Я хочу написать рассказ

— Так значит миниатюрок тебе мало?
— Да. Точнее нет. Не знаю. Но я хочу написать нечто большее.
Я не знал, как сформулировать свою мысль так, чтобы мой друг Леха понял ее. Не то, чтобы я или он тугодумы, нет, просто иногда для того, чтобы понять другого человека нужно быть на одной с ним волне, а мы с Лехой хоть в основном и держимся на одной волне, часто, как это происходит сейчас, бываем на разных волнах. Он, к примеру, решил взять волну повыше, а я придерживаюсь одной и той же волны, потому что мне на ней комфортно, ее я знаю.
Мы сидели в пустой рекреации школы. Практически все ученики уже ушли домой, а мы остались на разговор о моей задумке. Почему именно в школе? Да потому что сама идея написания чего-то большего, нежели те миниатюрки на восемь тысяч знаков, что я отправляю каждую неделю в школьную газету, велит нам задержаться в месте, в котором в наши, возможно, светлые головы должны быть вбиты азы всех предметов, какие только может предложить бесплатное образовательное учреждение общего типа. Плюс, мы оба занимаемся школьной газетой, а это тоже труд, хоть и не такой масштабный, как в настоящих изданиях миллионных тиражей по всей стране. Леха занимается новостями игровой тематики, а я пишу миниатюры разных жаров. Хорошо у меня получаются фантастика и приключения, а еще я учусь писать в жанре ужасы, и, вроде как,  делаю в этом направлении успехи. Во всяком случае, хочется верить в это, но если учесть тот факт, что в школе после выпуска газет меня закидывают одобрительными и не очень откликами, можно быть уверенным, что какие-то успехи на писательском поприще у меня есть. И именно из-за этого я и решил написать один большой рассказ, этак на пятьдесят тысяч знаков, чтобы затем опубликовать его в газете. Вот только незадача: в газете можно публиковать произведения до десяти тысяч знаков. В противном случае оно будет урезано или разбито на несколько частей. Моя же задумка такова, что ее необходимо для полного восприятия опубликовать полностью, но к вопросам насчет публикаций я смогу вернуться тогда, когда будет что публиковать. Сейчас же мне хочется услышать мнение Лехи насчет моей авантюры.
— Не думаю, что Геннадьевна даст тебе добро, — сказал он напрямую то, о чем я и так догадывался.
Школьной газетой занимается наш классный руководитель, и мы называем ее Геннадьевна или Гендос, хотя зовут ее Ирина Геннадьевна. В один из дней моего пребывания в шестом классе Ирина Геннадьевна на уроке заметила, что вместо классной работы я делаю записи в блокноте, и она забрала его у меня. В том блокноте были расписаны мои первые миниатюры и наброски, каким-то чудом они понравились ей, и Геннадьевна записала меня в школьную газету автором. Позже она записала туда Леху, чтобы его увлечение видеоиграми приносило хоть какую-то пользу. Сначала Леха не понимал, какую пользу может принести его увлечение играми школьной газете, но спустя пару лет осознал, что благодаря участию в создании газеты, он может написать хорошее сочинение практически на любую тему, опираясь на пример из тех же игр. Помимо этого он может написать объемную заметку, если вдруг выйдет новая интересная игра, о которой, по мнению Лехи, должен узнать каждый ученик.
В общем, каждому из нас работа в газете дала что-то свое, но в свои семнадцать лет я понимаю, что нужно двигаться дальше и набирать большее количество знаков в текстах. Этакий писатель внутри меня только и ждет, чтобы сковывающие его цепи ограничений по знакам треснули, и он смог бы писать вволю. Но все это мое внутреннее состояние, на самом деле только один человек может разрешить мне выйти за границу установленных правил, и именно с Геннадьевной, а не с Лехой мне нужно было сейчас разговаривать, но сначала я решил обсудить эту идею с ним. Все-таки он мой лучший друг.
— Ну, подумай сам, мои миниатюры уже не умещаются на допустимое количество знаков, там видно, что текст ужат, — сказал я ему, пытаясь направить его на путь истинный.
Леха не мог не согласиться со мной. Последние годы мои миниатюры выглядели как пересказ нечто большего, и многие наши одноклассники спрашивали меня, почему я не начну писать более объемные тексты. Я, конечно, не говорил им почему, но при желании мог бы сказать, потому что — Геннадьевна. Она запрещала мне писать большие вещи, так как получалось, что это не миниатюра, а целый рассказ, который только займет место в газете. По ее словам в газете может быть напечатано определенное количество знаков, и если мой рассказ выйдет на двадцать тысяч знаков, то, получается, я превышу лимит своей рубрики на двенадцать тысяч знаков. Следовательно, на это количество знаков уменьшится,  а то и вовсе закроется колонка другого автора. И виноват буду я. Я и мое эго. Почему я так говорю? Да потому что у меня уже был один подобный разговор с Гендосом, вот только Леха о нем не знает.
— Да, здесь ты прав, но тебе было выделено восемь тысяч знаков, пиши о чем-нибудь таком, что может уложиться в это количество и будет выглядеть, как законченная вещь, — предложил мне Леха, по сути, действенную идею. Только есть одно но — я пробовал так делать, ни фига не получилось.
— Я же говорил тебе, что чувствую в этой чертовой газете себя птицей в клетке, — свернул я беседу в другую сторону. —  И вообще — я думаю уйти из нее. Буду где-нибудь в интернете публиковаться.
— Тогда Гендос тебя живьем сожрет и не подавится.
В какой-то мере здесь он был прав. Геннадьевна у нас всегда была скорой на расправу, да и делала все так, что ты же и оставался виноватым. Был один момент, когда она на кого-то из парней взъелась, а потом заявила, что из-за него отказывается от нашего класса. Ух, как псевдо элита нашего мини общества наехала на беднягу, но спустя пару дней все вернулось на круги своя, и при этом никому не пришлось ни перед кем извиняться. Либо она человек-литератор, которому свойственны подобные отклонения от нормального поведения, либо у нее реально с головой не все в порядке.
— Ты, кстати, говорил с ней о своем рассказе? — вывел меня из размышлений Леха, которому уже хотелось покинуть школу и пойти домой.
— Нет, еще не говорил, но поговорю.
— Ты получишь отказ. Она реально не даст тебе написать большой рассказ, а если все же и решит подумать над твоим предложением, то о чем ты будешь писать? Реально, у тебя есть идея для рассказа?
По неловкой паузе, что возникла между нами, Леха догадался, что идеи для рассказа у меня нет, и писать мне пока что не о чем.
— Да ты реально спятил! — заключил он, собираясь домой.
Надев на одно плечо рюкзак, мой друг поспешил покинуть рекреацию и направился к ведущей на нижние этажи лестнице. Я последовал за ним. Да, в этом раунде он взял вверх, но бой еще не проигран.
— Я придумаю что-нибудь, ты же знаешь, идей у меня вагон и маленькая тележка! — крикнул я, догоняя его.
— Это-то я знаю, но, как правило, они не превышают десять тысяч знаков, а тут с наскоку ты напишешь рассказ на пятьдесят тысяч знаков, — отреагировал Леха, погружаясь в мысли о том, как он придет домой и поиграет. Правда, поздним вечером сядет писать заметку об играх.
Лехины заметки пользуются не меньшей популярностью, чем мои миниатюры. Иногда мне кажется, что они даже стоят выше моего творчества, но благо мы не видим друг в друге конкурентов и соперников, а потому часто работаем вместе над нашими колонками. Леха прочитал все мои изданные и неизданные рассказы, и он был прав — большая их часть не превышала размер десяти тысяч знаков, и лишь пару рассказов достигали двадцати тысяч, а, между прочим, мне нужно будет написать поистине большой рассказ. В общем, постараться нужно будет хорошенько.
— Если Гендос не разрешит мне написать большой рассказ, то не будет смысла и придумывать его идею, — сказал я, поравнявшись с другом.
Мы спустились на второй этаж, и вышли в общий коридор, который выводит в кабинеты химии и музыки, к секретарю, и завучам школы. Естественно, кабинет директора находится рядом с актовым залом на лестничной площадке у главного входа. Иногда мне кажется, что вся школа задумывалась лишь ради того, чтобы показать, насколько важен кабинет директора, и что именно он должен быть лицом всего заведения. Ведь, по сути, сначала любая проверка проходит через кабинет директора, а уже потом бродит по самой школе. Думаю, это сделано для того, чтобы каждый проверяющий смог лицезреть коллекцию полученных в различные годы кубков, что стоят на почетной полке рядом с письменным столом директора школы, и о которых он всегда говорит, что это заслуга учеников и учителей заведения, а не его — точнее ее. Но при этом все отлично понимают, что директриса думает иначе, да и проверяющие того же мнения. Сейчас этот кабинет был заперт на ключ, потому что его хозяин уже давно ушел домой, и я с моим другом собираюсь последовать его примеру.
Только на улице Леха повеселел и стал снисходительнее относиться к моей идее. Как будто гнет тяжести, что наполнял его в стенах учебного заведения, спал.
— Не, задумка написать большой рассказ хороша, но тебе нужна идея, без нее ничего не выйдет, — сказал он, любуясь небом, спускаясь по ступенькам лестницы.
Мда, парадная лестница в школу выглядит так, как будто ее реставрировали еще в прошлом веке. Наверное, у школы не хватает денег на ремонт лестницы, но при этом есть деньги на выпуск газеты, без которой можно обойтись. Впрочем, о чем это я — выпуск газеты поддерживает имидж моего «второго дома».
— Насчет идеи ты прав, но я  реально не знаю, о чем писать, — сказал я самым невинным голосом.
— Тогда я буду считать, что ты украл у меня несколько часов жизни зазря, — объявил мне лучший друг, и мы повернули в сторону его дома. Сегодня я провожаю его.
Обычно мы расходимся компанией и провожаем друг друга по домам, так как все практически живем рядом, и в основном последним домой приходит Леха, который всех нас чуть ли не до ручки входной двери доводит, но сегодня эта честь выпала мне.
Возле его подъезда мы останавливаемся минут на десять поговорить о том, о сем, а потом расходимся в разные стороны. Его поглощает парадная, в чрево которой он сам стремится попасть, я же иду по солнечной стороне улицы домой, желая найти идею для рассказа.
Мне всего семнадцать лет, следовательно, из меня должен бить фонтан идей, но вместо этого я сижу над разбитым корытом и думаю, что же я могу такого предложить. Совсем скоро нужно будет сдать материал для нового выпуска газеты, но к этому я подготовился, и наперед написал пять миниатюр. На пять выпусков хватит. За это время я должен написать историю на пятьдесят тысяч знаков. Жалко, что газета выходит раз в неделю, а не в месяц.
*
До дома я добрался быстро, но, к сожалению, за время моего пути в голову не пришла ни одна хорошая идея. Быстро пообедав, я сделал часть уроков, а точнее положил те тетрадки и книги, которые нужно принести, и забил на все болт. Сейчас моя голова была занята куда более важными делами. От раздумий меня отвлекло сообщение от Даши, моей девушки, которая просила, чтобы я забрал ее с гитарных уроков. Не понимаю, зачем она ходит на занятия по гитаре, если я сам могу научить ее играть. Забрать ее нужно через пару часов из молодежного клуба, где она обучается игре на инструменте. Этот клуб расположен рядом с гипермаркетом «Карусель», до которого мне пёхать не больше десяти минут. Значит, еще есть время на обдумывание идеи рассказа. Мне хочется, чтобы он получился интересным, хорошим и самое главное — показал, что я  могу писать качественно. Мне уже надоели миниатюры по фантастике и ужастикам, хочется написать о чем-то бытовом, таком, что будет понятно каждому читателю, но при этом не хочется уж совсем уходить в бытовуху.
*
Дашу я встретил вовремя, но уже по тому, как она выходила из клуба, я понял, что дорога до ее дома будет наполнена рассказом о том, что ей не понравилось на занятии. На хрена она тогда туда ходит, если ей не нравится там заниматься, я не могу сказать, может, это ее фетиш — ходить куда-то, где ей что-то не нравится, а потом выносить этим мозг мне? Увидев меня, она даже не улыбнулась, хотя обычно всегда улыбается мне. Я подошел к ней поближе, намереваясь поцеловать свою девушку в губы, так сказать, по взрослому, но вместо этого она повернулась ко мне щекой, так, словно я друг, а не парень. Да что же ей на занятии такого сделали или сказали, что она решила на мне отыграться по полной программе?
Первое время мы шли молча, но спустя минут десять она все-таки соизволила со мной поболтать. Сначала мы разговаривали о чем-то общем, но потом она завела основную тему разговора, и почему-то у меня аж под лопаткой засосало. Этот разговор не сулил ничего хорошего.
— Нам нужно поговорить с тобой о нас, — сказала она, пока мы шли по весенней улице к ее дому.
Это был хороший вечер, солнце еще не село полностью, на улице стояла теплая погода, нам на встречу шли по своим делам прохожие, и на их фоне мы терялись, становились блеклыми, такими же, как все, хотя разговор у нас намечался нешуточный, и я бы сказал — решающий. Забавно, что у блеклой парочки школьников в любую секунду может начаться тот самый разговор, после которого один из встречающихся будет хмур и сер, а второй полностью отдастся своим делам.
— Нам нужно на время приостановить наши встречи, — сказала Даша, явно изучая мою реакцию на ее слова, которую я не преминул выдать.
— Это еще что за хрень? То есть приостановить наши встречи? — вскипел я, понимая, к чему все идет.
— Совсем скоро у меня начнутся экзамены, и мне нужно готовиться к ним, а значит, я не смогу проводить время с тобой, пока не сдам их.
В этом она была права, Даша заканчивала девятый класс, а я десятый. Мой главный экзамен будет в конце следующего года, и уже тогда мне придется решить, где я брошу якорь и какую профессию выберу единственной для себя. Я хотел бы стать музыкантом или писателем, но уже сейчас понимаю, что в этих стезях мне ничего не светит. Искренне надеюсь, что не закончу свою жизнь где-нибудь на социальном дне, потому что не смог свыкнуться с тем, что все идет не так, как этого хочешь ты, и именно на тебя у госпожи удачи не хватило времени.
— То есть мы прекращаем общение до тех пор, пока ты не сдашь экзамены? — спросил я, почему-то считая, что все нормально, и ее предложение вполне естественно в данной ситуации.
— Да, пока я не сдам экзамены, мы прекратим общаться.
— От слова совсем?
— От слова совсем. Пойми ты, мы не расстаемся, просто я хочу подготовиться к ним, и сдать их хорошо.
— Ты обещаешь мне?
— Я не могу ничего обещать, но в этом я уверена.
Что ж, теперь мне ничего не остается, кроме как поверить ей. Впрочем, а если у меня выбор? Поверю или нет, все равно нашим отношениям придет конец, просто я пока не догадываюсь об этом. Что-то чувствую, но не догадываюсь, что так она избавляется от меня. А впрочем, если я об этом сейчас рассуждаю, пока она мне говорит о том, как это важно для нее, значит, все понимаю.
— Хорошо, — соглашаюсь я. — Пускай будет так.
— Отлично, — говорит она. — Я тогда пойду домой другим путем, не надо меня провожать.
Вот так я и лишился последней возможности проводить мою пока что девушку до дома. Медленно я побрел к себе, наблюдая во взглядах тех, кто видел наше расставание, сожаление. Ненавижу это противное чувство, не нужно меня жалеть — не пропаду.
Вернувшись домой, я уселся за тетрадь в надеждах, что смогу что-то написать, но битый час я просидел над пустым листом. Мне хотелось написать Даше, и я даже сделал это: отправил ей сообщение. Вот только ответа не получил. Больше ни на одно из посланных ей за две недели сообщений я не получил ответа.
*
На следующий день в школе Даша старательно делала вид, что не замечает меня, или что ей некогда со мной общаться. Это не скрылось от меня, не скрылось от моих друзей и от наших общих знакомых. Кто-то спрашивал меня, мол, что случилось, но ответить на этот вопрос я не мог.
— Надеюсь, это не из-за «банана»? — спросил меня Леха, когда мы шли в сторону наших домов из школы.
— Нет, точно не из-за «банана», — ответил я, вспомнив историю с так называемым «бананом».
От одного воспоминания о той истории на моем лице появилась улыбка. Леха заметил это и напомнил мне самые веселые подробности о том, как мы покупали ему бас гитару цвета банана и тестировали ее у одного моего знакомого гитарных дел мастера, а Даша прождала меня в январскую погоду два часа у метро. До сих пор у меня начинает болеть спина от воспоминаний, как Леха обнимал меня, когда я помог ему купить этот самый «банан», который он продал через две недели.
— Тебе нужно больше развлекаться, подумаешь, она тебя не замечает, это еще не конец жизни, — подбодрил меня друг.
Здесь он был полностью прав, я еще не стар, чтобы переживать, что меня бросила девушка. В моей жизни обязательно будут и другие пассии, но все же, подобие первой любви всегда болезненно терять. Хотя моей первой серьезной любовью была другая девушка, ее зовут Таня, но сейчас я не хочу вспоминать о том, как держал свои чувства при себе, чтобы не угробить нашу дружбу.
После школы я, как правило, хожу на подработку в ювелирный салон, возле которого раздаю бумажки. Может, и не зарабатываю много, но какая-то мелочевка в карманах имеется. Мне нужно было побыть одному и подумать над тем, как дальше все сложится у меня на личном фронте. Вряд ли место Даши пожелают занять другие девчонки, но все же я бы хотел, чтобы это место было забронировано за ней.
Следующие несколько дней я пытался сесть за работу над рассказом. Но ничего у меня не получалось, а между прочим, я уже отдал две написанные заранее миниатюры. Нужно торопиться с идеей. Леха пытался помочь, как мог, но у него не получалось помочь мне открыть идею, за которую можно будет уцепиться и развить ее на большой рассказ. Все эти дни Даша проходила мимо меня так, словно мы не знакомы. Если бы я увидел на себе хотя бы один ее взгляд, наполненный прежними чувствами, я был бы рад и продолжил ждать, сколько нужно, но все говорило о том, что нашему кораблику пришел конец. Наша общая знакомая пыталась как-то поддержать меня, но я не слушал ни ее, ни лучшего друга. В этом и проблема всех влюбленных, они не могут поверить, что их надурили. Перед сном я вспоминал наш первый поцелуй и первый раз, когда мы начали изучать друг друга, конечно же, до полного изучения у нас не дошло, но мне хотелось верить, что когда-нибудь это случится.
В одно утро я проснулся и понял, что мне нужно сделать. Мне нужно написать рассказ про нас с Дашей, тогда я смогу спасти свое шаткое положение и закрепиться в роли ее парня. Конечно, рассказ должен будет растрогать ее, это будет хороший рассказ, но вот о чем? О нашем первом поцелуе? Банально и пошло. О том, как мы встретились? Так мы начали общаться в стоматологической поликлинике, когда пришли двумя классами на осмотр. Нет, это тоже не подойдет.
Большую часть уроков я думал над рассказом. Это будет серьезное произведение, которое я так давно хотел написать, но мне нужно начать его. Как же начать писать то, что ты еще не придумал. Помнится мне, автор «Хоббита» Джон Толкин написал первую фразу книги на тетрадке одного из учеников, но у меня нет учеников, и на моей тетрадке нет ни одной записи.
Пока мои одноклассники изучали предметы, я думал, как начать рассказ. Начало точно должно быть нейтральным, как бы отдельным от общей истории, чтобы понемногу подготовить читателя к тому звездецу, что я выкину на его бедную голову. Я забил на уроки, на которые и так не обращал особо внимания, потому что еще месяц назад в моей голове обитали персонажи миниатюр и те страшные испытания, что они готовили для попавших к ним в лапы бедолаг. Какие-то учителя не обращали внимания на меня, какие-то, а именно наша классная, все время докапывались до меня. Мне это не нравилось, но стоило начать с ней спорить или отвечать на ее выпады, как она тут же начинала поносить меня, мол, я такой плохой, что Даша ушла от меня, и тому подобное. С каждым ее словом гвоздь в крышку гроба наших отношений заходил все глубже и глубже. И  вот в один не самый прекрасный вечер Даша написала мне сообщение, в котором рассказала, что уже ничего не чувствует ко мне, и что нам лучше остаться друзьями, если, конечно, мы сможем дружить после всего, что у нас было. Я был готов к этому сообщению, но при этом сердечко все равно дрогнуло. Как-то вышло так, что вместе с ее сообщением меня накрыла серая пелена, которая ослепила мою фантазию. Я решил сменить тактику и начать писать очередную миниатюру, но понял, что не смогу ничего написать, потому что творчески ослеп. Мысль о том, что я напишу большой рассказ, который вызовет у читателей газеты успех, медленно разъела настигшая меня творческая слепота.
Хоть я и понимал, что нашим с Дашей отношениям пришел конец, мне все равно хотелось сделать что-нибудь, чтобы вернуть ее. Ну не может же все так кончится. Хоть мы были вместе с декабря, а на дворе стоит май, не думаю, что за проведенное время вместе наши чувства не окрепли, а наоборот, прекратили свое существование. Как только я ответил ей, что все хорошо, и я принимаю и уважаю ее выбор, я тут же удалил нашу переписку в социальных сетях и вышел на улицу. Мне нужно было прогуляться и подышать свежим воздухом. Во всяком случае, так я могу попробовать придумать идею для новой миниатюры, которых у меня осталось всего ничего. Еще не стемнело, и я мог направиться, куда хотел. Мои родные лет так с семи не отслеживают мои передвижения. Не знаю, чтобы сказала моя драгоценная матушка, если бы узнала по каким улицам шастается ее сын.
Я собирался дойти до торгового центра рядом с метро и побродить по его магазинам. Не всем. В основном зашел бы в «М.Видео», «Лукоморье» и «Буквоед», но вместо этого двинулся в сторону дома Санька — моего школьного приятеля, к которому все равно не заскочу, так как сверну раньше в другую сторону. На телефон приходили смски от Даши, не знаю, что еще ей хотелось написать мне, да и знать не хочу. Я уже вычеркнут из ее жизни, а вся эта лишняя сентиментальность, мол, ты мне дорог, и тому подобная фигня мне сейчас не нужна. Если расстались, то расстались. Я даже Лехе об этом не хотел говорить. Почему-то только сейчас я задумался над тем, что парни нашего класса стали считать меня, так сказать, крутым, когда я начал встречаться с Дашей, и благодаря этому мне удалось со многими из них подружиться, что же будет теперь? Останемся ли мы друзьями, или моя популярность резко падет? Впрочем, я точно мог быть уверен насчет Лехи, уж он не бросит меня в беде, да и общаться мы с ним стали задолго до того, как я познакомился с Дашей. Да и в Саньке я тоже уверен. Уверен еще в парочке человек, а большего мне и не надо.
В своих размышлениях я дошел до роддома, где появился на свет, и повернул налево, дойдя до строящейся на подношения прихожан церквушки. Затем я пошел в сторону гипер «Ленты», а вот оттуда я поверну к старому детскому кинотеатру и затем вернусь домой. Правда придется пройти рядом с Дашиным домом, но, думаю, в этом нет ничего страшного. Я справлюсь. На ходу я придумывал место действия и общий сюжет миниатюрки. В голову пришла идея предложить Геннадьевне издать альманах моих миниатюр. А что, в этом нет ничего плохого, идея, на мой взгляд, хороша, да и в газете скопилось немало материала. В общем, есть над чем подумать. Но вот рассказ пока что в пролете. Я думал, думал, и ничего не придумал. Ни одна из идей не подошла для того, чтобы развить ее на пятьдесят тысяч знаков, и почему именно пятьдесят тысяч знаков? Может, потому что круто звучит, а может это просто моя прихоть, которую я использую как испытание для своего внутреннего писателя. По сути, писатель должен писать как можно больше слов, ведь от этого напрямую зависит его заработок, во всяком случае, я где-то прочитал об этом. Возможно, раньше так оно и было, к примеру, если мне не изменяет память, многим поэтам по типу Есенина платили за количество строк, и поэты специально делали свои стихотворения такими большими. Им, небось, было плевать, что нам потом придется все это заучивать, чтобы получить бесполезную оценку за урок, которая, потом может вообще никак не повлиять ни на четверть, ни на аттестат. Такая вот хрень. Может написать рассказ про то, как подросток бунтовал в школе? Не, думаю, это уже избито. Остается писать только про любовь. И тут меня осенило.
Я уже шел в сторону дома, когда в голову пришла идея написать рассказ о том, как меня бросили, только, конечно, завуалировано, и вообще придумать другой сценарий развития событий, но обязательно с расставанием в конце. Пускай и будет слащаво, но аудитория из девчонок точно должна будет оценить. Плюс, хоть любовные книжонки и украшают полки магазинов целыми стопками, их тоже нужно уметь писать. Не каждый автор сможет выдавить слезу из читателя. Почему-то от этой идеи мне стало легче, и я будто наполнился позитивом. Вот уж не думал, что расставание с первой официальной девушкой так хорошо скажется на мне. Хотя рано радоваться, все еще может обернуться неудачей для меня.
Стоит мне перейти дорогу, и я вступлю на улице, где живет Даша. Совсем рядом с ее домом я проходить не собираюсь, но даже так мы можем случайно пересечься, и что тогда? Как мне на нее посмотреть, и смотреть ли? И что сказать, если придется говорить? Одни вопросы без ответов, но мне повезло — я прошел, не встретившись лицом к лицу с бывшей. Спустя пятнадцать минут я был дома. Как я и говорил, никто из домочадцев не придал значения моему отсутствию, а потому я спокойно снял верхнюю обувь, переоделся в домашнее и уселся за компьютером, дабы начать творить. Рядом на кровати лежала моя мама, вышивала и смотрела с бабушкой телевизор. Пока Малахов твердил о различной чепухе, я подключал компьютер и готовился к тому, чтобы начать писать рассказ. Вот только когда я открыл новый файл ворда, я решил сначала написать миниатюру, благо и для нее у меня была идея. Какой-то сегодня у меня день идей. И расставаний. Моя мать не обращала внимания на меня, когда я печатал. Она знала, как сильно меня раздражает чужое желание узнать, что же я пишу на этот раз, что ни сама ко мне не подходила, и никого ко мне не подпускала. На миниатюрку у меня ушел от силы час. Вышла довольно-таки неплохая вещь, которую я сразу же отредактировал и сохранил на флешке. Я всегда сохраняю каждую миниатюру на флешке, так как у меня есть бзик, что память компьютера может в любой момент все удалить. У меня осталось три миниатюры, включая ту, что я только что написал. Следовательно, в моем плотном расписании освободилось время на написание рассказа. Но начну я его уже завтра. Хватит на меня сегодня.
— Колись, о чем будешь рассказ писать? — спрашивал меня Леха уже в пятый раз за утро после того, как мы встретились в вестибюле школы.
— Не скажу, я еще думаю, — ответил я, поднимаясь на второй этаж по лестнице.
На этаже мы с Лехой попали в водоворот школьников всех возрастов, что спешат на уроки. Еще бы, через пару минут будет дан звонок. Вот только мне пофиг на это. Будет и будет. Сейчас меня волнует только рассказ.
Первые уроки прошли довольно-таки терпимо. Хотя не знаю, чего я ожидал от них. Это была математика, химия и физика. На таких уроках я вообще сижу тише мыши. Не хочу привлекать к себе лишний раз внимание, хотя учительница по физике всегда располагала к себе мое любопытство. Вызвано оно было некоторыми моментами: во-первых, почему она ходила все время в одном и том же мужском костюме. Нет, я уверен, что костюм был сшит для женщин, но вид в нем у нее был такой, словно она украла его у офисного служащего, и гордится этим так сильно, что вообще не снимает его никогда. Ей бы надеть что-нибудь такое, что подчеркивало ее фигуру, и особенно грудь, которая явно уже тянулась к земле, хотя учительница была довольно молодой. Во-вторых, мне было интересно, работает ли на нее такая же схема обольщения, как в роликах Браззерс, или нет. Впрочем, думаю, нет. Всеми этими мыслями я отвлекал себя от дум по Даше. Я умудрился раз пять увидеть ее — хотя всячески избегал это делать — и в этом нет ничего необычного, мы учимся в одной школе, но все равно, каждый раз, когда я вижу ее, мне хочется взять бывшую девушку за руку и рассказать ей о своих чувствах, будто я персонаж любовных драм.
Все переменки я проводил с друзьями и старался не смотреть по сторонам, когда куда-то передвигался. Естественно, все, кто знал нас, и так все понимали, и я не знаю, что им рассказала Даша, но вот я никому ничего не говорил. Мои одноклассницы не так сильно были увлечены мной, чтобы о чем-нибудь расспрашивать или жалеть меня, да мне этого и не нужно было. Самое главное, я вывел сюжет для рассказа в финальную стадию. Вот только вместо того, чтобы сделать это секретом, я сразу же его разболтал Лехе, когда он в очередной раз спросил меня о рассказе, а краем глаз я заметил, что позади нас идет Даша с подругой.
— Это будет рассказ о жизни Иисуса до того, как он стал мессией! — гордо сказал я, понимая, что несу редкостную чушь. Я бы не смог написать рассказ по Иисуса, потому что не хочу порочить его образ незнанием истории его жизни. Просто это вырвалось у меня совершенно случайно, хотя  я думаю, что связано это с прослушиванием рок оперы Иисус Христос—Суперзвезда.
Мне хотелось оглянуться и увидеть, как отреагирует на мои слова Даша, уверен, она слышала меня, да и не только она — слишком громко я выкрикнул свой замысел. Но даже если лица Даши я и не видел, я видел лицо Лехи, который не поверил в сказанное мною.
— Ты сейчас издеваешься? — спросил он тихо меня.
— Я вчера слушал рок-оперу, видимо, вспомнил ее, лихорадочно думая, как бы выпендриться перед ней, — ответил я так же тихо, показывая пальцем назад.
Леха обернулся, но Даши уже не было за нашими спинами. Она с подругой свернула в свой кабинет.
— Нашел бы ты себе другую девушку, — только и сказал он, когда мы вошли в класс Мировой Художественной Культуры. Во всяком случае, я уверен, что МХК так расшифровывается.
Пока приглашенная специально из университета директором нашей школы учительница рассказывала нам о величественной культуре античного мира, я достал чистую тетрадь для рассказа, и начал записывать его в нее. Рядом со мной сидел Санек, который старался не мешать мне, понимая, что я сейчас погружен в свои мысли. Может он и не признается, но ему нравились мои миниатюры. Я уверен в этом. Когда я терял идею рассказа, я вспоминал Дашу и наши с ней прогулки, и тут же ко мне возвращалось вдохновение. Правда, не знаю, почему, иногда мне представлялась странная картина, связанная с фильмом «Звездный Десант». В общем, дело обстояло так: мне представлялась объединенная душевая, в которой намыливали свои тела и мужчины и женщины, и среди них была обнаженная Даша, которую я уже успел увидеть нагой как-то. Она намыливала свое красивое и сексуальное по моим меркам тело, как вдруг на базу напали жуки, и помимо того, что они атаковали других людей в душевой, один из них атаковал Дашу, разрубив ее своими острыми зубами пополам. Не самая приятная картина, но почему-то она часто навещала меня после того, как мы разошлись, хотя лично я не желал ей зла, и не желаю сейчас.
Само собой мы видели друг друга, то в столовке, то в коридорах школы, но мы не общались. Мы оба делали вид, будто нас не существует друг для друга.
Спустя неделю после расставания с Дашей я понял, что многие наши общие друзья отдалились от меня, старались реже общаться со мной. Впрочем, друзьями этих людей я не мог назвать, так как слово друг относится к таким людям, как Леха или Санек, с которыми ты проводишь большую часть дня и на которых можешь положиться. Так что наших общих «друзей» я бы назвал знакомыми, и большая часть из них от меня отвернулась. Я так и не узнал, что она сказала им про нас, да и плевать мне было на это. Я думал над своим рассказом, и понимал, что смогу написать только про нас с ней. Я был уверен, как только я напишу рассказ, я отпущу Дашу и забуду о ней навсегда. Уже несколько раз я переписывал зачин и понимал, что результат не оправдывает моих надежд, словно буквы решили вступить в сговор против меня и не дать начинающему писателю возможность проявить себя. Но я не сдавался. С каждым разом зачин становился именно таким, каким я и ожидал его увидеть, и уже на девятый раз я прочитал полностью удовлетворившее меня начало рассказа. Первая часть была написана, значит, можно продолжать идею.
После того, как я уже решил, что наши общие знакомые отвернулись от меня, ко мне подошла девушка по имени Кристина. Она была Дашиной одноклассницей, и хорошо общалась не только с ней, но и со мной, и, кстати, была влюблена в моего другана-тезку. Естественно, я знал об этом. И Даша знала. Но мы не вмешивались в ее чувства, хотя она с объектом своих чувств так и не пообщалась нормально.
— Я понимаю, каково тебе, но ты уж прости ее, — сказала мне Кристина, увязавшись за мной после школы.
В этот день я шел домой один, и, видимо, она решила догнать меня на улице, чтобы Даша не услышала нашей беседы.
— О чем ты, зачем мне прощать ее? — ответил я спокойным тоном, хотя внутри меня был взбешен зверь.
— Так ты не знаешь? Она же бросила тебя ради другого.
Услышав реальную причину, по которой меня бросила Даша, я остановился, как вкопанный.
— То есть ради другого? — спросил я, понимая, что последние месяцы вообще не знал, что творится в жизни моей бывшей девушки.
— У нее появился другой еще в конце апреля, вроде как, это ее знакомый.
Если до этой секунды мое сердце еще было наполнено огнем. То сейчас оно полностью обледенело, не давая возможности организму согреть его. Каким же я был дураком, что думал, будто расставание это моя вина. Оказывается, Даша просто избавилась от меня, как от ненужной вещи.
— Почему я должен верить тебе? — постарался я разоблачить Кристину. Вдруг она врет мне.
— Потому что мне нет смысла врать тебе. Посуди сам, все ваши общие знакомые отвернулись от тебя, но почему, как думаешь?
— Потому что Даша бросила меня.
— Потому что она выставила тебя неудачником.
Ее слова задели меня, но я понимал, что она говорит правду. Для всех, кто нас знал, я был неудачником, которого отшила девушка. Уверен, даже среди ее одноклассников найдутся те парни, которые захотели бы встречаться с ней, но тогда повезло мне, а сейчас повезло другому.
— Зачем ты говоришь мне об этом? — не понимал я скрытого намерения Кристины.
— Я говорю тебе это как друг, отпусти ее и живи дальше, — сказала она и быстрым шагом направилась к своему дому.
Мне же оставалось смотреть ей вслед и думать о том, как я стал жертвой обмана. Не знаю, чего я хотел больше: поквитаться с Дашей, или забыть о ней и больше не вспоминать. Первый вариант манил меня, предлагая отыграться за всю ту боль, что она мне причинила. Второй вариант же казался более правдоподобным, ибо так я наживу себе меньше проблем. Мне вспомнились наши поцелуи, и то, как мы понемногу изучали друг друга, и еще мне вспомнились наши свидания. Да, у нас были свидания. И были они довольно странными. На первую свиданку я повел ее на первого «Хоббита», а на обратном пути думал, не совершаю ли я ошибку. Меня тогда пугали новые горизонты, но сейчас я понимаю, что все было не зря. И пускай я оказался за бортом, и мое место занял другой, я все равно напишу свой рассказ, и посвящу его нашим отношениям. С этим мыслями я вернулся домой, взял ручку в руки, склонился над тетрадкой с вырванными листами, чтобы они не напоминали о прошлых неудачах, и принялся писать. Выводил предложение за предложением, пока первая тетрадка не подошла к концу, и уже потом взялся за вторую тетрадку. Понемногу количество знаков в рассказе становилось больше, и я был уверен, что не только достигну количества пятидесяти тысяч знаков, но еще и перевалю их. Да, впервые за последнее время вдохновение не позволяло мне расслабиться, и только и делало, что призывало творить…