Миниатюры

ЧТОБЫ ДУША РАДОВАЛАСЬ
– Бабушка, а почему ты всё время улыбаешься?
– А ты почему?
– Потому что я маленькая.
– А я, потому что старенькая – научилась под старость жить так, как душа просит.
– А как она просит?
– Так, чтобы ей радостно было. Ну а коль душе радостно, как тут не улыбаться?
– Бабушка, а где она у тебя?
– Кто?
– Душа.
– А кто ж её знает?
Маленькая Танюша закусила губку, опустила голову и, тяжко вздохнув, молвила:
– И я не знаю. Как же тогда душа разговаривает, если её нигде не видно?
– Так и разговаривает. Коль задумаю, скажу или сделаю что непотребное, она печалится, а её печаль на сердце мне ложится, а угожу ей – радуется…
– Тогда и ты улыбаешься?!
– Ну вот, сама за меня сказала.
– Я тоже печалюсь, когда мамы долго нет. Это плохо?
– Чего ж тут плохого? Попечалиться немного полезно – радость потом ярче светится. Ну а коль сильно печаль одолевать будет, найди того, кому ещё печальней и порадуй его чем-нибудь.
– Как же радовать, когда самой плакать хочется?
– А ты попробуй соберись с силами. Порадуешь – и в тебе радости прибавится. Радость – это такая штука, что чем больше человек ею делится, тем больше у него остается.
– Как так?
– Не знаю.
– Ты у меня добренькая, бабушка. И я тоже буду добренькой, чтобы душа радовалась, и все вокруг улыбались.

О САМЫХ ЛУЧШИХ
– Мама, а кто у нас самые лучшие: русские или эстонцы?
– Ни те, ни другие.
– А кто самые лучшие в мире? Американцы?
– Те, кто считают себя лучшими, начинают учить других как тем жить, и от того становятся распоследними негодяями.
– Почему негодяями? Они же хотят как лучше.
– Потому, что раздоры и войны начинаются тогда, когда одни народы начинают учить другие, как тем лучше. Но лучший мир наступит лишь тогда, когда разнообразие языков, культур и религий, будет почитаться, а не становиться поводом для запретов.
– И тогда в Таллине в русских школах снова разрешат преподавать на русском языке?
– Разрешат.

ЗЕРКАЛО
В гостиной старинного особняка висит зеркало. Если смотреть из левого угла комнаты, видишь в нём портреты предков гостеприимного хозяина, а из правого – гобелены с видами Италии. Если дверь в гостиную отворена, то поднимающийся по парадной лестнице гость увидит в зеркале двух гипсовых ангелочков, удерживающих пухлыми ручками массивную цепь бронзовой люстры. Сами ангелочки, будь они живыми, увидели бы лестницу и поднимающегося по ней гостя.
Различные наблюдатели могут смотреть в зеркало одновременно, но каждый будет видеть лишь то отражение, которое соответствует его углу зрения. Бесчисленные отражения живут в нём, не перемешиваясь и не противореча друг другу. Истинность одного не умаляет истинности другого.
Представьте, какой бы в доме возник переполох, если бы каждый из наблюдателей допускал истинность только своего угла зрения.
– О каких гобеленах идёт речь? – искренне удивлялся бы, стоящий на лестнице гость. – Я отчётливо вижу лишь ангелочков с цепью!
– Какая цепь? Какие ангелочки? Из зеркала на нас смотрит образ моей прабабушки, запечатлённый на полотне художником Воронцовым! – гневно возмутился бы хозяин.
А его жена настойчиво предлагала бы всем честно и откровенно признать, что кроме итальянских гобеленов за этим стеклом ничего нет.
В конце концов, для примирения сторон кто-нибудь предложил бы разбить зеркало.

Вам это ничего не напоминает? Разве общественное сознание не подобно зеркалу? Разумеется, более сложному, более совершенному…
Но почему тогда так много в мире людей, искренне полагающих, будто тот образ мира, те идеалы, которые вдохновляют их, должны точно так же восприниматься другими?
И спорят до хрипоты...
И летят камни...
– Ислам – последнее слово Бога. Иудаизм и христианство – анахронизмы. Дзин-н-нь!
– В демократических странах закон превалирует над прихотями правителей. Военная поддержка освободительных движений, – наш нравственный долг. Дзин-н-нь!
Камни рикошетят, попадают вместо одной цели в другую, иногда ударяют по тем, кто их метнул.
Что, кажется, проще – посмотри в зеркало с правой стороны, брось взгляд слева, поднимись по лестнице... Неужели в человеческом обществе многообразие языков, религий, государственных устройств, обычаев, укладов жизни должно означать наличие непримиримых противоречий?
И всего-то дел – признать многообразие нормой, гарантией от застоя…
Но камни летят и летят...

ВСТРЕЧА ОДНОКЛАССНИКОВ
Собрались мы как-то на квартире у Лены Багудиной: вспомнить школьные годы, новостями поделиться, чайку попить. В центре внимания, разумеется, оказался Петька Кульнев, лет десять назад ставший вдруг священником, отцом Петром. Под занавес беседы о том, как хулиган и забияка облачился в рясу, Вовка Загуляев задал ему каверзный вопрос:
— А вот, скажи-ка ты, Петя, кто нам, русским православным людям, более близок: буддист или иудей?
— Чего это ты всех в православные записал? — Подал голос с другого конца стола Рафик Хисметов. —  Я, например, мусульманин.
— Я вообще считаю, что любая религия опиум для народа, — пробасил Вовка Тихомиров.
Петька Кульнев, он же отец Петр, обвёл всех взглядом и предложил:
— Давайте, я расскажу вам притчу. — И, огладив ладонью бороду, начал рассказывать.

Рано утречком в Великую субботу поехал один «русский православный человек» на своей машине в лавру, к мощам Сергия приложиться и праздник светлый, Пасху, в святом месте встретить.
На полпути случилось так, что у машины спустило колесо.
Остановился на обочине, достал запаску, поменял. Наклонился к канаве придорожной руки помыть, а сзади разбойники налетели. Побили изрядно, из карманов деньги вывернули. Мобильник отобрали и укатили на его автомобиле, оставив нашего героя валяться в придорожной грязи.
Много ли мало ли времени прошло, сказать не берусь, но оклемался сердешный, вышел на дорогу, голосует проезжающим.
Все мимо катят.
Священник один притормозил было, да увидел замызганные грязью ботинки, порванную куртку и снова на газ нажал — салон у него в машине перед Пасхой начищен, ладаном пропитан — побрезговал батюшка в такую благость незнакомца приглашать.
Депутат думский с мигалками, даже не притормозив, мимо проехал — его в лавре журналисты с камерами ждали, чтобы засвидетельствовать набожность народного избранника.
Бедолага уже совсем отчаялся, идёт по краю дороги, голову опустил. Вдруг «каблучок» потрёпанный тормозит. Остановился впереди и назад сдал.
Вышел из машины узбек – то ли правоверный мусульманин, то ли атеист, а может и буддист какой-нибудь. Дверцу перед страдальцем открыл, помог в салон сесть, достал аптечку, ссадины тому на руках продезинфицировал, пластырем залепил. Разузнав о случившемся, отвёз нашего героя в Сергиев Посад, устроил в гостиницу, деньги на мелкие расходы оставил. После чего уехал по своим делам, пообещав на обратном пути, в воскресенье вечером, заехать за ним и отвезти домой в Москву.

Петька замолчал и снова обвёл нас взглядом.
— Так это ты евангельскую притчу о самаритянине рассказал! — раздалось сразу несколько голосов.
— Именно! Но вы всё же ответьте, кто для «русского православного человека» близким оказался: катившие мимо православные русские, или не понятно какой веры узбек?
На какое-то время за столом повисло молчание. Наконец кто-то произнёс:
— Я бы тоже мимо не проехал.
— Самое важное не то, какой веры или национальности человек, а то, насколько открыто у него сердце, — подвёл итог отец Петр. — Это азбучная истина. Наши братья и сёстры не только в православных храмах — они молятся на своих языках в мечетях и в буддистских монастырях, ходят по улицам Дели, Стамбула, Рима... Весь мир — одна семья! Если каждый из землян в собственном сердце осознает свою близость со всеми — войны и раздоры канут в прошлое. Согласны?
Мы молчали. Хороший у нас класс, а бывший хулиган Петька вообще — кладезь мудрости. Но как сделать, чтобы все в этом мире почувствовали себя членами одной семьи? Начинать с себя? Трудное это дело. Но по-другому не получится…

О БЕЛЫХ ЛЮДЯХ
– Мама, а правда, что раньше в Европе жили люди с белым цветом кожи?
– Правда.
– А почему они вымерли?
Мать обняла сына, помолчала и спросила:
– А вот скажи, что случится с таким как ты мальчиком, если тот будет постоянно сидеть в компьютерных играх или искать другие забавы?
– Целый день?
– Всю жизнь.
Мальчуган опустил голову, задумался, потом поднял на мать глаза и испуганно прошептал:
– Неужели умрёт?
– От забав не умирают. Но и путного такой человек ничего после себя не оставит. Так ведь?
– А при чём тут белые люди?
– Они, как тот мальчик, до того увлекались разными забавами, что ни времени, ни сил на что-то другое уже не оставалось. Вот и встал перед ними вопрос: что выбирать – детей с их капризами, болезнями и пелёнками, к тому же ещё требующими внимания и любви или забавы? Белые люди всё чаще и чаще выбирали последнее. Поэтому и вымерли.

ДИАЛОГ
(из подслушанного в автобусе)
– Это ты?
– Я.
– Ну, как?
– Никак.
– А че так?
– Да уж так.
– Поня-я-тно...
– А ты как?
– Тож не так...
– А че так?
– Теперь у всех не так.
– Да уж...