Интимные переживания Ицика

   Это была самая что ни на есть банальная история взаимоотношений двух молодых людей, но в больном воображении Ицика она приобретала какие-то особенные, гротескно-романтические формы. Дело в том, что теперешняя подруга Ицика когда-то в молодости встречалась со студентом кулинарного техникума, длинноволосым юнцом лет девятнадцати или двадцати от роду. Будущий повар имел довольно симпатичные черты лица, не считая пары-тройки пубертатных хотенчиков на носу и шее. Его слегка плотоядный взгляд близоруких зеленоватых глаз беспокойно блуждал по смазливым представительницам женского пола, а толстые чувственные губы сигнализировали окружающим о страстном сексуальном желании их обладателя. Многие сокурсники молодого человека по кулинарному техникуму уже давно потеряли невинность и в курилке на переменах хвастались друг перед другом своими любовными похождениями. Лишь Леонард (так звали нашего студента) ничем не мог похвастаться, так как до сих пор был девственником, несмотря на навязчивое влечение к женскому телу, не дававшего ему покоя ни днем ни ночью. Особенно оно становилось нестерпимым после поедания им несвежего гуляша в студенческой столовке.               
Эрика, подружка Леонарда и будущая спутница Ицика, отличалась крутым нравом и неуемным взрывным темпераментом. Она сразу пресекла робкие попытки "пупсика", как она вульгарно называла Леонарда, дефлорировать ее девственную плеву, поскольку почему-то считала, что при этом обязательно испытает жуткую и непереносимую боль. Их отношения примерно около года ограничивались страстным петтингом и затем ненадолго прервались по взаимному согласию. За это короткое время Эрика успела безумно влюбиться в одного экстравагантного молодого художника и также быстро к нему охладеть. Его творчество носило весьма специфический характер. Художник рисовал мужские половые члены в сочетании с миниатюрными женскими фигурками.Таким своеобразным способом автор пытался донести до зрителя разнообразные психологические состояния и коллизии, возникающие между мужчиной и женщиной в процессе их совместного бытия. Спустя много лет Эрика восторженно рассказывала Ицику о двух возбужденных пенисах, обтянутых канатиком, по которому неуверенно скользит некая дамочка как бы в полузабытьи, в загадочном сомнамбулическом сне, не зная, какому же из пенисов отдать предпочтение.               
Выслушав описание картины, Ицик подумал про себя, что у художника было что-то не так с мозгами, но вслух сказал Эрике совершенно другое:
– Знаешь, дорогая, я, если бы умел рисовать, раскрыл бы эту тему несколько иначе. Например, запечатлел бы на полотне вместо пенисов двух патологических ревнивцев. Первый ревнивец, допустим, грузин в национальном грузинском одеянии с кинжалом и с непреодолимым желанием вонзить его в тело неверной возлюбленной и ее коварного соблазнителя. А второй ревнивец–религиозный еврей с кипой и пейсами, испытывающий к той же женщине, что и грузин, не меньшую, а может быть, даже и большую страсть и ревность, но опасающийся, что тот в припадке безумия убьет не только возлюбленную, но и своего  соперника. Ну а между ними изобразил бы саму несчастную дамочку в состоянии крайнего душевного замешательства, так как перед ней стоит нелегкий выбор избранника. И зритель, созерцая картину, отчетливо понимает, что с кем бы из них не связала бы дамочка свою судьбу, она несомненно будет несчастна всю оставшуюся жизнь!
– Ты совсем не разбираешься, дорогой, в изобразительном искусстве!– отреагировала на сказанное Ициком Эрика.– У тебя закостеневшие представления о прекрасном, навеянные догмами социалистического реализма, воспевающими творчество шишкиных и репиных!               
Ицик не стал возражать, потому что Эрика закончила художественное училище и действительно разбиралась в графике, живописи и в искусстве в целом. И все же он сомневался в одаренности автора "пенисного цикла".      
 Роман с художником печально завершился в один прекрасный день, когда Эрика застукала его вдрызг пьяного с девицей легкого поведения. Надавав оплеух ему и девице, она простилась с ним навсегда, но пиетет к творениям мастера хранила в своей душе вечно!               
 – Ну а каким он был мужчиной?– поинтересовался Ицик.            
 – Ты имеешь в виду внешность или сексуальный план?– спросила Эрика.
 – И то и другое,– ответил Ицик.               
 – Красивым как Аполлон и страстным как Дионис,– усмехнулась Эрика и мечтательно запрокинула красивую головку с копной рыжих курчавых волос, столь обожаемых Ициком, особенно при соприкосновении их с его  обнаженным телом в моменты интимной близости.               
 – Кроме того,– добавила Эрика,– он напрочь избавил меня от страха перед половым актом, помог преодолеть этот страх во мне!               
 – Видишь, как здорово!– заметил Ицик.– Общение с художником явно пошло тебе на пользу! Ты не только получила эстетическое удовольствие, но и освободилась от психологического комплекса в себе!               
 – Это правда,– согласилась Эрика,– но после расставания с художником я опять зачем-то сошлась с этим тупым и безмозглым пупсиком, будущим поваром.               
 – Вот дуреха, нашла с кем сойтись!– недовольно буркнул Ицик.– Неужели не было более достойного кандидата?               
 – В тот момент не было. А ты, родной, появился в моей жизни, к сожалению, намного позже!– лукаво прищурила Эрика светящиеся добротой и нежностью небесно-голубые глаза.    
 К тому времени пупсик уже потерял невинность и вел бурную половую жизнь со многими женщинами. В серой замусоленной тетрадке он аккуратно записывал имена, отчества и фамилии всех своих сексуальных партнерш. Это он делал, во-первых, для того, чтобы случайно не перепутать одну особу с другой(отличить, скажем, Галину Николаевну от Галины Юрьевны), а во-вторых, чтобы оценить их сексуальные способности по пятибальной шкале( например, Маша Иванова оценивалась им в пять баллов, а Лена Петрова– в три). Эрика в списке Леонарда числилась под номером пятьсот тринадцать без фамилии и отчества. В этом не было никакой необходимости, поскольку в коллекции пупсика девушек с таким именем больше не попадалось. Судя по записям в тетрадке, Леонард всегда получал огромнейшее удовольствие от интимного общения с Эрикой. На протяжении нескольких месяцев напротив ее имени красовались только  жирные пятерки с плюсами и лишь один единственный раз стояла пятерка с маленьким, еле заметным минусом. Рядом с минусом было пояснение: "плохо раздвигала ноги". Очевидно, в другие разы Эрика раздвигала ноги безукоризненно. О таланте возлюбленной свидетельствовала и следующая похвальная запись под пятеркой с плюсом: "хороша во всех позах". Не все девушки из леонардиной коллекции удостаивались такой высокой оценки. Обычно оргазм с каждой из них достигался пупсиком в одной, максимум в двух сексуальных позах, а с Эрикой он получал его всегда! Она, конечно, не знала о существовании серой тетрадки со списком любовниц, но по косвенным признакам догадывалась, что они несомненно есть у женолюбивого Леонарда. В маленькой однокомнатной квартирке, где проходили их свидания, она нередко замечала следы чужеродного дамского присутствия то в виде неиспарившегося запаха духов, то в случайных находках женского гардероба(Эрика как-то обнаружила кем-то забытый бюстгалтер на полу под диваном). Но все это не вызывало в ней ни малейшего чувства ревности: ведь в отношениях с Леонардом любовь не ставилась ни во что, а подменялась бездушным сексом, перед которым для усиления полового возбуждения как своего, так и подруги пупсик специально угощал Эрику наваристым говяжьим бульоном с чесноком и специями, а также жирным бараньим пловом с домашними малосольными огурчиками ( за эти блюда он неизменно получал в кулинарном техникуме самые высокие отметки). Подобная трапеза скорее способствовала отменной работе "машинки" Леонарда, чем возбуждению его спутницы, которая каждый раз с нетерпением ждала, когда же наконец завершатся фрикции любовника.
А они могли продолжаться бесконечно долго, не доставляя Эрике особого удовольствия. "Лучше прибегну к помощи фаллоимитатора",–закралась в ее сознание нехитрая мысль. Испробовав на практике у себя дома новенький самотык и сравнив его действие с фрикциями Леонарда, Эрика пришла к неоспоримому выводу, что и фрикции пупсика и самотык неподходящие для нее способы сексуального удовлетворения, а истинное телесное блаженство она способна обрести только в  беззаветной любви к мужчине. Это нашло подтверждение и в пережитой Эрикой жгучей страсти к художнику, а впоследствии– в трогательно-нежных отношениях с Ициком. Такова уж, извините, индивидуальная женская природа,  от которой, как известно, убежать невозможно. Казанова в знаменитом фильме Феллини без ума влюбляется в сконструированную кем-то механическую женщину-куклу. Наша же героиня в состоянии была полюбить только живого осязаемого мужчину, а не искусственный, пусть и прекрасный, суррогат в виде занятной игрушки мужского пола. В принципе таковым и являлся вышеописанный Леонард...               
Что же касается отношений Ицика и Эрики, то поначалу, в  первые месяцы знакомства, они были вполне благополучными и безмятежными. Но лишь поначалу! А затем Ицик заболел серьезным психологическим недугом, а именно патологической ревностью к прошлым возлюбленным Эрики. Он ошибочно представлял себе, что все ее любовные романы, в том числе и роман с Леонардом, должны носить благородный, исключительно возвышенно-романтический характер. Ицик, к примеру, воображал с присущей ему неуемной фантазией мучительные терзания героев из-за неразделенной любви (и совсем ему было неважно, кто из них, Леонард или Эрика, не разделяет эту любовь) либо же из-за предстоящего расставания (и снова Ицику было абсолютно неважно, кто инициатор этого расставания). Словом, все должно быть, по его мнению, предельно пафосно и драматично. Однако в реальности, по рассказам Эрики, картина выглядела совершенно по-другому: банально, вульгарно и весьма пошловато, что и безмерно бесило Ицика. Поэтому им овладевала безумная мысль вернуться в далекое прошлое на какой-нибудь машине времени и набить морду Леонарду, а заодно и художнику за обманутые ожидания,не совпавшие с реальной действительностью (к художнику, впрочем, он испытывал куда меньше ненависти, чем к повару). К этому еще добавилось недовольство Ицика творчеством подруги: она стала создавать цикл так называемых "женских гениталий", подражая шедеврам автора "пенисного цикла", а Ицик терпеть не мог нереалистическое искусство.               
  И когда непереносимые тоска и депрессия уже готовы были свести нашего неоромантика в могилу, он воззвал из последних сил к возлюбленной с воплем о помощи, упав перед ней на колени:               
 – Эрика, я погибаю в мире, где вещи лишены идеальной, божественной сути и приобретают низменные, греховные очертания, и где ты, Эрика, мой непревзойденный идеал совершенства, становишься слепым орудием  тьмы, сбрасывающей тебя с величественного пьедестала чистоты, гармонии и света!               
 – Ицик,– откликнулась Эрика, горячо обняв возлюбленного,– мы с тобой неразлучны, и любовь Творца соединит наши души и ныне, и присно, и во веки веков, аминь!               
 Эти мудрые слова вскоре помогли Ицику излечиться от депрессии и, по существу, спасли его душу!