Знакомства

С самого утра на улице бушевала непогода: моросил мелкий дождь.

Начав дежурство, я погрузилась в изучение историй болезни новых пациентов, впервые попавших в нашу больницу. Взяв в руки пятую по счету анкету, я увидела, что на ней красным фломастером зияла таинственная надпись: «Тот, у кого нет имени».

В графе «возраст» значился прочерк, как и в остальных паспортных сведениях. Диагноз, поставленный дежурным врачом, был предварительным — шизофрения второй степени. Причиной госпитализации послужило стремление пациента к самоубийству, а также кратковременная потеря памяти, возникшая в период обострения.

В ходе изучения анамнеза выяснилось, что на третий день интенсивной терапии он пришел в сознание, и приступы безумия прекратились. Лечащий врач, оценив самочувствие как удовлетворительное, отметил необходимость срочного направления на психиатрическое обследование.

По указанию лечащего врача я незамедлительно вызвала медсестру и распорядилась доставить больного в свой кабинет.

Через некоторое время раздался тихий стук в дверь. Я четко и громко попросила войти. Однако, несмотря на мой призыв, дверь оставалась закрытой. Я не стала ждать, пока он сам решится переступить порог, и, торопясь, приоткрыла дверь.

Мой взгляд упал на человека, в глазах которого сквозила смерть, которую он так упорно преследовал. Увидев его измученное, истощённое лицо, я почувствовала первую настоящую жуть. Я боялась того, что скрывалось внутри: нескончаемой боли и страданий, сопровождавших его с самого детства, которые отчетливо проступали на его исхудавших, костлявых скулах.

Его растерянное лицо застыло. Мы так и смотрели друг на друга, не отрываясь, пока наконец, собравшись с силами, я достаточно уверенно пригласила его в кабинет. Только со второй просьбы он медленно переступил порог, словно преодолевая невидимый барьер. Подхватив его за локоть, я провела его вглубь кабинета и осторожно усадила за стол. После короткой паузы, когда мы оба перевели дух, я начала нашу необычную беседу.

— Как ваше самочувствие?

— Доктор, спасибо. Чувствую себя гораздо лучше, чем вчера.

— Приятно, что вы догадались. Да, я ваш лечащий психиатр. Хочу, чтобы вы знали: если вам не подойдёт мой подход к лечению, вы можете обратиться к администрации больницы и попросить другого специалиста. Это ваше право.

— Я не имею ничего против вас.

— Вы сказали, что самочувствие улучшилось по сравнению с вчерашним днем. В связи с этим у меня возник вопрос: помните ли вы вчерашний день? Если да, то как его провели?

— Вчера я очнулся при слабом солнечном свете, словно моя душа вновь обрела меня. Лёжа на кровати с белоснежными простынями, я старался рассмотреть обстановку и вспомнить, что могло произойти. Но память была словно пустое пространство, сопровождаемое острой, порой нестерпимой болью. Вдруг раздался голос, шепотом повторявший одно и то же:— «Говори тише, — он постоянно повторял, — иначе они услышат, и всех нас постигнет беда».— Обернувшись, я увидел мужчину, сидящего на соседней койке. У него было небритое лицо, кудрявые рыжие волосы до плеч, и он был одет в чёрно-белую полосатую пижаму. Его выпученные, широко расставленные глаза неотрывно смотрели на меня.— Где я нахожусь? — спросил я.— Говори тише, вдруг нас услышат, и всех постигнет беда, — снова повторил он.— Кто они? — повторил я.— Само зло, несокрушимое, — задумчиво произнес он.— Кивнув головой, он указал пальцем на форточку и показал, как мимо проёма мелькают силуэты людей в белых халатах.— Я в больнице? — снова спросил я этого странника.— Вне себя от страха он заметался, откидывая голову то вправо, то влево, и с ужасом произнес:— Гораздо хуже: ты обречён на вечные муки. Ты в аду.— Но ведь это больница, а в белых халатах — врачи, — пробормотал я вслух.— Там тьма, — снова произнес он. — Но я не в силах справиться с ними в одиночку.— После этих слов рыжего безумца в палату вошли несколько медиков. Один из них попытался разъяснить мне ситуацию, в которой я оказался.— Как ваше самочувствие? — спросил доктор, обращаясь ко мне.— Я сказал, что чувствую себя хорошо, и попросил его отпустить меня. Врач ответил:— Домой пока не получится, дорогой. Тебе предстоит пройти длительный курс лечения.— Лечение? От чего? Я себя хорошо чувствую, — ответил я ему.— Врач был непреклонен в своем заключении, которое меня ужаснуло.— Понимаете, молодой человек, ваша болезнь может развиваться с такой скоростью, что сознание просто не успевает адаптироваться к стремительному натиску недуга. В результате в глубинах вашего ума образуется некая чёрная дыра, которая поглощает вашу реальность, наступает разрыв — то есть начало бессознательного состояния. Мы предполагаем, что у вас шизофрения. Наша первоочередная задача — вылечить вас и определить, не представляете ли вы опасности для окружающих.— Испуганный таким грозным приговором, я всё же продолжал настаивать на своём.— Не бойтесь, доктор, я безвреден.— Допускаю очевидное: для людей вы, может, не опасны. Но для самого себя?— Моему волнению не было предела.— Что вы имеете в виду, доктор?— После этого врач стал посвящать меня в мои необъяснимые поступки, о которых я ничего не помнил.— Вы пытались покончить с собой, хотели спрыгнуть с крыши многоэтажного здания. Благо подоспевшие пожарные смогли оградить вас от столь безумного поступка. Только не волнуйтесь, вы обязательно поправитесь, но для этого нам нужна ваша помощь и полное содействие: вы должны принимать лекарственные средства, которые я вам назначу.— Я пообещал доктору неукоснительно выполнять все полагающиеся процедуры в срок. Пожав мне руку, тот доктор и остальные врачи покинули палату, и я снова остался с тем рыжим чудаком, сидящим напротив меня.

— Я очень рада, что болезнь отступила так неожиданно быстро. Такое бывает очень редко, или когда недуг наступает впервые. Но как бы там ни было, нам нужно воспользоваться этим шансом и закрепить ваш рассудок в нужном русле. Вы упоминали о головных болях. Они беспокоили вас до того, как вы потеряли память?

— Нет, раньше не беспокоили.

— Отлично. Простите, что затрагиваю личный вопрос, но для нас сейчас важна любая мелочь. В анкете написано: «Тот, у кого нет имени». Означает ли это, что у вас на самом деле нет имени, или же это просто техническая ошибка, допущенная нашим учреждением при вашей регистрации?

— Это не ошибка. У меня нет имени, потому что никто не дал его мне. Я рос один и своих родителей никогда не видел.

— Я должна знать. Как мне к вам обращаться?

— Меня все с детства звали Сиротой. Зовите меня и вы так.

— Как вам будет угодно. Ответьте, вы когда-нибудь слышали посторонние голоса? Быть может, кто-то с вами разговаривает?

— Вы ведь об этом спрашиваете, доктор: разговариваю ли я сам с собой?

— Простите мне мою неучтивость. Вы правильно поняли мой вопрос.

— Нет, доктор. Посторонних голосов не слышу и не разговариваю сам с собой.

— Очень хорошо. Может, у вас есть какие-либо жалобы на своё здоровье: помутнение в глазах, шум в ушах, боли в запястьях? Ответьте, вас что-нибудь беспокоит?

— Спасибо, доктор, за заботу, но моё здоровье меня не подводило.

— Извините меня, пожалуйста. При поступлении на вас была больничная роба. Вы не помните, может, лежали в больнице недавно?

— Не припоминаю такого, доктор.

— Меня ещё интересует: помните ли вы дни своей юности или же эпизод жизни из недалёкого прошлого?

— Я всё помню, доктор, и был крайне удивлён, когда врач сообщил, что я впал в беспамятство.

— Так давайте мы с вами всё и выясним. Прошу вас отнестись с пониманием к вопросам, которые я буду вам задавать.

— Разумеется, я всё пойму.

— Вам известно, какой сегодня день недели, число и месяц?

— На дворе начало лета, первые числа июня. Вторник, кажись. Или это не так?

Он был не уверен в ответе, именно поэтому задал встречный вопрос. Но деваться было уже некуда. На улице стояла глубокая осень, которая начинала передавать права наступающей холодной зиме. Пациент действительно потерял память. В беспамятстве он находился более чем существенное время: как минимум четыре месяца, максимум шесть месяцев. Чем дольше я тянула с ответом, тем сильнее в его глазах иссякал свет надежды. Он осознавал, что всё далеко не так, как ему хотелось.

— Конец ноября. Послезавтра — первый день зимы.

Я попыталась произнести эти слова без жалости. Не знаю, как у меня это получилось, но Сирота стал понимать, что его не было на этой планете достаточно долгое время. Приняв правду такой, какая она есть, он с достоинством отнёсся к действительности и, медленно покачивая головой, продолжил наш разговор.

— Значит, это правда. Меня не было на этом свете достаточно долго.

Я не хотела затрагивать время, когда он ничего не помнил. Но я должна была прояснить ситуацию. Сейчас меня интересовала причина болезни, которую я смогла бы обнаружить только в истории его прожитых лет.

— Значит, правда. Вы большой молодец. Приняли это как настоящий мужчина. Я врач, а вы мой пациент, но я хочу, чтобы мы стали друзьями. Мы должны довериться друг другу.

— Если дела обстоят так плохо, разумеется, я сделаю всё, что в моих силах.

— Мы будем идти постепенно и начнём с дней вашей юности. Если что-то помните, что-либо из далёкого прошлого, какие-нибудь эпизоды вашей жизни, когда вы были ребёнком, расскажите.

Сирота, к удивлению, прекрасно помнил своё детство. Без особых раздумий и колебаний он стал приоткрывать занавес своей удивительной и в то же время непростой, тяжёлой жизни.