Очерки командира ССО. Часть 1. Казаки выходят на с

Очерки командира ССО.
Часть 1. Казаки выходят на связь.
Вообще-то, ССО – это не то, что вы подумали, а Студенческий Строительный Отряд.
Речь пойдёт о 70-х годах – золотом времени Советского Союза, когда, казалось бы, народ, наконец-то, зажил богато и счастливо, а весь остальной мир нас уважал и боялся. Боялись те, кто побогаче и поумней, а уважали недоразвитые страны, заявившие о симпатиях к социализму и получавшие за это на халяву безвозвратные кредиты, продовольствие, атомные станции-плотины и военную помощь.
Но основной массе населения в СССР жить все равно было как-то стрёмно (хотя мы тогда об этом не подозревали), в смысле, бедновато: надвигался тотальный дефицит всего самого необходимого, в том числе продуктов пропитания. Но, не подозревая о теоретическом существовании лучшей жизни, народ довольствовался тем, что давали ему партия и правительство и продолжал гордится всякими липовыми и реальными достижениями в области космоса, балета, а также разбуханием могучей Советской Армии (оба слова обязательно с большой буквы).
Студенты, как часть этого самого народа, готовились прорваться через зачёты и экзамены в многомиллионное сонмище бездельников с высшим образованием, чтобы затем спокойно протирать штаны в каком-нибудь секретном НИИ за символическую зарплату. Но для этого надо было тоже как-то выживать – не у всех родители могли 5 лет содержать своего отпрыска до получения долгожданной зарплаты в 130-140 рублей.
Вот и ваш покорный слуга вращался в то время в этой академической среде, получая от государства стипендию в 40 рублей (но это, если хорошо сдашь сессию) и незначительные пожертвования от родной бабушки-заслуженного пенсионера. А жить хотелось с размахом – в 20-то лет! Вариантов с продажей наркоты и телефонного мошенничества мы тогда не знали, поэтому многим моим собратьям приходилось подрабатывать летом, чтобы прожить зиму. Вот так я попал в ССО.
И не просто попал, а приятели сагитировали меня обозначить себя командиром отряда из 10 бойцов. Дело в том, что я к тому времени имел опыт армейской (вернее, флотской) службы и всем казалось, что этого было вполне достаточно для руководства бригадой по сооружению линии телефонной связи в одном из южных районов нашей Великой Родины. А оказалось, что – нет!
Ни я сам и никто из 10 связистов-добровольцев никогда не имели дела ни с каким строительством вообще, а уж тем более с технически довольно сложным возведением многокилометровой столбовой проводной телефонной связи с разводкой по нескольким населённым пунктам. Но нет таких высот, каких бы не брали большевики.
Институтские комитеты оформили нас в отряд, задокументировали протоколами кому быть командиром (это я) и комиссаром (без комиссара в СССР было нельзя), одного из нас назначили медиком и выдали санитарную сумку, снабдили лейблами с брендом «ССО» и с названием отряда («Связист-4») и отправили на учёбу в центр телефонного образования соответствующего треста. Там с нами провели несколько эрзац-занятий по основам профессии связиста, выдали «кошки», чтобы лазить по столбам и удостоверение об окончании спец-курсов. Всё! А практики у нас не было никакой…
Погрузились в поезд и помчались до ближайшей к месту назначения станции. Немного географии: дело происходило в одном из южных регионов России, населённый, по преимуществу, бывшими казаками бывшей Области Войска Донского. Как ни удивительно, но нас там ждали: к поезду прибыл какой-то из местных мелких начальников и комсомолец из областного штаба ССО. Отвезли нас на базу районного узла треста «Связьстрой», где мы ещё раз прослушали лекцию по технике безопасности, после чего началась погрузка в два бортовых «Газона» себя и оборудования с инструментами. В число последних входили, в том числе, забавные термитные спички для сварки стального провода в специальной обжимке, разные кусачки-пассатижи, рукавицы-спецодежда и нарядный флаг стройотряда голубого цвета с нашим названием – «Связист-4». Всё это и наш личный состав в количестве 10 бойцов во главе со мной, влезли в один «Газон», во втором были навалены бухты провода, ящики с изоляторами, гвозди-болты-шурупы и прочая хрень.
Ехали по голой степи часа два-три, любуясь безрадостным почти безлесым и безкустным пейзажем. С нами – но в кабине с шофёром - присутствовал ответственный от штаба комсомолец с волевым и патриотическим лицом. Ещё засветло добрались до центральной усадьбы совхоза с каким-то дежурным названием: то ли «Заветы Ильича», то ли «50 лет СССР». Нас ждали и здесь.
Житьё нам определили в одном из помещений на зерновом току, где уже стояли солдатские койки с матрасами, подушками-одеялами и казённым постельным бельём. Тут же без лишней волокиты совхозный учётчик выдал мне под расписку пачку талонов на всех для пропитания в местной столовой. После короткого знакомства с директором совхоза и его замом по политической работе, вернее, парторгом (была такая должность на всех советских предприятиях), сопровождавший нас комсомолец из штаба уехал обратно на наших грузовиках, а мы – бойцы стройотряда – завалились спать и ждать утра.
Назавтра из райцентра прибыл наш боевой «БКМ» – буро-крановая машина на базе ГАЗ-66 с молодым разбитным (ну очень разбитным) шофером, который заодно доставил нам мастера с необходимым пакетом документов – сметы, чертежи, схемы, графики… Шофёр Вовчик жил с нами постоянно, эпизодически отъезжая на день-два в родной райцентр помыться-постираться и привезти нам всяких вкусняшек «из центра». Мастер – тоже молодой малый, выпускник техникума, наоборот, навещал нас наездами глянуть что да как. Он тоже по неопытности не совсем и не всегда соображал, как нам выпутаться из той или иной ситуации, но все равно считался нашим начальником по технической части.
Здесь требуется немного пояснить для несведущих штатских: БКМ – это навесное оборудование на ГАЗ-66, предназначенное для сверления в грунте дырок диаметром с полметра под телеграфные столбы и неким подобием подъёмного крана с лебёдкой, чтоб засовывать столбы в эти дырки. Там же в кузове оборудовано место для оператора всей этой системы (он же шофер ГАЗона) и две лавки для обслуживающего персонала в лице монтажников. Здесь же перевозится хирургический инструмент: ломы, лопаты, кувалда и т.д.
Объехали с мастером будущую трассу, сверяясь со схемой. Пришлось убедится в неполном, мягко говоря, соответствии конторских чертежей реальной местности: рытвины, ухабы и колдобины сменялись овражками и осыпями с промоинами. Грунт везде – песок с глиной. Дорог, естественно, никаких, только направления.
Смысл всей операции заключался в следующем. Нужно было «запитаться» от узлового анкерного столба-распределителя на «столбовой» грейдерной дороге (от одного райцентра к другому), протянуть линию километров в 8 до центральной усадьбы нашего совхоза, а оттуда ещё к трём окрестным хуторам – отделениям совхоза. Ну, и раскинуть по главному хутору несколько местных линий к главным специалистам и по основным производственным участкам. Всего и делов. Предполагалось управиться месяца за полтора, но не на тех нарвались: заранее скажу, что мы не осилили этот объект и за три месяца, вернувшись в институт аж к 1 октября.
Для справки: станица отличается от хутора тем, что в ней имеется церковь, а на хуторе нет. Наш хутор по размеру был весьма приличный, дворов на 150, но церковь не имел (а вернее всего, её в 30-х комсомольцы-богоборцы разорили), поэтому он так и остался всего лишь хутором. Это как в России: есть церковь (храм) – это село, нету – тогда считай деревня.
Вдоль предполагаемых трасс уже были навалены кучами столбы зеленоватого (от пропитки) цвета, лесовозы продолжали их подвозить. Страшно представить, сколько их было – а мы в итоге почти все воткнули в землю, не успев только полностью раскинуть провода – если считать по 50 метров пролета между соседними столбами, то получится на километр уже штук двадцать, а на всё про всё, наверное, уже 500! Сгубили целый лес. Неподалёку от нашего стойбища заботливое начальство заранее навалило кучи траверс – так называются деревянные и тоже зеленоватые от пропитки поперечины на столбах, к которым приделываются керамические изоляторы, а уже к ним крепятся провода.
 Межрайонный трест «Связьстрой» готовился по своим планам и своими силами строить эту линию, но тут подвернулся халявный ССО – поэтому основная часть потребного материала уже поджидала нас на месте. Бухты телефонного провода обещали подвезти попозже, чтобы местные сразу не растащили по дворам. Провод, кстати, стальной оцинкованный, диам. 4 мм – в хозяйстве незаменимая вещь. А оно всё в хозяйстве незаменимо, особенно, стащенное у государства.
Немного о самом населённом пункте и его обитателях. Места казацкие - Всевеликого Войска Донского. Когда-то. А в нашу бытность резала глаз всеобщая бедность, вернее, скудность самих домишек этих бывших казаков: в основном, это были простые небольшие мазанки, крытые речным камышом, который местные называли «чакан». И редко у кого домики были крыты железом – наверное, только у начальства. Дома разбросаны по хутору не то, чтобы хаотично, но на довольно приличных расстояниях друг от друга – может, по соображениям пожарной безопасности. Ведь тогда ближайшая пожарная часть была у них в большой станице километров за 30 и дождаться её было нереально. Да и сообщить о происшествии тоже было не всегда возможно: связи не было. Вернее, стояла столбовая однопроводная линия от райцентра ещё с 1937 года (чтоб объявление войны не прозевать) на давно сгнивших столбах, она же несла на себе и проводное радио, но только до правления совхоза, а вот с хуторами можно было общаться только как во времена хана Батыя – конным нарочным.
Нам, приехавшим сюда из центральной России, где тоже по сёлам в те времена насчёт зажиточности было не разбежаться, и то местные условия показались уж чересчур бедными. Но народ все равно оставался боевым – по их рассказам, то есть, казацкое прошлое пёрло из местных, как говориться, изо всех щелей. На конях с шашками они не скакали, но многие похаживали в синих штанах с лампасами и в синих картузах с красным околышем.
Окончательно хребет казачеству сломал тов. Сталин еще в начале 30-х при раскулачивании и массовых высылках, правда, «расказачивание», причём зверскими методами», начали ещё до него в начале 20-х граждане Каменев, Зиновьев и прочие Антоновы-Овсеенки. В Великую Отечественную, когда припёрло, Сталин опомнился насчёт казаков и начал позволять им некоторые вольности, но позже все равно их придушили. Отсюда и повальная нищета, превышающая среднестатистический по стране уровень.
Ну, и снабжение этих регионов шло по последнему списку. Местный лабаз-сельпо был один-единственный и работал по сложному графику, разработанному в голове его хозяйки-продавщицы и бывало, он не открывался по целым суткам. Но у черной стороны (Инь) всегда есть белая (Янь) – это муж хозяйки, он же кум Димитрий, который за небольшую доплату мог отпустить водки в любую минуту дня и ночи, стоило только постучать ему в ставеньки. Ассортимент «сельпа» был примерно таков: из харчей – соль и сахар, засохшие пряники, карамельки на развес, консервы «Килька в томате» и в принципе несъедобный «Завтрак туриста», кабачковая икра и повидло в банках, огромных размеров маринованные огурцы и помидоры; из хозтоваров – хомуты, косы, вилы, лопаты, гвозди; из одежды – кирзовые сапоги, галоши, боты «Прощай молодость» и ряды несносимых халатов, ватников и платьев из ситчика. Вроде бы – грех жаловаться, так как основным товаром, первым номером все равно шли водка (единственной марки) за 3-62 и червивка «Плодово-ягодная» по рупь-две. Так что не разжиреешь.
 Да, хлеб привозил хлебный фургончик каждый день откуда-то с другой станицы, так как своей пекарни в нашем хуторе, как и во всех окрестных не было – очередь загодя ждала эту хлебную автолавку в определённом месте в определенный час. Хлеб привозили только буханками и только двух сортов – «белый и черный». Если у местных были огород и домашняя живность, включая сало и молоко, то прикомандированным жрать было нечего совсем, если бы не практически бесплатная столовка и пожертвования нищим голодным студентам от администрации в виде ведра молока ежедневно. Но со временем наладилось.
Пустота магазинных полок оказалась свойственна не только дальним глухим посёлкам, но и гастрономам в самом областном центре. По долгу службы мне приходилось пару раз летать в Волгоград на самолёте местных авиалиний прямо с колхозного аэродрома на какие-то там слёты стройотрядов, так вот – поесть просто так не удавалось: в магазинах города-героя кроме салата из водорослей и все того же несъедобного «Завтрака туриста» не было НИЧЕГО! Разве что соль, макароны двух сортов и сахар. Да, из напитков горькая настойка «Стрелецкая» - во всех заведениях. К вечеру какие и были столовки – всё закрывалось и тупо поесть удавалось только в ресторане. Зато с осетриной. Это был благословенный 1978 год – вершина могущества СССР! Вот вам и могущество, вернее, его цена.
Насчёт местных авиалиний я не шутил: в одной из соседних станиц (соседних относительно, километрах в 50) натурально располагался аэропорт – прямо посреди большого поля стоял сарай с билетной кассой и дирекцией аэровокзала, вокруг бродили козы и гуси, а также пассажиры, лётчики и администрация. Самолёты, естественно, марки АН-2 с лавками вдоль бортов на 10 человек. Вот и летал я с этого аэродрома в аэропорт города-героя и обратно. Да, до станицы-райцентра добраться можно было либо на попутках, либо рано утром на местном автобусике, который ежедневно кое-как пыхтел, собирая по хуторам пассажиров, чтобы к вечеру вернуть желающих обратно. Автобус был на базе ГАЗ-51 – те еще, пузатенькие и с носиком впереди (капот).
Насчёт пропитания (или харчевания, как говорил Шариков) вся надежда была на совхозную столовую и не только у нас: летом здесь собиралось довольно много прикомандированных, сосланных на сельхозработы с самого Волгограда. В том числе женского пола, но об этом подробней в следующей главе. Здесь же кормились механизаторы и прочие специалисты из местных, вернее, с кухни развозили для них на поля термосы с борщами-кашами-компотами. Жрачка, разумеется, так себе – без изысков и единообразная одна для всех: не очень наваристый супец, немудрёная мясная поджарка с подливкой и гарниром из рожков и вермишели (пюре по праздникам), слегка подслащенный чай-компот.  Мы были молоды, а работа физически энергозатратная, поэтому и пищи требовалось много - приходилось набивать животы тем, что есть. Хотелось блинчиков, коржиков, кефирчика, пирожков с ливерухой, не говоря уже о колбасе с сыром, но тут, похоже, даже слов таких не помнили с 1917 года. Приходилось грызть засохшие пряники с леденцами из местного лабаза, запивая их «Плодово-ягодным».
Колхозно-совхозные столовые в своём первозданном виде пережили все пертурбации и потрясения в нашем обществе и дожили до наших дней. Они бережно, из поколения в поколение передавали своё мастерство по составлению незатейливого однообразного меню и изготовлению блюд из минимального набора продуктов. Уже в наше время судьба забрасывала меня несколько раз в подобную столовку при передовом орденоносном откормсовхозе говяжьего направления и что вы думаете? – всё то же самое: только супчик стал ещё жиже, мясо во вторых блюдах еще жилистее всё при тех же переваренных рожках или слипшейся пшёнке, а чай (да какой там чай- одни «опивки») совсем лишился сахара. При этом все кормящиеся знали куда всё уходит, а именно в закрома заведующей столовой, но никто не порицал и не осуждал её за это, потому как любой другой на этом месте повёл бы себя точно также. Баба просто умеет жить: и с начальством делится, и себя не обижает. Тотальное воровство всего и вся засело у нас в сознании с советских времён намертво: «Ты здесь хозяин, а не гость – тащи с работы каждый гвоздь!». И тащим везде и отовсюду – от дворника до высших чиновников и прочих слуг народа.
От авитаминоза и неизбежной цинги нас спасало доброжелательное отношение бывшего казачества, особенно его женской половины ко всем приезжим, а особенно к молоденьким студентикам. Многие станичники (хуторяне, если точнее) со временем пересекались с нами по работе (специалисты, шофера, трактористы, даже поварихи) и делились плодами своего огородного хозяйства в виде все тех же огурцов-помидоров и лука с чесноком-петрушкой. Кое с кем приходилось общаться очень плотно и народ, в благодарность общения с такими неординарными личностями как мы, заносил к нам в общежитие не только вонючий донельзя самогон, но и закуску к нему в виде сала.
Немного о местном сале. Вообще-то исстари - это культовый элемент еды для казака, которым и сегодня в минуты «расслабона» милее не шашлык из седла барашка, а кулеш на основе пшена и сала. Сало хранилось, порезанное на большие куски, в 3-литровых банках в погребах (холодильники на кухнях тогда были так же редки, как сегодня пингвины в Африке). Поскольку хранилось долго, возможно, годами, то было оно, как правило, слегка пожелтевшее, но главная фишка была не в этом. Молодежь не знает и мало кто поверит, что в советские времена колхозно-совхозную скотину кормили (особенно свиней), в том числе … морской рыбой.
Рыбёшка типа килька-хамса тогда вообще почти ничего не стоила, а триумвират хек-треска-минтай была всего-то копеек по 40-50, но это в розницу в магазине. На колхозы шли госпоставки по специальным ценам, на которые никто внимания не обращал – все равно рано или поздно все долги государство спишет. Свиньи в апельсинах не разбирались, а вот в минтае – отлично! Брикеты по 16 кг мороженной рыбы уходчики за скотиной активно растаскивали по домам (животинка, естественно, вынужденно постилась), снабжая свои семьи и все родственные, в итоге всё село кормило своих личных домашних свиней тоже рыбой (рыбой в том числе, помимо всякого зерна, жмыха, картошки и т.д.). Это взаимоотношения личности и государства практиковалось на всём пространстве Великого Советского Союза, в том числе и в отношениях с морской рыбой. Это теперь к треске и хеку не подобраться и-за заоблачных цен – всю рыбу современное государство спускает в Японию и Китай – а тогда – пожалуйста, кушайте, граждане!
Но! В результате такой диеты мясо скотины, а особенно впечатлительное и восприимчивое ко всему новому сало, впитывало в себя этот проклятый рыбий жир, вкус и аромат, которые ничем истребить было невозможно. С непривычки после тамошнего самогона и рыбьего сала нас по-первости рвало как Штирлица на карту родины.
В августе подоспели арбузы. У всех, у каждого и нас это очень радовало. Но в каждом мёде есть дёготь: там я впервые отведал солёного арбуза, что для местных является деликатесом и непременным атрибутом праздничных столов… Результат – см. предыдущий абзац. Невероятная дрянь! Но едят же просвещённые норвежцы и японцы абсолютно протухшую селёдку и ничего…
Приятным дополнением к рациону (хотя и редким) оказалась бесхозная – ну, почти бесхозная – птица в виде гусей. Тогда у каждого хозяина, кто разводил среди прочей живности и гусей, не было особой замороки насчёт выпаса этих водоплавающих: как ни удивительно, они сами стадами штук по 50 шли почти километр до реки, там плескались и кормились чем придётся до вечера и так же дружно шли обратно. Сами! Потрясающие идиоты… Никто из хозяев их не считал: ну, стало меньше на одного-двух, значит, лиса утащила, или сом со щукой. Зато оставшиеся крепче и умнее будут.
Но в нашем спецотряде нашлись свои сомы, которые подстерегали гусиное стадо на темной тропе и захватывало их в полон. Дальнейшая судьба трофея была незавидна – в котёл! У нас не было посуды, кастрюль, котлов и самой плиты, хотя бы на дровах – тоже. Но обходились просто: ощипанный и потрошеный гусь погружался в эмалированное ведро и варился с помощью … кипятильника. Других вариантов не было. И получалось. Вот как считать – это воровство, или охота?
Был вариант с доппайком и попроще. Один из наших приволок с собой охотничью двустволку – тогда за оружием не следили так бдительно как сейчас – и мы частенько развлекались стрельбой по голубям. Но не из кровожадности, а тоже из охотничьего азарта и потребности в протеинах и животных белках. Я уже говорил, что жили мы на зерновом току, где голуби были огромных размеров и соответственно откормленные с вечно набитым зерном зобом. После разделки и варки с помощью всё того же кипятильника они оказывались достаточно мягкими и вкусненькими. Особый шарм был, когда один из наших умельцев замариновал тушки как на шашлык, а потом мы их загрилили на углях – ооо! И сейчас бы не отказался.
Да, еще среди нас нашлась пара рыбаков-спиннингистов, которые бегали на Хопёр ни свет, ни заря и, как правило притаскивали жерехов и щук довольно приличного размера. Рыба тогда была не только в кормушках у свиней, но и водилась в реках.
Остальную нашу деятельность опишу во второй части (если смогу).