Рассказ Тяжелое лето 1994 года
В феврале 1994 года умер мой дедушка. Его внезапная смерть так сильно потрясла моих родителей, что даже с наступлением лета они не смогли переехать в частный дом, а решили остаться жить в квартире. Конечно, на выходных родители вывозили меня в частный дом на несколько часов подышать воздухом, но к обеду мы были вынуждены вернуться домой. Очень тяжело было жить летом в квартире, находящейся на третьем этаже девятиэтажного дома, три окна которой выходят на южную сторону. В течение дня солнце настолько сильно разогревало кирпич, что к вечеру наша квартира превращалась в настоящую сауну. Постоянно открытые окна не давали никакой прохлады. Мама ни раз просила папу установить в зале кондиционер, который, находясь в прекрасном рабочем состоянии, давно стоял в гараже. Но папа ничего не хотел ставить, поскольку никогда не был очень трудолюбивым. Он говорил, что в квартире летом вполне можно жить без охладительной системы. На самом деле он просто ничего не хотел делать.
Поняв, что от папы ничего не добьешься, мама пошла к соседу дяде Жоре, который по профессии был плотником, и попросила его поставить нам кондиционер. Дядя Жора охотно согласился оказать маме эту услугу. Придя к нам на другой день, он снял оконную раму, отвез ее к себе на работу, разрезал пополам: одну половину выбросил, другую привез обратно и вставил на место. Сверху на обрезанную раму он установил кондиционер. Эта работа заняла у него ровно полдня. Правильно говорят, что дело мастера боится. С кондиционером стало легче жить.
В конце мая я благополучно окончил 6 класс. И когда начал отдыхать на летних каникулах, вообще не знал, чем себя занят. На меня напали такие тоска и скука, что создавалось впечатление, будто я потерял лучших подруг, и больше никогда не увижу их. Читать книги я никогда не любил и не люблю до сих пор. Это занятие меня никак не привлекало. И до сих я не испытываю огромного интереса к чтению книг. Беру книгу в руки только в том случае, если чувствую, что мне все наджоело. Еще одна проблема была в том, что в июне моя старшая сестра Наташа заканчивала институт. Целыми днями и ночами она чертила какие-то чертежи, поэтому у нее не было возможности уделять мне много времени.
Несмотря на это, сестра все-таки нашла мне интересное занятие. Открыв ящик шкафа, она вытащила из него общую тетрадь, акварельные краски и кисточку.
- Будешь рисовать? - спросила она меня.
Я согласился.
Наташа налила воды в банку, поставила туда кисточку, положила передо мной тетрадь и ушла в другую комнату заниматься своими делами.
Так как мои руки всегда были скованы спастикой и я никогда не мог нормально управлять ими, взяв кисточку в зубы, я начал рисовать все, что приходило мне в голову. Раньше, может быть, я постеснялся бы рассказывать о том, что рисовал ртом, но сейчас, став взрослым мужчиной, я не вижу в этом ничего предосудительного. Забежав далеко вперед, скажу, что когда я стал взрослым и получил возможность работать с компьютером, выходить в Интернет, мне удалось познакомиться с женщиной-инвалидом, печатающей на клавиатуре компьютера большими пальцами ног. И кто может ее за это осудить? Она же не виновата в том, что у нее не работают руки!
Когда я заканчивал рисовать, был настолько мокрым от высокой температуры воздуха в зале и моего перенапряжения, что Наташе каждый раз казалось, будто меня только что искупали и забыли вытереть полотенцем. Ей приходилось переодевать мне футболку, а голову сушить стареньким феном, который в середине 80-х годов родители купили в Кишеневе, куда ездили в гости к маминой старшей сестре. Прибор для сушки волос имел несколько насадок, которыми никто из нас никогда не пользовался. В те годы он был для меня настоящей диковиной: стоило включить его в розетку и нажать на кнопку, как из него начинал дуть горячий воздух, от которого даже самые мокрые волосы сразу становились сухими.
Когда я сидел в зале, никто не включал кондиционер, так как все боялись, что я могу простудиться и заболеть, учитывая, что все мое детство мама каждый вечер перед сном мазала мне горло люголем, которое, по ее словам, всегда было у меня красным, хотя никакой боли я не чувствовал. Поэтому я не люблю находиться в холодной комнате, так как только и думаю: «Хоть бы не заболеть»!
Помимо рисования красками мне еще очень нравилось сидеть в своей спальне, возле открытого дивана-книжки, и перебирать свои игрушки, многие из которых давно были поломаны. Взяв в руки любую из них, я срау вспоминал, кто и на какие праздники мне ее подарил. Отыскав разноцветные пластмассовые кубики, которые в течение длительного времени были беспорядочно разбросаны по всему дивану, я попросил бабушку принести мне кулек. Взяв его, я аккуратно сложил в него кубики и, завязав сверху веревочкой, положил на прежнее место. Я люблю всегда все раскладывать по своим местам и терпеть не могу беспорядка в своих вещах. У Наташи, например, всегда все вещи разбросаны по разным комнатам, из-за чего она никогда ничего не может быстро найти. Помню, собираясь вечером на свидание со своим очередным кавалером, она каждый раз бегала по всей квартире, пытаясь отыскать свои же вещи, поскольку никогда не помнила, куда что засунула. Хотя мама с детства всегда старалась приучить дочь к порядку, но ее усилия оказались напрасными. Открыв дверцу своего шкафа, она вываливала из него все, что там было только для того, чтобы найти нужную ей футболку. Когда находила, запихивала все обратно в шкаф. При этом в ее голове ни разу не возникала мысль навести порядок в своем ящике.
Продолжая рассматривать свои игрушки, я нашел небольшую куклу, которой когда-то дал имя Володька, и длинную толстую веревку. Быстро сообразив, зачем мне могут понадобиться эти вещи, я сразу отложил их в сторону, попросив Наташу не прятать их обратно в диван. Сестра пообещала.
В то лето мне было очень тяжело обходиться без дедушки. Раньше мы вместе обсуждали, чем я буду заниматься. Теперь я вынужден был сам себе придумывать занятия. Находясь постоянно в квартире, я мог только рисовать красками в тетради, перебирать игрушки в диване и записывать на магнитофон свою нечеткую речь, а затем, слушая ее, пытался понять, что я наговорил. Папа, вернувшись вечером с работы, еще не успев раздеться, сразу требовал подать ему ужин. Мама с Наташей или бабушкой накрывали ему на стол, словно какому-то барону. После ужина папа уходил в зал и, взяв газету, начинал читать, даже не поинтересовавшись у меня, чем я занимался в течение дня. Мама, сев рядом с ним на диван, рассказывала ему о событиях уходящего дня. Папа, отложив газету, неохотно слушал ее. Когда я, сидя в зале, пытался вставить свое слово, не касающееся темы разговора, которая мне вообще была неинтересна, а просто чтобы и на меня обратили внимания, мама недовольным тоном говорила мне:
- Подожди! Разве ты не видишь, что мы разговариваем?
Но, как правило, мое ожидание маминого длинного монолога заканчивалось тем, что я потом уходил спать, так и не дождавшись, когда получу право сказать что-нибудь свое. Иногда из своей комнате выходила Наташа и забирала меня к себе, демонстрируя перед родителями, что мне неинтересно их слушать. Посадив меня в коляску, сестра, завозила в свою комнату и, склонившись над ватманом, продолжала чертить свой курсовик, даже не попытавшись обмолвиться со мной хотя бы одним словом. Услышав в коридоре мамины шаги, сестра сразу подавала голос, задавая мне какие-то глупые вопросы и делая вид перед мамой, будто между нами идет горячая дискуссия. Будучи хитрой от природы, словно настоящая лиса, которая, если верить сказкам, всегда находила выход из сложной ситуации для главного героя, она это делала для того, чтобы ей не влетело от мамы за то, что тоже не разговаривает со мной.
В такие моменты я часто вспоминал дедушкины слова:
- Радуйся, что я у тебя есть. Не будет меня, посадят тебя одного в комнате или во дворе и будешь сидеть один весь день. И никто к тебе не подойдет.
К сожалению, его слова оказались пророческими. С годами я стал все меньше и меньше разговаривать с родителями и сестрой, которые сами же и приучили меня .к постоянному молчанию. Даже бабушка говорила мне:
- Твои родители бегут от тебя, как собака от мух.
И была права...
Когда я учился в школе с 6 по 11 классы, ко мне домой три раза в неделю приходила замечательная учительница, которая вела у меня много предметов сразу - русский язык, литературу, географию, историю и биологию. Общаясь со мной, она прекрасно слышала мою нечеткую и затрудненную речь. Каждый раз перед уходом она спрашивала меня:
- Твои родители разговаривают с тобой?
Я честно отвечал ей:
- Нет.
- Почему? - удивленно спрашивала учительница.
На ее вопрос у меня никогда не было ответа. Она интересовалась у мамы:
- Почему вы не разговариваете с Сережей?
- А он не хочет общаться с нами, - объясняла мама.
Ну надо же! С учительницей я мог разговаривать по 2 часа, а с родителями сразу становился «немым». Странно, неправда ли? Потом мне приходилось объяснять учительнице Галине Кузьминичне свое «плохое» поведение дома:
- Со мной надо общаться индивидуально, выбирая интересные темы для беседы, залавать какие-то вопросы, чтобы получался диалог, как с вами. Дома все говорят друг с другом на темы, которые мне вообще неинтересно даже слушать, не говоря уже о том, чтобы вступать с кем-то в диалог. Поэтому я молчу. В основном разговариваю с бабушкой, если она не занята в кухне приготовлением еды, потому что она, как и вы, в ходе разговора задает мне какие-то интересные вопросы, а я отвечаю на них.
И эта проблема моего общения с родителями и сестрой до сих остается нерешенной: как ни печально мне об этом писать, но со мной по-прежнему никто не хочет разговаривать на те темы, которые, в первую очередь, были бы интересны мне. Я и сам сейчас не испытываю огромного желания общаться с родителями и сестрой, потому что мне не о чем говорить с ними. Приходится молчать целыми днями.
Но что-то я отошел от темы данного повествования.
22 июня Наташа окончила институт с Красным дипломом, получив специальность инженера-технолога по хранению и переработке зерна. Все мы были очень рады этому событию. Родители настаивали, чтобы моя сестра в конце лета поступила в аспирантуру, после окончания которой имела бы степень кандидата технических наук. Но сестра не захотела дальше учиться и ни на какие уговоры родители не поддалась. Желание найти работу и попробовать научиться самой обеспечивать себя она тоже не испытывала. Ее устраивало по-прежнему сидеть на шее у родителей, обеспечивающих свою дочь всем необходимым, особенно новыми вещами, которые время от времени мама регулярно привозила из Польши, благодаря чему моя сестра всегда была одета с иголочки. Видимо, у сестры были другие планы на эту жизнь. Но, какие именно, она еще и сама толком не знала.
* * *
В середине июля маме пришла в голову идея впервые в жизни свозить меня на море. При этом она никак не могла решить, куда лучше поехать со мной - на Черное море или на Азовское. Ей хотелось найти такое место, чтобы на пляже было как можно меньше народа и, соответственно, вода в море чище. Она начала звонить по телефону своим знакомым и узнавать, кто где отдыхал прошлым летом. Одни рассказывали, что неплохо провели неделю в Кринице, другие - в Сочи, третьи ездили в Геленджике. Не зная, какое место выбрать для нашего первого семейного отдыха, мама позвонила своей бывшей однокласснице тете Оле Ивановой. Она посоветовала маме свозить меня в поселок Джубга, расположенный на побережье Черного моря. По ее словам, они с мужем отдыхали там летом прошлого года и им очень понравилось. Тетя Оля даже пришла к нам в гости и, попросив у мамы бумажку с ручкой, нарисовала маршрут, по которому мы должны ехать, и написала, у кого нам нужно остановиться на несколько дней. Мама поблагодарила тетю Олю за помощь.
На следующий день мама с Наташей, оставив меня сидеть в зале, в моем деревянном кресле, пошли на вещевой рынок покупать мне надувной круг и большой зонт от солнца. Во время их отсутствия я попросил бабушку принеси в зал из моей спальни куклу Володьку и веревку и завязать ее на шее куклы, так как у меня никогда не получалось сделать узел из веревки: я мог только много раз обмотать ей какой-нибудь предмет. Бабушка исполнила мою просьбу. Завязав веревку на шее у куклы, бабушка сказала фразу, которую я запомнил на всю жизнь:
- Веревка для слона!
- Почему? - спросил я.
- Потому что на таких веревках обычно тянут слонов, когда они не хотят куда-то идти.
Надо сказать, что бабушка всегда всему давала точные определения. С тех пор прошло много лет. Но, вспоминая ее слова, я каждый раз смеюсь до слез.
Спустя несколько часов мама с Наташей вернулись с рынка. Они купили большой разноцветный зонт от солнца и надувной черно-белый круг для меня.
Через два дня, встав рано утром, мы отправились в дорогу. Перед выходом из квартиры мама попросила бабушку, чтобы она не сидела в зале при включенном кондиционере, а выходила в другую комнату, дабы не простудилась. Бабушка пообещала в точности исполнять мамину просьбу.
Проведя в пути достаточно большое количество времени, мы остановились возле лесополосы и, выйдя из машины, решили позавтракать, тем более что с самого утра никто из нас ничего не ел. Папа посадил меня на маленькое раскладное кресло. Ах, как было приятно после долгого пребывания в квартире кушать на воздухе, даже несмотря на то, что рядом ехали машины, а откуда-то издалека ветерок доносил до нас запах конского навоза. В багажнике машины у нас всегда лежала пластмассовая канистра с чистой водой, так как родители всегда и везде соблюдали гигиену. Хочется отметить, что в то далекое и счастливое время никто из нас не думал ни о каких микробах и инфекциях. Я представляю, что было бы с Наташей сейчас, во времена ковида, если бы мы, снова поехав на море, захотели бы по дороге остановиться возле лесополосы и позавтракать! Она всех нас с головы до ног облила бы спиртом в качестве дезинфекции. К сожалению, до нее не доходит, что своим чрезмерным чистоплюйством она губит наш иммунитет.
После окончания завтрака мы поехали дальше.
Через 2 часа нам удалось благополучно приехать в Джубгу и найти место, указанное тетей Олей на бумажке. Это оказался частный дом, перед воротами которого мы остановились. Мама, выйдя из машины, постучала в калитку. Ей открыла пожилая женщина приятной внешности. Мама что-то сказала ей и женщина отворила ворота, разрешив нам заехать к ней во двор. Пока мама о чем-то разговаривала с хозяйкой дома Ефросиньей Федоровной, папа, вытащив из багажника машины мою коляску и пересадив меня в нее, повез во двор. Оказавшись в нем, я начал ненавязчиво осматривать его, стараясь не привлекать к себе внимания. Двор был чистый, ухоженный. По середине стоял длинный обеденный стол, по бокам - две лавки. Сверху над столом рос виноградник, широкие листья которого хорошо защищал его от прямых солнечных лучей. Во дворе бегала симпатичная дворняжка, цепь которой была приреплена к проволоке, протянутой по асфальту вдоль всего двора. Напротив стола был рукомойник, сверху которого висело маленькое ведерко с небольшой железной ручкой, торчащей изнутри. В глубине двора, с восточной стороны, стоял колодец - журавель, из которого хозяйка брала воду для питья и приготовления пищи. Наверно, в ее доме не было обычного водопровода, а, может быть, она просто таким образом экономила воду, чтобы не платить за нее лишние деньги.
Пока я осматривал двор, Ефросинья Федоровна показала маме комнату на три места для нашего проживания. Но так как нас было четверо, папе пришлось спать на матрасе на полу.
- Я могу ночевать в машине, - предложил папа.
Но мы не захотели отпускать его от себя.
- Нам будет скучно без тебя. Перед сном мы хотим слушать успокаивающую сказку, - сказала мама.
- Ночью надо спать, а не болтать, - ответил папа и пошел к Ефросиньи Федоровне попросить матрас, простынь, одеяло и подушку. Получив постельное белье, он принес его и поставил в угол комнаты. Пока мама готовила мою кровать, подошло время обедать. Окончив трапезу, мы втроем - я, мама и Наташа - легли отдыхать, так как идти на море было очень жарко. Папа не захотел ложиться с нами. Вытащив из багажника машины книжку и шезлонг - большое раскладное кресло с высокой спинкой и длинными деревянными подлокотниками - и поставив его напротив нашей комнаты, сел и начал читать. Надо сказать, что папа и дома в выходные никогда не ложился днем отдыхать, а тут - тем более. Оставаясь в квартире и не желая идти работать в частный дом, где в одной из комнат у него стоял кульман, на котором он много лет подряд чертил чертежи, связанные с его работой, он предпочитал, сидя в кресле, смотреть телевизор. Раньше такие события, когда папа проводил с нами выходные, были в моей семье большой редкостью. Обычно он под любым предлогом старался уйти в частный дом, где много времени проводил в тишине и покое, ссылаясь на огромное количество работы, выполнение которой проверить нам было невозможно, поскольку никто из нас ничего не понимал в его чертежах. Придя в частный дом, он спокойно несколько часов подряд ходил по двору, дышал свежим воздухом и только потом заходил комнату, садился перед кульманом и начинал чертить, не забыв при этом тихонько включить радиоприемник, чтобы не пропустить новости. Раньше я удивлялся, как можно умственно работать и одновременно слушать радио. На самом деле папа уходил из квартире под предлогом сильной занятости лишь для того, чтобы мама не привлекала его к домашним делам, особенно к уборке в квартире с вытряхиванием ковров на улице, которые ему нужно было спускатьь с 3 этажа и поднимать обратно. Раньше это у нас называлась «генеральная» уборка, которую папа всегда терпеть не мог за то, что ему нужно было выбивать ковры.
Теперь папа, приехав на отдых, был вынужден проводить с нами 24 часа в сутки, поскольку деться ему от нас было некуда. И это обстоятельство его очень сильно напрягало, так как он привык к полной свободе своих действий.
В 6 часов вечера мы проснулись и решили пойти на море. Мама с Наташей никак не могли решить, надо ли брать мне круг, так как не знали, буду ли я сразу купаться. Решили пока не брать. Подойдя к морю, мы увидели 4 высокие ступеньки, по которым нужно было спускаться на пляж. Это была существенная преграда для инвалида, всю жизнь вынужденного передвигаться в инвалидной коляске. И нигде не было ни пологого спуска, ни пандуса. Какой там пандус! О нем вообще не шла речь! Пришлось папе брать меня на руки и вместе со мной спускаться по лестнице на берег, а Наташе следом нести коляску. Хорошо, что тогда я был в несколько раз меньше и легче, чем сейчас, а папа, будучи моложе на 29 лет, еще мог более менее переносить меня на руках с одного места на другое. Когда папа вместе со мной стоял на берегу, Наташа спустила коляску и они вдвоем посадили меня в нее. Наконец я впервые в жизни увидел море! И сразу вспомнил слова, которые говорила мне мама в больнице во время последней операции на правой ноге, очень неудачно сделанной Геннадием Петровичем:
- Вот выпрямим тебе ноги и поедем отдыхать на море.
Глядя на море, я и представить себе не мог, что оно такое огромное!
Не успел я еще освоиться, как маме захотелось срочно искупать меня, потому что, по ее словам, «завтра могла резко испортиться погода - подняться ветер, начаться шторм и дождь, и тогда мне вообще не удастся искупаться». При этом ей не пришло в голову спросить меня, хочу ли я сегодня купаться. Мы все всегда должны делать только то, что хочется ей, а если что-то пошло не по ее придуманному сценарию, сразу начинает на всех орать, как потерпевшая, и всех обвинять непонятно в чем. Но так как мы не взяли с собой круг, мама куда-то ушла и, спустя пять минут, вернулась, неся в руках надувной матрас, который ей где-то дали напрокат. Папа положил меня на него и они с мамой потащили меня в море, где начали толкать друг к другу. Эта процедура продолжалась полчаса, после чего мама наконец посчитала нужным вытащить меня на берег и растереть полотенцем, чтобы я не простудился. Выйдя на берег, мама отнесла матрас туда, где брала. Наташа не захотела принимать участия в моем первом купание, поскольку у нее не было настроения, и она предпочла остаться на берегу. А когда у моей сестры нет настроения, ее лучше не трогать.
Вот таким получилось у меня первое купание в Черном море.
Но самым трудным испытанием для папы оказалось, держа меня на руках, подниматься вверх по лестнице.
Вернувшись с моря во двор, мы поужинали и начали готовиться ко сну, несмотря на то, что на улице еще было довольно светло. Папа подкатил меня к умывальнику. Когда он приподнял железную ручку, торчащую из ведра, накрытого сверху металлической крышкой, из него сразу побежала холодная вода, которую добавляли из обычного ведра, стоявшего рядом с умывальником. А поскольку мне было не очень приятно мыть лицо холодной водой, мама из чайника каждый раз добавляла в ведро горячей воды.
После окончания водной процедуры папа, положив меня на кровать и переодев в пижаму, развернул свой матрас на полу, постелил на него простынь, положил подушку и лег. А так как у него рост 181 сантиметр, получилось, что его голова лежала под кроватью у Наташи, а ноги были возле подоконника.
- Тебе удобно? - спросила Наташа со своей кровати.
- Очень! - ответил папа и сразу захрапел, забыв, что обещал рассказать нам сказку.
Проснувшись утром и умывшись, мы начали завтракать. Ефросинья Федоровна сидела за столом и следила за тем, что происходит у нее во дворе. Она оказалась очень общительной женщиной. Для беседы она сразу выбрала маму, которая, в отличие от папы и сестры, с удовольствием вступала с ней в диалог. Хозяйка дома рассказывала:
- Я сегодня утром сварила борщ с говяжиной и акропом.
Она часто неправильно произносила многие слова, одно из которых - «говяжина» и «акропом», - я запомнил на всю жизнь. Правильно нужно говорить: «Я сварила борщ с говядиной и укропом».
После завтрака мы пошли на море, взяв с собой круг, махровую простынь, несколько полотенец, шезлонг, зонт, маленькое раскладное кресло. Придя на пляж, мы увидели, что народу на нем - тьма-тьмущая. Яблоку негде упасть. Кое-как отычкав свободное место, мы разложили свои вещи и сели. Маме сразу пришла в голову идея поставить в море мое кресло и посадить меня в него, чтобы я мог доставать до воды руками и ногами, а рядом установить зонт, дабы я не обгорел на солнце. Сказано - сделано. Папа исполнил все в точности, как велела мама. Дав мне Володьку, он предусморительно привязал его веревкой к подлокотнику моего кресла, чтобы кукла не уплыла от меня в море. Я просидел в воде целый час, по истечении которого мама решила искупать меня. Папа поставил меня на морское дно, Наташа одела на меня круг и, положив на спину, потащила на глубину, до которой нам пришлось плыть 250-300 метров, чтобы я уже не смог доставать ногами дна.
- Какие острые камни и галька лежат под водой, - сказала мне Наташа. - Легко можно поранить ноги!
Достигнув нормальной глубины, сестра отпустила меня, дав мне возможность немного «поплавать» самому. По-настоящему плавать я не умел и не умею до сих пор, поскольку для этого необходимо с силой работать руками и ногами, будто стараешься раздвинуть перед собой тяжелые гири, освобождая себе проход впереди. Через полчаса мы вернулись на берег. После купания я заметил, что мое тело стало липким. Наверно, вода в море была не очень чистой.
Прошла неделя нашего пребывания на море. За семь дней мы накупались, в меру загорели. Каждое утро по целому часу сидел в кресле, опустив в воду руки и ноги. Вернувшись вечером с пляжа и поужинав, мы играли в карты. Помню, бабушка научила меня играть в пьяницу и свинью, поэтому я всегда у всех выигрывал. Утром восьмого дня, собрав вещи, мы положили их в машину. Поблагодарив Ефросинью Федоровну за теплый прием и жилье и попрощавшись с ней, уехали домой. За время нашего отсутствия мы не имели возможности позвонить бабушке, поскольку в тот далекий год в нашей стране еще не было сотовой связи. Приехав домой, мы увидели, что с бабушкой все в порядке, и очень этому обрадовались!
Через 3 дня после нашего возвращения с моря у меня заболело горло и начался насморк. Видимо, сказалось мое чрезмерно долгое пребывание в воде.
Когда я поправился, мама, поняв, что мой первый отдых на море получился неудачным, предложила нам съездить на выходные в Приморско-Ахтарск и, остановившись в гостинице, один вечер погулять в парке, а на другой день после обеда съездить на рыбалку в поселок Садки, откуда дедушка Коля всегда привозил много рыбы. Папа с Наташей поддержали мамино предложение. Я тоже был непротив еще куда-нибудь съездить, чем неделями напролет сидеть в душной квартире. И вот ранним субботним утром, набрав с собой еды, мы отправились в путь. Благополучно отмотав 150 километров, мы приехали в Приморско-Ахтарск. Остановив машину на берегу Азовского моря, мы вышли и позавтракали. Через 2 часа поехали устраиваться в гостиницу. Нам достался номер с двумя кроватями, поэтому папа сразу сказал, что переночует в машине. Вечером мы гуляли в парке. Мама немного покатала меня на механической карусели. Долго кататься на таких приспособлениях я не могу: у меня наиинает кружиться голова. Выражаясь иными словами, в космонавты я бы не пошел. Несмотря на огромное количество комаров, мы гуляли в парке до темноты. Вернувшись в гостиницу, мы поужинали и легли спать. Ночью был ливень с грозой. Это природное ненастье слышал, наверное, только я один, поскольку сильно возбудился из-за поездки, особенно если учесть, что с самого рождения у меня заболевание неврологического характера.
Проснувшись утром, мы позавтракали и снова пошли гулять по парку. После ночной грозы всю первую половину дня небо было затянуто тучами. Только после 14 часов тучи покинули небо и дали возможность солнцу дальше прогревать землю. В 14 часов дня, вернувшись в номер, мы пообедали и, сдав ключ от двери вахтеру, уехали на рыбалку в поселок Садки. Все события, описываемые мной, происходили уже в середине августа, когда продолжительность светового дня уменьшилась на 2,5 часа. Приехав на рыбалку в 4 дня, мы разложили снасти и начали ловить. На мой спинниг попались две довольно крупные рыбешки. Папа с Наташей ничего не поймали. В 8 часов вечера, когда солнце уже начало клониться к закату, мы тронулись в обратный путь. Сумерки надвигались быстрее, чем мы ехали, и уже спустя час совсем стемнело. На многих улицах не было фонарей на столбах, поэтому маме пришлось везти машину наугад, ничего не видя в кромешной тьме. Усталость сморила меня и, опустив голову вниз, я начал смотреть в пол. Разговаривать нам было не о чем, поэтому в машине было тихо. Вдруг тишину нарушил папин крик, адресованый маме:
- Стой!
Мама резко затормозила. От резкого торможения мое тело по инерции наклонилось вперед, но ремень безопасности привел его в исходное положение. Сначала я не понял, что произошло. Оказалось, мы чуть не врезались в машину, стоящую прямо на дороге, без включенных фар и подфарников. Как удалось папе, сидевшему на заднем сидении, вовремя заметить эту чертову машину, для меня до сих остается загадкой. Думаю, здесь не обошлось без Божьего промысла. Наверно, Бог посчитал, что нам еще рано идти к Нему всем вместе, и через папин голос решил вовремя предупредить о ждущей впереди нас опасности. От пережитого стресса мы почти 40 минут стояли на месте, стараясь прийти в себя. Кое-как успокоившись, мы двинулись домой, куда приехали в 11 часов вечера. Войдя в квартиру, мы увидели, что бабушка сидела в зале и смотрела телевизор. Мама, подойдя к ней, спросила недовольным тоном, будто бабушка была в чем-то перед ней виновата:
- А тебе неинтересно, почему мы так поздно приехали?
- Откуда я знаю, где вас черт носил. Я уже много раз грела вам ужин, а вас все нет и нет.
- Да мы чуть не попали в аварию, а тебе и дела нет, - заорала на нее моя мать. Она давно привыкла всех нас тиранить, считая это нормальным явлением. Бабушка, ничего не ответив дочери, ушла спать в свою комнату, наверно по пути подумав: «Не разбились же! Приехали».
Через три дня Наташа со своей бывшей одноклассницей Ириной Грицевской, которая в то время часто приходила к нам в гости и даже пыталась разговаривать со мной, уехали отдыхать на неделю на Черное море в поселок Лазаревский, под Сочи. Эта неделя без сестры оказалась для меня самой тяжелой за все лето, поскольку я уже не знал, чем мне заниматься с утра и до обеда. Рисовать красками в тетради мне уже не хотелось, читать книги тоже не было большого желания. Я находился в страшном напряжение, так как только и думал о том, что мама начнет на меня орать за то, что я ничем не занимаюсь. Поэтому во избежание очередной ругани мне приходилось брать книгу и, опустив голову вниз, делать вид, что читаю. На самом деле я внимательно следил за мамой: услышав, что она начала разговаривать по телефону в другой комнате, я поднимал голову от книги и смотрел в окно, время от времени переворачивая страницы, дабы мама видела, будто я читаю. Я всегда пользовался тем, что никто из родителей никогда не просил меня пересказать то, что я прочитал, поскольку этот вопрос никого не интересовал. Если я слышал конец маминого разговора по телефону, сразу же опускал глаза к книге. Иногда, когда у мамы было плохое настроение, она начинала меня «воспитывать»: садилась напротив и заставляла меня пересказывать ей то, что я прочитал в книге. Мне заранее было известно, что мама никогда не додумается взять мою книгу, которую я как бы читал, и посмотреть, что на самом деле написано в ней. Поэтому я выдумывал любую историю, взятую из рассказов моего любимого детского писателя Николая Носова, рассказы и повести которого папа каждый вечер читал мне в детстве перед сном. Эти произведения я и пересказывал маме, на всякий случай меняя имена героев и прекрасно зная, что она не читала их. В такие моменты я только и думал, чтобы маме кто-нибудь поскорее позвонил по телефону, и она оставила бы меня в покое.
Забежав на несколько лет вперед, скажу, что после окончания школы я реально перечитал огромное количество рассказов, повестей и романов о любви разных иностранных авторов, перечислять которых не вижу смысла. Несмотря на это, я по-прежнему не люблю читать книги. Помню, весной 2006 года мама с Наташей каждую неделю ходили на вещевой рынок. Зная, что пробуду несколько часов в квартире в полном одиночестве, я просил Наташу поставить меня возле письменного стола и дать книгу. Но стоило моим женщинам выйти из квартиры и закрыть за собой дверь, как я сразу начинал кататься в коляске по всем комнатам, чувствуя себя настоящем хозяином. Во мне сразу прибавлялось столько энергии, что я просто не знал, куда ее деть. О книге я вспоминал только перед их приходом. Подъехав к столу, я переворачивал в книге много страниц, дабы все видели, будто я что-то прочитал. Все равно меня никто ни о чем не спрашивал. Сейчас слушаю аудиорассказы в Интернете, тщательно выбирая наиболее интересные. Книгу беру в руки только после Полнолуния, когда уже все надоедает.
В конце августа Наташа вернулась с моря. Она была отдохнувшая и загорелая. На работу моя сестра в тот год так и не устроилась.
На этом в моей жизни закончилось еще тяжелое лето 1994 года.
Свидетельство о публикации №225031800998