Русские

В городе N не было шахматного клуба. Точнее он был, но градоначальникам показалось, что двигание чёрно-белых фигур по клетчатой доске занятие для народа бесполезное и бесперспективное, поэтому шахматный клуб закрыли, а его помещение отдали в аренду под питейное заведение. Любители шахмат были людьми непьющими, поэтому, не солоно хлебавши, перекочевали в частный дом одного из своих завсегдатаев Ивана Дмитриевича, где и стали собираться после объявления себя градоначальниками вне закона.
Шахматисты - народ интеллектуально развитый во многих направлениях - инженеры, учителя, конструкторы, менеджеры, врачи, шофера, токари и фрезеровщики, наладчики и слесари, бурильщики и мебельщики, музыканты и пенсионеры. Обсуждали не только шахматные новости и дебютные новинки, но и вопросы политики, экономики, спорта, образования и культуры.  Как-то раз затронули и национальный предмет, и оказалось, что среди шахматистов города – представители нескольких народов – русские, украинцы, татары, белорус, якут, узбек, грузин, осетин, латыш и даже цыган Миша Александров.
-  Я вообще цыганом себя особо и не считаю, - сказал он громко и  откровенно. – Языка не знаю, традиций не соблюдаю, на гитаре не играю, на коне не езжу, да и женат на русской. Поэтому и детей своих русскими считаю, и сам скорее русский, чем цыган.
- Да все мы, в принципе, русские, особенно у нас, в Донбассе, - многозначительно вырубая в предложении акценты,  сказал Иван Дмитриевич.
- Подожди, Дмитрич , - не согласился пожилой седовласый, изрядно располневший, Василий Николаевич. – Я украинец. И фамилия у меня Шевчук, чисто украинская.
- Так уж и чисто? – посмеиваясь в закрученные кверху густые усы, переспросил Иван Дмитриевич. – И откуда  это ты такой чистокровный взялся? Да и фамилию Шевчук я слышал среди адыгейцев, адыгская она. Служил я там, знаю, о чём говорю. Как тебе, например, кавказский город Черкассы в самом центре Украины? Всё давно перемешалось, Вася! Гумилёв об этногенезисе подробно писал, учи матчасть. 
- Ну, у меня своё мнение, - недовольно проворчал Василий Николаевич. 
- Мнение, Вася,  это не научное доказательство. Из-за этих вот самых мнений и происходят на планете все войны, и наша в том числе, - резюмировал Иван Дмитриевич. – Решил кто-то по ту сторону Днепра, что он чем-то кардинально отличается от русского, и завопил «москалей на ножи». И получили то, что получили. А когда б знали историю, разбирались бы в теологии, то и соображали бы, что все мы, по сути, из одного корня вышли, и Бог у нас один, только пути к нему - у каждого свой.  А русский – это скорее не национальность, а мировоззрение, принадлежность к цивилизации нашей тысячелетней. Потому и звучит как прилагательное, хотя по смыслу является существительным.
В это время на краю скрипящего дивана тихонько поёрзывал  Стас. По-другому его не называли. И фамилию свою он никому не говорил. Просто Стас. На вид – чуть больше пятидесяти, высокий, худощавый, небритый, лицо слегка побито оспой. В шахматы играл неважно, теории игры не знал, атаковал небрежно, защищался безрассудно. Приходил в общество шахматистов скорее не самому поиграть, а посмотреть, как это делают другие. И любил внимать беседам старших товарищей. 
- Извините, народ, послушал вас, и история одна в тему вспомнилась. Ещё со службы.  Если интересно, могу рассказать, - негромко и немного заикаясь, подал голос Стас.
- Само собой, интересно, - подхватил Иван Дмитриевич. – Рассказывай, а то, я смотрю, чего доброго сейчас драться друг с другом начнём. Насупились все, лица такие серьёзные, словно за что-то живое зацепил. Рассказывай, Стас, отвлеки нас чуток.
- В общем, было это в конце восьмидесятых, - бодро начал Стас, пересев повыше на рукоятку дивана. – Служил, в общем, я тогда в военно-морском флоте. Троячок тянул на Чёрном море. Вызывает меня особист, начальник особого отдела. Сами понимаете, слон непростой – совсем не тот, что по диагонали ходит, а такой, что всех коней зигзагами перешагает. От одного его взгляда матросня под себя мочилась, да и офицерьё побаивалось. Мало ли, что у особиста на уме, и какое он там и по кому конкретно задание из вышестоящих структур отрабатывает. Короче и не слон вовсе -  не чёрный, не белый, а серый такой ферзь.
Естественно, и меня затрусило. Судорожно ковыряюсь в голове, пытаясь воспроизвести каждое слово – что и кому я последние дни говорил, чего в письмах родным и друзьям писал. Письма-то в особом отделе - и входящие и исходящие - перечитывались. Кабинет у  особиста был в штабе части, в городе, а принимал он на плавбазе – это такое себе судно – не судно, здание – не здание. В общем, держащееся на плаву железобетонное сооружение в два этажа вверх и столько же вниз.  Куча кабинетов, кают и разных апартаментов.
Являюсь к особисту - докладываю «товарищ капитан третьего ранга, старшина первой статьи по вашему…» - он прерывает и предлагает мне присесть, а сам пристально так смотрит в глаза, и не моргнёт. Прочитывает меня, значит. Посидел, посверлил во мне дырки, отвернулся к иллюминатору, открыл фрамугу, закурил, важно попыхивая и пуская кольца.
« Ну, что, - говорит, - Донцов, ты у нас парень донбасский, значит, надёжный...»
- Так ты Донцов, значится? - переспросил Иван Дмитриевич. – Хоть знать будем.
- Ага, Донцов, приятно познакомиться, - безразлично усмехнувшись, продолжил Стас. -  «Это в каком смысле надёжный?», - переспрашиваю я особиста.
 «Во всех смыслах, - повернулся он ко мне, а лицо суровое, ни одна клеточка не шелохнётся. – Я сам, Донцов, из Ровеньков родом».
«Ух, ты! - поддерживаю разговор, хотя реально стало приятно, что человек, оказывается, из наших мест. – Бывал в Ровеньках, там место пыток  молодогвардейцев, музей, Гремучий лес».
«Молодец, знаешь, - похвалил особист. – Задание у меня к тебе. Серьёзное. Очень серьёзное».
«Слушаю вас», - отвечаю, а у самого колени дёргаются.
«Какой у тебя рост, Донцов?» - спрашивает особист.
«Сто девяносто сантиметров, товарищ капитан третьего ранга».
«Баскетболом, небось, занимался?».
«Не угадали, футболом. На воротах стоял, даже за сборную города приглашали, юношескую. А что?».
«В общем, задача твоя такая. Нужно подобрать ребят, считая тебя, пятнадцать человек. Чтобы ростом были не ниже метра восемьдесят сантиметров, и чтобы были надёжные, как ты. Во всем смыслах. Чтоб лишнего не болтали, были управляемы, и могли в любой ситуации принять правильное решение, и даже при необходимости вступить в рукопашную. Ну, знаю, что тебя этому учить не надо».
«Ого! – опешил я. – А делать-то что нужно будет?».
«Потом скажу. Когда соберёшь людей. Но за каждого своей головой отвечаешь. Чтобы о нашем разговоре – ни слова. До поры до времени. А если любопытные будут донимать, что-нибудь придумаешь несуразное, не мне тебя учить. Свободен, Донцов».
Приказы, как говорится, не обсуждают, а выполняют. Иду  в свой кубрик на корабле, а сам в голове перебираю, кого бы я мог включить в круг доверенных товарищей. Сразу, конечно, вспоминаю тех, кто ростом повыше. И зачем, думаю, особисту понадобились высокие ребята? Позже понял это, но в тот момент загадочно всё  выглядело. Среди подходящих по параметрам занёс в список пятерых донбасских парней. Своим я тоже доверяю, как и особист,  - Паша Аверин из Донецка, Гена Никольский из тогда ещё Ворошиловграда, Коля Дагли из бывшего Жданова, Лёша Устюгов из Горловки и Андрюха Федосов из Коммунарска, который потом Алчевском стал. Все парни с одного корабля и все – как на подбор. Сам удивился -  оказывается, высоких у нас в донецком крае мужчин делают!
Шесть человек, считая меня,  уже есть. Осталось девять. Собрал ребят, пояснил суть вопроса, попросил лишнего не спрашивать. Начали предлагать и отбирать остальных.
«Предлагаю Саулюса Вилкаса – куста  с «восьмёрки» и Бека Ниязова – ствола с «десятки», - предложил Коля Дагли, фамилия у него немного необычная  -  грек по национальности.
Куст на флотском жаргоне – это гидроакустик, ствол –  артиллерист, «восьмёрка» и «десятка» - номера кораблей. Каунасский литовец Саулюс, которого по-русски все звали Сава, был парнем крепким, высоким, занимался баскетболом и даже играл за юношеский состав какого-то советского клуба.  Бекбулат, или просто Бек, худой алмаатинец, скромный, начитанный, здорово разбирался в механике.  Доставалось ему по первым годам службы, но Бек всё выдержал и не озлобился, обладал отличным чувством юмора.
В оставшуюся семёрку «гигантов» включили Витю Литковича из Минска, Борю Базинского по прозвищу Бэбэ - из Ленинграда, харьковчанина Олега Матвиенко, Женю Унгуряну из-под Кишинёва, Юру Казарина из Ижевска, красноярского сибиряка Андрея Лаврова, и замечательно играющего на гитаре и поющего Гочу Вашадзе из Кутаиси. Вот такой интернациональный состав. Правда, на тот момент ни о каком интернационализме мы и не задумывались. Потому как чувствовали себя все гражданами одной страны, одного большого общего Отечества. Да и просто были друзьями, сослуживцами, членами одной единой команды, хоть и служили на разных кораблях и в разных боевых частях.
Принявший нашу группу  особист  важно изучал принесённые помощником дела на каждого из ребят. Все пятнадцать отобранных для спецзадания сослуживцев сидели в кабинете  молча. Даже не переглядывались. Наконец, особист поднял глаза, посмотрел в мою сторону  и положительно кивнул.
«Благодарю, Донцов, - сказал он. – Состав группы подобран достойный. Теперь довожу боевую задачу. Восьмого мая вашей группе предстоит сойти на берег в болгарском городе Варна и быть готовой к любым провокациям».
«В Болгарии? – удивился Бэбэ. – Так Болгария же соцстрана. Какие там могут быть провокации? И сходить зачем? Можно задачу разъяснить подробней?»
«Можно, старший матрос Базинский, - кивнул особист и встал в полный рост, наверное, чтобы казаться выше – роста-то он был небольшого, а тут – гулливеры одни собрались.  - Параллельно с нами на боевых кораблях в город Варна прибывают военно-морские десанты союзнических стран – Германской Демократической республики, Польши, Венгрии, Югославии, Румынии, Чехословакии, Египта, Кубы, само собой Болгарии, а также Франции и Англии. Возможно, будут и американцы…У нас с ними, вроде, как отношения налаживаются»
«И кого из них того»? – спросил Литкович.
«Что того?» - нагнулся над сидящим на стуле Витей особист.
«Ну, месить кого надо? - с серьёзным выражением лица спросил Литкович. – С американцев начинать или на англичанах с французами потренироваться?»
«А я разве говорил, что кого-то надо месить? - жёстко спросил особист. – Тут как раз и стоит задача, чтобы никто никого пальцем не тронул. И поэтому вас отобрали, как надёжных воинов военно-морских сил Советского Союза. Чтобы вы не повелись ни на какие эмоции. А они, наверняка, будут. Или могут возникнуть. По разным поводам.  Мы с вами должны принять участие в параде союзнических сил. Вместе с десантами перечисленных мной государств».
«Ну, ладно, французы, у них хоть Пьер Ришар и Джо Дассен есть. Но эти-то… Хороши себе союзнички – американцы с англичанами», - недовольно проворчал Паша из Донецка.
«Не мы с вами союзников во время войны выбирали. Так исторически сложилось. Парад будет посвящён годовщине освобождения Европы от фашизма и нацизма. Понимаю ваше раздражение, но всё ж таки американцы тоже воевали, да и англичанам досталось с французами. Так что всё справедливо, - заметил особист. – Теперь о том, почему вас пятнадцать человек. Потому что каждому  предстоит пронести флаг одной из  пятнадцати союзных республик. Кто какой именно понесёт – сами определитесь, в этот вопрос я вникать не буду. Далее: флаги сдаём, и всем будет разрешено пообщаться с иностранцами в прибрежном кафе «Золотой берег». Немного денег вам будет выдано – левы и стотинки болгарские. Может быть. А, может, и нет. Предупреждаю и прошу: провокации с нашей стороны исключены. Но быть нужно готовыми ко всему».
«А к чему, например?» - задал вопрос я.
 «Террористический акт, например. Или какие-нибудь пьяные иностранные девушки лёгкого поведения явятся в кафе и будут провоцировать . Ну, гипотетически», - запнулся особист.
«Харашо бы нэ гипотэтычески», - пошутил долго сидевший в задумчивости и неожиданно  возбудившийся Гоча, в кабинете послышался тихий хохот.
«Отставить смех! - скомандовал особист. – Понимаете, товарищи, в Варне будут иностранные репортёры всякие, фотокорреспонденты, телевизионные каналы. Понимаете или нет? Думаю, что руководство нам грамоты не выдаст, если в какой-нибудь западной газете появится заголовок: «Советские матросы пытались изнасиловать болгарскую студентку». А этим западникам только дай повод – и студентку найдут и международный скандал организуют. Ну, я с вами ещё с каждым индивидуально пообщаюсь за предстоящую до мероприятия недельку».
«Эх, товарищ капитан третьего ранга… - простонал сидящий в углу харьковчанин Олег. – Мир идёт к разрядке международной напряжённости, а тут даже с девушками разрядиться нельзя. Ну, можно будет хоть рукой им помахать?».
«Можно машку под забором! – рявкнул стандартную в таких случаях, но банально-избитую  колкость особист;  машка - это матроска швабра. - Матвиенко, ты договоришься у меня, что заменим на другого…  Все свободны и попрошу о нашей беседе среди личного состава не распространяться».
Всю неделю мы готовились к параду. Натирали до глянца бронзовые бляхи. Делали одинаковые причёски. Подшивали и ушивали специально выданную по случаю форму «номер раз» – это белая бескозырка, белая голландка и такие же белые брюки с белым глянцевым ремнём. Всего у матросов и старшинского состава шесть видов одежды - на любой сезон и для любого повода. 
Признаться,  не ожидал, что пятнадцать парней из разных городов и республик, служившие на разных кораблях, в целом  неплохо знавшие друг друга, но не бывшие ни друзьями, ни даже добрыми приятелями, так сплотимся всего за какую-то неделю.  Каждый день, после отработки строевого марша,  мы всем составом собирались в «Матросской чайной» - кафе со скудным ассортиментом,  расположенном на первом этаже плавбазы.
Работала там продавцом красивая женщина Ирина Анатольевна тридцати пяти лет. О возрасте её мы узнали у офицеров, порой не отказывавших себе в удовольствии пофлиртовать с Ириной Анатольевной. Но выглядела она гораздо моложе. А так, как кроме неё в части женщин больше не было, то в Ирину Анатольевну была влюблена, пожалуй, половина младшего плавсостава части. И именно она, а не сметанники, пончики и чай были главной причиной наших посиделок в кафе.
«Эта женщин моей мечты», - стонал вечно озабоченный половыми вопросами Гоча.
«Ты же говорил, что тебе нравится блондинка в синем купальнике из «Утренней гимнастики», - шутили ребята.
«Блондынка нэ настоящый, а Ирына Анатолэвна настоящый», - всерьёз отвечал Вашадзе.
«Слушай, Гога, Варна – это курортный город, там пляжей полно, насмотришься на девушек, и не таких, а в сто раз лучше, все - твои», - подшучивал Коля Дагли.
«Дэвушка моя, когда я её руками дэржу. А когда всэ её глазами дэржут, то это не моя дэвушка», - задумчиво философствовал Гоча.
«В Варну иностранки приезжают на отдых,  даже немки, - поддерживая приятную для моряков беседу о женщинах,  не унимался коммунарский балагур Андрюха  Федосов. – А немки – они же на пляж без лифонов ходят, сиськами светят. Ты любишь сиськи, Гога?»
Вашадзе сдвигал брови, сопел тонким длинным носом, но ничего не отвечал. При этом каждый из группы задумался о чём-то своём, личном, быть может, даже интимном.  И если на гражданке кого-то ждали девушки и жёны, это ничего не означало -  посмотреть на полураздетых немок в тайне мечтал каждый.
 И вот наступил долгожданный день отбытия. В Варну шли на полном ходу. В состав экипажа был включен особист и ещё несколько неизвестных нам офицеров – то ли флотских, то ли из каких-то спецслужб. Они не представлялись, но каждый из нас понимал, что так надо.  Пройдя через несколько инструктажей,  мы усвоили принцип:  не задавать лишних вопросов и чётко следовать озвученному плану.
Кто какой флаг несёт - разыграли жеребьёвкой - чтобы никаких национальных привилегий. Мне достался казахский. А Бекбулату – белорусский.  Саулюсу – грузинский, а Гоче – армянский. Больше всех радовались наши донбасские ребята Андрюха Федосов и Лёха Устюгов – им предстояло нести флаги украинской и российской республик.  Впрочем, после схода на берег и общего построения всем было абсолютно безразлично, с каким стягом маршировать - все они – наши, главное – сделать это красиво и убедительно.
В порту Варны ещё издали заметили военные корабли с флагами других государств. Американцев не обнаружили, возможно, что на их счастье. Хоть особист и предупреждал – янки не трогать и не оскорблять,  каждый в душе надеялся сказать этим выскочкам что-нибудь чисто русское, но чтобы понятно было и им.  Изумили французы, скорее рассмешили – форма, как у клоунов в советском цирке  -  береты с бубончиками на макушке, ещё и треть состава – негры.
«М-да-а, вот это союзники, - рассмеялся Бекбулат. – Эти что ли Гитлера побеждали?»
Варна – город большой, плотно застроенный старинными зданиями с красными черепичными крышами, величественными соборами, памятниками и, как пел актёр Андрей Миронов, весь покрытый зеленью – абсолютно весь. Под надзором незнакомых офицеров нас с загруженными флагами провезли автобусом по городу, сделав остановку возле какого-то учебного заведения на бульваре Князя Бориса. В нашу задачу входило  прохождение маршем по данному бульвару до  Морского парка, где предполагался поворот к Пантеону борцов против фашизма и капитализма. После возложения цветов мы должны были проследовать в обозначенное кафе «Золотой берег»,  расположенное уже на пляже Варны.
Ничего удивительного в том, что наша делегация шла следом за болгарской, разумеется, не было. Они всё-таки хозяева. Болгары, наверное, по всей стране  собрали ветеранов войны, которые шли во главе колонны. Мы, конечно, знали, что до сорок четвёртого года Болгария поддерживала фрицев в войне против нас, и львиная доля их ветеранов –  липовые, а то и вовсе перекрасившиеся фашисты. Но на правах победителей войны и самой сильной страны в мире могли себе позволить простить эту невинную шалость братушкам нашим.
Следом за нами построились моряки Германской Демократической республики. Потом поляки, прибывшие в Варну на какой-то консервной банке под названием «Водник», почему-то именуемой у них военным кораблём. В середину колонны организаторы парада засунули малочисленные делегации англичан и французов.  Может, так оно и надо было. Вроде бы, их предки вместе с нашими принимали у Германии капитуляцию, но и выпячивать  заслуги проклятых капиталистов, тем более в стране социалистического лагеря, никто не собирался. В самом конце виднелись группы моряков с Кубы и из Египта.
Шли мы красиво, в пять рядов  по три,  шаг чеканили изящно,  ноги поднимали высоко, носочки тянули - хоть на Красную площадь посылай. Впереди строя, что стало неожиданностью для нас, шёл и отдавал чёткие команды статный двухметровый офицер с алым флагом Советского Союза. По походке мы его вычислили сразу – не моряк он. Тоже, наверное, из особистов или какого-то спецназа. Впрочем, нас это волновало в последнюю очередь, ведь после поворота в парк обнажился вид на пляж. А на пляже должны были быть девушки, быть может, даже немки.
Построение, возложение цветов, салют, отдание чести – церемониальная часть мероприятия подошла к концу. Тут же наш строй окружили офицеры и известный особист скомандовал: «За мной!» Мы покорно двинулись по аллее, остановившись возле объёмного по площади  высокого павильона, над которым красовалась подсвеченная лампами надпись «Златен бряг». Привычное для русского человека кафе сие заведение напоминало мало. Это была скорее танцевальная площадка с небольшим баром. Добрую половину площадки занимали стоящие на отполированном деревянном полу небольшие квадратные столики и расставленные вокруг них стулья. Обещанных болгарских левов и стотинок нам никто не дал, но зато объявили, что угощение от принимающей стороны будет бесплатным, причём с пивом местного производства.
«Значит так, товарищи, выпить пива разрешено, но не более одного стакана на человека, следить буду лично», - объявил особист и добавил, что можно сдвинуть столы и пообщаться с прибывающими на площадку иностранными моряками.
Наш отряд оказался на площадке самым многочисленным и внешне убедительным – пятнадцать великанов под два метра роста, а молдаванин Унгуряну – и того выше. Три стола сдвинули за несколько секунд. Офицеры сели отдельно неподалёку, но так, чтобы можно было за нами наблюдать. Чтобы мы не учудили чего-нибудь недостойного звания советского моряка.
Мне стало невмоготу интересно, как рассядутся малочисленные десанты. К нашему солидному коллективу  стали двигать свои столы румыны, болгары, югославы и восточные немцы. Впрочем, с румынами что-то пошло не так. Рослый Женя Унгуряну, хоть и скромняга по жизни, но что-то весело на молдавском языке спросил у пятёрки румын. На их лицах появились гримасы озлобленности, посыпалась брань.  «Дутен пулэ!», - воскликнул двухметровый Женя – и мы сразу поняли, что с румынами нам пообщаться не суждено.
«А что ты им сказал, перед тем, как послал?», - спросил я тихо у Унгуряну.
«Спросил, им всем такие тельники выдают, или только гомикам?» - ответил Женя.
Да, тельники у румын были знатные – тонкие чёрные полоски, а между ними огромные белые зазоры, ещё и декольте до пупов. Не моряки, а реально - девицы красные.
За длинным сооружением из нескольких состыкованных столов с нами разместились восемь немцев и шестеро югославов. Пятеро болгар суетились рядом, но так и не придумали, как бы им присесть поближе, поэтому поставили столик у меня за спиной, наверное, чтобы слышать наши разговоры. По-русски в Восточной Европе в то время понимали все, и говорили на нём свободно. Особенно, как это ни удивительно, не столько братья-славяне, сколько немцы. Причём чисто и почти без акцента. Даже анекдоты наши понимали и хохотали. Но это уже после принятого стакана болгарского пива.
В кафе работали официанты, к сожалению, не девушки. А до пляжа было далековато, деревья мешали обзору  – красавиц в купальниках никак не рассмотреть. А что нужно молодому мужчине после небольшой дозы алкоголя? Правильно – общение с противоположным полом. В этом мы полностью сошлись с нашими немецкими и югославскими друзьями. Кстати, мы так тогда и не поняли, чем же они отличаются друг от друга – сербы и хорваты. Внешне одинаковые, говорят на одном языке, никакого антагонизма или даже намёка на вражду. А отличие их только в том, что одни пишут на кириллице, вторые на латинице. Абсурд какой-то. И какая ненависть появилась между ними спустя каких-то три-четыре года.
А всё потому, что кому-то это было нужно. А потом кому-то стало нужно рассорить грузин и абхазцев, русских и чеченцев, всю Югославию подожгли как один большой костёр, чтобы на её руинах водрузить множество пестрых флажков – как свидетельство крушения идей единого славянства во всей Европе. В конце концов, посеяли ненависть и стравили уже русских между собой…
Впрочем, это я уже забежал вперёд. В общем, сидим мы вот этой всей большой компанией, общаемся, шутим, прекрасно понимаем другу друга, не обращая внимания на строгие взгляды особиста, братаемся, с немцами поём известную песню «Дружба - фройншафт», а с югославами  - знаменитые «Бананы», которые пела их группа «АБЦ». И тут один немец по имени Курт громко спрашивает: «Друзия мои, вы всье из Совьетского Союза, но он такой болшой, что не можна представьит. У фас столко флагов! Расскажьите, откуда вы всье? Из Москвы?»
Хороший вопрос, не так ли? Из Москвы-то у нас, оказывается, никого и не оказалось. Отвечаем по одному.
Боря: «Я из Ленинграда». Витя: «Я из Минска, это Белоруссия». Юра: «Удмурты мы, из Ижевска». Гена: «Ворошиловград, Донбасс».  Паша: «Да у нас здесь шесть человек порожняк не гонят, донбасские – я из Донецка, Стас тоже, вот Коля-  ждановский, Лёша - горловский,  Андрей -  из Коммунарска. Сава: «Я из Каунаса, это Литва». Гоча: «Кутаиси, Грузия». Андрей Лавров: «Я вообще из Сибири, из Красноярска». Женя: «Я из Молдавии». Олег: «А я хохол, город Харьков». Бек: «Казахстан».
Курт смотрит на нас всех недоумевающе, косо переглядывается со своими сослуживцами. Видим, что и югославы немного обескуражены. Развернулись в нашу сторону и сидящие у меня за спиной братушки-болгары. Немая пауза. И тут Курт в какой-то истерической панике вопрошает едва ли не на всё кафе: «Но вы русские!?»
Как вы думаете, что все ответили? И грузин, и литовец, и удмурт, и хохол, и казах и молдаванин… Все дружно вместе с русскими на таком же всем известном великом и могучем прогудели : «Ну, конечно! А кто же мы? Русские!»
 Я видел, как от этого мощного рокота наших голосов содрогнулись до колыхания бубонов  французы, как ссутулились бледные англичане,  привстали скромные египтяне и улыбнулись смуглые  кубинцы.
Да, можно разукрасить фигурки в разные цвета и свести их в битве ратной, как на шахматной доске. Но суть от этого не изменится. Русский, родившийся в Германии, не становится немцем. Татарин, живущий в Штатах, не только именуется там русским, но и сам себя таковым считает. Нет в Европе больше никакого мира, кроме русского, как бы ни пыжились наши недруги и недоброжелатели. Ни английского нет, ни французского, ни тем более какого-нибудь албанского, балтийского или, чего доброго, украинского. А русский есть. 
Когда   мы возвращались из Варны, никто даже не сожалел о том, что не увидел там обнажённых пляжных красоток песчаных берегов Болгарии. Красоток много, на наш век хватит. А страна одна. Я видел, что все ребята были перевозбуждены событиями последнего дня и наполнены эмоциями гордости за себя, за нас, за наш Союз…»
*
Стас Донцов закончил свой рассказ. Иван Дмитриевич с довольной хитрецой крутил густые усы. Василий Николаевич чесал бритый затылок.
- Да-а, а ведь так оно и было, в общем-то, спорить не буду, - прокряхтел он. – При Союзе считал себя русским, но украинской национальности. Ну, как-то так. И одними мы были, и другими. А сейчас всё изменилось.
- Да не изменилось ничего, Николаевич, - перебил Стас. – Просто при Союзе идея какая-то была. Пусть и страна позиционировалась безбожной, но коммунизм строила, равенство, справедливость провозглашала и братство ещё.  А сейчас какая идея у страны? Какая цель? Куда идём? Куда ведут? Был, вот, у нас шахматный клуб. Объединял людей. Закрыли клуб – и рассосались все по норам, по церковным, по общинным, национальным, гаражным или семейным. А если человека поместить в какой-то изолятор и твердить ему десять лет, что он свинья, хрюкать будет. А убеждай человека, что он птица, обязательно преодолеет земное тяготение в взлетит. Какая цель у тех, кто закрывал клуб? Разделить, изолировать  и властвовать? Так любое разделение, что показало время, и что всегда демонстрировала история, ведёт к раздорам, или чего хуже к братоубийству. И течёт кровь русская. Со всех сторон – и с нашей, и с их. И англичане уже не сутулятся, и французы не трусятся, и американцы не то, что в Болгарию приехать, они по матери городов русских - по Киеву маршируют и окурки в лицо местным манкуртам швыряют. Вот, такая братцы, история.
  Март 2025