась как-то также. В третий раз я на те же грабли уже наступать не стал, а занялся сугубо мирным делом: раз уж с военной специальностью не задалось, так надо хоть город посмотреть – и стал я каждый день увольнительные на берег ребятам выписывать. Тут уже матросы-срочники от зависти взвыли, ибо им одна увольнительная чуть ли не в год полагалась.
Ближе к концу сборов собрали нас на плацу на причале, и старпом выступил с речью, как хорошо, мол, в армии служить, а на флоте – вообще песня! Правда упор он сделал не на том, что «есть такая профессия - Родину защищать», а на сугубо материальных аспектах – одеты-обуты, накормлены, ещё и зарплату, типа, приличную платят, а могут и квартиру дать! Да, ладно, сделаем ему скидку на 1993 г. А студенты все из крупных городов со своим видением будущего – встретили его предложение усмешками. А так как нас человек 500 стояло, то усмешки эти таким эхом прокатились, что руководство наше аж закручинилось, а мне, честно говоря, за державу обидно стало. Справедливости ради отмечу, что пару человек из моих знакомых, таки, контракт подписали. Да и сам я после такой блестящей военной карьеры об этом подумывал, но решил, что не стоит путать туризм с эмиграцией, особенно, если туризм этот - военный.
ЮРИДИЧЕСКИЙ
;
Юридический
Уже к концу четвёртого курса ЛЭТИ понял я, что не моё это всё. Надо себя в другом искать. Но, не то, чтобы сразу всё бросить и как в омут головой: начатое по-первости закончить надобно. И, вот, уже с дипломом, не шибко удачно начав в Ленэнерго, вернулся я снова к мысли о самореализации: чего хочу-то? В голове возникли две мысли: социология и юриспруденция. А тут как раз случай подвернулся: в кругу родственников зашёл разговор о профориентации, тут я, значит, свои «5 копеек» и вставил. – Социология? – говорит тёткин муж, - Да кому она сейчас нужна? Вот я социолог, так на старости лет без работы остался. Аргумент, думаю. - А, если по юридической части: лучше, наверно, в Универ податься или институт МВД? Платных-то сейчас всяких без роду без племени повыскакивало, как грибы после дождя! – Тю! – говорит тётка, - Тоже мне выбрал! Айда к нам в юридический институт Генпрокуратуры: он раньше занимался только повышением квалификации следственных работников, а с этого года первый набор организует, причём вечерников. - Замётано! – говорю.
Весной 1998 г. подал я документы на платное отделение, экзамен вступительный сдал. По деньгам всё, вроде получается: где-то четверть зарплаты откладывать надо, чтобы семестр оплатить. Довольный сижу, портфель собираю, типа, снова в школу! А тут у нас 17 августа 1998 незаметно подкралось. Как бабахнуло, что и рубль в четыре раза обвалился. Всё, думаю, вот она - смерть на взлёте: тут не то, что на учёбу, на еду уже не хватает. Бросать всё равно ну буду, отчислят за неуплату, так отчислят!
Ректор института – святой человек был: Волженкин Борис Владимирович. Между прочим, государственный советник юстиции 2-го класса – генерал-лейтенант по-нашему. Он, чувствуя ситуацию, финансовую дисциплину ослабил по-максимуму: я за первый семестр только через год расплатиться смог. А к нему регулярно, как староста, приходил – у него приёмных часов не было: всегда открыто. Заходишь, садишься, излагаешь проблему – он за пять минут её решает: всё чётко, конкретно и по существу. Никакого тебе пафоса, чуть ли не по-семейному.
Одна у него слабость была – жена. В том же институте преподавала. Он даже специально разрешение в Генеральной прокуратуре получил, чтобы они вместе работать могли. Любил её безумно. А она просто сумасшедшая была, причём в буквальном смысле. Не помню уж, что она у нас вела, но всё больше любила о политике порассуждать, и присказка у неё была про всех, по её мнению, незаслуженно наделённых властью - отставной козы барабанщик. Хамка была, конечно, но и неадеквата хватало. Жаловались на неё студенты группами. Меня, правда, тётка сразу предупредила. Эпатажная женщина была: иногда такое отмачивала, что и сотрудники, бывало, к ректору приходили: - Борис Владимирович, ну сделайте хоть что-нибудь! Но, он на все её выходки глаза закрывал, через что в конечном итоге и погорел – ушли его на кафедру уголовного права Универа заведующим. Диплом нам уже Дворянский вручал. А Волженкин – это целая эпоха для института была, с ним вся душевная атмосфера ушла, а уж как коллеги его любили! Как там «Из-за острова на стрежень»? - «Нас на бабу променял».
У ректора по штату два проректора полагалось. Один из них добродушная такая женщина была – генерал-майор опять же. В Приморском районе жила, на Долгоозёрной кажется. И вот, как-то возвращалась она с праздника домой в гражданке, и с ней вместе в лифт мужичонка зашёл. Двери закрылись, он, значит, ножик достал и говорит, мол, снимайте, сударыня, серьги-кольца, да кошелёк, смотрите, не забудьте. Отдала она ему всё по списку, как полагается, а он, стало быть, ретировался. Позвонила она через пару минут куда следует: всю милицию Приморского района на уши подняли - операция «Перехват» называлась. Но так и не нашли умельца.
Одной из первых лекций у нас была вводная по философии. Вышел дядечка немного за шестьдесят, фамилия у него ещё была – Кальной. И, давай, значит, кружева словесные разводить да так, что минут через пять мы все уже нить разговора потеряли. И в завершении этого образца ораторского искусства он с победным видом аудиторию взглядом обвёл: - Вопросы есть? – А то! У нас экзамен будет по Вашему предмету или же зачётом ограничимся? – Что на это я могу вам ответить, - продолжает он, - и опять минут на пять непонятно о чём. В зале уже повеселело, градус настроения повысился. – Теперь понятно? – вопрошает он снова. В зале уже смешки начинаются: - Так, экзамен-то будет или нет? Тот уже горячиться стал: - Да, что же здесь непонятного? – и опять минут на пять. Лекция потоковая – человек сто сидит. Народ уже в голос ржёт. Философ наш старается себя в руках держать, но усердно, значит, рака за камень заводит. В итоге мы так и не поняли, что у нас с экзаменом-то.
Но потом мы были всё-таки отомщены. А дело было так: тётка моя перед выходом на пенсию как раз на кафедре философии работала. А надо сказать, что юмор у неё специфический и при этом удержу она не знает. Коллектив в институте небольшой, слаженный и дружный был. Кальной-то как раз пришлый. Прокуратура, вообще, себя белой костью считает и МВДэшников недолюбливает, типа, уровень культуры у них не тот. А тут, значит, день рождения у проректора, традиционно сопровождающийся обильным возлиянием и всеми сопутствующими. И, вот, на этом самом мероприятии философ наш изрядно перебрал, а потому на следующий день пришёл с сильным похмельем и провалами в памяти. – Напомните, - обращается он к тётке, - чем у нас вчера дело кончилось? – Не уж то не помните? – сразу включается она, - Да уж Вы жгли! – Да, что было-то? – Он ещё и спрашивает?! Кто поперёк коридора лежал (а коридоры там действительно узкие - не больше метра), никого не пропускал и деньги за проход требовал? Вначале Вас обуздать хотели, поднять. Но Вы чуть не в драку! Ректора позвали, чтобы он Вас вразумил. Так Вы с него двойную плату затребовали! – Что Вы такое говорите, голубушка! Быть того не может! – бормотал Кальной, держась за голову. – Это ещё что! Вас потом на матные частушки потянуло! – Господи! Я же не знаю ни одной! – взмолился тот. – Вот и нам интересно стало откуда такие познания фольклора, – не унималась тётка. Кальной, значит, себе корвалола капает: - У нас через полчаса заседание заведующих кафедр. Как я в глаза людям смотреть буду? Посмотрела она на него, сжалилась: - Да, ладно, не берите в голову, пошутила я, не было такого… Никакой двойной платы - с ректора, как со всех взяли!
На вторую лекцию по коммерческому праву у нас препод заболел, а потому женщина молодая на замену вышла. Лет тридцать с небольшим. В кожаной тужурке, стрижка короткая, взгляд жёсткий, брюки тоже какого-то военного образца. Ни дать ни взять – сотрудник ЧК из 20-х. Обвела она группу своим рентгеном: и рукой по столу бац: - Я бы всех этих коммерсантов сразу к стенке! Хорошее начало, думаем: у нас как раз полгруппы со своим бизнесом, а некоторые и не с одним! – Разворовали страну, сволочи! - продолжает она. Мы, значит, сидим, рты открыв, - полное погружение в действо. Как в фильме «Зеркало для героя», где он в прошлом очутился. А она, значит, продолжает в том же духе, уже рукой, как шашкой, в воздухе рубит. Энергия и абсолютная уверенность и непоколебимость в своих словах. Народ заворожённо смотрит, благо хватило всем ума ей не перечить, а то, ведь, достала бы наган – с неё сталось бы для полноты-то образа! Полтора часа, наполненных классовой борьбой, - это единственная лекция по коммерческому праву, которую я действительно запомнил!
На одном из семинаров по уголовному праву объявили нам, что тема у нас сегодня ст.228.1 УК РФ Незаконный оборот наркотических веществ. – Ну-с, - задорно говорит бывшая следователь, - какие наркотики вы знаете? Типа, подбодрить нас хотела. И тут со всех сторон понеслось: опиум, крэк, гашиш, снежок… - А это вообще вещь забойная! - Антрацит, шпага, киборг… - На вкус не очень! – Шмыгарь боб, сало, ноздрик, штукатурка… - Это вообще больше пробовать не буду! – Белдыга, винт, оксик, пляс-вода… - Да ну, я завязал давно! – Хэш, джанг, дэкстра… - Этот, кстати, в полтора раза подорожал. – Марка, дот, крокодил… - Хватит-хватит, - прервал наш поток обалдевший преподаватель, - я вижу, что тема эта для вас не новая, но вернёмся-таки к уголовному праву!
Специфика института заключалась в том, что нам давали в приличных объёмах и криминалистику, и патологоанатомию. Как сейчас помню, последнюю читал у нас профессор ИвАнов. Да-да! Не какой-нибудь вам банальный Иванов, а именно ИвАнов, на болгарский манер. Он в своё время со всеми серийными убийцами и людоедами работал. Любил добавить остроты в лекции, ну, чисто, чтобы народ не спал: а сейчас я покажу Вам чем переезд трамваем отличается от переезда поездом! И фотографии на экран. Весь зал глаза в пол – Ооо, нет!
Несколько предметов было – просто с открытым ртом слушал: взять хотя бы Историю зарубежного государства и права. Вот, вы, например, знали, что спартанцы не есть коренное население Спарты? А что в ряде мусульманских стран нет понятия недвижимости? А почему в одних места христианство появилось, в других – мусульманство, а в-третьих – буддизм? Я учебник Чернышёва просто домой купил – беллетристика нервно курит в сторонке!
Был у нас ещё совершенно улётный курс – Элитарные теории демократии. Доцент Честнов читал. У него ещё одна фишка классная была: лекции можно было не конспектировать, а взять брошюру в библиотеке, где весь его курс кратко был напечатан. Она так и называлась: «Конспект лекций». А потому на п;рах можно было чисто внемлить. Он ещё и хорошим оратором был. До сих пор остаётся для меня примером преподавания. Я этими теориями просто бредил пару лет, наверно. Гулял как-то с девушкой – в библиотеке Маяковского работала (кстати, с красным дипломом институт культуры им.Крупской закончила). Идём вдоль Летнего сада, а я ей с пеной у рта объясняю преимущества меритократии перед управлением духовными лидерами, жрецами там всякими, духовенством. – Ты что, дурак? Ты о чём с девушкой на свидании разговариваешь? Честно скажу: тяжело взлетать, когда так сразу обухом-то!
А Римское право? Формальная логика в чистом виде. Там только формулировки задач ласкают слух: ремесленник Марк договорился с Квинтом Серторием, а потом с Гнеем Помпеем о продаже принадлежавшей ему скульптуры. Он получил деньги с обоих, но скульптуру передал только Гнею Помпею… Всё современное право на нём основано. И отличается от первоисточника, как правило, в худшую сторону. Это, как медики восхищаются латынью – математикой языка. А почему в Италии сейчас говорят не на латыни, а на итальянском? Правильно! Потому что языки всех покорённых римлянами народов смешались, и в итоге вместо идеально стройной латыни получился современный итальянский язык!
Учиться в принципе-то не просто, а на вечернем особенно. Вопрос даже не столько в усталости, сколько в голоде. Сидишь на лекции, а живот урчит. А тут соседка по дороге в институт на Кузнечный рынок забежала и квашенной капусты купила. Я лекцию пишу, а запах через пакет просто в радиусе пары метров всем животы сводит. – Всё, говорю, сил моих больше нет: давай сюда свою капусту! Она опешила вначале: - Так ведь ни вилки, ничего! – Разворачивай-разворачивай! Она тихо там пошуршала, пакет развернула: – Держи, говорит. Я, не глядя три пальца в пакет, рассол стряхнул, и, когда препод к доске отвернулся, капусту эту в рот и закинул. Вкуснотища! Но запах пошёл! Тут, уже народ на нас поглядывать стал. Она тоже не сдержалась. Потянулись руки и спереди, и сзади. Так на четверых-пятерых мы этот пакет быстро ухайдокали всем на зависть. Жевать, правда, медленно приходилось, – она же хрустит громко, зараза! Очень похоже, когда в кинотеатре кто-нибудь медленно шоколадку разворачивал!
В конце 90-х были ещё популярны КВНы всякие, Что-Где-Когда и т.п. Институт наш не стал исключением – и у нас КВН провели. Команда нашей группы победила, но у молодых, последний номер был, когда девчонки (будущие прокурорши, кстати) в костюме заек а-ля Плейбой, с заячьими хвостиками повернулись непосредственно ими к жюри, ну и помахали в такт музыкального сопровождения. Ректор, когда нас поздравлял, не сдержался и отметил, что всё-таки номер с хвостиками – это очень сильно было!
Праздновать победу мы отправились на квартиру одной из участниц где-то рядом: пешком дошли. Квартира большая, места много – расположились мы там, а одна комната закрыта. Ну и девчонка эта сказала, что у них кавказская овчарка в этой комнате живёт. С этого места и мама её подключилась - хозяйка квартиры и по совместительству учредитель и собственник сети магазинов «1000 и 1 сумка», - с неподдельной гордостью рассказывала, что когда они своего монстра выгуливают, он не раз, то немецкую овчарку пополам перекусит, то ротвейлера какого на куски порвёт. А уж сколько маленьких шавок, которых он проглотил целиком, без разбору, не пережёвывая, так она уже и со счёту сбилась. А недавно хозяйке, которая за свою псину заступиться вздумала, полруки откусил. Уж не знаю, чем здесь гордится можно, но это то время было, когда у Петросяна шутка была: продаются щенки собаки-убийцы от родителей-людоедов.
Дочка, правда, у неё была, как бы это сказали до революции: «с добрым сердцем». Особенно запомнилось, когда её мать рассказала, что кроме сумок с советских времён осталась у неё лишь одна любовь – хрусталь, коллекцию в три полки которого вы можете лицезреть в серванте слева. А дочка, значит, для атмосферы свечи зажгла, и одну из них в тот самый сервант на вторую полку и поставила. Минут через десять стекло верхнее нагрелось и, не выдержав хрустального изобилия, рухнула на вторую, а вместе с ней и на первую. Мать её на звон прибежала, а от всей коллекции – одни воспоминания.
А у нас праздник своим чередом: застолье, там, танцы. И тут дверь открывается и входит та самая кавказская овчарка – реально телёнок. Музыка-то играет, но все сразу стали играть в другую игру: «Морская фигура на месте замри» называется. Девчонка-то хозяйская бросилась к собаке: по морде лупит, назад толкает, только монстр этот на всю эту суету не шибко реагирует. Обвёл он нас своими глазами-блюдцами, нехотя развернулся и неспешно направился в свою комнату. Тут мы как-то разом все решили, что надобно ещё выпить.
В перечне дисциплин была в институте и теория вероятности - для обработки показателей преступности. Я-то ещё в ЛЭТИ безуспешно пытался добиться взаимности от этого предмета. Так что опыт какой-то имелся. Здесь же большинство слушателей были чистыми гуманитариями, для которых теорвер даже в весьма упрощённом виде был практически недоступен. Вот тут-то и настал мой звёздный час! Я тогда ухаживал за одной девушкой из нашего потока, но из соседней группы - с первым высшим. У них как раз по нему контрольная наметилась, на что она мне и посетовала. – Не печалься, говорю, зайду-помогу. А препод – классный мужик был. Он никаких иллюзий по поводу своего предмета у студентов не питал, а потому подошёл по-простому: три ряда парт по два человека за каждой – нате вам шесть вариантов контрольной, и пошёл себе преспокойненько на кафедру чай пить. Я, значит, минут через пятнадцать со своей пары улизнул и к ней. Картина, конечно, меня умилила: они не то, чтобы пытались разобраться, они озадаченно переговаривались с целью выявить хотя бы одного человека, который понимал бы что делать! Это как в начальной школе контрольную по теории относительности устраивать, или по теории струн, например. Подхожу значит к избраннице, беру задание и минут за пять его делаю. Ловлю восхищённый взгляд (+ 1 к карме). Ко мне уже руки с другими вариантами тянутся – я их ещё минут за двадцать осилил, а последний – суть понятна, но не выходит. – Щас, говорю. Пошёл на кафедру к этому преподу: он, значит, один сидит - чай с плюшками попивает. – Есть загвоздка в пятом варианте, говорю. - Потому, говорит, и «загвоздка», что в лоб всё делаете. Чаю будешь? - Не откажусь, говорю, и к сухарику тянусь. Посидели мы с ним, поболтали, объяснил он мне всё подробно. Откланялся я и обратно. Вернулся с последним заданием – тут уже и пятый вариант лицами просветлел - халява, одним словом. И под завистливые взгляды гордо я эту молодёжь покинул – где ещё техническое образование такие преференции даёт! Чувствовал себя просто Эйнштейном, ну и баллов к авторитету поднабрал! (Браво, браво! Ну что вы, право... Честно скажу - хвала не отрава…).
А когда я нашего преподавателя по арбитражному праву увидел, так прямо и обомлел. Верите-нет, прямо органическая приязнь к человеку! Лет на десять меня, правда, постарше, судьёй работала, а у нас лекции читала. Напоминала чем-то любимую одногруппницу из первого института, но ростом пониже. Ну, и она меня тоже с первого дня привечала. Уж арбитражное право тогда я знал лучше, чем когда-либо. Обычно её лекция последней была, после чего я провожал её до выхода, мило обсуждая по дороге что-нибудь из серии: ложь стороны в арбитражном суде как процессуальный юридический факт, где передавал мужу – здоровенному такому, раза в два её выше и шире, ну и меня – в полтора. Эх! А у вас есть такая же, но с перламутровыми пуговицами…
Группа у нас тоже прелюбопытная была. Вот, например, хотя бы Раждена взять. – Что за бизнес-то у тебя? – Да гостиница небольшая, недалеко от Московского вокзала. – Ух ты! Иногда там бываю. Как называется, может реклама есть? – Что ты! Какая реклама! Тем, кому нужно, те знают. – А учиться-то ты зачем пошёл? – Да, надоели эти со своими поборами! А здесь удостоверение мне выдали: написано-то как красиво: «Институт Генеральной прокуратуры. Факультет переподготовки». Я его показываю, и даже штрафы ГАИшникам теперь не плачу!
Учились у нас ещё брат с сестрой, молодые совсем, лет по двадцать пять где-то. Рослые такие: она выше меня, а он, вообще, метра под два и весом килограмм за сто. Когда выпивал, то у него просто крышу сносило – сразу в драку лез и травмат свой огромный доставал. В один такой раз ребята ему такси домой вызвали, насилу втроём запихали, так таксист как завопит: - Не повезу такого! Сами за ним следите! Пришлось с ним вместе на заднем сиденье ехать, зажав с двух сторон. Приезжали они, кстати, на занятия каждый на своём Land Cruiser, у каждого по квартире в центре. Как-то за очередным застольем, я поинтересовался, чем, мол, занимаются. – Да, это не мы, это мама. Она у нас специалист по усыновлению зарубеж.
А Юра - обаятельный и добродушный, - работал главным бухгалтером в нескольких фирмах, занимавшихся игровыми автоматами. Тяжело, говорит, с бандитами работать, но прибыльно. – Юра! С кем сотрудничаешь? – ООО «Злачные люди». Он в институт в начале на видавшей виды Mitsubishi Galant приезжал, а после института я его ещё раза три встречал – он уже из Cadillac SRX выходил.
А ещё в нашей группе учился старший судебный пристав Центрального района. Он, в своё время, был победителем конкурса по стране «Знаешь ли ты конституцию». Это сейчас все поправки, в том числе и не прошедшие, в интернете посмотреть можно, а тогда – будьте любезны в библиотеку! В коммуналке он жил где-то на Чернышевской. Был у него дог – роскошный чёрный лоснящийся – в холке немногим ниже меня ростом. Парень был жёсткий, собаку водил без поводка и намордника, на одной силе характера. И, надо сказать, что дог ни на шаг от него не отходил, ему безропотно во всём подчинялся, ну и жена с сыном тоже, наверное).
Артём стал достаточно известным прокурором – регулярно его по телевизору показывали. Ребята, правда, говорили, что за то, что ему приходиться чуть ли не каждый день видеть - да ну его нафиг такую работу!
А ещё у нас в группе были две ярые феминистки – молодые девчонки на первом высшем. Они, наверное, на этой почве и сошлись: редкий разговор им не удавалось повернуть на любимые рельсы. Но, в силу нежного возраста и ряда других причин, выглядели они совсем не убедительно – я бы даже сказал, что они скорее дискредитировали движение. Ребята над ними подтрунивали постоянно, ну и регулярно при них проходились по поводу места женщины в семье согласно Домострою. И надо же такому случиться, что именно в этот момент вошла наша профессор по судебной психологии, она у нас про виктимность читала и ещё что-то. Та, значит, аж взвилась. Она, вообще, тётка интересная была: много лет отработала в детской комнате милиции, с алкоголиками, там, беспризорными всякими и прочими люмпенами. - Я, - говорит, - недавно вернулась с конференции женщин-учёных, на которой в том числе обсуждалось изменение роли мужчины в семье. И пришли мы к неутешительным выводам: всё больше с пивом перед телевизором: за здоровьем не следят, врачей избегают, отсюда и смертность преждевременная и здоровье ни к чёрту, а уж с потенцией-то совсем труба – раз в неделю в лучшем случае (вся мужская половина: – Да, ладно! Ражден: - Как раз в неделю!?!). Всё большее количество женщин и посты руководящие занимают, и являются добытчиками в семье – мировая тенденция. Одним словом, вывод такой: вырождение налицо! Она там ещё что-то прошлась по нашей маскулинности и камня на камне не оставила. Ребята до конца лекции под впечатлением сидели. А уж лица наших феминисток даже описывать не буду. Они, кстати, летом вместе отдыхать ездили и считали просто необходимым забраться у какого-нибудь озера в траву, где загорать в лучшем случае топлес, а, подчас, и ещё смелее. В силу чего у них регулярно возникали конфликты с местным населением, причём исключительно с мужским, которые все, как на подбор, оказывались ярыми поборниками нравственности. Мне, честно говоря, это совсем непонятно, ибо, если бы я, прогуливаясь в погожий день по берегу озера, наткнулся бы на этих двух нимф, то последнее, что мне пришло бы в голову – это устроить им скандал! А эти адепты Александры Коллонтай, в своё время, точно бы были в первых рядах активисток движения «Долой стыд».
Перед вторым курсом смотрели мы новое расписание и отметили, что в группе нашей прибавление – Мирончик А.А. Спрашиваем секретаря ректора (тоже в нашей группе училась) мальчик, мол, или девочка? Зовут-то как? – А! Это Саша!
Группа у нас, кстати, вполне дружная была: регулярно вместе собирались, иногда и за город выезжали. Как-то в Дюны толпой отправились, всю ночь гудели, лишь под утро улеглись. А у одной из наших участниц родители оказались уж больно консервативными, благо она ещё существенно всех помоложе была. Через пару часов после нашего отбоя подняла нас обеспокоенная администрация: сейчас, говорят, родители эти милицию вызвать будут, если дочь свою не услышат (сотовых-то ещё не у всех было). Нашли мы её, разбудили – покачиваясь, проводили к телефону: так и стояли, поддерживая, пока она спросонья и бодуна, с румянцем от стыда, объясняла им, что всё у неё было прекрасно, по крайней мере, до этого звонка! И что – нет, её здесь не только не насилуют, но даже и не собираются!
На третьем курсе к нам в группу зачислили мичмана. Уж настолько бестолкового, что и непонятно даже не то, как он экзамены сдавал, а то – зачем он сюда вообще пришёл. Был ярким олицетворением всех человеческих пороков и недостатков: цеплял слабых, был агрессивным антисемитом, прямолинейным, грубым, глупым и злобным. Поняв, что с учёбой ему не светит, решил устроить себе приключение и барышню найти. Нашёл – из паспортного стола одного из центральных отделений милиции, в соседней группе училась. А жена его их выследила и прямо на ступеньках института той в волосы и вцепилась. Пикантность ситуации придавало то, что «барышня» была в форме старшего лейтенанта милиции. Ребята их насилу растащили.
Двор у института маленький и узкий, машин на 15-20, наверное. До нас там пара УАЗиков стояла, Волга ректорская, ну и несколько москвичей-жигулей. А вот парк иномарок только с нашей группой появился.
Институт, кстати, только три года абитуриентов принимал. Соответственно, всего три выпуска и было, а потом вернулся на свою ипостась – исключительно повышение квалификации следственных работников. Так, что диплом у меня эксклюзивный – таких больше и не будет, наверно. Вечерниками – только мы были, остальные два года молодых на дневное набирали – будущих прокуроров. Их даже тестировали на профпригодность по морально-этическим качествам – всё тот же американский тест MMPI. Один из этих «будущих прокуроров» был ярым фанатом Фредди Меркьюри, причём настолько, что ходил в институт с крашенными чёрными ногтями и подведёнными глазами. Правда, дед у него прокурором Пскова был.
ПРЕЗИДЕНТСКАЯ ПРОГРАММА
После юридического института наступил я в жажду знаний по самое не балуйся! Где б, думаю, ещё поучиться? А тут как раз реклама пошла: Президентская программа руководителей для народного хозяйства. Звучит пафосно – надо попробовать. Документов надо было собрать от работы в том числе немерено. Но когда нас трудности пугали? Экзамены там, тесты разные. Пришёл, значит, на тестирование, а там MMPI – тест американский 566 вопросов, - народ мучается сидит, дым с них идёт. Дети! Он у меня дома на компе стоит, я его уже раз 5 проходил! Самый сложный экзамен для меня французский оказался. Там и грамматика, и устный, и письменный, и на понимание – полная засада, одним словом, ещё и по одному человеку за стол! Девчонки со мной сдавали – они, наверно, переводчицы все, - как орешки щёлкали, а здесь уже с меня дым шёл, и шарики за ролики. Запомнилось, что на понимание сказка была про Синюю Бороду. Любопытный выбор для президентской программы отмечу.
Год мы учились. Не MBI конечно, но тоже ничего. Место ещё такое странное – на Курляндской, это возле Лермонтовского. Да и название «Институт управления и экономики» до сих пор ни о чём не говорит, хотя они и сейчас Президентскую программу проводят. Из обучения мне ничего не запомнилось, а вот группа у нас была весьма разношёрстная. Например, пару директоров достаточно крупных предприятий были, предприниматели разного калибра, из прогосударственных структур типа меня (я тогда в Ленэнерго работал). А ещё у нас была сногсшибательная блондинка – Снежана, - обладательница 2 дана(!) по дзюдо и ростом метр восемьдесят. Отличница, спортсменка, комсомолка и просто умница! Она директором фитнеса на Конногвардейском бульваре работала. В группе, кстати, я единственным французом был, а потому у меня индивидуальные занятия были: к концу года даже заговорил немного - не зря всё-таки до революции гувернанток нанимали, хотя у меня в школе всё мимо кассы прошло. В благодарность отдал ей учебник французского 1903 г., который мне в своё время репетитор в школе подарил.
Диплом нам выдавали в только что отреставрированном Константиновском дворце. Красотища! Вот уж кто скорее на Версаль похож, а не аляповатый Петродворец! Запустили нас туда за пару часов до мероприятия - мы там фотосессию устроили. Вручал дипломы даже не ректор, а вице-губернатор Виктор Лобко. Он ещё речь держал: какое, мол, это замечательное начинание, и выпускников таких они в Смольном только и ждут! Телевидение опять же, репортёры всякие. Про нас, как про пятый юбилейный выпуск, статью даже в газете напечатали.
Впечатлился я, значит, его речью - записался к нему на приём. Прихожу в Смольный: - Здрасьте, говорю, Вы, помнится, говорили, что ждёте - не дождётесь выпускников президентской программы. Так дождались - вот он я! Смотрит он на меня: с одной стороны, Степанова-Скворцова в другую сторону, а с другой, надо же понимать, что речь на официальном мероприятии под камеры - это лишь политес, но никак не более. Спровадил он меня более-менее культурно (скорее менее) – но я всё-таки попробовал!
А на днях вспомнил, что Президентская программа – единственное место, где нам значков никаких не дали. Не порядок, думаю. Стал я институт этот искать, а он уже и название сменил, и адрес. Звоню – мне радостно бот вещает: «Горячая линия абитуриентов поможет решить все ваши вопросы!» Вот сейчас, думаю, я вам шаблон сломаю! Дождался я ответа оператора, - очень доброжелательный молодой человек, - здравствуйте, говорю, я не по этому делу, но уж раз трубку сняли, то будьте любезны! Завис он, так и вижу, как одной рукой он трубку зажимает, а второй у виска пальцем крутит, но вывернулся: по такому вопросу, говорит, разве, что отдел кадров вам в помощь и телефон диктует. Звоню начальнику – она тоже подзависла сначала: не поняла, говорит, вам документы какие нужны? Не, говорю, документы в порядке - значок дайте! Всего то чуть более 20-ти лет прошло! - Если кто и поможет Вам, то только Елена Тимофеевна, – она у нас значками для Президентской программы ведала. Созвонился с ней – Да, говорит, на первые выпуски мы их не заказывали, на следующий после вас год – первый раз, а потом уже и название поменялось, там новые значки пошли. Но у меня из первых как раз один остался. – Выезжаю! Из всей группы он теперь у меня одного :)
После программы этой жажда знаний как-то на убыль пошла, да и память уже «нынче не то, что давеча». А про значок я подумал, что, если уж вещь твоя, то она тебя и через двадцать лет дождётся.
ЛЕНЭНЕРГО
Адамант
Где-то в конце 1994 был я ещё новоиспечённым инженером Службы линий и подстанций и осваивал азы профессии. К коим в частности относился и допуск строителей на работы в охранной зоне высоковольтных линий электропередач. Дело тогда это было не столь безоблачное, как может сейчас показаться, ибо главный инженер нашей Высоковольтной сети отказал как-то в согласовании строительства АЗС прямо под нашими проводами неким сомнительным личностям нового пошиба, за что были ему сломаны обе ноги. Пару лет потом он ещё с трудом на костылях на работу ходил, но так и не оправился, и умер - 60-ти ему не было.
А тут, значит, Адамант к нам обратился - торговый центр у метро Пионерская под высоковольткой хотел построить. Линии наши, а потому заявка пришла во Второй Высоковольтный район, главный инженер которого подумал-подумал, вызвал меня и говорит: - Работа для тебя есть. Как раз закрепить на практике полученные в теории знания. Иди, - говорит, - допусти Адамант у Пионерской. Ну, чего я? Надо же оправдать оказанное высокое доверие. Пошёл и сделал всё, как полагается: инструктаж провёл, объяснил им всё по перечню, ну и что делать, если стрелой крана замкнут или ковшом экскаватора – 110 кВ всё-таки! Расписался и ушёл. А весь этот строительный комплекс с места и рванул, благо у Адаманта тогда со средствами всё в порядке было. Быстро они этот ТК «Аэродром» построили – узкий и длинный: на два полных пролёта между опорами высоковольтки нашей.
А тут, значит, директор Высоковольтной сети, звонит в Адамант, типа, а чего это вы закон нарушаете? Кто Вам право дал комплекс прямо под нашими проводами строить? У него там свои интересы, вроде, были. А они, типа, неправда ваша – нам Зайцев разрешил, и подпись мою по факсу присылают. Тот, значит, на подпись мою смотрит, и шефа моего экстренно к себе вызывает. Тот час, наверное, у директора провёл, приезжает, весь накрученный, в мыле – неделю у нас в районе потом искрило. Спасибо, хоть на мне не сорвался – указание-то его было! Я тогда тоже килограмма полтора потерял: задача-то устно была поставлена – следов никаких нет. Виноват-то, может, и не виноват, а, вот, крайним вполне мог бы быть.
У нас потом ещё пару лет мем ходил: чуть что - «А Зайцев согласовал?»
История торгового центра, скажем так, тоже не безоблачной была. Там ведь и ночной клуб с рестораном присутствовал. Отметился он рядом скандалов: разгулом Зенита, перестрелкой и в конце концов пожаром. Пятнадцати лет, по-моему, торговый центр не протянул. А потому сейчас и нет его уже: снесли и травой засеяли. Как будто и не было ничего.
Acer Aspire
Где-то в 1999-2000 я ещё работал во Втором Высоковольтном районе Высоковольтной сети АО «Ленэнерго», что на ул.Бородинской, д.3. А руководство всё находилась тогда на Марсовом поле. Любил я пешком с документами туда-обратно ходить – городом любоваться, ну и на выставки всякие походу заходить или в салоны, там, художественные наведываться. Раньше их на Миллионной не один и не два было. И вот, значит, одним солнечным весенним днём иду я по Миллионной и вижу в дверях очередного салона объявление, мол, для всех желающих проводим конкурс оригинального художественного костюма; главный приз – компьютер Acer Aspire. Это сейчас, знаете ли, компьютер у каждого – это норма жизни, а в те стародавние времени он ещё экзотикой был. У меня самого дома 386 стоял со списанным с работы монитором с электронно-лучевой трубкой диаметром 14”. Его ещё нельзя было на максимальное расширение экрана ставить, так как не работала какая-то частотная защита, и он сгорал. А тут Acer Aspire на процессоре Pentium – просто мечта! На нём, небось, «Герои меча и магии» просто летали! И стоил он как моя зарплата за полгода! Короче, глаза у меня загорелись, и весь оставшийся путь я только о нём и думал. А надо сказать, что здание, где я работал, производственным было, там и склад в наличии имелся. А кладовщица со мной в одном кабинете сидела, как сейчас помню: Сильва Ялморовна со странной фамилией – Иванова. Подхожу я, значит, к ней, рассказываю о наболевшем, а она мне: – Не печалься, ступай себе с богом, утро вечера мудренее. Короче, утром шеф на оперативку уехал, а мы с ней в закрома отправились. Смотрю я – отрез клетчатой ткани в шотландском стиле, - Во! - говорю, – То, что надо! Набрал там ещё по мелочи, на что фантазии хватило. Понятное дело, что с документами я с того дня на Марсово поле, считай, каждый день ходил. Первым делом в салон: - Хочу у Вас в конкурсе поучаствовать. Что нужно? Они мне всё объяснили, рады, наверно, что хоть кто-то откликнулся. А я, значит, пару дней после работы безвылазно сидел - шил себе килт, медальон на шею, ну и на голову берет, болтами с гайками обшитый. На килт я ещё лампочек прилепил, проводом их оппаял, и батарейку спереди квадратную на 4.5 Вольта – красная такая с чёрным, - повесил. Померил я всю эту красоту – прямо шотландский железный дровосек и лампочки ещё так горят прикольно! Прихожу к ним в очередной раз – шедевр свой показываю. А они мне, мол, всё отлично, но условия конкурса изменились: парами теперь выходить надо - партнёршу, типа, ищите. Вот думаю, враги! Где же я партнёршу, да ещё и на такое действо найду, чай, не в Вагановском работаю! Да ещё и второй костюм придумывать надо! Да ну их! Ушёл, значит, а сам думаю - столько сил потрачено, столько чаяний, надежд – я уже этот компьютер у себя дома на столе представлял. Прихожу, значит, я опять к Сильве, сам не весел – голову повесил. Ну, а она опять: утро-вечера мудренее. Назавтра спозаранку пошли мы с ней опять, значит, в подвал, двери металлические открыли – хожу-думаю, что же тут женского может быть? А тут, глянь, типа отрез для ветоши ярко красного цвета. У нас ещё слесарь один, - фанатичный коммунист, - отказывался им работать, ибо «как знамени кусок». Здесь-то он нафиг не нужен, а у меня концепция созрела, ну и опять для вдохновения мелочи какой взял. Ещё два вечера без продыху с ночами бессонными – что-то получилось. Вопрос теперь главный – партнёршу где брать? С одной поговорил, с другой – все в отказку. Пришёл я к брату, он у меня музыкант, говорю: - Девчонка мне нужна на один выход. Музыканты – они, это, люди открытые, - Не проблема, говорит, мою бери! Прихожу я к ней домой с костюмами, померила она – всё, вроде, ничего. Потом к зеркалу подошла, повернулась ко мне передом, к нему задом, обернулась, погрустнела так сразу и говорит: - Нет, Олег, никуда я с тобой не пойду! И не в костюме тут дело! Закручинился я снова – всё уже на мази, считай, было!
А надо сказать, что ближе к конкурсу мы там (участники то есть) не раз уже в салоне собирались - репетировали. Все друг друга в лицо знаем, общаемся даже. Мне там один балерун запомнился: у него из костюма огромный ботинок был, вдоль разрезанный и в качестве трусов надетый. Я, вообще, не поклонник балета, но когда он свои фуэте в метре от меня выписывал – это, скажу я вам, - впечатляет!
Прихожу снова в салон – говорю, мол, и костюм сделал, всё, вроде, - может у вас кто из конкурсанток непарный есть? А они мне – извините: и помочь не можем, так и ещё и условия конкурса снова поменялись. Теперь ещё нужно музыкальное сопровождение и хореографию, типа, авторскую! Вышел я, значит, мрачнее тучи - тоже мне Нуреева нашли! Столько сил потратил! Возвращаюсь я на работу, значит, а Сильва мне опять – что случилось-то? Ну, тут меня и прорвало, и я ей в красках и с жестикуляцией поведал всё, что я думаю об этих организаторах! Да, ну, говорит, это не проблема – Карину возьми из Четвёртого высоковольтного (благо мы в одном здании сидели) – она 15 лет бальными танцами занималась, на конкурсах всяких выступала.
А Четвёртый район, надо сказать, у нас вообще с богатыми культурными корнями. Помните, тогда ещё женская поп-группа была, «Лицей» называлась? У них ещё солистка Анастасия Макаревич, и хит был «Осень, осень! Лес остыл и листья сбросил…» Так вот, в каком-то из составов группы были как раз девушки из этого самого Четвёртого высоковольтного района. В самодеятельности в начале у нас участвовали. Они, правда, сразу оригинальностью отличались. Одна из них секретарём начальника района была. Одевалась вечно странно, а начальник человек скромный был, старался замечания ей не делать. И вот как-то в те времена приходит она на работу в мужской пижаме. Ну, тут уж он не выдержал, и говорит, мол, Вы бы в платье что ли пришли… На следующий день она пришла в платье, но с гладко выбритой головой, лишь на макушке косу оставила!
Но, вернёмся к нашей истории: терять мне уже всё равно было нечего, - пошёл я к этой Карине. Симпатичная, такая, невысокая, по фигуре видно, что танцовщица. А она мне – вообще не проблема, типа, я согласна! Я, честно говоря, её даже понял: она человек творческий, вокруг же одно техническое занудство, а душа просит! У меня аж на сердце полегчало и лицо посветлело. - Завтра после работы остаёмся, говорю, я костюмы принесу. С нетерпением ждал я следующего вечера. Все с работы уже ушли – мы с ней вдвоём остались. Не стесняясь, при мне легко переоделась, костюм примерила, несколько па сделала – чувствуется профессионал. Ну, как говорит? Супер, отвечаю, только бельё твоё, уж извини, с костюмом очень диссонирует! А она так: - Да, вообще, не проблема! – Снимает, значит, лифчик, трусы… Я только выдохнуть успел. Так, говорит, нормально? Я только и смог сдавлено что-то одобрительное промычать. - Только давай сразу договоримся, – это уже она мне, - либо секс, либо искусство. Честно говоря, дилеммы этой я не ожидал, но главной целью был компьютер, а потому искусство победило. - Есть у меня, говорю, сомнения, что ты так выступить сможешь. – Об этом не думай! С музыкой и танцем она мне, кстати, помогла.
Настал день конкурса. Собрались мы все – участников, дай бог, человек десять было, и не все, замечу, парами! Народу в салон набилось! Гостей каких-то, потом ещё два или три канала телевидения приехало. Вот, думаю, влип, да ещё Карина в таком наряде… Настала наша очередь. Я смущаюсь, чувствую себя, мягко скажем, не в своей тарелке. А она совершенно спокойно – дежурную улыбку надела и как будто у неё каждый день такой. Нашу музыку включили, вышли мы значит, исполняем. Через некоторое время оператор мне шепчет, типа, лампочки включай! - Ааа, блин, забыл совсем! Включил я их, продолжаем мы. А даже как-то неожиданно народ на нас ярко среагировал – хлопали, там, громче, и всё такое. Ну, ещё бы: мои лампочки и её ню! После танца несколько мужчин Карину прямо-таки оккупировали с вопросами, там, предложениями разными. Она скромно за мою спину встала и молча их игнорирует. А я, соответственно, активно от этих всех отбивался и в сторону гримёрки её оттеснял. По реакции присутствующих я подумал, чтобы мы явно победили. Но организаторы эти никакого компьютера нам не дали, и, вообще, никакого награждения не было. Да и компьютера я там никакого не видел: говорю же – жулики!
Месяца через два после этой истории зашёл я маму навестить – чайку попить. Сидели мы, болтали, мама включила телевизор – питерский канал Культуру. И там после новостей как-раз этот конкурс и показали, особенно нас с Кариной. Обыграли они его профессионально: где-то фильтры световые наложили, где отрезками смонтировали, скорость изменили – здорово получилось и вполне прилично. Мама аж чаем поперхнулась. А Acer Aspire так и остался несбыточной мечтой, хотя это уже не так важно стало. И дома где-то до сих пор пара фотографий нас в костюмах лежит…
Жара
Как-то летом 1996-1997 пошёл я в очередной раз со своей Бородинской на Марсово поле по делам, ну и за документами заодно. Жара была градусов за тридцать. Забрал там документы разные, в том числе и приказ с премией на коллегу: друг – не друг, так, приятельствовали. Он меня лет на пять старше был. Направился я уже на выход и его в коридоре встречаю. – Привет, говорит, а у меня сегодня день рождения. – Знаю, приказ на тебя несу. - А давай отметим? - Не-е! Рабочий день, всё-таки. - Давай хоть по соку холодному, в такую жару самое то! Угощаю, мол. Уговорил, значит, идём. Пришли в кафешку, отошёл он и вернулся с двумя стаканами. Пригубил я, значит, прохлада приятно так растеклась по жилам. - Опять ты, говорю, меня развёл: какой это сок! - Да, всё нормально, - отвечает, - кагор тоже самое, что и сок, вообще, святой напиток, Польза одна! А охлаждает как! - Да, отвечаю, с этим не поспоришь! Он, так, - Ну, раз всё равно уже, то давай ещё по одной, чтобы охладительный эффект закрепить. И на тебе таблеточку – запах отбить на всякий случай! – Ладно! – говорю. Тут я уже включаюсь: - Давай хоть прочтём, что тебе в приказе написали. Достаю приказ и понимаю, что прочесть его уже не могу. Стою, пытаюсь сконцентрироваться… Он так на меня посмотрел, потом через руку мою на приказ – взял его, перевернул вверх ногами и в руку мне обратно вложил. И тут я понял, что готов, ибо для меня уже разницы не было. Вот гад! – думаю. Он, как мысли мои прочёл: - Да, говорит, и мне на подстанцию пора. И нет его. А я сижу – думаю: время обеденное – самая середина дня, у меня полный портфель документов. Извечный наш вопрос: что делать? - О! Есть идея! До Бородинской километра три будет, надо пройтись спокойненько – всё и выветрится. Выхожу я, а парит так, что дома через дорогу в потоках тёплого воздуха аж вибрируют. Э-ээ! – думаю, - тенёчком-тенёчком надобно! Минут через пятнадцать я понимаю, что как в том анекдоте про лося «я пью, а мне всё не легче», более того, меня ещё больше развозит. Вот, думаю, попал. Ну на Фонтанке всяко ветерок прохладный будет. Фиг там, - полный штиль. Долго ли, коротко ли, но до Бородинской я добрался. А там ещё лестница на четвёртый этаж без лифта. Поднимаюсь я и понимаю, что движение моё не столько вертикально, сколько от стены до поручня – что же я скажу-то? И вот я весь красный, мокрый, еле на ногах открываю дверь в кабинет, а там мало того, что все в сборе, так ещё и начальник района с экономистом что-то обсуждают. И вошёл я так, что на меня все дружно обернулись: господи, что сказать-то? И я выдаю: - Такая жара – разморило, как выпил, - и падаю на свой стол. Благо он у двери ближайший: руки в стороны щекой на прохладное стекло. Шеф с народом посмотрел на всё это и говорит: - В такую погоду работать небезопасно, эвон, как молодёжь нашу развезло, что уж про нас-то говорить! Нам тут инфаркты с инсультами не нужны! Давайте-ка все по домам: примите холодный душ, придёте в себя – Роман Григорьевич вообще золотой человек был. Народ радостно мимо меня протопал, Сильва последней. А я больше двух часов в себя приходил.
Инженерный обход
В 1997 году работал я ещё в службе линий и подстанций Второго Высоковольтного района. Много там чего было интересного: помнится, очень меня забавлял график внезапных проверок, особенно когда я его сам составлял. Ну, да ладно, не об этом сейчас! Как-то поведало мне начальство высокое, что у инженеров линейных есть такая обязанность – линии высоковольтные регулярно обходить и за их состоянием следить. Типа, что там с фундаментами, целы ли изоляторы и грозозащитный трос, ну и много чего – целый список. В принципе его и рабочим полагалось делать, но на них, как опыт показал, надежды мало: проспят они всё, пива напьются и понапишут в отчёте ерунды всякой, а потому инженер, типа, проверять их должен, ну и заведование своё знать, соответственно. Удивился я, честно говоря, линий-то этих 10-ки тысяч километров, а инженеров, включая меня, трое! Как потом выяснилось, у них самих (у начальства) в принципе все заметки были (в паспорте каждой линии вложены), но меня решили проверить: по трассе я пойду или тоже пиво пить. Куратор мой - Елизавета Ивановна, - аж заверещала: наконец-то смена мне будет, а то не женское это дело: то по ЖД путям от двоих опасных типов убегала, то у гаражей уголовник какой-то пристал, насилу отвязалась. Женщина она интересная была, лет сорока, наверно. А места прокладки линий электропередач тоже ещё те: промзоны, да лесополосы! Там не то, что милиция, труп нескоро обнаружат, если что. Тут как хвост-то не распушить: Вы, говорю, Елизавета Ивановна, теперь под надёжной защитой! А сам думаю: ещё та перспектива-то! - Только ты удостоверение возьми с собой, так на всякий случай, – напутствовала она.
С первыми петухами, а точнее с первым поездом метро направился я в Лаврики. Там ещё развозка для сотрудников ТЭЦ от метро Девяткино была. От распредустройства этой Северной ТЭЦ как раз линии наши высоковольтные и шли – 110 кВ. Обход у меня на два дня был запланирован, трасса – порядка 15 км. Почти в самом начале, пока вверх на изоляторы смотрел, провалился в какое-то коричневое месиво болотистого типа. Стою, значит, чуть выше колена в этой чудной трясине и думаю: всё равно уже провалился – может лучше дальше идти или всё-таки вспять податься? Пару шагов прохлюпал: чую вектор больше вглубь, так и обувку свою оставить недолго! Вылез, значит, обратно. По кочкам каким-то болото это стал обходить, но не шибко далеко, а то ведь это только начало. Пару раз сорвался и провалился опять. Но закончилось оно благо быстро – метро через тридцать. Ну, думаю, после такого начала и подкрепиться не грех: у меня с собой четыре бутерброда и термос. Посмотрел на часы, а время только семь утра. Ополовинил обед свой, дальше тронулся. Вскоре опять напасть какая-то: кусты настолько плотные, что, как в фильмах про джунгли, где народ мачете себе путь прокладывал. Всё то же самое, только без мачете! И скорость где-то метр в минуту получалась, еле продираюсь - бой за каждый шаг. Вот, думаю, засада, а мне сегодня ещё семь километров пройти нужно. Где-то в середине этих дебрей пошёл дождь. Вспомнил я, что на этот случай у меня в рюкзаке зонтик есть. Представил я, как буду его в этих крайне стеснённых условиях открывать – лишь нервный смех был моей защитой от дождя. Минут через пятнадцать я из этих зарослей таки вышел и направился дальше. Иду, следы животных всяких наблюдаю. Вот, думаю, хорошо бы, чтобы мы друг другу нынче не попались, а то у меня и отбиваться только, если этим зонтиком, да термосом, так их ещё и достать надо! Тут, честно говоря место такое, что хоть животное какое, хоть человек – любая встреча неприятной будет. Часа через три по номеру опоры я понял, что вот уже мои полпути приближаются, но дальше что: как отсюда выходить-то? Напомню, что никаких не то, что навигаторов, сотовых телефонов и в помине не было. А потом, как на следующий день эту опору в лесу искать? И как к ней добираться? Нее, так дело не пойдёт! А потому надо зараз всю трассу пройти!
Сел я, обед свой прикончил, чай выпил – чисто, чтобы идти легче было. И дальше в путь. Долго ли, коротко ли, вышел я на конец лесополосы – вижу: цивилизацией повеяло. Дорогу перешёл, овраг, поляна. Почти к самой опоре подошёл, а тут речушка небольшая, метра три шириной, но не перейти. А от мостика с двух сторон только основания остались. Я уж и так, и эдак. Ну, должна быть переправа – местные же, небось, как-то ходят! И брёвнышко поискал, и вперёд-назад прошёлся. Ан, нет – надежды не оправдались! Двинул я тогда по берегу в сторону той дороги, которую пересёк недавно. А берег всё круче, а заросли всё плотнее и место всё болотистее и болотистее. В определённый момент понимаю, что дальше мне уже не пройти. И обратно идти влом, да и устал уже изрядно. Глядь наверх: отвесно, конечно, но не так уж, чтобы совсем нереально. Надо попробовать! Карабкаюсь, значит, регулярно срываясь с пучками травы в руках. Но медленно и планомерно к заветной цели приближаюсь. Выполз я, руками за край ухватился, и, подтягиваясь на сползающем крае, всё-таки успел перевалиться. Встал во весь рост, огляделся: оказывается, я на участке чьём-то. Дом стоит, на лужайке стол накрыт, за ним семья чай пьёт. Точнее пила, ибо они, как меня увидели, так их оторопь и взяла: так и застыли с поднятыми чашками в руках, только глазами меня проводили. А я молча участок пересёк и через их калитку на дорогу вышел. У них с той стороны даже забора не было!
Ещё метров пятьсот крюк получился, обидно конечно, но ничего - вышел на трассу. Иду дальше, под опорами поля какие-то колхозные. Смотрю: дед ко мне с берданкой бежит. Улыбается зловеще – вот, типа, я и поймал тебя, ворюга! Добегался! Никуда ты теперь не денешься! - Окститесь, дедушка! Не ворюга я никакой, и вообще, я здесь по долгу службы, говорю! – Какой-такой службы!? - Опоры высоковольтные видите? – говорю. А есть у Вас разрешение поля в их охранной зоне обустраивать? А у меня, вот, и удостоверение имеется (не зря взял - спасибо Елизавете Ивановне). Бумажка с печатью возымела своё действие, но дед пока не сдавался: а чего же ты свои опоры вокруг поля не обходишь? - Ха! Дедушка – у меня ИНЖЕНЕРНЫЙ ОБХОД 15 км! Если я каждую опору за пару километров обходить буду, так мне и недели не хватит! Впечатлился дед, в положение моё вошёл. Да и один только вид мой уже вызывал сожаление. – Удачи тебе! Только смотри, на следующем поле капуста, она собаками охраняется!
Всё, как дед говорил: километра не прошло, вышел я в капусту, собаки набежали, меня окружили: рычат, лают, укусить норовят. Не ротвейлеры, конечно, но тоже приятного мало. Сердце у меня в пятки ушло: чего делать-то? Стою, ору. Охранник бежит. По лицу его вижу, что вот она – вторая часть Марлезонского балета! - Что, говорит, не думал, что воровать-то чужое так не сладко будет! (Нет, ну понятное дело - голодные 90-ые. Редко кто, проезжая на машине мимо колхозного поля, себе картошки не накопает или капусты не наберёт.) - Погодите вы, говорю, злопыхательством заниматься. Ошиблись – я не тот, кто вам нужен! – Щас милиция разберётся тот ты, кто мне нужен, или нет! - У нас, говорю, у энергетиков, тоже хлеб не лёгкий, а тут вы ещё со своими обвинениями! Не всяк тот вор, кто так выглядит! И корочку свою ему опять же сую. Прочитал он её внимательно, пробурчал чего-то себе под нос, но собак отозвал. Врать не буду – полегчало мне. Дальше стопы свои направил. Слышу: вслед мне собаки ещё пару раз погавкали, он на них прикрикнул – всё, тишина.
Дальше места подушевней пошли: трасса моя поперёк местного променада проходила, где мамочки с колясками, да школьники с портфелями из школы возвращались. Я, когда из кустов малины выходил, так там три школьницы класса 5-6 с визгом в разные стороны разлетелись. Шухер поднялся – не иначе маньяк из леса вышел! А у меня даже сил реагировать уже не осталось. Пересёк я эту идиллию под настороженные взгляды, и дальше. А тут трасса мимо домиков, садов, огородов пошла – прям бальзам на сердце. Смотрю, а на одном участке малина за забор выползла и ягоды такие крупные сортовые, красные – так в рот и просятся! Остановился я, не в силах удержаться, стою – дегустирую. Бабулька выбегает: нехорошо чужую малину-то есть! - Как же так, бабушка, - кошу я под дурочка, - она же за забором! А не видишь, откуда выползла, типа, всё моё. Знаешь что, бабулечка-красотулечка! …и поведал я ей историю грустную о работе своей тяжёлой, начальстве суровом и о непосильной доле молодого специалиста. Она разве что не всплакнула: ешь, милок, сколько влезет! А мне второй раз предлагать не надо: я свои калории в счёт не одного будущего периода уже сжёг.
Под вечер уже, еле ковыляя, дополз я до трамвая в районе Ручьёв, ног почти не чувствую. Сел – даже не верится! Народ меня сторонился как бомжа или неадеквата какого, даже контролёр мой проездной не спрашивала – подумала, наверно, что ей жизнь дороже. Вид у меня ещё тот был: брюки считай по колено в коричневой засохшей глине, обувь подозрительно прихлюпывает, лицо – как будто вагоны разгружал или ещё чего похуже, мятый весь, пошкрябанный (может беглый он?) Приехал домой, а там мама на корвалоле уже все телефоны руководству района оборвала: где мой сын? Что вы с ним сделали!?! Увидела меня – только охнула и присела. Я медленно эту клоаку снял, и, пока ванна набиралась, перехватил чего-то – считай весь день на честном слове. Час, наверно, в ванне в себя приходил. Заснуть ещё потом долго не мог – ноги гудели.
На следующий день прихожу я к своему руководству в службу линий подстанций, а Елизавета Ивановна и спрашивает, мол, что случилось-то? Тебя тут вчера обыскались все! Хотя, вроде, два дня тебе полагалось. - Ударник я, - отвечаю, - и поведал ей вкратце о своих злоключениях. Она паспорт линии достала, я – свои записи. Много чего нового в них для неё оказалось, но после моего рассказа, сомнений в достоверности уже не возникало. Поднялся я, значит, на своё рабочее место, окружил меня дружный коллектив – да что вчера было то? Ну, тут уж я им в красках поведал, как в болоте тонул, как с волкодавами дрался, как в лесу в чаще пробивался, а «вокруг мёртвые с косами стоят и тишина…». Уж в таких красках им расписал, что они ещё минут десять после моего рассказа молча сидели - переваривали. А я с усталым лицом Павки Корчагина сел за свой стол. Чуть позже меня главный инженер к себе вызвал: зайди, говорит. - Мать твоя все телефоны вчера оборвала – ты где был? По-недоброму глаза мои вспыхнули и в третий раз я начал историю о том, как супостаты и природные катаклизмы мешали мне долг священный исполнять, как всё преодолевать героически приходилось... Всё новые и новые подробности одна другой страшнее исходили от меня в зловещем повествовании. Минут через двадцать после начала рассказа вызвали его на совещание в управление. Задумчивый он вышел. Больше меня ни на эти, ни на другие высоковольтные линии в инженерный обход не отправляли. А другого больше и некого.
Наводнение
В 1997 г., когда дамбу нашу ещё не достроили, во время очередного потопа, гонимая попутным ветром вода поднялась в Неве настолько, что затопила аж метро Горьковскую – метрополитен наш, соответственно, всю вторую линию и перекрыл. Причём сделал это ночью, так, что о радости такой весь трудовой люд узнал только утром, когда на работу ринулся. Вышел я из дому: народу что-то, пробки, а уж что у метро Пионерская творилась и словами не передать. С боем проникнув в шестой, кажется, автобус, зажатый со всех сторон, грустно наблюдал я черепаший шаг всего фактически стоящего транспортного потока.
Ситуация у Лесной немногим отличалась в лучшую сторону – очередь на вход, считай, прямо от остановки начиналась. Потеряв порядка получаса, я таки смог проникнуть в вестибюль станции, но толпой ту часть очереди, в которой я находился, стало оттирать в сторону от эскалатора. Народ оттёртый сдаваться не был настроен, в результате чего стал прыгать на движущийся эскалатор сверху сбоку, метров с двух, наверное. Так, что бежавшему левому ряду периодически приходилось ошарашенно пропускать прилетающий десант! Я тоже себя ждать не заставил, хотя думал, что ноги здесь переломать – нефиг делать.
На работу свою я добрался просто никакой с опозданием часа в три с половиной. Проходя по пустым кабинетам, я выяснил, что чуть ли не призёром был – четвёртым пришёл. Народ ещё пару часов подтягивался – реально только к концу рабочего дня, но о том, чтобы работать и разговора быть не могло.
Мощность
В бытность моей работы в управлении присоединений Ленэнерго принимали мы заявки от населения, мол, кому сколько электричества требуется. И пришла к нам однажды женщина и говорит: - Мы на судне своём пришвартовались на Английской набережной и нам бы от городской сети запитаться. Да, не вопрос, говорим, мощность-то какая нужна? Типа, лампочек-то сколько зажигать планируете? А женщина эта, видимо, далека от энергетики была, а потому простой вопрос поверг её в ступор. – Узнаю, говорит, завтра приду. Пришла: - Два дизеля, по две тысячи лошадиных сил каждый…
БИЗНЕС
Коллектор
Лет 10 назад руководил я небольшой строительной фирмой – на подряде у Водоканал-строя работали. Участвовали в эпичном окончании строительства главного коллектора – масштабный проект был, типа, строительства дамбы нашей. Тоннелями весь север города опоясали и их все в Ольгино на очистные вывели. Тоже лет 30 никак закончить не могли. Я, когда в 1993 диплом писал, подрабатывал в СпецТоннельСтрое – как раз на тоннелях этого коллектора.
В начале 2000-ых подключились финны, шведы, там, и прочие немцы, возопившие, мол, доколе вы в Финский залив будете напрямую стоки свои сбрасывать и экологию нам портить!?! Мы вам и деньгами поможем, и материалами, только закончите, наконец, свои очистные! Наши нехотя согласились. А эти с переводчиками не то, что на переговорах, во всех производственных совещаниях участвовали! Вот, как раз на этом этапе я и подключился.
Летом 2013 я в июне только свадьбу сыграл, а на следующий день мне как раз на совещание нужно было на Зольную ехать. Молодая жена изъявила желание работу мою посмотреть. - Да, не вопрос, говорю, поехали. Канализационная насосная станция № 6 (КНС-6) - объект назывался, ну и комплекс зданий шахты 441 еже с ней. Провожу её на стройплощадку: там траншеи, трубы, кабели, груды песка, какого-то строительного мусора, ну и ветерок пыль гоняет. Один ровный участок с асфальтом остался – на него как раз кабинки туалетные поставили. – Стой здесь, говорю, - я мигом. Зашёл в здание, а там обход-совещание: идём по зданию, и каждый подрядчик по своему заведованию отчитывается. Жду своей очереди, подхожу к окну: стоит на том же пятачке неприкаянная, в ситцевом платье, в сандаликах, ветер волосы светлые теребит. Напротив, метрах в пяти, бригада таджиков на корточках сидит, на неё пристально смотрят. Минут через 10 снова к окну подхожу: смотрю – с другой стороны ассенизатор к этим кабинкам подъехал, насос включил - запах такой стоит, что я аж в здании его чую. И совещание что-то затянулось – где-то через час только до меня очередь дошла. Вышел я, а моя с круглыми глазами, уже пропылённая и даже немного с производственным душком, на том же месте в шоке стоит – больше она меня про работу не спрашивала!
Я на эту Зольную, д.2 – года полтора ездил: мы там и блочную подстанцию, и газовую котельную монтировали. Раз в неделю в том здании совещание проходило. Еду как-то по Малоохтинскому на очередное «отчётно-перевыборное», а тут сирены, мигалки – пожарные меня обгоняют, Скорые, МЧС, и все туда же на Зольную поворачивают. Да, ладно! Подъезжаю – машин, народу! А здание, в котором мы обычно совещание проводили, взорванное стоит. Наши мрачно стоят в сторонке: - Чегой-то? – спрашиваю. – Да взрыв этот всего на полчаса нас опередил, - говорят. Чуть попозже – и мы бы с той бригадой рядом лежали! Смотрю и действительно: Скорые, там, кого-то увозят. Как потом выяснилось: с шахты метан пошёл, а ни перегородок, ни фильтров ещё смонтировано не было. Бригада трубы разбирала, одной из них двутавр зацепили – искру высекли, вот тут и рвануло: стёкла повылетали, сэндвич-панели выбило. Удивительно, что не погиб никто, но четверо из той бригады всё-таки пострадали: даже не столько от ожогов, сколько контузило их. Постояли мы, в сторонке: кто-то молча курил, у кого-то, наоборот, нервная суетность проявилась, и потихоньку разъехались по домам. Тот случай по всем новостям прошёл, в газетах писали.
На углу Гренадёрской улицы и Выборгской набережной другой наш объект был - промежуточный узел того же коллектора с длинным и нудным названием, но по-простому «КС-2» (четыре насоса по полмегаватта!). На том месте сейчас как раз памятник капле стоит – местная достопримечательность. Я там часть водоснабжения проектировал, ну и монтаж всей вентиляции мой был. А строительная фирма, которая нам тендер по воде перебила, не могла по нашему проекту здоровый такой насос установить. Скандал, одним словом, срыв сроков и всё такое. Вызывает меня на объект Водоканал-строй, я проектировщика с собой взял. Спустились мы в шахту с этими горе-монтажниками (семьдесят метров, между прочим!) Лифта тогда ещё не было. Разложили чертежи: проектировщик мой смотрит на проект, потом на насос, потом снова на проект, и, улыбнувшись, говорит: - да всё нормально, просто они его задом наперёд поставили. Посмотрели водоканальные – и вправду. Замдиректора монтажников, который больше всех права качал, аж с лица сошёл. – Вот, говорю водоканальным, - кому вы подряд доверили! «На его месте должен был быть я»! Володю этого, кстати, – замдиректора который, я только один раз вне работы встретил: еду по Большому Казачьему переулку, метров сто пятьдесят до Загородного осталось. И, вдруг, с той стороны под «кирпич», перекрывая движение, въезжает знакомый джип. Мы с ним с трудом на одном участке расходимся. Поравнялись, я стекло опускаю, он тоже: – Володя! – говорю, - Блинский гриб! Здесь же одностороннее движение!
Сроки, кстати, жёсткие были, а под конец прессинг ещё и усилился - я спать почти перестал, и совещания к сдаче ближе через день в восемь утра! Да что там я: директор Водоканала – тогда ещё Кармазинов, - руководителя СТИСа (генподрядчика Водоканал-строя), в принципе не пожилого хорошего человека, до инфаркта довёл. Считай, день за два, а то и за три!
А на этой КС-2 у нас ещё одна история приключилась. Должны мы были в рамках вентиляционного проекта чилер смонтировать. Немецкий, огромный – с вагон-бытовку размером. По проекту нужно его было этажом ниже опустить. Я с водоканальной бригадой из местных договорился. Они его профессионально застропили, стали опускать, а он не лезет: технологический проём маловат оказался. Не то ГипроИнжПроект напутал, не то строители ошиблись, но факт остаётся фактом. Ребята опытные: - Наклонить немного надобно, чуть торцом и пройдёт. – Раз «пройдёт», так дерзайте, - говорю. Стали они его кренить, а чилер этот со строп соскочил и метров на пятнадцать вниз и ухнул... Но даже его грохот, эхом раскатившийся по шахте, отошёл на второй план по сравнению с тем холодком, который у меня по спине пробежал. Всё, думаю, кранты – его стоимость, небось, больше всего моего контракта – год работы коту под хвост! Не говоря уже о сорванных сроках, закупке и поставке второго!
На следующий день собралась комиссия большая с финнами-шведами этими. Стали осмотр проводить. Весь их (супостатов) внешний вид говорил о том, что ничего другого они от нас и не ожидали. Я стою с видом, что всякое, мол, на стройке бывает, дело житейское: на Чернобыле, вон, куда хуже было! Чилер этот, кстати, хоть и помятый конечно, но не шибко сильно. Проверили его – рабочий. Отвернулся я – выдохнул, и прядь с парой седых волос поправил. Ко мне даже санкций применять не стали – вроде, как и не моя вина в чистом виде. А проём этот увеличивать (полметра бетона толщиной) ещё не одна неделя бы ушла. Так, что, типа как, и сроки сэкономил.
Когда, с горем пополам, мы, наконец, этот коллектор сдали, перекрестились все и даже непьющие выпили – Кармазинов руки всем руководителям подрядчиков лично пожал (надо было мне неделю-другую руку-то не мыть). Это его главный проект перед уходом был; закрыл гештальт, так сказать. А ещё через неделю прямо под открытым небом там столы накрыли, и банкет на высшем уровне устроили - вместе с Валентиной Матвиенко. Холодно, правда, уже было. Я там по Гренадёрской вечером проезжал: темно и белые скатерти на ветру – странное зрелище. Октябрь 2014, по-моему, это был.
Сауна
Здание КНС-6 (Канализационной Насосной Станции), что на Зольной, 2 представляет собой большую шайбу, стоящую прямо над шахтой. Внутри и распределительное устройство на 10 кВ на третьем этаже под землёй, и труб-насосов там всяческих немеряно. Работа тяжёлая, грязная, сырая, а к «душку», честно говоря, быстро привыкаешь. Но после такого в конце рабочего дня отмыться хочется основательно, а в зимнее время ещё бы и прогреться не помешало. Подумали-подумали товарищи местные, и решили: руководство КНС-ки: начальник, там, и руководители служб с заместителями скинулись и сауну у себя организовали. Замаскировали её конечно хорошенько. Начальству, естественно, ни-ни! Но потихоньку инфа в водоканальное управление просачиваться стала – мир же не без добрых людей!
Приехала комиссия из Главка с проверкой. Народ опытный, заведование своё знают. Всё обшарили – нет сауны. Замдиректора с начальником КНС-6 в кабинет последнего заходят. Ну, и главковский этот в кресло начальника садится и говорит так строго: - Колись лучше сразу! Всё равно найдём – хуже будет! А начальник что? Святая невинность: - Нет у нас ничего! Это недруги оговаривают, интриги плетут! – Ну смотри, я предупредил! И уехал, значит, несолоно хлебавши.
Ещё в большей конспирации руководство КНС-ки предаётся запретным СПА-удовольствиям. Коллектив стабильный – новых людей нет. Но завистники – они же это, не успокаиваются, свербит у них! Люди тут, понимаешь, избранные отдыхают в неположенном формате! Толстеет, значит, папочка компромата в Главке-то! Вторая комиссия на проверку приехала. В расширенном составе – инженерных специалистов подобавили. Всё перерыли, каждую стеночку простучали, с чертежами сверились – нет сауны. Руководство КНС-ки по одному в кабинет на допрос заводили. Кнутом, значит, и пряником на зуб пробовали. Да только не на тех напали! Это и понятно: коснись что, как потом в коллективе работать? Да и сауна всем по душе была. В общем, подпольная ячейка трещину не дала, а лишь больше сплотила общая тайна профессионалов и Людей с большой буквы.
Поняли эти виртуозы подковёрной борьбы, что в лоб задача не решается. Хитростью и измором брать надобно! Отложили они усилия свои на время, переключились на более насущные вопросы. Год-другой прошёл, расслабились наши хлопцы. А тут пенсионера, считай, в командировку к ним направили. Месяца на три, наверное. Душа человек – слова поперёк не скажет, к делу ответственно относится, специалист опять же хороший. Не раз после работы оставался с коллегами пивком побаловаться. Одним словом, влился человек в коллектив, прижился по-настоящему. Во время очередного сабантуя подсел он к начальнику КНС-ки: - Слышал я сауна ту у вас имеется. Я через месяц всё равно на пенсию ухожу. Мне бы хоть косточки старые напоследок отогреть! Как тут откажешь?! Повёл его начальник в раздевалку на второй этаж, в круглый зал с видом панорамным. Подходит к своему шкафчику, раздеваться стал. Ну и тот не отстаёт. Потом берёт, значит, начальник-то наш за нижний край и блок этих шкафчиков из шести штук слегка отодвигает. Коридорчик небольшой образовался и чудо-сауна по центру - на самом виду, но со всех сторон закрытая блоками этих шкафчиков для одежды. Хорошо посидели – как в последний раз! Через неделю закончилась командировка, а ещё через одну и комиссия новая на проверку приехала. В этот раз поиски как-то вдруг успешными оказались, ну и минус квартальная премия с выговором – всё, как полагается.
Переговоры
Как-то на одной на шахте водоканальной у метро Академическая нужно было сеть контактную троллейбусную перенести. Мне в Горэлектротрансе пару контор посоветовали. Созвонился я с первой, пришёл, а директор всё вокруг да около: ни цены не говорит, ни сроков. Решил я Андрея с собой взять – он человек конкретный, с ним такой разговор не пройдёт.
Пришли мы с утра в двадцатых числах декабря, судя по состоянию офиса, как раз после корпоратива. Сели в кабинете. Тот опять начинает свою волынку. Андрей раз вопрос задал, два… - Что, после вчерашнего-то головка болит? – Да, соглашается тот. - Знаете, что! И прямым текстом по матушке. Встал, значит, и вышел. Я только выдохнул, поднялся и молча последовал за другом. Про себя отметил, что он в пять минут уложился. По сути Андрей, как всегда, оказался прав, - мы потом с другой фирмой договорились, - но больше я его на переговоры не брал, так, от греха подальше.
ЭРМИТАЖ
Орсе
На старших курсах Альянс Франсез (был такой период в моей жизни) пару уроков музею Орсе посвятили, мол, как удачно старый вокзал обустроили. А теперь это мировой кладезь импрессионистов и всё такое. И как-то музей этот мне на душу лёг. Мы с Варшавским вокзалом по тому же пути хотели пойти, но в итоге торгово-развлекательный комплекс получился. А тут, значит, во Францию мы с будущей женой приехали, типа, «увидеть Париж и умереть». Лувр, конечно, Лувром, но Орсе в моей голове крепко сидел! Собрались мы, и прямо в понедельник первым делом туда. А в Орсе это как раз выходной. Ладно, думаю, планы переиграли, но во вторник к обеду ближе в двери заветные всё же вошли, к кассам движемся. И тут нам полицейская дорогу перегораживает и говорит что-то строго. Я, значит, её слушаю, и понимаю, что она пропускать нас не хочет, ибо вида мы неподобающего, а конкретно - юбка у пассии слишком короткая. Юбка – как юбка, думаю, не то, чтобы уж совсем. Мужики-то полицейские, понятное дело, вопросов не имеют, улыбаются, а эта блюстительница нравов цербером стоит. – Тётенька, говорю, из Сибири мы, из тайги холодной, а у вас тут тепло – ей, мол, жарко стало, вот и разделась. – Всё равно, не положено! – Вон женщина идёт, говорю, у неё юбка ещё короче! – Ха, - отвечает она, - этот номер у вас не пройдёт, ибо не женщина это вовсе, а школьница – форма у ней такая! А ваша жена тоже школьница? Вот ты грымза! Только с третьего захода и в другой день прорвались мы наконец. У нас в Эрмитаже пастелей импрессионистов один зал, а здесь десятка полтора будет, и они, отмечу, очень приглушённо освещаются - фиг с моим зрением рассмотришь! Да, что за засада-то такая! А ещё пару-тройку раз нас экстренно эвакуировали. Я прям впечатлился: оперативно всех из зала вывели, двери закрыли, что-то там проверили, и снова открыто – на всё про всё пара минут. Слаженно работают!
А тут в 2018 стою я в очереди в нашу служебную столовую в Главном штабе, за мной дядечки серьёзные стоят, речь французская ухо услаждает. Я потом через пятый двор прохожу, где у них какой-то культурный симпозиум был, смотрю - тот солидный в костюме, что прямо за мной стоял, выступает, и табличка на столе: «Директор музея Орсе». Надо, думаю, успеть хоть чайку попить, а то перекроют опять нам весь кислород с этими мероприятиями. А дело в том, что вход в наш буфет через круглый зал, где обычно всякие встречи в неформальной обстановке проводят. Как Путин, там, Медведев, сядет или гости почётные какие – всё, чаю не попить: двери все закрыты. Я, значит, быстрее чайничек свой заварил, конфеты шоколадные достал, печенье, зефир, пастилу всякую – люблю на работе отрываться тем, чего в детстве недоставало. Только, как почтальон Печкин, конфету развернул… Ан нет, сдёрнули-таки: вызов какой-то срочный. Возвращаюсь – так и есть: двери закрыты, к чаю не пробраться. Промаялся я часа полтора – даже поработать пришлось! Ну, наконец, двери открыты. Я, значит, в предвкушении к буфету иду, захожу в зал, а там глядь – чай мой выпитый на столе стоит и вкусняшки все бессовестно поедены. Тут никакой культуры не хватит – настолько острая потребность выразить своё возмущение простым народным языком. Как позже выяснилось: переговоры у директоров европейских музеев о совместных проектах в нашем круглом зале проходили. И этот самый директор музея Орсе, между делом, чая возжелал. А кофе-брейк у них в другой части здания был. Ну, организатор наш, метнулся к нам в буфет, а там у меня всё, как по заказу. Ну, он всем моим многообразием их и порадовал, полным ассортиментом, так сказать. Те даже опешили от такой оперативности.
За державу пострадать не шибко, в общем, и обидно, но про себя я отметил, что как-то всё у меня с этим Орсе не гладко получается, что на их земле, что в краю родном. К чему бы это?
Бюрократия
В 2017 году было ещё вполне приличное время: у нас проходили всякие экономическое и юридические форумы с участием первых лиц государства, министров разных, в т.ч. и иностранных. Постоянно ФСО (Федеральная Служба Охраны) требовали от нас готовности мгновенно открыть двери лифта с потенциально застрявшим в нём президентом.
Озадачившись вопросами безопасности, отметил я, что в нашей системе Siemens автоматики и управления для здания у диспетчера на АРМе (Автоматическом Рабочем Месте) не отображается положение лифта на этаже. То есть, если лифт встанет, то чтобы определить этаж, надо двери шахты открывать и в неё смотреть – что непозволительная растрата времени вместо спасения наших уважаемых чиновников. И именно эти секунды ожидания могут переполнить их и без того незначительную чашу терпения, что грозит для нас, и для меня в частности, крупными неприятностями.
Поделился я своими опасениями с руководством, и решили мы недостаток этот исправить. Датчики были, провода тоже в наличии – проложили сами, подключили к питанию. Один вопрос остался – как это в общую систему интегрировать?
Оказалось, что один очень хитрый подрядчик, - БиСиСи называется, - который у нас всю автоматизацию и монтировал, электронные ключи для входа в систему, с собой забрал, сохранив тем самым за собой монополию на эти работы.
Собрались мы, значит, коллегиально, и начальник участка диспетчеризации говорит, что знаком с инженерами, которые систему эту устанавливали, контакты остались и всё такое. Одним словом, позвонит он им и всё обговорит. Собрались мы в следующий раз: ну он и говорит, что не проблема: инженер один согласился всё сделать за день-два, цена вопроса 10 тыс.руб. наличкой. Я сижу – руки потираю, - вон оно как всё легко и дёшево разрешилось! Ан нет – начальник наш подумал, - нельзя, говорит, нам наличкой, всё должно быть официально. И запустил нашу бюрократическую машину. Вначале я запросы в это БиСиСи писал. Первый их ответ был 70 тыс.руб., второе КП было на 120 тыс.руб., но в ходе переговоров остановились на 98.5 тыс.руб. Потом пошли служебки на включение в план покупок текущего года, бронирования средств и заключение договора с единственным поставщиком (ключи-то у них!). Определение источника финансирования.
Потом я ТЗ (Техническое Задание) разрабатывал, согласовывал его с ОГЗ (Отделом Государственных Закупок), устранял их многочисленные замечания и вопросы. Наконец, заключили с ними договор, срок – 60 рабочих дней.
Потом начались инструктажи сотрудников подрядчика, назначение ответственных по контракту, проверка действующих удостоверений по ТБ и пожарной безопасности.
В итоге вышел всё тот же один инженер и за один день всё сделал. Я, правда, в ТЗ прописал, чтобы они нам ключи электронные оставили. Так что, хотя бы этот вопрос закрыл.
Итого: с одной стороны – 10 тыс.руб., 1 человек и 1 день, а с другой - 98.5 тыс.руб. + участие десятков сотрудников с обеих сторон. Время: первый запрос 18.12.17, акт выполненных работ - 10.09.19. Одно хорошо: всё закончилось успешно.
Обнимашки
У нас в Главном штабе намедни концерт намечался. Все приготовления, как правило, днём проходят, включая репетиции, а сама торжественная часть обычно в 19-00. Прохожу я вечерком по залу, а там у оркестра перерыв. Музыканты - народ творческий, открытый: стоит, значит, валторнист - невысокий такой, с пузиком, и обнимает скрипачку - она, наверно, метр восемьдесят - видная дивчина! А я мимо прохожу и говорю ей, мол, можно и мне пообниматься? - Да не вопрос, говорит, из его объятий освободилась и меня обняла. Постояли мы с ней секунд десять, наверное. А отторгнутый валторнист обиженно ошарашенный в сторонке стоял, и лицо у него было: - Да что здесь вообще происходит?! А я пошёл дальше по своим делам - настроение на весь вечер она мне сделала!
Заместитель
Есть у меня заместитель – Боря Семёнов. Грамотный инженер и смекалка хорошо работает, но рассеянный, а потому регулярно в истории попадает.
Однажды пошли мы с ним на техобслуживание анфиладных ворот и подвижных стен. Есть у нас три трансформера – залы со стенами поворачивающимися: в закрытом положении они цвета дерева, а в открытом - каждый в своём. Понятное дело, что открываем мы их не все, а только те, где выставок нету. Прихожу я в красный трансформер и внизу контролирую, чтобы не зажало кого. пять минут стою, десять – никакого движения. Только я ему звонить собрался, как из соседнего зелёного трансформера ко мне смотритель бежит и верещит что-то с откровенными паническими настроениями. Я, чуя неладное, рванул ей навстречу. Вбегаю в зелёный трансформер – там как раз выставка должна на следующий день открываться, и вижу, что Семёнов эту выставку подвижными стенами просто сносит. Уже провода под стены ушли, стойки с плазменными панелями накренились, там и до экспонатов рукой подать. А схлопнуть выставку, причём в буквальном смысле, это не просто культурное ЧП городского масштаба, это ещё и убытков на несколько десятков миллионов рублей. Тут простым увольнением не отделаешься. Тогда уже и я включился: - Семёнов, - кричу, - стой! Что ты творишь!?! Ну, по крайней мере, смысл моей пламенной речи именно таким был. Метрах в десяти надо мной появилась голова – Ой, ёёё! И исчезла. Быстро аварийный стоп включил и реверс дал. А стены эти подвижные, они по несколько тон каждая – у них инерции тоже не отнять. Подбегаю я, значит, к падающим стойкам, становлюсь между ними и макетом здания какого-то. А между ними метра три, наверно, т.е. нужно, как в детской компьютерной игрушке, первую поймать, аккуратно положить, и ко второй бежать. Стою, значит, на старте, ловить готовлюсь – какая раньше-то упадёт? Но, обошлось как-то – успел он возврат в исходное завершить. Со смотрителем я поговорил, да и начальству докладывать не стал – победителей не судят! Потом подхожу к нему: – Семёнов, ну ты чего!? – Да перепутал я трансформеры…
А тут у нас на днях гала-концерт был для VIP-персон с банкетом и культурной программой. В полночь начинался. Я сам жаворонок и всех этих ночных мероприятий не люблю, вот и поставил Семёнова дежурным. Он у нас человек холостой. Танцами, кстати, начал заниматься. У него как раз партнёрша – уже год танцуют, - выходные вместе проводят. Она ему культурную программу какую-то регулярно организовывает: Пушкин, там, Павловск. Вот и решил он тоже блеснуть – пригласил её на этот концерт: народу много – кто там её заметит? Сказано-сделано: провёл по своему пропуску. Она нарядно одетая – в полночь на концерт в Эрмитаж, всё как полагается. А в это время кейтеринг на грузовом лифте оборудование своё поднимал. И, вдруг, лифт этот глючить стал: то двери не закроет, то в ошибку выпадет. Семёнов, значит, бегает между лифтом и машинным отделением с первого этажа на пятый и обратно. Весь в мыле. А пассии его скучно стало и пошла она по залам гулять, благо под этих VIPов всё открыто было. Шла-смотрела неспешно, догнала она группу, которой экскурсовод что-то воодушевлённо рассказывал. Постояла с ними, послушала. Особа была весьма общительная – разговорилась там с дамами, нашла общий язык, - гармонично влилась, одним словом. Дальше по программе банкет был, ну и она с ними. А банкет не простой, а на высшем уровне – все места поименованы. А тут человек лишний. Быстро, без шума и пыли организовали ей ещё одно место. Поболтала она ещё, отобедала. А безопасность наша не дремлет – вычислили её, и после банкета тихонько под белы рученьки выпроводили. По камерам отследили, где прошла, с кем. Ну и зама моего к стенке. Это, оказывается, приём для спонсоров Эрмитажа был с входным билетом по 150 тыс.руб. Замгенерального лично приказал его уволить. А пассия его хоть на концерт и не попала, но осталась весьма довольна.
Про него же, но уже намедни: обещал он девушкам нашим, с которыми чай пьёт, эклеров принести. Всё тянул-тянул: то забудет, то ещё чего – две недели прошло, а они ему регулярно напоминали. Наконец, собрался - купил эклеров каких-то эксклюзивных, - раз столько времени прошло, то побольше – 3 коробки, и в понедельник принёс! А девчонки - две с понедельника в отпуске, а третья – с ребёнком на больничный села. Так, что который день эклерами питаемся!
Боря! Блин!
Это я опять про зама. Сломалась тут у нас платформа подъёмная. Вызвал я аварийку. Наладчик приехал. Боря его встречать пошёл. Через пару минут звонок: - Олег Михайлович, типа, возьмите пару бинтов – я тут с лестницы навернулся. А у нас, к слову, в кабинете аптечка висит большая, да ещё и дополнительная нового образца сверху стоит: регулярно к нам народ заходит, кто йода понюхать, кто перекись взять, которые из новых-то уже изъяли. Взял я пару бинтов и к месту: сидит, бледный, за ногу держится. Я, значит, обувь его аккуратно снял, осмотрел – отёка нет, геометрия не нарушена. – Растяжение у тебя голеностопа, - говорю, - долго болеть будет, уж месяц точно. И крест-накрест бинтую, фиксирую плотно, значит. Он встал и похромал со мной рядом. - Раз уж такая история, то сверху у платформы стой, я с наладчиком в машинное сам спущусь. Наладчик с автоматикой поколдовал и, вроде, закончил. Звоню я ему: - Борис, как там? А он трубку не берёт, причём ни местный, ни сотовый. Опять, думаю, в туалет пошёл и на раковине оба телефона забыл, как не раз уже бывало. Поднимаюсь я, а он у платформы этой, что у нас при входе у касс, без сознания лежит и вокруг него народ уже собрался, безопасность наша в чувство его приводит, на скамейку перенесли. Боря! Блин! Я Скорую вызвал. Чаю ему сладкого взял и конфет шоколадных парочку – благо кафешка в пяти метрах была. – На, - говорю, - сахара бабахни, а то белый, как смерть, в гроб краше кладут! Тут, значит, и Скорая подъехала: – Пальчики чувствуете? Подвигайте, вот-вот, и отёка никакого нет. Это у Вас, голубчик, растяжения голеностопа. Легко отделались. И также оперативно отчалили. А Боря сидит, порозовее уже конечно, но как-то шибко лучше ему не становится. Безопасность, опять же, с коляской инвалидной подсуетилась. Пересел он, и я его в кабинет повёз. Кресло компьютерное долой - на коляске этой за монитором прям колоритно смотрится. Минут через тридцать говорит: - Что-то мне всё плохеет и плохеет, прямо даже не до компьютера вовсе! Он такси вызвал, я ему, значит, «цыганочку с выходом» организовал: ворота здоровые деревянные на Мойку открыли, и на набережную я его торжественно выкатил.
Звоню ему через пару дней: как, мол, самочувствие у раненного бойца? – Да, в травме, как снимок сделали, так перелом со смещением и подтвердили плюс осколки, там, разные обнаружились. Так, что меня оттуда прямым ходом в больницу НИИ Скорой помощи им. Джанелидзе на операцию: пять титановых штырей, чтобы было веселей! – Вы, типа, мне костыли привезите, а то передвигаться нет просто никакой возможности! Вот это поворот! – думаю. Костыли-то я ему привёз, конечно, но больничный его - чистая травма на производстве. Тут уже наша служба охраны труда подключилась: звонили мне несколько раз, выясняли детали. Потом пригласили к себе на письменные показания: - А чего это вы его бинтовали с переломом-то? - Внешне не видно было. – А вы что, врач? Кто вам право дал диагностикой заниматься!?! Потом сотрудник их к нам пришёл: а покажите конкретно место, а конкретную ступеньку… Длину ступеньки измерила и высоту подступёнка тоже (лестница-то историческая). Потом электриков наших с люксметром вызвали – освещённость над ступенькой измерять. И закончилось это всё приказом по учреждению с подробным описанием, в т.ч. моего «аморального» поступка, и всеобщим внеплановым инструктажём по ТБ.
Это октябрь Борис наш скрасил. А тут звоню я ему: - Когда выйдешь-то? – Да, штыри снимут в конце декабря - начале января. И потом где-то через пару недель, наверно. Так, что окончание года обещает быть скучным, без приключений.
Дождь
Как-то концерт у нас очередной проходил, и мероприятие какое-то популярное - зал полон был. Оркестр тоже по максимуму – человек пятьдесят, наверное. А погода - ну совсем ни к чёрту: дождь лил уже не первый день. А у нас мало того, что местами с крыши капает – мы цветные пластиковые вёдра подставляем, типа, современное искусство такое, так ещё и вода в Мойке прибывать стала и через канализационный люк потихоньку в здание пошла. Музыканты-то играют, а коврик оркестровый в углу уже поплыл. Шеф дежурного сантехника вызвал: - Делай, что хочешь, но задвижку городского ввода перекрой! Тот люк снимает, а там вода вровень – льётся же. Работа есть работа – ныряет он, типа, и за два-три раза задвижку, наконец, перекрыл. Вода на убыль пошла.
На следующий день шеф совещание собрал и сантехника этого в пример ставит: - Вот как надо к работе относится! А не то, что вы все! Вот ему ваша премия и пойдёт, так что не пеняйте на меня боле!
А у меня в голове старый такой анекдот сплыл, как выпускник ПТУ пришёл в ЖЭК сантехником устраиваться. Закрепили его за опытным мастером. Петрович с собой молодого взял и повёл его уму-разуму учиться и опыта набираться. Подходят к канализационному люку, крышку снимают – а там по самую маковку. Петрович, значит, разделся, и туда – нырк. Всплывает: - Ключ на 12, и опять вглубь куда-то. Снова выныривает: - Ключ на 17, и опять – бульк. Всплыл, уровень, наконец, падать стал: - Учись, салага. А то так всю жизнь и будешь ключи подавать!
Неудачное стечение обстоятельств
Было это в пандемию коронавируса, будь он неладен! Заместитель начальника соседнего отдела покурить вышел, масочку снял – вдыхает, так сказать, полной грудью. А тут, значит, пара молодая – парень с девушкой, - мимо него через выход войти норовят. Он им объяснил, что вход, он, типа, подальше будет, всяко не здесь. А парень упёртый попался: - Раз здесь вошли, то чего уж обходить-то!? Заместитель этот и объясняет, что здесь металлоискателей нет, а безопасность посетителей требует проверки каждого. Ну, парень, типа, да какой из меня террорист? Ничего запрещённого с собой ни в жизь не ношу! И прёт напролом, значит. А заместитель этот, он хоть и кандидат исторических наук, но ростом за метр восемьдесят и весу в нём килограмм сто пятьдесят. А парень, значит, наглеет по нарастающей, ну тот ему в лоб и закатал. Нос разбил. Молодой человек такого поворота событий явно не ожидал - стоит растерянный, а подруга его быстро жертву эту, истекающую кровью, на камеру засняла и в сеть выложила: вот, мол, как у нас в Эрмитаже посетителей встречают! И видео завирусилось. Мне его коллега прислал, я жене показываю. А она: - Да знаю я этого парня - это единственный сын нашего директора и собственника Евросиба, хорошего слова про него не скажу. А девочка с ним – известная видеоблогер с миллионной аудиторией. Короче, попал коллега. История огласку получила. Пришлось ему объяснительную написать, мол, коронавирус этот такую нервную обстановку создал, а тут ещё и неадекваты всякие под руку лезут. Потом, чуть позже, и заявление по собственному желанию. Год промаялся – не шибко у нас историки-то востребованы, хоть в школу иди! А через год, когда дело поутихло немного, обратно его взяли, но уже рядовым младшим научным сотрудником.
Разговор
Стоим с коллегой в туалете руки моем. Он двумя салфетками руки вытирает, я - тремя. – Много тратишь: салфеток на тебя не напасёшься! – в шутку говорит он. – Я-то ладно, вот Ирина, так та, вообще, штук пять-шесть зараз берёт, слегка руки оботрёт – и на выброс. В буфете не раз видел. Выходим мы, а она как раз у соседнего кабинета стоит. – О, Ирина! А мы как раз о тебе только что говорили. – Обо мне… в мужском туалете?!
Тюринские
Сидим с коллегой из соседнего участка – в буфете чай пьём. Калякаем о делах наших скорбных: - Надоели СБ-шники эти тюринские. Опять все стены разрисовали! – А с чего решил, что они? – Так написано же: «Тюрин – лох».
Штаны
В самом начале моей работы в Эрмитаже поднял я вопрос о необходимости технического перевооружения вверенного мне участка, а именно - замены старых МФУ (принтер-сканер-ксерокс) на новые. Старые и работали плохо, и запчастей к ним не достать – прошло их время, одним словом. А когда обновку, наконец, госзакупки наши доставили, радостно я решил тумбочку под это дело освободить. Обхватил я технику заслуженную, - больше полкубометра, кстати, - и, кряхтя, нагнулся на пол поставить. Вот тут-то брюки мои, не сдюжив, и лопнули, что называется «от ремня до ремня». Эээ! Понятное дело, что полегчало сразу! Но что делать-то? Спросил у коллеги, мол, иголка с ниткой есть ли в наличии? – Этого добра не держим, но есть у нас швея, - в подвале сидит, шторы шьёт, - можно к ней обратиться. Я окольными путями до подвала добрался. И действительно: в самом дальнем углу сидит себе в каморке тётенька незнакомая и ровненько так погонаж свой, монотонно стрекоча, выпускает. – Здрасьте, говорю, помощь Ваша потребуется. Она, не глядя, отвечает, что категорически им запрещено халтуры какие брать или ещё чего в частном порядке. – Тут такое дело, говорю, практически травма на производстве – у брюк точно! Я же не деньги предлагаю, тут оказание первой помощи требуется! – Ладно, говорит, давайте! Я, значит, штаны снимаю, сажусь скромно на стул рядышком. Сижу такой: в костюме, галстуке, но без штанов, нервно пальчиками по голым коленкам перебираю. Она, значит, нитку быстро заменила, пропустила в машинке макраме своё хитрое и к благостному делу приступила. Через минуту-другую вдруг задумалась, остановилась, вздрогнула – как будто дрёму какую сбросила, повернулась ко мне и с некоторым вызовом и удивлением: - А Вы, собственно, кто? Я прям опешил: - Вопрос Ваш имеет-де стратегическое значение или просто так, из любопытства интересуетесь? Почему-то вспомнилось папино выражение «бесштанная команда». Пришлось-таки удовлетворить ейное любопытство, а то наотрез отказалась к делу возвращаться. Честно говоря, очень подмывало ответить что-нибудь из серии: - Я – артист больших и малых театров, а фамилия моя слишком известна, чтобы я её называл!
Лифт
Лифтов у меня больше десятка будет плюс платформ подъёмных ещё поболе, но есть один – просто мастер подставы. Вечно с ним случается что-то, причём всё время разное и в самое неподходящее время. Сам-то он немецкий, типа, надёжный должен быть, да только смонтирован он армянским СМУ-6, может здесь и собака зарыта.
Накрылся как-то в нём контроллер привода дверей. Сняли его и в ремонт: есть у нас мастер один - в электронике разбирается. А тут открытие новой выставки - срочно скульптуры перевозить надо. Сроки, опять же, срывать нельзя, да и гости какие-то. А по размеру экспонатов и логистике – только он. Что делать? Ну, шеф и говорит: - Дерзай, Семёнов! На тебя одна надежда! Положили его в шахте на крышу кабины. Как лифт на этаже останавливается, он, значит, качалку пальцем отжимает и руками двери открывает – типа, автоматика (из кабины-то рук не видно), а ребята внутри лифта, что статуи перевозили, ему незаметно помогают. Так полтора часа и проездили.
В другой раз лифт этот решил, что работает он много, а потому через одну-две поездки вообще отключаться стал. Я раз аварийку вызвал, два, три… Электромеханик не в силах справиться оказался. Уже и директор подрядчика с наладчиком приехали. Акт составили, мол, вот эта деталь неисправна – менять надо. Вывели лифт из работы, полгода прождали, закупили – поставили: ноль реакции. Они, значит, засуетились: ну тогда эту деталь менять надо. Опять та же история и нулевой результат. У шефа глаза кровью наливаются. Подрядчик: - Да вы энкодер бракованный купили! Я, значит, поставщикам звоню: те возмутились, конечно, но курьера из Москвы прислали. Вернули деталь через неделю с актом испытаний – всё в норме. Я уже штрафные санкции выставляю. Бестолку, правда, - лифт-то всё равно не починят! Решение на стороне ищу: закинул я удочку наладчику из дружественной фирмы. - Есть, говорит, у меня друг – технику просто нутром чует. Правда, особенность у него - тяжело мотивируемый. Но я, типа, с ним поговорю. Телефон его дал. Созвонились мы. Деньги тому шибко не нужны и работа с бюджетом в принципе не интересна - заказов сладких более чем, - но, скрепя сердцем, он-таки от своего ИП с нами контракт подписал: уговорили с обеих сторон-то! Вышел, послушал там что-то, проверил, подстроил, вентилятор на частотник направил: - Проработает от полугода до полутора! Замените его вот на этот, и ушёл. Уложился в два часа. Но лифт заработал! Меня потом директор подрядчика долго пытал, что бы я ему умельца выдал.
А у нас основные VIP мероприятия опять же с той стороны идут, и все через этот лифт. Звонит мне раз шеф, а ему, соответственно, замгенерального, который на мероприятии присутствовал: - Дверями лифта вашего здорового субтильную VIP-персону, типа, с ног чуть сбило, синяк на плече через платье от Диора просвечивает! Ну, шеф сразу: - Никогда такого не было и вот опять! Мы туда: фотореверс на втором этом этаже не работает. Электромеханик только руками развёл. Опять директор подрядчика с наладчиком приехали: быть такого не может! Ерунда какая-то: одна и та же штука на всех этажах работает, а на этом нет. Проверили показатели – всё в норме, сервистулом протестировали – тоже без отклонений и ошибок нет никаких. С немцами попереписывались, плечами пожали и были таковы. Вскорости и Санкт-Петербургское отделение Академии наук к нам пожаловало чуть не в полном составе. И как раз злополучный этаж злополучного лифта задействован был. Главный академик заходит: - Ух, какой большой лифт! – Почти на шесть тонн, - говорю. – Значит, можно было и поесть! Академиков этих, профессоров разных человек шестьдесят было, а то и больше. В три захода поднимать пришлось. Памятуя предыдущие фокусы лифта, мы с Семёновым с приветственной улыбкой стоим, незаметно двери ногами блокируем, чтобы не зашибло никого. А он (лифт), сволочь такая, после трёх неудачных закрытий дверей уходит в режим погрузки - две минуты двери не закрывает. И режим этот не отключается! Набились академики эти плотно, да только не едем мы никуда. Я им объясняю, мол, режим погрузки – подождать чутка надо. И так все три раза. Наш начальник отдела по связям с общественностью тихо шипела по-змеиному и слюной в мою сторону брызгала, мол, уволить всех к ядрене-фене! После этого случая я уже в директора подрядчика мёртвой хваткой вцепился: делай что хочешь, либо штрафники раз в неделю выписывать буду! Раньше он с немцами вопросы этого лифта решал, а сейчас ушли они с рынка-то. – Ничего, говорит, деньги не пахнут. У меня телефон инженера одного остался. Договорюсь с ним в частном порядке. И, надо признаться, прокатил вариант: выслал тот прошивку новую, они её перезалили и ушла проблема.
А тут ко мне белорусы приехали - я им заповедные места в главном здании показываю, типа, малого рыцарского зала, отдела нумизматики – мало кто из сотрудников музея о них знает. Экскурсию провожу, одним словом. И тут опять мне шеф звонит: - А Вы в курсе, что у нас Пиотровский в этом вашем лифте застрял… Да как так-то! Мы же только вчера ему техническое обслуживание провели, всё проверили!
Недавно дату посмотрел: частотник тот, который «от полугода до полутора», на третий год пошёл – так, что ждём мы с Семёновым сюрприза от него в любой момент. У нас тут как раз международный форум намечается – наверняка лифт этот такого события не пропустит.
VIP
Было время и у нас в Главном штабе ещё наблюдалась высокая культурная активность, концерты, там, постоянно какие-то проходили, артисты известные выступали. В 2017-ом, например. И вот в первых числах июня – знаковое событие: концерт у нас-таки будет Анны Нетребко с мужем её – Юсифом Айвазовым. Эта оперная дива как раз на пике своей популярности была; имидж сменила, типа, блондинка теперь. Короче, аншлаг. Там и приглашённых-то гостей полна коробочка, а тут ещё и местные много кто решил после работы остаться.
И вот, оркестр берёт первые ноты, певица наша звёздная, выходит и начинает немедля восторг вызывать. Голос у неё, надо признать, сильный и приятный. Поёт она тоже очень даже эмоционально: прямо видно, что сама наслаждается. А двигается как! То по рядам пойдёт, то покружится, одним словом, зал заводит. А тут, как раз минут через пятнадцать после начала, наверху появляется молодая стройная особа в красном блестящем платье и начинает неторопливо по центру зала спускаться – у нас там всего один центральный проход. Видя её, Нетребко, естественно в зал не суётся – со сцены поёт. И тут стало заметно, что в зале какая-то суета началась: организаторы концерта мечутся и место этой гостье усердно ищут. Да где там! Не то, что места свободного, – люди по бокам стоят, - яблоку негде упасть. А наше красное венценосное соло ничуть не стесняется и, вообще, ведёт себя так, типа, а почему, собственно, без меня начали? Тут, значит, бледный администратор, стул-таки нашёл и быстро водрузил его перед всем залом прямо на голубую зону оркестра. Расшаркался перед ней и на место проводил. И только после этого, Анна Нетребко и Юсиф Айвазов стали снова в зал выходить. Честно говоря, я даже не сдержался и фото сделал.
БЕЗ ПРИВЯЗКИ
Коммуналки
Помню бабушка (папина мама) мне рассказывала, что у них в коммуналке на Малой Посадской до войны в рамках уплотнения подселили мать с ребёнком прямо на кухню. Отделили им два с половиной квадратных метра – одна кровать и тумбочка, - и они там вдвоём несколько лет жили.
Чуть лучшая участь постигла уже моих родственников: моя бабушка со своей дочерью (моей матерью) 12 лет жили в комнате в 4.75 м2, переоборудованной из кладовки на кухне на шестом этаже углового дома улицы Ленина и Большого проспекта Петроградской Стороны с единственным входом из неё же. Причём, в комнате был на заказ сделан стол, на которым моя мать собственно и занималась – уроки делала. Ситуация разрешилась только после того, как моя бабушка написала письмо товарищу Сталину, вскоре администрация предложила им однушку в Невском районе, которой бабушка предпочла две комнаты в коммуналке на Малой Пушкарской, где я, собственно, родился и вырос.
У мамы коллега жила в коммуналке на Суворовском, так там потолки больше пяти метров были – они там просто второй этаж построили. Ну как построили – в те времена и стройматериалов-то нормальных не найти было, - так папа Карло Буратино, наверно, стругал. Так, что выглядело это как-то не очень надёжно)
Больше всего меня впечатлил рассказ про коммуналку на Литейном, 14, в которой соседи для ремонта леса ставили – там потолки тоже за пять метров будут. Это потом уже её выкупили и казино «Олимпия» организовали.
Был у меня период году в 1995-1996, когда с девушкой одной встречался, а она жила в коммуналке общежития при Можайке - на Тихорецком д.5, корп.2. Меня ещё удивило, что там из коридора окна в каждую комнату. Да что там в комнаты: окна были и в туалет, и ванную! Я ещё подумал какого года дом-то? Оказалось - 1933. Тогда понятно.
С квартирой этой, кстати, такая история связана. Спим мы как-то зимой, за окном минус 25. И тут посреди ночи вспышка – я аж через сон её увидел, через мгновение грохот и звон стекла – это у нас стекло одно лопнуло. А окна там были – скажу я вам на три четверти стены: внизу полметра стены под батарею, а от неё почти до самого потолка окно – метра два с лишним, ну и в ширину – метра полтора, - никак не меньше! Две рамы старые деревянные – дует изо всех щелей. Две вертикальные стойки делили каждую раму на три части плюс деревянный переплёт какой-то сверху. Вот одно из этих трёх высоких и лопнуло. Вскочили мы, значит, ничего не понимаем, у неё ребёнок плачет, всё в стекле. Комната выстужается в считанные секунды. Она за одеяла и тряпки – окно затыкать, я за рулетку – замеры проёма делать, ибо потом сложнее будет. Окно как смогли заткнули-заклеили. Через пару минут бабка какая-то стала под окнами нашими выть, ходит взад-вперёд и причитает. Время часа четыре утра. Смотрю – полиция подъехала, скорая. Сна, понятно, ни в одном глазу. Вышел я обстановку проведать. Оказалось, что в соседней парадной банкир один коммуналку выкупил и ремонт сделал. Но время было суровое, вот в его квартиру из арки дома напротив гранатомётом и пальнули. Причём, не в окно попали, а в этот самый батарейный кусок стены. Аккуратное отверстие через кирпичную кладку кумулятив прожёг и рванул уже внутри. К счастью, не то в той спальне, не то в самой квартире не было никого, но квартира вся, - ясное дело, - в хлам. А бабка та соседкой снизу была, и неё от этого огромного окна только вертикальные стойки остались, и то половина, поломанная аж в щепу. А переплёт верхний вместе со стёклами взрывной волной снесло. Ну и у других соседей потери тоже были, но не такие всё-таки. Что уж там говорить – жалко бабку! В новостях потом репортаж по этому поводу был. Я ещё подумал, а вот, если бы это в нашем подъезде бабахнуло, тогда бы мы так легко не отделались… Остаток утра посидел я на кухне с чаем – адреналин заснуть не давал. А утром на автобус и на работу. Это как раз тот период был, когда размыв был Лесная – Площадь Мужества. Кировско-Выборгская линия разорвана была, а эти станции метро бесплатные рейсовые автобусы соединяли. В час пик давка там была неимоверная. А я так год ездил.
Парадная моей собственной коммуналки была проходной во двор. Причём вход был с Малой Пушкарской, а адрес считался по Большой – никто найти не мог. При входе две комнаты с потолками метра под четыре, потом туалет-колодец с таким же потолком и лестница на второй уровень, где потолки были меньше на эту самую лестницу. А на втором этаже была кухня, комната соседей, кладовка и наши две смежные комнаты. Причём потолок и пол именно в наших комнатах были ступеньками – самое высокое место у окон около 2.3 м, а самое низкое - при входе: в старших классах я там мог локтем потолок достать, и полоса металлическая непонятного назначения в этом месте на полу поперёк комнаты проходила, сантиметров 15-20 шириной. Я, когда в кузнеца играл, её как наковальню использовал. Зажмёшь гвоздь в плоскогубцах, на газовой плите докрасна нагреешь и бежишь его молотком на «наковальне» плющить! Грохот стоял ужасный, но соседи интеллигентные были – хоть бы раз замечание сделали. Я вообще жёг регулярно: то в школу пошёл и дверь забыл закрыть – прихожу, а она так настежь открытая так и стоит. То вместо замка я крюк деревянный вытащил, который всё междверье держал – а там, кто помнит, вечно банки какие-то с вареньями были, консервы – нечто вроде полухолодильника-полукладовки. Одним словом, вторые половинки дверей распахнулись, и всё это богатство с диким грохотом и звуком бьющего стекла рухнуло на пол – какая-то брусника рассыпалась и покатилась на лестничную площадку - весь первый урок я убирал следы своего погрома.
Как-то я ещё отличился: только соседи белье постирали-повесили (а у нас ни горячей воды, ни стиральных машин не было – всё на плите и вручную), посуду помыли. А у меня как раз после сборки ГДР-овской модели клей остался. Меня всё время привлекала надпись на нём: «Осторожно. Огнеопасно». Ну я и решил попробовать. Клей сам в дюралевых колбочках был. Приплющил я кончик – и, держа плоскогубцами, поджёг на плите. У клея красивое ровное пламя образовалось. И, вообще, он был похож на светильник из гильзы военной поры. Прямо заворожил меня. Вечно бы смотрел я на этот огонь, хотя и приметил, что над пламенем хлопья какие-то поднимаются. Минут десять спустя соседка пришла, да как заголосит. Я, значит, ничего не понимая, голову поднимаю, а там, батюшки-светы, вся кухня в этих хлопьях, все поверхности, вся посуда, всё бельё! После чего, как и ожидалось, был большой коммунальный скандал. Но мама удар на себя взяла: типа ребёнок – юный химик, - опыты ставил, как в школе задали. Хотя ей и самой пришлось всю посуду перемывать и, вообще, генеральную уборку кухни делать.
У соседей, которые в смежной комнате с кухней жили, второй ребёнок родился. И им дали комнату побольше, но тоже в коммуналке. А к нам должны были новых жильцов подселить. Папа мой здраво рассудил, мол, зачем нам соседи? Давайте лучше здесь ванну поставим. И ничтоже сумняше за неделю ликвидировал полстены. Пришла к нам комиссия определять пригодность площади для проживания, а комнаты считай, уже и нет – проходной двор сплошной. Развернулись они и ушли ни с чем – так нам никого больше и не подселили. Потом пожарные пришли и сказали, что колонку ставить всё равно нельзя – так, что ванной, как и горячей водой, мы так и не разжились.
Папа у меня регулярно хозяйственными инициативами отличался. Помнится, в большой комнате у нас стояла большая круглая печь-голландка. Так, пока я на лето с детским садом уехал, папа её разобрал и дымоходы заделал. Вентиляция нарушилась и у нас в комнате температура поднялась до 23-24 градусов. Жарко было постоянно, даже зимой. Я, когда на улицу выходил, сразу простужался, а потому большую часть первого класса на больничном и просидел.
А в конце девяностых зашёл я к знакомому одному в гости, - он тогда в Капелле на фаготе играл, - на пятый этаж дома, что на углу Большого проспекта и площади Льва Толстого. Огромная там коммуналка была. У него комната метров под тридцать была. Один коридор и огромная кухня плит на 8-10. Так, вот, посередине этой кухни стоял пьедестал, а на нём ванна, зашторенная по кругу. Я ещё подумал, что непонятно где переодеваться или прямо завёрнутым в полотенце приходить? В любом случае, картина маслом: тётушки обеды варганят, шум-гам, и тут ты такой в полотенце выходишь, шторку отодвигаешь – плюх! Лежишь, расслабленный: Марьиванна, что у Вас нынче? Котлеты? Чую-чую этот божественный аромат!
Хозяйство
Было это в те стародавние времена, когда я ещё в ЛЭТИ учился, и от Пионерской до моего дома пустырь с тремя тополями был. А напротив был не алмазовский центр, а яблоневые сады. Так вот, однажды, возвращаясь с института, приметил я в метро девушку симпатичную – как раз тоже на Пионерской выходила. Дай, думаю, познакомлюсь: - Привет, говорю, понравилась ты мне, типа, очень. Может чаю с пирожными попьём? Она согласилась, и мы договорились в выходной часа в два у кафешки встретиться. Кафешка эта у моего дома в торговом центре была, на месте которого сейчас ЖК «Зенитка» стоит. Телефонов тогда сотовых не было – так, что только время и место. Встречаемся мы в оговорённое время, чаю взяли, пирожных каких-то, сидим – болтаем. Всё, вроде, душевно, как тут она говорит, что пора ей, типа, кур кормить. У меня, честно говоря, срыв шаблона – Чего? – переспрашиваю. – Да, хозяйство у нас дома небольшое, - продолжает она, - куры, гуси, пара свиней. – Да, ладно! Проводил я её до дома – самому интересно стало. Прошли километр, наверное, в сторону Афонской. Действительно: забор деревянный, калитка, куры там бегают, рядом с домом что-то типа хлева, в котором две свиньи эти. Почему-то живо представил, как у нас отношения сложились, и выхожу я с утра кур покормить… Да ну нафиг! Больше я с ней не встречался.
День рождения
Родился я в августе, а потому с детства, считай, с отмечанием дня рождения проблемы были: друзья в школьные годы кто в пионерлагерях, кто с бабушками, а когда постарше стал, то разве что на работе стол накрыть, а в выходные все, опять же, кто на даче, кто в отпуске.
А тут, в 2004, вроде, звёзды сошлись – человек десять изъявили своё желание разделить со мной радость. Как раз на тридцати трёхлетие. Мама с утра в праздничных хлопотах, я тоже с воодушевлением на подхвате. Часа за четыре до начала брат позвонил - поздравил, но посетовал на внезапно возникшие обстоятельства, короче – прийти он не сможет. Часом позже позвонил ещё один из гостей – та же ситуация. На протяжении последующих двух часов позвонили все приглашённые и по тем или иным причинам отказались приходить.
В итоге, к назначенному времени шикарный стол на двенадцать человек просто ломился, мать ревела в своей комнате, а пришёл один Димка Самохвалов. Больше я таких застолий не устраивал.
День рождения часть 2 (эксперимент)
Был у меня период – несколько лет, - с братом плотно общался. Он у меня музыкант – на фаготе играл, потом дирижёром стал. На концерты я часто к нему ходил, в тусовках музыкальных участвовал. Народ раскованный, общается непринуждённо, всё так легко и доброжелательно. Очень я там себя комфортно чувствовал. А тут на последнем его дне рождения прямо на душу мне легло, что на празднике были обе его девушки и между собой-таки весьма мило общались.
У меня ситуация в тот период тоже похожая сложилась, когда одни отношения уже к концу подходили, а другие только ростки давать стали. Решил я тоже обеих на свой день рождения пригласить… Нервозность такая в воздухе витала, что я просто кожей ошибочность принятого решения чувствовал. Я бы даже сказал - дамоклов меч чуть не виден был! Папа на меня вопросительные взгляды бросал, мама тоже с некоторым недоумением ситуацию восприняла. Та, которая почти бывшая, сразу в атаку пошла – стала демонстрировать свои права на территорию. Остальные заняли выжидательную позицию. Одним словом, праздник не задался. Сразу было видно, что коллектив от богемного, к которому я попривык уже, явно в худшую сторону отличался. Ну, и когда пошёл новую пассию до метро провожать – она тоже всё отворачивалась, да тушь потёкшую скрыть норовила. Так что экспериментов подобных желания повторять не было, хотя и возникла прямо-таки потребность кардинально поменять круг общения.
Нумерология
Со школы интересны мне были фокусы разные с числами. Завораживала прямо меня эта математика. Когда постарше стал, даже книжки купил про золотое сечение и фракталы. Но и я, в некоторой степени, имею к числам особенное отношение. Вот, например, в пионерском лагере – любили мы в настольный теннис поиграть. Мама мне с собой ракетку приличную купила, подписала её моими инициалами. Тогда в лагере «колбаса» популярна была – это когда куча народа вокруг одного стола бегает: коли не отбил или в сетку запорол – выбываешь, и так до тех пор, пока два человека не останутся. Они-то в итоге нормальную партию и разыгрывали. У кого «сухари» были, у кого «бутерброды», а у меня – «вьетнамка» - пупырышками внутрь. Это тогда высшим пилотажем считалось: подкручивать ей подачу хорошо было. Ну и просили меня ребята поиграть, естественно. Заиграли всё-таки. Пошёл я её искать, мол, кто видел? А один мне и говорит: - А! Это та, на которой «три-ноль» написано?
На работе нам ежегодно календари настенные выдают: штуку на комнату. А коллеги организованностью не отличаются – забывают бегунок-то передвигать согласно текущей ситуации. Я, когда к ним захожу, то с таким положением дел смириться не могу: ну, и поправляю регулярно. А когда на календаре 30-ое число, говорю, что сегодня мой день. – Чегой-то? – А что, не видишь: инициалы мои в календарь вбиты! Каждый месяц, значит, одну тридцатую от дохода мне на стол вынь да положь! А февраль, ладно уж, выходной! – А не жирно ли будет? – Ты бога-то не гневи, ирод окаянный, это не десятина даже, а так – натрое поделено!
Перфоманс
Было это в те добрые времена, когда за голые вечеринки никто никого не наказывал, а, наоборот, в прессе всяческий интерес вызывали статьи о буднях нашей богемы, папарацци разные в чести были. Две тысячи пятые-десятые, одним словом. Не шибко торопясь, шёл я как-то по улице Профессора Павлова, что как раз напротив Лопухинского сада. Погода отличная: солнышко, но, вроде как, и не жарко. Гляжу: передо мной две девушки идут, ярко так разодетые. Я, значит, их потихоньку догоняю, и чувствую, что что-то здесь не так. Подошёл поближе – и точно: не одежда это вовсе, а боди-арт натуральный. Качественно нарисовано – отметил я про себя, и цвета такие, прямо как я люблю! Но кто же, собственно, произведения искусства с обратной стороны-то рассматривает? Поравнялся я с ними, гляжу: совсем молодёжь, немного смущаются, но морально друг друга поддерживают. – Девчонки, говорю, красота-то какая! Что за мероприятие? Подбодрил и разговор завязал сразу - одним выстрелом двух зайцев. Идём потихоньку, и они мне увлечённо рассказывают о перфомансе каком-то в этом самом Лопухинском. Я, значит, одобрительно поддакиваю, иногда бросая через плечо на них внимательные взгляды, и наслаждаюсь, как зрелищем, так и ситуацией в целом. У входа в сад мы, правда, разошлись, но шлейф хорошего настроения ещё долго за мной тянулся. Я, знаете ли, вообще, искусство люблю!
P.S. В 1924-1925 действовало в нашей стране волшебное общество – «Долой стыд» называлось. Его сторонники считали, что единственным олицетворением демократии и равенства может служить только нагота, а потому проводили шествия по улицам Ленинграда и Москвы в чём мать родила, с единственной лентой в качестве одежды, на которой было написано то самое название общества. На Москве-реке нудистские пляжи открылись. А на крымском курорте в их окружении любил появляться Владимир Маяковский: он-то в белом костюме, а женщины вокруг него даже без лент, да и краски на них никакой не было – до боди-арта в современном понимании было ещё очень далеко.
Испуг
Отец у меня долгое время в коммуналке жил на Братьев Васильевых. Я к ним с бабушкой регулярно наведывался. Как же любимого внука-то не накормить особенно, когда он после института голодный приходит? Она, вообще, готовила хорошо, даже одно время поваром работала. Так вот, поднимаюсь я как-то на эскалаторе на Горьковской: передо мной девушка симпатичная стоит. Вышли мы: она в подземный переход, ну и мне в ту же сторону. Она на Каменноостровский, так и мне туда же. Она обернулась пару раз. А чего я-то? Она напротив Ленфильма на тогда уже Малую Посадскую свернула. – Совпадение, однако! Она уже регулярно на меня оборачиваться начинает: каждые метров тридцать-пятьдесят. И шаг ускоряет. А уж когда я за ней в арку двора-колодца завернул, тут уж она прямо дёру дала, благо двор проходной был. – Да, - думаю, - у нас, маньяков, не забалуешь! Зашёл я в парадную, поднялся на второй этаж. Раздеваюсь. А там народу чего-то, праздничная суета какая-то: у соседки, - как раз техникум закончила, - день рождения сегодня оказался! Поздравил я, на кухню прохожу. Минут через десять звонок в дверь. Пока именинница у стола хлопотала, я пошёл дверь открывать. Видели бы вы её лицо! – Ну, заходи, коль сама пришла!
Доктор
Не ходите дети в Африку гулять! Это я к тому, что занесло меня как-то в Египет. Хургада, там, Красное море. А гид и говорит, что здесь-де море безопасное, да и медузы все преимущественно вреда не причинят, но есть, правда, парочку – могут доставить беспокойство. А тут шторм был пару дней и не войти в море-то было. Но потом всё утихло. Заплыл я до буйков, за трос, ракушками обросший, держусь, ногами болтаю. Тут гадость какая-то склизкая попалась. Я, значит, до берега доплыл, но чего-то мне стало не так, как было. А точнее – плохеет, так, потихонечку. На смуглой коже в начале и не заметно ничего, но в номере, когда уже пластом лёг, видны стали ожоги-то! Вот, ты – гадость медузная! Дошёл я до рецепшена – раны им свои показываю, ну, и объясняю им, что i’m very bad! Они меня к доктору при отеле направили. Ну, и пассия за компанию увязалась – мне, говорит, тоже надо – воспаление среднего уха наметилось. Пришли мы. А у доктора прямо хоромы – президентский люкс, и телевизор на полстены, по которому он футбол смотрит. Изредка отрываясь от матча, он мне укол-таки сделал. Тяжело это ему далось – даже от телевизора отвернуться пришлось. А подруге в ухе палочкой стал что-то смазывать. А тут голевая ситуация, диктор весь на эмоциях надрывается – врач наш просто весь там, но врачебную практику не прекращает - без отрыва от производства, так сказать, - в ухе, не глядя, ковыряет. И тут Светка как заорёт! Дословно передавать текст её восклицаний не буду, но смысл такой, что, как врач, он, вообще, так себе, не очень! Тут уж всё-таки пришлось ему отвлечься. Извинился он дежурно, но недоволен остался, что голевой фрагмент пропустить пришлось. Так мы с ней и ушли: я – прихрамывая на уколотую ногу, а она - за ухо держась. Больше мы к местным врачам не обращались.
Собеседование
Как-то я к концу 90-х собеседование на риелтора проходил на Большой Московской. Недвижимость тогда золотой жилой казалась. Агентства новые, как грибы после дождя, появлялись. А тут объявление увидел - дай, думаю, попробую. Очередь нас соискателей сидела: тётушек среднего возраста, ну и я – совсем молодой ещё. Вхожу в кабинет, а там сидит такой матёрый уголовник – тощий, весь в татуировках, по виду понятно, что не одна ходка за спиной. Речь – соответствующая: чуть не по фене, с трудом ненормативную лексику сдерживает. Вышел я, поёживаясь, нет уж - лучше в Ленэнерго останусь!
Из отпуска
Где-то в году 95-96 выделили мне по линии профсоюза путёвку в санаторий Старая Русса. Уж мои приключения там – то отдельная история. Да только сложился у нас там тесный дружеский коллектив, с частью которого мы в одном купе в Санкт-Петербург возвращались. Всю ночь мы пили, пели и танцевали джаз, после чего на перроне Сергей меня с Ниной и покинул. А Нине Петербург пересадочный был – ей в Подпорожье надо. И пересадка часов через восемь, а время – около семи утра. Задалась она вопросом: где время-то скоротать. – Не парься, - говорю, - поехали ко мне, хоть отоспишься (у нас, в принципе, отношения близкие за три недели сложились). Ломаться не стала: – Поехали, говорит. Потащились мы с чемоданами в метро, а надо признаться, что чемоданы тогда без колёсиков были - солидные такие и объёмные коричневые параллелепипеды.
Приехали на Коломяжский – город ещё не проснулся толком, подошли к парадной. И тут она: – Не пойду, говорит, - стесняюсь я. Я и так, и эдак, а она ни в какую. Я, значит, проход в ноги, захват, подкинул её и через плечо перебросил. Присел медленно с ровной спиной – дивчина деревенская, кости широкой, - один чемодан взял, чуть опосля - другой. Доковылял мелкими шажками до парадной. Дверь ногой открыл (домофонов тогда тоже не было) и тихонько по лестнице к лифту с драгоценным грузом поднимаюсь. Она обречённо молча покачивается. И тут навстречу нам из лифта выходят мои соседи – как раз на работу. А я, значит, с красными глазами от бессонной ночи, щетиной, с попой такой немалой на плече, и в руках по чемодану. Смутился я несколько и говорю, мол, вот, из отпуска возвращаюсь. – Да, мы видим!
Не по расчёту
Воспитывала мама меня с детства так, что отношения всегда должны основываться на чувствах, хотя, история и опыт говорят о том, что браки по расчёту понадёжнее будут.
Соседка работала завучем в школе, в которой я в своё время авиамодельный кружок вёл. Так вот, у неё дочка была на пару лет меня постарше, медицинский закончила. Прикольная такая, симпатичная и с юмором – я с ней как-то даже договаривался в Отто сходить – на родах поприсутствовать. А тут замуж она вышла, двух детей родила. А потом муж её внезапно и покинул. Подходит ко мне как-то соседка и говорит: - Олег, мол, женись – давно её знаешь, миллион приданого даю. Миллион тогда – это квартира в центре города, считай, была. Улыбнулся я, хотя чувствовал себя несколько неловко: - Знаете, - говорю, - извините, не так воспитан.
После Ленэнерго пару лет работал я заместителем директора в одной строительной фирме. Руководил ей очень неоднозначный, но душевный и харизматичный оригинал – до сих пор изредка перезваниваемся. У него дочь единственная – умница и красавица. Энергичная очень девчонка – начальником отдела продаж в крупной домостроительной компании работала. Пару он ей подыскал – сына директора завода. В общем, всё у него в шоколаде. Свадьбу сыграли, забеременела она. А тут на одном уикенде муж молодой погиб прямо на глазах у всех, ну и у молодой жены в частности: несчастный случай. Трагедия та ещё была – полгода все отходили. Но жизнь продолжается: вызывает он меня как-то к себе и говорит: женись на дочке – Лексус и миллион приданого. Да что ж, думаю, миллион-то этот как меня преследует. Дежавю какое-то! – Большая честь, говорю, но вынужден отказаться, ибо, уж извините, не лежит душа! А столь видной дивчине без проблем найдёте более подходящего жениха. И в правду, чуть позже один коллега гордый уже на Лексусе приезжал, хотя отношения у меня с ним как-то не сложились.
Тарелки
Была у меня знакомая – вместе в юридическом учились. Как-то обмолвилась она, что закончила музыкальную школу. – Ух ты! – говорю, - А по какому классу? – По ударным. – Круть! А чего не играешь? – Да, на выпускном концерте задумалась как-то, отвлеклась и невпопад тарелками ударила. - !!!???!!! – Да, чего: половина оркестра стала играть с момента удара тарелками, а половина, как и играла. Больше я в музыкальную школу не ходила.
ОргАн
Был у меня друг – Димка, - в Капелле на виолончели играл. Рассказал он мне такую историю: как-то на репетиции оттачивали они одно сложное произведение. И вот, после небольшой паузы, дирижёр закрывает глаза поднимает палочку… и в полной тишине из шкеры органа, вход в которую прямо со сцены был, раздаётся залихватский голос: - Ну, наливай! Дирижёр в ярости ворвался в шкеру и выгнал оттуда двух рабочих сцены с бутылкой. Но репетиция под хохот оркестра была сорвана. А, по-моему, хороший мем для паузы и не только музыкальных классических произведений!
Щётка
Лежала у жены в прихожей щётка, изогнутая такая с мягким ворсом. Странная, одним словом. По стилю видно, что старая очень, но в состоянии приличном. Жена ей обувь замшевую чистила, я, соответственно, брюки. Периодически мы с ней спорили о её (щётки) предназначении. А недавно коллеги показали мне книгу Елены Лаврентьевой «Безделюшки. Предметы домашнего обихода». Листали мы её, удивлялись всяким там кисточкам для уборки пыли из резной мебели и зажимам для дичи, дабы не выскальзывала. Смотрю - а вот и наша: она, оказывается, щётка для мытья самоваров.
Вызов
Одна из моих тёток работает городским диспетчером Скорой помощи. Вызовы принимает. Всякий разный народ ей попадается, но некоторые наиболее интересные случаи она мне рассказывает. Вот, например, месяц назад поступил такой вызов: центр города, на остановке автобус немного не вписался и задел столб со знаком. Знак этот упал и оглушил женщину, что под ним стояла. Она сознание потеряла и упала. А так как старый центр города – тротуары узкие, она упала на лестницу, ведущую вниз. Там, в конце ещё и дверь не была закрыта, а потому она в подвал и закатилась. Народ без скорой в подвал не полез, врачей дождался. Они её вытащили и в чувство привели. Пострадавшей 58 лет – ни сотрясения, ни переломов, одними ушибами да ссадинами отделалась.
Почта
Как заядлый коллекционер, я на почту регулярно наведываюсь. Если кто позволяет себе с сотрудниками некорректно себя вести, то я сразу вступаюсь. А то было тут у нас как-то: последняя девочка осталась, а какая-то грымза на неё наехала. Та расплакалась и уволилась нафиг, а отделение вообще закрыли, ибо работать за такую зарплату, да ещё и выслушивать – дураков нет. Они даже бригады дежурные потом создали, которые на таких вот почтах и работают.
А тут, значит, парнишка с почтальоном ругается, что его судебное письмо отдали не ему. В ходе разговора выяснилось, что он судится со своим родным братом, с которым проживает в одной квартире. При этом и имена у них, типа, Алексей и Александр – даже инициалы одинаковые. Понятно, что органы наши подробно имя-отчество не расписывают. Слушал я и наслаждался: редкий случай, когда система не имеет решения – оба правы.
Стою как-то в очереди, а передо мной за пару человек бабулька сухонькая такая, сгорбленная с палочкой, лет под восемьдесят. Получает она посылку: выносят – картонная коробка габаритами сантиметров 70 на 30 на 30. Она, значит, её взяла и тихонько к выходу колдыбает. Я своей очереди дождался, получил, что причитается, с почты выхожу, а она посылку свою пытается с лестницы спустить, прямо мучается старушка. - Позвольте пособить, сударыня! – Да уж, помоги, милок. Я, значит, посылочку-то беру, а она килограмм пятнадцать. Я аж выдохнул: - А чего без тележки-то? – Так не знала я ни размеров, ни веса. – Ладно, давайте уж до дома донесу. А слякоть на улице – на дорогу коробку не поставишь. Я, значит, под её шарканье подстраиваюсь, каждые секунд тридцать посылку из руки в руку перебрасываю. Благо жила она не далеко – метров двести, но я весь мокрый был. Донёс ей прямо до квартиры. – Ой, спасибо, милок! А то после операции на сердце мне больше трёх килограммов и поднимать-то нельзя.
Попырин
На дипломной практике я в СпецТоннельСтрое работал, бригада у нас была - дружные простые ребята. Я бы даже сказал весёлые. На рыбалку, за грибами, там, в баню или рюмочную вместе ходили. Никто никому подстав никаких не делал, работали слаженно – образцово-показательные, одним словом. Среди них один выделялся - со смешной фамилией Попырин. Среднего телосложения, ниже всех, юморной. Ребята над ним вечно подтрунивали, а он добродушный такой – всё с него, как с гуся вода. Трое детей у него было – ребята часто его «отцом-героем» звали. А тут у нас на участке кошка родила. Котята неразобранные остались. Решили их утопить, пока слепые. Только никто на себя брать эту миссию не захотел. Попеняли друг на друга: один не может, другому несподручно, ну и спустили всё на тормозах. Один Попырин молча встал и всё сделал. А на следующий день всё, как обычно, как будто и не было ничего.
Казино
Середина 90-х. Рано утром занесло меня на метро Маяковская. Народу немного. И тут моё внимание привлекла одна пара. Шли они, пошатываясь, друг за друга держась. Красивые, стройные, молодые и пьяные. Но выделяло их не столько это, сколько их одежда: он в безукоризненном идеально сидящем смокинге, она в шикарном вечернем платье с вырезами и спереди, и сзади. Судя по уровню их нарядов, бриллианты на ней тоже настоящие были. У неё сзади вырез «до ложбинки» был, видно, что без белья – я как раз на эскалаторе за ними стоял: бесцеремонно-таки их разглядывал. Сказать, что они контрастировали с окружающими, значит ничего не сказать – жаль я лиц, оборачивающихся не мог запечатлеть! В казино специально бесплатно дорогие спиртные напитки раздают, дабы игроки расслабились и тратились спокойно. Это сейчас при полном проигрыше тебе от заведения такси бесплатное до дома полагается, а те времена дикие были – так, что и до такого доходило.
Пронесло
Опять же - середина 90-х. Суббота. Звонок в дверь – я как раз Андрея ждал. Подхожу – глазок пальцем зажат, - любил он тогда эту дурацкую шутку. Я с улыбкой до ушей дверь распахиваю, а там бригада человек пять-шесть невысокого роста, среднего телосложения в неброской одежде и выражения их лиц не оставляло сомнений в их намерениях. Я в то время ещё накаченным был, в тельняшке вышел. Главарь их меня оценил, и сразу, типа, - А Настасья Петровна не здесь ли живёт? – Нет, говорю, и лицом к ним ретируюсь. А, если бы мама открыла…
У нас на площадке вообще все квартиры вскрыли. Соседи, когда с дачи приехали, так им не просто полквартиры вынесли – незваные гости несколько часов на кухне отдыхали: на гитаре играли, два стакана окурков оставили, ну и свинарник редкостный.
А у родственников, наверно, наркоманы были, ибо вынесли всё вплоть до постельного белья и губок для обуви.
Как раз в это время бум металлических дверей был. А нам пока это не по карману было - надо другой выход искать. Народ в дверях записки оставлял, типа: «Отключи сигнализацию». Но вдруг, думаю, упёртый какой попадётся – вскроет и увидит, что сигнализации-то и нет никакой. Я нашёл идеальную формулу - моя записка гласила: «Па! Мы с мужиками подойдём через пару минут!» Мама вначале смеялась, а однажды мы вернулись: первая дверь вскрыта, вторая начата, и записка моя на полу раскрытая лежит.
Предки
Истории эти рассказал мне мой коллега – тоже заядлый фалерист. Предки его – оба деда, перед войной с семьями в Белоруссии жили. Один из них даже вполне себе известный местный журналист, поэт и писатель был. Его, правда, в 1936 арестовали. А тут немцы как пришли в 1941, так в том же июне всю Белоруссию, считай, и оккупировали - вместе с Прибалтикой в Рейхскомиссариат Остланд объединили. Ну и оба деда в концлагеря попали. Жена одного из них, - делать нечего, - корову продала, взяла, там, кур, яиц всяких и пошла мужа выкупать (оказывается была такая практика). Пришла она, а немцы руками развели – мы бы рады, говорят, да умер он давеча. Может другого себе выберешь? – Давайте, говорит, всё равно корову уже продала. Вывели ей несколько пленных наших помоложе, посмотрела она, выбрала, выкупила его и домой. Он, значит, в благодарность дом новый ей построил, хлев отремонтировал, забор восстановил, с животиной, опять же помогал, хозяйство вёл (я как-то период оккупации себе по-другому представлял). Но личная жизнь у них совместная не сложилась, а потому после войны, - лет пять вместе прожили, - он домой к себе и вернулся.
А тот, который журналист, энергии был неуёмной. Он у моря погоды ждать не стал - из концлагеря почти сразу сбежал, и к нашим. А те, как помнится, до 1953 года вообще в каждом пленном врага видели – установка такая была, а этот ещё и репрессированным был к тому же, потому его в лагерь временного содержания и определили. Ещё больше журналист возмутился, ну и оттуда тоже сбежал, но уже к союзникам. По миру помотался, в Австралии пожил, но осел-таки в США. Стал там достаточно известным писателем, семью новую завёл, своё ранчо, мемуары опять же о своих похождениях написал, и умер только где-то в 2001. В Википедии он даже есть – на Масея Седнёва отзывался.
Золото
Есть у меня ювелир знакомый, я у него значки свои ремонтирую, Шавкатом звать. Он сам по себе персонаж колоритный, образованный и разносторонний (дедушка у него, кстати, академиком был). Помотало его по всему свету: и по Европе, и по Азии – в каких странах только не работал, но душа к ювелирке всегда лежала. И не стяжатель к тому же. Так, к пятидесяти ближе бросил всё и воплотил свою мечту. Ну, да история не о том: приехал он однажды домой, а сумка у него расстёгнута и пакета с золотом и изделиями заказчиков, что называется, нема. Грусть тут его обуяла, подсчитал он – больше ста грамм чистого металла, кольца-серьги в ремонт плюс парочка фамильных драгоценностей на реставрацию – где-то под миллион будет. Что людям-то говорить, да и как дальше работать? К потере философски отнёсся, насколько смог, конечно. Ну и пару морщин добавилось. А тут паркует он машину в подземном паркинге, где обычно, а там местный уборщик работает. Мысль мелькнула спросить, типа, чем шайтан не шутит: - Салам аллейкам, брат! Может пакетик здесь полиэтиленовый видел? – А, с золотом? Вон, вторую неделю на шкафу пожарного крана лежит. Как положил, так и не трогает никто!
Поездка
В самом начале 2000-х состоялась моя первая поездка за границу. Одногруппница из юридического компанию составила. - Куда поедем? – В Грецию – там всё есть! Первую неделю я себе под экскурсии выбил: Афины, там, Салоники, Микены, а вторую она себе под солнце-пляж на Халкидики, значит.
Первую неделю мы в отеле хорошо, если две ночи проводили – каждый день, считай, переезд. А тут, день на третий, акклиматизация меня накрыла: интенсивная программа турбослим день-ночь называется. Ни лечь, ни встать, ни от туалета отойти. Врача дежурного вызвали. Они там, вообще, не очень-то с нашим братом заморачивались. Сделал он укол и был таков. Только эффект от терапии забыл оставить. Я под утро последние часы на коленях перед кроватью провёл, лицом в одеяло – пытался хоть какую-то приемлемую позу для сна подобрать. Вся группа уже в холле с чемоданами, автобус приехал. Гид думает, что со мной делать: подождать или сразу в больницу? Зашёл он к нам в номер обстановку проведать - вид у меня уже ближе к беспозвоночным. Наташка в полном параде с чемоданом на кровати сидит, на меня грустно смотрит. Я и сам, собственно, ситуацию понимаю: поворачиваюсь к гиду: - Ещё два укола... – говорю, скорее шёпотом, нежели вслух. Тот же Гиппократ пришёл, процедуру удвоенную повторил. Только тогда я по чемодану вверх заползти смог и, шатаясь, чудного зелёного цвета вышел к группе. Они при виде меня аж зааплодировали – уже и не ждал никто. Часа через три меня только в автобусе отпускать стало.
После всех приключений и полученных эмоций – обещанный пляж. Скучно просто так на песочке-то лежать: – Айда в город смотаемся? – Может хватить уже экскурсий-то? – Да какие экскурсии! Вон, у нас перед отелем аренда мотороллеров: возьмём, покатаемся, в магазины съездим… - Уговорил сладкоголосый! Подходим мы к прокату, ну и стандартные вопросы пошли: - Права есть? – Нет. - На мотороллере ездил? – Нет. - Знаки дорожные знаешь? – Нет! Посмотрел он так на меня, ключи протягивает: – Good Luck!
Первые полчаса я ещё технику осваивал – стрёмно было по дороге-то ехать – машины, считай, вплотную обгоняют: всё время норовил на обочину сползти. Потом немного поуверенней, да и трасса в сторону ушла. А вокруг красота: погода, море, природа. Поехали мы вверх по серпантину. Дорога узкая, но пустая. Я, значит, по середине еду, головой по сторонам мотаю. А тут из-за поворота метрах в десяти микроавтобус вынырнул. Я вправо к скале, он влево к обрыву – мы с Наташкой только ногами от его борта отталкивались. Всё так быстро, что он даже бибикнуть не успел. Моя в шоке, но молчит – держится молодцом, однако! Я тоже в себя не сразу пришёл: ближайший час был образцовым водителем, по мере сил, конечно. Ну и пришлось её в магазин-таки отвезти, раз обещал, ну, тот, что по дороге попался. Далее смотрю - стрелка бензина к нулю близиться: нам и дали-то его вполовину. Завернул я на АЗС, а заправлять-то куда? Горловины не видно. Но вида не подал: - Пойдём, говорю, - посмотрим, что здесь есть. А тут сотрудник подходит, типа, заправить? – Йес, йес, - говорю, может быть даже слишком поспешно. Он сиденье откидывает, а там, оказывается, горловина и была – теперь знаю. Перекусили, я и говорю: - Мы же, считай, на самом конце полуострова – давай его объедем и с той стороны к отелю вернёмся? Тут всего-то нифига и карту ей показываю. – Поехали! Через пару часов, по мере сверки с картой, заметил я, что это карта у нас маленькая, а полуостров кратно больше моих ожиданий будет. Подустали уже. – Наташ, говорю, - не рассчитал я немного: нам ещё часов 5-6 ехать, давай лучше здесь срежем – за час управимся. – Ну, ты за рулём, тебе и решать! - Погнали в дебри! Чем дальше вглубь, тем дальше от цивилизации. Вывески на английском опять же пропали, дороги всё больше грунтовые, люди чуть не в народных костюмах. Карта мелкая и чем дальше, тем меньше дорог на ней отображается. Чую – всё: завязли мы в греческих субтропиках. В какой-то деревушке встал я на центральной площади у церквушки: перекрёсток пяти дорог. На карте - две. Где там наша? Мимо девчонки идут лет по 18. Я к ним: - Ду ю спик инглиш? – По реакции вижу, что «нихт ферштейн». Я уже от безысходности на французский перехожу. И тут одна из них к другой поворачивается и на чисто русском: - Чего им надо-то? – Наши! - просветлел я. В такой глуши! Поболтали мы немного, они нам подробно дорогу объяснили - выбрались, одним словом. Затемно уже никакие до проката добрались. Наташка, пошатываясь, отошла, а я как слезать стал, так не удержался и рухнул. Лежим мы уставшие с мотороллером - на администратора снизу грустно смотрим. Он мотороллер поднял, руку мне дал, осмотрел машину свою - царапин не обнаружил: – All ok!
За день до отъезда подхожу я к представителю нашего TEZ TOUR, что в отеле у стойки рядом с рецепшеном, и говорю, мол, нам завтра уезжать с утра. Как там с регламентом? – И напомним, и трансфер организуем. Я по смене передам. На следующий день вещи мы собрали, номер сдали. Но никто что-то нас отправлять не торопится. Посидели мы ещё в кафешке, я на часы смотрю, снова подхожу к представителю туроператора: - А когда нас заберут-то? – В смысле? – Ну, уезжаем мы сегодня, самолёт через четыре часа, а до аэропорта, насколько я помню, не ближний свет. А Вам по смене разве не передали? Он, значит, по компьютеру своему проверяет, с лица тут же сходит, и начинает быстро куда-то звонить и по-гречески эмоционально тараторить. Я прямо напрягся: первый раз за границей, в кармане мелочь осталась какая-то на сувениры да на Duty free, собственно, и всё. И у Наташки не многим лучше. Роуминг, конечно, я с запасом оплатил, да и Nokia 3310 подвести не должна, но, однако! Минут через 15 появляется в холле нашей гостиницы грек - средних лет, стройный, невысокий, - быстро, но без суеты подходит к стойке нашего менеджера, перебрасывается парой фраз. Представитель TEZ TOUR на нас показывает, протягивает ему сто евро и, типа, шеф, гони! Мы себя тоже ждать не заставили: чемоданы в багажник побросали, и он втопил - мы аж в кресла вжались. По узким улочкам, буеракам каким-то, чуть ли не дворами, с заносом на поворотах и визгом тормозов. Мы только из стороны в сторону болтались и за ручки держались. А как на трассу вышли, то 150-170 средняя скорость была. Так, что фильм «Такси» - это по реальным событиям! За 10 минут до конца регистрации в аэропорт привёз. Мы пока рамки все эти проходили, так всего-ничего осталось, благо народа мало было. Они уже там уходить собрались. Но мы всё-таки успели запрыгнуть в последний вагон уходящего поезда, если так можно про самолёт сказать.
P.S. Через несколько лет я свою первую машину выбирал – взгляд остановился на белоснежном Пежо-406, как в фильме «Такси». Потрёпанный, конечно, но мой. Тогда ещё КАД только строили, ЗСД и в помине не было, а Скандинавия оставляла желать лучшего. Но был перед Огоньками, как от Лемболовского озера ехать, участок идеально прямой и пустой преимущественно – километров 10-12. Вот на нём-то я всё, что смог из машины и выжал. При разгоне, правда, на 180-ти капот вибрировать начинал, но на 190 заканчивал. Я, когда по трассе летел, того таксиста греческого вспомнил. Немного до 220 км/ч стрелка спидометра не дотянула. Дорога узкая, на такой скорости деревья по бокам в единую картинку сливаться начинают. Совсем без башки был! И как на Формуле-1 до 360 км/ч разгоняются? Но полегчало потом, отпустило.
Строительные истории
Туалет
В лучшие времена «были и мы рысаками», а потому располагал я квартирой в центре города, - на Некрасова 30, - метров сто, наверное, квадратная двусторонняя - не квартира, а мечта, одним словом. Только одно странно: туалет узкий какой-то, а в нём и ванной потолок сантиметров на шестьдесят ниже, чем в остальных комнатах был. Ерунда какая-то! Вызываю я прораба своего: непорядок, говорю! - Да не вопрос, - отвечает. Сумму обговорили, по рукам ударили, и я ушёл. Звонит он мне на следующий день - Олег, зайди, пожалуйста.
Прихожу я – Ой, ёё-ё! Что это? – Да, при капитальном ремонте, наверное, на эти три дохлые тонкие перегородки положили строители развитого социализма половину межэтажной плиты. Это такая дура метра два с половиной на три с половиной, толщиной сантиметров тридцать, напичканная толстенной арматурой и залитая бетоном даже на 400-ым, а скорее 600-ым - як камень. Ну и весом не одну тонну. - Как же они туда её засунули-то? - спрашиваю. - Это же последний этаж, так пока крыши не было при капитальном ремонте сверху краном и опустили. А поверх неё ещё одну плиту положили, но уже целую, которая квартиру от чердака отделяет.
Я пытаюсь осознать увиденное: что делать-то будем? - Подумать надобно... А в глазах у меня картина из «Ну погоди», где волк шаром на кране дома крушил, а с деревянным туалетом никак справиться не мог.
- Чуть покрупнее дюбель в боковую стену и сложился бы этот карточный домик к едрене-фене. До первого этажа скорее всего бы не дошло, но с соседями снизу вполне могли бы общаться напрямую, - добавил прораб.
В итоге, соорудили мы леса в ванной до самого потолка – так, на всякий случай. И начали с краю: камикадзе главный снизу перфоратором узкую полосу в бетоне пробивает, лавируя между лесом арматуры, потом болгаркой её (арматуру) пилит. Причём всё это снизу-вверх – пылища, грохот, визг, искры – О, майн гот! И куски где-то по пол квадратного метра на пол обрушивает – даже они тяжеленные. Ребята их с трудом вдвоём до пухто доносили (четвёртый этаж без лифта всё-таки). Работа очень медленно шла – камикадзе этому иногда просто отлежаться давали. Вся бригада на него с уважением и сочувствием смотрела.
Недели через две потянулись ко мне соседи – что-де происходит? Я им честно отвечал: – Туалет делаю. Ещё через неделю ко мне сосед снизу обратился: - Олег, ты что там туалет из цельного куска мрамора высекаешь? - По деньгам и трудозатратам уже очень близко, - говорю. Поведал я ему про беду свою нежданную. - Быть того не может! Дай хоть одним глазком взглянуть. Маа-атерь Божья! Через него и другие соседи потерпимей стали. Теперь уже мы все: и я, и бригада, и соседи слали единый дружный привет авторам этой чудной капсулы из прошлого.
После этого строительного беспредела все остальные работы просто детским лепетом показались, но эти полтора месяца сплотили нас что ли, ближе мы стали немного.
Трёшка
По-первости со мной в кабинете коллега сидел – бывший начальник Сертоловской КЭЧ (Квартирно-Эксплуатационная Часть). Это такая контора, которая войсковую недвижимость обслуживает, ну и квартиры «молодым специалистам» вручает. Поведал он мне такую историю из своей практики. В один торжественный момент вручил он ключи от новой квартиры старшему лейтенанту, у которого, типа, второй ребёнок родился. Счастливый отец отпраздновал новоселье и зашёл по делам службы. - Вопрос, говорит, у меня один есть: по документам трёшка, а по факту – двушка. Так и должно быть? – Да нет, трёшка у тебя полноценная. Пойдём глянем. Сходили они – действительно двушка. Подняли документы, чертежи – трёшка. Сходили к соседям сверху и снизу – у всех трёшки. Вызвал-таки он, как начальник, бригаду строительного участка – пробили они стену и нашли третью комнату. Строители из неё помойку и общественный туалет устроили. А чтобы не убирать, просто дверь кирпичом заложили и заштукатурили. Год новосёл её ещё в порядок проводил и проветривал, но сатисфакция была полной.
Филфак
На президентской программе учился со мной вместе парнишка: закончил филфак ЛГУ – что-то с арабской литературой было связано. Арабским, кстати, владел неплохо – в оригинале даже что-то читал по теме. Ну, и президентскую программу со мной вместе закончил. А работал он прорабом. Парень был тихий и интеллигентный. И как он справлялся со своими работягами, так и осталось для меня загадкой.
Таджики
Дача моей первой жены проходила вплотную к заброшенной железнодорожной ветке. Предприятие какое-то невдалеке раньше крупное было – не то ЖБИ, не то ДОК, но перестройку не пережило. А тут новый хозяин решил восстановить былое величие. Смотрим: вдоль забора по трассе бригада таджиков ходить стала - пути восстанавливает, от зарослей расчищает. Ну, тесть мне и говорит, мол, как пить дать, дерево наше убирать будут. Оно не то, чтобы толстое очень – сантиметров 20 в диаметре, но больше 10 метров в высоту. Я, говорит, таджикам этим не доверяю – уронят прямо на баню! Да уж, - говорю, - наверняка руки у них не их того места. Я, вот, когда в Ленэнерго работал, так нам бензопилы закупили – трассы воздушных линий электропередач от зарослей расчищать. Husqvarna назывались. А пользоваться ими никто не умел. Обучение наших я и организовывал, заодно и сам курс прошёл. У меня и корочка имеется. Пошли мы с ним. Я аккуратно клин с обратной стороны выпиливаю, с другой стороны чуть выше надрез – всё по науке. Тесть рогатиной дерево где-то надо мной на пути толкает. Но всё пошло, не по плану: ствол чуть провернулся мимо рогатины и прямо на крышу бани – тыдыщ! Только хруст шифера и осколки вниз посыпались. Стою я с бензопилой в руках, дед с рогатиной напротив, смотрим мы грустно друг на друга, а он и говорит: - Лучше бы таджики. Мы бы хоть с них денег потребовали.
Ниша
В институте была у меня девушка. Я с ней, считай, лет пять встречался. Родители её уже меня, как зятя воспринимали. А потому папа ейный, - Константин Сергеевич, - мне иногда халтуры подбрасывал – подзаработать, типа. И вот подходит он ко мне как-то и говорит, мол, бригаду, если соберёшь, - человека 3-4, квартиру тебе отдам под ремонт на Васильевском острове. Я с Фрэнком поговорил, Олегу Евсееву позвонил, с которым в последнем стройотряде закорефанились, – мы в деле, говорят.
Квартира в начале Большого проспекта В.О. была. Старый фонд. Чтобы было понятно насколько старый - в квартире окно было на лестницу. И по этому окну было ясно, что толщина внутренней стены где-то метр будет. А Константин Сергеевич и говорит, мол, ремонт-ремонтом, а нужно в качестве небольшой халтурки в этой стене ещё и нишу под душ вырубить – высотой в рост, шириной сантиметров шестьдесят и глубиной где-то сантиметров сорок. Надо – так надо! А стоит отметить, что перфораторов тогда не достать было, про шуруповёрты и не говорю вовсе: год 92 это был: зубило и молоток - вот орудие нашего пролетариата, в данном случае - трудового студенчества.
Взял я, значит, зубило и со всего размаху молотком по нему и шарахнул: грохот, даже искра вспыхнула с дымком небольшим, и ма-ааленький кусочек кирпича отскочил. Вот тут-то мы и поняли, что попали! Нам на весь ремонт полтора месяца было выделено, а тут этот «Аленький цветочек»!
Рубили мы минут по пять-десять каждый, на большее сил не хватало. Потом следующий менял. Перерывы к концу дня всё больше и больше становились. Реально, как гранитная глыба. Изо дня в день мы приходили в свой забой. Все остальные работы делали только в свободное от этой выработки время, когда невмоготу уже совсем было. Хоть бы кирпич какой бракованный попался – ан нет: имперские калёные – все, как один, на подбор! Вечером ложился, а утром просыпался с тоской – опять на каменоломню! Прямо какое-то «во глубине сибирских руд...» Иначе, как каторга, уже и не воспринималось. Про что только мы там не вспоминали: от ссылки, до Золотой лихорадки, тут и Стаханов к слову пришёлся. Уж вгрызались прямо-таки в буквальном смысле. Наушников у нас, кстати, тоже не было, а грохот-то какой стоял! Странно, что никто из соседей на этот адский долбёж не вышел!
Через неделю подошёл ко мне Константин Сергеевич и говорит: - Мы же с вами на полтора месяца договаривались, а вы только с этой нишей только уже на неделю увязли и конца–края не видно! Грустно я на него посмотрел: - Так ведь, это, дык, чистый гранит!
Ещё через неделю я свалился с температурой. С облегчением воспринял этот факт, типа, может без меня управятся? Да, какое там! Недели через полторы только в строй вернулся – не шибко ребята продвинулись!
Нишу эту мы всё-таки вырубили, но она целый месяц съела. А у нас в конце даже ощутимого облегчения не было – так, пустота одна.
Антитеатр
С детства мама хотела вырастить из меня ленинградского интеллигентного мальчика. А потому, с раннего возраста даже не столько из музеев, сколько из театров я не вылезал. Начиналось всё с Большого театра кукол на Некрасова, потом Театр марионеток на Невском. Многочисленные оперы и оперетты в Михайловском театре и Театре музкомедии на площади Искусств. В школе, помню, нас тоже водили, например, в Театр имени Акимова. И куда же без Мариинки? Доставали билеты и на знаковые спектакли в Молодёжный театр на Фонтанке; на победителей театральных конкурсов в Экспериментальный театр на Кировском проспекте. В цирк ходили, ну, если не каждый сезон, то через год точно. У меня даже дома фото лежит с выступления Эмиля Кио, где он наше мгновенное фото делал. А как же детские абонементы в Большой зал филармонии на Михайловской улице или в Малый – на Невском? Когда подрос к брату на концерты в Капеллу ходил два-три раза в неделю, вначале вместе с музыкантами через служебный вход, а потом и сам, когда хотел - бабушки-вахтёрши меня давно за своего принимали. В Ленэнерго тоже через профком билеты распространяли и в Александринку на площади Островского, и в БДТ – опять же на Фонтанке. Театр имени Андрея Миронова на площади Льва Толстого тоже стороной не обошёл. Я уж точно был в курсе всех театральных новостей, и к сорока годам мог с уверенностью сказать: я не люблю театр, никакой!
P.S. Лет 5-6 назад жене на день рождения сестра ейная подарила два билета на вторую сцену Мариинки. Наслышан я был про красоты нового здания, а потому пошли мы. Я на машине два круга сделал прежде, чем мы припарковались – в километре где-то. Минут на двадцать опоздали, а потому на первое отделение нас не пустили. Для осмотра ониксовых красот – идеальные условия: в пустом театре, и в кафе, опять же, без очереди. К перерыву ближе я уже театр весь осмотрел и на выход собрался, а жена мне, мол, я балет всё-таки посмотреть хочу. Вошли мы где-то на балконе, правда кривить душой не буду: и красиво, и видно всё, и акустика хорошая. Я, в принципе, балет «Ромео и Джульетта» третий раз уже смотрел. Прокофьев всё-таки. Мне там раньше особенно заходили два момента: танец рыцарей и плач матери Капулетти после смерти Тибальда. Но в этот раз всё мимо прошло. После второго отделения супруга моя категорически отказалась уходить и всё время антракта мы провели в очереди в буфете за бутербродами с колбасой по цене гребешков в соусе терияки. На третьем отделении я просто умер: помните, когда в школе на уроке каждые пятнадцать-двадцать секунд на часы смотришь, - звонка ждёшь, - а время просто стоит. Даже выходил пройтись пару раз. Отстояв очередь на выход и в гардероб, я вышел опустошённый и разбитый, с напрочь испорченным настроением. Чтобы я ещё раз? Да, никогда!
P.S.P.S. Из подслушанного: - А коньяк в театр нужно приносить в бутылочке из-под йогурта, чтобы подозрений не вызывать. – Да я смотрю: Вы – заядлый театрал!
Парашют.
Стать лётчиком было моей детской мечтой. Я даже после школы с Голубовским вместе ездил на день открытых дверей в Академию гражданской авиации. Но там лётчиков не готовили, и, вообще, в Ленинграде лётных школ не оказалось. Надо было, если на лётчика, чуть ли не Липецк или Кировоград ехать, а не вертолётчика – аж под Кушку. Я тогда резонно подумал, что ехать куда-либо учиться из культурной столицы ну, в Оксфорд какой-нибудь можно, ну в Йель, на худой конец – в Москву, но в регионы – как-то не комильфо! Но где-то в глубине души мечта – она осталась.
В институте услышал от кого-то про прыжки с парашютом и прямо-таки загорелся. Но непонятно где и как - с информацией тогда вообще не очень-то было без интернета. Да и денег не было, всё как-то не складывалось - малодушничал, одним словом. А тут на 40-летие жена мне Эмпрану подарила, а там вариантов больше десятка было. Думала я массаж какой выберу, день SPA или ресторан. А я как парашют увидел, так больше ни о чём думать и не мог – вот он, думаю, час «Х» настал – себя проверить. Жена чуть не в плачь, уже вдовой себя примеряет. Да ещё своими-же руками! Родственники в крик - все отговаривают, мать корвалол пьёт. Но я был непреклонен – редкое для меня качество.
Ехать был не ближний свет – аэродром Гостилицы, - километров восемьдесят, наверно. Андрей мне компанию составил. – Молодец, говорит, что футболку красную надел. – В смысле? – Ну, как плащ красный у спартанцев, чтобы крови врагу не было видно. – Умеешь ты поддержать!
Ветрено было, а потому нас долго мариновали – часов пять-шесть, наверно. Тренировали прыгать со стойки, парашют укладывать. Тот, кто укладывает другому, кстати, уголовную ответственность за это несёт. А потому все профи только сами себе укладывают. Тут доверие уровня боевого братства. В воздух поднимались пока только профессионалы. Мы же ждали, пока ветер не утихнет до каких-то «любительских» параметров. Я-то прыгал самостоятельно с общевойсковым парашютом с 800 м., а те, кто с инструктором - с четырёх километров. Девушка там одна с нами в кафе сидела уже после прыжка с инструктором – несколько часов в себя прийти не могла – подруга её отпаивала.
Там ещё незаметно шестёрка Жигули по полю ездила. Это я только через пару часов подметил: администратор в бинокль за приземляющимися смотрел: за тем, кто не встал, машина и выезжала.
Самолёты дребезжали как погремушки – все разболтанные, лет по 30-40 каждому. Там Ан-2 наши были и чешские Turbolet L 410 – я его сразу узнал, ибо его ГДР-овскую модель в школе клеил. Выставили нас и спрашивают, мол, кто сколько весит: тяжёлых-де вперёд, чтобы лёгких сверху не догнали. Дошла и до меня очередь – Сколько? – Сто. – Первым пойдёшь! Загрузили нас в самолёт, взлетели. Инструктор говорит, мол, с вами-то не так интересно, самое весёлое – когда народ заднюю передачу включает, тогда силой выталкивать приходится: девчонки-то ладно – сам справлялся, а иногда и в помощь кого звать приходилось, если парень поздоровее! И смотрите: после прыжка – до трёх сосчитайте, только потом кольцо дёргайте, чтобы от самолёта и от товарищей отлететь подальше, а то был тут у нас случай… А потом проверяйте не спутались ли стропы, полностью ли парашют раскрылся. И только после этого выдёргиваете шнур срабатывания запасного парашюта. С тех, кто забудет, триста рублей за перекладку! Он дверь открыл, а земля внизу такими маленькими правильными кусочками разлинована, а я у двери ближний – вот тут-то страх меня и накрыл. Скорость у самолёта небольшая была – километров двести. Шагнул я обречённо – и как стало меня кувыркать по-разному, – какое там «до трёх»: если ненормативную лексику убрать, то с трудом до одного досчитал и кольцо дёрнул. Полёт сразу выправился, колбаса прекратилась. Я стропы проверил, парашют оглядел, шнур запасного выдернул. Вишу – красота: скорости вообще не чувствуется, прямо паришь. И так несколько минут. Потом, непосредственно перед приземлением, я всё-таки решил, что ноги надо бы вместе свести, как учили. И не зря: шарахнуло об землю так, что после ног следующим сразу кобчик был – скорость приземления порядка 9 м/с. Неожиданно, честно говоря, вертикальная скорость вообще не чувствуется. Сразу понял, что, если бы ступни вместе не свёл, то и за мной бы жигулёнок сейчас приехал: ноги сломать – нефиг делать.
К слову сказать, пара человек у нас всё-таки на двух парашютах приземлилась: один шнур запасного забыл выдернуть, а второй сразу после прыжка сознание потерял. На двух парашютах приземление помягче, конечно, но всё равно – не позавидуешь. А ведь могли и стропы парашютов перепутаться. Тогда бы не один толком и не открылся. Нам под это дело специально каждому по стропорезу выдали.
А перед тем, как возвращаться по полю, надо было свой парашют аккуратно собрать и в мешок упаковать – на что нашего обучения, собственно, часа полтора было потрачено. А я приземлился прямёхонько на взлётную полосу. И, вот, сижу я, как диверсант, – парашют прячу, а метрах в ста от меня самолёт с включёнными двигателями ждёт, когда я ему взлётную полосу освобожу – непередаваемые ощущения! Основной страх меня уже после накрыл – ехал обратно немного пришибленный: а, если бы парашют не раскрылся, а, если бы стропы с запасным перепутались, а, если бы ноги в конце вместе не свёл, а, если бы ветром на винты самолёта того отнесло… Был у нас в самолёте ровесник мой, тот каждый год прыгал, чтобы себе доказать, что может ещё. Вместе с женой приезжал: он - военный, она – в платочке в горошек. А остальные все совсем молодёжь – лет двадцать дай бог.
Через пару лет, мне брат на день рождения тоже сертификат подарил, но уже на полёт на малой авиации, за что был проклят моим ближним окружением, типа, раз уже чудом живой остался, а тут опять эта русская рулетка! Они даже сертификат этот изничтожить хотели. Но я-таки не дал и слетал потом – даже порулить удалось! Хотя это уже куда ближе было – на Горском аэродроме.
Случай на свадьбе
22 апреля 2006 года был я ещё молод и задорен, и, только что выйдя из Дворца бракосочетаний № 1, думал о том, что вот оно: в первый раз и на всю жизнь. А потому на свадьбу денег не пожалел – всё максимуму! Тамада наш обещал встречу какую-то особенную организовать. Подъехали мы, звоню: - Я бы рад встречу-то, да только нет никого! - Как никого? Они же раньше нас выехали! – Да, мы тут вдвоём с арфисткой в пустом коридоре, ну и беременная одна. – Какая беременная, у нас, вроде, таких нет! – Конкретно, - говорит, - месяце на 7-8. Вот с ней-то, мол, мы и внемлем этим божественным звукам! Что, вообще, происходит? Звоню своему компаньону: - Сержа! А ты собственно где? – Что за вопрос? Мы тут все на твоей свадьбе гуляем. – Ага! А я тогда где? - Эээ, - стало доходить до него. - Ты же сам сказал: – На Исаакиевской площади. – Верно, только ты, когда из ресторана выходишь, что видишь? – Как что? Малую Морскую. – Воот! А должен – Большую! - То-то думаю: понятно, не всех я твоих друзей-родственников знаю, но, когда автобус армян приехал, стали меня одолевать сомнения. Дальше со слов Сергея: подхожу я к нашим, что уже первую горку шампанского заканчивают, и говорю, мол, тихо берём подарки и, не привлекая внимания, уходим - это не наша свадьба! Круглые глаза, пару секунд тишины – и все разом, истерически хохоча, рванули на выход. Армяне, кучковавшиеся в другой части зала, просто в шоке были. У нас–то потом всё по плану пошло, а уж что они тогда о нас подумали, даже представлять не хочу!
Индия
В 2007 году увлекался я различными духовными практиками: медитация, йога, там, чакры разные. Даже на семинары ходил в центр на Бумажной, 17. Дабы достичь наибольшего просветления решили мы с женой в Индию съездить. Нам как раз гуру поездку по весне предложил на открытие ашрама какого-то. От чего же не съездить-то? Природу посмотреть, с культурой познакомиться, а на вторую неделю можно и на Гоа.
Проблемы, правда, сразу начались, ибо организатор группы - Светланой звали, - оказалась не очень адекватной, некомпетентной и сложной в общении. Мы даже в центр этот позвонили, мол, а другие-то руководители есть? – Есть, но не скоро. – Ладно, авось обойдётся!
В этой поездке мы впервые встретились с электронными билетами на самолёт. В диковинку это было. Они ещё и не первого ксерокса – бледные и написано что-то мелко. За эту часть у нас как раз Светлана отвечала.
Перелёт в Мумбаи был. Всё, что мы там увидели, по-первости просто повергло нас в шок. – А чего грязно-то так? – Так, мусорных заводов нет ни одного, а потому всё на улицу. Народ спит тут же – тепло ведь. Шли мы как-то, а нам навстречу женщины в ярких таких сари: кабель на плечах тащат, трубы – дорожные работы, однако.
Когда на экскурсии выезжали, то тоже колорита хватало: на обочине четыре палки и натянутый кусок брезента вместо крыши. На куске картона фломастером надпись: «Ювелир». Подошли мы, полюбопытствовали. – Изумруды, опалы, шпинель там всякая в большом количестве. Цены у нас просто лучшие! А оптом брать будете, так счастливее вас и не будет никого!
Жена захотела сари присмотреть – зашли в магазин местный. Посередине на полу девочка спит лет пяти-шести. Посетители через её перешагивают. Смотрю на продавщицу: - Это дочка, - улыбается та.
Чтобы Индию понять - это, как минимум, Шантарам прочесть надо, на волну настроиться. Мы-то явно не готовы были.
Группа наша человек около двадцати - половина из Москвы точно. Одна уборщицей работала. А на лето квартиру сдавала, и ехала жить в Индию в деревню. Доходы от сдачи московской квартиры позволяли ей почувствовать себя, ну, если не брахманом, то уж кшатрием точно. Ни в чём себе не отказывала и за три месяца получала полную сатисфакцию. Ну, и индусы молодые белой женщине поперёк слова сказать не могли.
Была в нашей группе «звезда» - Валентина Степановна. Около шестидесяти ей было; полная тётка, простая. Бедовая, прямо очень: вечно с ней случалось чего – то на автобус опоздает, то паспорт забудет, то кошелёк, то заблудится на рынке, ну и, конечно, мишенью была для мошенников всех мастей. Всего сразу и не упомнишь! На вторую неделю пришлось над ней шефство брать, а то, ведь, не доехала бы она, потеряли бы бабку.
А ещё у нас в группе рыжая одна была – индусы на неё оборачивались, улыбались, подходили и трогали её за одежду, погладить норовили. Коснуться рыжего у них – счастливым быть. Представляете, какого ей-то было!?!
Гостиница наша стоит того, чтобы о ней пару слов сказать: она была ужасна! (Всё-таки три слова получилось). Дом-колодец с маленьким двором. Кто бы, что в этом дворе не делал – шум, усиленный эхом, спать не давал. А персонал местный всю ночь там чего только не творил! Номера маленькие, но каждый чем-нибудь примечателен. В нашем, например, всё время кондиционер искрил. Розетки из стен вываливались, провода оголённые торчали. А ведь влажность под сто процентов и температура под пятьдесят. Ты спишь, а рядом периодически искры на занавески и на мебель сыпятся. Раза три я электрика вызывал. Посмотрел на его дилетантские потуги – самому всё в итоге делать пришлось. Но это ещё ничего: у наших соседей снизу (группу по всем этажам раскидали) в кровати была куча какой-то живности, так что они не столько не спали, сколько бились за другой номер. Надо ли говорить, что Света наша, от всех проблем самоустранилась? У кого-то кондиционер вообще не работал – без него вообще не заснуть. Там ещё и другими сюрпризами народ потом в автобусе делился. Каждому досталось.
Дальше уже Света сама жгла - личное первенство, так сказать: собрались мы всей группой на открытие этого ашрама: выезд часов в шесть утра. Она по телефону в какой-то рекомендованной фирме два автобуса заказала. А когда они приехали, то попросили предоплату, так она сразу с ними и рассчиталась. Даже мы уже знали, что в Индии деньги индусам вперёд даже показывать нельзя – они при их виде с ума сходят. Никакой предоплаты, только по факту! И не вздумайте в кошельке долго рыться и купюрами светить: заранее нужное количество в карман отложить надо. Она же, что меня не удивляет, этого не знала. В итоге, нашу группу вывезли в пустыню на какое-то выжженное солнцем место, высадили, и стали требовать второй тариф. Света послушно пошла с людей собирать, народ естественно возмутился. А этим представителям фирмы-перевозчика всё до фени. Четыре часа нас в пустыне продержали – пришлось в итоге второй тариф собрать.
Мы уж думали, что не успели никуда, но пунктуальность в Индии - это отдельная тема. Недаром приличные отели исключительно иностранцами комплектуются. Тут мотивация отсутствует как класс, даже деньги не всегда помогают – всё делается исключительно по готовности внутреннего состояния. Короче, приехали мы через несколько часов после открытия. А его ещё и не было. Народу тьма. А когда оно будет, даже организаторы не знают. Таких групп, как мы, тоже не один десяток с разных стран набралось. Мы там ещё несколько часов простояли – хорошо, хоть, не зря. Потом представитель нашей части групп объявил, что нам выпала волшебная возможность посетить сеанс одного из величайших гуру современности, типа, чуть ли не живого бога. Ну, раз уж такая оказия, то давайте, хотя подустали уже. Да и с едой - на сухом пайке весь день. Сеансы поэтапно проводили. Опять же, часа два мы своей очереди ждали. Уже темно было. Заводили в домик какой-то человек по тридцать. А местных, наверно, несколько тысяч было. Но белых людей без очереди, в первых рядах запустили. Зашли мы вместе с местными вперемешку в комнату – метров сорок, наверное. Простенько всё. Сели на пол. Через некоторое время шторка отодвинулась: старичок такой с бабушкой, оба богообразного вида, за ней показались. Народ разом с воплями рухнул ниц. Я сижу просто в шоке, обвожу глазами всю эту картину и взглядом встречаюсь со вторым человеком, так же прямо сидящим, как и я, и пребывающем в том же состоянии недоумения – женой. Мы с ней взглядами обменялись – что здесь вообще происходит? А эти старички руки перед собой вытянули и ладонями медленно весь зал, типа, освятили. Потом шторка задвинулась – вот, собственно, и всё. Вышли мы и стали медленно по автобусам разбираться. Но минут через десять накрыло нас: как стало всю группу чистить: из кустов только минут через двадцать выползти смогли. Валентина Степановна и здесь отличилась, благо мы с ней в разных автобусах ехали. Эффект этот продолжался около трёх дней. Всё это время есть никто ничего не мог. Жена к концу второго дня штаны, не расстёгивая, снимать могла. Единственным, кого это не коснулось – был я. Даже не понятно: не то врождённый иммунитет, не то слишком толстокожим оказался. Отпустило её на третью ночь – часа в два: - Есть хочу-не-могу! – Щас! И отправился я в ночной Мумбаи пропитание благоверной искать. Район тот ещё был (спасибо Свете – она отель выбирала) Тёмная улочка. Обхожу, значит, мусор какой-то, лавирую меж спящих людей, нахожу источник света – магазинчик местный. В нём человек 5-6 индусов что-то обсуждают, у кассы собрались. Как только я вошёл, они разом замолчали, расступились и ждали, пока меня обслужат. И только после этого снова ожили. Фраза «чувствовать себя белым человеком» здесь имела буквальный смысл. С едой там, в принципе, плохо. А из-за этой антисанитарии всё чудовищно перчёное, к чему наши желудки точно готовы не были. А потому, как только я увидел покрытую пылью герметичную упаковку чипсов – выбор был сделан: туда они вряд ли смогли перца насыпать! И пошёл удачливый охотник жену кормить!
Кафе одно рядышком было. Привлекло нас тем, что зазывала кричал: «Инглиш-меню, инглиш меню»! Зашли мы, сели, я меню взял. Три-четыре заголовка, у каждого пять-шесть блюд. О! Вот и «Fish». Первое блюдо: «narikelen sah shvetam matsyam», второе – «matsyam kari Goan». – Дальше читать будем? Они просто свой санскрит английскими буквами забили! Тыкнули мы пальцем наугад. Мне принесли чёрный шарик: внутри из рыбы какой-то белой, а снаружи слой чёрного жгучего перца. Там вся еда такая. Нас, кстати, ещё до поездки предупредили: хотите вовремя вернуться - воду пейте только бутилированную. И так две недели - похудели все изрядно: кто на четверть, кто на треть.
Мы на экскурсиях ещё несколько храмов посетили – далеко куда-то ездили, но до Тадж-Махала всё-таки не добрались. А я вечно везде залезть норовлю, посмотреть, потрогать. У нас уже группа к автобусу пошла, а я чего-то ещё изучал, с другой стороны храм обошёл. А тут из двери боковой выходит монах местный, только все в белых одеждах были, а этот - в оранжевой. Пару местных, значит, почтительно расступились, поклоны ему бьют. Гид, который за нами вернулся, сказал, что нам крупно повезло: это садху – самые аскетичные монахи, считаются наиболее близкими к богу. Встретить его – большая удача, а уж получить его благословение – совсем редко случается. Сказал он ему что-то на хинди, тот, как услышал, что мы из России, так нас троих (меня с женой и гида) и благословил. Не знаю, как духовность, но гордость меня распирала!
Ещё обратил я внимание, что машины там все разрисованы: цветочки, рожицы смешные, какие-то знаки от сглаза - как-то очень по-детски. Особенно странно смотрится, когда грузовик какой серьёзный или бетономешалка, например, а на ней, видно, что водитель сам цветочки рисовал. Управление автомобилем там – это не для слабонервных: движение сумасшедшее, правил никто не знает и не соблюдает, все без конца бибикают. Всякие мотороллеры, там, и малая механизация в каждую щель влезть норовят. Какая там дистанция! Знакомый мне с юридического рассказывал: он вместе с индусами на медицинском (первом высшем) учился. Они в МСЧ-122 у них практику проходили, так он с одним из них подружился и в гости к нему поехал. У нас-то над индусом этим смеялись все, мол, учился плохо – какой из тебя врач-то? А на родине он каким-то брахманом был, к тому же с медицинским образованием, да ещё и за рубежом полученным. Там ему местные жители фактически кланялись. Но, суть не в этом, а в том, как они на машине по стране ездили. Зацепит один другого, выходят на разборки: – С тебя 2000$. – Нет у меня. – Тогда 200$. – Тоже нету. - 20$. – Да я вообще без денег. – Это твои проблемы, твоя карма. И разъезжаются каждый своей дорогой.
Была у нас экскурсия в местный парк. Это прямо сильно запомнилось. Всякую мы там экзотику посмотрели-потрогали. Оказывается, у папайи одни деревья только с мужскими цветами, а другие – только с женскими. Их так и называют «папайя» и «мамайя». Показали перец чили. Вообще, чем у сорта меньше стручок перца, тем он острее. Настоящий чили, это когда на бак в двадцать литров один перчик кладёшь, семь раз воду меняешь, а её всё в рот не взять (по словам гида, по крайней мере). Про бананы там всякие уж и не говорю. А в конце покатали нас на слонах. Был там слонёнок для тех, кто высоты боится, слониха - для нормальных людей. Для совсем безбашенных был там и самец. Такого гиганта я точно никогда не видел: метра четыре, если не больше. Просто ходячий дом. Какие там верблюды-лошади! Прямо сильно лучше стал понимать воинов Александра Македонского! Для того, чтобы ему на спину забраться - площадка располагалась на отвесном обрыве: слон к ней вплотную подходил, только так на него и залезть можно было. Едешь на нём, как на корабле плывёшь. Перед отъездом у нас там ещё обед запланирован был. – Знаю я эти обеды: ничего в рот не взять! А тут глядь – хлебцы сухие, жёлтенькие, аппетитные такие. Взял один, откусил… Я думал умру, изнутри выгорю. – Ты чем гида слушал? Он же говорил, что хлебцы только для подготовленных – снизу слой чили!
Неделя закончилась, и большая часть группы во главе со Светой на Родину ринулась – им хватило! А нас человек 7-8 на вторую неделю осталось: отдохнуть-таки по-человечески на Гоа. Вручила она нам электронные билеты, сказала, дату, рейс, время вылета обратно и была такова. На Гоа мы на местных авиалиниях летели. Ощущение, что мы там единственными неиндусами были, на нас косились все. Причём, выглядели пассажиры, как из деревни, даже пару коз с собой везли. А ещё нас в самолёте кормили: принесли котлету – красивую, с коричневой запечённой корочкой, а пахло-то как! Я её жадно откусил, а она из каких-то бобовых. Вот ты ж! А запах-то так на мясо был похож!
Наконец Гоа: цивилизация, европейские отели! Он хоть и самый маленький штат Индии, но самый богатый - 400 лет был под португальцами, а потому отличается от всей страны в лучшую сторону. Ужин на берегу моря со свечами: вроде всё прилично начиналось-то! На шведском столе опять же яйца в скорлупе, варенные вкрутую. Вот мы налетели: там и перца нет, и вкус привычный!
Ближе к вечеру возлежим мы с женой в шезлонгах, наслаждаемся видами Аравийского моря. Тепло, ветерок. Индусы, кстати, никто плавать не умеет: они в своих дхоти (длинных белых хлопковых полотнах) заходят в море и стоят. Подходит один ко мне: - Можно с вашей женой сфотографироваться? – Да, пожалуйста! Через минуту второй – она прям светится вся: столько мужского внимания! Потом третий… Я обернулся, а их за нами уже пару десятков – реально толпа. Тут уж я вскочил, разгонять их воинственно начал. А они наглеют: им же обидно, что кто-то успел сфоткаться, а они нет. Насилу разогнал, благо на белого человека они руку не поднимают. Оказалось, что у них женщины тоже все укутанные даже на пляже ходят, а тут белая женщина, красивая, раздетая – для них это ну как… даже аналог приличный тяжело подобрать! Вот они на вновь приезжих туристах и отрываются. И это пляж пяти звёздного отеля!
Опытные люди поделились, что в километре вперёд по пляжу есть кафешка, в которой повар русский знает. Грех не сходить-то! Правда пока, что туда идёшь, что обратно - к тебе стая диких собак прибивается. Штук пять-шесть где-то. Окружают они тебя, всё ближе и агрессивнее: складывалось ощущение, что они не столько еду выпрашивают, сколько не против, в принципе, и тобой полакомиться. Повар, кстати, действительно сносно по-нашему говорил, только какие бы он морепродукты не готовил – они все получались у него на один вкус. Так, что не долго мы к нему ходили.
Есть одно слово, сакрально звучащее для любого, занимающегося здоровьем или просто йогой – аюрведа. А в отеле массаж такой был заявлен. Пошли мы. Индия в целом очень дешёвая страна, но не Гоа: раз в пять массаж дороже оказался, чем в Мумбаи, например. Но мы попробовали. Мне индус на голову маслом капал, натирал, скрёб. Он весь в масле, я весь в масле, надеюсь, что это очень полезно было, ибо назвать эту процедуру приятной язык не поворачивается. Жена потом ещё массаж горячими камнями попробовала. Так камни перегрели, ей даже через полотенце прожгло: красные пятна вдоль позвоночника – ожоги лёгкие. Так, что с массажами как-то тоже не задалось.
Посоветовали нам старожилы супермаркет более-менее. Шли мы как раз по городу. Я моторикшу остановил, супермаркет назвал, поторговался и мы сели. Минут через пять: - Зачем супермаркет? Лучше я вас к своему другу отвезу! – Не надо нам к твоему другу, в магазин нас тот отвези. – Да вы просто друга моего не знаете, вам понравится! – В супермаркет вези, говорю. – Вот я вас к другу сейчас отвезу - вы сами всё и поймёте! Препирались мы минут пять-десять, я уже закипать стал. И только, когда он увидел, что так и до рукопашной не далеко, только тогда отвёз он нас крайне недовольный в нужное место.
Всё! – говорю, - Теперь только такси пользоваться будем. Вызвали к отелю, сумму обговорили, сели. Через пару минут: - Ценник двойной будет. – Нет. – Тогда везу обратно. – Вези. Развернулся, обратно к отелю привёз. Второе, третье такси – таже история. В чём дело-то? Обратились опять же к старожилам: - Хотите нормальное такси? Только католиков берите. – А как мы определим, что они католики? Да у них имена португальские: не эти – Абхей, Джагдиш и Мерукан, а Пауло, там, или Мигель. Выбрал я – совсем другой коленкор. Ценник, правда, ощутимо повыше, но действительно адекватные люди.
Решили мы перед отъездом на блошиный рынок съездить. Мигель и говорит, что без вопросов, только через площадь рыбного рынка ехать придётся. – Да нам-то какая разница? – Как знаете! Смысл его слов до меня только позже дошёл. Рынок-то хоть и закрыт был, но вонь такая стояла, что я несколько раз позывы сдерживал и старался не дышать. А место это - пару минут езды: настолько задержать дыхание мне не удавалось. Жена в платочек дышала. Приехали-таки на рынок: классическая Азия. А тут супруга глазом зацепилась за поднос с кофейным набором благородных колониальных форм. А продавец опытный и физиогномист хороший: он её интерес сразу учуял. – Сколько хотите? – Не меньше пятисот. – А материал-то какой? – Что за вопрос? Чистое серебро! Моя, правда, тоже не лыком шита: минут пять они бились. Она: - Последнее слово - половина и ни рупией больше! - Это смешно! Тут чистого серебра пару килограмм! Жена, значит, меня под руку берёт, разворачивает, и мы отправляемся на выход. – Не оборачивайся, говорит. Через пару минут догоняет нас мальчишка-помощник: - Хозяин сказал: – Бог с вами, забирайте за половину!
Приехали мы в аэропорт. Всей группой микроавтобус на трансфер заказали. Я по-английски очень плохо говорю, жена ещё хуже, остальные совсем никак. Отдали все мне эти ксероксы электронных билетов, пошёл я на стойку. Худо-бедно объяснил им, что мне нужно: рейс назвал, «to Moscow» опять же. Смотрят они билеты и говорят мне что-то. С третьего захода понял я, что нет нас в списках пассажиров. Причём, никого из нас. Стали они внимательно электронные билеты эти смотреть: – Рейс тот, время то, только вылет у вас неделю назад был! Где были мои глаза!?! Со Светой же всё понятно было! Я-то чего билеты не проверил! Объясняю им, мол, быть такого не может! Они мне, типа, на своём индийско-английском: - Мы по базе все рейсы проверили – нет вас нигде, кроме как в том, недельной давности! Оглядываюсь: восемь человек на чемоданах сидят, на меня с ожиданием смотрят. Я в офис фирмы той звоню, что поездку нам организовала, даже Свету набрал. Да где там! Ноль реакции. Да и время явно нерабочее. – Может у вас билеты свободные есть? – Да что вы! Всё раскуплено за месяц ещё! Я этим сотрудникам индийских авиалиний и говорю: - Что делать-то будем? Консула вызывать? – Подумаем, говорят. Посовещались они, позвонили куда-то. Отошёл я, объяснил товарищам по несчастью политику партии. Сидим мы, а душевным равновесием и гармонией, за которыми мы, собственно, сюда и приехали, и не пахнет! Это точно не та страна, где бы я хотел остаться! Но, надо отдать должное сотрудникам авиакомпании: выход они нашли и посадили нас всё-таки на этот рейс на единственные свободные места – в бизнес-класс. Думаю, что таких «бизнесов» там ещё не видели! Сели мы в Домодедово: – Господи! Неужели пронесло? Багаж получили, прощаемся: – Вы уж простите, Валентина Степановна, но здесь мы Вас покинем! До дома-то сами доберётесь? – Здесь-то чего уж! Полегчало прям! Ещё бы Светке морду набить!
Та ещё поездочка была! На этом все мои духовные практики и закончились. Не то Эптон Синклер, но то Герберт Уэллс в 1920-х, правда, про нашу страну сказал: «Тогда я бы заплатил миллион долларов, чтобы увидеть молодую Советскую Россию. Но теперь я бы заплатил ещё один миллион, чтобы в ней больше не оказаться».
Две брошюры
В ходе своих коллекционных изысканий отметил я, что по октябрятским значкам литература отсутствует, как класс, – ну, прям, совсем никакой! Опытные люди говорили, что вышли где-то в начале двухтысячных две брошюры свердловского коллекционера Пестова, но следов их до настоящего времени обнаружить не удалось. Так, скорее былина. Задело меня это, решил в ситуации разобраться – дело чести, так сказать, всё-таки основная моя коллекционная тема. Для начала интернет прошерстил – нашёл одну гордую кралю, у которой была одна из брошюр, но не продаёт она, сканы не делает, а меняет на аналогичный раритет, т.е. опять же тупик. Ну уж нет! – подумал я, - мы же цивилизованные люди: каждая выходящая в нашей стране книга должна быть в Российской книжной палате, на худой конец – в каталоге РНБ (Российской Национальной Библиотеке). Код у неё должен быть международный – ISBN называется. Есть ещё, как выяснилось, Российская Государственная Библиотека (РГБ) – у неё тоже свой электронный каталог имеется. С энергией, достойной лучшего применения, принялся я за поиски. Но, даже следа не обнаружил – фантом какой-то, да и только! Может я ищу как неправильно, - не профессионал всё же, - позвонил на горячую линию. Там тоже долго искали, телефон мой записывали, закрома свои поднимали – лишь руками в итоге развели. Тогда, думаю, надо самого Пестова искать: напишу ему, пусть вышлет опусы-то свои! ФИО знаю, местоположение – Свердловск, Екатеринбург нынче. Опять в сеть: упоминания встречаются, а контактов нет. Другой бы кто руки опустил, но у меня шило в одном месте и червячок угрызений совести… «В третий раз закинул он невод»: нашёл карточку на искомую брошюру в библиотеке одного из екатеринбургских институтов. Вышел на их сайт, посмотрел контакты. Пишу ректору, мол, так и так, располагаете Вы редкостным экземпляром, не вошедшим в каталоги отечественных аналогов, но представляющим исключительный интерес для научных кругов Северной столицы. Типа, нехорошо на таком сокровище сидеть – делиться надо! Через неделю приходит мне ответ уже от библиотеки того института: - Да, готовы Вам выслать. – Жду! Высылают они скан. В принципе не густо – всего шесть разворотов, но информации там, как у Питирима Сорокина: от одного листа и голова треснуть может. И подробностей таких и деталей нигде я больше не встречал. Два раза перечитал, распечатал и к коллекции своей приобщил. Наслаждаюсь. Но не долго эйфория-то длилась – червячок сомнения не дремлет: брошюры-то две было, а ты только одну достал и успокоился!
Проснулся я хмурной: что делать-то? Единственная зацепка – Екатеринбург. Но я у той институтской библиотеки уже спрашивал. Нашёл сайт центральной городской библиотеки Екатеринбурга, контакты, опять же: пишу-звоню: ни ответа, ни привета! Но меня уже не остановить: всё, думаю, трубку не берёте? Да я к Вам тогда приеду! Но тут мысля меня посетила, что с проторённой дорожке следует-таки начать и в первоначальную библиотеку написать. Сказано-сделано: пишу им, что хотел в их центральной городской библиотеке прояснить ситуацию, да только не горазды они разговоры-то вести! Узнайте уж, пожалуйста! Через пару дней ответ: да, мол, есть у них, но они люди серьёзные – только за деньги, и контакты актуальные прилагают. Списался я. Счёт они выставили аж на 250 рублей. Оплатил я, чек им отправил – те, соответственно, скан мне выслали. Всё, вроде, супер, но чего чёрно-белый? Брошюра-то в цвете? – Книжка действительно цветная, но, если хотите полноцветный скан получить, то тут уж Вам дополнительно раскошелиться придётся на целых 170 рублей! Взгрустнул я от уровня жизни регионов, но, делать нечего: - От сердца, - говорю, - оторву, но Вам перечислю! После доплаты нормальный скан выслали. Тут бы и сказочке конец, да не совсем. Выложил я оба эти издания на своей странице за символическую плату с аннотацией, что «вещицы старинные – цены немалой», сам еле достал, вот, теперь делаю доступными для широких масс. И народ потянулся: у меня, в принципе, десяток редких изданий в электронном виде есть. Брали их узкие специалисты – какую один раз, какую парочку, а эти раз пятнадцать у меня купили. Правда опять же червячок у меня проснулся: нехорошо как-то – чужую книгу продаю без ведома автора! А тут, значит, купили у меня пару редких разновидностей октябрятских звёздочек. Я адрес записываю и смотрю – фамилия знакомая. - А не тот ли Вы Пестов, что брошюры две написал? – Тот самый. – Так, может, я Вам ещё каких раритетов доложу? – Нет, спасибо, я все Ваши лоты посмотрел. Вот так, с молчаливого согласия автора, и распространяю я его обе брошюры по настоящее время. А с ним мы до сих пор изредка переписываемся и значками редкими обмениваемся – тема-то у обоих одна.
Медаль
В августе 2015 ехал я как-то в нашей подземке на работу и читал газету Метро. Моё внимание привлекла статья про 100-летний юбилей дацана – буддийского храма, что у метро «Старая Деревня». Они там даже медаль в честь этого события выпустили. Прочитал, газету выбросил и забыл. Но раз за разом мысли у меня к этой медали возвращаются: друг у меня, Андрей, есть – он как раз медали разные собирал. Вот, думаю, достану ему такой раритет - он, наверно и обрадуется. Уже пару недель к тому времени прошло – не то что день, месяц выпуска точно не помню. Залез в интернет, нашёл электронный архив газеты, пересмотрел штук тридцать, наверное, но главное - нашёл ту статью. Опять же в сети нашёл телефон дацана, позвонил. Так, мол, и так – говорю: юбилей у Вас был, в связи с чем медаль была выпущена, а мне, как представителю общества коллекционеров, она очень по надобности. – Ой, - говорит женский голос на той стороне, - я тут временно заменяю, пока человек на больничном, – перезвоните недели через две. Мысль про медаль в голове моей уже плотно сидит – я не забыл: звоню ровно через две недели. Мне уже нужная тётенька отвечает, что вопрос сложный – продажа не предусмотрена была, но, типа, поговорит она с руководством. - Перезвоните через неделю - другую. Стал я, значит, звонить туда регулярно, а они всё никак вопрос не могут решить. В очередной раз набираю, а она мне: – Теперь вашим вопросом будет заниматься заместитель настоятеля по связям с общественностью и телефон диктует. Звоню я уже той – та же история. Вот, думаю, такой, кажется, простой вопрос, а столько времени решить не могут! Вспомнил я, что в статье было написано, что медаль, типа, у нас на Санкт-Петербургском монетном дворе чеканили. О! Думаю – Миша! Звоню ему, объясняю ситуацию – что-то не припомню, говорит. Я ему фото высылаю. – Не-а, говорит, такой шляпы мы не делали! Вот ведь как тяжело медаль-то даётся, думаю, надо у них уже парочку попросить – и для себя тоже. К ноябрю ближе заместитель по связям с общественностью передала одного очень душного коллекционера уже первому заместителю директора (не знал, кстати, что у них там и директор тоже есть). Стал я, значит, с той общаться: здесь хотя бы конструктив появился: - Как Вам уже сообщили, медали на продажу не предназначены, но мы формируем музей истории буддизма при дацане, поэтому при вашем разумном участии одну медаль выделить сможем. Памятуя о потраченных времени и силах, говорю, мол, а две медали случайно у вас не найдётся? Что вы, говорит, за них чуть ли не драка была – для вас сам настоятель Буда Бадмаев свою медаль отложил. Круто, думаю! Надо что-то для музея всё-таки купить, а то я, это, тот ещё буддист в смысле. Порылся в интернете, в магазины, там, разные, узко специализированные походил – ищу компромисс их интересов и своего бюджета. В Москве нашёл тхангки интересные – это буддистские иконы так называются. Фотки ей выслал - заместителю этому, согласовал всё. Москвичу, значит, деньги перевёл, сижу – руки в ожидании потираю. А москвич мне и пишет, типа, денег нет. - Как нет? - говорю, - Всё же отправлено! Пошёл в Сбер: – Мы перевели, говорят, пусть у себя ищут. Он в свой банк сходил – та же история. Так ещё пару недель проходит. Надоела мне эта канитель – прихожу я снова в Сбер и говорю им, мол, подайте мне сюда платёжку с отметкой банка! - Да не вопрос, говорят. Убежала девочка куда-то, 10 минут её нет, 15… Возвращается с озадаченным выражением лица, типа, сорри, платёж не прошёл, деньги мы сейчас вам вернём. Полгода геморроя этого, а тут ещё на финишной прямой такая подстава! Общение с буддистами этими, повлияло на меня тлетворно, наверное, мнительность как-то повысилась, а потому пишу я москвичу, мол, не судьба - брать у вас ничего не буду! Делать нечего, опять звоню своему связному – она, наверняка, уже крестилась, когда мой телефон видела, или что там они делают – мантры читают? - Есть, говорит она обречённо, ещё вариант: открытки можно дореволюционные достать. Редкость, конечно, большая, а нужны только действительно интересные. Начал я свой поиск заново, но уже в новом ключе: интернет опять же в помощь, обзвонил несколько мест, живьём зашёл – эту бы энергию, да в мирных целях! Нашёл один антикварный салон, как раз напротив фабрики «Салют», где мы каждый год школьную форму покупали – на Кронверкской, 23. Дядечка там интересный историю поведал, как свою коллекцию, которую всю жизнь собирал, продал кабинету президента нашего на миллион долларов. Круто, говорю! Вы тот, кто мне и нужен! Описал ему ситуацию. – Есть, говорит, чем помочь. Покопался немного, достаёт целую пачку открыток по теме – штук пятнадцать, наверное. Ценник, правда, соответствующий, по несколько тысяч за штуку. Ну, я все зафоткал, высылаю на согласование. Тётенька мне аж сразу перезвонила – Где, говорит, где – вы это всё нашли? Там, типа, настоятель, которого почти изображений-то не сохранилось, а тут прямо на открытке! То, что нужно, говорит. Выкупил я, приношу ей в дацан. Поднимаемся мы по лестнице мимо очереди страждущих аудиенции Буды Бадмаева, выходим на второй этаж, а там в центре смотровой квадрат на первый этаж с ограждением из витража. - Рериха это оригинальные витражи – показывает она мне, - чудом сохранились. А потом мы прошли в главный кабинет с окнами на Савушкина (каждый раз, когда мимо проезжал, я на эти окна смотрел, интересно было внутрь попасть – вот, довелось). Думал, там кабинет в буддийской стиле, статуи, тхангки там всякие, а оказалось, что текущее делопроизводство, да большие портреты советской эпохи, чуть ли не Ленин в кепке. Да ладно, суть не в этом. Торжественно мне вручила медаль, и я счастливый уехал. Потом, правда, и она ко мне пару раз обращалась – им капсулы подарочные для медалей видным буддийским деятелям были нужны, - отвёз я её в Конрос. В итоге все остались довольны. Но медаль эту, как вы поняли, я уже никому не отдал. А Андрею про неё я только недавно рассказал, а то как он узнает какой я внимательный и заботливый друг!
Корпоратив
В конце декабря 2015 год корпоратив новогодний у жены наметился. У нас месяц как Ярослав родился. Она после сидения дома «До», а в особенности «После», двумя руками за возможность с людьми пообщаться схватилась: - Хочу-хочу-хочу! – Хорошо, - говорю, - погуляю с коляской, пока ты там развлекаться будешь. А мероприятие проходило на территории Петропавловской крепости – в Комендантском доме. А тут как-то с Андреем разговорились: - И у нас, - говорит, - в этот день корпоратив, и тоже на Петропавловской крепости, но снаружи – в павильоне между Головкиным и Меньшиковым бастионами. – Так, давай, я вас обоих и отвезу. – Договорились!
Декабрь-то вообще тёплым был, но тот день не задался конкретно: метель с мокрым снегом, даже сугробы поднавалило. Я, когда коляску из багажника вытаскивал, ещё подумал, что мы правильно выбрали с большими колёсами, и чтобы обе оси в одну колею, а то фиг по снегу проедешь! Благоверная в пуховике и сапогах, Андрей тоже по сезону одет, я-то вообще, укутался по максимуму: мало того, что мерзляк, так и ещё и перспектива прогулки пары часов в такую погоду не шибко улыбалась. Приехали мы попозже – оба праздника уже начались. Пробились за крепостные стены – тут уже и ветер потише. Дошли кое-как до площади перед Монетным двором, я коляску с трудом через снег толкаю. Вокруг ни души, только музыка, да шум праздника из Комендантского дома.
И тут из Петровских ворот появляется молодая такая – девочка совсем: куртка короткая, из-под неё платье вечернее чуть ниже колена, туфельки какие-то лёгкие, а снег ей по щиколотку будет. Явно не в курсе куда идти, но мы одни – она, соответственно, к нам направляется. Оля смотрит на неё: - Это наша! Наверно, ещё в офисе праздновать начала. – Не факт, - говорит Андрей, - у нас тоже таких хватает. Подошла: - Здравствуйте! Не подскажите где тут Головкин бастион? А у самой под макияжем уже синий спектр проявляться стал. – Пойдёмте, сударыня, провожу, - говорит Андрей, - Что же Вы так себя не бережёте? – Да на такси я, как обычно, а он только до моста довёз. Не думала, что столько идти придётся!
Разошлись они. Я с коляской остался. Скучно мне стало взад-вперёд-то ходить, лучше уж круги вокруг крепости нарезать. Честно скажу, не лучшее это решение было, ибо как вышел, так и ощутил ветер опять в полную силу. Снег чуть не горизонтально летит, липнет, сгибаюсь – за коляской лицо прячу. Темно уже. Только фонари горят. Вокруг никого: хоть бы опоздавший какой, не так обидно бы было! Хорошо хоть муфты для рук к коляске купил, а то бы и на полчаса меня не хватило. Полкруга ветер в лицо, полкруга – в спину. Снежное турне в полном одиночестве, не считая сына, чуть меньше часа занимало. Погода максимально к прогулке не способствовала. А когда против ветра и по сугробам, то напрягаться приходилось так, что даже и не так холодно становилось. Но, всё равно, на третьем круге зуб на зуб уже не попадал, а на четвёртом-таки, уже и жена позвонила. Тут и морально легче стало, когда свет в конце тоннеля-то. Хотя мы уже с коляской, облепленные снегом, единое целое собой представляли – как вездеход с прицепом на Северном полюсе.
Потом я у Андрея спросил по случаю: - Как коллега-то, мол, не заболела? – Мы лечение с глинтвейна начали, потом к более серьёзным лекарствам перешли. Ничего, отошла снегурочка. С тех пор со мной здоровается.
Чёрный юмор
В ноябре 2021 года тесть у меня умер. Я в печальных хлопотах участвовал. Пошёл фотографию на кладбище заказывать. Прихожу в Яркий мир на Богатырском, а там продавщица такая колоритная стоит: молодая стройная, вся в пирсинге, в ушах – тоннели, руки-шея в татуировках. Я ей флешку протягиваю, задачу объясняю. Она мне, значит, каталог. Я всё выбрал, но отметил, что ценник какой-то не благостный.
Прихожу домой, жене говорю, что всё, мол, в порядке, - классический прямоугольник: сверху фото, снизу имя-даты. – Имя-даты-то зачем? Мама же на существующем памятнике надпись добавлять будет. Она уже и с сотрудниками кладбища договорилась, те на граните ещё и нишу под фотографию сделать обещали.
Взял я у тёщи телефоны нужные, созвонился. – Прямоугольное фото, - говорю, - и размеры диктую. С той стороны внимательно выслушали, размеры записали. Пошёл я опять в Яркий мир. На ту же продавщицу попал. Объясняю ей ситуацию. Она: – Нужно новый заказ оформлять. – Да, это понятно. Вы говорили, что по технологии на фарфоре обжиг идёт, так давайте обожжём ещё раз, а потом новое изображение на ту же заготовку нанесём, чтобы второй раз её не оплачивать! – Так сделать не получится. – Почему? – настаиваю я. Она мне очень культурно, я бы даже сказал интеллигентно, объясняет, что эти работы выполняет у них подрядчик, в хозяйственную деятельность которого они не вмешиваются, а уж тем более в технологию. Пришлось второй раз заплатить.
Через неделю забрал я таблички, причём сразу обе. Поехали мы на кладбище. На Южное, кстати, - не ближний свет! Остановились у могилы: надпись красиво сделана, стиль выдержан. Смотрю я, а ниша под фотографию овальная. – Вот ты ж! – думаю.
Через пару дней прихожу в Яркий мир. Попадаю всё на ту же продавщицу. Она меня тоже уже узнаёт. Молча протягиваю ей флешку. Она фото загружает. Смотрит на него, потом на меня, потом снова на экран, потом снова глаза на меня поднимает, и говорит так сдержанно с некоторой безысходностью: - Ну, что теперь делать будем?
Спасибо, папа!
Прихожу я как-то домой, а на кухне полицейский сидит, протокол оформляет. Рядом жена озабоченная стоит. На столе - ружьё помповое. Вечер обещает быть нескучным. – Здравствуйте, - говорю, - Что, уже запись в ополчение началась? Но они с ружьём моё настроение как-то не поддержали. Тесть-то у меня охотником был. Шкаф у него оружейный в комнате стоял, под замком конечно. В нём-то он свои карабины с ягдташами и хранил. Изредка, кстати, из полиции приходили – проверяли. Через год где-то после его смерти пришли они и всё забрали. А тут жена в комнате отца уборку затеяла. В комоде под вещами коробка лежала. Она её открыла, а там ружьё. Позвонила в полицию, мол, так и так: не всё коллеги ваши забрали. – Да, не вопрос, - говорят, - привозите, заберём. Ну, она, значит, коробку подмышку, благо на ней опознавательных знаков не было, и в троллейбус. Коробка, кстати, под метр в длину, никаких пакетов на неё не нашлось.
Приехала. В нужный кабинет её проводили. (Я прям так и представил: входит она в отделение полиции, как Шварц в Терминаторе-2 в коридор больницы, достаёт ружьё, тоже, кстати, помповое из коробки, и красные розы красиво так на пол падают!). Стал, значит, полицейский номер ружья пробивать: оба-на! А нет его в базе-то, не числится! – Интересный поворот – говорит, - А точно папино? Может вы Бонни и Клайд с мужем-то? Решили от улик так хитро избавиться? И смотрит так пристально, отпечатки на ружье проверяет. – Ладно, вроде не стрелянное. Вот что, сударыня, неучтёнку эту я у Вас принять не могу, но и отпустить с ней тоже. Этим уже другой отдел занимается.
Больше двух часов жену в отделении продержали, пока нужный сотрудник не пришёл. Вот он-то её домой и сопроводил, где под протокол ружьё изъял. А я как раз очевидцем этого финала-апофеоза стал. Он ещё потом нам рассказывал, как им регулярно приходится музейные экспонаты уничтожать, Вальтеры, там, именные, браунинги малотиражные, эксклюзив разный. Ничего не поделаешь – закон!
Семья
Я меня родственников вообще не густо. Есть троюродные брат с сестрой, между собой родные. Мне по крови – не ближний свет, но так получилось, что общаемся. Сашей с Ирой зовут.
Мать у них умерла, когда Саше ещё пяти не было, а Ирине, соответственно, двенадцати. Через пять лет и отец их скоропостижно покинул. В 1977-ом это было. Ире после школы сразу работать пришлось – устроилась на Светлану, - до самого её развала там и была. А брата решила музыке посвятить – отдала в интернат при Капелле.
Отец их в Горской, что под Сестрорецком, дом построил - большой, добротный. У деда их семья большая была, дружная. Скоропостижно-то оно скоропостижно, да только успел отец завещание оставить, что дом этот в равных долях оставляет не только детям своим, но и всем братьям и сёстрам. На семь частей в итоге поделили. А те не спешили сиротам-то своё кровное отдавать. Затянула, стало быть, Ирина пояс потуже, да стала потихоньку рассчитываться с дядями да тётями родными. Тяжело этой её давалось. Когда Саша подрос – тоже в процесс включился. Да только сложны финансовые отношения с родственниками, неловко как-то. А потому отдавали им деньги под честное слово, без расписок. Как и следовало ожидать, через какое-то время (не вся, конечно) стала говорить эта кровня, что что-то не помнят они выплат никаких, может и не было ничего! – Как же так? – увещевали их Саша с Ирой, - столько лет выплачивали! – Не было такого! Пришлось им, горьким опытом наученным, повторно расплачиваться, но уже под расписки.
Я-то это всё узнал потому, как вопросы у меня возникали, почему, мол, они с родственниками, в большинстве своём, не общаются, хотя тех – не в пример моим: у меня-то родных вообще никого, да и двоюродный брат – один одинёшенек. Лишь после этого повествования ясно стало.
Несколько лет назад организовал я паломничество родственников на землю обетованную – в Теребут. Деревушка эта располагается на самом краю Новгородской области, чуть не вплотную к Вологодской. Отсюда дед наш с прадедом родом. Там до сих пор одна из наших проживает. Зашли мы к ней на чай, а брат с сестрой даже из машины не вышли. – Никак Саша с Ирой? – спросила та. – И чего всё обиду-то таить? Сколько лет уж прошло! – Кстати, - тут уже я включаюсь, - а чего вы сиротам долю-то свою тогда не отдали? – Чего вдруг? Это же последняя воля моего родного брата! Я даже спорить не стал – у каждого своя правда. Саша потом мне рассказал, что за пару лет до поездки нашей звонила она – выдел доли своей в натуре требовала, грозилась приехать и с милицией вселиться.
Думаю я: отец их с одной стороны о семье думал, а с другой стороны - он своим завещанием все узы семейные сам и разрушил. Как говорил Воланд в незабвенном романе «Мастер и Маргарита»: «Люди как люди. Квартирный вопрос только их испортил».
Юлька
Есть у моей жены знакомая – вместе в железнодорожной компании работали. Супруга в исполнительном аппарате, а Юля в отделе кадров, соответственно. Вместе на обед ходили, делились женскими секретами всякими – подруги, одним словом. А в личной жизни у той просто беда какая-то: муж психически неуравновешенный всё время её унижал, ни во что не ставил, иногда и руку поднимал. А она всё терпела – сын у них маленький был. Вот, ради него и семью хотела спасти. Моя-то близко к сердцу всё приняла, помогала ей всячески, поддерживала, самооценку поднять пыталась, но, так, с переменным успехом. Год-другой прошёл, развелась она с ним всё-таки с олиной помощью. - Только алиментов с меня ты фиг получишь, - сказал уже бывший. И вправду. Опять же, под чутким руководством подруги на алименты подала – вначале тоже всё не решалась как-то, - но за год или за два, типа, один МРОТ получила, потом и рукой махнула. Судебный пристав лишь плечами пожал – официальных доходов нет. – Да, ничего, справлюсь – говорит, - моей зарплаты на двоих хватит. Только кредит тяжело даётся. – Какой кредит? – Да за год до развода муж машину в кредит взял, а договор на меня оформил. - Юля!!! А права-то у тебя есть? – Нет. – А машина где? – У бывшего, он на ней ездит. - Юля!!! Иди-ка ты на права сдай. С машиной подумаем. Ещё через полгода на права она сдала, машину с боем у бывшего отобрали. – Ты себе занятие по душе найди, хобби какое-нибудь. Вот, что ты больше всего любишь? – Петь люблю, караоке. Мне не раз говорили, что голос у меня хороший, и слух тоже в наличии. – Вот! И на сайте знакомств зарегистрируйся – будем твою личную жизнь устраивать! – Да, брось ты, зачем? – Давай-давай! А внешне она симпатичная вполне, чуть забитая, правда. Но с Тиндера поток ухажёров пошёл, жена как-раз кастинг устраивала, отбором занималась. Тут уже и Юля немного крылья расправила, лоска навела - пёрышки почистила. Вскоре и работу себе получше нашла – в другой компании, но по тому же профилю. А ещё через некоторое время пришла она к подруге: – Решила я на курсы вокала пойти. Сказали, что при успешном окончании несколько концертов организуют в качестве практики – в ресторанах, там, клубах ночных. Я, соответственно, договор ей правил. И с вокалом как-то у неё складываться стало. Поклонники появились, тусовки опять же постоянные, круг общения сменился, выступать предлагают, причём, чем дальше, тем больше. Видит Юля, что работа с хобби уже мешать друг другу стали, в ущерб, так сказать. А тут пригласили её в фирму одну арт-директором. Подумала она, подумала и согласилась. Уволилась с прежней работы и отдалась своему призванию по полной. Тут уже и доходы другие, и общение в удовольствие. Популярность опять же завоевала: стала известной личностью в узких кругах. Одним словом, переехала в Москву. Бизнес подтянулся: один ухажёр – владелец судоходной компании, - на время своего отпуска её управляющей делами оставил. А она что? Натура творческая: с людьми легко общается, а закалка – она ещё та, железнодорожная. Справилась. Он доволен остался. В общем, дальше по наклонной, но вверх. Опять же тусовки московские, бомонд всякий. Сошлась она с персоной одной медийной, жить вместе начали, вроде, поженились даже. А в прошлом году их на свой день рождения Филипп Киркоров пригласил.
Три билета
Занесло меня тут на днях в Ломоносов. На автобусе приехал. А обратно решил на поезде, благо вокзал рядом был. Давно я на электричках не ездил. Это как раз те дни были, когда дождь лил. Забежал я на вокзал, глядь – электричка стоит, и железнодорожник говорит, что через пару минут отъезжает. Я к автомату подбежал, быстро пару кнопок нажал, карточку приложил, и с билетом к электричке. Только забежать успел – двери закрылись. Выдохнул я, сел, на билет посмотрел – и дешевле, чем на автобусе, и комфортнее.
Остановки через 3-4 заходит кондуктор, я ему свой билет протягиваю. Он на него посмотрел и говорит, мол, билет у Вас не тот. - Как не тот? - говорю. – Видите: здесь написано «Стандарт. На «Ласточку» не распространяется». А поезд этот «Ласточка» и есть, повышенного комфорта. – Понятно, говорю, сколько доплатить надобно? - Доплатить не получится. Этот билет аннулируется, Вам нужно новый покупать. – Ладно, говорю, давайте. – Но, так как Вы в поезде покупаете, - продолжает он, - билет с наценкой будет. - Да понял я уже, давайте! Купил билет, сунул в карман. Настроение немного подпорчено, но позитива ещё осталось.
Приезжаю на Балтийский вокзал и со всеми вместе на выход иду. У ближайшей урны всё из карманов вытряхнул. А дождик всё сильнее идёт. Подошёл я к самому выходу – а он, оказывается, только по билетам. Пришлось на вокзал возвращаться и третий билет брать… Зато с комфортом :)
Правосудие
Пару лет назад ездил папа в Песочное анализы сдавать. К вечеру того же дня звонок ему на телефон, мол, анализы вы только что сдавали, и они у вас, типа, хуже некуда. Срочно необходимо лечение. Папа взгрустнул, конечно, - а какое лечение? – Есть у нас как раз для вашего случая необходимый препарат, только откладывать нельзя – курьер уже к вам выехал. – Подождите-подождите, - отвечает, - мне нужно с родственниками посоветоваться. – Да нет у вас времени ни с кем советоваться, курьер уже, небось, к дому подъезжает. И действительно, минут через пять звонок в дверь. Папа на нервах весь, да и лет ему немало – в этом году 80 стукнуло, - открывает, а там врач в халате в маске белой, лица не видно. – Очень хорошо, что я вас застал! Вот лекарство, с сегодняшнего дня и принимайте. Только препарат экспериментальный – дорогой: с вас 200 тысяч! Обомлел папа – да у меня и денег-то таких нет, сейчас по родственникам пособираю. – Не надо не с кого собирать, отдайте, сколько есть - остальное потом в больницу донесёте. Ну, папа ему всё, что было в доме, и отдал. Тот, в свою очередь, быстро ретировался и был таков. Сидит папа, думает, что-то здесь не так, неправильно как-то. Понял, что обманули его – мне позвонил: - сынок, ты хоть лекарство проверь, - вдруг действительно полезное! Проверил я – БАД безобидный. Хоть на этом спасибо. Приехал к отцу, рассказал он мне эту историю. Написали мы в итоге заявление в полицию. Через пару месяцев следователь объявился: показания записал, ну и рассказал, что не первый папа, да и не второй. Они бы и искать никого не стали, но старушка им (мошенникам) попалась – они ей «лекарств» на два миллиона продали, так что хочешь-не хочешь, а пришлось рукава засучить. И даже, как оказалось успешно: всех пятерых взяли. Они через следователя опять же к отцу обратились, мол, мы вам всё вернём, а вы только заявление своё заберите! Покумекали мы с папой, – Не! – говорю. Да и он со мной солидарен.
В течение двух лет раз в полгода письма из ГУВД разные приходили. И вот, наконец, позвонил следователь и пригласил на судебное заседание: – на нём кровные ваши отдадут, под роспись конечно. Папа меня на подмогу взял. – Па, говорю, а ты всё правильно понял? А то, ведь, в суде никто никаких денег никому не даёт! – Поживём – увидим! Пришли в наш Приморский районный суд, досмотр проходим. Перед нами старушка на костыле еле передвигается. Зашли с ней и её сопровождающим в лифт – нам на один этаж. Вышли – и они тот же кабинет ищут. Это оказывается та самая виновница торжества! До заседания, а оно первое было, ещё минут десять. Вдруг приходят такие четыре добрых молодца и начинают руки нам жать, поздравлять и извиняться. Я по-первости, подумал, что это следственная группа пришла, но из их слов стало ясно, что это те самые мошенники - пришли деньги отдавать. – Всё, говорят, образумились мы – были неправы. И два года в СИЗО Колпино нам, типа, на благо пошли! Отсчитали они здесь же в коридоре суда на коленке бабушке два миллиона и папе его копеечки. – Только вы нам расписки напишите, что ущерб возмещён и всё такое. - Вот и образец, - на смартфоне показывает. Сидим мы все, рот открыв: ни тебе следователя, ни прокурора, ни охраны к этим, да и они ещё без наручников. Понятно, что арест им на подписку о невыезде заменили. Значит, не всех потерпевших всё-таки нашли, - остался ресурс-то. – Постойте, говорю, вас же по делу пятеро проходит? – Так курьер-то нам здесь зачем? Через пару минут вышел секретарь суда: нас игнорирует, к этим обращается, мол, знаете уже, что заседание переносится? Прокурор заболел, следователя мы предупредили, а вам – вот, уведомления о дате следующего заседания. Погалдели они довольные, уведомления взяли и ушли. Ну и мы уже в себя пришли. Взял внук грустно под руку бабушку, я отцу палочку его задумчиво отдал, и направились мы невесело к выходу. Уже на улице оглянулись мы друг на друга на прощанье: никто ничего не сказал, но все и так всё поняли.
Марьяна
Лет так эдак пять назад попросила меня тётка помочь её подруге оформить мужу жителя блокадного Ленинграда. Взялся я с неохотой, да и в документах про него ни слова – только про мать. Но, как бы там ни было, суд принял решение в нашу пользу, а муж её – получил существенную надбавку к пенсии. На этом фоне прослыл я у них грамотным юристом и подступили ко мне обе тётушки уже с более серьёзным предложением.
Была у Марьяны (так подругу звали) больная тема: живёт она в доме под Сестрорецком. Дом-то её, а участок вокруг - государственный. И никак ей приватизацию не оформить, хотя попытки первые ещё к 2006-му относились. Опыта у меня в земельных вопросах никакого. Но, раз надо, да ещё и просят, так отчего не согласиться-то? Тем более, что знал я Марьяну уже лет пятнадцать – на тёткиных днях рождения пересекались. Вот я и взялся.
- А документы-то у Вас какие есть? - Да недавно приходил кадастровый инженер: я ему остаток по договору выплатила, он мне приходно-кассовый ордер дал и акт выполненных работ. – А сам договор где? – Не знаю. – Понятно. Давайте тогда телефон этого инженера. Тот не шибко обрадовался, когда вместо покладистой бабушки дотошный юрист появился. Документы я с него вытряс все, он ещё и бесплатно правки в схему внёс – замечания Комитета имущественных отношений исправил (КИО - бывший КУГИ). Дальше – больше. Составил я иск, значит, ответчик – тот самый КИО, который схему не утверждает. Прихожу в Сестрорецкий суд и вижу, что судья в земельном праве совсем никак и в рот представителю КИО смотрит. Да я и сам по ряду вопросов плаваю. Так, думаю, дело не пойдёт – надо земельного юриста искать. Нашёл. Проконсультировался, они мне иск подправили. Я ещё кадастрового инженера своими вопросами помучил. - За такие консультации вообще-то деньги платить полагается! – возмутился тот. – Сочтёмся, чай не последний раз. Вышел на следующее заседание уже подкованный, да только в суде ничего не изменилось: в итоге отказали нам, хотя закон однозначно на нашей стороне был.
Тут я уже все марьянины архивы поднял, все документы по земле с 1935 года. Под другим углом к КИО с иском зашёл – уже в административном порядке. Соседи её, решив перехватить инициативу, против неё иск подали о принудительном согласовании границы. Ещё пару лет я бился – да только оба проигрыша. Я-то за эти годы поднаторел в земельных делах, а на решения судов – прямо без слёз и не взглянешь!
Я к Марьяне после каждого заседания приходил: ситуацию текущую описывал. Она меня обедом кормила, иногда даже старалась бензин компенсировать. Марьяна, вообще, человек доброжелательный, общительный и оптимист к тому же – не зря сорок лет на станции скорой помощи отработала. Больных на голову, горячку белую, неадекватов каких видела столько, что и не сосчитаешь! Так что в людях разбирается: с одного взгляда считывает, а готовить – это хобби, она даже личным поваром у Даниила Гранина была.
Регулярно она меня спрашивала: - Шанс-то выиграть есть? – Честно скажу: есть - закон на нашей стороне. Но после каждого проигрыша слова мои звучали всё менее и менее убедительно.
- Владимир Иванович (муж её) очень документы на землю увидеть хотел. Участок его отец в аренду в 1935 взял, он и дом начал строить. А сам муж-то сызмальства здесь и вырос. – Да знаю я, читал документы. Вы мне лучше скажите, как так получилось, что Котов (Владимир Иванович) Вам дом подарил в 1993, а замуж Вы за него вышли только в 2020? – Да чего тут рассказывать: он шофёром на Скорой работал, я – врачом дежурным, за столько лет уж друг другу как родные, семья считай. О чём только не переговорили, особенно на ночных дежурствах. Не раз сетовала я ему, что в хрущобе мы с мужем и двумя дочерьми ютимся, сколько неудобств из-за этого. А он в этом доме один с матерью жил. В 1992 мать его умерла, а он же трудоголик – за баранкой всё время, никому не откажет. Дома, считай, не бывает, да и по хозяйству оказался совсем беспомощным. Что с домом делать не представляет. Вот он и предложил нам всей семьёй к нему переехать, благо места хватало. Поговорила я с мужем, с дочерьми. Девчонки захотели в городе остаться, а мы с Женей к нему и переехали. Похороны его матери опять же я организовывала. А через год он на меня дом и переписал. – Постойте-постойте, говорю. То есть Котов переписал на Вас единственную свою недвижимость, в которой жил сам, когда вы даже не родственники, а со своим мужем к нему переехали? – Да. – Как же я это судье-то объясню, чтобы правдоподобно было!?! – А что такого? – Ну, мог бы, в принципе, Котов ваш и на улице остаться. Мало ли чего в жизни бывает. Так с единственной недвижимостью обычно люди не поступают. – Да, что ты! Как можно!? Я за ними обоими присматривать стала: и готовила, и убирала, и медицинский уход опять же. Через 20 лет – в 2013, - муж мой умер, а ещё через семь лет Котов мне предложил за него выйти, чтобы вопросов лишних не возникало. Ему на тот момент уже 76 лет было. Мы, когда в ЗАГС пришли, там же порядок – регистрация только через месяц. Я подошла и говорю, мол, посмотрите на него: он месяц может и не протянет. Так нас и расписали в тот же день. – Ну, вы, блин, даёте!
Виделись мы чуть не каждые выходные. Жена моя стала подозревать, что «Марьяна», это только предлог, даже пару раз со мной ездила. И Марьяна своим тоже всё время про меня рассказывала. А дети-внуки её настроены были на перспективу земельную крайне скептически, да и в отношении меня тоже. – Ну что, - говорю, - Марьяна Ивановна, сами же видите, как я поднялся на ваших харчах: машина новая, костюмчик… – Не будь с ними строг, убогие они - по себе судят! С другой стороны - понятно: старшая-то к матери раз в два-три года наведывалась, несмотря на то, что жила неподалёку, младшая – почаще, но тоже в разы реже, чем мы с ней (Марьяной) виделись. А про любимых внука и внучку сколько она мне рассказывала! Только, вот, её точку зрения родственники не разделяли. Дочь старшая, например, всё недовольна была: - И зачем тебе земля эта сдалась? Чего не живётся-то спокойно – на старости лет вся в судах. Младшая посмышлёнее была, но тоже помогать в этом деле матери наотрез отказалась. А тут во второй инстанции – в апелляции то бишь, - добились мы землеустроительной экспертизы. Правда цена её под сотню. У бабушки, понятно, денег таких нет. Обратилась к дочерям-соседям – все в отказку. Лишь через месяц, с большим трудом уговорила она младшую дать ей половину в долг, чуть не под проценты. Да, к тому же та в очередной запой ушла.
- Поедем, - говорю, - в банк, экспертизу оплатим. – Поехали, говорит, только счёта у меня нет. – Да это вряд ли: каждая карта банковская счёт за собой имеет. – Так и карт у меня банковских нет никаких, даже книжки сберегательной. И телефон, как видишь, кнопочный. - Однако! Съездили с ней, счёт открыли, всё сделали. А тут на экспертизу приезжаю, а там сосед уже на своём Порше Кайене подоспел, в уши что-то ребятам льёт. Подошёл я – они и меня выслушали. Спасибо, хоть эти специалистами оказались: всё по закону сделали. Выиграл я дело в итоге, не зря четыре года бился. Распечатал решение суда, наклеил бумажку жёлтую с надписью: «Победа!!!» и ей вручил. Марьяна аж прослезилась.
Всё, - говорю, - можете своим всем сообщить, чтобы желчью впредь не брызгали. - Да не общаются они со мной больше. – В смысле? - Внук любимый женился. Она риелтором работает. Приехали ко мне: - Надо, говорят, дачу на нас переоформить, пока юрист ваш себе не забрал. – Да, дачу вам отдать не жалко, только, если продадите, мне подкиньте чего, а то тяжело на пенсию-то одну жить. – О чём разговор! Съездили к нотариусу, оформила им доверенность. С тех пор внук даже к телефону не подходит, ну и дочка, которая мать его. – Так это мы быстро, говорю, поедем – доверенность отменим, ну и запрет на продажу. Приехали: поздно, не зря жена риелтором работала. - И внучка любимая тоже: как замуж вышла, так бабушку и позабыла в момент. Тоже, даже трубку не снимет! Одна только дочь младшая иногда позванивает, да и то всё больше подшафе. От неё Марьяна и узнала, что прабабушкой стала. Да только поздравить никого не смогла – не дозвонилась. – Да-а, семейка у Вас! – Хоть ты-то меня не оставляй, как родственник уже! – Куда уж! У меня ещё в планах соседям алаверды, да КИО на место поставить – пару лет уж точно. Да и куда я от ваших обедов, подсадили прям!
Приехал я к кадастровому инженеру – договор с ним на межевание заключил, ну и за консультации расплатился. – Не ожидал я, что добьётесь, - удивился тот, - но вижу настойчивости не занимать. Дальше уже легче будет.
Много у нас чего за это время произошло: мужа её рак за полгода сжёг, я с женой разошёлся. Поездки к Марьяне уже традиционными стали. Только сына с собой теперь уже беру – всё-таки воскресный папа. Родственники мои, что рядом жили, тоже стали к ней заходить-помогать. Нет-нет, да и промелькнёт у них обида, мол, к Марьяне чуть не еженедельно ездишь, а к нам бы хоть раз зашёл! – Я же по делу, и всё бегом! Одним словом, у меня теперь новая родственница, да и у бабушки есть кому заступиться.
МЕДИЦИНСКИЕ РАССКАЗЫ
Румянец
Был у нас медосмотр в восьмом классе где-то в конце улицы Чапыгина, всем классом ходили. Вот уж где нас досконально проверяли-прощупывали, причём и у мальчишек все врачи женщины были. И вот, значит, посмотрела хирург в мои ясные очи, и говорит, мол, показано вам, молодой человек, оперативное вмешательство. Сердце моё заячье прямо в пятки ушло: - Это что такое? – в надежде уточнил я. – В больнице на операционном столе резать надо – подбодрила она. - Может не надо? – совсем я с лица сошёл. – В запущенном варианте чревато бесплодием. – А случилось-то чего? – Наверно тяжёлое чего поднял - это самая распространённая причина. Я ни о чём другом ближайшее время думать просто не мог: мало того, что резать, да ещё и в таком месте – святая святых, можно сказать! Адреналин мне ещё пару дней спать не давал: уж какие я себе картины навоображал лучше и не вспоминать!
Пока по врачам ходили - справки собирали, пока с местом определялись… Положили меня в итоге в больницу Раухфуса, что на Лиговском, рядом с площадью Восстания, аккурат на летние каникулы спланировали. Палата большая – человек на восемь-десять, потолки высоченные, лепнина, коридоры длиннющие в плитке кафельной – это же до революции больница принца Ольденбургского была. Ну и приятным дополнением было большое количество девчонок – практиканток из какого-то медицинского училища. Симпатичные, на год-два нас постарше, ходили по палатам – помогали с замерами температуры, таблетками, ну и так, по мелочи, даже уколы иногда делали. Стеснялись мы, правда, по-первости перед ними оголяться.
Подошёл, значит, день операции - она под общим наркозом, кстати, была. Страшно было ужасно! Это же первая моя операция! Из одежды только майка короткая разрешалась. На каталке до стола операционного довезли. Операционная тоже немалая: столов не то на четыре, не то на шесть. Встаю я, значит, с каталки-то, руками прикрываюсь. И так адреналин зашкаливает, а тут ещё засада такая: вдоль стен девчонки наши стоят, человек двадцать, наверно. Шепчутся чего-то, с ноги на ногу переминаются. В большинстве своём знакомые уже, с некоторыми из них я до операции ещё и пофлиртовать успел. Если бы не холод и нервяк, то я бы, наверное, весь пунцовым стал. На операционный стол прикрывшись руками не залезешь – уж и не знаю, что больший дискомфорт вызывало: сама операция или девчонки эти.
Вмешательство это оперативное, в принципе, простое было – минут на 15-20: разрезали живот, как для аппендицита, перевязывали вену и обратно. Только после этого приток крови менялся, что сопровождалось сильной эрекцией. Так, что у девчонок шоу по полной программе было. После операции кто как себя с ними вёл: кто стеснялся-отворачивался, кто просто краснел; самым сорвиголовам как будто всё равно было. Я тоже старался делать вид, что ничего особенного не произошло, но предательский румянец всё-таки проступал. Были и ребята, для которых это ну прям травма. Очень их переживания мне созвучны были: возраст ранимый – пубертат в самом разгаре, хочется казаться взрослее и мужественнее; а тут на тебе - на публичное обозрение, да ещё в таком виде! К этому нас в школе не готовили! А девчонки – они девчонки и есть: подходят, градусник протягивают, улыбаются...
Лежишь после операции коконом: пресс разрезан – ни разогнуться, ни чихнуть, а потому те, что к выписке ближе, ходили по палате и анекдоты рассказывали. Традиция такая сложилась. Полпалаты стонет, половина - смеётся.
Был у нас в палате парнишка один – нас чуть помладше: класса седьмого где-то (палата, считай, одного возраста и диагноза, кроме него, была). Характером обладал лёгким, жизнерадостным, одним словом - лучистый. И настроение поднимет и за словом в карман не лез. Плёл он из капельниц поделки разные – рыбок, там, собачек, чёртиков. Хорошо это у него получалось, я так и не научился. Очень популярное занятие тогда было, только капельниц не достать, а ему врачи сами приносили: каждый тоже, кто слово доброе скажет, кто по голове погладит. Спросил я у медсестры, мол, с чем лежит – явно не по нашей части. У него, говорит, у левого лёгкого из трёх долей две удалили, через пару недель у правого тоже две доли удалять будут. Любимец он наш, не сдаётся парень и светлый очень. Он мне перед уходом рыбку свою подарил. Она у меня несколько лет на лампе настольной висела – часто его вспоминал. Потом капельница эта рассохлась и лопнула, я рыбку в стол убрал. А потом она и вовсе исчезла – мама, наверно, во время очередной уборки выбросила. Я до сих пор его, как сейчас, вижу, значит жив он ещё там - на волне моей памяти.
Заруби себе на носу
Будучи ещё несмышлёным шестилеткой решил я как-то в деревне на одной ноге проскакать с лестницы сеней нашей избы на улицу. На первой же ступеньке попал я на самый её угол, вторую, соответственно, пролетел, а в третью вписался носом, описав ногой красивую дугу прямо пяткой в шею брату, спокойно мастерившему себе лук из ивового прута. Поревел я конечно, ну и брату досталось. На этом дело, вроде, и закончилось. Эхо этой истории откликнулось мне только где-то через полгода – уже на медосмотре родной школы, где был у меня определён перелом носа с полным отсутствием дыхания через оный. – А что исправить нельзя? – обеспокоились родители. – Ну, если бы по свежему, то можно было бы и вправить, а сейчас заросло уже всё, теперь только после совершеннолетия. Так, что всю школу, все пионерские лагеря и все мои спортивные занятия носом я не дышал.
Классе, эдак, в девятом оказался я с мамой с оказией у одного профессора известного, который, осмотрев меня, мудро заметил, что парень уже большой – можно шестнадцати и не ждать. Позвонил приятелю своему, тот меня в Военно-Медицинскую академию, что у Финляндского вокзала, и определил. Решил хирург мой, что местной анестезией обойдётся. Лёг я на операционный стол, руки мои в петли просунули, что к простыне были пришиты, чтобы не повадно было нос чесать, а чесался он действительно нещадно - после трёх уколов-то. А дальше уж совсем невообразимое началось: достал он долото, молоток и стал, значит, кости мне из носа выдалбливать. Голова трясётся, боль адская, кровищи… К этому моя подростковая психика была как-то не очень готова. Ощущение такое, что дятел у тебя в мозгу дупло решил выдолбить. Я, значит ору, мол, простите доктор, великодушно, извините, что отвлекаю, но анестезия ваша, похоже, не очень-то действует! – Может чуть позже схватиться. И ещё один укол контрольный делает, и опять за молоток. –А-а-а! Второй укол дополнительный, третий… В итоге вместо трёх он мне их семь штук закатал. И тут во время очередного забоя порвал я простынь под собой пополам, освобождённые руки в стороны разлетелись. Вот правой рукой я его слегка и задел. А он подумал, что это я его бью, ну и отвесил мне пару пощёчин с разворота. – Доктор, - стенаю я, - может быть под общим наркозом закончим? Подумал он, согласился. Отвезли меня в палату в полуобморочном состоянии. Думал, что поседею в младые годы. Больнее у меня ничего в жизни не было, хотя ожоговый центр, наверно, соизмерим был.
Через три дня под общим наркозом всё доделал. По сравнению с первой частью – так, бирюльки детские.
Ну и за все мои «выкрутасы», да и от сепсисов всяких прописал он мне уколов - по четыре в день. Малого того, что они болючие (натриевая соль – это вам не калиевая, до сих пор помню), так и шишки у меня от такого интенсива повыскакивали – с грелки не слезал. Каждый укол – болевой шок. А сестра, которая за инъекции отвечала, мне и говорит, что, мол, ты ноешь, как дЕвица красная: видишь, напротив тебя человек лежит? Так ему сто пятьдесят уколов прописали, тридцать всего сделать осталось. С уважением я на товарища по несчастью посмотрел – у него что-то с вестибулярным аппаратом было. А тут встал, значит, этот Витя попа-решето, - до туалета по стеночке идёт. А там коридор переходить надо – точно сам не осилит: дай, думаю, помогу. Подошёл, он на меня опёрся, и мы двинули: но даже до серёдки не дошли – падать он стал, я его держу, да где там: вместе по наклонной. На наше счастье сосед по палате мимо проходил, здоровый такой, высокий, в спортивном костюме с надписью: «Сборная СССР» на спине. Поймал он нас, вертикально поставил, как будто мы вдвоём и не весим ничего, и дальше пошёл себе, что-то в усы напевая. Прямо гордость за нашу сборную!
Я-то думал, что все мои злоключения на этом и закончились, но реальность опять превзошла все ожидания: перевязки! Это была отдельная история! Марля после высыхания прилипала до родного состояния. Врач-то мой, конечно, её перекисью отмачивал, но, чтобы полностью отошло – слишком много времени требовалось, а ждать он явно не привык. Вот я выл! И перевязки эти через день были!
Несколько лет спустя в каком-то психологическом тесте попалось мне утверждение: «Я считаю, что испытывал боли больше, чем окружающие меня люди». Сразу я эту операцию вспомнил - надо бы разобраться, что это значит.
Трость
Я как в Эрмитаж устроился, так, что ни год, то операция: четыре года подряд чего-нибудь, да отрезали! А тут заметил - чуть ногу подверну и такая боль в колене, что ходить нет ну просто никакой возможности! Пару раз добирался на работу, натурально ногу подволакивая. Чистый Козаков из «Здравствуйте, я Ваша тётя!»: - Я – старый солдат, донна Роза, и не знаю слов любви! В общем понял я, что не рассосётся – надо к врачу идти. Есть у меня любимое место – поликлиника РАН на Тореза, 72, благо в ДМС входила.
Пришёл я, МРТ тут же сделали. – У вас пограничный случай, говорят, может физиотерапия с лечебной гимнастикой поможет, а может и нет. – Давайте попробуем, говорю. Две недели я каждый день отпрашивался с работы и с тётеньками преклонного возраста мячики, там, перекатывал и прочей ерундой занимался. Хорошо хоть обруч на талии не крутили! Чем-то всё это напоминало киножурналы советского периода о пользе физкультуры для пенсионеров. Шеф на меня уже коситься стал. В результате – статус кво: не полегчало. Прихожу снова к врачу: - Будем тогда операцию делать артроскопическую. Надо её с ДМС согласовать. Пошли мне эти навстречу: вот, думаю, удача - операцию бесплатно сделаю! Снова к нему: - Есть, говорит, пару моментов: операция-то для Вас бесплатная будет, но наконечники, пилки, там, и прочие расходники – это отдельно покупать надобно. Вот телефончик Вам – ИП, с которым сотрудничаем, - она всё знает. Ну, и второе – осложнения могут быть: надо с тростью в стационар прийти будет. Может и пару недель поприхрамывать придётся.
К выбору трости я серьёзно отнёсся, а то те, что я видел, просто эстетическую неприязнь вызывали. В интернете долго выбирал - нашёл-таки нужную в магазине, что около Лиговского проспекта. Прихожу, а там тростей штук сто, если не больше: и со стразами в цыганском стиле, и с резьбой, и «дюже дорого-богато». Я о таком разнообразии и не догадывался. Самое удивительное - даже чугунные какие-то были, килограмм на шесть! Я-то думал, что главное, чтобы полегче было, а, оказывается, есть определённая прелесть и с тяжёлыми ходить. Но это уже для других задач, скорее в качестве физического упражнения. Попробовал – мне понравилось. Но тридцать метров пройти, это не пару километров, хотя тоже любители встречаются. А они эту чугунину куда-то даже в Италию продавали или во Францию. Они себя чуть ли не в качестве мирового поставщика позиционировали: карта на стене висела - вся флажками утыкана. И в Аргентину, и в Австралию. Я бы на их месте ещё флажок в Антарктиду воткнул – так, для солидности.
Долго ли коротко ли, перебрал я добрую половину, включая ту немецкую, на которой первоначально выбор был сделан. Но все они неудобные какие-то – ни одна в руку не легла, даже удивительно! А тут увидел простенькую такую, но изящную. В руку взял – как родная. – Вот, говорю, мой выбор! – У Вас, однако, губа не дура: это же – гондурасское махагони! – Что, извините? – Красное дерево! Волшебная вещь: можете царапин не бояться, ибо не покрытие это декоративное, а цвет её, что ни на есть натуральный. Ну и цену мою крайнюю где-то на два с половиной сразу умножили. Взгрустнул я, конечно, но уж больно по душе вещица-то. – Беру! - Сейчас мы её Вам по росту подгоним, но сразу скажу – эта услуга в стоимость трости не входит. – Ладно уж, давайте. - Наконечник нужен, чтобы не скользить? – Конечно. Ну и страшную такую резинку на красоту мою натягивают. – Это, простите что такое? – возмутился я. – Базовая комплектация. А это – достал он изящный наконечник в латунной окантовке, - идеально подойдёт Вашей избраннице. Но это уже люкс, и цена соответствующая! Ох уж мне этот бессовестный маркетинг! Всю кредитку до копеечки им выложил, но ушёл с редкостным удовлетворением. К трости ещё специальный чехол полагался.
А, вот, со второй частью подготовки к операции такая история приключилась: договор мне на расходники ИП это прислало, но сумма стала для меня откровением: по тем-то временам порядка двадцати пяти тысяч. И договор, значит, мало того, что корявый, так ещё и откровенно кабальный: я им всё должен, а они мне ничего. Тут уже злобный юрист во мне проснулся: - Я тут корректировки кое-какие внёс, - жёлтым выделил, говорю, - Вы уж не обессудьте и в текст договора их включите. А она мне отвечает, типа, никаких изменений вносить не буду – или так, или никак! Тут уж меня порвало: раз так, думаю, то это мы ещё посмотрим! Беру, значит, из договора спецификацию и забиваю её в интернет. Вот те раз: а что-то как-то не наблюдается ничего. С грехом пополам после часа поисков трёх поставщиков-таки нашёл. Но не спешат они мне как-то ценники озвучивать: вначале узнают в какой больнице действо происходить будет, потом фамилию врача… Чем дальше в лес, тем толще партизаны! Кто же знал, что у них тут мафия целая, повязаны все?! В итоге, первые два адреса продавать мне что-либо категорически отказались. Последний, правда, поинтересовался, почему я у рекомендованного ИП не покупаю. – Честно говоря, отвык я от прелестей советского сервиса, - говорю, - на клиентоориентированный подход рассчитывал. Чай XXI век на дворе. – Понятно! Дадим Вам другое ИП, и телефон диктует. Приехал я по означенному адресу: бизнес-центр, всё прилично, офис, правда, для ИП уж больно большой и богатый. Всё доброжелательно: и правки мои внесли, и сумма в два раза меньшей оказалась. Купил я всё, к хирургу на приём записался. Приезжаю, а настрой у меня боевой, да и интересно как там врач на всю эту историю отреагирует? А он, напротив, сама обходительность и любезность, прямо образец доброжелательности. Разительная перемена по сравнению с последним приёмом! – Ага, думаю, значит до главврача не доходит. А, если он меня хромым сделает, так засужу я его до седых волос, да и трость у меня достойная уже в наличии. Но мои опасения были напрасны: операция прошла в лучшем виде. И трость мне на три часа всего в первый день понадобилась. Во второй я её наперевес с собой носил для подстраховки. А на третий и вовсе в чехол убрал. В этом чехле она у меня в прихожей ещё несколько лет простояла. Потом, когда отец уже сдавать стал, я ему отдал. Он под себя её отпилил и до сих пор так с ней и ходит.
Ленэнерго. Начало.
В феврале 1994 окончил я ЛЭТИ и почувствовал себя весьма некомфортно. В принципе, нам ещё год назад говорили, что распределения не будет. Но, это когда было! А сейчас – вот тебе полная свобода, только чего с ней делать-то? Блата у меня никакого нет, помню только, как папа мне в школе говорил: - Будешь плохо учиться – работать пойдёшь туда, где я сейчас работаю – в Ленэнерго.
Подумал, я, подумал и решил: к коммерции не готов, да и воспитывали меня родители с отношением к советской торговле, как к чему-то недостойному, предпринимательство тоже у меня в студенческие годы не задалось. Надо, думаю, что-нибудь крупное и стабильное. Водоканал, например, или Ленэнерго, может в Газпром податься (у меня как раз один товарищ из соседней группы туда рванул). Посомневался я ещё немного до конца марта, детские воспоминания опять же нахлынули: Марсово поле – я ж оттуда в пионерский лагерь сколько раз ездил, - у меня же родители там оба работают.
Решил, значит, в Ленэнерго. Взял свой диплом и отправился в бюро пропусков, что на Марсовом поле, д.1. Прихожу и говорю, мол, дайте мне пропуск в отдел кадров – осчастливить желаю Ваше предприятие своим трудовым подвигом. Отмечу, что в те годы я уверенностью в себе не отличался, скорее даже наоборот. Адреналин во мне повышенный, волнуюсь очень, одним словом. А мне в ответ: – Вам в какой отдел кадров? – Как это в какой? - говорю, - А у вас их несколько что ли? - У нас, - говорит мне тётенька в окошке, - предприятий больше десятка, и у каждого свой отдел кадров имеется. Вот ведь засада какая! Неожиданный поворот какой! Выбрал я тот, что к диплому ближе, и направил стопы к нему.
После короткого разговора понял я, что не подходим мы друг другу, спросил у них ближайший отдел кадров. И так 2-3 штуки обошёл. Зашёл в Высоковольтную сеть. Начальница отдела кадров посмотрела на меня, позвонила начальнику района, и говорит, мол, сегодня собеседование и инструктажи, а завтра, езжай прямо на подстанцию в Ольгино. Инструктаж мне провели: объяснили подробно какие опасности от электротока бывают. Вот, думаю, ужасы какие понарассказывали, это уж точно не про меня!
Приехал на подстанцию ПС-330 кВ «Северная». Добирался на поезде, ещё пару километров пешком. Холодно, грязно и место такое неприветливое. Ну, да ладно, слюбится-стерпится. Стали меня с оборудованием знакомить, в состав бригады включили. Самое начало апреля – холодно, промозгло. Я под рабочие рукавицы, перчатки надел. Отвели нас в распредустройство. Начальник подстанции говорит – обслуживание проводим, пыль, типа, протираем, контакты смотрим. Ребята рядом в ячейку заглянули – пыли нет и закрыли. Вот, думаю, халтурщики какие: у меня тоже вроде пыли нет, но раз протираем, то надо. Протирал левой рукой, а правой металлическую дверку КРУН-10 задел. Чувствую что-то не то, ощущения какие-то странные. Понял тут, что под напряжение попал. Перед глазами инструктажи эти по ТБ промелькнули. Не может быть, что это со мной! Мне же на инструктаже об этом только что говорили! Вся жизнь как на быстрой перемотке с выделением и увеличением, видимо, наиболее ярких моментов, но я их ни рассмотреть, ни осознать всё равно не успел. Хотел руки оторвать, да парализовало - не чувствую их. Закричать хотел, так и лёгкие, считай, парализованы. Стал ноги подгибать – вольтова дуга белым шаром в лицо взорвалась. Глаза закрыл, дыхание задержал, зажмурился, подбородок к груди прижал – ещё ведь подумал, чтобы головой не удариться, как на дзюдо учили. Как со стороны, слышу хлопок – это вольтова дуга схлопнулась – дифзащита шин отработала.
Я под напряжением всего 0.4 сек. был, но этого хватило, чтобы всю подстанцию собой погасить. И Северные очистные Водоканала тоже. Напряжение 10500 Вольт: волосы под каской выгорели, трахея - почти насквозь. Ну, так понятное дело – температура до 4800 по Цельсию! Лицо чёрное, в копоти всё. Эти перчатки меня и спасли.
Ну и бригада сразу наша вся на измене. Как потом выяснилось, начальник подстанции неправильно наряд выдал, и диспетчер плохо проверил – проморгал обратное напряжение. Помню, когда лежал, начальник подстанции быстро на мой шкаф вешал знак «Стой. Напряжение». Типа, я самовольно не туда полез. Но, справедливости ради отмечу, что этот вариант у него не прошёл.
Скорая приехала, со мной Коха поехал (Сергей Коновалов, он, когда подписывался, то писал «КОНО», а потом неразборчиво. А тогда все хоккеем увлекались. А на всех матчах НХЛ хоккеисты фирменными клюшками играли – на них тоже «KOHO» написано, так его и прозвали). А мне всё время было не удобно, что я всех так расстроил. Я анекдоты какие-то рассказывал, только не смеялся никто. Потом меня резко в сон стало прямо рубить. А перед глазами фильмы про блокаду, где все, кто ложился спать, уже не просыпались. Я прямо физически со сном борюсь, тяжело очень. Доктор, говорю, очень спать хочется. А он в сторону отвернулся и так вполголоса: - Только не в мою смену! Тут я и понял, что за мою жизнь кроме меня самого никто бороться не будет. Минут через десять я таки сон поборол и спать себе не давал ни намёка.
Привезли меня в НИИ Скорой помощи имени И.И. Джанелидзе на Будапештской. Заведующий там Казулин был, врач мой лечащий - Александр Спиридонович Васильков, а директором всего ожогового центра был Крылов. Совещаются они, значит. Вначале хотели левую руку по локоть отрезать, а на правой – только кисть, потом, только одну кисть, потом только пальцы. Кожа-то обугленная, мимики никакой - эмоции мои разве что глаза отражали. Пальцы на левой руке у меня в размерах раза в 3 увеличились, были как большой Адидас. Оказалось, что сустав безымянного пальца разлетелся вдребезги. В итоге, эти три пальца и хотели отрезать, чтобы гангрены избежать. Но Александр Спиридович сказал, что попробует спасти. Четыре с половиной часа по крупицам из меня осколки вытаскивал – спас пальцы-то. Это его последние годы как хирурга были. В возрасте он уже был. Потом у него тремор рук развился и оперировать он уже не мог, а врач был от бога!
Когда меня ещё только осматривали я обратил внимание, что левая рука у меня полукругом. Странно, думаю, если бы перелом какой, то я бы боль то уж всяко почувствовал, хотя в шоке, конечно. Оказалась, что сухожилия выгорели. – Как определили-то? – А как ты мясо сырое от жаренного отличаешь?
На лице была чёрная маска из копоти и сгоревшей кожи. Вот когда эту гарь с кожей стали с меня счищать, вот тогда боль и пришла. Орал я, а точнее громко часто дышал и вскрикивал, когда особенно больно было. Потом меня в реанимацию перевели – сердце поддержать надо было. Петля тока одна из самых опасных: две руки через сердце. В реанимации потолок из кирпичиков стеклянных. Лежишь и смотришь на него: темнеет… ночь… недолгий чуткий сон - просыпаешься ещё темно, светлеет… день… И так неделю! Я в туалет захотел – не привык утками пользоваться. Встал и побрёл. Медсестра дежурная выбежала с врачом, наорали на меня, что вот так сердце и останавливается! Обратно лёг. Сосед у меня на кровати слева лежал – к нему жена приходила – она тоже медик, здесь же работала, её и пускали. Так она за своим мужем ухаживала и за мной заодно. Говорила со мной. Морально она тогда меня очень поддержала – в первые дни это особенно важно было. В реанимации мы с мужем её переговаривались. Он с трудом говорил, уставал быстро. Остальные вообще говорить не могли: кто в коме, кто без сознания. В реанимации же повезли меня на первую операцию, заодно и катетер поставить, а то никакие вены такого количества инъекций не выдержат. Наркоз тяжелейший был: галлюцинации сильные яркие были: по каким-то американским горкам меня над землёй поднимало, плющило, переворачивало и растягивало. Помню, что задыхался я сильно, а потом с горки, со стратосферы вниз. Вдруг боль острая, галлюцинации все исчезли, я закричал и сел на операционном столе. Глаза открыл – а вокруг бригада операционная офигевшая на меня смотрит. Но через мгновенье я опять отключился – это они катетер мне в подключичную артерию воткнули, как потом выяснилось.
Мама прибежала в больницу, к Козулину рвалась. Он посмотрел на неё и своим сказал: – Эту ко мне не пускать! Потом, когда она уже немного в себя пришла, он с ней поговорил и сказал: - У вас денег не хватит его спасти! Но тут уже горе-работодатель мой подключился: перечислили за меня два миллиона рублей, - сумасшедшая сумма по тем временам, - на отдельную палату и трёх медсестёр круглосуточно. Понятно, что сестёр никаких не было, как мне потом Крылов объяснил, что денег моих на всё отделение хватило: 90-ые - ни лекарств, ни бинтов. Только шприцы и опиаты, что от наркоманов прятали.
Чтобы кость срасталась Александр Спиридонович палец на спицу металлическую насадил (сустава-то нет). Когда опухоль подспала, выяснилось, что криво. Он меня опять на операцию: сломал палец, выпрямил, обратно спицу вставил. Когда опухоль совсем спала – видно стало, что всё равно криво, но уже исправлять на стали.
Папа мой в ту пору очень на Льва Дурова был похож. К нему даже на улице подходили и спрашивали. А тут он ко мне пришёл. Медсестра дежурная как увидела его: – О! Де Тревиль! Вечером мне об этом рассказывает: - Да ты и сам, наверно, мушкетёр? – Шпага, в принципе, есть – отвечаю, глядя на штырь, торчащий из пальца, - Но по отражению в зеркале всё же ближе к Фредди Крюгеру!
Мама говорила, что ездить в больницу страшно было – около неё постоянно чёрные бандитские машины стояли. С разборок с огнестрелами сюда братки со всего города съезжались. Прямо с оружием заходили и сразу к врачу – не выживет и тебе хана! Несколько врачей не выдержали – уволились.
Кстати, про наркоманов. Они регулярно в больницу под разными предлогами пробирались и всё время норовили стащить чего. Шугали их постоянно и выписывали нещадно за нарушение дисциплины. Лежу я как-то в палате, слышу ночью звук странный какой-то. Смотрю – дверь открывается, а нет никого, а звук продолжается. Я набок лёг, голову опускаю – глядь: на четвереньках ко мне ползёт сокровище! Девчонка молодая – лет 16-18, но уже со стажем. Стала она меня про лекарства спрашивать. - Что ты, - говорю, - Сама видишь: нет у меня ничего. Она на полу к стенке привалилась, - уж не знаю, что там у неё было. Разговорились мы с ней. Всю ночь она мне свою грустную историю ведала, под утро только уползла. А её, оказывается, по всему отделению разыскивали, а нашли только когда она от меня выползала. Доброта моя, естественно, боком мне вышла: всё отделение думало, что я с ней переспал. Врач мой проверял её анализы на СПИД и сифилис, типа, сколько там крестов-то? А один хирург – классная тётка была где-то маминого возраста (очень меня жалела), - та прямо сокрушалась. Меня ещё потом неделю все, кому не лень подкалывали. Я даже и оправдываться под конец перестал.
Чтобы хоть как-то простимулировать заживление решили мне пересадку моей же кожи сделать. Побрили ноги, после операции привозят, а кожу с руки сняли. На мой немой вопрос: - А чего ноги-то портить? Раз уж с руками попал, то с ними и майся! Кожа, кстати, ко мне моя собственная так и не прижилась, но заживление ускорила, на сленге врачебном - «стимульнула». Когда уже подзаживать стало, новая кожа, как водится, чесаться стала, во сне начнёшь её чесать, так всю спицей и вспорешь – просыпаешься от резкой боли и досады.
Кроме меня там ещё пару электриков было, но те уже в возрасте. Мы регулярно вместе по коридору прохаживались. Нас так и звали – три фазы. Один из них в 10кВ металлическую лестницу взял (категорически запрещено), так, когда через неё перемкнуло, она докрасна раскалилась, прожгла ему и ватник, и штаны. Теперь у него на всю жизнь шрамы от ожога в виде лестницы со ступеньками. Второму ещё меньше повезло, он цепь головой замкнул. Хорошо 380 (всего) было. Так у него часть черепа прогорела – он металлической пластинкой на затылке светил. Прямо наглядное пособие по ТБ: по статистике несчастные случаи, как правило, происходят или с совсем неопытными, либо с очень опытными, которые считают, что всё знают и ТБ уже не для них.
Кроме операций, коих у меня три штуки после реанимации было, раз в неделю мне перевязки делали. Тоже под общим наркозом. Шесть штук их было. После каждой отходил я часов пять-шесть. Начиналось с того момента, когда с каталки переворачивали на кровать. Оборот этот в голове ещё некоторое время повторялся. Потом немного сознания и мучительный и долгий отходняк. Говорил я анестезиологу, что уж больно тяжело отхожу – он что-то менял, но в результате у меня просто галлюцинации менялись. Один раз мне особенно хорошо запомнился: я чувствовал себя пеной до потолка палаты. По мере того, как пена оседала, я в себя приходил. А когда пена осела до моих нормальных размеров я уже отошёл окончательно, только на улице уже темно было.
Как-то наркоз ввели, Александр Спиридонович сразу с ножницами мою руку хвать! - Стойте-стойте, говорю, рано ещё, - он замер в ожидании, а я только через пару секунд отключился.
Когда у перевязочной стоял – старался смотреть, как другим перевязки делают. По-первости очень тяжело было, и не на всё смотреть мог. Потом попривык маленько. Но, если пару раз пропускал, то регресс налицо был. И опять всё заново.
Месяца через два с половиной - три мне уже разрешали самому себя разбинтовывать. Крайне болезненная процедура, ибо повязки прямо, извините, на мясо. Я ещё когда на лазер ходил (процедура такая, чтобы кровоснабжение усиливать и заживление стимулировать): в очках сидишь и смотришь как лучи лазера на рану ложатся. А мясо оно нежное, розовое такое. Та ещё картина, я вам скажу! Чувствительно очень. Там не то, что касание, любое лёгкое дуновение резко ощущаешь – нервы-то голые!
Одногруппники навещали, спрашивали, мол, как ты? Ну чё я: желания, говорю, возвращаются! Улыбаться ещё нормально не мог, но взгляд был выразительный. А девчонки смеялись: ну, понятное дело, на поправку пошёл!
Ребята со спортивной кафедры конфет мне как-то принесли. Стоят, так, и внимательно на меня смотрят. Чего это они, думаю. А оказывается они мне принесли эти суперкислые со взрывной карамелью – тогда первые появляться стали. Вот балбесы!
От бабушки долго скрывали, потом перед выпиской со словами «уже можно» привезли её. Посмотрела она на меня и на следующий день пригласила священника (она тогда в церкви помогала). Он в полном облачении со всеми регалиями, когда ко мне направлялся, то народ больничный дивиться стал: мол, как так-то: вчера же ещё Олег наш улыбался, а сегодня его уже отпевать идут!
В коридоре лекции читали 2-му Меду – Сангику. Время есть: я вместе с ними слушал, поднаторел немного. Меня уже преподаватели знали. Иногда выступал наглядным пособием, иногда даже подсказывал, когда, препод стопорился :) Я тогда колоритный был: лицо – чистый Фредди Крюгер (реально очень похож был), да ещё и спица из пальца торчит.
С медсестричками у меня отличные отношения сложились: у меня же и еда всегда была, гостинцы разные, и место отдельное, да и сам я парень хоть куда по местным меркам: молодой, весёлый, там, оптимист – они со мной даже спали иногда в одной кровати. Ухажёр из меня тот ещё был – с обеими перевязанными руками-то и сногсшибательной внешностью, но вектор выздоровления был налицо! У них дежурства бывали, что и не присесть – и бомжи, там, и бандитские разборки, или скорые одна за другой, но изредка и спокойные выдавались – тогда ко мне и забегали отдохнуть, как в комнату психологической разгрузки. Я с одной их них потом ещё пару лет встречался, она как раз соседкой оказалась – на Серебристом жила.
Была у нас на отделении медсестричка одна – Аля. Молоденькая, симпатичная и застенчивая - просто цветочек. И кожа у неё была волшебная, очень приятная на ощупь – лёгкий пушок, как у персика (её так все и звали). Это быстро секретом Полишинеля стало: мало, кто мог просто мимо неё пройти: и сёстры, и врачи, что помоложе, её по рукам гладили, ну и больные приближённые. А она зажмурится, стоит и терпит. – Аля, это Алевтина? – Нет, Алия я, папа у меня азер.
У нас там даже что-то типа стендапа под конец было. Медсёстры приходили с других отделений. Садились у меня в палате, ели мою черешню, а я им всякие смешные истории рассказывал. Довольные уходили, а я опустошённый весь и черешни хотелось, но популярность, однако!
Мне бананы часто приносили – люблю я их очень. Так на экране батареи я коллекцию наклеек в ряд выстроил. Штук 12-13, наверное, - 10 Эквадор, а остальные без указания страны.
В соседней палате человек восемь лежало, там одна тётка за мамой ухаживала, которая на себя случайно самовар кипятка вылила. Она просилась ко мне в холодильник – ибо их на отделении всего два было – один общий и у меня в палате. Из общего обычно бомжи всё съедали и прочие несознательные люмпены. Мы с ней зазнакомились, потом папа с ней встречаться стал. Лет пятнадцать они вместе прожили, до сих пор иногда перезваниваются.
Руки перебинтованы – ни душ принять, ни помыться. Папа приходил - раз в неделю меня мыл. Когда ожог с лица сошёл, кожа молодая розовая появилась. Крылов ещё подтрунивал, что женщины у них на химический пилинг для обновления кожи лица записываются, а у меня он бесплатным дополнением. Потом борода с усами расти стали. А бриться я не мог, да и нельзя было. Так и ходил с двух месячной длиной волос: и причёска, и борода.
Около четырёх месяцев я в больнице пролежал. Уже как семья была – все друг друга знали, сокровенным делились. Помню больной один к нашей Вере привязался: - Вера, а Вера, как твоё имя полностью будет? А она молчит, журнал заполняет. А он раз за разом повторяет. Надоело мне: - «Веранда» говорю! Вера, кстати, достойна отдельной истории. Она в своё время была мастером спорта по акробатике, несмотря на то, что из очень неблагополучной семьи. Сила воли у неё соответствующая. Лет в 16 попала она в историю нехорошую: в квартире стали ребята её домогаться, а она к окну подошла и говорит: - Ещё шаг и я спрыгну. Они не поверили, а она с шестого этажа и сиганула. Переломала себе всё. Попала в Сестрорецкую больницу в поликлиническое отделение. Провалялась с полгода, там и со своим мужем первым познакомилась – он в соседней палате лежал. К моменту нашей встречи ей 24 было, ребёнок, третий раз замужем. Погулять любила бессовестно – всегда работой прикрывалась, мол, дежурство взяла дополнительно или сменщица не вышла и всё такое, а муж у неё такой правильный, тихий и наивный был – приходил в больницу её проведать. Напарницы уж как могли её прикрывали. Я как-то в сестринской с ними сидел, а одна из них вошла и говорит: - Всё! Девчонки, подмените меня с Веркой, а то сил моих больше нет ему в честные глаза столько врать! Я ему: – В реанимацию она пошла. А он: - Да был я в реанимации, нет её. Я говорю, мол, в морг повезла кого. – И там был. - На другое отделение вызвали. – На какое? Сейчас схожу… А вы говорите, что женской дружбы не бывает! Через пару лет после того, как я выписался, она с мужем и дочкой в деревню на лето поехала, так её пьяный тракторист на Беларуське задавил. С того прыжка жила она каждый день, как последний. У меня дома фотка чёрно-белая где-то лежала, где она в шестнадцать лет ещё мастер спорта, красивая, прямо очень, хоть и бедовая, конечно!
Юмор сестринский - он такой, чёрный. Вот иду я как-то по коридору, а мне Таня навстречу, смеётся-заливается. Поведай, говорю, может и мне смешно станет. Да, ну, говорит, перед сдачей смены обход делала – бабульку посадила. Говорю ей: - Не лежи всё время – умрёшь. Переоделась, обратно иду, смотрю - умерла. Сейчас обратно переодеваться, в морг её везти!
Ожоговое отделение редкостной разношёрстностью отличалось: напротив, в палате балерина была – она в нейлоновой ночнушке что-то на газовой плите решила приготовить. Наклонилась к дальней конфорке, а первая включена была - ночнушка вспыхнула и прилипла. Не смертельно, конечно, но шрамы, стяжки – карьере конец, да и закрытый купальник не всё скроет. Пару человек были утюгами пытанные, кто-то паяльником, одну тётку бандиты в духовку засовывали. Ещё у нас одна девушка интересная была: она с бандитами в сауну пошла, но со спиртным не рассчитала – равновесие потеряла и на камушки прилегла. Так как единственная отдельная палата мной была занята, то спонсоры её определили в палату повышенной комфортности – их там двое лежало. Она на кровати на животе всё время в чём мать родила с лёгкой простынкой на спине. Озорная девчонка. Мы к ней приходили за хорошим настроением – она прям жгла. Но когда её ухажёры размером с дверной проём приходили проведать, то мы молча ретировались.
Как-то раз у нас по коридору часа четыре ходила совершенно голая молодая женщина, в одних вьетнамках. Мы с ней поболтали даже. Потом пришли санитары и увели её. - Чего с ней, - спрашиваю, - Да, обе руки по локоть. Без цинизма и чёрного юмора там нельзя.
После выписки я несколько раз приходил к медсёстрам в гости, врачей навещал. Но потом всё как-то реже и реже.
После больницы у меня ещё реабилитация была. Врач мне массаж лечебный прописал. Массажистка просто ждала моего прихода: у неё работа тяжёлая, а мне только палец массировать – так, баловство одно.
Когда на подстанцию вернулся, бывший начальник уже слесарем работал. Потом меня в управление перевели. Обучение в ВМА прошёл на парамедика. Так, что я ещё в нашем 2ВВР (2-ом Высоковольтном районе) несколько лет вёл занятия по оказанию первой медицинской помощи. Вот такая история.
Олежкины рассказы. Сборник
© Copyright: Оливер Заяциани, 2025
Свидетельство о публикации №225031701780
Свидетельство о публикации №225031701780
Рецензии