Роман
Жанр: темное фэнтези, магический детектив
Аннотация:
Пережив потерю дорогого человека, еще юная, до смерти перепуганная сирота бежит в горы, где ей открывается проход в иной мир. Но так ли идеальна страна эльфов, какой она представляется в первые минуты? В любом случае героине предстоит научиться жить по правилам, принятым в мире мифических существ, дабы не раскрыть свою главную тайну. Но, как оказалось, бывает нечто пострашнее разоблачения.
Глава 1
«Жила-была девочка...» – так, наверное, должна начаться история о любой хорошей девочке, которую непременно ждала судьба юной и избалованной вниманием принцессы, затем головокружительные и страстные приключения с прекрасным принцем и, конечно же, семейное счастье с любимым в уютном гнездышке. Но эта история пошла совсем по иному пути...
Хотя бы потому, что девочка была вовсе и не человеческой девочкой, а самой настоящей фейри. Это такие лесные феи – подвид эльфов, которым приписывают множество забавных (и не очень) фокусов. Якобы с помощью волшебства они способны запутать человека, пришедшего в лес, да запутать так, что несчастный никогда уже не выйдет к людям. Уснет на какой-нибудь полянке, упав от бессилия, ибо ходить кругами по зачарованному лесу в течение нескольких дней, согласитесь, утомительно. Почему фэйри так поступали, никто толком не знал. Разве что сами лесные проказницы.
***
– Люди совсем обнаглели, – пыхтела пышнотелая Лярва, изо всех сил пытаясь игнорировать мужчину, лежавшего без чувств под юной осинкой. Однако ее взгляд возвращался к запрещенному объекту, несмотря на усилие воли. – Напиваются до невменяемости, а потом всё на фей сваливают. Вон, посмотри на него, Хмель! Ну и рожа...
Хмель присела на корточки, разглядывая спящего человека. Вид у него, действительно, был не самый опрятный. Лицо, заросшее темной щетиной, выглядело смертельно бледным и уставшим, да и косая кровавая ссадина на скуле свидетельствовала о дурном характере мужчины.
«Видимо, подрался с кем-то накануне, пьянь позорная», – пришла к выводу Хмель и, поморщив аккуратненький носик, брезгливо убрала длинную черную челку со лба спящего «красавчика». Впрочем, «позорная пьянь» и впрямь оказался ничего: на вид ему было не больше двадцати пяти – двадцати семи; точеный профиль, темные, плавно изогнутые брови, густые ресницы, подрагивающие во сне, и красивые губы, полные сладострастного нектара. Взгляд девушки невольно скользнул ниже по шелковистой коже его шеи, где красовалась замысловатая татуировка, уползающая куда-то дальше, но Хмель застеснялась туда смотреть и вовремя отвела свои сиреневые глаза, так как мужчина перевернулся и пробормотал что-то невнятное.
Хмель насторожилась, принюхиваясь.
– Лярва, а ты уверена, что он пьяный? От него же не пахнет алкоголем. Совсем.
– Тогда что с ним?
– Хм, – пожала плечами Хмель, – может, он отравлен наркотиками или избит? Давай поглядим, нет ли у него синяков.
Она едва успела распахнуть мужскую легкую куртку, как руки Лярвы преградили ей путь.
– Ты что?! – вытаращилась на нее подруга. – Нам нельзя его трогать! Лучше сообщить лесной охране.
– Но... – Хмель с сожалением оглянулась на спящего, невольно подмечая стройное тело и накачанный торс, выглядывающий из-под разорванной футболки. – Посмотри на него, его кто-то поцарапал. Да еще такими когтищами...
Лярва призадумалась и решила пойти на попятную, всё равно спорить с Хмель было делом абсолютно бесполезным. Подруга отличалась упорством, достойным бобра, что точит и точит все деревья подряд, пока не соорудит свою плотину.
– Ну да, когти. И что? – насупилась Лярва.
– Это не от медвежьих лап, – осторожно приподняв окровавленный лоскут футболки, определила Хмель, – это похоже на...
– Оборотня!!! – двухголосьем завопили девушки и мигом отскочили от очнувшегося мужчины.
– Эй, – привстав, слабо позвал он, – эй… – после чего моментально упал на траву, вновь отключившись.
Хмель застыла в нерешительности, где-то на задворках сознания отметив бархатную интонацию и пряный голос мужчины. Он очаровывал, окутывал нежностью и выводил на еще более значимые чувства, о которых приличная девушка возраста Хмель не должна была даже помышлять. Но не думать в заданном направлении она уже просто не могла: незнакомец согнул одну ногу в колене и развалился в самой непристойной позе, демонстрируя бедра, туго обтянутые кожаными брюками, и то, что было между этими длинными и манящими взгляд ногами.
– Куда ты смотришь?! – возмутилась Лярва. – Пойдем, нам надо возвращаться, а то в академию не пустят. Уже закат. Ты слышишь меня?
Хмель кивнула в знак согласия, затем нахмурилась и подошла к мужчине. Сорвав со своего пояска маленькую склянку, она посыпала на раны розовым порошком. Пришлось потратить весь запас, так как раны оказались хоть и неглубокими, но длинными – царапины прочертили весь торс мужчины и даже задели один бок.
– Ну вот! – заметила Лярва. – Теперь ты не сможешь работать на занятиях. Весь Мутнодел на него потратила.
– Подумаешь, – отмахнулась Хмель, – еще изготовлю.
– Ага, а мадам Кнотье так тебе ингредиенты и выдаст. Ты уже израсходовала весь свой месячный лимит на белку, потом на птицу, а теперь еще и на этого... человека. Пойдем, пока он не очнулся. Вдруг его не только поранил оборотень, но еще и укусил. Оборотническое бешенство – смертельно оп…
– …опасное заболевание, – хором с ней, заключила Хмель, – знаю, знаю! Пошли.
Вздохнув, Хмель неохотно поднялась с колен и собралась уходить, как «пациент» схватил ее за щиколотку.
– А-а-а-а!!! – во всю глотку заорала Хмель и рванула в сторону. От страха она со всего размаху ударила красавчика второй ногой, и рука мужчины, сжимавшая тонкую щиколотку Хмель, безвольно упала на землю.
– Вот, говорила же – он бешеный! Уходим! – с круглыми, полными страха глазами, заистерила Лярва.
– Д-да... – отбежала подальше Хмель. – Уходим. Нам на занятия пора. А этот... Ну, я сделала, что было в моих силах, дальше пусть судьба сама распорядится.
– Правильно, всё правильно, побежали!
И девушки поспешили обратно в сторону академии, что располагалась в самом живописном уголке древнего леса.
Звенящая мельчающая речушка, уже больше напоминавшая быстрый ручеек, нежели полноводную артерию, ненадолго преградила им путь. Ноги приятно опутала прохладная вода, когда девушки уверенно пробежали по каменистому дну. Выбравшись на другой берег, подруги, взявшись за руки, помчались в сторону непроходимой чащи – она раскинулась темным покрывалом у подножья величественных гор, одетых в платье из зеленого бархата хвойных деревьев и закутанных белой, туманной пелериной.
Утес горы, напоминавший женщину, склонившуюся над беспокойной рекой, принял девушек недружелюбно: навис черной тенью как раз в тот момент, когда полил рьяный дождь, загрохотал свирепый гром и засверкали быстрые молнии – точно копья небожителей пронзали в наказание непокорную землю. А так хотелось побыть на улице хоть еще немного и вкусить последние солнечные деньки уходящего теплого лета!
– Я вымокла до нитки, – пожаловалась Лярва, стряхивая с себя капли дождя, когда девушки вбежали в туннель, искусно спрятанный под утесом. – Что ты хмуришься, Хмель? Всё о нем думаешь, да?
– Мы оставили его умирать, – мучилась от уколов совести Хмель, выжимая свои ярко-розовые длинные волосы, собранные в две косы, что широкими лентами летали вслед за девушкой, будто жили своей собственной жизнью. – Он без сознания, у него такие жуткие раны, а там еще, как назло, ливень и гроза.
– От дождя еще никто не умирал. Да и не такие уж серьезные раны у него. Конечности целы, сквозных ранений нет, выживет, если до сих пор как-то не подох. Меня больше волновало, почему он постоянно отключался. С подобными царапинами можно было спокойно дотащить свою нежную тушку до края леса, а там, глядишь, какая-нибудь человеческая машина подобрала бы его.
– Разве тебе не показалось странным, что он очутился так далеко от края леса, от той границы, где еще можно встретить людей? Почему он забрел так далеко, почти дошел до нашего утеса?
– Наверное, нарвался на оборотня, побежал, споткнулся, ударился башкой, а очнулся – и мы рядом с ним, как феи-спасительницы, – сыпала догадками Лярва. – Выброси его из головы. Лучше подумай, какой предмет выберешь в этом году в качестве основного. Я вот всё-таки возьму любовные чары, – мечтательно заулыбалась Лярва. – А ты?
– Не знаю, еще не решила, – пожала плечами Хмель.
– Не решила она! Учебный год уже начался, заявление пора писать на основную программу, как-никак последний год обучения, а ты – «не решила»! Мои родители такого не понимают. Они меня всё лето мучили вопросами о том, что я выберу. Бабушка с дедом даже приехали спецом ради выуживания сверхсекретной информации, – засмеялась Лярва, гордая от того, как ее ценят в собственной семье.
– Ну... обо мне некому волноваться, – вздохнула Хмель. – Поэтому и огорчить своим выбором я могу только саму себя. В будущем, когда выйду отсюда с дипломом.
Этот разговор стоило вести шепотом, поскольку никто, кроме Лярвы, не ведал тайну Хмель. Одну из тайн...
Глава 2
Главная эльфийская академия наук славилась своими выпускниками: виртуозами по многим магическим направлениям. Не говоря уже о том, что это было единственным заведением, где обучались исключительно эльфы, феи и фейри. Других сюда никогда не принимали. Хотя и феи с фейри принимались лишь для негласного самоутверждения высокородных особ — отпрысков чистокровных эльфов.
Из академии выпускались не только хорошо обученные, высокообразованные маги, но также… невесты. Это считалось самым престижным направлением для «нечистых», которых всё же тайно презирали. Соответственное отношение наблюдалось и к самому факультету.
Как бы то ни было, но политику всех эльфийских государств в последние века срочно пересмотрели из-за демографической катастрофы, сравнимой разве что с полным вымиранием всего живого на планете в Лампаде-Кальпе. В то время на прекрасный мир обрушилась катастрофа… Впрочем, умело подготовленная. Однако об этом запрещалось не только говорить, но даже думать.
Причину табу объясняли просто: не стоит ворошить прошлое, его всё равно не вернуть. Нужно жить сегодняшним днем, мечтать о будущем и ни в коем случае не горевать. А горевать было о чём.
Помимо демографической ямы, куда с треском и отчаянными воплями провалились практически все потомки белых богов, налицо была настоящая эпидемия бездарности среди молодежи. О чем старшее поколение, разумеется, постоянно ворчало, сетуя на…
— ...деградацию не только магических, но и умственных способностей баб — тунеядок, лицемерок и будущих подстилок высокородных эльфов! — орал преподаватель по магической защите.
Этот факультет представлял собой нечто среднее между полигоном для тренировки будущих наемных убийц и изобретательским центром.
Расхаживая между рядами различных механизмов (приспособленных, конечно же, не только для убийств потенциальных противников, их пыток и истязаний, но и для защиты от возможного нападения), преподаватель строго взглянул на Хмель. Она сидела на полу и роняла безутешные слёзы.
— Месяц будете оттирать эти пятна мазута! — прошипел он. — Еще раз замечу ваши фокусы по «облагораживанию» своего рабочего места — сразу же поставлю вопрос о вашем отчислении!
— Но я всего лишь хотела подвинуть… — робко, пытаясь справиться с душившими ее слёзами, защищалась Хмель.
— Чтобы ногти накрасить? Или чтобы цветочки из металла вырастить? — сверлил ее взбешенным взглядом преподаватель. — За последний год я убедился, что вы обладаете неоспоримым преимуществом перед всеми моими изобретениями и механизмами: у вас имеется встроенный нервотрепатель! Вашему будущему супругу несказанно повезло: его надменная, высокородная задница не заскучает на старости лет. Он вообще не доживет до того знаменательного дня, когда благородные эльфы просят отраву. Можно не сомневаться, что вы вгоните супруга в могилу уже через век, а то и раньше.
— Ну, знаете! — взорвалась Хмель, вскочив на ноги. — Я не виновата, что факультет благородных невест требует посещения ваших занятий!
— На пол, — тихо, но угрожающе приказал Инсар Саранский (или Сар-Сарыч, как его за спиной величали студенты).
Он был довольно высок, чтобы смотреть на Хмель так, будто над ней нависает кривой утес, вот-вот готовый рухнуть и придавить своим весом. Его каштановые волосы, вечно затянутые в тугой пучок на затылке, еще больше демонстрировали расовое уродство: не только цвет волос, но и сами уши выдавали в преподавателе представителя низших эльфийских каст.
— И не кривите губы, — отвернулся он. — У вас, как выясняется, еще и неудовлетворительные знания по эмоциональному контролю. Вы совершенно не умеете держать себя в руках!
— Вам-то что?
— Эмоции влияют на внешность. А я не хочу получить выговор за ваш испорченный товарный вид. Как-никак, но за каждую купленную подстилку преподавателям перепадает неплохой процент. Стал бы я терпеть таких бездарных клуш на своих занятиях!
— А… — хотела съязвить в ответ Хмель, но он предостерег, подняв палец:
— Даже не думайте раскрывать свой рот. Принимайтесь за работу. Пока вы не отмоете все пятна гари, мазута, масла, кислот и прочей жидкости со стен, пола, потолка и даже механизмов, я не сниму с вас наказание.
— Но я разбила только одну крохотную лазерную установку! Почему я должна отмывать всё остальное?!
— Потому что вы сломали не просто лазерную установку. Вместе с ней на пол полетела и пробирка с уже измененной волновым оружием ДНК. Еще бы чуть-чуть, и все бы тут заразились!
— Вы ликвидировали проблему, — заметила Хмель, — и я извинилась за волновой преобразователь. Зачем меня дальше унижать?
— Чтобы не повадно было. Вы, кстати, еще не отработали штраф за взорванный фонтан в парке академии. Но я не знаю, конечно, вдруг у вас уже имеется покупатель, который готов прямо сейчас забрать невесту к себе и избавить меня от вашего присутствия. Нет? Как, неужели вы еще не выставили себя на торгах для создания звездной пары: принцессы Критинити и принца Дебилиона?
Он повернулся и изобразил искреннее удивление, как будто впервые увидел Хмель:
— О-о… Вы не высокородная эльфийка, я же забыл… У вас вообще черт знает какая кровь. Так что вы пойдёте с молотка только по себестоимости, без каких-либо надбавок за чистоту крови, светлые волосы и белоснежную кожу, красивые ушки нужного размера, а также длинные пальцы, с которых каплями должны стекать жидкие кристаллы благодетели. Чтобы к вечеру подсобка была чистая. И без применения магии!
Расплывшись в садистской улыбке, Инсар Саранский заложил руки за спину и важно, с чувством выполненного долга, зашагал в сторону лаборатории, где трудились остальные студенты.
Хмель закусила губу. Так обидно ей давно не было. Год занятий с этим извергом превратили интересное обучение в сущий ад. Как жаль, что не хватило самой малости для поступления на природоохранный факультет: визита родителей и подтверждения родословной в лабораторных условиях. Единственное, куда по баллам проходила Хмель, оказался факультет благородных невест. В пору было удавиться.
Глава 3
— И что сказал этот угрюмый урод — наш грозный Сарыч? — спешно красила губы Лярва. Она торопилась на свидание, и ей явно было не до сочувствия.
Какое-то время Хмель верила, что причина до смешного банальна — парень, с которым встречается Лярва. Естественно, им хотелось побыть наедине. Но вскоре Хмель заметила, что подруга не упускает шанса принизить ее, а на занятиях старается уличить в неопытности и неуклюжести. Это заставило нервничать, особенно учитывая неудобную осведомленность Лярвы в некоторых личных делах.
В последнее время Лярва зачастила уходить в одиночестве, оправдываясь тем, что Хмель вечно наказана. И каково же было удивление Хмель, когда она увидела Лярву в компании других девушек, весело хохочущих в парке.
Хмель промолчала, не стала расспрашивать, чтобы не ставить Лярву в неловкое положение. «В конце концов, она же не обязана всю жизнь только со мной дружить...» — успокаивала себя Хмель, но поганое чувство собственничества змеей заползло в сердце и, похоже, основательно там обжилось.
— А что он может сказать? Он непреклонен. Развизжался из-за своих дурацких стекляшек и лазеров. У Сарыча самый отвратительный характер, который только может быть! — отшвырнула полотенце Хмель. — Но теперь он доволен: испортил мне весь маникюр, наказал на месяц вперед и подгадал, зараза, таким образом, чтобы дни отработок и даже часы совпали с днями репетиций. Теперь меня вычеркнут из выступающих на Царе-Мании. Не знаю, забирать самой заявление об участии или подождать скандала?
— Я уже говорила тебе: забирай! Нечего им давать повод для скандала. Тихо-мирно заберешь и никаких проблем. Сдалась тебе эта Царе-Мания! — наиграно фыркнула Лярва. — Заняться, что ли, больше нечем? Кому охота становиться царицей какой-нибудь человеческой мании на весь будущий сезон? Одни обязанности, а привилегий — почти ноль!
«Понятно, — невесело отметила про себя Хмель, — не хочешь, чтобы я была главной фейри в этом году. Кто угодно — лишь бы не я в центре внимания. Подруга называется! А сама в это время подала заявление и даже не сказала...»
— Но ты же участвуешь?
— Меня заставили, — соврала Лярва. — Сама бы я никогда не записалась, мне скромность не позволяет. Глупая традиция, кстати. Баллы можно набрать и другими способами, не за счет людишек.
— А у людей в это время будет День влюбленных… — смотря в окно, пробормотала Хмель.
— Что, прости? — не расслышала Лярва.
— Нет-нет, ничего, — поспешила перевести тему Хмель. — Но не лукавь, ты же не прочь, если тебя заметит кто-нибудь из королевской семьи, а? Куда проще быть замеченной высокородными особами, когда ты выступаешь, а не стоишь среди зрителей. По аплодирующей толпе только взгляды скользят.
— Это да… — не стала спорить Лярва. — Но шанс настолько ничтожен, что не стоит и мечтать. Наш удел — познакомиться с кем-нибудь из высокородных эльфов на балу по случаю выпуска. Уж тебе-то точно, — и она засмеялась: то ли с издевкой, то ли по привычке. Хмель перестала ее понимать и предпочитала не задумываться над изменившимся поведением подруги. — Ладно, я побежала. Не скучай!
— Не буду, — вымученно улыбнулась уставшая Хмель.
Дверь комнаты захлопнулась, и Хмель осталась совсем одна.
Общежитие для девушек не отличалось большим уютом, но имелось всё необходимое: просторные спальни, широкие кровати, общая комната, большой стол для занятий и шитья, книжный шкаф, трюмо и даже два кресла, плюс небольшая гардеробная и ванная комната. Больше всего Хмель завораживали окна в их общей гостиной. Вернее вид из них.
Через овальные, высоченные, украшенные ажурной резьбой окна открывался великолепный вид на горы. Несколько лет назад (а теперь казалось, что уже в прошлой жизни) Хмель в одиночку пересекла похожую горную гряду. Она пришла в эльфийский мир с шаткой надеждой пережить тяжелую потерю и обрести новый дом, никак не ожидая, что вскоре смыслом ее жизни станет месть...
Отвернувшись от окна, Хмель походила по комнате, после чего заглянула в ванную. На полочках стояли всевозможные косметические средства, коими обожала пользоваться Лярва. Для Хмель же всё это не представляло никакого интереса.
Она подошла к зеркалу. Какое-то время отражение дружелюбно подмигивало и всячески заигрывало. Но вскоре начало меняться, точно некто невидимый просто провел рукой по лицу, и через пару секунд по ту сторону зеркала стояла уже совсем другая девушка — с азиатской внешностью. Разве что длинные волосы по-прежнему оставались розового цвета.
Та, другая, поставила ладонь на зеркальную гладь, и Хмель отчетливо увидела на ней широкий рубец от шрама.
«Скоро осень, каникулы. Нужно подзаработать...» — безрадостно подумала Хмель, прежде чем отражение вновь приобрело привычный вид. Как раз в тот момент, когда кто-то постучал в дверь комнаты.
— Да? — поспешила открыть Хмель.
На пороге стояла коробка с ногами — они переступали из стороны в сторону, видимо, пытаясь удержать равновесие. По бокам же коробки, обтянутой шелковой зеленой лентой, летали прозрачные крылья.
— Здесь живет Хмель Ариок? — заговорила коробка с крыльями.
— Это я.
— Для вас посылка, — и коробка бухнулась на пол, придавив одну ногу.
— Ай-яй-яй! — завопил некто, стоявший за коробкой.
— Осторожнее! — бросилась на помощь Хмель. Она подняла коробку и увидела ши-таке — мелкую разновидность горных дверги.
— Очень тяжелая посылка, — сопел пострадавший.
— Вот, возьмите, — решила подбодрить его Хмель. Протянув ему пару жетонов в известный бар, она закрыла дверь и с удивлением уставилась на сопроводительную надпись. Посылка была из Сианя. По позвоночнику покатились капли ледяного пота.
Аккуратно развязав ленту и вскрыв непромокаемую обертку, Хмель отошла на приличное расстояние. Взяв свой магический посох, она раскрыла посылку и на всякий случай зажала нос.
Никакого взрыва, яда или газа… ничего подобного. Однако коробка, лишенная защитного материала, начала быстро пропитываться чем-то красным. Вскоре на мягких ворсинках светлого ковра образовалась уже небольшая лужа крови, а над коробкой проявилась голограмма: раскрывающийся лотос.
«Они нашли меня...» — поняла Хмель. Отвернувшись, она даже не стала заглядывать в коробку, ибо сразу узнала по запаху крови — там была голова ее «отца». Ожесточение отразилось на лице Хмель. Ее глаза сузились, ладони сжались в кулаки, эмоции захватили разум…
«Спокойно, возьми себя в руки! Проклятый Сар-Сарыч прав: не научилась контролировать себя. Времени совсем не осталось...».
Все, начиная от старого ректора их академии и заканчивая сокурсниками, думали, будто у Хмель есть семья.
Сбежав из Сианя – еще одного древнейшего эльфийского государства, Хмель потратила почти год на подготовку и проработку деталей плана... дабы обманом поступить именно в эту академию. Как ей казалось, цель оправдывала средства и все принесенные жертвы.
Будучи абсолютной сиротой, ей пришлось знатно потрудиться и не только подкупить пару странствующих артистов, но и найти работу, чтобы иметь возможность оплачивать их услуги.
Пока актеры успешно исполняли роли матери и отца девушки, последняя трудилась в поте лица, зарабатывая и на оплату обучения, и на покупки необходимых вещей, и на съемное жилье, и на еду. При поступлении в академию стало чуть легче, по крайней мере отпала необходимость снимать жилье и покупать книги.
По легенде, "отец" занимался магической археологией, а "мать" всегда находилась при нем, ведь розыск магических артефактов мог затянуться надолго.
— ...поэтому письма родителям слать бесполезно, я сама не знаю, где они могут оказаться в данное время. Они постоянно в путешествиях и по уши в приключениях, — обычно отвечала Хмель, если у декана факультета возникало желание нажаловаться на студентку. А такое желание у преподавателей возникало довольно-таки часто.
Не потому, что Хмель плохо училась или вела себя непристойно, а скорее из-за невнимательности. А может, всё из-за того, что каждый парень, учащийся в их академии, считал своим святым долгом подкатить к ней с предложением встречаться.
Всё-таки девушка она была яркая, но не вот прям красавица. Скорее всего, популярность ее нынешней личины обеспечивали необыкновенная харизма и чарующая природная привлекательность, а, возможно, глаза – в них, несмотря на очевидную юность, невольно читался колоссальный опыт уже взрослой, рассудительной и мудрой женщины.
В свои семнадцать лет Хмель выглядела на двадцать, о чем мечтали практически все девушки ее возраста. И отчего-то Хмель была уверена, что обратная ситуация, когда в сорок все будут мечтать выглядеть на двадцать — тоже не обойдет ее стороной.
Несмотря на тяготы жизни, ей удалось сохранить добрый и веселый нрав, легкомысленную улыбку и светящиеся глаза, которые приводили в восторг абсолютное большинство парней. Однако они быстро сникали, когда при более близком знакомстве находили в Хмель разборчивую и старомодно-целомудренную особу. Тогда живой интерес к привлекательной девушке переходил в иную стадию – в насмешки и злые подколы от оскорбленных отказами ухажеров.
И ровно настолько, насколько она нравилась мужскому полу, она не нравилась женскому. Девчонки не терпели ее из-за того, что рано или поздно все их кавалеры обращали свои заинтересованные взгляды в сторону «розовой блаженки», как ее презрительно обзывали. Обидной кличкой Хмель обзавелась из-за ее патологической нетерпимости к несправедливости. Если кто-то пытался кого-то оболгать, поиздеваться, подтрунить, позлорадствовать или подставить, то Хмель бросалась в бой. Она мгновенно вставала на защиту обиженных и униженных, видя в таком поведении отнюдь не юношеский максимализм и вспыльчивость, но правду жизни, которую ни в коем случае нельзя предавать.
Последствия ее заступничества бывали разными, да только Хмель уже давно не ждала ни благодарности, ни ответных дружественных действий, так как никогда и не получала их. Ни разу. Кроме того случая с Лярвой.
Однажды Лярву – пухленькую светловолосую эльфийку из старинного клана – так сильно задразнили за неуклюжесть, что девушка расплакалась у всех на глазах. Еще бы! Ее стул намазали суперклеем, и когда все применили магию полетов, то Лярва поднялась в воздух вместе со стулом. Кто-то сразу выдал заготовленную фразу, мол, Лярва такая жирная, что не в состоянии подняться со стула и ходить, не то, чтобы летать. Естественно, что вся группа покатилась со смеху. Ух, какой разнос сокурсникам устроила Хмель! Она превратилась в сущую фурию, когда бесстрашно носилась от одного ученика к другому, устраивая допрос с пристрастием. А это она умела... Ведь именно так она зарабатывала себе на жизнь последние пять лет, когда уезжала на каникулы к «родителям».
Единственное место, куда пять лет назад согласились принять на работу двенадцатилетнюю девушку, да еще и без документов – оказался закрытый бойцовский клуб, где проводились подпольные бои без правил. Найти его в Гонконге несложно, а вот попасть туда…
Разумеется, никто не знал, что Хмель порой прибегала к магии, дабы не быть убитой на арене взрослыми и грозными соперниками. И когда она впервые пришла туда, то организатор боев, выслушав ее просьбу о принятии, хохотал до упаду, попутно прикидывая, за сколько ее можно продать знакомому сутенеру. Да вот только не смешно ему стало, когда Хмель одним ловким приемом уложила мужика на лопатки. Он — тучный американец, в прошлом неплохой боксер, лежал тогда на полу и ошарашено разглядывал худенькую девчушку со странными розовыми волосами и огромными сиреневыми глазами, как в аниме. Уязвленное мужское самолюбие жаждало реванша, но предпринимательская жилка заставила его на время замолчать. Выгодно продать ее в проститутки он успел бы в любой момент, однако это принесло бы ему неплохой, но разовый доход, а вот каждый раз выставлять ее на арене и рубить юани тысячами… Что-то подсказало матерому бизнесмену: выход ребенка против взрослого соперника – это гарантированный аншлаг. Извращенная, зависимая от наркотиков публика, давно слетевшая с катушек, устала от однообразного адреналинового впрыскивания, ей требовалось нечто новенькое, нечто совсем аморальное, дабы повысить градус.
— Ладно, куклястая, — согласился организатор, поднимаясь и отряхиваясь, – как звать-то?
— Мм... Эля, — придумала Хмель. В сущности, это было не так далеко от правды.
Глава 4
С помощью магии Хмель удалось ликвидировать ужасную посылку и последствия ее соприкосновения с ковром. А вот избавиться от эмоциональной бури и душившей ненависти оказалось труднее всего.
Чтобы справиться с эмоциями, Хмель решила отвлечься и принялась плести раму для зеркала. Достала заготовки, тростник, краски... И моментально вернулась в прошлое, в то счастливое время, когда она плела корзины, сидя под навесом скромной лачуги. Она с восторгом смотрела на деревню, раскинувшуюся у подножья величественных гор, и спрашивала:
– Почему мои волосы розовые, не такие, как у всех девочек в деревне? Мне сказали, что я выпендриваюсь, а ты потакаешь, разрешаешь красить волосы, а еще меня обозвали "розовой малявкой". А старуха Ксяоли обозвала меня злобной ведьмой. А...
– Это не так. Никакая ты не злобная ведьма, – улыбнулся старик, сидевший рядом.
– Тогда кто я? Почему ты назвал меня Хмель?
– Не отвлекайся, Почемучка. Плети свою корзину. А я расскажу тебе историю о том, как нашел тебя...
Когда старик Баоху подобрал маленькую Хмель, то он так и сказал: «Хм... Эльф какой-то...»
Тогда он еще не понял, кого конкретно спас от голодной смерти в горах, но сразу почувствовал в девочке скрытый потенциал.
Первые пару дней она жила в горном ските старика, пока тот взвешивал все «за и против». Внешность ребенка была чересчур красивой даже для самой хорошенькой девочки ее возраста. Незаметно растить ее, пусть даже в отдалении от деревни и города, было бы затруднительно. Но и отдать ее органам опеки, увидев сверхвозможности спасённой, он тоже не мог. Уж слишком хорошо знал систему госорганов изнутри. И Баоху решился оставить девчушку себе. Несколько лет он не позволял ей играть со сверстниками из деревни и лишь тогда, когда Хмель научилась лгать — примерно к семи годам, он дал добро на контакты с людьми.
Именно из-за опасений за ее жизнь старик Баоху и решил передать девочке своё мастерство. К обычным тренировкам он приступил сразу же, а вот к усиленным, боевым — едва Хмель исполнилось шесть лет.
Когда-то, невообразимо давно, Баоху слыл лучшим в своем регионе мастером боевых искусств, но теперь об этом никто не знал. Лишь девочке с ярко-розовыми волосами он передавал уникальные знания, которые сам когда-то получил от мастера-долгожителя – трехсотлетнего монаха.
Острое желание спасти ребенка проистекало и из личного горького опыта Баоху, ведь в крохотном личике девчушки он увидел своё детское отражение, все горести и печали прожитых лет.
Слишком много повидал Баоху на своем долгом веку, чтобы продолжать верить в праведность людей и грезить о счастье среди заурядных, ничем не выдающихся граждан с их грязными душами и помыслами. Будучи также рожденным с феноменальными способностями, ему пришлось сполна хлебнуть предательства и одиночества.
— Ты разделяешь идею каст? – однажды возмутилась Хмель, когда они сидели под навесом лачуги и плели корзины на продажу. – Мне кажется, это совершенно несправедливо!
— Я тоже так раньше думал, мой розовый лотос, — печально улыбался Баоху, ловко переплетая ивовые ветки. — Но мысли людей – это вибрации. У разумных, стремящихся к свету и мудрости людей, эти вибрации высокие, у глупых же, приземленных, завистливых, язвительных, жадных и сквернословящих – низкие. Высшие касты внутри своих родов генетически выкорчевывали тех, кто имел низменные стремления, и открывали дороги тем, кто имел предрасположенность к высшим ступеням развития. А дальше уже всё зависело от самих людей, от их душ и личных уроков духа. Но факт остается фактом – не все люди одинаковы, как бы нас ни старалось уровнять правительство.
Баоху очень хорошо знал то, о чем говорил. Он потерял всякую веру в нормальность мира и порядочность людей, в их бескорыстные помыслы еще со времен, когда сбежал из печально известного Гулага. Пожалуй, он был единственным, кому удалось провернуть побег почти незаметно, и это при его-то сверхценном досье.
В самом раннем детстве, проведенном в Китае, Баоху не обошло стороной презрение сверстников. Затем, после подавления народного бунта, в котором участвовали его родители и расстрела последних, молодой Баоху, чудом избежавший страшной участи, нашел убежище в высокогорном монастыре. Завершив обучение и получив степень мастера, Баоху принял непростое решение.
— Я хочу быть полезным этому миру, — спорил он с настоятелем монастыря, выпрашивая разрешение покинуть обитель. – Что толку от совместных молитв и сонастройки, если нас, праведников, как была горстка, так и осталась, в то время как остальной мир утопает во лжи и крови? Он катится в адову бездну! Не получится отсидеться на горе. Когда они пожрут всех и всё, что имеется внизу, они придут сюда, разграбят и сожгут монастырь дотла, а вместе с ним – уникальные знания. Не мудрее ли попытаться опередить события, предвосхитить их, исправить? Мы можем начать действовать в тылу врага и попытаться изменить его внутренне, духовно. Я не хочу навредить, но и принцип ненасилия мне кажется ошибочным.
— Здесь дело не в бездействии и ненасилии. Просто ты не сможешь в одиночку переписать концепцию развития этого мира, ты не сможешь пересилить и победить тех, кто невидим для человеческих глаз, — не соглашался с ним настоятель. – Это всё равно что сражаться с людьми, будучи рыбой в аквариуме.
— Но я же могу хотя бы…
— Ничего ты не можешь в этом теле, находясь на данной ступени развития. Ты юн и наивен, потому что чист душою и слышишь истину, оттого и ищешь чистоту в других, ошибочно полагая, будто они живут и дышат теми же ценностями, что и ты. К сожалению, тех, кого ты так жаждешь изменить, их уже не исцелить. Они смертельно больны и полностью подконтрольны. А кукловодов и подавно не изменить, так как у них иная суть, для них твоё «изменение» их природы означает лишь одно — гибель. Как думаешь, многие обрадуются твоему приходу, а?
— Я понимаю, что иду слепым в логово голодного тигра. Но если желание снизошло во время искренних молитв, как же можно противиться и отказываться от божественной воли? Разве имею я моральное право не исполнить возложенную на меня миссию?
– Конечно. Всё в твоих руках.
– А как же быть с моим сном?
Настоятель покрутил белый длинный ус. В бесцветных глазах застыл страх, и Баоху расценил это как опасение за его жизнь. Лишь позднее он поймет, что настоятель знал гораздо больше, чем делился.
– Мне постоянно снится розовый лотос... – напомнил Баоху.
Настоятель понимающе кивнул и, тяжело вздохнув, дал благословение. Вскоре Баоху покинул монастырь и братьев, за прошедшие десятилетия ставших ему семьей, но лишь для того, чтобы спустя некоторое время узнать об их гибели – его слова, сказанные им при последнем разговоре с настоятелем, оказались пророческими.
Скитаться долго не пришлось, его быстро поймали, впрочем, как и всех, кто значился в списках послушников, учителей и мастеров того монастыря. Первый же разговор с агрессивно настроенными против «змеиного духа» людьми показал непривлекательное будущее: тюрьма, жестокие пытки и смерть. Старинная медицина и боевые искусства оказались под запретом. И тогда Баоху пришлось притвориться союзником, оправдывающим все действия властей. Он согласился тренировать сверхсекретное армейское подразделение, которое помимо обычной разведывательной и подрывной деятельности еще и специализировалось на ментальных атаках, незаметных убийствах и влиянии на различные социальные и природные процессы силой мысли.
Тренировать приходилось под неусыпным наблюдением. Каждый жест, слово, любая практика записывались и изучались как раз теми, кто и сжег родной монастырь. Баоху попытался завербовать парней, чтобы создать из них очаг сопротивления. Кто-то струсил сразу, кто-то позже. Пришлось применить гипноз, дабы не напороться на предательство, которое Баоху видел внутренним взором, когда прощупывал варианты будущего. Но с будущим так всегда: как правило, видно лишь несколько сцен из… тысячи возможных.
Благодаря еще одному сильному мастеру-экстрасенсу план Баоху был вскоре раскрыт, а всех причастных к подпольным тренировкам убили. Баоху рыдал, как мальчишка, умоляя казнить его, а не тех завербованных ребят. Разумеется, его никто не послушал, никому не было дела до того, что это Баоху нужно было в первую очередь считать предателем, а не запуганных до смерти юнцов спецподразделения, которые мало что понимали в политике и режиме. Мастер же был нужен для дальнейших тренировок, ему выдали новую группу... Не нужно было быть мудрецом, чтобы понимать: как только руководство натренирует послушных режиму мастеров, Баоху уберут.
Спустя месяц Баоху сбежал. Он с трудом перебрался в СССР, где кое-как наладил жизнь с новым именем и выдуманной предысторией, легко выучил русский, а позднее поступил в университет под вымышленным именем.
«Не унывать, не прекращать действовать и следовать плану — бежать за своей мечтой!» - повторял он себе всякий раз, когда фортуна поворачивалась к нему спиной, будто некий невидимый враг путал судьбоносные нити настолько умело, что впору было повеситься, нежели распутывать замысловатые узлы. Однако Баоху не сдавался.
Не в последнюю очередь из-за снов, в которых постоянно видел раскрывающийся розовый лотос. Что бы это значило, он не мог понять, но искренне верил, что это чей-то тайный знак, каким-то невероятным образом связанный с его судьбой...
Получив новое светское образование, устроившись на престижную и уважаемую всеми работу, он какое-то время пребывал в иллюзии, что наконец-то ему открылись все пути, и он обязательно достигнет своей цели: сорвет с человеческих душ ядовитые оковы зла и тем самым изменит безрадостное будущее, которое уже видел в своих путешествиях во времени. Тогда же он и совершил грубейшую ошибку. Судьба, словно злой дух, подбросила проверку случаем, и Баоху показал себя порядочным, принципиальным человеком.
Как ни странно, но и в расчудесном СССР его ждала зависть коллег и соседей, постоянные анонимные доносы «добрых и заботливых» граждан, преследование и, как ожидаемый результат, полночный арест. Предала девушка, которой он доверился, несмотря на то, что видел будущее предательство. Но надежда, как известно, умирает последней...
Допросы с пытками электрошоком, голодом, жаждой, ледяной водой и постоянным избиением, с протыканием щек, ног и рук железными штырями, раздробление колен и зубов молотком и прочие прелести гуманных сотрудников госбезопасности, вынудили Баоху признать вину, возложенную на него следствием и обвинителем. Поняв, что любое сопротивление системе, госорганам и насаждаемой в мире «справедливости» бесполезны, он нарушил запрет своего учителя и применил уже не единичный, а массовый гипноз во время транспортировки в лагерь.
Пришитая к делу расстрельная статья не оставляла и шанса на освобождение. Взывать же к подлинной справедливости, здравомыслию, человечности и офицерской чести было уже бесполезно. Госвинтики крутились слаженно. Величаво задрав трусливые подбородки, они мастерски проворачивали свое грязное дело, безжалостно перемалывая в геноцидной мясорубке как виновных, так и оклеветанных людей ради выполнения какого-то чудовищного плана по избирательному прореживанию населения от неугодных инакомыслящих и опасных правдолюбцев.
После побега пришлось повторно применить свои способности, но на этот раз уже только ради покупки новых документов. Так, некогда талантливый ученый, имевший несколько докторских степеней в различных науках, светоч советской интеллигенции — профессор Асалеев, вновь превратился в простого крестьянина по имени Баоху, а по совместительству – в местного целителя и костоправа, и зажил более-менее спокойной жизнью на месте прежнего владельца лачуги – своего дальнего родственника по материнской линии. О кровной связи между двумя хозяевами небольшого предгорного участка в забытой богом провинции, разумеется, никто не знал. Тем не менее, как бы трагично ни сложилась в прошлом судьба профессора Асалеева, но новый Баоху с искалеченным телом, изуродованным лицом и разбитыми надеждами вернулся к своим корням.
Колоссальная внутренняя сила Баоху не смогла справиться лишь с одной бедой: изжить страх раскрытия. Он преследовал его по ночам, заставлял вскакивать на постели в холодном поту, кричать во сне. Баоху пытался заглушить страшные воспоминания физическим трудом и различными занятиями, но ноющие раны души страдали сильнее, чем изувеченное тело. По большей части от того, что старик не мог смириться: всё это с ним сотворили люди. Причем, обычные, ничем не выдающиеся люди, которых он зачем-то желал исцелить...
Именно страх раскрытия помешал ему когда-то жениться. Сначала на прелестной и умной сокурснице, а позже, когда судьба ненадолго свела его с коллегой, и на той. После ареста в СССР Баоху и вовсе не сомневался: Небеса ни за что не позволят ему создать семью, и решил завершить свой жизненный путь в одиночестве. Но однажды он повстречал ее — Хмель, и весь мир перевернулся с ног на голову.
Очаровательная малышка вызвала в нем такую бурю эмоций и тщательно запрятанных вглубь нерастраченных чувств, что Баоху первое время только и делал, что носил Хмель на руках, не отпуская ее от себя ни на минуту. Немногочисленным соседям он навешал лапшу на уши, будто Хмель – его внучатая племянница, несчастная сирота, порученная его заботам, так как мать несчастной девчушки произвела на свет незаконнорожденную полукровку. Не вынеся горя предательства и побег своего европейского сожителя, она покончила с собой, оставив ребенка сиротой. Ложь хоть как-то объясняла необычную для Китая внешность Хмель, и соседи вскоре перестали задавать неудобные вопросы.
Почти десять лет Баоху растил своё сокровище, оберегал и обучал всему, что знал сам, но на сердце было по-прежнему неспокойно. И усложнялось всё тем, что Баоху не мог "просмотреть" детали прошлого, связанного с Хмель, дабы ответить на тревожный вопрос: кто же она?
Всё чаще и чаще его мучили страшные видения, смысл которых он упускал, будто на Хмель наложили особое заклятие: непроницаемый для ясновидения колпак. Баоху не спешил делиться умозаключениями с наивным и чистым ребенком и делал всё возможное, чтобы не пускать Хмель за ограждение его небольшого участка, желая хоть как-то защитить девочку от того, что происходило вокруг.
Глава 5
В деревне, что раскинулась неподалеку от места жительства старика Баоху, творился беспредел. Там почти не осталось девушек. Какие-то уехали в города, но большинство были украдены работорговцами. Власти ничего не могли (или не желали?) поделать со сложившейся ситуацией, а полицейский участок... Впрочем, этот регион был настолько отдален от центральных земель, что никто не удивлялся бесполезности полицейских, полностью погрязших во взятках. Все жалобы в вышестоящие инстанции возвращались для рассмотрения в нижестоящие, которые как раз и нарушали закон и покрывали мафиозные кланы.
Начальника полицейского участка не пугал ни возможный расстрел, ни карательные меры со стороны отчаявшихся граждан. Равнодушие и презрение к людям буквально пропитали его. Грязь души кислотными испарениями выливалась через щелки-глаза и сочилась из пор пожелтевшей кожи. На его одутловатом лице так и застыла маска пренебрежения, отчего никто даже не пробовал качать свои права. К тому же все знали о связи полиции с мафией, которая и заправляла всем на довольно-таки обширной территории. Лишь однажды в полицейский участок явился сам старик Баоху.
Тогда пропала дочь местного электрика. Все не на шутку переполошились, ведь девушка слыла уже невестой, вот-вот должна была состояться свадьба. Отец девушки — честный пожилой человек, трудившийся аж на трех разных работах и никогда не бравший больше, чем требовалось для окупаемости необходимых в электропроводке материалов, от горя пребывал на грани сумасшествия, а его жена и вовсе слегла уже к вечеру, когда стало ясно, что девушка действительно пропала, а не просто засиделась у какой-нибудь подруги. Все прекрасно знали эту необычную, но бедную семью, а скромность самого электрика многих вводила в недоумение.
Кто-то возмущался его неспособностью отстоять свои кровные, кто-то восхищался благородством и не стяжательством, но каждый платил ему ровно столько, сколько мог и считал справедливым. Однажды ему даже отдали в знак признательности старую, почти развалившуюся на ржавые запчасти машину. Электрик лишь благодарил и никогда не осуждал, повторяя, как мантру, что человек всегда видит других людей через призму собственной ауры – если она светла, то и другие люди будут видеться ему в лучшем свете и поступать соответственно.
Старик Баоху иронично усмехался на это высказывание, с горечью вспоминая убитых праведных и светлых братьев, честных и отчаянно отважных родственников, а также достойных, умнейших и добрейших людей – сокамерников, братьев по несчастью, приговоренных к смерти по сфабрикованным делам и расстрельным статьям. Что-то им не особенно помогла их светлая аура, не говоря уже о сломанных судьбах невинных детей «предателей Родины». Тем не менее, не желая вступать в дискуссию и доказывать обратное, Баоху бесконечно уважал электрика за его чистые помыслы.
Так как дочь электрика когда-то приходила помочь по дому и приглядеть за маленькой Хмель, старый мастер не выдержал и решил сам пойти в полицию вместе с отцом пропавшей девушки, чтобы потребовать от правоохранительных органов немедленных и надлежащих действий.
Он видел, как девушку куда-то везли, он даже знал номер автомобиля и направление движения, но как ему об этом сказать полицейскому и не выдать свои способности ясновидящего? Баоху предвидел и неприятный исход событий, поэтому заранее попросил Хмель собрать кое-какие вещи…
– Если ты сомневаешься, стоит ли тебе вмешиваться, то зачем идешь, деда? – забеспокоилась Хмель.
– Понимаешь, детка, есть вещи которые нужно прожить. Это как опорные точки. Даже зная о том, как можно их избежать, лучше этого не делать.
– Не кажется ли тебе это неразумным упрямством?
– Так и есть: упрямство. Но бывают в судьбах перекрестки, которые нельзя обходить стороной. Нужно проявить волю и мужество и выбрать дорогу, даже если она кажется самой страшной из всех возможных.
– Кому это нужно?
– В первую очередь твоему духу. Он знает об испытании и рассчитывает на то, что ты с достоинством его пройдешь. Я слишком долго прятался.
Баоху осмотрел своё нищее жилище, вдохнул горный воздух, будто в последний раз, мысленно поблагодарил Небо за интересную жизнь и те чувства, которые ему посчастливилось испытать, после чего пошел в полицию. Поступить иначе ему не позволяла совесть и тот статус, который он когда-то носил.
Мужчины просидели несколько часов, ожидая прибытия господина Фанзи – начальника полицейского участка. Тот приехал раздобревшим после обеденного перерыва, немного подвыпившим и обкурившимся настолько, что шлейф сигаретного дыма растянулся на несколько метров. Раздраженно выслушав визитеров, господин Фанзи погнал их прочь под предлогом отсутствия состава преступления и загруженности отдела другими, более важными делами.
– Видите, сколько бумажной волокиты? – кричал на них господин Фанзи. – Вы это видите, вообще?! Я не собираюсь нагружать своих людей еще и беготней по вашим поганым горам в поисках блудливых девиц! Пошли прочь, прочь, беднота вонючая! Не принимаю ваше заявление, тем более от всяких бомжей.
– Я не бомж, – со слезами на глазах, воскликнул отец пропавшей девушки. – Я электрик! Я работаю сразу в трех местах, и вам это прекрасно известно. Я же менял вам проводку не далее как месяц назад, вы что, не помните меня? Как же так… Меня уважают в администрации нашего поселения, я исправно плачу все налоги, за дом, за...
– Да плевать, за что ты там платишь! Забирай своего плешивого старика и убирайся! Найдется твоя дочь, суток еще не прошло. Шляется, небось, с парнями.
– Как вы смеете?! Хотя бы проявите почтение к старшим! Это уважаемый мастер, наш целитель, между прочим.
– Что, какой он мастер? – скривился в презрительной усмешке господин Фанзи. – Вы хоть знаете, какой век на дворе? Выгляни в окно, деревня! Мы в космос летаем, айфоны у всех, искусственный интеллект расчеты делает, а ты мне о мастерах... Пошли вон!
– Мы будем жаловаться на вас в вышестоящие инстанции, – поднялся Баоху и, гордо выпрямив спину, погрозил пальцем: – Бессовестный вы человек. Бессовестный! Ваши предки вам этого не простят. Ведь вам прекрасно известно, что происходит в нашем округе. Девушку еще можно спасти, она украдена и, скорее всего, похитители направляются в…
– Старик, – зло процедил начальник, – меня разговорами о совести и предках не прошибешь. В гробу я видал и тебя, и своих предков!
Баоху увидел то, что происходило несколько часов назад: телефон в руке господина Фанзи, звонок от друга, просьба прикрыть исчезновение девушки, озвученная сумма вознаграждения…
"Как жаль, что будущее порой скрыто до определенного, какого-то ключевого момента, – чуть ли не заплакало сердце старика. – Если бы я увидел это раньше!.."
– Всё ясно. Больше нам говорить не о чем, – развернулся мастер, как услышал:
– А ну, покажи свои документы, раз такой говорливый. Хочу запомнить твою фамилию, коли ты жаловаться на меня собрался.
– Я не обязан вам ничего показывать. При таком-то непочтительном отношении и тем более после того, как вы нагло разорвали заявление!
– Тогда я не скажу вам, где видел сегодня вашу пропавшую девицу.
– Где?! – вскрикнул отчаявшийся отец.
– А где доказательства, что ты ее отец? Где доказательства, что вы не сутенеры, а? Где вы живете, кто такие?
– Так вот же, в заявлении всё указано. Моё имя... – кинулся к мусорному ведру электрик.
Баоху не успел предостеречь электрика, как тот моментально выдал и их фамилии, и место жительства обоих.
Начальник полиции отошел к столу, что-то напечатал на клавиатуре, после чего прищурился и включил рацию:
– Ребята, идите сюда. Надо задержать кое-кого и допросить.
После чего он со слащавой улыбкой обратился к остолбеневшим заявителям.
– Что ж, пожалуй, я приму заявление и начну расследование. Но мне, с моим-то стажем, и так всё ясно. Вы, кажется, сами причастны к исчезновению девушки. Оба. Один, – и он показал на ошалевшего отца девушки, – надругался над пропавшей, затем убил ее, вырезал органы на продажу, после чего вы, – и он перевел обвиняющий перст на старика Баоху, – тело припрятали, порубив его на части. А теперь ко мне прибежали, мол, ищи. Нет уж, так не пойдет. Устрою обыск у вас дома, и кто знает, что еще я обнаружу там из пропавшего в нашем округе добра…
Никто из сотрудников полицейского участка не успел понять, что произошло и почему отпустили задержанных. Но уже спустя пять минут господин Фанзи вежливо провожал заявителей, приговаривая:
– Ай, какое несчастье, какое несчастье! Я обязательно во всем разберусь. Отправлю следователей и поисковую группу на поиск вашей дочери. Кажется, я знаю, кто ее украл. Пора приструнить мафиозные кланы! Пусть это будет последнее доброе дело в моей жизни, но я обязательно это сделаю! Заберите, пожалуйста, ваши документы, уважаемый, - поклонился он электрику.
Выйдя из полицейского участка, старик Баоху сел в допотопную машину электрика и попросил:
– Гони, друг, гони, что есть мочи! Мне нужно скорее вернуться домой, пока еще действует внушение, пока господин Фанзи не пришел в себя и не посмотрел видео с камер слежения, пока ему не позвонили те, на кого он сейчас натравит полицейский отряд. Тогда он догадается и сопоставит факты, запросит более полную информацию о моей персоне… Твою дочку никто искать не будет. Это уже очевидно. Я скажу тебе, где ты найдешь ее без помощи полицейских. Обратись к семье ее жениха, возможно, они захотят помочь тебе спасти ее.
– Тогда мне надо прямо сейчас… – у электрика затряслись руки от того, что ему предстояло: нарушить закон, переступить черту, раздобыть оружие и выступить не только против полиции, но и мафии. – Я понимаю, что мои шансы ничтожны. Но она моя дочь, она – всё, что у нас есть.
– Я дам адрес человека, который тебе пригодится в этом деле.
Баоху погрузился в будущее. Наскоро просмотрев варианты, он с тяжелым сердцем отвел взгляд от электрика. Не хотелось сообщать об увиденном. В конце концов, видения иногда ошибались.
– Довези меня хотя бы до развилки. Мне, с моими ногами, не добежать быстро до дома, не спасти свою девочку, а именно туда полицейские сейчас и направятся.
И они помчались по дороге, выжимая педаль газа на полную.
Как и предсказывал Баоху, гости не заставили себя долго ждать. Лишь окончательно стемнело, как за окнами послышался отдаленный шум вертолетов.
– Хмель, – позвал старик, – девочка моя, иди скорей.
– Деда? – отозвалась Хмель, испуганно выбежав во внутренний дворик их крохотного, похожего на хижину с соломенной крышей, дома. – Я так и не поняла что случилось!
– Ты собрала вещи?
– Да, вот они. Всё, как ты велел, – указав на скромный рюкзачок, закивала двенадцатилетняя Хмель.
– Вот и славно. Послушай, что я скажу тебе. Сейчас сюда придут плохие люди, которые разыскивают и уничтожают таких, как мы с тобой – необычных. Я рассказывал тебе… Возможно, ты несерьезно ко всему отнеслась; возможно, я не был настойчив, не желая травмировать твою нежную душу. Я так мечтал, чтобы ты жила обыкновенной жизнью! Но это наивные мечты. Послушай, Хмель, у них будет оружие, разное оружие. Нет-нет, не пугайся, умоляю! Держи себя в руках, контролируй свой страх. Вспомни всё, чему я тебя научил.
– Но... – быстро задышала Хмель, расширенными глазами смотря на старика, – почему?!! Почему мы?! Мы же ничем себя не выдавали! Что им нужно от нас?
– От тебя пока ничего. Сейчас они придут за мной. Видишь ли, чтобы сегодня иметь возможность вернуться к тебе, мне пришлось применить запрещенные приемы, коим я когда-то обучал спецотдел в китайской армии еще до того, как сбежал и переехал в Советский Союз. Оттуда я тоже сумел сбежать, прихватив с собой кое-какие сведения. Но ими я так и не смог воспользоваться, просто потому, что на такую информацию... покупателя не найдется.
– И они узнали о том, что ты вывез секретную информацию? – завороженно разглядывала его Хмель.
– Не думаю. Скорее всего, полицейский, просмотрев видеозапись с камер наблюдения, просто засомневался в себе. Он не понял собственную реакцию и отданных приказов. Наверняка сделал запрос. Или он вспомнил то, что изначально увидел, когда электрик сообщил ему наш адрес. Не столь важно, главное то, что они сопоставили, пробили по базе данных документы, порылись в архивах… Это очевидно. Мои нынешние документы, полученные еще в пятидесятых годах прошлого столетия, хоть и являются качественной подделкой, но ты же понимаешь, что и по ним я уже очень древний старик. А уж если они поймут, что тот, кто сбежал когда-то из спецподразделения китайской армии, и я – это одно лицо, то быстро подсчитают мои настоящие годы. Обычные люди столько не живут. А те, которые столько живут... ну, они либо не совсем люди, либо их уничтожают. А вместе с ними уничтожают и тех, кто им дорог. У нас имеется шанс, чтобы ты сбежала. Я попытаюсь остановить этих людей, а ты уходи. Прямо сейчас.
– А ты? – в глазах Хмель замерцали слёзы и полились звездным дождем по нежным щекам.
– Многие болтают, будто я – один из бессмертных монахов. Не верь, бессмертных не бывает, а те, которые якобы бессмертны, порой прибегают к таким сатанинским ритуалам, что противно говорить… Что касается меня, то я стар и смертен, дитя, к тому же страшно изувечен. Мне уже не удастся так резво пробежать по горам, как тебе, и если я пойду с тобой, то только замедлю, задержу тебя. Беги в горы, в наш старый пещерный скит. Там выпирающий камень, на который я обычно ставил фонарь. Помнишь такой? Отлично! Возьми с собой маленькую лопату и начни копать под этим камнем. Там ты увидишь люк. Откроешь его, возьмешь фонарик и спускайся по туннелю. Чуть позже ты отыщешь карту и кое-какие мои научные исследования, там же найдешь ящик с секретными архивными документами. Возьми всё, что найдешь, тебе это пригодится.
– Для чего? – недоумевала Хмель.
– Для того чтобы понять, в каком мире ты живешь и что от него можно ожидать. Знания – это не самоцель, а всего лишь инструмент для достижения настоящей драгоценности – осознанности и духовного саморазвития. Когда-нибудь настанет момент, который перевернет в тебе всё, откроет потайные двери и заставит тебя… – тут старик запнулся, и взор его погрузился в самую настоящую бездну отчаяния, - …уразуметь: всё то, что люди считают незыблемыми истинами – ложь. Очень качественная и самая бесстыдная, самая масштабная ложь. Среди обычных людей мало тех, кто способен лгать по-крупному, оттого народ и не верит, будто некто может быть настолько искусен во лжи. А они не только могут, но и с радостью это делают.
– Не понимаю… – едва сдерживая панику, замотала головой Хмель.
– Со временем поймешь, сейчас главное то, что пройдя по туннелю в той пещере, ты выйдешь в дивном месте – в некоем лесу. Этот лес такой огромный, что я ни разу так и не смог его пройти за всю свою долгую жизнь здесь. Всё ходил да ходил, словно по заговоренному кругу. Но ты сможешь, я верю в тебя, моя маленькая эльфийская красавица.
Вертолетный шум приближался, и горы усиливали звук, еще больше пугая эхом, щедро разносящимся по окрестностям. Старик нервно поджал задрожавшие губы. Рывком прижав к себе испуганную Хмель, он прошептал, выдыхая в ее пышные волосы:
– Береги себя, дитя. Никогда не иди по дороге зла. Никогда не применяй мастерство, которое я передал тебе, во имя несправедливости или наживы. Только в самом крайнем случае, когда потребуется спасти себе жизнь и жизни тех, кого ты искренне любишь. Отнять жизнь, покалечить кого-то – легко, но это невыносимые муки совести и испорченная карма. Причина должна быть не просто веской, она должна быть по-вселенски важной. Истинный мастер живет так, что никто не испытывает на себе его настоящую силу и мастерство. Помни это. Я благодарю Небо за то, что оно подарило мне встречу с тобой. Ты стала центром моей жизни, радостью и смыслом.
По лицу старика покатились горькие слёзы, и Хмель, поддавшись чувствам, не выдержала и разрыдалась, прижавшись к груди своего опекуна.
– Ну-ну, не нужно… Ты прости, что я так и не раздобыл для тебя документы, но тогда я не смог бы вырастить тебя. Они пришли бы за тобой еще раньше. Знаешь, Хмель, мне кажется, что вся моя жизнь была переплетена таким образом, чтобы однажды я нашел тебя – мою крошку, плачущую у обрыва. Не грусти, не печалься обо мне. Ты справишься, ты очень умная и сильная. Иди в ту страну, откуда ты, вероятно, и пришла в человеческий мир.
– Дедушка, ты самое дорогое, что у меня есть! – плакала Хмель, когда старик насилу отрывал ее руки от своей одежды.
– Беги, беги, умоляю тебя!
И она побежала, подгоняемая диким страхом и вертолетным шумом. Чувство дежавю не оставляло ее всю дорогу. Когда-то давно она уже слышала подобную фразу, и чьи-то любящие руки также обнимали ее на прощанье.
Глава 6
Дорога до скита всегда представлялась щекочущим нервы приключением, а в день побега и вовсе превратилась в опаснейшую авантюру. Вдалеке слышался тревожный шум вертолетов, будто металлические стрекозы рыскали повсюду в поисках своих мелких человеческих жертв.
Хмель никогда не любила людей в форме и совершенно не понимала старших девушек, томно закатывающих глаза, когда те расписывали пограничников, виденных ими на заставах в горах. Хоть и поговаривали о взаимосвязи между пропажами девушек из деревни и периодическим спуском военных с гор, но дети бедняков всё равно мечтали о военных – у тех имелись деньги, модная экипировка, куча разных технологических новшеств, большинство из которых деревенские жители только в кино и видели, но в руках никогда не держали. В их деревне электрический чайник уже считался роскошью, не говоря о машине, компьютере или сенсорном смартфоне.
Помимо военных, что-то охранявших от любопытного народа, повсюду виднелись вездесущие летающие дроны и камеры, чьи бесстрастные глаза темными безднами обозревали пространство. Пройти мимо них незамеченными могли только… Хмель и старик Баоху.
– Зачем мы ходим сюда? – часто шептала Хмель, крепко держась за руку старика, когда они пробирались ночами к своему скиту. – У них собаки, они всё равно когда-нибудь найдут наш след, даже если нам и дальше удастся обманывать камеры слежения.
– Как, зачем? – кряхтел старик. – За священными травами, чтобы готовить из них чудодейственные снадобья и помогать тем, кто ищет помощи. Раньше здесь жили люди, и жили они очень долго, сотнями лет, а затем им запретили не только селиться тут, но и собирать целебные дикорастущие травы, пить чистую горную воду, спускаться в гроты. Даже экскурсии теперь разрешено проводить по строго контролируемым маршрутам, с фиксацией на каждом метре. Будто не народ владеет родной землей, а всего лишь арендует ее у настоящих хозяев.
– Но ведь эти травы растут и у подножья, где мы можем спокойно и безнаказанно собирать их.
– О, нет, дорогая. Травы, собранные именно на этой горе, обладают магическими свойствами. Ты же видела, какое чудо они сотворили с Горбатым Ди.
Хмель призадумалась, вспомнив историю о невероятном исцелении тяжелобольного, и удивленно уточнила:
– Значит, тут особенное место? Но почему, что в нем такого?
Ответ на свой вопрос она тогда так и не получила, старик посчитал его преждевременным, зато теперь…
Изображение
***
Долго копать не пришлось, земляная прослойка оказалась небольшой и сыпучей. Старик таскал сюда грунт в мешках, дабы спрятать люк, который выглядел весьма пугающе: весь покрытый мхом и на вид очень тяжелый.
При мысли, что она не сумеет поднять крышку, по спине девочки покатились капли ледяного пота, но Хмель зря переживала – при всей громоздкости крышка люка оказалась довольно-таки легкой.
Тусклый свет фонаря выхватил из темноты вырезанные в камне ступени, и Хмель, заслышав совсем близко вертолеты, помчалась вниз без оглядки. Времени на то, чтобы пугаться пещерных звуков, практически не оставалось, и не успела Хмель задаться вопросом «Кто и зачем построил этот туннель внутри горы?», как она заметила полоску света.
Первоначально приняв эту полоску за лаз из пещеры, Хмель ускорила шаг, но вскоре остановилась как вкопанная: перед ней возвышалась статуя.
Высокий человек с бородой и развернутым свитком в руке строго преграждал путь. Свободной рукой он указывал на область, выделенную на каменной карте красным цветом. Как Хмель ни старалась, но определить, что же это за местность, ей никак не удавалось, зато прямо под статуей она обнаружила коробку, в которой лежали стопки пожелтевших листов, исписанных почерком старика, какие-то документы с печатями, красный узелок и перерисованная с камня карта. Найденное сокровище Хмель бережно переложила в свой рюкзак и сосредоточилась на каменном рисунке.
Учитывая нелегальное положение и отсутствие документов, Хмель в школу не ходила, и ее обучением полностью занимался старик Баоху, рассказывая всем байки, мол, девочка обучается на дому ввиду неполадок со здоровьем, а после якобы ездит в город сдавать аттестации в обычной школе. Мало кто верил, но так как старика неподдельно уважали и ценили, как фактически единственного компетентного врача во всей округе, то никто не спорил и не расспрашивал. Тем более что любой, кто когда-либо заговаривал с девочкой, убеждался: ее образование было гораздо лучше, чем у всех деревенских детей, посещавших общеобразовательную школу в соседнем селе.
– Откуда ты всё это знаешь, деда? – сама удивлялась Хмель, и старик то ли с грустью, то ли с гордостью отвечал:
– Когда-то я был ученым. Но это не главное. Важнее не регалии, статусы и дипломы, а настоящие знания, навыки, опыт. Это сейчас считается, что на каждое мелкое дельце требуется свой компетентный узкопрофильный специалист, а вот во времена, когда я обучался, мы должны были уметь и поле вспахать, и огород с садом грамотно разбить, и каллиграфией в срок овладеть. Также в обязательное образование входили занятия на музыкальных инструментах, мы изучали поэзию, философию, многие точные науки и всевозможные разделы медицины. В общем, мы были практиками, а не позорными теоретиками.
– А боевые искусства?
– Как же без них! Это основа здоровья, долголетия, трезвого ума. Это беседа с Богом через собственное тело, которое выступает проводником, переводчиком с божественного языка. В зависимости от того, насколько хорошо человек овладел этим переводческим механизмом, будет зависеть правильность или ошибочность интерпретации небесных посланий.
– А что насчет боёв без правил?
– Я уже объяснял тебе своё отношение к ним, а также ко всем соревнованиям, – строго посмотрел на нее Баоху. – Что такое бой, если человек не видит сути происходящего, не понимает взаимосвязи событий, если он вообще не ценит жизнь? Когда для человека важен престиж, когда слава лучшего бойца, уважение учеников и деньги затмевают осознанность – это хождение по греховному кругу и вовлечение в этот порочный круг других людей. Страшное преступление против духа. Это уже не кунг-фу, а ремесло мясорубки. Для настоящего искусства требуется духовная составляющая и широкий кругозор.
– Но вы же в монастыре изучали смертельные приемы?
– Конечно. Но мы изучали боевые искусства наравне с философией, медитациями, а также историей, политикой и правом, ведь из того монастыря нередко приглашали монахов не только для защиты и сопровождения самого императора, но и в качестве советников. Как ни крути, но и позднее, уже в современную эпоху, не каждому доверяли тренировать спецподразделение армии. Это тебе не в офисе сидеть да бумажки перекладывать. Конечно, далеко не каждый из нас преуспевал в различных науках, но тот, кто брал высоты во всём вышеперечисленном, удостаивался высоких званий и степеней мастерства. Такие личности по праву назывались Мастерами, овладевшими силами бессмертных... Остальные же так и оставались просто учителями или старшими наставниками.
– А эти солдаты, которых мы видим в горах, они другие? Это не те, которых ты обучал? – каждый раз волновалась Хмель, стоило ей вспомнить о страшной технике, бывшей на вооружении современной армии.
– Конечно, другие, ласточка, – показательно выводя идеальный иероглиф, кивал старик.
– В чем другие, а?
– Да во всём. Подконтрольные они. Хотя и прежние держались в ежовых рукавицах, под строгим надзором. Они все – воюющие и жаждущие убивать под благовидными предлогами, заколдованы идеологией и политической пропагандой, которые лишь распаляют ненависть и затмевают разум. Никто из них не знает правды. Слепцы, размахивающие автоматами и кричащие свои лозунги о добре и справедливости. Они тысячами мрут от рук таких же слепцов. А те, которые пропагандой занимаются – все без исключения выгодоприобретатели: от мелких помощников и посланников «доброй воли» до тех, кто получает самую большую выгоду от кровопролитий, поставок боевой техники, медицинского оборудования и экспериментальных препаратов. У "выгодоприобретателей на крови" совершенно не выделяется гормон, отвечающий за эмпатию, сочувствие, жалость. Одна зарплата в головах и социальные статусы. Если главная задача человека сознательного, разумного – восхождение к вершинам духа, то у этих ребят всё перекрыто. Для них главное – материальные блага, комфортные условия, нажива и внешнее благополучие. Их волнуют уважение старших, признание коллег, премии, награды, почет и счета в банках, но не более того. Это не те люди, у которых в сердце обитель Бога, у них там только механизм, обеспечивающий энергетическую подпитку. Вещать им о том, что правильно, что разумно, честно и справедливо – бесполезно. Это киборги, и на смену им придут другие, более совершенные, еще более бессердечные с полностью промытыми мозгами.
– Почему всё в сердце?
– Как, почему? – поддерживая свой широкий рукав, рассматривал иероглиф Баоху, выискивая недостатки в собственной безупречной работе. – У каждого органа имеется свой крохотный мозг, и у сердца, конечно же, тоже. Сердце начинает формироваться прежде верхнего мозга, которому только предстоит спрятаться в буйной головушке, – ласкового стуча пальцем по скрученным косичкам Хмель, улыбался Баоху и замечал: – Ты неверно написала. Исправь, пожалуйста, напиши заново. Старайся.
– У-у.. – надувалась, словно гусыня, Хмель, – я так устала! Это уже десятый раз переписывать.
– Не хнычь. Если ты чем-то занята, то получай удовольствие от процесса. Только тогда занятие принесет тебе пользу…
Хмель внутренне сжалась от воспоминаний, и страх вперемешку с болью пронзил уже начавшее тосковать сердце. Она бы столько отдала сейчас за те прекрасные дни занятий каллиграфией, за те спокойствие и благодать! Что с ее дедушкой, что с ним сделают эти жестокие люди на вертолетах? Может, вернуться и помочь, попытаться поговорить с солдатами или на крайний случай – загородить бедного старика собой? Ведь он столько сделал для нее. А что же она, неужели никак не отплатит ему, неужели вот так возьмет и просто сбежит?..
Однако Хмель прекрасно помнила наставления Баоху. Непослушание было бы последнее, чем она могла огорчить его. Но не означает ли это, что старик сам себе противоречил, утверждая, что люди, безоговорочно подчиняющиеся приказам власть имущим; люди, выставляющие служение кому-либо за честь и доблесть, как правило, выслуживаются?
«Нет-нет, – спорила сама с собой Хмель, стоя перед гигантской пещерной статуей, – я не такая. Хоть дедушка и представлял собой маленькую власть в моем крошечном мире, но я совсем по иной причине не желаю огорчать его. Вовсе не потому, что подчиняюсь уважаемому старику, имевшему надо мной полную и безоговорочную власть. Он выкормил меня, он дарил мне любовь, заботу, нежность, он воспитывал, одевал и обучал. Я просто люблю его и не хочу, чтобы сердце моего прекрасного Баоху страдало!»
– Я никогда не стану той, которая совершенно спокойно сможет массово казнить и стрелять в других людей, при этом свято веря, будто моё дело благородное, будто я действую во имя справедливости, – как-то заверила она Баоху. – Это другим плевать, если перед дулом автомата ребенок, а в заброшенных домах, на которые сбрасываются бомбы, рожают женщины. Они дают Жизнь не только ради того, чтобы продолжить ее, но ради взаимности, ради дара любви, ради того, чтобы циркулировали светлые чувства.
– Ах, если бы так было всегда и везде… – печально ответил старик. – Ты видишь животных, они все обожают своих малышей. У них нет такого, чтобы кто-то издевался. Медвежонок обнимает свою мать-медведицу, целует её, улыбается, рычит-гулит и плачет при расставании. Ничем не отличается от человеческого дитя. Так же и все остальные: коровы с телятами, волки со своими щенками, обезьяны, свиньи, киты, лебеди… Вопреки бытующему мнению, всё это не ограничивается инстинктом. Это намного глубже, достаточно открыть пошире свои глаза и сердце – и сразу всё станет видно. Только у человеческой расы рвется связь с духом, следовательно, ломается и мораль. Тогда развиваются извращения и появляются обрезанные рассуждения на тему инстинктов.
Не верила Хмель, что люди на такое способны, не хотела в такое верить, пока однажды не увидела, как паренька – ее ровесника, с которым она еще в детстве бегала на перегонки до озера за водой, застрелил… нет, даже не человек, не солдат, а боевой дрон. Тогда сбежалась вся деревня. Родители мальчика убивались, рыдая над телом единственного ребенка, который всего лишь по детской неосторожности перешел запретную черту и пролез под колючей проволокой за сбежавшим гусем. Солдаты, стоявшие рядом, ничуть не сожалели об инциденте, для них парень был только преступником, не более того.
Хмель смотрела в их суровые лица в надежде выявить хоть каплю сочувствия, но они лишь повторяли:
– Мы не стреляли, это искусственный интеллект отдал приказ. Надо уважать закон и читать надписи. Или вы полагаете, что всё это игрушки и получится договориться, попросив прощения за неосторожность, за детскую шалость? Детство кончилось у паренька, он уже вполне мог отвечать за свои действия и поступки.
– Да где ему отвечать?! – закричала мать, подняв голову от груди расстрелянного сына. – Вы совсем бездушные, что ли? Ему же только десять… Он еще конфеты и машинки выпрашивал и радовался им, с ребятней играл…
– У нас тут всё серьезно, – парировал офицер, – объект под охраной, на гору запрещено подниматься. Вы обязаны соблюдать границу и маршрут следования. Вы сами виноваты, что не досмотрели за сыном! С вами будут отдельно разбираться.
– Разбираться?.. – опешил отец убитого. – Может, мы еще и штраф должны выплатить убийцам нашего единственного ребенка?
– И штраф выплатите, и в тюрьму сядете, если так решат, – бесстрастно подтвердил военный. – То, что вам позволили жить вблизи этих холмов и гор, вовсе не означает, что тут курорт, где можно творить всё что угодно. Вы обязаны быть законопослушными гражданами государства.
– Только нас, простых граждан, в нашем распрекрасном государстве никто не спросил, когда эти законы и правила принимались, особенно те, которые ограничивают наши же права и свободы, – не выдержав, встрял в разборку журналист, снимавший комнату над местным ателье. – Иначе откуда бы взялось столько тягот у людей, столько горя и насилия, давления и обязательств?
– А ну, немедленно уберите телефон! – пригрозил ему офицер. – Любое фото, видео происшествия или текстовые посты в соцсетях будут немедленно удаляться. Задумайтесь о последствиях, пока еще ничего не выложили в сеть. И имейте в виду, – предупреждающе оглядел толпу военный, – все, кто сейчас меня видит, слушайте внимательно: пусть заборы тут не стоят, но линия четко обозначена, а дрон – автономный, и он запрограммирован на уничтожение любого, кто перейдет запретную черту и будет иметь вес и рост, превышающие мышиный…
– А если вашему умному искусственному интеллекту что-то померещится, если он совершит ошибку? – спросила всеми уважаемая Чу.
– Дронам, в отличие от людей, ничего не мерещится, глупая старуха! Они мгновенно сканируют существо.
– Тогда как же так получилось, что, просканировав, дрон принял решение убить ребенка? – воскликнул отец убитого подростка.
– Он пересек границу! Это запрещено!
– Да мало ли, что еще запрещено! Куда делась человечность?! Ради чего создаются боты и дроны, не ради ли человеческого комфорта? Получается, что нет. Человеконенавистники строят машины ради самих машин, ради их комфорта и обучения! – вспылил журналист.
– Да нет тут никакого забора! Сетка-рабица гораздо дальше. Это свободная земля, – поддержали его собравшиеся односельчане, но военным людям словно вату в уши вложили:
– Не ваша забота, чья это земля! – галдели в ответ военные. – Нашлись тут умники советы раздавать: как надо и как не надо. За вас уже всё продумали и просчитали алгоритм…
– Это и пугает, – многозначительно прокомментировал местный фермер. – Без вины – потенциально виноватые, без прав – обязанные, без свободной воли – приучаемые к безропотному подчинению…
Испугавшись сумасшедших людей, а, может, и самого мира, в котором для удобства малочисленной группы создаются машины, подчиняющиеся некоему нечеловеческому разуму, Хмель тогда поспешила домой – вся в слезах и разочаровании, но после того случая больше ни разу не подвергала сомнению слова Баоху.
Как и теперь, выйдя из туннеля и оказавшись в дивном лесу, Хмель ничуть не сомневалась, что Баоху не ошибался в своих догадках: в мир людей она пришла именно отсюда, из этого леса, она вспомнила это место…
Глава 7
Ей даже не потребовалась карта. Как оказалось, Хмель смутно, но всё же помнила путь, будто воспоминания были специально замылены, оборваны, кем-то спрятаны...
Выйдя из леса, Хмель увидела залитую солнцем долину. Точно пиала на подставке, она уютно уместилась между скалистых гор. Своими рваными, кое-где обугленными краями горная гряда напоминала гигантский пень, разрушенный в невообразимой древности каким-то страшным оружием.
Хмель не успела пройти и сотни метров, как ее вниманием завладел кривой утес, давно поросший цветущими лианами. А там, среди дивных ароматов притаилось здание. Вернее – целый комплекс.
Такой архитектуры Хмель еще не видела. Гигантские арки, ажурные мосты, светлые галереи и золотые колонны, сверкающие в зареве заходящего солнца. Единственное, что напоминало Китай – загнутые крыши, всё остальное выглядело так, словно сказка стала явью.
«Странно, – подумалось ей, – я тут уже час или полтора, а такое ощущение, будто солнце не двигается. Родную деревню уже давно окутала ночная тьма…»
Долину пересекала река, берущая начало у живописного водопада. Чуть выше, по склонам этой гигантской котловины, Хмель заметила разбросанные домики. Они как будто были вырезаны в скалах, лишь крыши над выступающими террасами напоминали разноцветные курносые носы любопытных каменных существ.
«Интересно, кто тут живет?» – не успела задаться вопросом Хмель, как у края пролеска показалась отара овец. Их подгонял…
«Это парень или девушка?» – завороженно смотрела на пришельца Хмель. «Оно» было настолько красивым, что Хмель с трудом очнулась от очарования. Лишь поравнявшись с ним, удалось понять, что это всё же парень.
– Привет! – доброжелательно махнул он рукой. – Ты откуда такая… розовая?
Он покатился со смеху, но без злобы, что безумно обрадовало Хмель.
– Я… – тут непонятный страх перехватил горло, и Хмель, сама не понимая причину, соврала: – Я путешествую.
– А-а… – оценивающе оглядел ее парень, – то-то я и смотрю, оделась как дикарка.
Хмель бросила взгляд на свой скромный наряд: джинсы, футболка, кроссовки… После чего обратила внимание на одежду парня: шелковые шаровары, сюртук с длинными полами, белая сорочка с кружевными манжетами и витыми, золотистыми тесемочками. И всё такое пестрое, прямо как длинные волосы парня. Похоже, он покрасил их во все цвета радуги и закрутил как минимум десять различных по сложности косичек, а какую-то часть оставил спокойно порхать на ветру.
– Чтобы оставаться незаметной… среди дикарей, – пояснила Хмель, поняв, что ее одёжка не идет ни в какое сравнение с его пастушьим прикидом.
– Я так и понял. Куда путь держишь? – любопытствовал он.
– Хочу поменять место жительства. Ты не знаешь, как это можно сделать?
– А что ты умеешь? – он говорил по-китайски, но на каком-то странном, совершенно незнакомом ей диалекте. Половину слов Хмель понимала исключительно благодаря интуиции, отчего неимоверно напрягалась, и со стороны наверняка складывалось впечатление, будто она тугодумка.
– Я пока не решила, чем хочу заниматься.
– Ты странная. Девушка твоего возраста уже должна где-то обучаться. Твои родители бедны?
– Не так чтобы очень… – уклончиво ответила Хмель. – Но, наверное, я бы хотела учиться. Как это можно тут организовать?
– Чего проще! – рассмеялся он. – Иди в нашу академию. Сдавай вступительные экзамены и получай комнату в общежитии.
– А какие перспективы?
Парня это еще больше позабавило.
– Для девушки? – уже совсем иначе смотрел он на нее. – Ну… ты симпатичная. Вырастешь - будешь красавицей. Поэтому есть шанс встретить достойного мужа еще до момента выпуска. Есть варианты перевода в другие академии. Как правило, те девушки, которым не повезло, идут на какие-нибудь должности помощниц. Можно продолжить обучение, чтобы стать помощницей учителя, лаборанткой, например.
– Э-э… Это все возможности?
– А там, откуда ты пришла, разве иначе? – искренне удивился он.
– Да всё так же! – быстро среагировала Хмель. – Мне просто до конца не верилось, что везде одно и то же. Ну, за исключением мира дикарей, разумеется.
– Я слышал, что для женского пола есть какие-то привилегии в Борейской Империи. Но там закрытая страна, они редко выходят на контакт. Возможно, это всего лишь сплетни.
– А где можно подготовиться к экзаменам? – ей нетерпелось уже где-нибудь присесть и отдохнуть, обдумать свои дальнейшие шаги.
– Есть дом для гостей. Там, к слову, на первом этаже общественная библиотека и различные лавки. Иди по этой тропинке, она выведет тебя на холм, где ты увидишь белое здание посередине, на нем будет скульптура в виде трех солнц и обитаемых миров.
– Ясно, благодарю! – сделала она жест намасте, и парень, как это ни странно, ответил похоже, разве что одну ладонь сжал в кулаке.
Они простились, и Хмель пошла своей дорогой. По пути ей встречались замысловатые кареты без лошадей. Там ехали настоящие эльфы: с длинными ушами, раскосыми глазами, высокие, черноволосые, стройные. И безумно красивые.
Еще ей встретилась повозка, доверху груженная капустой. Товар тащили какие-то мелкие существа. Они не были похожи на гномов из сказок, но именно о них Хмель почему-то и подумала в первую очередь.
«Чудеса, – поражалась Хмель всю дорогу, – и вот этот мир спокойно существует рядом с человеческим? Как это удивительно! И несправедливо…»
Заметив пожилого эльфа, заботливо протирающего вывеску на магазине с посудой, Хмель совсем сникла.
«Что сейчас с дедушкой?»
В расстроенных чувствах она вскоре добрела до холма, на котором действительно возвышалось описанное пастухом здание: семиэтажное, округлое, с куполообразными крышами на уютных башенках и скульптурой на самой высокой – центральной крыше.
Вокруг здания раскинулся чудесный яблоневый сад. Пройдя по дорожке, она опустилась на скамью и принялась рассматривать прохожих. Кто-то гулял, кто-то читал, кто-то рисовал или ел яблоки, срывая их с деревьев. Эльфы разных возрастов, но было очевидно, что все они представляли собой иную расу – высшую по сравнению с…
«Дикарями, – вспомнила характеристику Хмель. – Надо раздобыть одежду. Денег у меня нет, к тому же я не знаю, принимают ли тут юани? Всё, что есть в…», – и тут Хмель осенило: возможно, те странные вещи, перевязанные стариком Баоху красным шелком, попали к нему отсюда?
Она полезла в свой рюкзак, быстро вытащила оттуда красный узелок, раскрыла и совсем иначе взглянула на то, что поначалу ей показалось стариковским хламом.
На ее коленях лежало несколько предметов, одним из которых был зеленый прямоугольник – внушительных размеров кусок нефрита. Удивляла гравировка на нем: изображение скульптуры – той самой, что сверкала золотом на крыше гостиницы.
«Интересно, это какой-то слиток местного «золота» или ключ от номера, или сертификат, скидочный купон… Это может быть чем угодно! Пока я его не предъявлю, ничего выяснить не получится. В конце концов, даже если меня раскроют, я расскажу им правду, объясню, что со мной случилось и почему я тут оказалась. Они же не дикари, не изверги какие-нибудь, чтобы меня обратно отправлять?» – рассуждала Хмель, попутно рассматривая яблоко: золоченое, на вид искусственное. Не выдержав голода, Хмель робко протянула руку к ветке. Каково же было ее изумление, когда ветка яблони увернулась.
Хмель резко отдернула руку.
«Ты живое?..» – мысленно обратилась она к яблоне.
Дерево повернулось к ней… лицом. Разветвление, которое Хмель поначалу восприняла за причудливую кору и дупло, нахмурилось, насупилось и даже фыркнуло-скрипнуло.
– Простите меня, я слишком голодна, – поклонилась Хмель.
Дрожа от страха и невольно зажмурив глаза, она не сразу осознала прикосновение: кто-то легонько трогал ее за плечо. Хмель собралась с духом, приготовившись к объяснениям и мольбам, однако, открыв глаза, никого не обнаружила. Это всего лишь ветка ласково касалась ее плеча, будто предлагая сорвать яблоко. Сама же яблоня теперь однозначно улыбалась, а ветви-руки раскинулись в дружественном жесте – широком, добром и по-матерински нежном. Хмель, не ожидая от самой себя, бросилась обнимать ствол дерева. Стоило ей прикоснуться к нему щекой, как незнакомые картины вошли в ее сознание. Яблоня разговаривала мыслеобразами, щедро посылая их юной путешественнице.
С благодарностью приняв сочный и сказочно красивый плод, Хмель еще раз поклонилась дереву, после чего решительно направилась к главному входу в гостиницу.
Глава 8
В фойе ее встретила девушка – на вид не старше восемнадцати лет, вся такая хрупкая и нежная, что совершенно не верилось, как она смогла самостоятельно подвинуть тяжелые коробки с книгами.
– Понаставили тут! – ругалась она. – Сразу, что ли, в библиотеку нельзя оттащить?
Хмель робко жалась у дверей и слушала. Ей показалось, что девушка что-то вроде управляющей, уж слишком тон у нее был распорядительный. Но тут Хмель заметили:
– Ты что там стоишь? Ты откуда? Ты одна? – принялась сыпать вопросами управляющая.
– Я… - пошла навстречу Хмель. – Да, я путешествую одна. Мне сказали, что тут можно отдохнуть.
– А твои родители? – насторожилась управляющая.
– Они… остались в Борейской Империи, – не моргнув глазом, соврала Хмель и мысленно поблагодарила пастуха за выданную информацию.
– О-о! – вытаращилась на нее управляющая. – Это знаменательное событие. К нам никогда еще не прибывали гости из Борейской Империи. Скажи, а все бореалы такие розововолосые? Или это ты сама изменила цвет?
– Нет, это… – почему-то опять засомневалась Хмель, точно кто-то внутри дергал за невидимую струну, сигналя через интуицию, – это измененный цвет.
– Вот и я смутно припоминаю рассказы, будто вы все должны быть блондинами и со светлыми глазами, а у тебя глаза чуть раскосые и фиолетовые.
– Это тоже… мм.. измененная внешность.
– Потрясающий оттенок! – восторженно хлопнула в ладоши управляющая. – У меня так и осталось «неудовлетворительно» по внешнему моделированию. Научишь меня? – подмигнула она. – За это я размещу тебя в самой красивой комнате.
– Договорились, – напряглась Хмель, – но мне самой еще многому нужно учиться. Говорят, у вас тут и академия имеется. Я бы хотела поступить.
– А почему ты у себя не поступала? – не поняла управляющая, заходя за стойку. – Или у вас нет учебных заведений?
Она раскрыла толстую книгу, взяла перо, взмахнула им пару раз, и черная капелька повисла на самом кончике, вот-вот готовая сорваться вниз на пожелтевшую бумагу.
– Как тебя записать?
– Кси Мель, – представилась Хмель.
– Хорошо. А на сколько ты к нам?
– Пока не знаю. Думаю, всё будет зависеть от поступления. А сейчас можно поступать?
– Круглогодично. Главное, выдержать вступительные испытания.
– А что в них входит?
Конечно же, Хмель не собиралась никуда поступать, но надо быть хоть что-то выяснить об этом мире. В конце концов, идти ей всё равно некуда.
«Позади облава, – размышляла Хмель, – небось, соседи уже рассказали полицейским и вертолетчикам, что в лачуге помимо старика Боаху жила еще и я. Теперь они будут искать меня по горам, наверняка найдут лаз в пещеру и будут поджидать на выходе, если вообще не войдут сюда со своими автоматами, танками и бомбами. Нет, возвращаться категорически нельзя!»
– Что в испытания входит? – озадачилась управляющая. Ее прехорошенький носик сморщился, кончик пера прошелся по задумчивому личику, идеальным бровям и подбородку, когда она, очевидно, вспомнив, выдала: – Ой, там какая-то ерунда была. Надо приручить животное, создать себе тотем, кажется… ой, нет, это уже в конце первого курса. А, вспомнила! Там было задание на ориентацию по звездам. Нужно было уметь вычислять местоположение, даже если это другая страна, и перемещаться без использования порталов.
– Просто знать, какие созвездия в другом полушарии? – уточнила Хмель.
– Нет, – перевела на нее озадаченный взгляд управляющая. – Какие полушария?
– Эм… – чувствуя, что попала впросак, Хмель чуть не умерла от страха быть раскрытой.
«Похоже, я заразилась судьбой Баоху», – пронеслась мысль в ее голове, и сымпровизировала:
– Шучу. Дикие, ну, дикари, у них знания совсем другие, они верят в полушария. Я среди них целый сезон прожила, изучала их повадки и нравы.
– А-а, ну да, – отмахнулась управляющая. – Они быстрее поверят во всякий бред, нежели в правду. На то они и дикари.
– А что еще будет на экзаменах?
– Нужно будет написать сказание, чтобы после окончания обучения в академии воплотить свою сказку в жизнь.
– А твой рассказ, о чем он был?
– Мой был о библиотеке. Как видишь, я управляю не только гостиницей, но еще и библиотекой.
– Это так интересно! Но как тебе удалось воплотить своё желание в жизнь?
– Визуализация, – серьезно посмотрела на нее собеседница, а затем покатилась со смеху:
– Мой род испокон веков является хранителем этой библиотеки. Так что соображай заранее, – подмигнула она, – не надо себе фантазировать нереальное, как один тут у нас нафантазировал: к звездам полететь. Что-нибудь попроще.
– А здесь всегда была библиотека?
– Да. Позднее мы пристроили гостиницу. Так как у нас тут старинные манускрипты, сюда многие прибывают именно для чтения и работы с материалами, артефактами, но отдавать куда-то книги мы не можем. В прошлом было несколько неприятных случаев с их исчезновением. Поэтому мы решили позаботиться и о книгах, и об удобствах для наших посетителей, построив гостевой дом.
«И о своей прибыли», – моментально догадалась Хмель, а вслух сказала:
– Это чудесно, когда все заботятся друг о друге.
– Конечно, – желая продолжать играть в игру «Я делаю вид, что не понимаю, что ты всё понимаешь» притворно весело подтвердила управляющая.
Хмель подошла ближе и положила на стойку свой красный узелок, как бы случайно выронив из него нефритовый прямоугольник.
– Ох, – отчего-то опешила управляющая. – С такими вещами нужно быть осторожнее. Откуда у тебя этот пропуск?
– Мне его дал дедушка, – даже не соврала Хмель. – Перед моим отъездом из дома. Он говорил, что когда-то бывал тут. Инкогнито.
– Странные вы там, бореалы. Ему такой подарок могла преподнести только королевская семья.
– Неужели? Он ничего не рассказывал, просто дал пропуск в дорогу. Сказал, что пригодится и… чтобы я не задирала нос, – пожала плечами Хмель.
– Так и сказал? – с интересом оглядела ее управляющая. – Понятно… Значит, ты из какого-то знатного рода. А пожелание «не задирай нос» из-за того, что тебя воспитывают в строгости и не желают до поры до времени рассказывать о привилегиях, чтобы ты успела посмотреть жизнь с разных сторон.
– Возможно, – не стала спорить Хмель, даже обрадовавшись, что за нее уже всё додумали. – А куда этот пропуск? Я подумала, что в библиотеку.
– Нет, не только, – задумчиво протянула управляющая. – С ним везде можно путешествовать и совершенно бесплатно останавливаться в любых местах. Нефритовый пропуск с этой гравировкой – привилегия древних королей, потомков Богов, иногда они их дарят знатным особам. Я впервые такое вижу собственными глазами. До этого лишь в справочниках видела. Так-с… я должна с него снять копию, чтобы оформить твоё пребывание у нас.
Взяв нефритовую пластину, девушка положила ее на раскрытую книгу постояльцев. И тут Хмель от неожиданности даже вскрикнула: страницы озарились светом, моментально поглотившим пропуск. Спустя мгновение, его отдали обратно, а в книге появилась надпись. Насколько Хмель сумела понять, это было на древнекитайском.
«Хорошо, что Баоху обучил меня…» – подумала Хмель, когда управляющая озвучила надпись:
– Дом Бинду, – после чего она на минуту замолчала. Нахмурившись, девушка перевела озадаченный взгляд на Хмель. – Интересно, что это за Дом Бинду? Я никогда прежде не слышала ни название королевской семьи с таким именем, ни страны. Может, это у вас там, у бореалов? И дата выдачи пропуска – невероятно древняя. Даже для самых старых эльфов. Сколько лет твоему дедушке?
– Не знаю, – запаниковала Хмель. – Я никогда не интересовалась. Привыкла, что он просто старый.
– А тебе сколько?
– Мне всего двенадцать.
– Двенадцать веков? – уточнила управляющая.
– Угу, – покрываясь ледяным потом, подтвердила Хмель. – А тебе сколько?
– Мне 35.
– Понятно. Отлично выглядишь, – пребывая в шоке, всё же сумела выдавить Хмель. – Ну, так я могу воспользоваться своим правом и оформить бесплатное проживание?
– Разумеется! Нефритовый королевский пропуск, да еще и выданный каким-то древним Домом, это привилегия избранных. Пойдемте, я покажу вашу комнату, – моментально поменяв стиль общения, поклонилась управляющая.
Они направились к широкой лестнице, каждый пролет которой представлял собой настоящее произведение искусства. Там были галереи картин, хрустальных ваз, мраморных скульптур дивной красоты и много чего еще, что Хмель не успела разглядеть.
На седьмом этаже они остановились, и Хмель подумала, что тут и будет ее комната, но ошиблась. Управляющая открыла стеклянную, с узорчатой ковкой дверь, и они попали в еще одну галерею. В отличие от предыдущих галерей здесь не было никаких картин, скульптур и прочих изяществ. Стены из полированных до блеска каменных плит и зеркала – вот и всё украшение, зато лестница, что вела на скрытый восьмой этаж, находящийся внутри купола, была украшена драгоценными камнями. Ступеньки же из розоватого камня покрывала ковровая дорожка с таким длинным ворсом, что Хмель зажмурилась от восторга – как ей захотелось пройтись по ней босиком!
Наконец ее оставили одну. С трудом поверив в успех своей авантюры, Хмель осторожно присела на краешек софы и осмотрела комнаты. Из трех окон открывался бесподобный вид. Долина и лес, речка и водопад, луга и сады. И всё такое красивое! Свежий воздух будто искрился на закате. То тут, то там виднелись радужные дуги – волшебные, но опасные мосты Индры, как их называл Баоху.
В самой комнате было одновременно тепло и свежо. Горели, но не сгорали многочисленные свечи в золотых канделябрах, на столиках стояли фрукты – по большей части те самые золоченые яблоки и еще ярко-красный виноград. Под каждым окном уютно уместилось по софе с изогнутыми спинками и множеством шелковых подушек. Они были расшиты самыми совершенными рисунками, которые Хмель только могла себе вообразить: диковинные животные, многолепестковые лотосы, разнообразные снежинки…
В спальню Хмель даже испугалась заходить. Такой роскоши она еще никогда в жизни не видела, даже в фильмах. В их деревне мало у кого был телевизор. Молодежь выпендривалась бэушными мобильниками и пыталась смотреть фильмы на мелких экранах. Хмель же частенько бегала в местный бар. Там утром из посетителей бывал только пьянчуга Джу, и тогда бармен – он же владелец заведения – разрешал смотреть всё подряд по телевизору, висевшему над барной стойкой. Хмель подрабатывала там мытьем полов и туалета, но зато могла смотреть фильмы аж до самого вечера, пока в бар не начинали приходить посетители и требовать совсем других телевизионных шоу.
В спальне, окна которой выходили на горную гряду с водопадом, было не так много вещей. На первый взгляд всё самое необходимое: кровать, шкаф, тумбочки, кресло… Но какое же всё было нарядное и стильное, качественное и дорогое!
Хмель робко коснулась покрывала.
«Шелк… натуральный, подбитый ватой… Такой красивый и теплый, нежный и драгоценный! – не в силах остаться равнодушной к этой вещице, всё трогала и трогала ткань Хмель, пока не решилась снять ее с постели и набросить себе на плечи в виде накидки»
– Как королева! – хихикнула Хмель, крутясь перед огромным, четырехметровым зеркалом. – Интересно, зачем зеркало такое высокое? – не успела она задаться вопросом, как в дверь постучали.
Хмель так испугалась, что еще плотнее закуталась в ткань, будто ища в ней защиту.
«Нужно отозваться и открыть, - пронеслась мысль. – А если мой обман разоблачили? Тогда они вряд ли бы стучали…»
Она тихонько приоткрыла дверь. За ней стоял юноша. Его острые уши заметно покраснели, как и щеки, когда он, потупив взор, пояснил:
– Управляющая прислала вам угощения, – и он указал на сервировочный столик, что парил над полом.
– Пожалуйста, – пропустила его в комнату Хмель.
Он завез сервировочный столик и принялся ловко переставлять еду на обеденный стол, всё время бросая восхищенные взгляды в сторону знатной гостьи.
– Если что-то нужно, то позовите. Меня зовут Юи.
– А как мне тебя позвать? – покраснела Хмель от его такого пристального внимания.
– Просто позвоните в колокольчик, выпрыгнет мелкая фея, вы ей скажете, что желаете. Она, скорее всего, либо передаст просьбу самой управляющей, либо позовет меня.
– Фея... ага... А вы родственники с управляющей? – догадалась Хмель.
– Да, – засмеялся парень. – Она моя старшая сестра.
– А сколько тебе?
– Десять.
– Ясно...
– А твоя сестра замужем?
– Разумеется! – даже испугался такого вопроса Юи. – Разве можно не быть замужем в ее возрасте?
– И кто ее муж?
– Он из клана охотников.
– Охотников? И на кого охотятся?
– Да на всех подряд. Заказов много. Вчера поймали очень ловкого дикаря.
От услышанного сердце Хмель чуть не остановилось.
– И что его ждет?
– Награда.
– Нет, не охотника, а дикаря.
– Откуда же мне знать, – пожал плечами парень. – Всё зависит от его ценности.
– А, ну да, конечно. Благодарю за угощения. Знаешь, я устала с дороги, хочу отдохнуть.
Парень поклонился и поспешил удалиться.
Еле дождавшись, когда шаги юноши перестанут быть слышными, голодная Хмель бросилась к столу.
Глава 9
То, что случилось после того, как Хмель попробовала угощение, ей не хотелось вспоминать и через пять лет. И самым болезненным воспоминанием было даже не то, что ее отравили и затем волокли в неизвестность, приговаривая: «Всё-таки выжила, тварь!», а именно смертельные приемы, которые Хмель впервые применила.
Первый раз – всегда самый запоминающийся и яркий. Будто дорожный баннер, в который на полной скорости врезается машина – тело, несущее душу. От «удара» рвется связь с Духом или, наоборот, запутывается и тогда становится крепче любой цепи. Это может быть как первый поцелуй, так и первое убийство. Одно неоспоримо: жизнь уже не будет прежней, да и идентично повторить трюк тоже не получится.
«Всё самое важное совершается только один раз в жизни», – любил говорить Баоху.
Он был превосходным учителем по различным наукам, а также мастером по Дим Мак и Дим Сюэ – тайной технике «ядовитой руки», боевой акупунктуре. Искусство отсроченной смерти позволяло не только незаметно устранять врагов, создавая ложное впечатление о кровоизлияниях и прочих недугах, якобы полученных по естественным причинам, но и мгновенно выводить из строя соперников, чем в дальнейшем не раз пользовалась Хмель во время подпольных поединков.
А те два несчастных эльфа, которые отравили и похитили Хмель, даже не успели понять, что произошло. Они никак не ожидали, что ребенок, практически теряющий сознание, каким-то образом сумеет вскочить на ноги и нанести молниеносные удары.
Хмель не пришлось яростно сражаться. Всё было сделано быстро и просто: хватило пары точных ударов по кровеносным сосудам и энергетических каналам, чтобы нарушить циркуляцию ци и запустить цепную реакцию в организмах злодеев. Хмель боялась, что эльфийская кровеносная система и основные точки будут отличаться от человеческих, но она зря переживала. Ничем особенным эльфы не отличались, разве что формой ушей, носа, угловатостью лиц и… красотой.
После того, как Хмель удалось устранить эльфов, напавших на нее, она активировала свои защитные силы, частично нейтрализовала яд и поспешила обратно в гостиницу. Думала позвать на помощь, однако, с трудом поднявшись в свои комнаты, Хмель замерла на пороге. Через щелку приоткрытой двери она увидела девушку-управляющую и ее брата: они рылись в вещах Хмель, выбрасывая на стол всё то, что было в рюкзаке.
– Да как вы смеете! – бросилась на них Хмель. Не оставалось и сомнений, что это именно они и дали наводку бандитам. Хмель хотела расспросить, выяснить причину, но не успела – эльфы так проворно выпрыгнули из окна и помчались по внешней винтовой лестнице вниз, что и Хмель не стала терять время.
Запихнув в рюкзак свои вещи, Хмель вскоре выбежала из гостиницы. Куда идти, к кому, на что рассчитывать, чего ждать в ближайшее время? Она не знала.
К ее несказанной радости в этом странном мире всё же наступили сумерки. Тьма вперемешку с седым туманом накрыла не только горы, но и сады, парки, дорожки и вскоре охватила всю долину. Передвигаться по улице теперь стало гораздо безопаснее из-за отсутствия любопытных прохожих, но Хмель не сомневалась: за ней наблюдают. Это чувство не покидало ее ни на секунду.
«Мне бы целебные травы заварить, – паниковала Хмель, чувствуя, что силы, призванные в экстремальной ситуации, скоро иссякнут. Требовалось как можно скорее вывести яд из организма. – Нужно развести костер и вскипятить воду. Где мне это сделать?»
Вернуться в мир людей она не могла – слишком долго пересекать долину. Тогда она выбрала единственно верное направление: бежать через ближайшие горы. Там виднелся гигантский водопад и голые пики без какой-либо растительности. Еще чуть-чуть и водопад полностью спрячется в тумане, что послужит естественной защитой и маскировкой ее местонахождения. Туда и направилась Хмель. И что-то подсказывало ей: погоня не заставит себя долго ждать.
***
«Надо было убить их всех!» – позднее еще не раз сокрушалась Хмель, но воспитание и все те нравственные основы, которые в нее вложил Баоху, не позволили ей тогда переступить грань.
Старик Баоху часто повторял, что если не знаешь, как воскресить, то не отнимай жизнь.
– …иначе придется в следующем воплощении воскрешать не только убитую тобою душу, но и свою, а это нелегко. Зачем усложнять себе путь и придумывать задачи, которые будут отнимать силы, уводить с главной дороги, запутывать и портить карму?
– А как же сражаться с несправедливостью, как бороться против невежества и лжи? – с периодичностью раз в неделю спорила с ним Хмель. – Неужели я так и просижу в этой деревне и ничего стоящего не сделаю в своей жизни?
– Всё-то ты хочешь что-то сделать, – качал головой старик. – Прыткая, горячая.
– Разве это плохо?
– Не будь как все. Большинство не продвигается в добродетелях. Люди лишь коротают дни в праздниках и забавах. Все их старания ради славы, выгоды, почета и похвалы, ради удовлетворения собственных демонов, пожирающих изначальное Совершенство.
– Ты мне столько книг из библиотеки привозишь! Я очень много читаю и много что знаю.
– Как и все те, которые рассказывают о самосовершенствовании. Это жалкое зрелище, Хмель. Люди пытаются что-то понять в различных трактатах мудрецов о пестовании Жизни, в то время как глаза таких горе-чтецов слипаются уже на третьей странице, а на четвертой их снова влекут грёзы о еде, парче, музыке и кино.
Хмель насупилась. Это явно было сказано о ней.
– Да? Вот смотрю я, деда, на наших соседей и ужасаюсь: как жизнь быстро проходит! Каких-то пять лет назад они были молоды и полны сил, а теперь уже почти все на пенсии, все кряхтят и сутулятся, до тебя за снадобьями и массажем еле доползают. А ведь наверняка кто-то из них читал так, что глаза его не слипались на третьей странице. Вон, уважаемый Лу Джан даже был в лохматом году каким-то чемпионом по ушу. А что толку-то? Теперь он простой фермер, ему сын раз в три месяца деньги присылает на пропитание. Домик Лу Джана мало чем отличается от нашего, разве что у него есть электрический чайник и стиральная машинка-автомат. Но ничего стоящего он не сделал, никого в своей жизни не уберег от греха, не спас от саморазрушения, никому не помог. Свиней режет и курам головы отрубает, на то и живет. Женился дважды и дважды разводился. Вот и все его жизненные достижения. Помрет и никто не станет горевать, да и вспоминать не будут – все уже через неделю забудут; магазин найдет нового поставщика мяса, а сын фермера, скорее всего, продаст дом старика какой-нибудь пожилой паре, которая тоже ничего в своей жизни не сделала, кроме как оплачивала вовремя все налоги и исполняла гражданские обязанности. И вот так мир по-прежнему останется полным несовершенства, несчастий и горестей, черной аристократии и античеловеческих планов по истреблению всего живого и правильного. Ты сам так говорил.
– Эх, Хмель, всё так, всё так… Однако восстанавливать всемирное Равновесие и вершить Божественное Правосудие могут лишь те, которые достигли восьмой, тайной чакры и получили необходимый опыт, открыли в себе всевидение и высшее осознание. А вовсе не те, которые научились кулаками махать. Самые ценные Знания не ищут среди людей. Их не найти в книгах, единоборствах и тем более в должностях.
– Тогда зачем мы вообще изучаем ушу, если можно просто сидеть в медитации, светиться радостью во всех направлениях и ждать добренького откровения, которое падет на всех и одномоментно преобразит темные души? Как ни крути, но ушу – это воинское искусство, оно предназначено для того, чтобы быть орудием в руках сильных духом и участвовать в кровопролитиях во имя справедливости. А не ради того, чтобы печень с селезенкой двигать и пятками дышать. Если бы ты позволил мне участвовать в соревнованиях!
– Хмель, мы это уже обсуждали!
– Но послушай, деда, – взмолилась она. – Ты сам говоришь, что мне нет равных среди сверстников, да и среди многих взрослых. Почему бы не взять титул, ведь это принесет славу, известность, деньги, и тогда я смогу хоть как-то повлиять…
– Ничего ты не сможешь! – прекратил бесполезный спор Баоху. – Еще ни один человек, действительно ставший знаменитостью, не был предоставлен сам себе. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как к тебе приставят «наблюдателя», тормозящего тебя, направляющего на ложный, но выгодный кому-то путь. Известность – это уход от своего Пути, это всегда угождение другим.
– Я всего лишь заработаю нам денег, а потом смогу спокойно совершенствовать технику, тренировать ее, идти дальше, выше.
– Нет, детка, – ухмыльнулся Боаху, – неправильно ты мыслишь. Обязательства закрутят тебя в таком водовороте, что там уже будет не до духовности и воплощения в жизнь всех твоих возвышенных планов. Во-первых, настоящую технику никогда не познать через силу. Те, которые фанатично тренируются и падают в изнеможении – изнемогают. Только и всего. Тренированные мышцы, связки, сухожилия, отточенность движений, жесткая дисциплина – всё перечисленное полезно, но это не делает красоту – Красотой и не даёт понимания, не раскрывает суть. А во-вторых… – и он взял палочку для еды, опустился на земляной пол лачуги и нарисовал иероглифы. – Вот ты можешь прочитать их как «воинское искусство», а можешь всмотреться в графемы и понять их совсем иначе: «искусство останавливать оружие». Смотри, как изменился смысл, правда?
– Да.
– А если вглядеться еще пристальнее, то открываются и вовсе глубинные понятия: «справедливый, праведный, исправлять» и «копьё».
– Значит ли это «Возмездие»? – присела рядом Хмель. – Или «Копье Правды»?
– Еще глубже, дорогая. Натолкну на мысль: когда-то это был священный, ритуальный, полный мистики и сокровенных смыслов танец Бога. Как ты считаешь, он думал о возмездии, когда передавал людям изначальные движения? Да и вообще, ему-то – Богу, зачем понадобились все эти выкрутасы?
– Но нас учат, что это искусство было изобретено патриархом Дамо.
– Это растиражированная версия. Уверяю тебя, она настолько же далека от истины, насколько коровья лепешка отличается от эликсира бессмертия.
– Мне даже нельзя усомниться?
Баоху резко замолчал и сжал губы в тонкую линию. Его косматые белые брови сделались похожими на высушенные пучки травы – они торчали в разные стороны и шевелились, как усы у сома.
– Над чем ты задумался, деда? – едва сдерживая улыбку, спросила Хмель.
– Когда-то и я спорил со своим учителем. Нельзя этого делать. Ни к чему хорошему это не приводит.
– Почему?
– Есть три причины. Во-первых, это непочтительно, – и бамбуковая палка легонько опустилась на спину Хмель.
– Ай!
– Во-вторых, – не стал догонять отбежавшую девчушку Баоху, – сразу поднимается вопрос: почему ты споришь? Если ты знаешь истину, тогда не слушай меня, не учись, пошла прочь, играй дальше с девчонками в ваши глупые игры с куклами! Если не знаешь – тогда слушай и внимай.
– А как же утверждение, что в споре рождается Истина? – потирала спину Хмель. Она это делала больше для вида и укола совести старика: не пройдет и пяти минут, как он строго потребует задрать кофту и показать синяк. После чего возьмет какой-нибудь пузырек и начнет мазать несуществующий синяк мазью, а еще дуть и продолжать давать наставления. Это был целый ритуал примирения: делать вид, будто больно и обидно.
– Здесь тебе не дискуссионный клуб! А я не клоун и не ведущий ток-шоу, чтобы спорить со мной. К тому же Истина не рождается ни в каком споре, – отмахнулся Баоху. – Она вообще не любит споры и разногласия. Нет у нее и рождения, как и нет у нее и смерти.
– Ты назвал только две причины.
– Они тебя не убедили, упрямая козявка? – устрашающе погрозил палкой старик.
– Не-а.
– Хм… Что ж, тогда слушай третью причину, – поднявшись с пола, Баоху снял с огня чайник и в полной тишине стал заваривать чай. Лишь распахнутая дверь в сад, где они по вечерам занимались цигун и медитациями, немного скрипела на ветру, поэтому ее вечно подпирала сломанная табуретка. На эту треногу и присела Хмель.
Старик любил соблюдать все этапы чайной церемонии и в совершенстве владел искусством приготовления целебных напитков. На их кухне было столько различных букетов, коробочек, банок, мешочков с чаями, что стоило чуть нагреться воздуху от жары или разведенного в очаге огня, как всё это травяное разнообразие начинало источать невообразимо приятный аромат. Небольшой обеденный стол, две лавки, полки и шкаф для посуды, сплетенные из тростника коврики и корзины – вот и всё кухонное богатство. Но Хмель искренне считала, что лучше этой кухни не найти. Только здесь она ела самые вкусные баоцзы, крем-супы, кисло-сладкие овощи и маринованный бамбук. И только здесь ей открывались тайны.
Хмель терпеливо ждала и с обожанием наблюдала за тем, как Баоху ополаскивал заварочный чайник. Для начала он откинул длинную седую бороду на плечо, затем подхватил широкий рукав своей одежды и лишь после этого принялся выбирать сорт чая. Хмель всегда казалось, что для серьезных разговоров старик подбирал какие-то особенные, волшебные составы. Аромат чая врезался в память также сильно, как и темы бесед. Вот и сейчас Баоху выбрал чай с листьями лотоса.
Засыпая собственноручно изготовленную заварку, Баоху что-то кряхтел про слабую ферментацию и сетовал на погодные условия. Хмель не особенно вслушивалась: ее убаюкивали все эти приготовления к чаепитию.
– Существует восьмиступенчатая лестница Бога, – вскоре снова заговорил старик, вырвав Хмель из полудремы. – Ты должна понимать магию числа восемь.
– Ты говорил мне… – почувствовав, что сейчас будет подана порция чего-то необычного, пересела к столу Хмель и с благодарность приняла свою пиалу.
– Но я не упоминал о Восьми Великих Пределах в том контексте, в котором собираюсь дать ответ на твой вопрос, – хитро улыбнулся он. – Все пределы внутри, и их можно достичь только путем духовного устремления. Твое тело – всего лишь один из пределов. Но как и куда идти? Нужна карта, не правда ли? Нужны ключи от замков и иногда даже опытный проводник. Всё это даёт учитель. И это второй предел, – он сделал многозначительную паузу, давая Хмель время обдумать услышанное. – Лишь преодолев Восемь Великих Пределов, твой Дух откроет Врата Высшей Реальности. Вот так. А ты ежедневно буксуешь на второй ступени. Делай выводы.
Хмель даже забыла о чае и рисовых пампушках. Она всё сидела и смотрела перед собой – в сторону гор и речушки, что извилистой змеёй бежала откуда-то сверху. Белый туман опутал предгорье, вокруг всё погрузилось в какую-то возвышенную и нереальную тишину.
Старик не торопил. Он вообще не любил торопиться, всё делал размеренно, чинно и спокойно.
– Но не значит ли это, что я буду брать только твои ключи, деда; ходить только по изведанной, проторенной дорожке и смотреть только в ту карту, которую мне выдают за истинную и единственно возможную?
– Как же ты мне надоела! – хлопнул по своему колену старик. Даже его золотому терпению иногда приходил конец. – Вымой посуду, когда поешь.
Он поднялся, собираясь на улицу.
– Постой, деда! Как называется этот новый стиль, которому ты обучаешь меня? – тихо спросила Хмель, собирая пиалы. – Ведь ты так и не назвал его. Но я же вижу, что это что-то совсем другое, отличное от всего того, чему ты обучал меня раньше. Это тоже какой-то внутренний стиль, мистический, да?
– Н-нет, – повернулся к ней Боаху. – Это смесь внутреннего направления и внешнего, боевого.
– Это то, что ты сам изучал на горе Эймэньшань или это Уданское направление?
– Нет, Хмель, ни то и ни другое. Видишь ли, мне часто снился сон…
– О чем?
– Я видел в нем Богиню.
– Какую? – глаза Хмель загорелись, а в сердце вспыхнуло непонятное волнение. – Расскажи! Ты же знаешь, как я обожаю слушать твои сны!
И старик сдался:
– Не знаю, что за Богиня, она никогда не представлялась, – пожал он плечами. – Но у нее были розовые волосы, прямо как у тебя. И еще цветок лотоса. Она показала мне тайный стиль, и когда я нашел тебя, то не сразу сообразил. Лишь потом понял, что натуральный цвет твоих волос действительно розовый. Тогда-то я и решил, что это божественный знак. Видать, я должен обучить тебя не тем стилям, которыми овладел еще в молодости, а именно этому, из сновидений. Его-то я и постигаю вместе с тобой.
– Так ты тоже всё еще ученик, деда? – засмеялась Хмель. – Смотри, выполняй таолу правильно, будь осознанным в своих движениях, – погрозила она пальцем, цитируя старика. – Сохраняй цзин, обогащай ци, взращивай шэнь!
– Ах ты, хулиганка! – добродушно покачал головой Баоху и нарисовал на полу цветок восьмилепесткового лотоса. – Иди, встань в центр рисунка…
***
Прошло пять лет, а острая боль от потери не притупилась. Хмель ругала себя за разрушительные эмоции, практиковала остановку мыслей, но всё возвращалось помимо воли, что еще больше угнетало. Ведь приходилось признать, что и первую ступень она не преодолела.
Более того, со временем стали расти сомнения и угрызения совести, они увеличивались, как снежный ком. «Прямо как у Баоху по поводу его братьев-монахов в сожженном монастыре. Ему тоже казалось, что будь он рядом, будь он с ними, то удалось бы отбиться… – уныло думала Хмель. – Всё повторяется. Воистину: учитель и ученик сплетают свои судьбы».
Хмель постоянно прокручивала в голове последнее мгновение, когда она видела Баоху: старого, худого, искалеченного, но гордого и не сломленного человека, самого достойного из тех, что ей когда-либо встречались, а главное – она не могла забыть его заботу и любовь. В мире, где никто не желал делиться такими нематериальными вещами, ей остро не хватало тех теплых чувств, которые в их общении с Баоху считались естественной нормой.
«Дереву нужен покой, но ветер не утихает», – всё чаще всплывала в памяти старинная китайская идиома, еще сильнее заставляя чувствовать безвозвратно потерянное.
Бывали дни, когда Хмель чуть ли не рвала на себе волосы от осознания того, что уже ничего нельзя изменить, невозможно вернуться в прошлое, чтобы помочь старику отбиться от военных. Осознание собственной трусости не давало покоя, жгло раскаленным металлом душу, терзало ледяным ветром сердце, а все оправдания, которые она когда-то придумала, вызывали лишь тошнотворные спазмы.
Да и как она могла вернуться за Баоху? Ни сразу, ни позже это бы не получилось.
***
Уже стемнело, в комнате уютно потрескивал камин, а за окном носился шквалистый ветер.
– Хмель, – позвала Лярва, выдернув девушку из размышлений и болезненных воспоминаний.
– Да?
– Ты всегда о чем-то так глубоко задумываешься, что мне становится не по себе.
– Почему?
– Ну… у тебя такое выражение лица, будто ты злишься или кого-то смертельно ненавидишь.
– Да нет, что ты! – отмахнулась Хмель, присаживаясь за их столик. – Что у нас там по любовным чарам, какое домашнее задание?
– Привести пример из личной практики, – хмыкнула Лярва. – У меня такого нет. Придется раздобыть претендента и хорошенько на нем попрактиковаться. А у тебя?
– У меня тоже, – сникла Хмель. – А сколько времени у нас есть?
– Осталось всего три дня на эссе, включая выходные. И потом на практическое задание еще месяц. Ты, как обычно, всё на последний момент оставила?
– Я вся в отработке, вся в мазуте и машинном масле на потеху Сарычу. А ты хочешь сказать, что уже всё написала?
– Конечно. Я целую неделю писала. Сейчас последний штрих и в понедельник сдаю свою великолепную работу. Но ты не расстраивайся. Пока же надо изложить в эссе, что мы собираемся применять и при каких обстоятельствах. И лишь после эссе, уже в практической части работы, описать свой личный опыт и подтвердить его голограммой.
– Дурь какая-то.
– Почему дурь? Любовные чары очень даже пригодятся в жизни.
– Ага, дурить мужикам головы, а после рассчитывать на откровенность и искренность с их стороны.
– Такова женская доля, – пожала плечами Лярва. – Тем не менее от оценки по этому предмету будет зависеть место в тронном зале во время бала. А если повезет, еще и приз, за который стоит побороться.
Это подействовало на Хмель, точно спусковой крючок. Внутри как будто загорелась лампочка, высветилась давно обозначенная цель и моментально пришла мотивация влезть в любовные чары с головой.
На следующий день, когда Хмель открыла глаза, Лярвы уже не было. На столе лежала записка:
«Соня,
Не забудь, что сегодня ты убираешься в комнате.
Пожалуйста, верни книги в библиотеку. Надеюсь, что ты дописала своё эссе, я ведь оформляла книги на своё имя, хотелось бы соблюсти порядок и срок сдачи бесценной литературы. Напоминаю, что библиотека работает только сегодня и до двенадцати дня. Завтра уже всё будет закрыто!
Сдай мои книги, не собираюсь снова платить штраф из-за тебя!!!
Твоя Л.»
Хмель с ужасом посмотрела на часы.
– Проспала! – вскрикнула она, увидев, как стрелка давно уже бегает по пятому кругу.
Решив, что ор преподавательницы по любовным чарам будет пострашнее, чем гнев Лярвы из-за библиотечного штрафа, Хмель тяжело вздохнула.
– Ну почему я такая клуша?! Может, Сарыч прав, а? Я невезучая, постоянно во все влипаю. И самое поганое, что половина неприятностей – это моих же рук дело! Как мне теперь получить высший балл по эссе, как вырвать самое выгодное место в тронном зале, как дописать это долбанное сочинение и выполнить его практическую часть? – закусила губу Хмель.
Она нервно прошлась по комнате. Тут ее взгляд упал на журнал, который обычно читала Лярва. Мода, украшения, косметика, презентации… одна из которых проходила как раз сегодня на книжной ярмарке.
– Книги… – словно зачарованная смотрела она на страницу. – Конечно же! Я просто пойду и куплю какую-нибудь древнюю и подержанную книгу на развале, спишу оттуда старинный рецепт, который ни за что не напишут в приличных книгах академии, и тогда получу самый высший балл за эссе! Такого рецепта ни у одной девчонки не будет!
Сбросив с себя халат, она метнулась к шкафу в поисках подходящей одежды: на улице повалил первый мокрый снег.
Глава 10
Книжная ярмарка в Вильде славилась на всё эльфийское королевство Ариян.
Мало того, что эльфы обожали читать, так еще и зимнее время как будто само подталкивало к книгам. Первый снег служил негласным сигналом для открытия книгоохоты. В глазах эльфов появлялось выражение маниакального интереса, словно они только и ждали, чтобы остаться наедине с какой-нибудь книгой. Вокруг распылялись специально разработанные ароматы: «Уютный вечер с книгой», «Новые знания», «Упущенные возможности», «Давай поспорим!», «Время светлой печали»... Всем было прекрасно известно о фокусах со стимулирующими ароматами, но большинство эльфов вели себя так, точно не замечали обмана. Или им просто нравилось обманываться.
В отличие от людей, эльфы не справляли Рождество Христово, они вообще не были религиозны, зато раз в сто лет праздновали рождение нового Солнца. Тогда к зимнему ажиотажу с книгами прибавлялось еще и второе событие, не менее важное. Хмель полагала, что ей крупно повезло застать на своем веку этот эльфийский праздник, ведь ее годы почему-то сменялись, как у обыкновенных людей, да и росла она вполне по-человечески.
Эльфы же даже в такой всемирный праздник искренне считали, что лучшим подарком станет именно книга. Ведь только этот подарок можно открывать снова и снова и каждый раз находить в нем что-то интересное.
Поэтому повсюду висели картинки с читающими эльфами, сидящими у традиционных каминов. Теплые носки, колпак с помпоном, плед… На заднем фоне обязательно изображалось окно. За стеклом, украшенным морозным рисунком, падали нереально крупные снежинки. Иногда в уютную комнату заглядывало какое-нибудь существо: то дракон в гости пожалует, то единорог, то гномы или вампиры. Предполагалось, что все эти пришельцы пытались прочитать хоть строчку через окно, но плакаты недвусмысленно намекали на привилегированный статус эльфов: только им были доступны самые редкие фолианты!
На столике возле кресла-качалки обычно изображали то, что рекламировалось: печенье, воздушные булочки, ароматный чай или какой-нибудь другой бытовой товар, который усиленно пытались продать.
«Тошнит уже от этих книгочеев и буквоедов!» – фыркнула Хмель, остановившись перед очередным плакатом, красочно рассказывающим о книжной ярмарке.
– Так, мне туда, – заранее рассмотрев карту на плакате, сообразила Хмель. – Ну и снег повалил. Как-то я не рассчитывала на такое...
Ярмарка была обыкновенным, ежегодным, но с нетерпением ожидаемым событием зимнего сезона, именно тут и начиналась книжная охота. Чего тут только не было! Нередко старинные эльфийские кланы выставляли на продажу свои биографии, ученые – монографии или просто коллекционные издания, дошедшие из допотопных времен. Что уж говорить об обычных современниках: шанс стать знаменитым был у всех, главное – найти благодарных покупателей.
А для Хмель всегда самым сложным было поменять деньги. Заработанные в человеческом мире доллары и юани тут нисколько не ценились. Приходилось настаивать на оплате чистым золотом. Однако чистого драгоценного металла в человеческом мире, опять же, не видели со времен Монтесумы.
Хмель с трудом нашла выход из положения. Она отдавала золото, полученное за участие в подпольных турнирах, эльфийским перекупщикам, те – гномам-переплавщикам, после чего, хоть и с солидной потерей, Хмель получала свои эльфийские драги.
– Ну, хоть что-то, – расстроенно взвесив в руке мешочек с деньгами, вздохнула Хмель.
Старый эльф поднял на нее красные глаза.
– На этот раз ты принесла золото самого низкого качества. Сплошная смесь, пришлось повозиться, чтобы отделить. Я взял такой же процент, как и всегда.
– Я понимаю.
– Пора бы тебе найти достойную работу, а не воровать у дикарей, – пожурил ее перекупщик. Он был убежден, что Хмель промышляет воровством, а она и не отрицала, чтобы не порождать еще больше вопросов. – Вылазки туда запрещены. Ты же понимаешь, что тебя ждет, если кто-нибудь узнает... Ты хорошая девушка, мне будет жаль, если тебя поймают на преступлении.
– Вот закончу обучение и найду себе достойное место, – пообещала ему Хмель.
– Бедная девочка, – покачал головой эльф, – сколько тебя знаю, ты всё одна и одна. Тяжело тебе?
– Иногда, – призналась она.
– Но ничего, у тебя скоро выпускной бал. Надеюсь, ты хорошо училась. Тебя допустят до смотрин?
– Да. Если ничего не изменится в ближайшее время.
– Пусть в эпоху нового солнца тебе улыбнется удача! Мне бы хотелось, чтобы тобой заинтересовался какой-нибудь благородный эльф. В любом случае, даже если не слишком повезет с титулом мужа, вдвоем будет полегче. Главное, чтобы не бил.
Хмель нервно хихикнула в ответ, силясь прогнать из своего воображения гипотетическую картину: как на нее замахивается какой-нибудь дурной эльф-самоубийца.
– Благодарю за пожелания, Добрый Гри. Я пойду, хочу успеть на ярмарку, пока она не закрылась на ночь.
И Хмель покинула лавку, расположенную на самой окраине.
Выйдя на улицу, она остановилась в замешательстве и с удивлением огляделась по сторонам. Всё вокруг превратилось в белоснежную сказку! На крышах, ставнях, лавках и лестницах лежали волшебные подушки, фонари оделись в воздушные белые кепи, а деревья укутались в ажурные шали. Вряд ли кто-нибудь устоял бы и не восхитился картиной.
Еще два часа назад всё было пасмурно, мрачно и мокро, и вот, как по мановению волшебной палочки, – нарядно, чисто и светло, даже несмотря на то, что в лицо беспрерывно летел прилипчивый снег.
– Так всегда перед Праздником и Переполюсовкой. Погода становится непредсказуемой и неуправляемой, – поведала ей пожилая дама, вышедшая почистить снег на крыльце своего магазинчика обуви. – Даже высшие эльфы мало что могут контролировать. Ты, кстати, не хочешь поменять обувку? Сапожки твои не для сугробов.
– Нет, благодарю, – покачала головой Хмель, жутко сожалея об отсутствии лишних денег. Она и так по возможности покупала вещи в мире людей. Но с этим надо было быть осторожнее: никаких лейблов, этикеток с рекомендациями по уходу, оттисков фирм на молниях и подошвах.
– Что ж, как знаешь, – пожала плечами продавщица. – Красотища! Надо успеть насладиться всем этим.
А эльфы умели наслаждаться. Взрослые прыгали через сугробы, как маленькие, залезали на крыши и скатывались оттуда кубарем, а дети с визгом швырялись снежками. Хмель же было не до веселья. Ее мягкие сапоги на самом деле сразу же намокли, стоило ей сделать пару шагов по усыпанной снегом дорожке.
«Ладно, – вздохнула она, – главное, добраться до центра города, а там вряд ли такие сугробы»
Вильд был известным в эльфийском королевстве торговым городом. Сюда съезжались все те, кто хоть чем-нибудь торговал. Лавки же были понатыканы так близко, что между стенами капитальных строений и всевозможных шатких сооружений не прошла бы и бритва, а некоторые торговые точки помещались друг на друге, как слоеные пироги, что очень сильно напоминало человеческий Шанхай.
На центральной площади располагались только дорогие магазины, а также старейшие лавки, уже несколько веков подряд берегущие безупречную репутацию. Они кругом обступали гигантское дерево-фонтан и клумбы.
Все эльфийские города строились вокруг какого-нибудь древнего и могучего дерева. Со временем от этого дерева оставался лишь пенёк или столовая гора, а поселение разрасталось. Так было и тут: из гигантского пня бил источник с ледяной и чистейшей водой. Этот естественный фонтан-водопад не замерзал даже в самые суровые времена – когда происходила смена солнц, а мир погружался в кромешную тьму.
Пять лучей-аллей расходились от центральной площади в разные стороны и были строго разграничены по назначению. Первая аллея – «Скопидомок» – вмещала в себя все товары для быта, начиная от крема для обуви и заканчивая коврами, качелями и личным транспортом.
Вторая аллея – «Рожана» – славилась товарами для красоты и тела. Эльфы не могли спокойно дышать, если с утра пропускали процедуру умасливания своих холеных ручек-ножек-ушек и не выпивали десять чашек чудодейственных отваров.
Продуктовый рынок находился на Третьей аллее, ее все знали как «Гурман», а товары для ума и души занимали Четвертую аллею под названием «Провиденция» . Была еще и Пятая аллея – «Гарема-Горемык». Для взрослых. Которых было очень много. Стесняясь, они слонялись мимо арки и делали вид, будто праздно проводят время. Улучив же момент, когда им казалось, что их никто не видит, «взрослые» неслись сломя голову в мир плотских удовольствий.
Хмель презрительно передернула плечами, подумав:
«Воистину, когда крадут колокол, закрывают свои уши», – и направила стопы к арке «Провиденция» , что открывала путь к различным наукам и прочей пище для ума.
Из-за наплыва покупателей движение по широкой улице текло вяло, постоянно кто-то на кого-то наезжал, налетал, ругался и чертыхался, а иногда и дрался. Хмель обошла стороной как раз такую парочку, не поделившую дорогу.
Помимо основных улиц, имелись и переулки-закоулки, и всевозможные закутки, и даже магические карманы, где продавали не совсем разрешенную литературу, а также откровенную контрабанду с Пятой аллеи. Впрочем, контрабандой торговали на всех улицах, просто надо было знать места.
Прошагав два часа мимо книжных рядов и заглянув в каждую лавку, Хмель так и не нашла ничего подходящего. Все рецепты оказались избитыми до тошноты, а те, которые Хмель встречала впервые, настолько пугали своими ингредиентами, что лучше было не рисковать: за такое вполне могли отчислить из академии.
Отчаявшись, Хмель решила рискнуть и свернула в переулок. Там виднелся стенд с книгами и десяток покупателей, оживленно вырывающих друг у друга запрещенную литературу.
Стенд с книгами уместился между двумя упавшими друг на друга лавками. Они создавали впечатление карточного домика, чему безмерно радовался продавец: ему не пришлось выдумывать крышу над головой и спасать товар от мокрого снега.
– Что желаете, красавица? – переступал с ноги на ногу вампир, потирая озябшие руки. – У меня старинные книги, фамильные. Какую тематику предпочитаете? Может, приворотное зелье или постельные тайны королевского двора? Или вас интересуют скрытые причины падения Империи? Или что-нибудь еще более древнее, а?
– Постельные тайны меня не интересуют, а вот приворотные зелья – очень даже.
– Ох, если бы вы знали, как они взаимосвязаны… – расплылся в кривом оскале вампир.
– Что у вас есть?
– Да вот, пожалуйста! – показал он на витрину. – Тут и «Ядовитая кровь» Микаэля, и «Горе луковое» от Сантьяго. Кстати, очень смешная книга. Но и полезная в быту, просто с юмором написана. Из художественных произведений советую «Блокировщик», «Стальная роза» и «Капли жизни», – на секунду завис продавец, явно вспомнив об ужине. – Если же вас интересует какое-то конкретное зелье, то лучше воспользоваться учебным пособием, у меня их… сейчас… да, штук двадцать от разных авторов. Есть и иностранные издания, но это если владеете языками. Вот тут, посмотрите, пожалуйста.
– Нет, всё не то.
– Жаль, что вы не хотите купить книгу про постельные тайны, – передавая Хмель учебное пособие прошлых веков, вздохнул вампир. – К слову, там описаны очень интересные зелья. Таких рецептов не встретить в обычных изданиях и уж тем более в учебниках.
– Да? – отложила справочник Хмель и всё-таки обратила внимание на предлагаемую книгу.
Довольно большая, в кожаном переплете и с ажурными украшениями из золота, а сама обложка – коричнево-черная. Листы толстые, желтые, ребристые. Было видно, что книга действительно старинная и редкая.
– Антиквариат? – уточнила Хмель.
– Да и, между прочим, единственный экземпляр.
Название было сильно затерто, и Хмель так и не удалось его прочитать. Ее больше удивила застежка, изготовленная в виде цветка, но как будто испачканная в крови.
– Не пожалеете, – рекламировал продавец, – тут очень хорошие и проверенные временем рецепты.
Хмель, как зачарованная, протянула руку:
– Дайте посмо…
– Я возьму ее. – И чья-то ладонь первая коснулась книги.
– Простите, но я хотела посмотреть! – возмутилась Хмель, отбросив руку наглеца с обложки книги. Однако он оказался проворнее: несколько десятков драг упали на стол вампиру. Продавец, расплывшись в улыбке, моментально провозгласил:
– Продано!
– Что? – не поверила Хмель. – Но… как же так? Это просто нечестно! Постойте!
Схватив покупателя за рукав мантии, она попыталась отстоять своё право на покупку.
– Ну что еще? – хрипло и приглушенно заговорил мужчина. Он прятал своё лицо под обширным капюшоном, отчего был виден лишь носогубный треугольник, лишенный какой-либо растительности. – Отцепитесь!
– Мне нужна эта книга.
Хмель уже пошла на принцип, потому как у нее в любом случае не было столько денег, чтобы оплатить товар. Но уступить и потерять уникальный рецепт она не могла. Да и просто обидно и несправедливо.
– Мало ли что и кому нужно, – отозвался он. – Купите другую книгу.
– Почему бы вам не купить другую?
– Я уже оплатил покупку. Не вижу смысл продолжать спор. – И он каким-то молниеносным движением отцепил ее пальцы от своей мантии, после чего грубо оттолкнул и пошел к выходу на широкую аллею.
«Ну и ладно! – чуть ли не расплакалась Хмель, жалея, что не может применить своё боевое искусство у всех на глазах. – Я бы тебе показала приёмчик, хам!» – кипела она, продвигаясь всё дальше и дальше по переулку.
«Тут где-то должен быть второй выход на аллею. Тупик. Черт! Обратно тащиться...»
Свернув в какой-то магический карман, она уже собралась войти в арку, как проход закрылся прямо перед ее носом. Пришлось снова идти вперед.
– Кажется, я заблудилась. Ненавижу эти карманы. И ненавижу этого хама, отобравшего у меня книгу! Всё из-за него. Хотя сама хороша... – ругала себя Хмель за излишнюю эмоциональность. – Таскаюсь теперь по карманам. Никогда не знаешь, где они тебя выведут и когда снова откроются. Потом добираться до академии полночи…
Вскоре она заметила еще один портал. Он неприлично ярко сиял посреди темной и пустынной улицы. Такие порталы нужно было обходить стороной, о чем еще с младенчества всем эльфам рассказывали их заботливые родители.
– Прекрасно. И что мне теперь делать, смотреть на эту красоту? Не надо было вообще сюда углубляться. Но я же не могла пойти сразу за тем типом! Он бы надумал себе всякого. Вот еще! – злилась Хмель, когда вдруг что-то почувствовала.
Мурашки пронеслись по спине, точно табун лошадей. Она резко обернулась. Никого. Позади только глухие стены зданий с обеих сторон, парочка корявых деревьев и грязная мостовая из мокрого серого булыжника. Переулок петлял и изгибался, словно пытался убежать от начавшегося ледяного дождя.
«Где же нормальный выход?!» – уже нервничала Хмель, жалея, что курс по открыванию собственных порталов начнется только после зимних каникул.
Какой-то звук, похожий на чирканье стали по камню, привлек ее внимание. Затем послышалось чье-то дыхание и усмешка. Хмель вертела головой, но по-прежнему никого не видела.
«Чары невидимости, – догадалась она. – Запрещенные методы. Значит, серьезные преступники»
Насторожившись, Хмель попятилась к стене здания. Готовясь к обороне, она едва успела сделать пару шагов, как ее тело стянуло едва видимой сетью – слегка мерцающей в неясном свете переулка и дождевых капель.
«Да чтоб тебя! – выругалась она, падая на землю. – Магическая сеть!»
Оставалось ждать и гадать, кто же решился напасть посреди ярмарки.
«Ничего, наверняка, кто-нибудь да воспользуется этим магическим карманом в самое ближайшее время», – успокаивала себя Хмель.
Приподняв голову, Хмель заметила трех эльфов в масках. Ухмыляясь, они неспешно подошли к добыче.
– Придурки, – прошипела Хмель, – магическая сеть – это отягчающее, вас отправят на каторгу, будете своими ушами рудник копать.
– Ага, – хмыкнул один из них, – если поймают. Но как нас поймают, если не найдут жертву и свидетелей?
– У нее тут деньги, – присел рядом второй.
– Да и личико ничего, – отметил третий. – Может, не сразу ее убьем?
– Берите деньги, – растянул слова первый. – А с ней не стоит возиться. Визгу будет больше, чем удовольствия.
– Ее можно продать на чёрном рынке, – предложил второй. – Смотри, какие у нее патлы розовые. Как конфетка.
– Ладно, берите ее и валим отсюда, – решил предводитель шайки.
Хмель впервые испугалась возможной участи. Она слышала, что кто-то поставляет высокородным эльфам рабынь, но не хотела в это верить. Наверное, из-за детских впечатлений. Когда-то ей не хотелось верить и в то, что девушек в деревне похищают не бешеные звери, а обыкновенные люди.
«Мне бы только снять с себя сеть, только бы снять, и я сразу замочу этих идиотов!»
Чувствуя, как от страха заходится сердце и разум начинает биться в агонии, Хмель попыталась вернуть самоконтроль, но это оказалось нелегко, ведь драться с людьми, применяя магию, – это одно, а вот противостоять эльфам – совсем другое.
Хмель почувствовала себя уязвимой, маленькой девочкой, отчаянно пытающейся освободиться на потеху более сильным и ловким соперникам.
«Пусть кто-нибудь придет сюда!» – взмолилась она. И тут всякая надежда оборвалась: один из воров ударил ее чем-то тяжелым по голове. Последнее, что она помнила перед потерей сознания – невыносимая боль, будто ей проломили череп.
***
– Больно? – эти слова прорвались сквозь жуткий шум в голове. Кто-то посадил Хмель спиной к стене здания и осматривал затылок.
«Лишь бы я не поменяла внешность!»
Даже в таком состоянии Хмель помнила о необходимости маскировки.
– Раны нет, но у вас сотрясение. Что могу сказать?.. Ожидайте головную боль, тошноту и внушительную шишку. Вам бы домой… Сможете идти?
– Я… да… – пошатываясь, попыталась подняться Хмель, но если бы не поддержка, она бы упала обратно на мостовую.
– Угу, оно и видно, – хрипло отметил некто в длинной мантии.
«Где я слышала этот голос?» – мелькнула мысль, когда Хмель подняла тяжелую голову и осмотрелась.
Трое эльфов лежали бездыханными. Но не просто без сознания. Вокруг каждого разливалась лужа крови. Хмель инстинктивно дернулась. Отстранившись, она попыталась опереться на стену здания, но ноги всё еще подкашивались.
– Как пожелаете, – хмыкнул спаситель. Он поднял с земли увесистую книгу, отряхнул ее и пошел прочь.
– Подождите, – собравшись с силами, окликнула его Хмель. – Я потерялась. Не знаю, как выйти. Это какой-то магический карман. Обычно в таких местах несколько входов и выходов, а тут нет ни одного. Или я их просто не вижу. К тому же я… я не умею открывать порталы. Пока что не умею.
Незнакомец остановился. Судя по наклону головы и помятости капюшона, ему не нравилась идея задерживаться. Тем не менее он вернулся, подал руку, туго затянутую в перчатку, и скомандовал:
– Держитесь, сейчас взлетим.
– Что? – изумилась Хмель, но не успела испугаться, как они уже оказались на главной площади прямо посреди газона, припорошенного снегом.
– Мечтаю так же научиться! – искренне восхитилась Хмель.
– Когда-нибудь научитесь, – пожал плечами опасный незнакомец. – Думаю, мне не стоит вам напоминать, что вам лучше помалкивать о том, что произошло в том переулке.
– Да-да, конечно, – закивала Хмель. Она попыталась рассмотреть своего спасителя, но это по-прежнему не удалось. – Я вас не отпущу.
– В смысле? – угрожающе прошипел он.
– В смысле, что я должна как-нибудь отблагодарить вас.
– А-а… не надо. Просто живите.
– Я не… вы не понимаете. Я не смогу спокойно жить, если не отблагодарю вас, – снова схватив его за рукав мантии, прошептала Хмель.
– Глупо.
– Возможно. Но всё же позвольте, а?
– Мне даже интересно, как вы можете отблагодарить меня, – наклонил голову незнакомец.
– Ну… я могу пригласить вас в трактир. Не откажете в любезности поужинать со мной? Я всё равно еле-еле на ногах держусь. Неприлично бросать спасенную, вам так не кажется?
Мужчина вздохнул и огляделся.
– Хорошо, – спустя долгую паузу, согласился он. – Я знаю трактир, где можно посидеть в относительной тишине, чтобы никто не приставал. Пошли.
Продолжение романа по ссылкам:
https://litmarket.ru/books/rozovyy-lotos
https://litnet.com/ru/book/rozovyi-lotos-b520054
Розовый лотос
© Copyright: Ник Венджинс, 2025
Свидетельство о публикации №225031800681
Свидетельство о публикации №225031800681
Рецензии