15. Следователь

15. СЛЕДОВАТЕЛЬ

Евгений. Собственный жанр

Дело было по изнасилованию.
Вдруг свидетель упал на пол!
Факт преступления был обычный – неожидан разве что казус с этим свидетелем…
По делу были уже арестованы двое: они оба и «совершали насильственный половой акт».
И свидетель теперь, на допросе, – полетел, опрокинув стул, на спину.
В той комнате, по «месту совершения преступления» -- и по поводу чего шёл допрос, было их всех трое.
И вот сейчас из этих троих один – буквально рухнул на пол…
Словно его сбили с места ударом в грудь или прямо в лоб!
Никто не знал тогда и никто никогда не узнает, почему так, с тем падением, произошло…
В кабинете были только должностное лицо и гражданин.
Соответственно – они друг к другу вообще никак и ничуть не прикасались.
Но юноша этот, поднявшись, некоторое время искал на полу свою вязанную шапочку…
Он, физически в общем-то нормальный и даже учащийся техникума, мог бы, не ребёнок же, и не падать.
Потом, опять сидя на стуле сбоку следовательского стола, он уж и вовсе смятенно тискал в пальцах свою ту шапочку с кисточкой.
Ведь в то мгновение…
Следователь на него поглядел.
И он, свидетель, полетел на пол вместе со стулом, грохоча и кувыркаясь.
Никто не знал и не узнает, что, собственно, случилось…
…Квадрокоптер с видео не висел напротив окна того кабинета. – В те годы вообще не было никаких таких дронов!..
Видеокамеры, возможно, и были где-нибудь в кабинетах учреждений более солидных – отнюдь не в помещениях городских отделений милиции…
Телефоны, стационарные те, хоть и тогда прослушивались… но ничего особенного нехарактерного в тот момент не могли засвидетельствовать… кроме звука, похожего на звук упавшего, что ли, стула…
Показания свидетеля, в полной тишине, записывались не на компьютер – не было тогда и компьютеров…
…Следователь не стучал даже и не машинке.
Он, следователь, по данному делу, более-менее пикантному, вёл протокол допроса на бланке обычной шариковой авторучкой – чтоб не ошарашивать стороннего гражданина треском канцелярского механизма…
Почему так произошло – этакая несколько неловкая ситуация в правоохранительном органе, – не узнали даже… и они сами: ни свидетель, ни следователь.
В полной мере и до самого до дна события – они оба тоже так и не поняли.


Невидимый и неслышимый был тот удар.
Следователь, ведя допрос, задавал вопросы и записывал ответы, время от времени, разумеется, посматривая на свидетеля.
В тот же миг, который и стал особенным, -- и в очередной раз поглядел.
Вроде бы просто поглядел.
Не глянул – а поглядел…
…Рядовой гражданин -- простой, как говорится при этих темах, человек -- вообще никогда в жизни ни ногой не бывает в этих строгих органах. – Жутковато их даже поминать: милиция, прокуратура… и другие какие-то подобные…
Разве что получить паспорт. – Так этот случай, раз в жизни, для любого гражданина даже и торжественный!
И не приведи бог получить… повестку…
«Явиться»… такого-то числа… в таком-то часу… в кабинет номер такой-то… «в случае неявки будете подвергнуты принудительному приводу»…
Что ждёт, с той минуты, так называемого простого смертного!
Бессонная ночь…
Не у кого спросить…
И неизвестно, что узнать…
Двух- или трёхэтажное здание. – Которого раньше, проходя мимо, вроде бы и не замечал…
Лестницы, коридоры. – С каким-то, право, особенным, холодным, запахом…
Человеческие вроде бы лица – но впервые в жизни… по-настоящему серьёзные… и абсолютно непонятные…
Дверь… С тем номером…
Стучать?.. Или ждать?..
Она, эта дверь, – куда?..
Во что?..
В какую страницу биографии и судьбы?..


Следователь, направляясь каждое утро на работу, проделывает вроде бы тот же путь…
Но у двери той, с номером, он ничуть не мешкает: или сразу давит на ручку, или, если заперто, лезет в боковой карман пиджака за ключом.
На связке у него ключей два: от кабинета и от сейфа.
От кабинета ещё ключ может быть у другого следователя, если столов в кабинете два. И ещё -- в дежурной части на огромной связке: для уборщицы.
От сейфа же в кабинете ключа нет больше ни у кого. – Вообще, то есть, ни у кого.
И – разумеется, разумеется:
Никто, кроме его, следователя, единственного, -- никто не берёт в руки само(!) уголовное(!) дело.
Иногда, по обязанности, – начальник следственного отделения отдела милиции или прокурор города. – Понятно: по поводу собственно следственных действий.
Но и они, чаще всего, не дают советов и указаний: у следователя, ведущего дело, своя, почти мистическая, осведомлённость!.. своя тайная стратегия!.. свои исключительные секреты и планы!..
Это ведь только разные сплети, да и то из уст в уста, всё строгое здание знает:
Известный, мол, политик, приехав в столицу на совещание, пригласил девиц в свой гостиничный номер, прежде приняв таблеток для поддержания своего авторитета и эрекции, а сердце у него не выдержало… Это ведь для всех теперь его именем называют улицы.
Или:
Известный-де поэт бросал в любовницу зажжёнными спичками, что было в последнюю минуту их личного, чаще всего нетрезвого, общения и за что именно она его задушила… Это ведь для всех теперь в городе ему памятник.
Вообще говоря:
Трудно быть любым сотрудником.
Особенно трудно быть профессиональным следователем.
Трудно быть… и тем всем народом!
Трудно -- знать.
Трудно знать всё.
Абсолютно же всё знать -- невозможно.
…А что – вот что именно, например, в нём, в конкретном следователе, ведущем конкретное уголовное дело, -- не знает и узнает ни практически, ни в принципе никто, никто.


Невидимый и неслышимый был удар.
Никаким другим – ни физическим, ни вербальным – он, удар, и не мог, в рамках процесса, быть.
Глазами в глаза.
Из глаз в глаза.
…Следователь, задавая вопросы по существу преступления, изнасилования, задал и такой вопрос – не мог и не имел права, по закону и по ситуации, такой вопрос не задать:
-- Что делали вы?
-- За ногу держал…
Следователь – и поглядел тем своим взглядом.
Следователь – на таком, стало быть, ответе допрашиваемого – замедлил авторучку…
Потому что замедлил свою руку…
Потому что замедлил свою прямолинейную должность…
Следователь не записал в протокол допроса.
Этот такой прозвучавший ответ.
А посмотрел своими глазами в глаза напротив.
И свидетель – с ног долой!
Появись эти слова в протоколе…
И этот добросовестный гражданин, ранее не судимый и, по всему, нормальный и почти положительный…
Неизбежно превращается в осуждённого на несколько лет строго режима, притом по статье, весьма, в колонии презираемой.
Это, впрочем, его, этого человека, добрая воля… и по его такой воле -- биография и судьба…
А ему, следователю, в виду таких показаний предстоит – двойная или даже тройная работа:
Сейчас же данное лицо задержать и допросить как подозреваемого и отправить здесь, прямо в здании, в КПЗ, в камеру…
Сообщить, позвонить, прокурору города о предстоящем аресте…
Завтра или послезавтра приготовить процессуальные документы: привлечь и допросить данное лицо в качестве обвиняемого по делу о преступлении, совершенным группой лиц…
Присутствовать при беседе прокурора с обвиняемым и при объявлении им, прокурором, данному лицу санкции на его арест…
Оформить, наконец, документы для направления данного лица в следственный изолятор…
И это, конечно и конечно, -- его, этого молодого человека, опрятного и прилежного, личное дело: давать такие показания о самом себе…
Месяца через три ему – неотвратимый суд и этап.
Его же, следователя, никакой работой не удивишь.
Не в этом дело.
Дело – в смысле даже не процессуальном.
А в смысле… некотором… тонком, что ли…
Это ведь даже и хорошо: хорошо, что эти слова – «за ногу держал» -- прозвучали здесь, в кабинете следователя, а не в зале суда!
Тогда бы это уголовное дело судом было возвращено на доследование. – Самая неприятная строка в карьере следователя…
А плохо – очень плохо, и следователю, и, потом, суду, иметь в своём производстве уголовное дело по столь суровой статье… в котором нет ни единого свидетеля!..
…Свидетель, услышав вопрос следователя о происходившим в тот злополучный день в том проклятом месте – и стараясь быть перед ним, следователем, как можно искреннее и правдивее… подумаешь: за какую-то ногу подержал, ничего ведь не делал… лишь бы убраться из этого кабинета и этого здания подобру-поздорову, -- и ответил то, что ответил: сказал то, что сказал.
И встретил удар глаз.
Молчаливых.
Полных мраморного ужаса закона и правосудия.
И вмиг – под прицелом глаз говорящей правды -- в первый и в последний раз в жизни закружилась голова, затуманилось сознание…
Оказался на полу -- полный и позора, и опыта!
Он, свидетель, вмиг выздоровев и вмиг повзрослев, -- через полчаса, перед тем как подписать, прочитал внимательно… разборчивый почерк протокола… в котором среди множества подробностей была и буквально такая -- однозначно: «я только наблюдал»…
…Никто и никогда всего этого об этих двоих – о следователе и свидетеле -- не знал и не узнает.


Не узнают и они, эти двое.
Следователь – почему он так поглядел в глаза тому:
Или -- потому: ты прибавляешь мне хлопот и работы!.. ты предупреждаешь меня о возможном крахе дела на предстоящем суде!..
Или -- потому: как же тебе, дураку, захотелось в тюрьму, да ещё и с такой, для издевательств там над тобой, статьёй?.. что же ты, болван, не знаешь хоть сколько-нибудь уголовное законодательство?..
Он, следователь, -- спас дело для суда?.. или спас человека от тюрьмы?..
Мгновение – оно и думает само о себе лишь только одно мгновение.
Живые люди и строгие должности – уж кто как сумеет и успеет в нём, в этом мгновении, обжиться!..
Свидетель – что он прочитал в долю мига в глазах того:
Или: я, за свою чистосердечную правдивость, могу и не выйти из этого здания… хотя и здесь, в этом здании и в этом даже кабинете, есть, оказывается, добрые люди…
Или: я, со своей наивной искренностью, как-то и как-то сейчас помешал некому непонятному мне сложному и тайному государственному механизму…
О мгновении – нельзя итожить, что оно, мгновение, само о себе полагает.
Доверяйся или не доверяйся мгновению – а молиться в жизни стоит только одной, пусть инстинктивной и невольной, самой своей мольбе!


…Впереди – ещё много, очень много всего того, что всегда впереди.
Впереди у будущего – обязательное, неизбежное и неотвратимое, то самое будущее…
Пусть хоть какое!
Да нет, не пусть какое…
Юноша ещё походит в эти строгие здания… ещё повстречается даже, лицом к лицу, с теми двумя своими посеревшими и погрустневшими приятелями… ещё измотается и похудеет… целые полжизни будут для него эти дни-недели… лишь бы избежать беды для всей целиком своей жизни!..
Что было, то было. – А ведь для спасения от настоящего горя от него требуется в течение всех этих дней и недель как-то открывать рот, что-то говорить… -- Но что?!..
И вот первый вызов к следователю…
Вот и этот, казалось бы, простой вопрос следователя…
Вот его, казалось бы, прямой и честный ответ…
И – грохот стула!
Тут же, правда, в протоколе он и прочитает, как ему следовало бы говорить – и как ему отныне неизменно только лишь так, только лишь так говорить! И на этом стоять! Иначе…
У следователя – у него впереди ещё почти целых два месяца срока по делу. Очные ставки. Экспертизы. Всё успеет. Всё сделает как надо.
Если сложность этого дела – то в единственном…
Лучше, чтоб в деле было два обвиняемых и один свидетель, чем трое обвиняемых – и ни одного свидетеля…
Тогда в суде его дело уж не рассыплется.
И вот первый допрос этого, третьего, юноши…
И всё было б хорошо, если б юноша не произнёс эти свои три словца…
Поэтому – необходимо ему, юноше, поглядеть в глаза!
Этот взгляд – это событие судьбоносное: профессиональное или человеческое?..

Ярославль. 20 -- 21 января 2021

(С) Кузнецов Евгений Владимирович