Бессоница

Карнеги хорошо: он знал, как перестать беспокоиться и начать жить. Я не знаю. Хотя тщательно проштудировала его труд. И не только его. Зарубежных и отечественных психологов, маститых философов, известных писателей. Пыталась найти ответ на вопрос у психотерапевтов. Усвоила только одно. Если не можешь изменить обстоятельства, измени отношение к ним. Как – никто не сказал. Один посоветовал: назови одиночество временной передышкой. От кого? Или от чего? Замолчал, отвел глаза. И рецепт на счастье не выписал.
Зато я точно знаю, что такое не - счастье. Это когда лихорадочно сверяешь пропущенный вызов с номером телефона на Его визитке. Не совпадает ни одна цифра. И так каждый раз. Не переношу в таблицу мобильника, чтобы не сглазить. Не сглазила ни разу. Не звонит.
Еще одно определение не - счастья - когда засыпаешь под звуки включенного телевизора. Или не засыпаешь вообще. Встаешь часа в три ночи, меришь шагами, как камеру пыток свою спальню. Подходишь к окну, с надеждой смотришь на дом напротив. Восемнадцать этажей, 216 окон, и во всех – темная ночь. От этого становится еще хуже. Мыслю, существую, хожу, двигаюсь. В то время, когда весь мир безмятежно спит.
Хочется воздеть руки к небу и закричать: я тоже хочу, как вы. Я – тоже часть Вселенной. Я ни одна, я с вами. Бесполезно. Ни звука, ни шороха. Только слышно, как соседская собака сверху, царапает пол и вздрагивает во сне.
Лениво рассматриваю листок-вкладыш в снотворное. То, что творит сон. Написано: по полтаблетки за 15 минут до сна. Выпила два часа назад. Бодра, как никогда. Потом – еще половинку. Никакого эффекта. Через час еще одну. Даже ни разу не зевнула. Тело напряжено, как перед прыжком. Перед прыжком в пропасть. Может быть, правда, лучше в пропасть. Забраться на самую высокую гору – хоть раз оказаться на высоте – и головой вниз. Хотя, почему, вниз. Как раз, наоборот, прыжок вверх. Но мысли оковами тянут вниз. Фильтрую. Первая – про него. Самая черная. Надо было умереть в тот день, когда мы, не сговариваясь, прошептали друг другу глаза в глаза: вот что такое счастье. Потому что после этого появился страх. От осознания того, что все это можно потерять. Все это может закончиться. Все это трудно сохранить. Потеряли, закончилось, не сохранили.
Первый не выдержал Он. Сказал, что не может жить в постоянном страхе за меня. И нам лучше расстаться. Сначала надеялась, что это неудачная шутка. Надежда не оправдалась. Серьезней некуда. Выбрал себе серую мышку и сыграл шумную свадьбу.
В тот день я напилась до поросячьего состояния. Замуровала себя в тесной ванной и судорожно, прямо из горлышка, глотала коньяк. Тост был один – за его здоровье. Сработало. Здоров, как бык, и ни на что не жалуется. Должна бы радоваться. Не получается. Тоска ледяной глыбой сжимает сердце и сбивает дыхание. Причина моей бессонницы – он.
Подумаю о чем-нибудь приятном. Например, о работе. Вчера подводили итоги конкурса. Судя по скорбному лицу Янки, я вышла из него победителем. Это значит, что весной поеду в Карловы Вары. К ласковому солнцу, теплому песку и пьянящему чувству свободы. Если, конечно, Янка не успеет переспать с Главным. У нас опасно быть первой. Разжуют, проглотят, выплюнут. Перемоют все косточки, замажут грязью, возведут в статус среднестатистического работника. Нет, пусть лучше Янка. Ее путь к успеху короче и лежит только через постель. Уступлю. Сила сопротивления иссякла. Тело похоже на скомканный носовой платок, мокрый от слез.
Боль острой иглой пронзает сердце. Это, значит, мысли опять про него. Встряхиваю головой, закрываю лицо руками, с силой нажимаю на веки. Издаю угрожающие звуки: спи, спать, сон. Зарываюсь в подушку. Сейчас бы его руки. Тепло тонких, как у женщины пальцев. И в ответ – ощутимый только для него трепет моего тела. Будто в нем играет ласковая мелодия любви: тающие звуки нежности. А потом – раскатывается эхо страсти. Губы складываются в блаженную улыбку, тянутся навстречу темноте и опускаются в уродливой гримасе.
Ненависть колет сердце, как острая игла тонкую кожу. Но именно ненависть нас и связывает. Поворачиваюсь к стене и отползаю на холодную часть постели. Его там нет уже 28 дней. А сколько еще впереди? Месяцы, годы, вся жизнь? В ответ – пульсирующая боль по всему телу.
Нет, лучше про Другого. Янка говорит, что он меня боготворит. Смотрит восхищенными глазами. Ловит мой взгляд. Надеется, что блаженная улыбка адресована ему. Она так и спросила: у вас с ним что? Я не поняла, с кем. Оказывается, с программистом. Что у меня может быть общего с программистом? Только компьютер. Микросхемы, экран, клавиатура, мышка, коврик. Вдвоем мы на нем не уляжемся. Янка хихикнула. Говорит, дурочка, ты, хотя бы посмотри в его сторону. Посмотрела. В глазах слабым пламенем тлеет надежда. Руки тянутся в мою сторону. Закрывает форточку. Пропускает меня вперед. Заказывает для меня кофе. Настраивает компьютер. Ремонтирует тумбочку. Хлопочет, суетится, прячет за очками вспыхнувшее чувство. Наверное, он хороший. Добрый, внимательный, мягкий, теплый. Как плюшевая игрушка. Приглашает меня съездить на природу, предлагает пойти за грибами, спрашивает, чем может быть мне полезен. Если только в качестве транквилизатора. По схеме «клин – клином». Даже не обижается, соглашается. И что я буду с ним делать после того, как он починит у меня все, что сломалось. После того, как сварит варенье, или посолит грибы. После того, как заклеит на зиму окна, заменит кран, настроит компьютер, отремонтирует телевизор, передвинет книжный шкаф? Не обижается. Смотрит преданно в глаза и тихо говорит: любить.
Я развожу нас в разные стороны, говорю: я плохая, ты – хороший. Он судорожно хватается за надежду – прислоняется к моей щеке губами. Я уворачиваюсь, его глаза гаснут.
Сейчас, в темноте, вижу их свет. Это не тот, на который мне надо идти.
Телефон! Звук, рассекающий надвое ночь. Это он. Причина моей бессонницы.
-  Ты не спишь?
-  Сплю.
- Извини, если я тебя разбудил. У меня бессонница. Не могу без тебя спать.
- Что ты предлагаешь? Спеть тебе по телефону колыбельную?
- Мне достаточно услышать твой голос.
- Скажи, почему?
- Что, почему?
- Почему ты не со мной?
- Ты меня простила?
- Быстрее, чем успел сделать больно.
- Почему?
Трубка жжет руку. Кладу на рычаг. Колочу кулаками подушку, вскакиваю, прижимаю горячий лоб к оконному стеклу, слышу визг тормозов такси. Глаза слипаются, дыхание становится ровным и глубоким, тело – невесомым. Сползаю по стене, успеваю провалиться в сон, но из его плена освобождает звонок в дверь. Беспомощно шарю по ручке, замку, выхватываю из темноты свет его глаз и проваливаюсь в сон.
Бессонница отступила.