Сливовая пыль. Глава 1. 3

За горизонтом таяли последние всполохи розовато-золотистого заката, а с другой стороны неба уже набирала силу красавица-луна, ее притягательный свет отражался в витринах магазинов и окнах домов. Казалось, набухший полный круг приближается все ближе и ближе, и неминуемо столкнется с Землей. Эта нервозность каким-то мистическим образом передавалась жителям города и окрестных деревень, так как количество обращений в социальные службы в дни полнолуния троекратно возрастала. Город медленно погружался в темноту, словно его накрыли звездным одеялом. На дорогах все чаще завывали сирены скорой помощи, проблесковые маячки полицейских и пожарных машин. Воздух сгустился, будто готов был порваться от внутреннего напряжения.
На тускло освещенных улочках двойной линии частных домов терялись силуэты, это рыночные торговцы вошли в город и стали растекаться по домам. Все тот же ласковый голос напевал:
Я растоплю кусочки льда
Сердцем своим горячим.
Буду любить тебя всегда, -
Я не могу иначе.

Вдруг откуда-то сверху раздался коровий рев. От неожиданности женщины вздрогнули и, увидев на бетонном заборе черно-белую голову с красными рогами, чертыхнулись.
— Тьфу на тебя, Манька! — первой возмутилась бойкая Наталья. — Никак не привыкну, что твоя корова по забору ходит.
Маня подняла голову и всплеснула руками. Узнав хозяйку, корова замычала еще громче.
— Нюрочка, ты меня встречаешь? Моя хорошая. А кто тебе рожки-то покрасил? А тебя что, все еще не подоили? А где Настя? Хата темная. Свет не горит. Куда помчалось это горе огородное?
Калитка заскрипела и на свет фонарей вышла миловидная девушка лет восемнадцати, за спиной у нее был рюкзак, в руке спортивная сумка. Увидев мать, она замерла, явно не ожидая ее так рано, но быстро нашлась, вынула из ушей наушники и затараторила:
— Мама, я решила путешествовать по миру. Вернусь, когда закончатся сбережения.
— Это когда же? Завтра в обед? Или ты, зараза, до моей заначки добралась? — Маня закатала рукава, готовясь к наведению порядка.
Пользуясь присутствием соседок, при них мать никогда на нее не нападала, девушка уверенно зашагала в темноту. Но мать ее догнала, схватила за косу и так сильно дернула, что та упала на спину и завопила: «А-а-а-а! Убивают! Помогите!»
— Я тебя сейчас быстро в чувства приведу! Ну ты глянь! Вся в отца! Тому дома не сидится, и эта чуть что куда-то едет, то на Камчатку, то в Антарктиду. А ну марш в дом. Быстро переоделась и Нюрку доить. Корова сама себя не подоит.
— Тебе надо, сама и дои! — навзрыд заверещала Настя.
— Ты зачем Нюрке рога покрасила?
— Ничего я не красила! Делать мне нечего что ли!
Маня перебросила вещи дочери через забор. Ремешок спортивной сумки зацепился за коровий рог, от чего голова Нюрки склонилась на бок и исчезла в листве деревьев. Мычание повторилось, на этот раз прерывистое и испуганное. Несколько попыток вырваться из рук матери потерпели фиаско и, вынуждено смирившись, девушка позволила матери втащить себя в калитку, на которой висела картонная табличка с важной информацией: «Козье и коровье молоко. Услуги козла».
— Маня, если ты Генку выгонишь, придется табличку менять. Услуги козла оказывать уже не сможешь, — Наталья открыла калитку соседнего дома и, хохоча что есть силы, пошла к дому с разноцветными ставнями.
Открыв ключом дверь, она вошла в коридор, села на скамью и… заплакала. У ее подруги Мани есть муж и дети, а у нее никого. Схоронила всю родню. Деньгами обеспечена до конца дней, а счастья нет. На трассу Наталья ходит не за заработком, а за общением. Не с кем ей поговорить, не с кем посоветоваться, не с кем радость и тоску разделить.

***
Как Пелагея не старалась, до больницы доехала только к полуночи. В приемном покое ее встретил врач и повел в детское отделение. Шагнув в коридор, отделяющий приемный покой от вестибюля, Пелагея увидела старика, увешанного колокольчиками, при движении они создавали хор на высоких нотах и человек, слышавший этот перелив, невольно ежился. Старик частенько подвергался насмешкам и преследованиям со стороны горожан и по этой причине был под личным покровительством отца Василия, брата начальника полиции.
Пелагея поинтересовалась:
— А чего у вас делает Коля-Колокольчик?
— Ногу подвернул. Мы пытаемся его осмотреть, но он не дает одежду снять.
Старик зажег церковную свечу и, сильно хромая, расхаживал по коридору. Заглядывая в каждый уголок, он громко повторял одну и ту же фразу: «Ищу живого человека!» При этом колокольчики весело позвякивали всем резонансом, возвещая серьезность намерений хозяина.
— Вы его помойте, — сморщилась Пелагея от кисло-едкого запаха. — Когда в его жизни такой праздник еще будет?
— Помоем, когда даст подвески снять.
Когда Коля-Колокольчик отвлекся на мусорный контейнер, куда кто-то выбросил недоеденную шаурму, Пелагея услышала знакомые голоса и кинулась проверять больничные боксы. Заглянув в третий бокс, она увидела двух младших сестер, лежащих на каталках, и бросилась расспрашивать:
— Вы что тут делаете? — удивление сменилось на гнев. Уезжая в Москву за покупками, мать строго-настрого приказала ей следить за сестрами. Взгляд пробежал по оголенным алым ляжкам с волдырями и заплаканным лицам. — Вас горемык ни на один час одних оставить нельзя. Вы же спать собирались, когда я на дежурство уходила.
Девушки испугано таращились на старшую сестру и не решались заговорить.
— Химический ожог, — озвучил диагноз Аркадий, врач приемного отделения. — Они антижиром ягодицы и ноги намазали.
— Чего-чего? — в недоумении Пелагея часто заморгала и уставилась на плачущих сестер. — Это тот что я для кастрюль и сковородок купила?
Чуя приближение бури, сестры спрятались под простынями и завизжали еще громче. Пелагею они боялись больше, чем врачей.
— Это какие мозги надо иметь?! Совсем сдурели?!
— Я на свидание Матвея пригласила, а он сказал, что я толстая, — записклявила средняя сестра. — Так обидно стало, вот я и подумала, если антижир посуду от жира очищает, то и под кожей жир расплавит.
— А я подумала, чего это она одна худышкой будет, а я? И тоже намазалась!
Обе заныли и захныкали.
— Что я матери скажу? Она ведь вам подарки поехала покупать к окончанию учебного года. А ну с глаз моих скрылись, и чтобы ни одна здесь слезинки не проронила! Понятно? Раз такие дуры, терпите боль!
Врач оборвал ее мечты на самом взлете, сказав, что в скорой им вкололи обезболивающее.
— А зря! Не надо было! Пусть бы весь город слышал, что бывает, когда у бабы мозгов с перепелиное яйцо.
Медперсонал не раз слышал эту фразу от Саныча, зачастую направленную именно к ней, поэтому ухмыльнулся. Видя их реакцию, Пелагея покраснела.
— Поля, у нас мозг нормального размера. Ты что, забыла? Мы же снимок делали и тебе показывали, — напомнила младшая, разглядывая старшую сестру одним глазом из-под простыни.
— Уберите их с глаз моих, а то я за себя не ручаюсь! — Пелагея выскочила в коридор и поспешила за врачом.
В детском боксе у окна лежал пухленький малыш с синюшней шеей. Увидев его, Пелагея мгновенно оттаяла и нежно залепетала:
— Какой он хорошенький… маленький… пахнет молоком… — увидев шейку малыша, Пелагея выпрямилась и строго спросила: — Где мамашка?
— Ее ваши увезли в управление.
Убедившись, что малышу уже ничего не угрожает, Пелагея спросила есть ли у него хоть какие-то вещи, ей нужно их осмотреть и забрать на экспертизу.
— Его в пеленке обгаженной привезли. Пеленка осталась в скорой. Мы его больничным одеялом укутали и так выносили. Он не подавал признаков жизни, думали, что все, не откачаем, но от яркого света малыш очнулся и закричал.
— А какая бригада его привезла?
— Семеновны.
Составив протокол, Пелагея попросила медиков подписаться, села на велосипед и покатила в сторону управления. Но далеко отъехать не успела, позвонил все тот же врач и доложил:
— У нас тут еще один случай. Мужчину привезли с озера. Амнезия и переохлаждение. Синяки на животе и груди.
Пелагея развернула велосипед и покатила обратно.


Читайте мои книги на Литрес