Ловец душ-1

Роман
Жанр: Темное фэнтези, фантастический триллер

Аннотация:
Агенты элитного Отряда Держателей Тайны - не люди. Тысячелетиями они стоят на страже интересов мирового закулисья и испокон веков относятся к выполнению своих обязанностей с присущим их виду хладнокровием. Но как быть, если внутри этого Отряда зреет бунт, а самые ценные служители выходят из-под контроля? И виной тому всего лишь... девушка, полукровка.

Глава 1
ОБЪЯТАЯ ЛОЖЬЮ

Я из рук, из ног коровать смощу,
Из буйной головы яндову скую,
Из глаз его я чару солью,
Из мяса его пирогов напеку,
А из сала его я свечей налью.
Созову я беседу  – подружек своих,
Я подружек своих и сестрицу его,
Загадаю загадку неотгадливую.
Ой, и что таково:
На милом я сижу,
На милого гляжу,
Я милым подношу,
Милым подчеваю,
Аи мил пер’до мной,
Что свечою горит?
Никто той загадки не отгадывает.
Отгадала загадку подружка одна,
Подружка одна, то сестрица его:
– А я тебе, братец, говаривала:
Не ходи, братец, поздным-поздно,
Поздным-поздно, поздно вечером.

 
Старорусский фольклор.


Жила-была царевна. Удивительной красотой она славилась да волшебством своим весь Мир  поражала. Звали эту Царь-девицу Василисой, ибо в честь батюшки названа. Все по-разному ее батюшку величали: кто Божественной Силой, кто Восьмой Силой, кто ВаСилой, кто Ва-Силиском, но со временем привыкли ласково звать – Ва-Силием.
Случилось так, что Василиса осталась одна-одинёшенька. Захватил злой Кощей весь Мир. Батюшку Василисы чарами сковал, Разум смутил. Заснула Божественная Сила сном беспробудным, сном каменным. Горевала молодая царевна Василиса, горевала, жалела отца родимого, да делать нечего: решила Царь-девица в одиночку сражаться за Мир, что батюшка на нее оставил. Прознал об этом хитрый Кощей и вздумал погубить девицу. Гонялся за ней по землям далёким, по небесам Высоким. Загнал девицу в самую Светлицу – на Землю. Смотрит Кощей, дивится: вся природа Василисе подвластна, любовью правит земная Царица, а мир ей взаимностью отвечает, от кощеевых чар защищает. Думал-думал Кощей, да придумал, как изловить ненавистную.
Поставил Кощей силки мудрёные, одни – видимые, другие – сокрытые. Сети хитрые, сильные приладил. Смутили они Землю-матушку, затрясли её, забросали каменьями огненными, раздули тело её, пожгли косы её, цветочные наряды попортили.
Тяжко стало Василисе в этой Светлице, душно. Открыла она Оконце, а Кощей только этого и дожидался.
– Сдавайся, Василиса! – требует захватчик. – Пощажу тебя, коли сдашься без боя, властью одарю. Будешь подругой мне верною!
Но видит Кощей, что не сдаётся Василиса. Из последних сил бьётся Царь-девица, страха она не ведает и дарами кощеевыми не прельщается.
– Быть тебе моей рабыней! – рассвирепел Кощей.
Да куда там! Неукротим Дух Василисы!
– Не будет тебе пощады, дева! Светлицу твою в камень превращу, негде тебе будет спрятаться!
Сказал Кощей и превратил Землю-матушку в ледяной камень.
– Вот и кончено всё! Негде ей теперь силы черпать! – обрадовался Кощей, да зря: служил среди его небесных воинов один невольник. Любил Кощей хвастаться, что самого Владыку Красных пленил, а в искупление – себе служить заставил.
Увидел пленённый Владыка Красных, как с Василисой Кощей сражается, как Светлицу губит, и принял решение:
– Помогу девице – спасу Светлицу! Коли больше некому помочь, значит, придётся мне одному биться. Отобрал у меня Кощей всё оружие и всю силу мою богатырскую, только жизнь оставил. Но жизнь – это уже много, в ней суть волшебства. Быть посему: встану живым щитом! Железным тыном закрою, заслоню собою Василису от врага безжалостного, хитроумного. Предвижу, что на верную гибель иду, но негоже мне трепетать от страха перед Кощеем, негоже Владыке Красных в бесчестии жизнь прозябать!
Твёрдо слово Владыки Красных. Сказал – сделал.
Спрятал он Василису в своей кровушке, сделав ее своей супругою. Переполнился тогда Владыка Красных силой Василисы – силой немыслимой, и одолел всё войско кощеево, только самого Кощея достать ему не под силу сталось.
– Ах, вот что задумал, неблагодарный… – разозлился Кощей. – Ну, смотри, сполна я отомщу тебе, Владыка Красных! Не стал я губить тебя, памятуя, что в неравном бою одолел противника, да зря предателя помиловал. Будет тебе расплата!
Придумал Кощей, как обмануть Владыку Красных. Наслал он на небесного воина морок. Смешались все его защитники бравые, стушевались воины отважные, заразились да и предали своего предводителя – воина храброго, в своей крови Царицу хранящего.
Погубил Кощей последних защитников, сковал цепями Владыку Красных и вырвал из его крови Царь-девицу. Возненавидел Кощей деву прекрасную пуще прежнего: ведь сам он смертен, а она – нет. Уж чем он ни мучил ее, чем ни терзал, только держится Дух Василисы и после поражения в бою. Не сдаётся девица, а пока это так – не видать Кощею полноценной вселенской власти, не изменить ему собственную судьбину, не сделаться бессмертным.
И задумал тогда Кощей породниться с Царь-девицей.
– Не я, так мои копии-дети бессмертными властителями станут! – решил Кощей и силой взял в жены Василису.
Но и тут Дух девы пересилил кощеевы чары, и дети их родились непокорными, как и их мать. Разгневался Кощей, разбушевался, уничтожить всех чад вознамерился. Вступилась за Кощеевых детей Царица, на изгнание согласилась.
– Не губи детей неразумных своих, сжалься над ними, Кощей! Приму наказанье за них, только избавь детей малых от страшной участи! – взмолилась она.
– Будь по-твоему, змея! – бросал свои заклятия Кощей, когда понял, что в свою же ловушку попался: дети его бессмертной душой обладали – светом матери горели. – Не со мной – так против меня! Раз не могу я погубить тебя полностью, так и не быть здесь Жизни истинной, не быть здесь движению! Не видать тебе, Василиса, Солнца подлинного, ясного; не пить тебе отныне водицы Ключевой, родниковой! А быть же тебе вовеки непонятой собственными детьми! Пусть мучают тебя и терзают, пусть колют, режут да пожирают! Поить собою их станешь, кормить собою их будешь! Отныне освещать тебе жизнь их ничтожную да баюкать надежды их ложные. Плачь, Царь-девица: быть тебе вовеки в шкуре оборотнической, поганой и мерзкой. В ней тебя ни один из твоих чад не признает, никто из них Свет Первозданный не увидит. Объятая ложью моей, будто коконом, будешь ты на виду у них, да невидима. Будешь на языках у них, да не слышима. Запру Светлицу опасную, засовы повешу тяжёлые. Внимайте слуги мои и соратники: Царицу Земли на поругание отправляю к собственным детям, а мне – на потеху. И кто посмеет перечить мне, аль вознамерится вызволить деву – тому страшная участь Владыки Красных уготована! – и с этими заклятиями сбросил Кощей Василису на истерзанную битвами Землю, на ту, что у самого Ушка Всевышнего-Всеединого расположена.
Легла Царь-девица и заснула сном жутким, мучительным. А дети ее так и стали с тех пор презрительно звать – ЛягУшкой. Лишь немногие из ее чад знали, что именно ей они жизнью обязаны…


С тех пор много воды утекло и лет минуло, множество душ сменилось и немало Земель исчезло.
И вот однажды царь из потомков кощеевых детей решил женить своих сыновей. Дал им три заговорённые стрелы и строго-настрого наказал: куда луч-стрела упадёт – в том месте и жену себе берите.
Старшие братья направили стрелы в богатые области. В знатные Дома их лучи-стрелы угодили. Выбрали они себе жен достойных, родовитых, с ними свою кровь они и смешали, обновили. А младший сын – И-Ван, всё никак не мог решиться, в какую область ему стрелу послать следует. Думал-думал и, наконец, отважился:
– А, была-не была! Пусть сердце Путь мне укажет.
Закрыл он очи свои чудесные, распахнул сердце чистое и пустил луч-стрелу. Долго ждал И-Ван знака особого, да не дождался. Распахнул он очи в нетерпении и тотчас плечи его в унынье опустились. Угодила его луч-стрела в сущее болото. Глядит И-Ван, дивится: луч колом стоит, не движется, не колышется. Вся сила вселенская точно замерла в том месте.
– Что за диво? – вопрошал И-Ван, пока к «болоту» приближался.
И тут сжалось сердце И-Вана-царевича, когда он свою суженую разглядел.
– Ну что же ты, И-Ван, дар речи потерял? – встречает его «болотная» рептилия, что его луч-стрелу поймала. – Не печалься, царевич, я давно твой Свет жду.
– Как же звать тебя, диво-дивное?
– Василисой. Уже долго живу я здесь и тебя дожидаюсь. Ты не печалься, прекрасноокий, что с виду я – не такая, как ты надеялся. Возьми меня в жены, царевич! Не прогадаешь.
– Да где там! – расстроенно махнул рукой царевич, но делать нечего: вспомнил наказ отца своего и взял в жены царевну местную – нагиню «болотную», ту, что кожу сбрасывать умела и в девицу превращаться.
Прошло много времени, уже давно женился царевич, а жену от родни всё скрывает и скрывает, под разными предлогами знакомить отказывается. А слухами весь мир, как известно, полнится. Все давно уже прознали про жену И-Вана, да потешиться захотели, своими глазами посмотреть.
Однажды поздним-поздним вечером застала Василиса своего суженного в раздумьях тяжких.
– Что же ты, И-Ван, пригорюнился? – ласково гладит его по голове молодая супруга. – Не ешь ничего, не пьёшь, всё в дальние дали глядишь, тайные беседы со звёздами ведёшь. Аль сердишься на меня, аль не нравлюсь боле?
– Нравишься, моя земная царица, – искренне отвечал ей И-Ван. – Видишь ли, какое тут дело… Мой отец пир созывает, приказ шлёт, чтоб и я прибыл, жену всем представил. Ослушаться на этот раз никак не могу. Только как я тебя батюшке и братьям покажу? Ты ведь свою кожу оборотническую только тёмной ночью сбрасываешь, а светлым днём – то лягушкой, то еще какой рептилией царствуешь.
– Вот оно что! – засмеялась Василиса. – Не печалься, ненаглядный мой И-Ван, поезжай к батюшке один, а я следом прибуду. До тёмной Ночи недолго ждать. Верь мне: прибуду на праздник настоящей царевной, не опорочу имя суженого моего. Только когда спросят тебя, что за шум и грохот – успокой всех: скажи, что это так моя лягушонка на корабле добирается.
Сдержала слово Василиса, прибыла тёмной Ночью посреди пира, да такой красавицей, коей её И-Ван ни разу дома не видывал!
Всех восхитили ее таланты: и рукотворные силы при ней, и чудотворные. Мёртвое в живое превращала; каждый уголок мира видела и эти живые картины гостям показывала, а уж как пошёл И-Ван танцевать с супругою – так все гости от восторга замерли! Танец их – словно искусное кружево вязался: шаг в шаг вплетался, ладонь за ладонью волною шла.
Смотрит И-Ван на свою супругу во все глаза да не может наглядеться-насытиться!
И влюблённой робостью, и небывалой страстью полон царевич, только сердце его – плачет: скоро Василисе обратно возвращаться и не видать И-Вану больше такой красы.
Решился царевич!
«Не хочу видеть ее болотной рептилией! Сожгу мерзкую шкуру, что она сбрасывает!»
Быстрее луча света помчался И-Ван обратно домой, чтоб опередить прекрасную супругу свою и сжечь все шкуры рептилий и пресмыкающихся, дабы более не могла Василиса в них обращаться.
– Что же ты натворил?! – вернувшись световым облаком, ужаснулась Василиса.
– Хочу, чтоб ты навсегда такой осталась, как на пиру у моего батюшки предстала! – в свою защиту бросился к ней И-Ван, но не смог коснуться супруги.
– Ах, И-Ван, – заплакала Василиса, – не дождался ты часа заветного, совсем близок он был, а теперь – всё наоборот случится! Не смогу я больше превращаться, не смогу с тобой здесь остаться. В оборотничестве я силы для путешествий черпала, чтобы всему миру Свет да Любовь дарить. А что же теперь с Миром станется? Запрёт меня в темнице прародитель твой – злой Кощей, не выпустит больше из тюрьмы, из Железной Клетки! Быть мне отныне в ином теле, беспомощном; в том, к которому ты, огнеокий, прикоснуться не сможешь, – и с этими словами исчезла Василиса.
Зарыдал И-Ван-царевич, бросился на землю сырую, да так и пролежал на ней остаток Ночи. Лил он слёзы горючие до самого Утра, пока его отец с братьями не прибыли.
Утешали они И-Вана, утешали, да всё бесполезно: нет конца и края горю царевича, как нет конца и его слезам.
– Что же делать, И-Ванушка? – скорбел вместе с сыном его отец. – Как же нам теперь без Света Первозданного, без Любви Могучей Жизнь сохранить?
Погоревали они с братьями, погоревали да решили снарядить И-Вана в дальнюю-предальнюю дорогу. Так и пустился царевич на поиски своей Любви, ведь без нее весь Мир совсем Тёмным стал.
Летел И-Ван-царевич путями путанными, дорогами нехожеными, лесами дремучими, но и там много провожатых на своём Пути встретил, и все они знали о его горе, все знали о сгоревших шкурах. Долго ли, коротко ли сновал по дорогам царевич, а когда уж было вконец отчаялся, заприметил вдруг сокрытый мудрёным щитом Дом.
Дом этот – не далеко и не близко, не высоко и не низко, да утаён от глаз несведущих. Гуси-Лебеди тот Дом стерегут, туманом путников окутывают, с пути сбивают, потаённое место прячут.
Это был Дом самой Хозяйки сакрального мира. Хозяйка – не простой бабой была, а Золотой. Считалось, что она весь Лес знала, во всех Водах плавала, по Высокому Небу летала, все Земли, что ниже Земли, исходила. Выслушала она И-Вана, сокрушённо головой покачала.
– Недотёпа ты, И-Ван, лапоть простофильный! – пожурила его Хозяйка. – Такое сокровище в руках не удержал! Как же ты из-за своего ложного себялюбия Красу у Мира отнял? Как же самого себя Любовью обделил?
И-Ван снова в слёзы! Лбом об пол бьётся, локти себе кусает, волосы вырывает, прямо убивается.
– Не могу без нее жить! – рыдает царевич. – Хоть убей – не могу! Как искупить мне вину свою? Как исправить ошибку безмерную? Помоги мне, Хозяйка, заклинаю, помоги, Всевидящая Мать!
– Ладно, И-Ван, не горюй. Имеется средство, чтоб Василису вызволить. Утирай слёзы жгучие, поднимайся с колен да принимайся за дело. Только не ропщи на судьбу: сам её себе избрал. Сложный это Путь, тяжёлый. Осилишь?
– Осилю, Матушка! Ты только подскажи!
Со всем вниманием глянула на него Хозяйка своими сверкающими очами, пронзила его до самых костей, до самой души, Дух почуяла. Поверила она словам царевича, увидела его Сердце открытое, Душу широкую, Дух свободный. Повела его за собой Хозяйка по потаённым дорожкам, по тем, что не каждый осилит. Вскормила она И-Вана – напитала знаниями; закалила тело его – все хвори изгнала, изжарила; секретным оружием снарядила, бронёй укрепила, воинскому искусству обучила, а после – в особый сон царевича уложила, дабы мог И-Ван поднять свой Дух к самым Вершинам…
Как прошёл И-Ван-царевич посвящение, став Небесным Воином, так принялась Хозяйка его в дорогу собирать.
– Чуешь, И-Ван, свой Путь-дороженьку? – волновалась Хозяйка. – Не ошибаешься в направлении?
– Не ошибаюсь, Матушка. Всему ты меня обучила: и как верный Путь отыскать, и как сражаться достойно, и как стражей кощеевой смерти одолеть. Теперь знаю я, где искупление мне искать, как ошибку свою исправить.
– Тогда в добрый Путь, царевич! Теперь наши души в единую Нить вплетены. Ты сердцем своим меня коснулся, а я своим – тебя. Отныне все мои помыслы – о твоём благополучии, о твоём счастье. Всем сердцем желаю, чтобы ты достиг Высшей Цели, стал целостным, обрёл Целомудрие. Возьми, сынок, моего коня боевого, он тебе верную службу сослужит. Но помни: не всех стражей ты победить сможешь теми средствами, коими ты сражаться обучался. Встанет на твоём Пути один страж, самый сильный и свирепый, опаснейший из всех возможных врагов. Его одолеть лишь Высший Дух может. И раньше, чем ты достигнешь Предела, он не откроется. Слушай себя, И-Ван. А теперь ступай! Кощей за тобой охотников выслал, со свету тебя сжить вознамерился.
Сердечно обнял Хозяйку царевич, поклонился ей в ноги, простился и полетел дальше.
Многих кощеевых охотников одолел И-Ван с помощью волшебного коня и полученных магических навыков. И вот подлетает И-Ван к Древу Древнему, к самой его верхушке, и видит там Реку.
«Почти пересохла. Легко перейду вон по тому Мосту», – решил И-Ван и сошёл с коня боевого.
Подошел к Мосту, напряг очи, усилил особое зрение, как Хозяйка учила, и вскоре заметил, что на том берегу, на самой Макушке Древа и спрятал хитрый серый Кощей свою смерть.
Ступил И-Ван на Мост, а тот – сломан.
«Видать, не лгут старцы, когда сказы свои сказывают: велась здесь битва нелёгкая, битва древняя, – догадался И-Ван. – Да ничего, справлюсь. Пойду вброд»
Только царевич шаг нацелил, как явился страж Реки – могучий Дракон – Древний Змей семиглавый.
– Зачем ты пришёл? – грозно вопрошает Дракон.
– За смертью Кощея, – храбро отвечает ему И-Ван.
– Уйди с дороги. Не уйдёшь – пощады не жди!
Рассмеялся Дракон.
– Я стерегу эту Реку с незапамятных времён, – загромыхал Дракон. – Мост разрушен. Единственный путь – здесь, через меня. Ты не пройдёшь. Слишком слаб.
– Это мы еще поглядим! – погрозил кулаком И-Ван и выхватил булаву заговорённую.
И началась битва Небесного Воина со змеем многоголовым, Драконом Древним.
Бьётся И-Ван бесстрашно, мужественно. Всё оружие, что с собой принёс, уже испробовал, да седьмую голову никак одолеть не может, а она, окаянная, все срубленные головы заново возрождает. Отчаялся, уж было, И-Ван, как тут вспомнил про меч Духа, что Хозяйка учила проявлять, и вытащил царевич свой меч: огненный, сверкающий.
Как увидал Дракон этот меч, глаза его тотчас вспыхнули, пламя драконье во все стороны полетело и стали биться они уже на равных. Не даёт больше Дракон поблажек царевичу, не ведает Древний Змей ни страха, ни слабости. Нет царевичу отдыха, нет ему пощады. Ещё яростней стал Дракон, пошёл он на И-Вана в атаку безжалостную, смертельную.
Как тут не испугаться? Засомневался И-Ван, подумав:
«Не одолеть мне его! Могучая сила в нём, древняя. Кто я перед ним, ежели сами боги с ним справиться не могут? Погибну. Зачем дальше сражаться? Невыносимо тяжело, бессмысленно… Видно, судьба мне – голову здесь сложить у логова Дракона, как и многим воинам до меня. Не видать мне больше очей моей любимой, не прижимать больше Василису к сердцу горячему... Уйдёт из мира вся Краса, зачахнет в темнице кощеевой. Некому ей, кроме меня, помочь…»
И тут болью в сердце царевича отозвался светлый образ Василисы. Отвёл свой пылающий меч И-Ван в сторону от противника, раскрыл объятия и… крепко обнял Дракона! В это же мгновение остыл Дракон, прижал свою голову к сердцу царевича и заплакал:
– Как же долго я ждал тебя! – услышал И-Ван голос сердца Древнего Змея. Вошёл Дракон в сознание царевича, и остыли все его страшные семь колец, семь вихрей, семь голов. И потекла по ним сила могучая, радужная, светлая и тёплая, как сама Жизнь.
– Вот и снова мы едины с тобой! – светился от счастья Дракон. – Мудрость твою, силу и отвагу давно испытал я, а вот Любовь твою только сейчас вижу. Теперь я могу перенести тебя на другой берег Реки. Теперь вижу, что ты справишься. Иди, Небесный Воин, верши правосудие! К тебе на подмогу братья спешат.
И-Ван запрыгнул на спину Дракону, и они в одно мгновение перенеслись на другой берег Реки. Опустил Дракон царевича со своей спины и молвит ему на прощание:
– Не ошибись, верный Друг, не упусти кровь кощееву, иначе перепрячет он ее и тогда беда падёт на весь Мир. А теперь освободи меня и ступай, воссоединись со своей светлой царевной, дабы дали вы потомство праведное, Кощеем не испорченное.
Поначалу изумился царевич, но быстро понял, о какой свободе мечтает Дракон и рассёк тело Дракона своим огненным мечом. Рассыпалось тело Древнего Змея песком сверкающим, частицами волшебными и вскоре выросло из них новое Древо. Не тронул И-Ван ни пылинки, ни песчинки вокруг этого Древа, с трепетом обошёл его, подивившись Дракону.
Затем направился царевич к кощееву тайнику, да он так высоко оказался, что одному И-Вану не справиться. Тут пришёл к нему Хозяин Леса из Медвежьего Дома.
– Здравствуй, верный Друг! Узнаешь ли меня? Ты мой брат по Духу, – поклонился ему воин-медведь. – Помнится, как Хозяйка сакрального мира меня к тебе направила, дабы испытал я тебя на щедрость души. Что ж, ты с честью прошёл испытание. За это я помогу тебе, ведь только я могу добраться туда и открыть сундук с кощеевой смертью. Сброшу сундук заветный, код от замка разгадаю, а дальше – сам, раз ты один был избран Великим Драконом.
Сбросил Хозяин Леса сундук, шепнул что-то и мгновенно вскрылся мудрёный замок. Тут же полетели цепочки драгоценные, цепочки тяжёлые…
Обрадовался царевич, да рано!
Выскочил из сундука Серый Заяц и наутёк: спасает кощееву смерть.
– Не стреляй в него! – крикнул прибывший на подмогу свирепый Воин из Волчьего Чертога. – Убьёшь Серого Зайца – он переродится, поменяет свою Серую шкуру на Белую – с виду непорочную. И тогда никто не разберётся: где Правда, а где Кривда прячется. Помнишь ли, верный Друг, как меня послали к тебе сами Свет да Любовь, дабы испытал я тебя? Испытание ты прошёл, за это я помогу тебе, ведь только я один могу этого Зайца загнать, только мне под силу искусную ложь от Правды отличить и зерна от плевел отсеять.
Загнал Небесный Воин-Волк Серого Зайца, схватил его зубами, придавил силой невиданной.
Обрадовался царевич, да опять рано! Черёд утки настал.
Вылетела она из Зайца – только И-Ван глазом и успел моргнуть. Натянул тетиву царевич, стрелу волшебную приладил, да засомневался в собственном успехе. Руки его от страха так и дрожат, а сердце молотом бьётся, в бешеном ритме заходится.
«Что если промахнусь? – с ужасом думает И-Ван. – Вся Жизнь от исхода этого выстрела зависит. Что если подведу Мир, не сумею?..»
Тут видит царевич: Воин-Сокол с неба Высокого, Стожарного, стремглав на Утку кинулся.
– Погоди, верный Друг, отчаиваться! – кричит ему Воин-Сокол. – Я помогу! Тем, кто Светел, тому в подспорье вся мощь Небес.
– Ну, друзья мои! Ну, помощники! – восхищается И-Ван-царевич. – Век вас не забуду! Стали вы мне братьями названными, душами родными!
Не успел царевич обрадоваться, как пойманная Ясным Соколом Утка снесла Яйцо и забросила его в Море-Океан Небесный.
И-Ван в слёзы!
– Как же я теперь достану его?! – кричит царевич в безумном отчаянье. – Не видать мне моей Василисы, не видать мне больше Света радостного! Где теперь это Яйцо с кощеевой кровью семена свои посеет, где теперь во Вселенной эта зараза возродится?!
– Не горюй, И-Ван! – слышит царевич голос Дракона.
Смотрит, а Дракон в образе Щуки ему явился.
– Вот тебе это Яйцо, что я с самого Дна достал. Теперь делай то, что должен. Только ты способен это Яйцо вскрыть, ибо в тебе, помимо силы кощеевой, Первозданный Свет ярким пламенем горит – ведь ты образ Василисы в себе носишь.
Поклонился Дракону царевич, коснулся своим Духом тайника, и открылось Яйцо. Достал И-Ван кровь Кощея, изменил ее любовью своего Сердца, здравой мыслью своего Разума, силой своего свободного Духа.
Очистил И-Ван кровь кощееву, о чём весь Мир мгновенно узнал: тут же отворились тюрьмы кощеевы, проснулись спящие, ожили пленённые души, запертые в неволе. Все Звёздные Врата, все Дома настежь распахнулись и от любого сердца к сердцу драгоценные мосты перебросились. Потекли по всем дорогам Радость, Свет да Любовь. Сплелись в восхитительные узоры нити вселенских судеб и все, от мала до велика, узрели их целостность.
Вскоре догадался царевич, где Кощей последний образ любимой Василисы спрятал и разрушил клетку железную – клетку человеческую, снял с Василисы проклятие да оковы страшные, выпустил Царицу на волю-вольную.
Родилась она из клетки обновлённой, очищенной от оков; родилась, чтобы Светом и Любовью Мир озарять, да царевичу Радость дарить. Пошли от них дети непорочные, здоровые Духом, открытые и зрячие. Пошли они по всему миру, по всей Вселенной, дабы не осталось больше миров, объятых подлой ложью, где затаилось бы кощеево племя…

Сказка – ложь?
Отнюдь…
 


Глава 2
 ОРДЕН ЗЕЛЕНОГО ДРАКОНА

Белые изначально не производили впечатления миротворцев. Они шли своим Путем, не обращая внимания на иные виды. Не потому, что им было плевать, даже не потому, что они верили в своё превосходство, а всего лишь по той причине, что у них не было выбора.
Выживание – вот то, что волнует все виды. Всегда. Во всех мирах.
Белые сильны в своей массе и даже поодиночке. Но именно с этой планетой у них возникли непредвиденные сложности. Правду знали лишь избранные. Для остальных, даже для членов Высокого Собрания, планета просто сопротивлялась.
Ее непокорный Дух нужно было как-то сломить, обуздать, подчинить и победить. Затем сделать то, что делалось на протяжении всего Пути; то, что было сделано со всеми другими планетами, звёздными системами и галактиками – выпить и бросить на пожирание Черным Дырам – этим ненасытным монстрам, ведь неволить их было не под силу даже ангелам. Пока что.
Никто не расстраивался по этому поводу, ведь всем и каждому было известно: как только их Путь завершится, как только они пройдут в Высшие Сферы, они всё сумеют восстановить. Причём восстановят всё так, как подскажут им лучшие умы во Вселенной. Никто не останется в стороне. Каждый кубик, каждая клетка, каждый атом жизни будет вознаграждён сообразно своим характеристикам. Каждая душа получит то место, на которое имеет право претендовать. Иерархия необходима. Она – основа высшего порядка, залог гармонии всех мировых систем. Иерархия…
– Иерархия? – подняв брови, переспросила Лель у своего отца – представителя Первой Великой Династии. – Разве нам не следует быть более снисходительными к…
– К низшим формам? – помог с определением ее отец Горниц. – Дорогая, ты понимаешь, зачем мы здесь? Эта непригодная для жизни планета, эти бесконечные извержения, лава, отравляющие газы, кислотные дожди... Сплошная ядовитая раскалённая жижа! Терпение, и мы превратим ее в райский уголок. Мы сделаем из нее пригодную для проживания платформу, позволяющую нам прыгнуть сразу туда, откуда нам всё станет легко и просто. Это последняя площадка. Последняя остановка. Прыжок в блаженство, Лель. Те, кто этого не понимает, они отбракуются.
– А как, отец, они должны это понимать? Склонить головы и покорно ждать мясорубки?
Горниц раздражённо фыркнул.
Отвернувшись от дочери, он посмотрел в угол комнаты. Там, между огромным окном и стеной комнаты сидела девочка-нефилимка. Такая крошечная, вытирающая слёзы девочка. Она выглядела малышкой, слабой, беззащитной, потерявшей родителей, всех родных и близких. Их раздавили, когда производилась первая официальная высадка после разрешения конфликта с научной экспедицией нагов.
«Учёным-нагам не следовало с ними цацкаться, – витало в мыслях Горница, – не стоило лгать. Надо было изначально прямо сообщить нефилимам то, что их ожидает после  разведывательной экспедиции. Обслуживающему персоналу надлежит быть покорным, он не должен заявлять о своих правах. В этом плане с роботами было гораздо проще. К сожалению, искусственный интеллект необходим в таких неблагоприятных условиях. И вот теперь этим воспользовались коварные аборигены – ненавистные драконы. Рассказать нефилимам об их эфемерных правах, о том, что их ожидает после подготовки планеты к терраформированию – такой подставы мы не ожидали. Ха! Умно. Однако драконы потратили столько сил, да всё зря: мы просто стёрли всех нефилимов волной, раздавили комбайнами, перемешав кости с землёй, утрамбовали трупы в каньонах, похоронили под грудами камней, спалили их в жерлах вулканов, а остальным – тем, кто не стал сражаться, им ничего не оставалось, кроме как подчиниться нашей воле и пройти модернизацию. Драконы видели то, что мы сделали с нефилимами и нагами. Пусть теперь считают свои оставшиеся деньки. Скоро, очень скоро мы очистим планету от этих мразей! Очистим весь мир от них! Пусть не суют свои носы, куда их не просят. Одним махом мы наденем на них намордники!»
– Она послана драконами, чтобы убить нас, – наставив на девочку-нефилимку пылающий меч, загромыхал Горниц, – ты не должна испытывать к ней жалость, Лель.
Он сделал шаг и занёс меч. Малышка покорно опустилась на колени, поставила ладони на пол и, зажмурив глаза, приготовилась умереть. Но тут Лель материализовалась прямо перед мечом своего отца.
– Нет, – решительно произнесла девушка-ангел, – я не позволю тебе. Убей и меня тоже, но я не позволю тебе, отец!
Горниц с жалостью посмотрел на свою дочь.
– Лель, ты… ты вся в мать. А ведь ее убили драконы, когда она пыталась защитить их. Ты это помнишь, Лель? Ты помнишь, как ее истерзанное тело драконы швырнули к подошвам свай, на которых стоит этот проклятый дом?
– Я помню, отец. И тоскую вместе с тобой. Но, во-первых, они не швыряли ее тело, а принесли его на руках. Они вернули ее домой, семье, а не сбросили в жерло вулкана, как могли бы. Во-вторых, я сомневаюсь, что они убили ее. А в-третьих… вряд ли можно считать «спасением» то, что было предложено драконам. Разве это спасение: принести коренным жителям планеты ошейники и попросить самостоятельно надеть их? Что им оставалось: сделаться рабами, сдаться на милость высшей расы и покорно принять свою участь? Ты несправедлив к ним, отец. Никто несправедлив. А мама… она попыталась сделать хоть что-нибудь, чтобы они не превратились в бунтарей, чтобы сохранить их существование, сохранить их как вид! Посмотри на эту девочку-нефилимку! Неужели тебе не жаль ее? Ее родители погибли Все, абсолютно все, кого она знала, погибли от излучения Вспышки или от удушения, затем – от Потопа или позднее – на приисках, в карьерах под зубилами роторных экскаваторов. Наших экскаваторов! Кто же мы после этого? Девочку нашли драконы, обогрели, накормили, успокоили. Да, позднее они научили ее, как подобраться к нашему жилищу, как незаметно проникнуть сюда. Но разве она виновата? Я не позволю тебе уничтожить ее. Ни за что! Во имя памяти мамы, во имя всего, что есть светлого и правильного в мире, заклинаю тебя, отец, опусти свой меч!
Минуту Горниц молчал, сражаясь с собственным разумом. В итоге его меч постепенно растаял в руке, и он устало махнул:
– Ладно, можешь оставить ее, если считаешь, что она не опасна. Пусть служит тебе.
– Я клянусь тебе, она совершенно не опасна! Она всего лишь дитя.
Горниц повернулся, чтобы покинуть комнату дочери и уже на пороге бросил через плечо:
– Лель, не стоит недооценивать драконов. Они, вопреки расхожему мнению наших учёных, советников и правителей, – великие воины. Великие! Изощрённые, коварные, опасные и беспощадные. Они всегда смотрят не на десять шагов вперёд, а на миллион, причём не только вперёд, но и вокруг. И даже если нам сперва кажется, будто драконы проиграли, будто они сдались – это ошибка, потому что мы просто еще не видим то, что уже известно им. Именно поэтому, Лель, уже столько эпох мы уничтожаем их расу в первую очередь, а уж после нас волнуют наги, дуатцы и все остальные. Они – реальная угроза нашему существованию. Драконы ненавидят нас, это уже в крови, это не изжить. Помни об этом, Лель. Смотри внимательно за этой девчонкой, не выпускай ее из дома, не допускай ни одного контакта с внешним миром. Нам не известно, что еще, кроме простого проникновения сюда, ей было приказано сделать. Только ли шпионаж? Я больше ничего не вижу в ее мыслях, но драконы умеют скрывать информацию. К тому же, будь ты на ее месте… если бы уничтожили всех твоих близких, стёрли бы с лица планеты всю твою расу, разве ты смогла бы после этого верно служить убийцам? Запомни, Лель, драконы никогда не сдаются. А эта нефилимка, эта невинная девочка – она клялась им в верности. От драконов никто не уходит просто так. Они не отпускают из своих цепких лап ни одну пойманную душу, ни одну! Они – отличные ловцы, Лель, лучшие ловцы душ во всей Вселенной. Кем бы они ни притворялись, как бы они ни выглядели – это смертельно опасные существа, ибо от их оков нет спасения. Души безвозвратно гибнут, стоит им лишь связаться с любым из драконов.
– Здесь нет драконов, отец. Здесь только дитя из нефилимской расы, что клялась драконам в верности, будучи в безвыходной ситуации. Она погибала, брошенная и преданная всеми на враждебной планете – на планете, переполненной трупами и жуткими катаклизмами. Что ей еще оставалось, кроме как не отдать свою верность спасителям?
– Видишь, как они умело пользуются ситуацией, Лель? – нравоучительно погрозил пальцем Горниц. – Даже с такой малявкой, с такой никчёмной нефилимкой, драконы играют в свои коварные игры. Будь осторожна, Лель.
Горниц вышел из комнаты, а Лель бросилась к девочке. Та не отпрянула, а лишь спокойно подняла на Лель заплаканные глаза.
– Ты очень смелая и сильная, – скованно улыбнулась ей Лель, – не многие смогли бы вот так стоять перед лицом смерти и без истерик ждать своей участи. Если я скажу, что мне безумно жаль твоих родных и близких – это ничего не изменит. Это не родит в твоей душе, как правильно заметил мой отец, верность и любовь ко мне. К сожалению. Я всё понимаю, девочка, и не жду взаимности. Лишь доверия. Я не предам тебя. Не изменю своего решения. Никогда не причиню тебе боли. Просто, – пожала плечами Лель, – я никогда не смогу понять, почему драконы настолько бесчувственны. Ведь они послали ребёнка на верную гибель. Ты бы не справилась ни с моим отцом, ни со мной, ни с одним из наших охранников. Тебе не победить нас. Даже взрослому нефилиму не устоять. Драконы – бесчестны. Поскорее забудь о них и начни новую жизнь. Если ты будешь послушной, то я возьму тебя с собой, когда мы переберёмся на следующую планету. Я даже позволю тебе познакомиться с другими нефилимами. Но всё это при условии, что ты никогда не расскажешь им, что произошло с их собратьями на этой планете. Ты согласна?
Девочка пристально посмотрела в глаза Лель.
– Согласна, – решительно кивнула она, – я буду служить вам, госпожа, и никогда не расскажу другим нефилимам, как ангелы истребили их собратьев просто потому, что так было выгодно.
– Вот и отлично, – отвернулась Лель в поисках места, где бы смогла поселиться эта маленькая нефилимка.
В это время девочка внимательно разглядывала ее. Точно изучала. И от этого взгляда Лель почувствовала себя неуютно, но списала всё на тяжёлые испытания, что выпали на голову этого несчастного крошечного существа.
– Вон там, в том уголке комнаты, я сделаю тебе место, – указала в противоположный угол Лель. – Там будут стоять маленькая кроватка и личный шкафчик. Я прикажу сшить тебе одежду и всё необходимое. Или я сама смастерю. Мне нравится этим заниматься. Поможешь?
Девочка мотнула головой.
– Почему? – расстроилась Лель.
– Я не умею. Драконы не учили меня шить одежду куклам. У меня не было кукол. Меня учили сражаться и выживать.
– Ах! – прижав руки к груди, воскликнула поражённая Лель. – Несчастная малышка, тебя совсем лишили детства! Не переживай, я научу тебя. Ты – девочка, а шитье – поистине женское занятие и очень увлекательное. Это намного интереснее, нежели разнообразное оружие и глупая войнушка. Сражения учат лишь разрушению, убийству, а я предлагаю тебе созидание. Для начала нужно заняться созданием прекрасных вещей, а затем научиться любоваться собственными шедеврами.
– Да, госпожа, – низко поклонилась девочка, – как пожелаете. Я буду благодарна, если научусь шить одежду вашим куклам.
– Нет-нет, не куклам, а самой себе, – засмеялась растроганная до слёз Лель. – У тебя есть имя?
– Линда, меня зовут Линда.
– Давай поиграем, Линда?
– Во что? – натянуто улыбнулась Линда.
– Да во что угодно! – всплеснула руками Лель. – Посмотри, сколько всего в моей комнате! Я уже немного выросла из этих игр, но ты еще крошка, тебе будет интересно.
Линда подошла к кукле, что была ростом с нее. Кожа куклы казалась настоящей, а взгляд остекленело замер, как и окоченевшие конечности.
– Это – кукла? – спросила Линда, потрогав нежную светлую кожу и золотистые волосы.
– Не совсем. Это одна из новых папиных моделей рабочих, – с гордостью пояснила Лель. – Они займут место нефилимов на этой планете. В них только нужно вдохнуть жизнь. Но если она нравится тебе, ты можешь поиграть с ней.
– Я поиграю, – сверкнула глазами Линда, – я обязательно поиграю с ней. А как вдувается дыхание жизни в эти куклы?
Лель напряглась от такого прямого вопроса.
– Совсем по-другому, нежели в нефилимов. Папа работает над усовершенствованием этого процесса. Но сейчас это выглядит вот так.
И Лель разделилась. Ее множественные копии, видимые и невидимые, заполонили собой всю комнату, и вскоре самая тусклая копия вошла в куклу. Кукла открыла глаза. Линда вздрогнула и отступила на шаг.
Из гортани куклы вырвался стон, затем рёв и, наконец, её взгляд прояснился. Она обежала глазами комнату. Остановилась на Линде, окатив девочку презрительным, ненавистным взглядом. После чего кукла увидела Лель. Столько разных эмоций проявилось на лице этой куклы!
Лель внимательно наблюдала за действиями куклы и когда та бросилась к ней, Лель выхватила огненный меч и рассекла ей голову.
Какое-то время кукла лежала на полу, беспомощно шевеля губами, но очень быстро ее взгляд остановился, а Лель сделала глотательное движение, точно к ней вернулась невидимая энергия.
– Папа не разрешает вдувать в них жизнь, – присела рядом с мёртвой куклой Лель, водя пальцем в красной жиже, что разливалась широким пятном вокруг рассечённой головы куклы, – говорит, что я слишком сильная для них. Не всем в будущем будет разрешено иметь собственные куклы. Хотя, для знатных, таких как я, скорее всего, подберут другие… модели, – быстро посмотрев в сторону Линды, поведала Лель. – Они будут сильными и смогут выдерживать нагрузку на мозг, не приходя в ярость.
– Почему эта так похожа на вас, госпожа?
– Странный вопрос, Линда. А на кого же ей быть похожей? Мой отец делал эскиз первой куклы самостоятельно. Он обожает меня, вот и создал миллион таких во славу мне, – засмеялась Лель. – Они – мои крошечные копии. Я дала им имена. С кудрявыми чёрными волосами – Леи, с длинными белыми – Ляльки, со светло-русыми и золотистыми – Лельки, а вот с рыжими кудрями – Лилитки.
– Зачем они вам? – безразлично спросила Линда, обводя взглядом игровую комнату и уже присматриваясь к другим игрушкам.
– Понимаешь, после терраформирования нам потребуется новая рабочая сила. Нефилимы оказались слишком умными и агрессивными, к тому же они подверглись влиянию драконов и стали сотрудничать с ними, объединились против нас. Подстрекаемые драконами, они попытались поднять восстание против своих господ. Уж слишком бунтарский нрав имели нефилимы, чем драконы не преминули воспользоваться в своих интересах. Да и невыгодно это: оставлять расу, которая стала свидетелем наших дел на этой планете. Это как ошибки в программе. Они должны своевременно устраняться, чтобы можно было работать дальше и не перегружать систему. Иначе ошибки помешают в достижении цели, затормозят весь процесс. Таким образом, мы исключили влияние драконов на новые модели, перекрыли все возможные связи, ниточки и понимание. Эти куклы уже изначально ненавидят расу драконов. Так что опасаться нечего. Но это вовсе не означает, что нефилимов больше не будет на этой планете. Они неплохо себя зарекомендовали. Просто их изменят, поставят блокировки в мозгу или что-то вроде того. Потом разработают новые пригодные модели. По предварительной договоренности в них будут вдувать жизни преступников. Куклы станут разнообразнее, уже многие подали заявки на клонирование. Кандидатов рассматривает Высший Совет Эдема, ведь тюремные робы – то есть тела и лица кукол, – тоже должны розниться, иначе, как мы сможем отличить, например, высокородного преступника от низкородного дракона, нага или дуатца. Не говоря уже об остальных рептилоидных ответвлениях. Более того, мы хотим добиться полной автономии,  чтобы снизить энергозатраты на производство тюремных камер. Поэтому тела будут самовоспроизводиться. Рабы начнут рожать и рождаться у рабов, воспитываться рабами и ими же вовремя уничтожаться.
– А если длительный срок заключения? – полюбопытствовала Линда. – Любое тело подвержено старению. Даже физические тела ангелов и драконов. Несмотря на выдающиеся способности к регенерации, ангелы стареют, и вам приходится менять свои тела. Отличаются лишь сроки.
– Тогда, – прищурившись, подозрительно покосилась на девочку Лель, – тогда преступника переселят в новое тело. После специальной чистки, после сожжения и переплавки души в огненной машине, названной нами «Бёрн», Дух преступника снова разделят в другой машине с похожим названием – «Борн», и после переведут в повторно выращенное тело, названное нами «Ре-Бёрн-Борн» или упрощённо – «Ре-Бёнок». Весь этот сложный процесс мы нарекли «реинкарнацией».
– Понятно, – кивнула Линда. – А зачем делить Дух?
– Так выгоднее. Преступник лишается целостности, своей изначальной силы. Он слабеет, теряет энергию и не может сбежать из тюрьмы, не в состоянии сбросить оковы и получить доступ к полноценной информации. Из-за чего не может сопротивляться надзирателям и всяким телесным подселенцам. Это означает полную покорность тюремной системе. Зато мы получаем вдвое больше рабочей силы, урожая и энергии. Линда… Для тебя всё это уже в прошлом. Забудь. Если хочешь поиграть с моими куклами, – с этими словами Лель подошла к многодверному шкафу и, открыв одну из створок, показала на целый ряд привязанных друг к дружке кукол, – выбирай любую! Но вдувать в них жизнь я не могу. Ты сама видела, чем это заканчивается. Зато я умею включать их мозг без вдувания жизни. Я научу тебя. Это легко. Тогда они смогут выполнять все твои команды, делать всё, что тебе захочется, даже танцевать, петь песни, ссорится между собой, мириться, обниматься, пробовать на вкус угощения – другими словами делать всё то, что делают живые создания, такие как ты. Только они ничего не будут испытывать. Их лица останутся пустыми, а глаза – ничего не выражающими. Если их включать надолго без вдувания жизни и без зарядки от внешнего источника, тогда их тела начнут быстро разрушаться и стареть, а вот если на чуть-чуть, только поиграть, тогда всё будет в порядке. Выбирай любую, Линда.
Линда оглянулась на мёртвую куклу.
– А эту никак нельзя починить? – спросила девочка.
– Починить? – удивилась Лель. – Да зачем? Их только в моём шкафу еще десять, а у папы на заводе – миллионы. Мне пришлют сколько угодно новых кукол.
С этими словами Лель открыла окно. Ворвался сильнейший ветер.
– Как хорошо, что мы так высоко! – сделала глубокий вдох Лель. – Благодаря специальным установкам сюда не поднимается весь этот кошмар от извержений, жара почвы и лавы. Я однажды спускалась вниз. Там отвратительно. Как ты жила там?
Линда пожала плечами.
– Нормально, мы давно привыкли к климату. Я была рождена в таких условиях. Там не так уж и ужасно, особенно если пройти в долины, где нет извержений, где лава не течёт вместо рек. Там имеются красивые места. Точнее – имелись. Их было гораздо больше до начала вашего… терраформирования.
– Сомневаюсь, девочка, – скептически нахмурилась Лель. – Драконы прочистили тебе мозги, вот ты так криво и мыслишь. Не было здесь ничего красивого!
Лель включила экран, на котором тут же показалось то, что творилось в долинах. Там, еще жидкая после последнего грандиозного потопа земля, активно преображалась. Гигантские бульдозеры и экскаваторы терзали жидкую землю, бурились скважины, рылись тоннели внутри гор, куда спускали одну группу шахтёров за другой. То тут, то там, ходил транспорт, до отказа гружёный рудой.
Колёса, в диаметре превышавшие три метра, выдавливали жидкую грязь, образовывая глубокие колеи. Впереди каждой такой повозки шли драконы. Иногда один крупный дракон тащил на себе по две повозки сразу, что крепились к нему по бокам. Труд был не просто рабский, он истощал все силы драконов, ведь им, чтобы не сгинуть под колёсами невероятно тяжёлых повозок, приходилось собственным силовым полем расчищать себе путь.
Линда невольно сжала кулак, когда старый дракон пал под колёсами повозки. Он лежал всего-то минуту, как к нему уже успел подскочить надсмотрщик-ангел и, взмахнув огненной плетью, оставил на голове дракона рваную рану. Дракон попытался подняться и, качаясь от бессилия, посмотрел в глаза надсмотрщику с огненной плетью. Очевидно, что дракон попытался преобразиться, да ошейник со встроенным чипом сработал безотказно: голова дракона взорвалась, обдав ангела горячей драконьей кровью.
Надсмотрщик выругался, достал переговорное устройство и вот уже спустя три минуты к нему с неба спускался транспорт. С трапа сошёл дуатец, ведя на поводке девушку-подростка. Ее лицо было ужасно избито, кожа – вся покрыта незаживающими гниющими ранами, а в остекленевших глазах замерло безумие. Она задрожала всем телом, увидев мёртвого собрата, лежавшего со взорванной головой под колёсами повозки. Заметив это, надсмотрщик поднял своё оружие и испепелил останки старого дракона, после чего дуатец заставил девушку опуститься на колени. Он лихо перекинул ногу через ее спину, точно оседлав, после чего с улыбкой надел ошейник.
Девушка дёрнулась, ее форма изменилась, и вот под дуатцем уже хрипел маленький дракон, силясь снять с себя ошейник с чипом. Дуатец запрокинул голову дракона, заставил открыть рот и, бесстрашно всунув какой-то предмет за задние зубы дракона, дёрнул поводья. Дракон попытался выплюнуть то, что мешало говорить, глотать и даже нормально дышать, да под ударами огнеплётки это было невозможно сделать. Вскоре на молодом драконе появилось ярмо с креплениями. Огнеплеть недвусмысленно заставила двигаться вперёд: юный дракон «выдохнул», разбросав впереди себя мокрую землю, и, напрягая мышцы, потащил ценный груз к далёким платформам, оставляя после себя глубокие следы в жидкой почве.
– Дом надо строить, Линда, а не ждать, когда планета сама тебе его соорудит, – выключив экран, пояснила Лель. – И огород сажать, самостоятельно бросая нужные семена жизни, а не надеяться, что съедобное само прорастёт в должном количестве. Так вот, если всё это делать, то волей-неволей станешь перекапывать землю, вырывать сорняки, бороться с вредителями, червяками и… всякими рептилиями, которые портят урожай, считая, что только им одним следует ползать здесь и летать, бесплатно пожирая плоды планеты.
– Плоды планеты для них полностью съедобны и растут в нужном количестве для всей расы драконов. Только жадным пришельцам требуются рабы, терраформирование и огороды, которые калечат Жизнь, выпивают все соки планеты, убивая её.
Лель повернулась.
– Линда, если ты сегодня же не перестроишься, то тебя ожидает незавидная участь. Вот такая, например.
И Лель, взяв за волосы разрезанную куклу, просто выбросила последнюю в окно. Кукла полетела вниз с высоты шести километров. Но скоро порывы сильнейшего ветра подхватили ее и, кувыркая, принялись носить и трепать перед глазами Линды мёртвую уменьшенную копию Лель, пока новый порыв ветра, не унёс куклу еще дальше.
Лель ушла в свою спальню, заперев дверь игровой комнаты, а Линда, не шелохнувшись, еще долго смотрела на тёмные, грязные облака, что вихрями носились у громадного окна игровой комнаты.


Глава 2-1

С того дня прошло немало времени. Минуло две юги. Лель выросла, стала прекрасной, но всё еще юной светлоокой богиней. Столько женихов сваталось к ней! Линда не успевала шить наряды для своей госпожи, хотя госпожой Лель не любила называться – за столько веков отношения девушек претерпели заметные изменения.
Линда тоже выросла. Из затравленной девочки-нефилимки она превратилась в бесподобную девушку, высокую для нефилимок, рыжеволосую, стройную, с гибким станом и глубоким взглядом зелёных глаз. Из рабыни-нефилимки Линда переросла в верную наперсницу, самую близкую подругу Лель, поверенную в сокровенных и интимных делах. И не было ни дня, чтобы девушки не проводили время вместе за весёлыми разговорами, за безделицами, за хихиканьем или шумными спорами о достоинствах или недостатках того или иного очередного жениха Лель.
Иногда Линде позволяли встречаться с парнем-нефилимом по имени Пат. Он с незапамятных времён служил у Горница то ли пажом, то ли секретарём. У него были размытые обязанности, так как Пат своей безупречной службой и преданностью заслужил право считаться кем-то больше, нежели просто рабом. В отличие от Линды, Пата иногда выпускали из дома, не опасаясь предательства, и даже посылали с важными поручениями в другие «облачные дома» наместников, откуда он привозил Линде то подарки и сувениры, то цветы из далёких гигантских оранжерей, то диковинных птиц в клетках.
К Линде он испытывал тёплые чувства: что-то между потухшей, но привычной страстью и вынужденной интимной связью, так как в доме Горница, никого кроме него самого и Линды из нефилимской расы больше не было. Лель уверяла, что Пат, уезжая в другие «облачные дома» не изменяет Линде с другими слугами-нефилимами, на что Линда только отмахивалась, точно ей всё равно. А Лель радовалась от осознания того факта, что она смогла сотворить такую счастливую, как ей казалось, жизнь для своей подруги-нефилимки.
– Это нескромно с моей стороны, Линда, – засмеялась Лель однажды утром, когда Линда привычным движением распустила золотистые косы своей подруги, намереваясь расчесать их и сделать новую причёску. – Но что у вас с Патом произошло? Где ты была всё утро? Вы что, поругались, да? Впервые за столько веков?
Линда была не в настроении, что показалось Лель необычным.
– Слушай, подруга, ну в чём дело, ты какая-то сегодня особенная. Я бы даже сказала – озлобленная и нервная, – перехватив руки Линды, посмотрела в зеркальное отражение Лель. – Перестань. Посмотри мне в глаза. Что произошло?
Линда будто не слышала. Она зачарованно смотрела на руки Лель, что держали ее за запястья. Смотрела так, словно видела их впервые и не понимала, что происходит. Почему кто-то держит ее за руки? Зачем? И вдруг из ее глаз покатились слёзы.
– Линда, милая моя, любимая, ты что?!
Лель повернулась на табурете и обхватила руками талию Линды.
– Ну-ка, немедленно отвечай! Он тебя обидел? Ударил? Обругал? Вы расстались? Ты думаешь, что он изменял, когда уезжал в другие дома? Я клянусь тебе, он не изменял, я проверяла, звонила и спрашивала у хозяев тех нефилимок! Линда, ты никогда не говорила мне о ревности, но ты, должно быть, страшно ревнуешь Пата к другим нефилимкам, да? Поговори со мной об этом и тебе станет легче! Линда…
Тут в коридоре послышались шаги.
– Отец вернулся! – обрадовалась Лель. – Я сейчас, подожди. Он улетал на совещание. Скажу по секрету: знаешь, что ему доставили сегодня со дна карьера? Осколок Священного Шара! А знаешь, что с помощью одного такого кусочка можно сотворить? Папу ждёт повышение, а нас с тобой – переезд в Центр Галактики! Там мы найдём для тебя столько красавцев-нефилимов, сколько захочешь! Не плачь, дорогая моя, не расстраивайся из-за этого Пата. Он только выглядит молодо, на самом же деле – это его третье тело и, скажу прямо – не слишком удачное. Он для тебя уже старик по всем меркам. Не вешай нос. Я сейчас, только разузнаю, как у папы дела и вернусь.
Лель выбежала из комнаты. Спустя некоторое время она вернулась, обнаружив Линду, стоявшей в задумчивости у гигантского окна. Лель прижалась к стене, впервые не зная, как заговорить с подругой. И тогда Линда сделала это первой.
– Твой отец… он получил желаемое?
– Да получил, Линда.
– Он рад?
– Да, он рад.
– Насколько?
– Более чем. Только его огорчило…
– Что?
– Труп Пата у него в кабинете. Зачем ты убила его? Ведь это ты сделала, Линда. Я сказала отцу, что сегодня не видела тебя, что ты сбежала.
– Почему? – повернулась к ней Линда, а Лель вжалась в стену: настолько поразил ее взгляд верной подруги.
– Потому что… – заплакала Лель, – потому что я люблю тебя, Линда. Всем сердцем, всей душою! Беги! Я прикрою, как смогу! Беги, пока не поздно! Прямо сейчас! Возьми мой скутер и лети в сторону заброшенных приисков, дальше иди пешком – по указателям к горе Наут. У ее подножия ты отыщешь вход в пещеру. Там старый закрытый завод. Я слышала, что там остался какой-то провиант, машины, роботы… Ты сможешь выжить. Беги!
Линда подошла к ней. Она подняла руку и пропустила сквозь пальцы золотистые волосы Лель.
– Ты совершенна, Лель, и так красива! Ты – самое чистое создание из всех, о которых я когда-либо слышала. Даже исковерканное мышление, которое тебе так упорно прививали твои сородичи, не смогло испортить твою светлую душу. Прости, моя любимая Лель, но я ждала так долго, так бесконечно долго, не для того, чтобы убегать.
Тут дверь распахнулась, и порог комнаты переступили три ангела с горящими мечами.
Их лица перекосились от негодования.
– Линда, мерзкая нефилимская тварь, на выход! – загремел один из них.
Линда подняла руки и, печально улыбнувшись Лель, пошла на выход вслед за охранниками.


Лель устроилась на полу в своей детской игровой комнате. Спиной к огромному, защищённому экраном окну и лицом к двери. Она сидела с закрытыми глазами, положив руки на свои колени. Ее белоснежная одежда мерцала блёстками в неярком свете ламп, точно вечерний снег на вершинах гор в волшебном, подлунном мире.
Открылась дверь, и в комнату медленно вошла Линда. Ее одежда из туго облегающих чёрных брюк, высоких мягких сапог и чёрной кофты в обтяжку была пропитана кровью. Черный цвет скрывал это, однако Лель видела ее сияние.
Линда протёрла лицо рукой, чтобы хоть как-то избавиться от крови, испачкавшей ее с головы до ног. В руке она держала свёрток. Он был небольшим, легко помещался на ее ладони.
Лель собрала всю волю в кулак и сдавленно выдохнула:
– Мой отец… Ты забрала это у него. Он… он…
– Он больше жив, чем мёртв.
Из глаз Лель тихо потекли ручьи слёз.
– Ты всё знала, Лель, – медленно пошла к ней навстречу Линда. – Ты с самого начала знала, кто я, но предпочитала играть в молчанку. Почему?
Лель иронично улыбнулась сквозь слёзы.
Тут в дверях показался полуживой Горниц. У него не было руки и ноги, а во второй его руке слабо-преслабо сверкал огненный меч, в то время как по его груди широким пятном растекалось кровавое пятно.
– Убей её! – хрипло крикнул он своей дочери. – Лель, не дай ей уйти с осколком Священного Шара! Лель, очнись же! Она – дракон, она не нефилимка! Она обманула всех нас. Лель, ты пригрела на груди чудовище, ты впустила в своё сердце сущую тварь.
Горниц прыгнул на единственной ноге в сторону Линды и замахнулся мечом. Но Линда лишь повела плечом, и меч просвистел мимо, в то время как Горниц, потеряв равновесие, повалился на пол.
Правая рука Линды преобразилась. Кожа стала чешуйчатой, появились острые, точно бритва, громадные когти на пятипалой драконьей руке.
– Лель, – шептал Горниц, – Лель, не предавай из-за неё свою расу! Убей эту тварь! Убей же её немедленно!
Но Лель не шевелилась. Она лишь тихо роняла слёзы, смотря на своего искалеченного отца.
– О-о-о... нет... – разочарованно простонал Горниц, – как ей удалось?! Как эта тварь смогла увлечь тебя на свою сторону? Это удар в самое сердце, в самую суть нашей програм…
Он не договорил. Линда наклонилась к Горницу, подцепила его под рёбра своими когтями и, совершенно не напрягаясь, одной рукой понесла тело гиганта к окну. Сняв защитный экран, Линда открыла окно и швырнула Горница в вихревые потоки, точно тряпичную куклу.
Обернувшись, Линда встретилась взглядом с Лель.
– Давай, Лель, выясним это до конца. Сделай то, о чём попросил твой отец перед смертью: убей меня, убей… «эту тварь».
Лель поднялась на ноги и встала напротив Линды.
– Не смотри так на меня, Лель! – заорала Линда. – Не смей! Я убила всех охранников на этом этаже, а входы и порталы заблокировала. Пока сюда прорвутся другие, пока догадаются, что произошло, я буду уже далеко. И унесу это.
Линда показала свёрток, зажатый в ее ладони.
– Ты убила Пата. Почему? Вы столько веков были близки с ним.
– Он был моим связным. Приносил нужные сведения. Он слишком устал от бесконечного рабства и унижений, и я оказала ему услугу. Вы многого не знаете о драконах, привыкли судить о нас так поверхностно, так самонадеянно. Но в одном твой отец не ошибался: мы никогда не сдаёмся. Никогда! Особенно, если имеется Высшая Цель. Я уйду, Лель. Теперь ты понимаешь, что меня ничто не остановит. Даже ты. И я, не раздумывая, убью и тебя тоже, если ты встанешь на моём пути.
Линда выглядела решительно, грозно, яростно; с раскрытой драконьей рукой, с нацеленными на Лель когтями.
Лель с нежностью посмотрела на подругу, чуть улыбнулась, затем сделала молниеносное движение, каким она обычно проявляла свой огненный меч: занесла руку к другой руке, точно к ножнам, и шагнула навстречу.
Линда отреагировала мгновенно, полностью поменяв обличье на драконье, и одновременно с этим вонзила когти в сердце Лель так, что те аж вышли из спины ангела. Огненные струи, вырвавшиеся из ладони дракона, дополнили физическое воздействие, и душа Лель загорелась. Вырвав сердце Лель, Линда ужаснулась: Лель так и не проявила свой меч. Она обманула.
– О, Лель… – со стоном сорвалось с уст Линды. – Зачем ты так?.. Ты должна была сражаться, броситься на меня, ненавидеть… Лель… Лель?!!
– Прости меня за боль, что я причиню тебе, Линда, – еле слышно произнесла Лель, упав на руки дракону. – Прости, что будешь помнить это и мучиться всё своё существование. Но я не могу ранить мою девочку, мою сильную, храбрую девочку. Ведь больше, чем ты ранила сейчас саму себя, уже никто никогда не сможет. Не сдавайся, Линда, будь сильной до самого конца. Я хочу гордиться тобой…
Глаза Лель опустели, и её сердце, что Линда сжимала в своей руке, сгорело вслед за душой ангела. Линда слышала, как в коридоре ломаются двери лифта, как охранники с нижнего уровня, уже осведомлённые об убийствах, пытаются проникнуть внутрь помещений этого этажа.
Линда видела их внутренним взором, но точно окаменела. Она снова превратилась в нефилимку, державшую в своих объятиях драгоценную Лель. Невидящими глазами Линда смотрела вдаль, куда-то вниз, за облака. Там, внизу, бесконечно далеко, среди потоков лавы, мелькнула чья-то фигура.
Линда заставила себя отпустить Лель и, больше уже не смотря на неё, открыла настежь окно. Никто не смог бы спуститься по множественным этажам, затем по отвесным скользким сваям шесть километров вниз. Это считалось самоубийством. Сильнейший ветер мгновенно уносил всё, что частенько выкидывали в окна. Именно по этой причине никто до сих пор не подлетел к окнам и не расстрелял Линду, пока это было еще возможным, пока она убивала одного за другим охранников Горница, пока расправлялась с ним самим. И с Лель…


Редкие каменистые кочки закончились, и впереди ждала настоящая река лавы. Она стала бы преградой для кого угодно, но только не для него. Мгновенно переместившись, он ощутил под ногами твёрдую, но раскалённую почву. Воздух вокруг был нечётким, едким и горячим от испарений, но, несмотря на кромешную тьму, он видел, видел очень отчётливо, как Линда вонзает когти в безоружную девушку-ангела.
За несколько минут до того, как это произошло, он уже знал будущее, видел, как Лель делает обманное движение и даже перестал дышать, поддавшись секундному самообману, будто он еще не ведал, как поступит Линда в такой ситуации. Ему хотелось, чтобы она успела среагировать и понять, что Лель собирается провести ее. Ему так безумно хотелось, чтобы Линда вовремя спохватилась и убрала смертельно опасные огненные когти, но тут пришло полное видение будущего, и горечь захлестнула его сущность, разлившись по крови настоящим ядом.
Прошло не более пяти минут, как всё, что он наблюдал в своём пророческом видении, повторилось вплоть до мельчайших подробностей. Боль Линды была невыносима. Он слышал, как кричит её душа, как разрывается сердце. Точно его сердце, точно его собственная душа.
Вскоре он заметил, как по громадным сваям с невероятной скоростью спускается Линда. Превозмогая совершеннейшей магией неистовое сопротивление ветра, она, словно прирастала к металлу, затем прыгала дальше, ловя поток воздуха, и таким образом очень скоро очутилась на земле.
Затянутая во всё чёрное снаружи, стянутая тьмой изнутри…
Линда подошла к нему очень быстро. Остановилась сбоку, встала плечом к его плечу и, не смотря ему в глаза, механически протянула руку, отдавая заветный свёрток. Он болезненно принял то, что было добыто такой немыслимой ценой.
Раньше он никогда не сомневался, что Линда справится с заданием.
Она великолепно сыграла роль побитой жизнью девочки-нефилимки, затем втёрлась в доверие к этим высокопоставленным ангелам, заставила свернуть с пути любимую дочь Горница и пойти против воли отца, изменив программу развития колонии настолько, насколько никто из ангелов не смог бы и предположить. Ангелы еще долго не поймут, что на самом деле произошло в тот день, и как это отразится на всех будущих партиях кукол, на всём их вожделенном Урожае. Линда превосходно справилась с заданием.
«Лель… – на самых высоких вибрациях звенело в голове Линды, – моя чистая, светлая Лель, моя прекрасная Лель…»
Он положил руку на плечо Линды. Та сухо кивнула в ответ и вдруг посмотрела ему в глаза. Она знала, что её чувства открыты для него. Он всё видел и прекрасно понимал, каково ей теперь.
– Оно того стоило, – как бы в оправдание своей боли сипло произнесла Линда, – я в порядке, со временем я справлюсь.
Он кивнул, с тяжёлым сердцем убирая руку с ее плеча, зная наперёд, что она никогда с этим не справится и никогда не забудет. Проклятие Лель свершится: эта боль станет постоянной спутницей Линды, ибо предательство настоящей любви и светлой дружбы никогда не проходят бесследно.
– Мне очень, очень жаль, Линда. Я страдаю вместе с тобой. Знай: мне больно вдвойне, ведь это я послал тебя на это задание. Я не прошу простить меня. Ты всё равно не сможешь. Я сам не могу себе этого простить! Но в этой агонистической войне каждый чем-то жертвует.
Линда попыталась прочувствовать его мысли, но он был закрыт. Впрочем, как и всегда. Его мысли никто ни разу не видел.
– А чем пожертвовал ты? – испугавшись своей неожиданной храбрости, решилась спросить Линда.
Он сощурил глаза, всмотревшись в кипящую лавой даль, в полыхающие молнии на тёмно-красном, ревущем грозой и ядовитым дождём небосклоне, всмотрелся в «облачный дом», стоящий на сваях, верхние этажи которого были скрыты плотными бурлящими облаками.
Там, на самом верхнем этаже, охранники уже ворвались в комнату Лель и наткнулись на её труп. Он видел сквозь десятки километров так же ясно и близко, как если бы это всё находилось непосредственно у него перед глазами. Видел, как охранники открывают двери шкафов, как вынимают одну за другой бездушные куклы; как одна из них – с длинными светло-русыми волосами – вдруг открывает глаза и в ужасе кричит, заметив растерзанное тело своего близнеца. Он видел, как кукла подошла к распахнутому окну, через которое сбежала Линда; как погладила раму, как смахнула слёзы, текущие рекой отчаяния и горя, и как охранники опустились на колени перед новой Лель – прообразом новых тюремных камер. Тех самых камер, что в будущем послужат пристанищем для заключённых душ, воплощённых в женских телах.


Он накинул капюшон на голову, покрутил в руках свёрток и прошептал:
– Возвращайся домой, дорогая Линда. Тебя там так долго ждут. Вся Семья собралась, все родные. Сегодня знаменательный день. Во всех смыслах. Не за горами твоё новое задание, требующее колоссальной отдачи. Сейчас постарайся отвлечься, отдохнуть и набраться душевных сил. А мне нужно кое о чём позаботиться.
Он пару раз подкинул в руке свёрток, после чего сжал на прощание плечо Линды и взметнулся в небо гигантским зелёным драконом.



Глава 3
 КОДОВОЕ ИМЯ "КИНГСМАН"


Промежуточный мир. Бежать некуда. Вокруг спецы Ордена, их оружие направлено прямо в голову. Ни дернуться, ни пошевелиться. Все варианты – провальные и бессмысленные, ведь если начать сражаться, то Цель не будет достигнута. Значит, нужно сдаваться и терпеть неизбежную боль.
Его вывели на широкий округлый белый балкон, усадили спиной к декоративному фонтану. "Скоро прибудет начальство и начнётся допрос. Или не начнётся? Вполне возможно, что ликвидируют сразу, без выяснения причин. Нет, вряд ли. Их искусственный интеллект просчитал варианты. Как им кажется – все возможные. В таком случае, надо подыграть".
– Здравствуй, – вскоре послышался хрипловатый и как всегда очень тихий голос прибывшего начальства.
Кингсман кивнул в знак приветствия, решив не поднимать глаз. Подошедший мужчина опустился рядом на диван, что огибал декоративный фонтан и посмотрел вперёд. Там, у ограждения балкона, облокотившись о перила, стоял еще один спецагент Ордена. Он недовольно поджал губы, не то сожалея о случившемся, не то раздражаясь, что вынужден участвовать в «разборе полёта» своего напарника.
– Я не стану ничего выяснять, – повернулся к Кингсману начальник, – просто хочу спросить одну вещь. Ведь ты знал, что за это будет. Чёрт тебя дери, знал! Зачем ты так поступил?
Кингсман бросил быстрый взгляд на своего напарника. Тот еще сильнее поджал губы, услышав вопрос начальства, после чего резко отвернулся, уставившись в тёмное пространство.
– Я не мог поступить иначе, – выдавил из себя Кингсман, рассматривая спину напарника и не смея посмотреть в глаза начальству. – Так неправильно. Так нельзя поступать. И ты знал, что рано или поздно я сорвусь. Ты знал это, не так ли?
Начальник безмолвно кивнул.
– Тогда почему ты спрашиваешь меня?
– Потому что... хочу убедиться, что ты сделал это, полностью осознавая последствия.
– Да, я полностью осознаю... – чуть задохнулся Кингсман, – ...последствия и то, что меня ожидает. Но пусть лучше так, нежели я продолжу существование такой мразью, какой меня вылепил Орден.
– Я понимаю тебя, старина, – хлопнул его по плечу начальник, – но ничего не могу сделать, чтобы изменить твое наказание.
– Не тяни, – криво улыбнулся ему Кингсман, заметив, как напарник, всё это время безмолвно рассматривающий тёмное пространство, вцепился в перила, да так сильно, что побелели костяшки пальцев, – а то этому парню сейчас плохо станет.
– Ты думаешь о нём? – удивлённо поднял брови начальник. – На твоём месте я бы сейчас волновался за самого себя, а не за душевную боль твоего напарника. Вот что, старина... Принимая во внимание всё то, что ты сделал для Ордена и сложность самого вопроса, а также нашу старую дружбу... Короче, всё, что я могу сделать для тебя, так это дать несколько дней, прежде чем... – тяжело выдохнул начальник.
– Сколько? – дрогнувшим голосом, спросил Кингсман.
– Три дня. Не больше.
– Благодарю. Мне больше не потребуется.

Утренний свет с трудом пробивался сквозь плотно закрытые жалюзи. Он буквально выбивал себе дорогу, просачиваясь в мелкие, совсем незначительные щёлки. С таким же трудом весь внешний мир пробивался сквозь всевозможные блокировки, установленные в организме мистера Кингсмана – самого опасного преступника на свете.
Вот уже более тридцати лет его держали в частной закрытой психиатрической лечебнице. Иных пациентов там не было. Лечебница охранялась целым взводом солдат, патрулирующих периметр обширной территории лечебницы-тюрьмы.
Почётный караул у красивых кованых ворот сменялся строго по графику. Вся внутренняя территория, напичканная камерами слежения, всевозможными датчиками, лазерными лучами и уловителями больше напоминала военный полигон, но никак не охраняемую частную собственность в пригороде Лондона.
Личная охрана мистера Кингсмана была небольшой: всего два оборотня. Они же являлись его «лечащими» врачами, не отходящими от своего пациента ни на шаг, за исключением тех моментов, когда мистера Кингсмана запирали в совершенно голой комнате с единственным окном, дважды защищённым решёткой.
– Он смотрит на жалюзи, – комментировал поведение пациента лечащий врач, обращаясь к коллеге – женщине, с полуулыбкой рассматривающей мистера Кингсмана.
Она приблизила изображение на экране камеры слежения и уточнила:
– И что, тебя это беспокоит?
– Не лучше ли убрать жалюзи? – усомнился «врач». – Еще замотается, повесится...
– Не повесится. А если убрать жалюзи, тогда он станет рассматривать небо. Это гораздо опаснее, нежели он будет рассматривать однотонные жалюзи.
– Зачем ему вообще окно? Пусть сидит в комнате без окна.
– Ты – новенький и, видимо, плохо изучил его досье. Знаешь, что случилось в прошлом, когда он год просидел в комнате без окна с постоянно включённым электрическим светом?
– Я слышал, он совсем тогда ополоумел. Мой предшественник погиб, останавливая его, когда Кингсман допрыгнул до лампы и принялся вырывать проводку из бетонной стены. Разрушил всю комнату, кажется. Даже бетонные стены коридора.
– Да, так и было. А твой предшественник не просто погиб, – усмехнулась женщина. – Он очень долго погибал в руках Кингсмана. Я ничем не могла помочь напарнику. Жарила Кингсмана электрошоком, да всё было бесполезно, пока военные не помогли. С тех пор начальство решило не создавать ему пыточных условий и приказало переселить обратно в комнату с окном, но уже без электрической проводки. Поэтому пусть себе смотрит на жалюзи. Он всё равно так накачан препаратами, что вряд ли понимает: кто он и что он такое. Он просто пялится куда-то, ничего не видя перед собой; не осознает ни объекты, ни самого себя.
– Не понимаю, почему нельзя просто убить его? – возмутился её напарник. – Столько затрат ради содержания одного преступника! Куда его Орден периодически увозит? Ты не в курсе?
– Не-а, – безразлично пожала плечами женщина, наливая себе воду в стакан, – я не задаю вопросов, на которые знаю, что никогда не получу ответов. Мне известно только то, что его забирают, когда им что-то от него нужно. Он выполняет какую-то сложную аналитическую работу. А что конкретно – это дело начальства. Нас это не должно волновать. Наша задача – это неусыпно следить за тем, чтобы ни одна мысль не промелькнула в мозгу мистера Кингсмана. Ни одна! Чтобы ни на одно мгновение в нём не проявилось самосознание. Скоро идти колоть препараты. Твоя очередь. А я проверю его завтрак и принесу.
– Как он мне надоел! – в сердцах высказался мужчина-врач, набирая в шприцы всевозможные «лекарства».
– Что поделаешь, это наша с тобой работа, – меланхолично отозвалась женщина, принимая у повара поднос с едой и придирчиво рассматривая блюда. – Думаешь, мне не надоело кормить его из ложки и мыть, точно он дитя-переросток?
– Он действительно так опасен, как в досье написано? – держа наготове десяток шприцов, повернулся к ней мужчина.
– Ты себе даже не представляешь, насколько он опасен, – на полном серьёзе отозвалась женщина и, проверив оружие, обратилась по рации к охранникам: – Хватит спать, тунеядцы! Открывайте дверь и готовьте нам пациента. Пустите газ в его комнату, затем уложите пациента лицом вниз и, как обычно, – головой на низкий табурет. Руки вывернуть назад, ноги – в оковы. Частично парализовать, оставить глотательный рефлекс. Мы будем у вас через три минуты. Приступайте.

Продолжение романа по ссылкам:

https://litmarket.ru/books/lovec-dush-2

https://litnet.com/ru/book/lovec-dush-1-b503127